у памятника морякам линкора, погибшим от рук нынешних гостей. Участники
встречи обменялись дружескими тостами и поделились воспоминаниями о событиях
в Скапа-Флоу.
Словом, все шло так, будто собрались старые добрые друзья. Немцам дали
понять, что с прежними "недоразумениями" покончено и теперь надо теснее
сотрудничать в НАТО, проводя совместную борьбу против стран
социалистического лагеря'. Иначе как глумлением над памятью погибших моряков
линкора "Ройял Оук" эту акцию не назовешь.
За два дня до выхода Отряда кораблей ВМФ из Скапа-Флоу нас, пятерых
офицеров "Живучего", пригласили на английский крейсер "Тайн", стоявший на
якоре неподалеку от эсминцев. Как только мы ступили на трап, послышался
продолжительный свист боцманских дудок. Так в английском флоте вахта
приветствует офицеров, прибывших на корабль.
Хозяева показали нам крейсер, ознакомили с его вооружением и
механизмами. При осмотре некоторые устройства оказались зачехленными: не все
подлежало показу.
После обеда нас усадили в правом углу кают-компании у электрического
камина -- непременного атрибута меблировки английских кораблей. На низком
столике были расставлены бутылки с легким вином. Красные блики,
отсвечивавшиеся на лицах и бокалах, создавали эффект горящих углей. Камины
были "кусочком" домашнего уюта, здесь отдыхали, сюда заходили погреться
сменившиеся с вахты офицеры.
Наша беседа с англичанами касалась профессиональных и бытовых вопросов.
Разговор шел прямой, откровенный, в доброжелательном тоне. По многим
вопросам у нас оказались расхождения, и это было естественно. Но некоторые
мысли о морской службе и быте были схожи.
1 Г. Щедрин. Рыцарство или кощунство? "Москва", 1969, No 2.
Наше пребывание в Скапа-Флоу подходило к концу. Мы отсчитывали уже не
сутки, а часы, оставшиеся до выхода. Газеты и письма, доставленные накануне,
переходили из рук в руки. На душе у всех было радостно, а мыслями мы уже
были там, на далекой Родине. Каждому хотелось послать ответную весточку. Но
возможности такой уже не было, и тогда двое наших краснофлотцев придумали
направить через океан символический привет "голубиной почтой". Но за
неимением голубей решили использовать для этого чаек. Нужно сказать, что эти
птицы были приучены брать еду прямо с рук, поэтому поймать их не составляло
особого труда. Что наши матросы и сделали. Они нарисовали нескольким чайкам
суриком красные звезды и отпустили: пусть летят на Родину с нашим приветом.
А чайки никуда не полетели -- расправив крылья, кружились над рейдом
Скапа-Флоу. С английских кораблей моряки хорошо видели краснозвездных птиц.
Офицеры подняли шум -- русские используют чаек для большевистской
пропаганды! Пришлось объясниться с англичанами. Инцидент был улажен.
Перед самым выходом корабли провели еще одну тренировку: необходимо
было отработать маневры по приемке топлива на ходу. С этой целью каждый
эсминец осуществил несколько маневров с танкером на внутреннем рейде
Скапа-Флоу.
Итак подготовка кораблей Отряда ВМФ к переходу в Советский Союз была
закончена.
Перед выходом эскадры из Скапа-Флоу штаб
командующего Отрядом передал на корабли сводку о силах врага,
противостоящих нам. Сообщалось, что на аэродромах Норвегии находится двести
самолетов, подготовленных для действий на морских коммуникациях, часть из
них ведет непрерывно разведку конвоев; что в фиордах немцы сосредоточили
более 50 подводных лодок, и 20 из них постоянно находятся в море,
подкарауливая жертвы. В Альта-фьорде стоят линейный корабль "Тирпиц" и
десять эсминцев1. ("Тирпиц"2, новейший линкор,
однотипный с "Бисмарком", который в мае 1941 года одним залпом потопил
линейный крейсер "Худ" -- гордость английского королевского флота.)
Соотношение сил было, конечно, неравным. Отразить нападение врага
стареньким кораблям нашего Отряда будет нелегко.
В Москве знали о выходе кораблей из Англии и приняли необходимые меры
боевого обеспечения. Н. Г. Кузнецов, нарком ВМФ, приказал командующему
Северным флотом адмиралу А. Г. Головко нанести ряд
1 См.: В. А. Фокин. Прием кораблей от английского флота и их
переход в СССР. "Морской сборник", 1945, No 4, с. 41.
2 Линкор "Тирпиц" вступил в строй в 1939 г. Полное водоиз
мещение 50 000 т. Артиллерийское вооружение: 8 орудий калибра
381 мм, 12--150 мм, 16--105 мм, 4--37 мм. Длина 243, ширина 36,
осадка -- 7,9 м. Мощность механизмов 160 000 л. с. Скорость хода
30 узлов. Экипаж 1600 человек. Справочник корабельного состава
военно-морских флотов мира. Военмориздат. М., 1943, с. 231.
мощных ударов авиацией флота по аэродромам и базам немцев. К северным
берегам Нервегии были посланы подводные лодки для атаки вражеских кораблей,
если те станут выходить из фиордов.
Внутри самого отряда задачи распределились так: эсминцы должны охранять
линкор от нападения подводных лодок, "Архангельск" -- защищать эсминцы от
ударов надводных кораблей и самолетов противника.
16 августа были получены указания на переход. Дивизиону эсминцев
предписывалось перейти на Фарерские острова, принять там топливо, а затем
выйти на рандеву1 с линкором. За несколько часов до снятия с
якорей на кораблях состоялись митинги: моряки единодушно выразили готовность
выполнить задачу -- доставить в целости на Родину все боевые корабли. Были
даже письменные обязательства. Одно из них подписало целиком машинное
отделение эсминца "Деятельный" во главе с его командиром коммунистом
старшиной 1-й статьи Н. И. Лебедевым. В заявлении говорилось: "Мы не
пожалеем сил своих, преодолеем все трудности для того, чтобы привести
миноносцы и линкор в состав славного Северного флота"2. На этом
же корабле нашлись добровольцы во время, свободное от вахт, вести наблюдение
за воздухом и водой -- в помощь наблюдателям верхних боевых постов. А
краснофлотцы электромеханической боевой части этого корабля Андриенко,
Колесов, Пастушок, Ивановский, Козлов, Старостин, Стриккуев еще перед
выходом самостоятельно изучили зенитные автоматы и успешно могли заменить
артиллеристов3.
