Страница:
Так все-таки, о чем думал Президент, когда...
Однажды в череде таких вот непредсказуемостей президент высказался о своей предрасположенности к идее левоцентристского блока. По этому поводу депутат Мурашев произнес идеалистическую фразу: "Нам не дано предугадать, о чем думал Горбачев". Еще была остаточная вера, и демократы гнали от себя чувство растерянности. Я часто вспоминаю эту фразу Аркадия Мурашева и спрашиваю себя: "А почему, собственно, мы должны разгадывать указы президента, искать скрытый замысел?" Мы неисправимы, безмерна вера сограждан в доброго и умного царя. Нам стыдно признаться, что нас одурачили. Мы непременно скажем: "Замысел был замечательным - воплощение подкачало". И в 1917-м, и в 1922-м, и в 1956-м, и в 1964-м, и в 1985-м.
Этого у нас не отнять, начинаем красиво. "А был ли мальчик?" Был ли президент демократом? Полагаю, что нет.
Уставший от тупоумия и партократии человек. Фамилия, имя, отчество: Горбачев Михаил Сергеевич. Он пошел влево не в силу убеждений, а по причине крайней несимпатичности и ограниченности соратников, с которыми оказался за одним столом президиума. Его раздражал генерал, который сопровождал Брежнева вплоть до трибуны съезда, куда и помогал ему взобраться. Его раздражал "серый кардинал" Суслов. А затем - канцелярский корифей, возомнивший себя идеологом, - Черненко. Нормальная реакция нормального человека. Если это раздражало и угнетало всех, это должно было раздражать и Горбачева. Все-таки юрфак, все-таки МГУ.
Неудачность агропреобразований лучше других понял сам автор. Он не признал этого вслух, но внутренне себя остерег. Юрист Горбачев взял верх над Горбачевым экономистом-заочником. И видимо, в силу этого Горбачев как бы передоверил экономические и хозяйственные реформы. Произошло разделение труда. Ты, Коля, занимаешься внутренними делами, а я - внешней политикой. Мое дело - набросок, эскиз идеи: новое мышление, гуманный социализм, общеевропейский дом. Я над - а ты, Коля, внутри.
Собрались специалисты по эскизам, каждый делал набросок, но никто не был способен нарисовать картину в целом. Со временем очевидный недостаток, повторенный многократно, становится образом поведения, разновидностью философии.
Сейчас, когда наступил момент нести урон на ниве внешней политики, считавшейся на протяжении шести лет выигрышной картой Горбачева, самое время понять причину эволюции.
Дело не в отставке Шеварднадзе. На этот счет много домыслов. Поступок Шеварднадзе - поступок этический. Он оказался перед чертой, когда надо делать выбор: власть или порядочность? Шеварднадзе выбрал порядочность. В предупреждении: грядет диктатура (замечу, Шеварднадзе не уточнил, чья диктатура) - прочитывается не интеллигентский всхлип, в чем немедленно попытался обвинить министра правый фланг парламента, а точный анализ, признание факта, что крайне правые загнали президента в угол.
Станислав Шаталин в известном письме на имя президента крикнул вдогонку, ни на что не надеясь: "Преодолейте в себе местничество, подозрительное отношение к демократам".
Союз президента с демократами не состоялся и состояться не мог. Президент считает себя праотцем демократических обновлений в стране. И это справедливо. А потому и демократам положено платить моральный оброк праотцу. А они этого не делают. Нехорошо.
Первоначально, в 1985, 1986 годах демократов, либералов такая формула устраивала. Она давала им стартовое превосходство. Президент нас породил значит... Мысленно выстраивались права на особые отношения с праотцем. Истосковавшись по либеральной власти, они готовы были отдать в распоряжение президента свой интеллект, свое умение. Однако маятник политической жизни не удалось удержать в пределах приемлемой амплитуды, он пошел слева направо.
Почему же не получилось единения? Все дело в психологии. Демократы рассчитывали на союз, а президент - на послушание.
Создание президентского совета было последней попыткой Горбачева подтвердить свой политический центризм. К этому времени Горбачев уже "сделал свой выбор", уже возвращался в родные пенаты. От президентского совета требовалось одно - запечатлеть в сознании народа образ президента-центриста. С этой своей недолговечной задачей совет справился, оставив для потомков групповую фотографию. Дескать, и такое тоже было.
