Страница:
На утренней прогулке случился эпизод в духе шекспировского "Короля Лира". Мы шли по уже привычному маршруту, преодолевая незначительные подъемы и спуски, навстречу попадались любители утреннего моциона. Узнав Ельцина, кто-то подходил. У охраны был наметанный глаз - кому разрешить сказать накоротке несколько слов, а кого сдержать, людей сочувствующих, симпатизирующих они чувствовали кожей. Коржаков - начальник охраны, он был с нами, успешно дирижировал этим ритуалом. Еще все было впереди, люди жили надеждами, и добрые, светлые слова в адрес Ельцина произносились легко, и слов этих было много. Ельцин заряжался хорошим настроением, добрел лицом, подшучивал над женой. Сам Ельцин шел впереди, чуть сзади, не вровень - шага на два, на три отступив, шел Бурбулис. А уже потом - его жена Наина Иосифовна, я и Александр Коржаков. Я понял, что так положено. Поспевать за Ельциным было непросто, у него шаг размером под стать росту. Неожиданно я увидел женщину лет 37. Она совершала утреннюю пробежку. Красивое, с южной примесью лицо, темные, отдающие рыжиной волосы, перстень на руке. Вообще её появление выглядело каким-то странным, и было непонятно, по какому маршруту она двигалась - навстречу или нагоняя нас. Но так или иначе она оказалась рядом с Ельциным и стала что-то говорить ему. Мы все замедлили движение, потому что первым это сделал Бурбулис, давая Ельцину уйти чуть вправо, придавая разговору некую конфиденциальность.
- Удачи вам! - это были последние слова, сказанные женщиной, в отличие от других достаточно громко. Мы видели, как Ельцин пожал ей руку и как она побежала скачками, по-спортивному, как это делают бегуньи, достигая финишной черты. Мы снова прибавили шагу. Я о чем-то говорил с Наиной Иосифовной, хотя знал точно, что она слушает меня вполуха, на самом деле её, как и меня, как и Александра Коржакова, как и Бурбулиса, интересует суть сказанного этой, невесть откуда появившейся женщиной. Еще минут десять, а то и пятнадцать Ельцин шел как ни в чем не бывало и только где-то на подходе к корпусу неожиданно произнес:
- Вы знаете, что сказала мне эта женщина?
Ответил не сразу, выдержав паузу:
- Не верьте Хасбулатову.
Ельцина, конечно же, интересовала наша реакция. Никто не спросил: кто эта женщина, почему она так сказала?! Кажется, Бурбулис заметил, что со стороны многое видится иначе, чем вблизи.
Коржаков был прямолинеен - Хасбулатов много "якает" и ему не дает покоя авторитет Бориса Николаевича. Я понял, что наступила моя очередь что-то сказать. Я напомнил ситуацию с шестью членами руководства Верховного Совета, которые выступили против Ельцина, и сказал, что Хасбулатов в тот момент проявил себя лучшим образом. Бурбулис согласился со мной, но сделал уточнение: "Тогда - да. Тогда он вел себя как надо". Я не стал дожидаться, когда он разовьет свою мысль и расскажет о шагах Хасбулатова, сделанных в ущерб авторитету Ельцина. К этому моменту конфликт Бурбулис - Хасбулатов уже обрел некую эскизность. Сказал совсем о другом, на мой взгляд, более важном в этот момент. О том, что главная опасность, подстерегающая всякую власть, - это подозрительность. Не к противникам, нет. К соратникам. (Бурбулис обожал это слово, и я употребил именно его.) В этом импровизированном споре Ельцин ограничился всего одной фразой, сказанной с лукавой усмешкой:
- Руслан Имранович никак не отвыкнет от профессорской манеры поучать, и лично я не понимаю, как депутаты терпят оскорбления, которые ненароком Хасбулатов допускает в их адрес.
Больше на этот счет сказано ничего не было - мы пришли.
РУССКИЙ ФАКТОР
Уже в процессе съезда стало ясно, что камнем преткновения к избранию Хасбулатова являются не только интеллигентские амбиции демократов, но и патриотический угар государственников. По здравому рассуждению, чеченец во главе парламента многонационального российского государства лишь подчеркивает благородство России, неприятие ею националистических идей. В раскладе - русский Президент и русский премьер - нарушение этой национальной однородности в третьем звене власти сверхзначимо. И, следуя политической логике, шансы Хасбулатова в сопоставлении с Бабуриным выглядели предпочтительнее.
Называя национальный вопрос вопросом деликатным, мы, конечно же, лукавим. Нет проблемы более обнаженной и естественной в многонациональном государстве. Исторически русский шовинизм, как правило, пробовали на лезвии еврейского вопроса. Существовала своя гнетущая традиция, от которой постоянно открещивалось руководство страны. Что же касается других национальностей, благополучность русской среды была столь естественна, что вопроса национального противостояния как бы не существовало. Вспышка антирусских настроений в последние годы - неизмеримо в меньшей мере проблема национальная, нежели идеологическая. В значительной мере это явилось потрясением и неожиданностью для исконно русских областей, издревле привечающих разноплеменный народ. Однако история - наука жестокая, именно русские явились распространителями марксизма по всей территории безбрежной империи. Именно русские осуществили жесткий контроль за соблюдением идеологических догм в республиках, являясь недремлющим оком центра, в должности вторых секретарей в структурах партийной власти. Мы жили иллюзиями, что марксизм привился на дереве мусульманства, что восставший рабочий класс Прибалтики плоть от плоти из неподкупных латышских стрелков. Сейчас пытаться спорить, было ли это присоединение историей придуманной добровольности или историей непридуманного насилия, судя по всему, бессмысленно. Неприятие марксовой теории распространилось на её носителей. Равенство наций материализуется равенством прав и возможностей, в том числе равенством власти. В цепи власти - Президент, вице-президент, премьер, Председатель Верховного Совета - не может игнорироваться понятие Россия федеральное государство.
Если Хасбулатов, то...