Вечером дивизион, лидируемый английским эсминцем "Кассандра", покинул
Скапа-Флоу. Вначале шли со скоростью 20 узлов кильватерным строем. Но потом
густой туман неожиданно накрыл корабли, ход пришлось сбавить.
Какое-то время шли узким фарватером, проложенным в минном поле. С
начала войны англичане, опасаясь немецкого вторжения на острова, выставили
мощные минные заграждения вдоль своего побережья.
1 Рандеву -- место, назначенное для встречи отдельных кораб
лей или соединений кораблей.
2 ОЦВМА, ф. 254, д. 23129, л. 35.
3 Там же, л. 36.
С минами связан трагический случай, происшедший у западного побережья
Исландии в июле 1942 года. Обратный конвой союзников "QP-13", вышедший из
северных портов Советского Союза, на заключительном участке маршрута попал в
густой туман. Штурманы грубо ошиблись в расчетах, и половина конвоя
оказалась на минном поле. В течение трех минут флагманский корабль и четыре
транспорта взлетели на воздух, еще два судна были серьезно повреждены
взрывами'.
Так что нашим штурманам пришлось "держать ухо востро". Утром следующего
дня корабли благополучно вошли в хорошо защищенную от ветров бухту
Скалл-фьорд на Фарерских островах и стали на якорь. Был яркий солнечный
день. Даже не верилось, что совсем недавно мы шли в "молоке". За прибрежными
скалами виднелись зеленые луга и посевы, а среди них яркие под черепицей
домики какого-то городка. С обрывистого берега за нами наблюдало несколько
любопытных. У каждого в руках велосипед.
В Скалл-фьорде нас уже ожидал танкер с мазутом. Эсминцы по очереди
швартовались к его борту и заполняли свои емкости топливом. Подошла очередь
и "Живучего". Выбрали якорь и малым ходом пошли к танкеру. Ошвартовались с
первого захода, да так мягко, что на танкере и не заметили нашего подхода.
-- Молодец, -- похвалил командир рулевого стар
шину 2-й статьи Папушина.
В то утро неожиданно заболел химик старшина 2-й статьи Дементьев, у
него поднялась температура и появились сильные боли в правом боку. Врач
Владимир Морозенко, осмотрев больного, доложил командиру:
-- Аппендицит, надо срочно делать операцию!
Об этом сообщили командиру дивизиона, который направил к нам
дивизионного врача Ефима Полещука.
В кают-компании быстро развернули операционную. Хирургических
инструментов на "Живучем" было мало, пришлось собирать по кораблям. Еще хуже
обстояло дело со стерильными материалами. Полещук предложил пропитать
простыни хлоркой и оградить ими опе-рационный стол.
Так и сделали.
1 См.: Д. Ирвинг. Разгром конвоя "PQ-17". Воениздат, 1971,
с. 300.
Операция прошла успешно, однако старшина был плох, и всю ночь наши
медики не отходили от него.
После приемки топлива экипажу был предоставлен короткий отдых. В
помещениях команды и в кают-компании "Живучего" собрались все свободные от
вахты и дежурства. Во втором кубрике кто-то наигрывал на мандолине, потом
кто-то запел приятным тенором. В кают-компании слушали передачу из Москвы.
Мысли у всех были одни -- утром в поход, домой. Впереди -- почти две тысячи
миль, каждая из которых таит опасность. Враг попытается и на обратном пути
нас атаковать. Но теперь мы уже не пассажиры, гадающие, попадет в наш борт
торпеда или не попадет. На этот раз мы сами будем на переходе искать
вражеские субмарины. Только бы не подвела иностранная техника.
Вечером в носовом кубрике собрались все коммунисты. Надо сказать, что
за время приемки кораблей наша парторганизация выросла на 12 человек, а в
целом по Отряду было принято в члены и кандидаты партии 106 моряков1
На собрании обсуждался вопрос о задачах коммунистов по обеспечению
успешного перехода корабля в Советский Союз.
Командир эсминца коммунист Рябченко, ознакомив нас с маршрутом перехода
и базированием сил противника, сказал:
-- Гитлеровская разведка следила за советскими моряками в Англии и о
выходе Отряда наверняка знает. Немецкие подводные лодки и самолеты
попытаются атаковать нас, но мы должны обнаружить противника первыми и
спутать ему все карты. Успех выполнения задания зависит от каждого члена
экипажа. Переход будет трудным, корабль и техника в сложных условиях еще не
проверены, и надо быть готовыми к любым неожиданностям. Задача коммунистов,
-- продолжал Рябченко, -- личным примером обеспечить высокую бдительность и
боевую готовность всех постов и командных пунктов корабля.
Выступавшие с волнением говорили о том, что долгожданный момент
наступил, и теперь, когда в руках есть оружие и боевая техника, вся мощь
корабля будет обрушена на фашистов, откуда бы они ни появились.
' ОЦВМА, ф. 200, д. 37758, л. 281.
74
Ночь была беспокойной. Возбужденные моряки радовались тому, что,
наконец, пришло время действовать, что теперь каждый получит возможность
поквитаться с врагом. Мне эта ночь запомнилась еще и "собачкой" -- так
моряки называют вахту с часу ночи до четырех утра.
Помню, ночь была темной-претемной. На берегу и в городке -- ни огонька.
На корабле только в носу и корме тускло светились синие огни.
Проверив сигнальную вахту, я спустился с мостика и прошел в корму, где
с винтовкой в руке стоял на вахте рослый, широкоплечий комендор с носовой
пушки Федор Рудь. В слабом отблеске синего света одетый в бушлат матрос
казался великаном. Обменявшись с вахтенным парой слов, я направился по
другому борту к носу. У светового люка второй машины прислушался: снизу
доносился мерный гул работающих вспомогательных механизмов -- жизнь на
корабле и ночью не замирала.
А мысли были об одном: через несколько часов съемка с якоря. Что ждет
нас впереди?
После смены так и не уснул. Еще до подъема команды на корабле все
закрутилось и завертелось: в котлах подымали пары.
Утром восемь эсминцев покинули тихую бухточку и вышли в открытое море.
До встречи с линкором оставалось несколько часов. Командир дивизиона решил
это время отвести на тренировки. Исполняя сигналы флагмана, эсминцы то в
кильватере, то в строе фронта вспенивали прибрежные воды. Все офицеры
"Живучего" были на мостике -- сигналы и действия по ним должен четко знать
каждый.