ШТОРМ ИЛИ УПРАВЛЯЕМОЕ ВОЛНЕНИЕ
Правые очень точно ловили колебания президента.
Непредсказуемость поведения левых испугала Горбачева.
Демократы критиковали КПСС, партократию, они ещё надеялись, что президент порвет с партийной верхушкой, олицетворяющей консерватизм и реакцию. И тогда его союз с демократами стал бы естественным. Конечно, в этих либеральных раздумьях присутствовал скорее политический романтизм, нежели понимание жесткой реальности. Он был присущ людям более старшего поколения, пережившим неудачи хрущевской оттепели. Горбачев был их последней надеждой. До поры до времени они сдерживали натиск крайних радикалов, оставаясь при этом знаменем перемен, сторонниками "мягкой революции". Именно их Горбачев вернул из политической ссылки, действуя скорее интуитивно, нежели по убеждению, полагаясь на проверенный принцип: враги моих врагов - мои друзья.
Пора оставить иллюзии. Никто ниоткуда никаких демократов не возвращал. В нашем обществе их попросту не было. Вернулись умеренные консерваторы, не чуждые духу либерализма. В высших слоях политической атмосферы появилось несколько интеллигентных неглупых людей. Как же мало надо нашей стране, чтобы завопить во всю глотку: "Революция!"
Нечто подобное случилось после выборов российских депутатов. По всем самым тщательным подсчетам, депутатов демократической ориентации было избрано не более 33 процентов. Но уже этого оказалось достаточно, чтобы избиратель зашелся в счастливой истерике: "Победила демократия!" Не победила, нет. Заявила о своем появлении на политической арене. Страна необъятных просторов склонна к преувеличению. И мы близки к тому, чтобы сделать ещё одно признание: президент - наше очередное преувеличение.
Китайская поговорка гласит: "Никогда не откусывай больше, чем можешь проглотить".
Горбачев надломил систему. И в разлом ринулась невостребованная социальная энергия наряду с политической пеной. Я бы назвал наше время временем разноцветного радикализма.
Суперрадикалы оттеснили сторонников "бархатной революции" (с ещё большей очевидностью это произошло в странах Восточной Европы) и стали воплощением демократии как настроения. А настроение - категория непредсказуемая.
Сейчас трудно сказать, кто первый выкрикнул опрометчивое словосочетание: "Горбачеву нет альтернативы". Вполне возможно, автором этих слов был кто-то из либералов. Мечтательность - продукт врожденного сентиментализма. На какой-то момент это примирило всех: Горбачева, Рейгана, демократов и даже крайне правых. У них не было лидера: Лигачев слишком одиозен, Гидаспов - нестабилен, Полозков - провинциален и зол, да и антибольшевистские идеи обрели характер эпидемии. И правые решили переждать. Горбачевизм нельзя назвать культом личности. Дела шли слишком скверно, не до икон. Просто президент стал объектом политической борьбы. Шла схватка за влияние на президента.
Интеллигенция жила иллюзиями. Козлом отпущения был Рыжков, сначала в одиночестве, затем вместе с Абалкиным. Горбачев набирал очки на Западе и уже через Запад внедрял в сознание соотечественников однажды услышанные ими слова: "Горбачеву нет альтернативы". Нас усиленно убеждали, что инвестиции даются Западом "под Горбачева".
Учитывая, что концепцию экономической реформы в любых её видах создавали либералы, полулибералы, радикалы и полурадикалы, так или иначе нацеленные на обновление люди, исповедующие взгляды если не демократические, то близкие к таковым, - учитывая все это, можно сказать, что демократы по собственной инициативе шли к своему распятию.
Если даже не они произнесли первыми слова "альтернативы Горбачеву нет", то, несомненно, оказались той силой, которая эту идею поддержала.
Правые понимали: в этих условиях единственный шанс - склонить чашу весов в свою сторону, зародить у президента подозрение к демократам, создать образ даже не союзника, а коварного попутчика; подсунуть президенту лжеэкстремистские лозунги, выполненные в духе политической истерии, под видом тезисов долгосрочной программы демократов.
Власть всегда подозрительна. Уже на второй день своего установления она начинает выискивать глазами тех, кто может её свергнуть.