Виктор Шейнис, человек умный и воспитанный, отдав свой голос в последнем туре за Хасбулатова, с досадой сказал: "Не может Хасбулатов быть символом демократической России". Я, полушутя, возразил ему: "Имперской не может, а вот демократической, коли она демократическая, в самый раз". Все эти разговоры об имперском сознании - догматическая наивность. Заяви Крым о своем отделении от Украины, и имперское сознание тотчас перекочует в Киев. А если это сделают польские районы, то импульс этого сознания окажется в Вильнюсе. Абхазия и Южная Осетия лишь подтвердили все сказанное ещё и ещё раз. Несоизмеримая с Россией по размерам территории, Грузия тоже страдает этим недугом. Дело не в имперском сознании, нет. Дело в ощущении целостности государства, ибо целостность, иначе говоря, незыблемость границ есть определяющее начало суверенности общегосударственного сознания как такового. Обеспокоенность молдаван понятна. Молдаване, гагаузы, евреи, болгары, украинцы и русские территориально составляли государство Молдова. Определяющим для государственного сознания является незыблемость места, территории, а не количество наций. Вот вам и весь имперский синдром.
Осложнение отношений между автономиями внутри России не могло не породить настороженности и неуверенности у русского большинства на съезде. Раскол демократов скрыл весомость этого фактора в момент голосования.
Если рассматривать съезд как некое массовое действо, подвластное не только политическим страстям, но и как созвучие психологическим законам, как им созвучен театр, то я бы выделил три кульминационных момента. Они были различны по своей очередности, но они были.
Перетягивание каната изрядно утомило всех. Большинство осознавало, что на этом съезде выборы не дадут нужного результата и имя Председателя Верховного Совета названо не будет. Состояние депутатов можно было бы назвать состоянием вялого азарта. Жаль было себя, потраченного времени, и уже без веры в успех депутаты голосовали за очередного выдвиженца. Уже несколько ораторов призывали в третейские судьи Ельцина, а он все отмалчивался и ждал, страдал больше других от некой непонятности и бесполезности своей роли на съезде. Выступление Силаева соединило в себе полюса несовместимые: благодарность за оказанное ему лично доверие (премьер был переутвержден съездом в своей должности) с подтверждением своих симпатий Руслану Хасбулатову, который помогал премьеру в трудные минуты политической экзекуции на парламентском помосте. Силаеву было что вспомнить: окаянное дело о 140 миллиардах, которое, по замыслу инициаторов, должно было бы "короновать" Силаева как "крестного отца" международной мафии, бюджетные и налоговые баталии. Да мало ли причин парламентских капризов: поисков виноватого, попыток вырваться из замкнутого круга неработающих законов, хромающей на обе ноги исполнительной власти, злорадного ожидания реакции и растущего недовольства избирателей. Радикальные демократы, а также депутаты, проповедующие демократический эстетизм, показно сердились - что себе позволяет исполнительная власть! Коммунисты, раздраженные непостоянством автономий, своих союзников по коалиционной блокаде, просто не слушали Силаева, изображая на съезде благородный шум. Выступление Силаева, как показали результаты выборов, дополнительных очков Хасбулатову не добавило. Ельцин это понимал. Его положение стороннего наблюдателя на съезде становилось алогичным. Уже закралось сомнение: а надо ли вообще настаивать на Хасбулатове? Уже поползли слухи о разладе между Президентом и его бывшим первым заместителем. Ельцин крепился до последнего момента, он знал, что Хасбулатов ждет его поддержки. Но и предупреждающие голоса наиболее доверенных людей остерегали Президента: если ваше выступление не переломит ситуацию, пострадает президентский авторитет, значит, их можно приравнять к словам любого выступающего. В этой аппаратной логике была своя правота Хасбулатов человек потерянный, а короля надо сохранить. А он тем не менее выступил. Знал, наверное, что чуда не совершится и перелома на съезде, завязшем в своем упрямстве, не произойдет, а значит, случится обратное малозначимыми будут признаны его слова, поступок, влияние. Потери сочтут большими, чем приобретения... И все-таки выступил. Объяснить этот шаг одним желанием вывести съезд из тупика будет вряд ли правомерно. Возможно, и была малая надежда к тому, но слишком малая, чтобы её считать основным доводом в пользу выступления. Ельцин всегда хорошо чувствовал зал. Он был немногословен, он поддержал компромиссные варианты - Хасбулатов - Бабурин, хотя более немыслимого сочетания придумать было трудно. Его формула поддержки Хасбулатова носила внеполитический характер, была чисто ельцинской: "Я верю Руслану Имрановичу", - сказал Президент. Это усиленное его голосом "верю!" и было той президентской чертой. Много это или мало?! Судя по результатам голосования (Хасбулатов не был избран) - мало. Судя по эталонности власти, своего образа власти, своего поведения - в этом образе Президент сделал много. Они проработали с Хасбулатовым трудный год. Не раз до того подтверждал Ельцин свою уверенность в Хасбулатове. И в человеческом измерении молчание Ельцина расценивалось как акт неблагодарности, когда на политических весах остается лишь понятие выгодности. Надо отдать должное Ельцину, он всегда дорожил такими оценками, как порядочность, благородство. Он мучительно отмалчивался, и чувствовалось, что в нем борются две плохо примиримые сути: политика и человека. Человеческое чувство, несогласие души, вытолкнуло Ельцина на трибуну. Общество имело возможность увидеть, как на другом политическом ринге сбрасываются с карусели вчерашние соратники, как инстинкт самосохранения увеличивает аморальное кредо власти.