-- Товарищ Уланов, -- обратился старпом Алексей
Проничкин к командиру боевой части наблюдения
и связи, -- определите расстояние до соседнего эс
минца.
Присутствующие на мостике испытующе посмотрели на лейтенанта. Он молод
и застенчив, однако дело свое знает хорошо. Вытянув вперед правую руку с
призмой Белля и прищурив левый глаз, Уланов совместил срез палубы с кормовой
надстройкой и, быстро подсчитав в уме, доложил:
-- Расстояние до эсминца "Жесткий" три кабель
това.
С других боевых постов тоже слышались "вводные": старшины проводили
тренировки с подчиненными.
-- Снарядом противника сбита антенна! -- Эту
"вводную" дал командир отделения радистов старшина
2-й статьи Леонид Сокур. Из радиорубки на мостик вы
скочили краснофлотцы Константин Тишкин и Вениамин
Кузин. Первый с ходу начал разматывать антенный
провод, а второй принялся устанавливать запасную де
ревянную мачту. Сокур в это время с зажатым в руке
секундомером внимательно следил за действиями своих
подчиненных.
-- Радиосвязь восстановлена! -- доложил Тишкин.
Сокур нажал кнопку секундомера и посмотрел на
циферблат.
-- Молодцы! -- похвалил он радистов.
Отделение радистов -- одно из лучших на корабле.
В нем половина коммунистов, остальные комсомольцы.
Встреча эсминцев с линейным кораблем состоялась во второй половине дня.
Отряд лег на курс перехода Англия -- Кольский залив. Эскадренный ход -- 18
узлов. Время выхода с Фарерских островов и скорость были выбраны с таким
расчетом, чтобы Отряд сумел нагнать союзный конвой "IW-59", находившийся в
это время на полпути в Мурманск. Вторая половина маршрута -- зона активных
боевых действий вражеских подводных лодок. Там корабли Отряда должны
присоединиться к конвою, чтобы усилить силы эскорта. Эсминцам к тому же
предстояло пополнить запасы топлива.
Пока шли одни: линкор в центре, эсминцы у него по носу и по бортам на
установленной дистанции.
Вскоре начали ощущать сильную качку -- северный ветер быстро
усиливался, разгоняя крупную волну. Корабль медленно перекатывался с борта
на борт и с носа на корму. Даже громадина-линкор временами исчезал из виду,
только его высокий мостик да мачты торчали из воды. Разыгрался 9-балльный
шторм. Эсминцы, как ореховые скорлупки, ныряли в океане. Волны одна за
другой обрушивались на бак. Пришлось снять боевой расчет с носового орудия.
Командир дивизиона запросил семафором "Живучий" о состоянии Дементьева.
Наложенные при операции швы могли разойтись, делать же повторную операцию в
условиях шторма -- слишком рискованно. Конечно, старшине было нелегко, если
и здоровым душу
выворачивало, однако он терпел. Рядом с Дементьевым постоянно находился
врач Морозенко.
Корабль все больше и больше содрогался под напором стихии. Заданный ход
держать стало невозможно, и флагман поднял сигнал: иметь ход 9 узлов.
Удары волн уменьшились, но эсминец продолжал зарываться носом, а корма
поднималась, оголяя руль и гребные винты. Управлять кораблем становилось все
тяжелее. Несколько моряков попали впервые в такую передрягу и их укачало.
Меня тоже мутило, но приходилось держать себя в руках. Трудно было
краснофлотцам, стоявшим на вахте у котлов и паровых турбин: вода поступала в
машинные и котельные помещения через вентиляционные грибки, поэтому их
пришлось задраить; подача воздуха прекратилась, температура поднялась до 60
градусов.
Всякое передвижение на верхней палубе было запрещено. Сняли боевые
расчеты у торпедных аппаратов и кормовых бомбосбрасывателей.
Уже сутки экипаж боролся с разбушевавшейся стихией. Камбуз не работал:
все из котлов выливалось на палубу. Да и в такой шторм не хотелось горячего.
Успех имели только соленые огурцы, вобла и сухари.
Утром следующего дня на малой высоте появился немецкий
самолет-разведчик. Его тут же отогнали огнем автоматических пушек.
Все это время наш командир не покидал мостика. Казалось, он и усталости
не ощущал -- так был бодр и деятелен. Здесь же на мостике Рябченко и отдыхал
в небольшом плетеном кресле, служившем ему и стулом и кроватью. Сюда же
вестовой Иван Клименко приносил ему что-нибудь перекусить.
Каждые четыре часа у механизмов и боевых средств сменялись люди. Приняв
доклады о заступлении новой смены -- сигнальщика, рулевого, радиометриста и
гидроакустика -- вахтенный офицер докладывал командиру:
-- Вахту принял исправно, курс... скорость...
Офицер, несущий ходовую вахту, облечен не только большими полномочиями,
но и большой ответственностью. В случае внезапного нападения противника он
обязан организовать оборону корабля: объявить боевую тревогу и до прибытия
на мостик командира подавать нужные команды на боевые посты.
Шторм продолжался. Выключили гидроакустическую станцию. В такой
болтанке все равно подводную лодку не услышать.
На руль заступил старшина 2-й статьи Папушин, сменивший боцмана
Повторака. Теперь только они двое несли вахту у штурвала -- оба не
укачивались, оба были опытными рулевыми. Василий Папушин -- потомственный
помор, а Алексей Повторак еще за пять лет до войны служил рулевым на
плавбазе подводных лодок Тихоокеанского флота. Штурманом на этом судне в то
время был Рябченко, и вот случай свел их на нашем эсминце.
Мощным ударом волны в носовой части корабля срезало два вентиляционных
грибка. Вода стала поступать в носовой кубрик. Вызвали аварийную партию,
которая быстро заделала отверстия.
Внезапно стоявшие на мостике услышали какой-то глухой треск и шипение,
доносившиеся с бака. Рябченко перегнулся на правое крыло и увидел, что
сорвало парусиновый чехол с противолодочной реактивной установки "Хеджехог".
Вертушки головных взрывателей на четырех снарядах были свернуты ударами
волны и в любой момент могли выпасть. А это означало, что в любой миг мог
последовать взрыв. Дальнейшее страшно было даже представить: от взрыва могли
сдетонировать остальные снаряды (а всего их двадцать четыре). От взрыва в
палубе образуется дыра, в которую хлынет вода, и тогда -- конец...
Решение пришло мгновенно. Рядом с Рябченко стоял краснофлотец Иван
Клименко, принесший командиру еду.