Здесь важно перехитрить, пустить власть по ложному следу.
Реакция правильно оценила ситуацию. Во-первых, она воспользовалась либералами как заслоном. Михаил Полторанин как-то выразился более точно: "Интеллигенция вокруг Горбачева, а на первых порах она была его надежным союзником, выполняла роль волнореза, о который разбивалась бушующая стихия народного недовольства деятельностью центра, правительства и самого президента. В результате всякий шторм превращается в якобы управляемое волнение".
ПОЧЕМУ ВПРАВО, А НЕ ВЛЕВО?
Интеллигенция оказалась заложницей своего доверия к президенту. И ещё долго, оставаясь верной кодексу порядочности, уверяла окружающих, что президент по природе демократ, только боится признаться в этом вслух, ждет, когда демократы окажутся в большинстве, а пока вынужден подыгрывать правым. Я не оговорился - вынужден подыгрывать.
Правомерен вопрос: почему Горбачев пошел вправо, а не влево? Объяснить это не так сложно. Всякая реформа в консервативном обществе продукт умеренных консерваторов. Ибо в закрытом обществе - а наше общество до 1985 года было таковым, со всеми признаками тоталитарного режима, пропитанного идеологией диктатуры, - демократов на этажах управления быть не может по причине отсутствия среды обитания. Поэтому взгляд на любые реформы, будь то Хрущев, Брежнев, Андропов, Горбачев (а сегодня мы имеем основания эти фамилии поставить в один ряд), - это взгляд даже не либерала, а в лучшем случае умеренного консерватора, чье понимание реформ ограничивается степенью его умеренности. Отсюда тупиковые ситуации, неспособность к развитию идеи, увлечение переиначиванием структурных систем. В этом смысле показательны все последние указы президента, влияние которых распространяется на дисциплинарные подразделения КГБ, МВД, армии, Гостелерадио. Создается иллюзия действенности президентского управления.
В то же время указы, касающиеся экономических, социальных либо критических ситуаций, национальных конфликтов, выполняют роль не более чем многословной проповеди на эту тему. У президента не было и нет программы, поэтому процессы, начатые реформаторами, ушли дальше, за пределы его умеренности, а значит, за пределы понимания. И реформатору - а президент считает себя таковым - трудно и неловко в этом признаться. Ближайший сподвижник президента Н. И. Рыжков под конец своего "премьерства" оказался более откровенным.
Разумеется, умеренный консерватор Горбачев, вступивший на дорогу реформ практически без команды единомышленников, был вынужден подстраиваться под жесткое консервативное и даже реакционное окружение. Ему необходима была поддержка, и либеральное крыло общества протянуло Горбачеву руку, опираясь на которую, он начал свою внешнеполитическую карьеру. Конец афганской войны, отношения с Америкой, общий европейский дом. Доверие к Горбачеву на Западе рождал не сам Горбачев, а либеральное сопровождение, в окружении которого он там появлялся. Ничего удивительного, "короля играет свита". Так рождалась эйфория влюбленности Запада в Горбачева.
Внутри страны действия либералов, а равно и демократов были менее продуктивны.
Почему столь скорым был успех на международной арене? Да потому, что якобы "жесточайшее" сопротивление советской "миролюбивой" политике было дутой величиной, на которую работал практически весь пропагандистский аппарат партии и государства. Но зато продвижение реформ внутри страны, в среде "новой человеческой общности" - народ-интернационалист, народ-труженик, единый с партией, весь как один, всегда и во всем привыкший брать заоблачные высоты и одерживать исторические победы, - в среде этого народа дело застопорилось, реформы забуксовали и рухнули, увы, по той же самой причине: мир кривых зеркал, дутых величин, придуманных достоинств. Марксистская идеология-труженица омертвила сознание настолько, что политическая слепота стала разновидностью социального зрения как пророков, так и толпы.
Когда мы говорим о кризисе власти, мы неверно расставляем акценты. И вообще, что такое кризис власти? Политический скандал? Конфликт внутри власти? Ее непопулярность и нерешительность? В цивилизованном мире все обстоит именно так. Но мы - особая разновидность бытия, и кризис наш особый. Центр в процессе резкого падения престижа президента стал на путь реформирования власти от противного. Пока президент был популярен, относительная популярность других была допустимым обрамлением. Когда же популярность президента стала падать, привлечение в структуры власти людей популярных и значимых стало практически невозможным. Президент не столь ревнив в момент взлета, как мнителен в момент утраты популярности. Кабинет оказался в положении незавидном: нужно создать власть, исключающую потенциал лидерства.