Когда измученный бессмысленными страстями зал после заседания согласительной комиссии стал обсуждать возможность сдвоенного выдвижения кандидатур, Председателя и его первого заместителя, как вариант, спасающий ситуацию, случилось событие, не столь приметное со стороны, но ключевое во всей баталии. Было решено методом мягкого голосования определить рейтинг возможной комбинации. Первым и главным вариантом согласительная комиссия признала связку Хасбулатов и Бабурин - его первый заместитель. Другие комбинации, где первым лицом ставили Бабурина, предполагалось также опробовать мягким голосованием. Как только первое предложение было поставлено на голосование, Бабурин, на всякий случай, подошел к микрофону в зале. Он не стал выступать до голосования. Он считал, что низкие цифры сделают свое дело и добьют оппонента. Табло вспыхнуло и показало внушительный результат - "за" 487. И вот тут впервые Бабурин дрогнул. Он поднялся на трибуну и стал критиковать концепцию сдвоенного выдвижения. Бабурин никак не хотел допустить, чтобы голосовался вариант, где он в главной роли, а Хасбулатов его первый заместитель, или какие-либо другие варианты. Он опасался, и не без основания, что иные комбинации наберут меньшее число голосов. Бабурин дрогнул, это заметили его сторонники. В следующем туре он недосчитался почти трети голосов. Шансы сторон сравнялись полностью.
УКРАДЕННАЯ ВЛАСТЬ,
ИЛИ МОЯ НЕСОСТОЯВШАЯСЯ РЕЧЬ НА СЪЕЗДЕ
Уважаемый съезд!
Лично для меня федеративный договор - явление крайне осязаемое. Я живу на Грузинской улице, в городе Москве. Это татарский район города. Татарская речь в магазине, парикмахерской, на улице, рынке. Я к этому привык. И я не скрываю, что с крайней настороженностью слежу за всей процедурой обсуждения федеративного договора, как, впрочем, и за российским референдумом, не столько в Краснопресненском районе Москвы, сколько в городе Казани.
Трагедия любой власти в её постоянстве. Это не парадокс, это истина, длительность власти рождает иную философию, иное восприятие жизни. Все нами осознанное существование, наш режим, именуемый социалистическим, по сути оставался структурой монархического характера. И то, что происходит сейчас, есть сопротивление сложившимся властным принципам, сопротивление власти, привыкшей к бессменному долголетию. Нельзя от демократии отгородиться национальными традициями, хотя бы уже потому, что состояние демократии внетерриториальное. Это всегда отношение целого и части, когда внепредельным является все-таки демократия. Мы полагаем, что столкновения в этом зале - это столкновение партий, политических течений, фракций. Смею вас заверить, что это не так.
Мы являемся свидетелями столкновения власти избранной и власти присвоенной. И если первая пришла практически с улицы, не как навык, а как настроение, и в этом её трудности, её изъян, то вторая разыграла привычную картину - власть порождает власть. Постижение другого состояния для этой власти мучительно и практически невозможно.
На этом съезде суммируются неумение с нежеланием, поэтому так труден путь реформ. Носители разные, а итог один - стена. Поэтому и стиль выступлений прямо противоположен: одни выступления как бы в парламенте, другие как бы на Пленуме ЦК КПСС.
Проблема федеративного, союзного договора - это проблема согласия. Для нас этот процесс пока мучителен. Мы с непостижимой страстью впитываем идеи суверенности, а значит, отчасти идеи разобщенности, разделения. Договоренность в пределах этого зала не есть конечная цель. Проблема в другом: договоренности, достигнутые здесь, имеют смысл лишь тогда, когда мы на их основе договариваемся с Центром. Нам не дает договориться Центр, его тоска по всевластию. Присутствующий в этом зале разлад, делегированный сюда Центром, уничтожает, губит Россию. Слияние Центра с Россией, растворение Центра в России есть превращение российской государственности в декорацию. Это равносильно признанию, что премьером России является Валентин Павлов, а Президент у России уже есть, его фамилия Горбачев. Кстати, Михаил Сергеевич так и считает. Политический анализ был бы неточен, если бы мы здраво не оценили в современной ситуации той роли, которую играет КПСС и состояние самой КПСС. Кризис КПСС не в её закостенелости, неумении реформироваться, появлении фракций и платформ внутри партии, все это во-первых, в-третьих и в-десятых. Кризис партии в шоковом прозрении, что народ более не считает партию защитником своих интересов, иначе говоря, народ обвиняет партию в присвоении этой роли или, проще говоря, в самозванстве. Вот причина кризиса, причина потрясения. Руководство партии на всех уровнях стало жертвой мифа, созданного многолетней партийной пропагандой. Отсюда тактика - попытаться вернуть авторитет не продуктивностью собственных действий, а за счет критики ошибок оппонентов.
Может ли быть хуже, чем есть сейчас?! Необъятная страна имеет нескончаемую возможность взлета, но необъятная страна имеет беспредельную глубину падения. Наступил момент, когда поведение высшей власти становится непредсказуемым. Семь человек могут обратиться в военный гарнизон. И в столицу республики вводятся войска. 29 человек могут счесть свое состояние неудобным, и 9 миллионов москвичей, являющихся избирателями, лишатся права повседневного контакта с депутатами.
Россия не имеет власти продуктивной, самостоятельной, суверенной. И это реальность.
Но Центр, который в утверждении своего права опирается на бронетранспортеры, бронежилеты, на охрану, подтверждает, что власть над навыком, экономикой, трудом, творчеством Центр утратил. Непредсказуемость поведения власти - это тоже энергия. Прошу вас это понять и почувствовать. Фундаментальная мысль, высказанная в докладе: Советы оказались неспособными принять весь объем, всю тяжесть власти, которая им предназначалась. Они, Советы, были приспособлены к выполнению одной обязанности - нести шлейф партийной власти. Я вам должен сказать, что в таком же положении в недалеком прошлом пребывало и Российское правительство.
Нынешнее правительство России выполнило очень важную задачу. Оно доказало, что оно есть. Никогда никто не знал, что существовало Российское правительство. Все знали Воротникова - члена Политбюро, но никогда никто не знал членов Кабинета министров России. Однако задача - быть или засвидетельствовать свое политическое присутствие - это слишком малая задача для правительства великой страны. Чем плох Силаев для политических течений коммунистической ориентации? Тем, что он не стал фигурой, противодействующей Ельцину, - вот в чем вопрос. Правые и консерваторы поддержали назначение Силаева и сейчас требуют от премьера "расплатиться по векселям".