-- Разрешите, товарищ командир? -- и, не успев по
лучить "добро", скользнул по леерам вниз, к штурман
ской рубке.
Старший лейтенант Лисовский готовился послать на бак своего матроса,
однако Клименко опередил его. Офицер обернул туловище краснофлотца пеньковым
тросом, затянул крепкий узел на спине, второй конец троса закрепил за
леерную стойку, и Клименко бросился на бак к реактивной установке. Сделав
три-четыре шага, услышал с мостика голос Рябченко:
-- Берегись, Иван!
Матрос крепко уцепился обеими руками за леерную стойку и сжался в комок
-- водяная лавина накрыла
его и растеклась по палубе бурлящим потоком. Очередная волна настигла
уже у самой установки. Подождав, пока она откатит, Клименко молниеносно, в
два приема, сорвал с направляющих четыре опасные мины и выбросил их за борт
в пучину.
Снова набежала волна -- на мостике затаили дыхание. Прильнув к раме
установки и крепко обхватив ее руками, Клименко оставался на месте. В
направляющих находилось еще двадцать мин, вертушки которых тоже начали
срабатывать. Как с ними поступить? Цепляясь за раму левой рукой, Клименко
правой снимал оставшиеся мины и передавал их в руки подоспевшим комендорам
носовой пушки.
Промокшего до нитки и буквально окоченевшего товарища моряки на руках
внесли в кубрик. Опасность, нависшая над кораблем, была ликвидирована. Так
скромный воронежский парень Иван Клименко, первым в нашем экипаже совершил
подвиг. Ему потом была вручена награда -- медаль Ушакова.
Шторм нисколько не утихал. Волны, обрушиваясь на верхнюю палубу, с
грохотом ударяли в волнорез, надстройки и мостик. На руле стоял главный
боцман. Он с трудом удерживал корабль на курсе. Но вот Повто-рак увидел, как
на нос эсминца надвигается необычно крутая волна. Бывалого боцмана море
никогда не пугало, но тут даже он забеспокоился: отвернуть опасно, волна
может опрокинуть, ударив в борт.
Водяная глыба поглотила нос корабля. Я стоял на мостике и почувствовал,
как затряслось, затрещало подо мной. Мощным ударом разворотило переборку, и
волна, ворвавшись в рулевую рубку, сорвала нактоуз путевого компаса.
Командир приказал боцману сдать вахту на руле и заделать пробоину.
Повторак тут же вызвал аварийную партию. Притащили брусья, доски и
приступили к делу.
Волны сбивали моряков с ног, но работа ни на секунду не прекращалась.
Сноровисто действовали моряки. Они смастерили прочный щит, которым закрыли
пробоину в переборке, и укрепили его.
-- Проверить жилые помещения, -- приказал Ряб-
ченко боцману.
Обвязавшись шкертом, Повторак направился к корме и начал осмотр
отсеков. В кормовых помещениях воды не обнаружил. В носу было хуже. Зайдя в
старшинский кубрик, увидел, как прогибалась под тяжестью воды палуба. Стойки
вибрировали с каждым ударом волны. Повторак по телефону доложил обстановку
на мостик.
Следующие волны оказались еще сильнее. Появилась течь в верхней палубе.
Новая опасность грозила кораблю. Снова была вызвана аварийная партия под
руководством главного старшины Николая Лошкарева. Моряки принялись
устанавливать подпорки для усиления стоек.
Перейдя во второй кубрик, моряки увидели, что палуба местами
прогнулась, из всех щелей хлестало. Стоя по колено в ледяной воде,
краснофлотцы продолжали борьбу за живучесть корабля. Коммунист Циолковский и
комсомолец Комарь быстро приготовили щиты и вместе с остальными начали их
прилаживать. От сильных толчков люди падали в воду, но вновь поднимались и
продолжали работу.
Через час палуба была подкреплена, подпорки установлены, поступление
воды прекратилось. Старший помощник, осмотрев помещения, скупо похвалил:
-- Молодцы, хорошо потрудились. Но за отсеками
надо посматривать.
За этой победой над стихией стояла упорная учеба и многочасовые
тренировки аварийной команды еще в то время, когда корабль только готовился
к походу. Некоторым краснофлотцам они тогда казались лишними. Теперь никто
так не думал.
Шторм причинил повреждения и на других эсминцах. На "Дерзком" ударом
волны проломило мостик и сорвало вьюшку акустического охранителя. На "Дея-
тельном" тоже был поврежден мостик и сорваны реактивные мины с
многоствольной установки (к счастью, предохранительные вертушки оказались на
месте, и взрыва не последовало).
На "Доблестном" была повреждена верхняя палуба, просела пушка,
выгнулись стойки и появилась течь. На эсминце "Жесткий" штормовой нагрузки
не вынесли механизмы. Лопнула муфта масляного насоса, а чуть позже --•
сорвало нефтяной насос. Пришлось застопорить вначале одну, а потом и вторую
машину. Эсминец оказался без хода, его начало дрейфовать. Корабль стал
хорошей мишенью для вражеских лодок и самолетов. Командир "Жесткого"
капитан-лейтенант А. К Щербаков доложил вице-адмиралу Левченко, что
неисправности будут устранены своими силами.
Немногим более часа потребовалось морякам под руководством
инженер-механика Григория Фрумсона, чтобы ввести в строй поврежденные
механизмы. "Жесткий" получил ход и догнал ушедшие вперед корабли.
Во время этого шторма выяснилось, что наши "шипы" имеют малую
остойчивость -- при ударе волны корабль кренится на борт и не сразу
становится на ровный киль. Это было следствием разного рода переделок и
модернизаций: одно снимали, другое ставили.
От англичан мы слышали, что два таких "шипа" в начале второй мировой
войны затонули в Атлантике, попав в шторм: перевернулись.
Качка на английских эсминцах ощущалась сильнее, чем на аналогичных
кораблях отечественной постройки. Однако моряки, хотя и страдали морской
болезнью, работоспособности не теряли. Помнится, как краснофлотец Иван
Сильченко, крепкий ярославский парень, стоя на ходовом мостике с ручным
дальномером, то и дело наклонялся к обрезу' и чертыхался:
-- Детям, внукам и правнукам своим закажу служить на флоте.
Выполнил ли он свои намерения, неизвестно, но думаю, что нет.
Труднее всех, конечно, было Дементьеву. После перенесенной операции
сильные боли не давали ему покоя. Уже третьи сутки старшина не спал.
Снотворных на корабле не оказалось. Чтобы хоть немного приту-
1 Обрез -- большой таз из оцинкованного железа.