Иначе говоря, власть возвращается на круги своя. Она формируется вопреки контактам с обществом, игнорируя его интересы и симпатии.
ПРЕЗИДЕНТ ЖЕРТВУЕТ КАЧЕСТВО
Демократы переживают свой первый кризис. Первая волна разочарования избирателей - стало хуже, чем обычно. Почему так? Добившись зыбкого большинства в законодательной власти, демократы остаются удручающим меньшинством в коридорах власти исполнительной. Они пришли в среду старого аппарата без своей команды. Демократы с некоторым опозданием начали понимать, что власть - это не только управление, но и подчинение. Нельзя быть одновременно как бы властью и как бы оппозицией, тут всякая путаница почерка чревата.
Месяцы рядом с "рычагами власти", не подарившие даже малейшего сдвига к лучшему, стали периодом жесточайшего разлада среди демократов. И это естественно: разлад всегда там, где нет результатов дела. Начинается поиск виновных.
У политических противников психологический режим складывается иначе. Четыре месяца ушло на зализывание ран. Затем шок прошел, и следующие три месяца были употреблены более продуктивно, нежели у демократов. Правые готовили наступление. В отличие от демократов, они скрупулезно пересчитали сторонников, а затем построили их побатальонно. Они парализовали действие законов России на местах. Они вынудили Горбачева сменить политическую команду. Новый состав политбюро - люди из одиннадцатого ряда.
Перепуганный экономическими неудачами президент панически отталкивает от себя либералов, центристов. Говоря шахматным языком, президент жертвует качество. И, как ему кажется, добивается частичного прощения у правых. Поразительно, с какой легкостью президент уступает своих вчерашних союзников.
Шеварднадзе знал все или почти все и поэтому ушел. Прибалтийский вариант перечеркивал внешнюю политику эпохи Шеварднадзе. Уход Шеварднадзе освободил коридор, и правые немедленно зашли с тыла. Прибалтийская трагедия, по сути, хрестоматия политической борьбы. Правые отрезали президента от Запада. В момент событий было бы правомерно ожидать, что президент страны немедленно прибудет в Прибалтику, но произошло совсем иное. Президент позвонил Джорджу Бушу, Франсуа Миттерану и Гельмуту Колю. После событий рухнул миф о золотом кредитном дожде, который, как эхо, мог ещё донестись до нас. "Альтернативы Горбачеву нет". Правые поставили президенту мат в три хода. Танки в Прибалтике перевернули страницу политической истории. По-разному можно её прочесть: правые пленили президента; президент сделал свой окончательный выбор, поставил на правых.
Но суть вариантов не имеет. Впервые с 1985 года президент и правые силы стали практически единым целым. Несомненно, для себя лично президент просчитал этот шаг. Он перешел в правый лагерь. Это много, но не все. Один вопрос остается открытым: захотят ли правые видеть в президенте своего лидера?..
Готовность идти вправо Горбачев подтвердил на IV съезде народных депутатов СССР, обронив в кулуарах съезда фразу: "Все естественно - правеет общество, правеет и власть". Президент слукавил, заслонившись якобы изменившимся настроением народа.
Мы начинаем привыкать к нашему Президенту. Уже не в первый раз ответственность за свои поступки он адресует в никуда. Нынче, оказывается, народ изменил свои взгляды, и Президент, выполняя по конституции его волю, сделал то же самое со своими воззрениями. Подобные аналогии имели место в истории. Наполеон менял свои взгляды трижды.
На политической арене примерное равенство сил. Переход Горбачева в лагерь правых дает им перевес в количестве власти. Воспользовавшись лояльностью Президента к отечественной реакции, правые хотели бы задушить демократию руками того человека, который начал демократический процесс в стране и которого не единожды спасали левые силы, принимая его сторону в самые критические моменты его личной борьбы за право руководить страной. Ну а потом, если это "потом" произойдет, Президент останется наедине с теми, кто ненавидел его с первых минут появления на политическом горизонте.