Почему правительство плохо работает? В силу отсутствия профессионализма? Нет, тому есть причина иная - правительство вовлечено в политическую борьбу. А как и всякое действо, борьба, а тем более политическая, забирает силы. А значит, их остается неизмеримо меньше на выполнение собственных обязанностей - осуществлять экономическую политику, то есть то, чем никто другой заниматься не может и не умеет. Но дело не только в этом.
Нестабильная обстановка в парламенте, отсутствие гарантированной поддержки вынуждают правительство на свой страх и риск и по своему усмотрению расширять политические горизонты, постоянно разрабатывать штольню, так как иначе сужается возможность маневра. И все происходит наоборот, уже правительство и его актив лоббируют членов парламента.
Говорят, беда объединяет. Разруха - это жутчайшая беда. Странно, что в этих условиях не случилось объединения усилий парламента и правительства.
И все это кликушество о 142 миллиардах есть мелкопробный политический театр, инициируемый Центром, месть за то, что Российское правительство перебежало дорогу Центру. Задумывался целый пакет таких операций. Когда нечего продавать - продают деньги. Этой экономической практике более ста лет. Просто интересы Центра и крайних консерваторов российской постсоветизации объединились. И тем и другим надо свалить правительство Силаева, чтобы войти в освободившийся коридор монолитным строем и вернуть в руки Политбюро этот рычаг управления Россией. Замысел профессиональный и должен быть оценен по достоинству.
ОТСТУПЛЕНИЕ НОМЕР ТРИ, ПО СУТИ
Почему же, уже будучи Председателем Верховного Совета, если верить словам Президента, во время одной из многочасовых личных встреч Хасбулатов дал понять, что мог бы возглавить правительство? Как можно объяснить этот шаг?
Будучи избранным в качестве депутата от Чечни, Хасбулатов не может не понимать зыбкости своего положения, когда Чечня, изнасилованная генералом Дудаевым, практически вышла из состава России. Чисто формально Чечня уже потребовала отозвать своих депутатов как из парламента, так и со съезда. И только упрямство и возмущение парламента поведением самозваного президента Чечни, удержавшегося у власти (какими методами, это уже второй вопрос), сумевшего взорвать равновесие на Северном Кавказе, оставляла чеченских избранников в пределах российского парламента. Иначе говоря, только неприязнь к Чечне остается гарантией устойчивости депутатского мандата Хасбулатова. Уход в коридоры высшей исполнительной власти освобождает Хасбулатова от этой трагической раздвоенности. Хасбулатов - экономист, ему кажется, что его профессорская мантия позволит ему на равных держаться в мире науки. Об академическом звании говорить не будем. В этой необузданной многовсхожести академий на российской земле видится явление скорее карикатурное, нежели духовное. Когда академиком числят Невзорова, человека, не имеющего высшего образования, академическое звание Хасбулатова можно уподобить посвящению в сан Нильса Бора. И все-таки как человек неглупый, хотя и тщеславный, он старается реже вспоминать об этом синдроме верноподданности. Опьянение неополитиков академической доступностью, явление, по существу, драматическое, зло, свидетельствующее о двойственном вырождении и академиков, и политиков.
Хасбулатову, конечно же, надоел и парламент, и съезд. Он безумно устал и желал бы уйти заметно, но без самокризиса. Его беспокоит активизация правых, которые временно, и он этого не может не замечать, опираются на него и, теперь уже публично, поддерживают. Он уязвлен неверностью демократов и, уж тут ничего не поделаешь - кавказская данность: должен наказать, отомстить за собственное унижение, которому был подвергнут на IV съезде, в процессе изнурительной процедуры своего неизбрания. Он им докажет, что, отвернувшись от него, демократы, леворадикалы потеряли больше, чем приобрели. Да, он не может претендовать на первую роль в России. Он - чеченец. Но быть вторым, быть рядом с Президентом, в этом смысл его устремлений. Стать для Президента не просто нужным - необходимым. Он образованнее Президента, и это непременно заметят. Пусть все увидят, что Президент без него - это половина Президента.
Да, он пошел на компромисс, он уступил. Филатов будет первым заместителем. Они неплохо работали вместе, когда Филатов выполнял обязанности секретаря парламента; для равновесия политических сил, чтобы успокоить эту скандальную "Демократическую Россию" (Филатов их ставленник), он готов уступить. Конечно, он недооценил Шумейко, проглядел. Он полагал, что именно Шумейко усилит практическое влияние парламента на правительство. Неглуп, был преуспевающим директором завода, сторонник разумного реформаторства. Поначалу так и получилось, но затем они объединились с Филатовым. Это был первый сигнал.
Ельцин думает, что это он пригласил Владимира Шумейко, убедил, уломал Хасбулатова и тот согласился. Ничего подобного. Да, он согласился, но почему? Шумейко, в идеале, может сменить Хасбулатова на его посту, случись крайняя ситуация разрыва или самоотставки спикера. Они на это и рассчитывают. И напрасно. Хасбулатов в отставку не подаст. Ну а Шумейко он отпускает. Ему ведь все равно, кого подсиживать, будет подсиживать премьера. Политик, не умеющий резервировать силы и разгадать ход оппонента, обречен.
Атмосфера повального кризиса выбросила на поверхность иной тип политиков. Их можно назвать лидерами без стратегии. Хаос повсеместный, усиливается не в течение дней, а в течение часов. И, подчиняясь этому тактическому поветрию, нацеливаясь на задачи, контуры которых различимы, Ельцин, как ему казалось, тем самым усиливал правительство. На данный момент правительство для Президента - задача № 1. Его не очень заботит судьба парламента. Он ещё не махнул на него рукой, но уже близок к тому. Изъятие Шумейко из руководства парламента нельзя считать шагом разумным. Вряд ли безучастен к этой операции был и сам Шумейко. Назовем это непродуманным приобретением исполнительной власти во благо сиюминутной выгоды, которая впоследствии выгодой не оказалась. За всеми этими должностными перемещениями скрывалась своя интрига. Идею перевода Шумейко в ранг вице-премьера инициировал Хасбулатов, когда понял, что в его окружении возникла ось: Филатов - Шумейко, и ещё неизвестно, куда примкнет колеблющийся Яров. Подозреваю, что Президент и его окружение не просчитали этой ситуации. Дело в том, что Шумейко приглянулся Президенту ещё раньше и он был уверен, что, приглашая Шумейко, перетягивая его в правительство, он воплощает свой замысел. Хасбулатов, со своей стороны, провел эту операцию не менее безукоризненно. Он публично сожалел о притязаниях Президента, как бы даже препятствовал уходу Шумейко. Хотя и вяло, но давал понять забирают лучших. Однако реформы превыше всего, и он готов, даже во вред себе, отдать Президенту самых способных. Да, их отношения с Президентом расстроились, но кто может упрекнуть его, после таких шагов, что он не идет навстречу Президенту?