встречи обменялись дружескими тостами и поделились воспоминаниями о событиях
в Скапа-Флоу.
Словом, все шло так, будто собрались старые добрые друзья. Немцам дали
понять, что с прежними "недоразумениями" покончено и теперь надо теснее
сотрудничать в НАТО, проводя совместную борьбу против стран
социалистического лагеря'. Иначе как глумлением над памятью погибших моряков
линкора "Ройял Оук" эту акцию не назовешь.
За два дня до выхода Отряда кораблей ВМФ из Скапа-Флоу нас, пятерых
офицеров "Живучего", пригласили на английский крейсер "Тайн", стоявший на
якоре неподалеку от эсминцев. Как только мы ступили на трап, послышался
продолжительный свист боцманских дудок. Так в английском флоте вахта
приветствует офицеров, прибывших на корабль.
Хозяева показали нам крейсер, ознакомили с его вооружением и
механизмами. При осмотре некоторые устройства оказались зачехленными: не все
подлежало показу.
После обеда нас усадили в правом углу кают-компании у электрического
камина -- непременного атрибута меблировки английских кораблей. На низком
столике были расставлены бутылки с легким вином. Красные блики,
отсвечивавшиеся на лицах и бокалах, создавали эффект горящих углей. Камины
были "кусочком" домашнего уюта, здесь отдыхали, сюда заходили погреться
сменившиеся с вахты офицеры.
Наша беседа с англичанами касалась профессиональных и бытовых вопросов.
Разговор шел прямой, откровенный, в доброжелательном тоне. По многим
вопросам у нас оказались расхождения, и это было естественно. Но некоторые
мысли о морской службе и быте были схожи.
1 Г. Щедрин. Рыцарство или кощунство? "Москва", 1969, No 2.
Наше пребывание в Скапа-Флоу подходило к концу. Мы отсчитывали уже не
сутки, а часы, оставшиеся до выхода. Газеты и письма, доставленные накануне,
переходили из рук в руки. На душе у всех было радостно, а мыслями мы уже
были там, на далекой Родине. Каждому хотелось послать ответную весточку. Но
возможности такой уже не было, и тогда двое наших краснофлотцев придумали
направить через океан символический привет "голубиной почтой". Но за
неимением голубей решили использовать для этого чаек. Нужно сказать, что эти
птицы были приучены брать еду прямо с рук, поэтому поймать их не составляло
особого труда. Что наши матросы и сделали. Они нарисовали нескольким чайкам
суриком красные звезды и отпустили: пусть летят на Родину с нашим приветом.
А чайки никуда не полетели -- расправив крылья, кружились над рейдом
Скапа-Флоу. С английских кораблей моряки хорошо видели краснозвездных птиц.
Офицеры подняли шум -- русские используют чаек для большевистской
пропаганды! Пришлось объясниться с англичанами. Инцидент был улажен.
Перед самым выходом корабли провели еще одну тренировку: необходимо
было отработать маневры по приемке топлива на ходу. С этой целью каждый
эсминец осуществил несколько маневров с танкером на внутреннем рейде
Скапа-Флоу.
Итак подготовка кораблей Отряда ВМФ к переходу в Советский Союз была
закончена.
Перед выходом эскадры из Скапа-Флоу штаб
командующего Отрядом передал на корабли сводку о силах врага,
противостоящих нам. Сообщалось, что на аэродромах Норвегии находится двести
самолетов, подготовленных для действий на морских коммуникациях, часть из
них ведет непрерывно разведку конвоев; что в фиордах немцы сосредоточили
более 50 подводных лодок, и 20 из них постоянно находятся в море,
подкарауливая жертвы. В Альта-фьорде стоят линейный корабль "Тирпиц" и
десять эсминцев1. ("Тирпиц"2, новейший линкор,
однотипный с "Бисмарком", который в мае 1941 года одним залпом потопил
линейный крейсер "Худ" -- гордость английского королевского флота.)
Соотношение сил было, конечно, неравным. Отразить нападение врага
стареньким кораблям нашего Отряда будет нелегко.
В Москве знали о выходе кораблей из Англии и приняли необходимые меры
боевого обеспечения. Н. Г. Кузнецов, нарком ВМФ, приказал командующему
Северным флотом адмиралу А. Г. Головко нанести ряд
1 См.: В. А. Фокин. Прием кораблей от английского флота и их
переход в СССР. "Морской сборник", 1945, No 4, с. 41.
2 Линкор "Тирпиц" вступил в строй в 1939 г. Полное водоиз
мещение 50 000 т. Артиллерийское вооружение: 8 орудий калибра
381 мм, 12--150 мм, 16--105 мм, 4--37 мм. Длина 243, ширина 36,
осадка -- 7,9 м. Мощность механизмов 160 000 л. с. Скорость хода
30 узлов. Экипаж 1600 человек. Справочник корабельного состава
военно-морских флотов мира. Военмориздат. М., 1943, с. 231.
мощных ударов авиацией флота по аэродромам и базам немцев. К северным
берегам Нервегии были посланы подводные лодки для атаки вражеских кораблей,
если те станут выходить из фиордов.
Внутри самого отряда задачи распределились так: эсминцы должны охранять
линкор от нападения подводных лодок, "Архангельск" -- защищать эсминцы от
ударов надводных кораблей и самолетов противника.
16 августа были получены указания на переход. Дивизиону эсминцев
предписывалось перейти на Фарерские острова, принять там топливо, а затем
выйти на рандеву1 с линкором. За несколько часов до снятия с
якорей на кораблях состоялись митинги: моряки единодушно выразили готовность
выполнить задачу -- доставить в целости на Родину все боевые корабли. Были
даже письменные обязательства. Одно из них подписало целиком машинное
отделение эсминца "Деятельный" во главе с его командиром коммунистом
старшиной 1-й статьи Н. И. Лебедевым. В заявлении говорилось: "Мы не
пожалеем сил своих, преодолеем все трудности для того, чтобы привести
миноносцы и линкор в состав славного Северного флота"2. На этом
же корабле нашлись добровольцы во время, свободное от вахт, вести наблюдение
за воздухом и водой -- в помощь наблюдателям верхних боевых постов. А
краснофлотцы электромеханической боевой части этого корабля Андриенко,
Колесов, Пастушок, Ивановский, Козлов, Старостин, Стриккуев еще перед
выходом самостоятельно изучили зенитные автоматы и успешно могли заменить
артиллеристов3.