На гребне политических столкновений в решающий момент оказываются лидеры - таковы правила игры, такова логика истории. Блуждая по лесу, о потере ориентиров вы догадываетесь не сразу. И только очутившись дважды на одной и той же поляне, вы начинаете понимать, что заблудились. Так и в общественной жизни: куда бы мы ни поворачивали, куда бы мы не отклонялись, проплыв достаточно, выруливаем к одной и той же экспозиции: Горбачев Ельцин. И удивительное постоянство взглядов одного, что возможно назвать политическим упрямством, если говорить о Ельцине; и движение разновекторное вкупе с непостижимой переменчивостью суждений, словно бы целью было запутать следы, уходя от преследования, если иметь в виду президента, по сути, политическая западня.
Спасение Президента - в очевидном сохранении Ельцина на политической арене. И самое парадоксальное - сохранение не в качестве символа, а как фигуры, обладающей реальным объемом государственной власти. И вся стратегия реакционных сил на уничтожение Ельцина, на низложение его на внеочередном съезде, который, уступая своей человеческой обидчивости и политической уязвленности, подыгрывает Президенту, для самого Президента, по сути, политическая западня.
Сегодня, скажем Президенту откровенно, правые в том привычном понимании (а не в лукавом переиначивании левых на правых), вобравшие всю закостенелость системы, идеологический догматизм, видящие оптимистические сны "о Сталине мудром, родном и любимом...", не преисполнены чувством любви и благодарности к Президенту. Их сдержанное песнопение Президенту объясняется очень просто: правым не под силу вести войну на два фронта. Кстати, это не под силу и левым, но в данный момент мы рассуждаем о правых. Им надо сокрушить Ельцина как фигуру, объединяющую так или иначе большинство демократических течений. И Президент им нужен как таран, вот почему они его терпят на посту Генерального секретаря. Ельцин, его команда и "так называемые демократы" заставляют правых держать силы на этом фронте. Сокруши они Ельцина, и Президенту будет непозволительно уезжать даже в отпуск.
Пора подниматься из окопов - девиз, под которым прошел последний Пленум ЦК КПСС. Уже никто не тревожит себя вопросом: почему Президент не оставил пост Генерального секретаря партии, которая, по изменившейся конституции, якобы более не является правящей?
Согласиться быть неправящей и стать неправящей - это разные состояния. И если первое оглашено, то второе не осуществлено. Непредсказуемость последствий политических реформ насторожила президента. Партия, которая в силу объективного развития была средоточием крайне консервативных сил, встретила процесс демократизации в штыки. И не надо умиленных всхлипов, что КПСС была инициатором обновления, не следует инициативу пяти человек адресовать всей партии.
Критика в адрес партии обрела характер всенародного движения, и это явилось для КПСС полной неожиданностью.
Горбачев удерживал свои позиции в партии только потому, что оставался до поры достаточно популярным лидером вне КПСС. И в тот момент консерваторы внутри партии терпели Горбачева, скованные страхом перед народным брожением.
Но то было раньше, иные мысли и чувства теперь.
Партия, напуганная событиями в Восточной Европе, в спешном порядке остановила демократический процесс в своих рядах. Произошла перегруппировка сил. В спешном порядке правые силы были сосредоточены в зоне РКП. Неудивительно, что именно эти силы инициировали движение комитетов общественного спасения, идеи военного путча, вовлечение армии в политическую борьбу. Подобный маневр сохранял реакционное ядро в партии как бы в заповедном состоянии, что ещё раз подтверждает мысль: крайний консерватизм - главный генофонд КПСС. Какое-то время эта поляризация сил давала определенный эффект, пока сам Президент теоретически числил себя фигурой центристского характера. Но как только Президент сместился на правый фланг, съезд и ЦК партии стали стремительно превращаться в однофамильный, одноцветный массив. Изгнание инакомыслящих, призывы к единству, сплочению имеют явные и неявные последствия.
Единство в партии, выпестованное в традициях догматизма, - это путь к одинаковости. Предание анафеме Станислава Шаталина - шаг запредельный. Интеллект тем значительнее, чем ощутимее энергия несогласия.
Было время, когда коммунисты, отвергая Полозкова, заявляли: при чем тут Полозков, мы в партии Горбачева. Теперь разницы нет.