- Удачи вам! - это были последние слова, сказанные женщиной, в отличие от других достаточно громко. Мы видели, как Ельцин пожал ей руку и как она побежала скачками, по-спортивному, как это делают бегуньи, достигая финишной черты. Мы снова прибавили шагу. Я о чем-то говорил с Наиной Иосифовной, хотя знал точно, что она слушает меня вполуха, на самом деле её, как и меня, как и Александра Коржакова, как и Бурбулиса, интересует суть сказанного этой, невесть откуда появившейся женщиной. Еще минут десять, а то и пятнадцать Ельцин шел как ни в чем не бывало и только где-то на подходе к корпусу неожиданно произнес:
- Вы знаете, что сказала мне эта женщина?
Ответил не сразу, выдержав паузу:
- Не верьте Хасбулатову.
Ельцина, конечно же, интересовала наша реакция. Никто не спросил: кто эта женщина, почему она так сказала?! Кажется, Бурбулис заметил, что со стороны многое видится иначе, чем вблизи.
Коржаков был прямолинеен - Хасбулатов много "якает" и ему не дает покоя авторитет Бориса Николаевича. Я понял, что наступила моя очередь что-то сказать. Я напомнил ситуацию с шестью членами руководства Верховного Совета, которые выступили против Ельцина, и сказал, что Хасбулатов в тот момент проявил себя лучшим образом. Бурбулис согласился со мной, но сделал уточнение: "Тогда - да. Тогда он вел себя как надо". Я не стал дожидаться, когда он разовьет свою мысль и расскажет о шагах Хасбулатова, сделанных в ущерб авторитету Ельцина. К этому моменту конфликт Бурбулис - Хасбулатов уже обрел некую эскизность. Сказал совсем о другом, на мой взгляд, более важном в этот момент. О том, что главная опасность, подстерегающая всякую власть, - это подозрительность. Не к противникам, нет. К соратникам. (Бурбулис обожал это слово, и я употребил именно его.) В этом импровизированном споре Ельцин ограничился всего одной фразой, сказанной с лукавой усмешкой:
- Руслан Имранович никак не отвыкнет от профессорской манеры поучать, и лично я не понимаю, как депутаты терпят оскорбления, которые ненароком Хасбулатов допускает в их адрес.
Больше на этот счет сказано ничего не было - мы пришли.
РУССКИЙ ФАКТОР
Уже в процессе съезда стало ясно, что камнем преткновения к избранию Хасбулатова являются не только интеллигентские амбиции демократов, но и патриотический угар государственников. По здравому рассуждению, чеченец во главе парламента многонационального российского государства лишь подчеркивает благородство России, неприятие ею националистических идей. В раскладе - русский Президент и русский премьер - нарушение этой национальной однородности в третьем звене власти сверхзначимо. И, следуя политической логике, шансы Хасбулатова в сопоставлении с Бабуриным выглядели предпочтительнее.
Называя национальный вопрос вопросом деликатным, мы, конечно же, лукавим. Нет проблемы более обнаженной и естественной в многонациональном государстве. Исторически русский шовинизм, как правило, пробовали на лезвии еврейского вопроса. Существовала своя гнетущая традиция, от которой постоянно открещивалось руководство страны. Что же касается других национальностей, благополучность русской среды была столь естественна, что вопроса национального противостояния как бы не существовало. Вспышка антирусских настроений в последние годы - неизмеримо в меньшей мере проблема национальная, нежели идеологическая. В значительной мере это явилось потрясением и неожиданностью для исконно русских областей, издревле привечающих разноплеменный народ. Однако история - наука жестокая, именно русские явились распространителями марксизма по всей территории безбрежной империи. Именно русские осуществили жесткий контроль за соблюдением идеологических догм в республиках, являясь недремлющим оком центра, в должности вторых секретарей в структурах партийной власти. Мы жили иллюзиями, что марксизм привился на дереве мусульманства, что восставший рабочий класс Прибалтики плоть от плоти из неподкупных латышских стрелков. Сейчас пытаться спорить, было ли это присоединение историей придуманной добровольности или историей непридуманного насилия, судя по всему, бессмысленно. Неприятие марксовой теории распространилось на её носителей. Равенство наций материализуется равенством прав и возможностей, в том числе равенством власти. В цепи власти - Президент, вице-президент, премьер, Председатель Верховного Совета - не может игнорироваться понятие Россия федеральное государство.
Если Хасбулатов, то...
Виктор Шейнис, человек умный и воспитанный, отдав свой голос в последнем туре за Хасбулатова, с досадой сказал: "Не может Хасбулатов быть символом демократической России". Я, полушутя, возразил ему: "Имперской не может, а вот демократической, коли она демократическая, в самый раз". Все эти разговоры об имперском сознании - догматическая наивность. Заяви Крым о своем отделении от Украины, и имперское сознание тотчас перекочует в Киев. А если это сделают польские районы, то импульс этого сознания окажется в Вильнюсе. Абхазия и Южная Осетия лишь подтвердили все сказанное ещё и ещё раз. Несоизмеримая с Россией по размерам территории, Грузия тоже страдает этим недугом. Дело не в имперском сознании, нет. Дело в ощущении целостности государства, ибо целостность, иначе говоря, незыблемость границ есть определяющее начало суверенности общегосударственного сознания как такового. Обеспокоенность молдаван понятна. Молдаване, гагаузы, евреи, болгары, украинцы и русские территориально составляли государство Молдова. Определяющим для государственного сознания является незыблемость места, территории, а не количество наций. Вот вам и весь имперский синдром.