Вечером дивизион, лидируемый английским эсминцем "Кассандра", покинул
Скапа-Флоу. Вначале шли со скоростью 20 узлов кильватерным строем. Но потом
густой туман неожиданно накрыл корабли, ход пришлось сбавить.
Какое-то время шли узким фарватером, проложенным в минном поле. С
начала войны англичане, опасаясь немецкого вторжения на острова, выставили
мощные минные заграждения вдоль своего побережья.
1 Рандеву -- место, назначенное для встречи отдельных кораб
лей или соединений кораблей.
2 ОЦВМА, ф. 254, д. 23129, л. 35.
3 Там же, л. 36.
С минами связан трагический случай, происшедший у западного побережья
Исландии в июле 1942 года. Обратный конвой союзников "QP-13", вышедший из
северных портов Советского Союза, на заключительном участке маршрута попал в
густой туман. Штурманы грубо ошиблись в расчетах, и половина конвоя
оказалась на минном поле. В течение трех минут флагманский корабль и четыре
транспорта взлетели на воздух, еще два судна были серьезно повреждены
взрывами'.
Так что нашим штурманам пришлось "держать ухо востро". Утром следующего
дня корабли благополучно вошли в хорошо защищенную от ветров бухту
Скалл-фьорд на Фарерских островах и стали на якорь. Был яркий солнечный
день. Даже не верилось, что совсем недавно мы шли в "молоке". За прибрежными
скалами виднелись зеленые луга и посевы, а среди них яркие под черепицей
домики какого-то городка. С обрывистого берега за нами наблюдало несколько
любопытных. У каждого в руках велосипед.
В Скалл-фьорде нас уже ожидал танкер с мазутом. Эсминцы по очереди
швартовались к его борту и заполняли свои емкости топливом. Подошла очередь
и "Живучего". Выбрали якорь и малым ходом пошли к танкеру. Ошвартовались с
первого захода, да так мягко, что на танкере и не заметили нашего подхода.
-- Молодец, -- похвалил командир рулевого стар
шину 2-й статьи Папушина.
В то утро неожиданно заболел химик старшина 2-й статьи Дементьев, у
него поднялась температура и появились сильные боли в правом боку. Врач
Владимир Морозенко, осмотрев больного, доложил командиру:
-- Аппендицит, надо срочно делать операцию!
Об этом сообщили командиру дивизиона, который направил к нам
дивизионного врача Ефима Полещука.
В кают-компании быстро развернули операционную. Хирургических
инструментов на "Живучем" было мало, пришлось собирать по кораблям. Еще хуже
обстояло дело со стерильными материалами. Полещук предложил пропитать
простыни хлоркой и оградить ими опе-рационный стол.
Так и сделали.
1 См.: Д. Ирвинг. Разгром конвоя "PQ-17". Воениздат, 1971,
с. 300.
Операция прошла успешно, однако старшина был плох, и всю ночь наши
медики не отходили от него.
После приемки топлива экипажу был предоставлен короткий отдых. В
помещениях команды и в кают-компании "Живучего" собрались все свободные от
вахты и дежурства. Во втором кубрике кто-то наигрывал на мандолине, потом
кто-то запел приятным тенором. В кают-компании слушали передачу из Москвы.
Мысли у всех были одни -- утром в поход, домой. Впереди -- почти две тысячи
миль, каждая из которых таит опасность. Враг попытается и на обратном пути
нас атаковать. Но теперь мы уже не пассажиры, гадающие, попадет в наш борт
торпеда или не попадет. На этот раз мы сами будем на переходе искать
вражеские субмарины. Только бы не подвела иностранная техника.
Вечером в носовом кубрике собрались все коммунисты. Надо сказать, что
за время приемки кораблей наша парторганизация выросла на 12 человек, а в
целом по Отряду было принято в члены и кандидаты партии 106 моряков1
На собрании обсуждался вопрос о задачах коммунистов по обеспечению
успешного перехода корабля в Советский Союз.
Командир эсминца коммунист Рябченко, ознакомив нас с маршрутом перехода
и базированием сил противника, сказал:
-- Гитлеровская разведка следила за советскими моряками в Англии и о
выходе Отряда наверняка знает. Немецкие подводные лодки и самолеты
попытаются атаковать нас, но мы должны обнаружить противника первыми и
спутать ему все карты. Успех выполнения задания зависит от каждого члена
экипажа. Переход будет трудным, корабль и техника в сложных условиях еще не
проверены, и надо быть готовыми к любым неожиданностям. Задача коммунистов,
-- продолжал Рябченко, -- личным примером обеспечить высокую бдительность и
боевую готовность всех постов и командных пунктов корабля.
Выступавшие с волнением говорили о том, что долгожданный момент
наступил, и теперь, когда в руках есть оружие и боевая техника, вся мощь
корабля будет обрушена на фашистов, откуда бы они ни появились.
' ОЦВМА, ф. 200, д. 37758, л. 281.
74
Ночь была беспокойной. Возбужденные моряки радовались тому, что,
наконец, пришло время действовать, что теперь каждый получит возможность
поквитаться с врагом. Мне эта ночь запомнилась еще и "собачкой" -- так
моряки называют вахту с часу ночи до четырех утра.
Помню, ночь была темной-претемной. На берегу и в городке -- ни огонька.
На корабле только в носу и корме тускло светились синие огни.
Проверив сигнальную вахту, я спустился с мостика и прошел в корму, где
с винтовкой в руке стоял на вахте рослый, широкоплечий комендор с носовой
пушки Федор Рудь. В слабом отблеске синего света одетый в бушлат матрос
казался великаном. Обменявшись с вахтенным парой слов, я направился по
другому борту к носу. У светового люка второй машины прислушался: снизу
доносился мерный гул работающих вспомогательных механизмов -- жизнь на
корабле и ночью не замирала.
А мысли были об одном: через несколько часов съемка с якоря. Что ждет
нас впереди?
После смены так и не уснул. Еще до подъема команды на корабле все
закрутилось и завертелось: в котлах подымали пары.
Утром восемь эсминцев покинули тихую бухточку и вышли в открытое море.
До встречи с линкором оставалось несколько часов. Командир дивизиона решил
это время отвести на тренировки. Исполняя сигналы флагмана, эсминцы то в
кильватере, то в строе фронта вспенивали прибрежные воды. Все офицеры
"Живучего" были на мостике -- сигналы и действия по ним должен четко знать
каждый.
-- Товарищ Уланов, -- обратился старпом Алексей
Проничкин к командиру боевой части наблюдения
и связи, -- определите расстояние до соседнего эс
минца.