Самое любопытное, что эту схожесть подчеркнул Полозков на последнем пленуме РКП. "Если ещё недавно противопоставляли КПСС и компартию РСФСР, Горбачева и Полозкова, "хороших" коммунистов и "плохих", реформаторов и консерваторов, то теперь ясно - это игры вчерашнего дня. Да это и была просто дымовая завеса". Как говорится, лучше не скажешь.
Ныне Генеральный секретарь, он же Президент, в своих выступлениях напоминает нам, что коммунистов все-таки 16 миллионов. Не станем возражать Генеральному секретарю, однако Президенту напомним, что беспартийных чуть больше - 270 миллионов.
Из Липецка сообщают, из Витебска сообщают, из Гомеля сообщают то же. После почти годичного невыезда Президент посетил Белоруссию. И вот уже ТАСС поправляет нашу неточность, предлагая вернуться к старому прочтению: Генеральный секретарь, Президент страны.
Ничего нынче нет. И лампочек электрических нет тоже. На Тишинском рынке несколько ханыг продают перегоревшие лампочки по рублю за штуку. Видел всякое, но такую коммерцию разумом не понять. Зачем? Отвечают: жизни не знаешь. Покупаешь у меня лампочку, приходишь на работу, вывинчиваешь нормальную, ставишь на её место испорченную и требуешь заменить. Операция проста как гвоздь. Тебе хорошо и государству приятно - позаботилось о сотруднике. Двойной выигрыш. Неисповедимы пути Господни, и разум народа нескончаем. Такая у нас нынче жизнь. От лампочки Ильича до лампочки Горбачева.
Глава I
НАЧАЛО,
РАЗОРВАННОЕ ПОПОЛАМ
ПОКА ТОЛЬКО ОЩУЩЕНИЯ
Год 1991-й. Июль. IV съезд Жизнь уже ничем не может нас удивить. Продуктов нет по-прежнему. Цены возросли настолько, что человеческое воображение сделало уважительный шаг назад, потому как социалистическому разуму, а иного, в силу поспешности перемен, у нас быть не могло, такие величины попросту незнакомы. У экономистов всех направлений и ориентации, от Шмелева до Сергеева, появился повод с одинаковой убедительностью заявить - мы предупреждали. Несомненно, что одной из неразрешимых проблем ближайшего периода будут поиски ответа на житейский вопрос: как считать денежные знаки - в километрах или на вес. И самое смешное, что все это говорится серьезно, без претензии на юмор. В безнадежной ситуации придумывание надежд становится профессией.
Театр политических действий переместился в Россию. Тому уже год. Мысль о низвержении Ельцина терзает душу разномастного центрального руководства.
Энергию неприятия Ельцина аккумулирует партаппарат, практически во всех звеньях. Сюда правомерно прибавить хозяйственный актив, однако с оговоркой, здесь картина более пестрая: армия, КГБ тоже не однозначны. И тем не менее противоборство Ельцину вызревает внутри этих структур.
Отчего был столь странен рисунок борьбы? Это был ни на что не похожий съезд. Не обремененный объемной повесткой дня, он, скорее, предполагался как ритуальный. Впервые Президент. 2 тысячи журналистов. Благословение Патриарха Всея Руси. Замеченное на всех континентах рукопожатие Ельцина и Горбачева и несколько пространная речь союзного Президента, произнесенная в нарушение всех канонов и сценариев не до, а после музыкального финала. Но все равно впервые, впервые, впервые.
Однажды в череде таких вот непредсказуемостей президент высказался о своей предрасположенности к идее левоцентристского блока. По этому поводу депутат Мурашев произнес идеалистическую фразу: "Нам не дано предугадать, о чем думал Горбачев". Еще была остаточная вера, и демократы гнали от себя чувство растерянности. Я часто вспоминаю эту фразу Аркадия Мурашева и спрашиваю себя: "А почему, собственно, мы должны разгадывать указы президента, искать скрытый замысел?" Мы неисправимы, безмерна вера сограждан в доброго и умного царя. Нам стыдно признаться, что нас одурачили. Мы непременно скажем: "Замысел был замечательным - воплощение подкачало". И в 1917-м, и в 1922-м, и в 1956-м, и в 1964-м, и в 1985-м.
Этого у нас не отнять, начинаем красиво. "А был ли мальчик?" Был ли президент демократом? Полагаю, что нет.