Осложнение отношений между автономиями внутри России не могло не породить настороженности и неуверенности у русского большинства на съезде. Раскол демократов скрыл весомость этого фактора в момент голосования.
Если рассматривать съезд как некое массовое действо, подвластное не только политическим страстям, но и как созвучие психологическим законам, как им созвучен театр, то я бы выделил три кульминационных момента. Они были различны по своей очередности, но они были.
Перетягивание каната изрядно утомило всех. Большинство осознавало, что на этом съезде выборы не дадут нужного результата и имя Председателя Верховного Совета названо не будет. Состояние депутатов можно было бы назвать состоянием вялого азарта. Жаль было себя, потраченного времени, и уже без веры в успех депутаты голосовали за очередного выдвиженца. Уже несколько ораторов призывали в третейские судьи Ельцина, а он все отмалчивался и ждал, страдал больше других от некой непонятности и бесполезности своей роли на съезде. Выступление Силаева соединило в себе полюса несовместимые: благодарность за оказанное ему лично доверие (премьер был переутвержден съездом в своей должности) с подтверждением своих симпатий Руслану Хасбулатову, который помогал премьеру в трудные минуты политической экзекуции на парламентском помосте. Силаеву было что вспомнить: окаянное дело о 140 миллиардах, которое, по замыслу инициаторов, должно было бы "короновать" Силаева как "крестного отца" международной мафии, бюджетные и налоговые баталии. Да мало ли причин парламентских капризов: поисков виноватого, попыток вырваться из замкнутого круга неработающих законов, хромающей на обе ноги исполнительной власти, злорадного ожидания реакции и растущего недовольства избирателей. Радикальные демократы, а также депутаты, проповедующие демократический эстетизм, показно сердились - что себе позволяет исполнительная власть! Коммунисты, раздраженные непостоянством автономий, своих союзников по коалиционной блокаде, просто не слушали Силаева, изображая на съезде благородный шум. Выступление Силаева, как показали результаты выборов, дополнительных очков Хасбулатову не добавило. Ельцин это понимал. Его положение стороннего наблюдателя на съезде становилось алогичным. Уже закралось сомнение: а надо ли вообще настаивать на Хасбулатове? Уже поползли слухи о разладе между Президентом и его бывшим первым заместителем. Ельцин крепился до последнего момента, он знал, что Хасбулатов ждет его поддержки. Но и предупреждающие голоса наиболее доверенных людей остерегали Президента: если ваше выступление не переломит ситуацию, пострадает президентский авторитет, значит, их можно приравнять к словам любого выступающего. В этой аппаратной логике была своя правота Хасбулатов человек потерянный, а короля надо сохранить. А он тем не менее выступил. Знал, наверное, что чуда не совершится и перелома на съезде, завязшем в своем упрямстве, не произойдет, а значит, случится обратное малозначимыми будут признаны его слова, поступок, влияние. Потери сочтут большими, чем приобретения... И все-таки выступил. Объяснить этот шаг одним желанием вывести съезд из тупика будет вряд ли правомерно. Возможно, и была малая надежда к тому, но слишком малая, чтобы её считать основным доводом в пользу выступления. Ельцин всегда хорошо чувствовал зал. Он был немногословен, он поддержал компромиссные варианты - Хасбулатов - Бабурин, хотя более немыслимого сочетания придумать было трудно. Его формула поддержки Хасбулатова носила внеполитический характер, была чисто ельцинской: "Я верю Руслану Имрановичу", - сказал Президент. Это усиленное его голосом "верю!" и было той президентской чертой. Много это или мало?! Судя по результатам голосования (Хасбулатов не был избран) - мало. Судя по эталонности власти, своего образа власти, своего поведения - в этом образе Президент сделал много. Они проработали с Хасбулатовым трудный год. Не раз до того подтверждал Ельцин свою уверенность в Хасбулатове. И в человеческом измерении молчание Ельцина расценивалось как акт неблагодарности, когда на политических весах остается лишь понятие выгодности. Надо отдать должное Ельцину, он всегда дорожил такими оценками, как порядочность, благородство. Он мучительно отмалчивался, и чувствовалось, что в нем борются две плохо примиримые сути: политика и человека. Человеческое чувство, несогласие души, вытолкнуло Ельцина на трибуну. Общество имело возможность увидеть, как на другом политическом ринге сбрасываются с карусели вчерашние соратники, как инстинкт самосохранения увеличивает аморальное кредо власти.
Когда измученный бессмысленными страстями зал после заседания согласительной комиссии стал обсуждать возможность сдвоенного выдвижения кандидатур, Председателя и его первого заместителя, как вариант, спасающий ситуацию, случилось событие, не столь приметное со стороны, но ключевое во всей баталии. Было решено методом мягкого голосования определить рейтинг возможной комбинации. Первым и главным вариантом согласительная комиссия признала связку Хасбулатов и Бабурин - его первый заместитель. Другие комбинации, где первым лицом ставили Бабурина, предполагалось также опробовать мягким голосованием. Как только первое предложение было поставлено на голосование, Бабурин, на всякий случай, подошел к микрофону в зале. Он не стал выступать до голосования. Он считал, что низкие цифры сделают свое дело и добьют оппонента. Табло вспыхнуло и показало внушительный результат - "за" 487. И вот тут впервые Бабурин дрогнул. Он поднялся на трибуну и стал критиковать концепцию сдвоенного выдвижения. Бабурин никак не хотел допустить, чтобы голосовался вариант, где он в главной роли, а Хасбулатов его первый заместитель, или какие-либо другие варианты. Он опасался, и не без основания, что иные комбинации наберут меньшее число голосов. Бабурин дрогнул, это заметили его сторонники. В следующем туре он недосчитался почти трети голосов. Шансы сторон сравнялись полностью.