Присутствующие на мостике испытующе посмотрели на лейтенанта. Он молод
и застенчив, однако дело свое знает хорошо. Вытянув вперед правую руку с
призмой Белля и прищурив левый глаз, Уланов совместил срез палубы с кормовой
надстройкой и, быстро подсчитав в уме, доложил:
-- Расстояние до эсминца "Жесткий" три кабель
това.
С других боевых постов тоже слышались "вводные": старшины проводили
тренировки с подчиненными.
-- Снарядом противника сбита антенна! -- Эту
"вводную" дал командир отделения радистов старшина
2-й статьи Леонид Сокур. Из радиорубки на мостик вы
скочили краснофлотцы Константин Тишкин и Вениамин
Кузин. Первый с ходу начал разматывать антенный
провод, а второй принялся устанавливать запасную де
ревянную мачту. Сокур в это время с зажатым в руке
секундомером внимательно следил за действиями своих
подчиненных.
-- Радиосвязь восстановлена! -- доложил Тишкин.
Сокур нажал кнопку секундомера и посмотрел на
циферблат.
-- Молодцы! -- похвалил он радистов.
Отделение радистов -- одно из лучших на корабле.
В нем половина коммунистов, остальные комсомольцы.
Встреча эсминцев с линейным кораблем состоялась во второй половине дня.
Отряд лег на курс перехода Англия -- Кольский залив. Эскадренный ход -- 18
узлов. Время выхода с Фарерских островов и скорость были выбраны с таким
расчетом, чтобы Отряд сумел нагнать союзный конвой "IW-59", находившийся в
это время на полпути в Мурманск. Вторая половина маршрута -- зона активных
боевых действий вражеских подводных лодок. Там корабли Отряда должны
присоединиться к конвою, чтобы усилить силы эскорта. Эсминцам к тому же
предстояло пополнить запасы топлива.
Пока шли одни: линкор в центре, эсминцы у него по носу и по бортам на
установленной дистанции.
Вскоре начали ощущать сильную качку -- северный ветер быстро
усиливался, разгоняя крупную волну. Корабль медленно перекатывался с борта
на борт и с носа на корму. Даже громадина-линкор временами исчезал из виду,
только его высокий мостик да мачты торчали из воды. Разыгрался 9-балльный
шторм. Эсминцы, как ореховые скорлупки, ныряли в океане. Волны одна за
другой обрушивались на бак. Пришлось снять боевой расчет с носового орудия.
Командир дивизиона запросил семафором "Живучий" о состоянии Дементьева.
Наложенные при операции швы могли разойтись, делать же повторную операцию в
условиях шторма -- слишком рискованно. Конечно, старшине было нелегко, если
и здоровым душу
выворачивало, однако он терпел. Рядом с Дементьевым постоянно находился
врач Морозенко.
Корабль все больше и больше содрогался под напором стихии. Заданный ход
держать стало невозможно, и флагман поднял сигнал: иметь ход 9 узлов.
Удары волн уменьшились, но эсминец продолжал зарываться носом, а корма
поднималась, оголяя руль и гребные винты. Управлять кораблем становилось все
тяжелее. Несколько моряков попали впервые в такую передрягу и их укачало.
Меня тоже мутило, но приходилось держать себя в руках. Трудно было
краснофлотцам, стоявшим на вахте у котлов и паровых турбин: вода поступала в
машинные и котельные помещения через вентиляционные грибки, поэтому их
пришлось задраить; подача воздуха прекратилась, температура поднялась до 60
градусов.
Всякое передвижение на верхней палубе было запрещено. Сняли боевые
расчеты у торпедных аппаратов и кормовых бомбосбрасывателей.
Уже сутки экипаж боролся с разбушевавшейся стихией. Камбуз не работал:
все из котлов выливалось на палубу. Да и в такой шторм не хотелось горячего.
Успех имели только соленые огурцы, вобла и сухари.
Утром следующего дня на малой высоте появился немецкий
самолет-разведчик. Его тут же отогнали огнем автоматических пушек.
Все это время наш командир не покидал мостика. Казалось, он и усталости
не ощущал -- так был бодр и деятелен. Здесь же на мостике Рябченко и отдыхал
в небольшом плетеном кресле, служившем ему и стулом и кроватью. Сюда же
вестовой Иван Клименко приносил ему что-нибудь перекусить.
Каждые четыре часа у механизмов и боевых средств сменялись люди. Приняв
доклады о заступлении новой смены -- сигнальщика, рулевого, радиометриста и
гидроакустика -- вахтенный офицер докладывал командиру:
-- Вахту принял исправно, курс... скорость...
Офицер, несущий ходовую вахту, облечен не только большими полномочиями,
но и большой ответственностью. В случае внезапного нападения противника он
обязан организовать оборону корабля: объявить боевую тревогу и до прибытия
на мостик командира подавать нужные команды на боевые посты.
Шторм продолжался. Выключили гидроакустическую станцию. В такой
болтанке все равно подводную лодку не услышать.
На руль заступил старшина 2-й статьи Папушин, сменивший боцмана
Повторака. Теперь только они двое несли вахту у штурвала -- оба не
укачивались, оба были опытными рулевыми. Василий Папушин -- потомственный
помор, а Алексей Повторак еще за пять лет до войны служил рулевым на
плавбазе подводных лодок Тихоокеанского флота. Штурманом на этом судне в то
время был Рябченко, и вот случай свел их на нашем эсминце.
Мощным ударом волны в носовой части корабля срезало два вентиляционных
грибка. Вода стала поступать в носовой кубрик. Вызвали аварийную партию,
которая быстро заделала отверстия.
Внезапно стоявшие на мостике услышали какой-то глухой треск и шипение,
доносившиеся с бака. Рябченко перегнулся на правое крыло и увидел, что
сорвало парусиновый чехол с противолодочной реактивной установки "Хеджехог".
Вертушки головных взрывателей на четырех снарядах были свернуты ударами
волны и в любой момент могли выпасть. А это означало, что в любой миг мог
последовать взрыв. Дальнейшее страшно было даже представить: от взрыва могли
сдетонировать остальные снаряды (а всего их двадцать четыре). От взрыва в
палубе образуется дыра, в которую хлынет вода, и тогда -- конец...
Решение пришло мгновенно. Рядом с Рябченко стоял краснофлотец Иван
Клименко, принесший командиру еду.
-- Разрешите, товарищ командир? -- и, не успев по
лучить "добро", скользнул по леерам вниз, к штурман
ской рубке.