Уставший от тупоумия и партократии человек. Фамилия, имя, отчество: Горбачев Михаил Сергеевич. Он пошел влево не в силу убеждений, а по причине крайней несимпатичности и ограниченности соратников, с которыми оказался за одним столом президиума. Его раздражал генерал, который сопровождал Брежнева вплоть до трибуны съезда, куда и помогал ему взобраться. Его раздражал "серый кардинал" Суслов. А затем - канцелярский корифей, возомнивший себя идеологом, - Черненко. Нормальная реакция нормального человека. Если это раздражало и угнетало всех, это должно было раздражать и Горбачева. Все-таки юрфак, все-таки МГУ.
Неудачность агропреобразований лучше других понял сам автор. Он не признал этого вслух, но внутренне себя остерег. Юрист Горбачев взял верх над Горбачевым экономистом-заочником. И видимо, в силу этого Горбачев как бы передоверил экономические и хозяйственные реформы. Произошло разделение труда. Ты, Коля, занимаешься внутренними делами, а я - внешней политикой. Мое дело - набросок, эскиз идеи: новое мышление, гуманный социализм, общеевропейский дом. Я над - а ты, Коля, внутри.
Собрались специалисты по эскизам, каждый делал набросок, но никто не был способен нарисовать картину в целом. Со временем очевидный недостаток, повторенный многократно, становится образом поведения, разновидностью философии.
Сейчас, когда наступил момент нести урон на ниве внешней политики, считавшейся на протяжении шести лет выигрышной картой Горбачева, самое время понять причину эволюции.
Дело не в отставке Шеварднадзе. На этот счет много домыслов. Поступок Шеварднадзе - поступок этический. Он оказался перед чертой, когда надо делать выбор: власть или порядочность? Шеварднадзе выбрал порядочность. В предупреждении: грядет диктатура (замечу, Шеварднадзе не уточнил, чья диктатура) - прочитывается не интеллигентский всхлип, в чем немедленно попытался обвинить министра правый фланг парламента, а точный анализ, признание факта, что крайне правые загнали президента в угол.
Станислав Шаталин в известном письме на имя президента крикнул вдогонку, ни на что не надеясь: "Преодолейте в себе местничество, подозрительное отношение к демократам".
Союз президента с демократами не состоялся и состояться не мог. Президент считает себя праотцем демократических обновлений в стране. И это справедливо. А потому и демократам положено платить моральный оброк праотцу. А они этого не делают. Нехорошо.
Первоначально, в 1985, 1986 годах демократов, либералов такая формула устраивала. Она давала им стартовое превосходство. Президент нас породил значит... Мысленно выстраивались права на особые отношения с праотцем. Истосковавшись по либеральной власти, они готовы были отдать в распоряжение президента свой интеллект, свое умение. Однако маятник политической жизни не удалось удержать в пределах приемлемой амплитуды, он пошел слева направо.
Почему же не получилось единения? Все дело в психологии. Демократы рассчитывали на союз, а президент - на послушание.
Создание президентского совета было последней попыткой Горбачева подтвердить свой политический центризм. К этому времени Горбачев уже "сделал свой выбор", уже возвращался в родные пенаты. От президентского совета требовалось одно - запечатлеть в сознании народа образ президента-центриста. С этой своей недолговечной задачей совет справился, оставив для потомков групповую фотографию. Дескать, и такое тоже было.
ШТОРМ ИЛИ УПРАВЛЯЕМОЕ ВОЛНЕНИЕ
Правые очень точно ловили колебания президента.
Непредсказуемость поведения левых испугала Горбачева.
Демократы критиковали КПСС, партократию, они ещё надеялись, что президент порвет с партийной верхушкой, олицетворяющей консерватизм и реакцию. И тогда его союз с демократами стал бы естественным. Конечно, в этих либеральных раздумьях присутствовал скорее политический романтизм, нежели понимание жесткой реальности. Он был присущ людям более старшего поколения, пережившим неудачи хрущевской оттепели. Горбачев был их последней надеждой. До поры до времени они сдерживали натиск крайних радикалов, оставаясь при этом знаменем перемен, сторонниками "мягкой революции". Именно их Горбачев вернул из политической ссылки, действуя скорее интуитивно, нежели по убеждению, полагаясь на проверенный принцип: враги моих врагов - мои друзья.