УКРАДЕННАЯ ВЛАСТЬ,
ИЛИ МОЯ НЕСОСТОЯВШАЯСЯ РЕЧЬ НА СЪЕЗДЕ
Уважаемый съезд!
Лично для меня федеративный договор - явление крайне осязаемое. Я живу на Грузинской улице, в городе Москве. Это татарский район города. Татарская речь в магазине, парикмахерской, на улице, рынке. Я к этому привык. И я не скрываю, что с крайней настороженностью слежу за всей процедурой обсуждения федеративного договора, как, впрочем, и за российским референдумом, не столько в Краснопресненском районе Москвы, сколько в городе Казани.
Трагедия любой власти в её постоянстве. Это не парадокс, это истина, длительность власти рождает иную философию, иное восприятие жизни. Все нами осознанное существование, наш режим, именуемый социалистическим, по сути оставался структурой монархического характера. И то, что происходит сейчас, есть сопротивление сложившимся властным принципам, сопротивление власти, привыкшей к бессменному долголетию. Нельзя от демократии отгородиться национальными традициями, хотя бы уже потому, что состояние демократии внетерриториальное. Это всегда отношение целого и части, когда внепредельным является все-таки демократия. Мы полагаем, что столкновения в этом зале - это столкновение партий, политических течений, фракций. Смею вас заверить, что это не так.
Мы являемся свидетелями столкновения власти избранной и власти присвоенной. И если первая пришла практически с улицы, не как навык, а как настроение, и в этом её трудности, её изъян, то вторая разыграла привычную картину - власть порождает власть. Постижение другого состояния для этой власти мучительно и практически невозможно.
На этом съезде суммируются неумение с нежеланием, поэтому так труден путь реформ. Носители разные, а итог один - стена. Поэтому и стиль выступлений прямо противоположен: одни выступления как бы в парламенте, другие как бы на Пленуме ЦК КПСС.
Проблема федеративного, союзного договора - это проблема согласия. Для нас этот процесс пока мучителен. Мы с непостижимой страстью впитываем идеи суверенности, а значит, отчасти идеи разобщенности, разделения. Договоренность в пределах этого зала не есть конечная цель. Проблема в другом: договоренности, достигнутые здесь, имеют смысл лишь тогда, когда мы на их основе договариваемся с Центром. Нам не дает договориться Центр, его тоска по всевластию. Присутствующий в этом зале разлад, делегированный сюда Центром, уничтожает, губит Россию. Слияние Центра с Россией, растворение Центра в России есть превращение российской государственности в декорацию. Это равносильно признанию, что премьером России является Валентин Павлов, а Президент у России уже есть, его фамилия Горбачев. Кстати, Михаил Сергеевич так и считает. Политический анализ был бы неточен, если бы мы здраво не оценили в современной ситуации той роли, которую играет КПСС и состояние самой КПСС. Кризис КПСС не в её закостенелости, неумении реформироваться, появлении фракций и платформ внутри партии, все это во-первых, в-третьих и в-десятых. Кризис партии в шоковом прозрении, что народ более не считает партию защитником своих интересов, иначе говоря, народ обвиняет партию в присвоении этой роли или, проще говоря, в самозванстве. Вот причина кризиса, причина потрясения. Руководство партии на всех уровнях стало жертвой мифа, созданного многолетней партийной пропагандой. Отсюда тактика - попытаться вернуть авторитет не продуктивностью собственных действий, а за счет критики ошибок оппонентов.
Может ли быть хуже, чем есть сейчас?! Необъятная страна имеет нескончаемую возможность взлета, но необъятная страна имеет беспредельную глубину падения. Наступил момент, когда поведение высшей власти становится непредсказуемым. Семь человек могут обратиться в военный гарнизон. И в столицу республики вводятся войска. 29 человек могут счесть свое состояние неудобным, и 9 миллионов москвичей, являющихся избирателями, лишатся права повседневного контакта с депутатами.
Россия не имеет власти продуктивной, самостоятельной, суверенной. И это реальность.
Но Центр, который в утверждении своего права опирается на бронетранспортеры, бронежилеты, на охрану, подтверждает, что власть над навыком, экономикой, трудом, творчеством Центр утратил. Непредсказуемость поведения власти - это тоже энергия. Прошу вас это понять и почувствовать. Фундаментальная мысль, высказанная в докладе: Советы оказались неспособными принять весь объем, всю тяжесть власти, которая им предназначалась. Они, Советы, были приспособлены к выполнению одной обязанности - нести шлейф партийной власти. Я вам должен сказать, что в таком же положении в недалеком прошлом пребывало и Российское правительство.
Нынешнее правительство России выполнило очень важную задачу. Оно доказало, что оно есть. Никогда никто не знал, что существовало Российское правительство. Все знали Воротникова - члена Политбюро, но никогда никто не знал членов Кабинета министров России. Однако задача - быть или засвидетельствовать свое политическое присутствие - это слишком малая задача для правительства великой страны. Чем плох Силаев для политических течений коммунистической ориентации? Тем, что он не стал фигурой, противодействующей Ельцину, - вот в чем вопрос. Правые и консерваторы поддержали назначение Силаева и сейчас требуют от премьера "расплатиться по векселям".
Почему правительство плохо работает? В силу отсутствия профессионализма? Нет, тому есть причина иная - правительство вовлечено в политическую борьбу. А как и всякое действо, борьба, а тем более политическая, забирает силы. А значит, их остается неизмеримо меньше на выполнение собственных обязанностей - осуществлять экономическую политику, то есть то, чем никто другой заниматься не может и не умеет. Но дело не только в этом.
Нестабильная обстановка в парламенте, отсутствие гарантированной поддержки вынуждают правительство на свой страх и риск и по своему усмотрению расширять политические горизонты, постоянно разрабатывать штольню, так как иначе сужается возможность маневра. И все происходит наоборот, уже правительство и его актив лоббируют членов парламента.
Говорят, беда объединяет. Разруха - это жутчайшая беда. Странно, что в этих условиях не случилось объединения усилий парламента и правительства.