Старший лейтенант Лисовский готовился послать на бак своего матроса,
однако Клименко опередил его. Офицер обернул туловище краснофлотца пеньковым
тросом, затянул крепкий узел на спине, второй конец троса закрепил за
леерную стойку, и Клименко бросился на бак к реактивной установке. Сделав
три-четыре шага, услышал с мостика голос Рябченко:
-- Берегись, Иван!
Матрос крепко уцепился обеими руками за леерную стойку и сжался в комок
-- водяная лавина накрыла
его и растеклась по палубе бурлящим потоком. Очередная волна настигла
уже у самой установки. Подождав, пока она откатит, Клименко молниеносно, в
два приема, сорвал с направляющих четыре опасные мины и выбросил их за борт
в пучину.
Снова набежала волна -- на мостике затаили дыхание. Прильнув к раме
установки и крепко обхватив ее руками, Клименко оставался на месте. В
направляющих находилось еще двадцать мин, вертушки которых тоже начали
срабатывать. Как с ними поступить? Цепляясь за раму левой рукой, Клименко
правой снимал оставшиеся мины и передавал их в руки подоспевшим комендорам
носовой пушки.
Промокшего до нитки и буквально окоченевшего товарища моряки на руках
внесли в кубрик. Опасность, нависшая над кораблем, была ликвидирована. Так
скромный воронежский парень Иван Клименко, первым в нашем экипаже совершил
подвиг. Ему потом была вручена награда -- медаль Ушакова.
Шторм нисколько не утихал. Волны, обрушиваясь на верхнюю палубу, с
грохотом ударяли в волнорез, надстройки и мостик. На руле стоял главный
боцман. Он с трудом удерживал корабль на курсе. Но вот Повто-рак увидел, как
на нос эсминца надвигается необычно крутая волна. Бывалого боцмана море
никогда не пугало, но тут даже он забеспокоился: отвернуть опасно, волна
может опрокинуть, ударив в борт.
Водяная глыба поглотила нос корабля. Я стоял на мостике и почувствовал,
как затряслось, затрещало подо мной. Мощным ударом разворотило переборку, и
волна, ворвавшись в рулевую рубку, сорвала нактоуз путевого компаса.
Командир приказал боцману сдать вахту на руле и заделать пробоину.
Повторак тут же вызвал аварийную партию. Притащили брусья, доски и
приступили к делу.
Волны сбивали моряков с ног, но работа ни на секунду не прекращалась.
Сноровисто действовали моряки. Они смастерили прочный щит, которым закрыли
пробоину в переборке, и укрепили его.
-- Проверить жилые помещения, -- приказал Ряб-
ченко боцману.
Обвязавшись шкертом, Повторак направился к корме и начал осмотр
отсеков. В кормовых помещениях воды не обнаружил. В носу было хуже. Зайдя в
старшинский кубрик, увидел, как прогибалась под тяжестью воды палуба. Стойки
вибрировали с каждым ударом волны. Повторак по телефону доложил обстановку
на мостик.
Следующие волны оказались еще сильнее. Появилась течь в верхней палубе.
Новая опасность грозила кораблю. Снова была вызвана аварийная партия под
руководством главного старшины Николая Лошкарева. Моряки принялись
устанавливать подпорки для усиления стоек.
Перейдя во второй кубрик, моряки увидели, что палуба местами
прогнулась, из всех щелей хлестало. Стоя по колено в ледяной воде,
краснофлотцы продолжали борьбу за живучесть корабля. Коммунист Циолковский и
комсомолец Комарь быстро приготовили щиты и вместе с остальными начали их
прилаживать. От сильных толчков люди падали в воду, но вновь поднимались и
продолжали работу.
Через час палуба была подкреплена, подпорки установлены, поступление
воды прекратилось. Старший помощник, осмотрев помещения, скупо похвалил:
-- Молодцы, хорошо потрудились. Но за отсеками
надо посматривать.
За этой победой над стихией стояла упорная учеба и многочасовые
тренировки аварийной команды еще в то время, когда корабль только готовился
к походу. Некоторым краснофлотцам они тогда казались лишними. Теперь никто
так не думал.
Шторм причинил повреждения и на других эсминцах. На "Дерзком" ударом
волны проломило мостик и сорвало вьюшку акустического охранителя. На "Дея-
тельном" тоже был поврежден мостик и сорваны реактивные мины с
многоствольной установки (к счастью, предохранительные вертушки оказались на
месте, и взрыва не последовало).
На "Доблестном" была повреждена верхняя палуба, просела пушка,
выгнулись стойки и появилась течь. На эсминце "Жесткий" штормовой нагрузки
не вынесли механизмы. Лопнула муфта масляного насоса, а чуть позже --•
сорвало нефтяной насос. Пришлось застопорить вначале одну, а потом и вторую
машину. Эсминец оказался без хода, его начало дрейфовать. Корабль стал
хорошей мишенью для вражеских лодок и самолетов. Командир "Жесткого"
капитан-лейтенант А. К Щербаков доложил вице-адмиралу Левченко, что
неисправности будут устранены своими силами.
Немногим более часа потребовалось морякам под руководством
инженер-механика Григория Фрумсона, чтобы ввести в строй поврежденные
механизмы. "Жесткий" получил ход и догнал ушедшие вперед корабли.
Во время этого шторма выяснилось, что наши "шипы" имеют малую
остойчивость -- при ударе волны корабль кренится на борт и не сразу
становится на ровный киль. Это было следствием разного рода переделок и
модернизаций: одно снимали, другое ставили.
От англичан мы слышали, что два таких "шипа" в начале второй мировой
войны затонули в Атлантике, попав в шторм: перевернулись.
Качка на английских эсминцах ощущалась сильнее, чем на аналогичных
кораблях отечественной постройки. Однако моряки, хотя и страдали морской
болезнью, работоспособности не теряли. Помнится, как краснофлотец Иван
Сильченко, крепкий ярославский парень, стоя на ходовом мостике с ручным
дальномером, то и дело наклонялся к обрезу' и чертыхался:
-- Детям, внукам и правнукам своим закажу служить на флоте.
Выполнил ли он свои намерения, неизвестно, но думаю, что нет.
Труднее всех, конечно, было Дементьеву. После перенесенной операции
сильные боли не давали ему покоя. Уже третьи сутки старшина не спал.
Снотворных на корабле не оказалось. Чтобы хоть немного приту-
1 Обрез -- большой таз из оцинкованного железа.