И все это кликушество о 142 миллиардах есть мелкопробный политический театр, инициируемый Центром, месть за то, что Российское правительство перебежало дорогу Центру. Задумывался целый пакет таких операций. Когда нечего продавать - продают деньги. Этой экономической практике более ста лет. Просто интересы Центра и крайних консерваторов российской постсоветизации объединились. И тем и другим надо свалить правительство Силаева, чтобы войти в освободившийся коридор монолитным строем и вернуть в руки Политбюро этот рычаг управления Россией. Замысел профессиональный и должен быть оценен по достоинству.
ОТСТУПЛЕНИЕ НОМЕР ТРИ, ПО СУТИ
Почему же, уже будучи Председателем Верховного Совета, если верить словам Президента, во время одной из многочасовых личных встреч Хасбулатов дал понять, что мог бы возглавить правительство? Как можно объяснить этот шаг?
Будучи избранным в качестве депутата от Чечни, Хасбулатов не может не понимать зыбкости своего положения, когда Чечня, изнасилованная генералом Дудаевым, практически вышла из состава России. Чисто формально Чечня уже потребовала отозвать своих депутатов как из парламента, так и со съезда. И только упрямство и возмущение парламента поведением самозваного президента Чечни, удержавшегося у власти (какими методами, это уже второй вопрос), сумевшего взорвать равновесие на Северном Кавказе, оставляла чеченских избранников в пределах российского парламента. Иначе говоря, только неприязнь к Чечне остается гарантией устойчивости депутатского мандата Хасбулатова. Уход в коридоры высшей исполнительной власти освобождает Хасбулатова от этой трагической раздвоенности. Хасбулатов - экономист, ему кажется, что его профессорская мантия позволит ему на равных держаться в мире науки. Об академическом звании говорить не будем. В этой необузданной многовсхожести академий на российской земле видится явление скорее карикатурное, нежели духовное. Когда академиком числят Невзорова, человека, не имеющего высшего образования, академическое звание Хасбулатова можно уподобить посвящению в сан Нильса Бора. И все-таки как человек неглупый, хотя и тщеславный, он старается реже вспоминать об этом синдроме верноподданности. Опьянение неополитиков академической доступностью, явление, по существу, драматическое, зло, свидетельствующее о двойственном вырождении и академиков, и политиков.
Хасбулатову, конечно же, надоел и парламент, и съезд. Он безумно устал и желал бы уйти заметно, но без самокризиса. Его беспокоит активизация правых, которые временно, и он этого не может не замечать, опираются на него и, теперь уже публично, поддерживают. Он уязвлен неверностью демократов и, уж тут ничего не поделаешь - кавказская данность: должен наказать, отомстить за собственное унижение, которому был подвергнут на IV съезде, в процессе изнурительной процедуры своего неизбрания. Он им докажет, что, отвернувшись от него, демократы, леворадикалы потеряли больше, чем приобрели. Да, он не может претендовать на первую роль в России. Он - чеченец. Но быть вторым, быть рядом с Президентом, в этом смысл его устремлений. Стать для Президента не просто нужным - необходимым. Он образованнее Президента, и это непременно заметят. Пусть все увидят, что Президент без него - это половина Президента.
Да, он пошел на компромисс, он уступил. Филатов будет первым заместителем. Они неплохо работали вместе, когда Филатов выполнял обязанности секретаря парламента; для равновесия политических сил, чтобы успокоить эту скандальную "Демократическую Россию" (Филатов их ставленник), он готов уступить. Конечно, он недооценил Шумейко, проглядел. Он полагал, что именно Шумейко усилит практическое влияние парламента на правительство. Неглуп, был преуспевающим директором завода, сторонник разумного реформаторства. Поначалу так и получилось, но затем они объединились с Филатовым. Это был первый сигнал.
Ельцин думает, что это он пригласил Владимира Шумейко, убедил, уломал Хасбулатова и тот согласился. Ничего подобного. Да, он согласился, но почему? Шумейко, в идеале, может сменить Хасбулатова на его посту, случись крайняя ситуация разрыва или самоотставки спикера. Они на это и рассчитывают. И напрасно. Хасбулатов в отставку не подаст. Ну а Шумейко он отпускает. Ему ведь все равно, кого подсиживать, будет подсиживать премьера. Политик, не умеющий резервировать силы и разгадать ход оппонента, обречен.
Атмосфера повального кризиса выбросила на поверхность иной тип политиков. Их можно назвать лидерами без стратегии. Хаос повсеместный, усиливается не в течение дней, а в течение часов. И, подчиняясь этому тактическому поветрию, нацеливаясь на задачи, контуры которых различимы, Ельцин, как ему казалось, тем самым усиливал правительство. На данный момент правительство для Президента - задача № 1. Его не очень заботит судьба парламента. Он ещё не махнул на него рукой, но уже близок к тому. Изъятие Шумейко из руководства парламента нельзя считать шагом разумным. Вряд ли безучастен к этой операции был и сам Шумейко. Назовем это непродуманным приобретением исполнительной власти во благо сиюминутной выгоды, которая впоследствии выгодой не оказалась. За всеми этими должностными перемещениями скрывалась своя интрига. Идею перевода Шумейко в ранг вице-премьера инициировал Хасбулатов, когда понял, что в его окружении возникла ось: Филатов - Шумейко, и ещё неизвестно, куда примкнет колеблющийся Яров. Подозреваю, что Президент и его окружение не просчитали этой ситуации. Дело в том, что Шумейко приглянулся Президенту ещё раньше и он был уверен, что, приглашая Шумейко, перетягивая его в правительство, он воплощает свой замысел. Хасбулатов, со своей стороны, провел эту операцию не менее безукоризненно. Он публично сожалел о притязаниях Президента, как бы даже препятствовал уходу Шумейко. Хотя и вяло, но давал понять забирают лучших. Однако реформы превыше всего, и он готов, даже во вред себе, отдать Президенту самых способных. Да, их отношения с Президентом расстроились, но кто может упрекнуть его, после таких шагов, что он не идет навстречу Президенту?