Пора оставить иллюзии. Никто ниоткуда никаких демократов не возвращал. В нашем обществе их попросту не было. Вернулись умеренные консерваторы, не чуждые духу либерализма. В высших слоях политической атмосферы появилось несколько интеллигентных неглупых людей. Как же мало надо нашей стране, чтобы завопить во всю глотку: "Революция!"
Нечто подобное случилось после выборов российских депутатов. По всем самым тщательным подсчетам, депутатов демократической ориентации было избрано не более 33 процентов. Но уже этого оказалось достаточно, чтобы избиратель зашелся в счастливой истерике: "Победила демократия!" Не победила, нет. Заявила о своем появлении на политической арене. Страна необъятных просторов склонна к преувеличению. И мы близки к тому, чтобы сделать ещё одно признание: президент - наше очередное преувеличение.
Китайская поговорка гласит: "Никогда не откусывай больше, чем можешь проглотить".
Горбачев надломил систему. И в разлом ринулась невостребованная социальная энергия наряду с политической пеной. Я бы назвал наше время временем разноцветного радикализма.
Суперрадикалы оттеснили сторонников "бархатной революции" (с ещё большей очевидностью это произошло в странах Восточной Европы) и стали воплощением демократии как настроения. А настроение - категория непредсказуемая.
Сейчас трудно сказать, кто первый выкрикнул опрометчивое словосочетание: "Горбачеву нет альтернативы". Вполне возможно, автором этих слов был кто-то из либералов. Мечтательность - продукт врожденного сентиментализма. На какой-то момент это примирило всех: Горбачева, Рейгана, демократов и даже крайне правых. У них не было лидера: Лигачев слишком одиозен, Гидаспов - нестабилен, Полозков - провинциален и зол, да и антибольшевистские идеи обрели характер эпидемии. И правые решили переждать. Горбачевизм нельзя назвать культом личности. Дела шли слишком скверно, не до икон. Просто президент стал объектом политической борьбы. Шла схватка за влияние на президента.
Интеллигенция жила иллюзиями. Козлом отпущения был Рыжков, сначала в одиночестве, затем вместе с Абалкиным. Горбачев набирал очки на Западе и уже через Запад внедрял в сознание соотечественников однажды услышанные ими слова: "Горбачеву нет альтернативы". Нас усиленно убеждали, что инвестиции даются Западом "под Горбачева".
Учитывая, что концепцию экономической реформы в любых её видах создавали либералы, полулибералы, радикалы и полурадикалы, так или иначе нацеленные на обновление люди, исповедующие взгляды если не демократические, то близкие к таковым, - учитывая все это, можно сказать, что демократы по собственной инициативе шли к своему распятию.
Если даже не они произнесли первыми слова "альтернативы Горбачеву нет", то, несомненно, оказались той силой, которая эту идею поддержала.
Правые понимали: в этих условиях единственный шанс - склонить чашу весов в свою сторону, зародить у президента подозрение к демократам, создать образ даже не союзника, а коварного попутчика; подсунуть президенту лжеэкстремистские лозунги, выполненные в духе политической истерии, под видом тезисов долгосрочной программы демократов.
Власть всегда подозрительна. Уже на второй день своего установления она начинает выискивать глазами тех, кто может её свергнуть.
Здесь важно перехитрить, пустить власть по ложному следу.
Реакция правильно оценила ситуацию. Во-первых, она воспользовалась либералами как заслоном. Михаил Полторанин как-то выразился более точно: "Интеллигенция вокруг Горбачева, а на первых порах она была его надежным союзником, выполняла роль волнореза, о который разбивалась бушующая стихия народного недовольства деятельностью центра, правительства и самого президента. В результате всякий шторм превращается в якобы управляемое волнение".
ПОЧЕМУ ВПРАВО, А НЕ ВЛЕВО?
Интеллигенция оказалась заложницей своего доверия к президенту. И ещё долго, оставаясь верной кодексу порядочности, уверяла окружающих, что президент по природе демократ, только боится признаться в этом вслух, ждет, когда демократы окажутся в большинстве, а пока вынужден подыгрывать правым. Я не оговорился - вынужден подыгрывать.
Правомерен вопрос: почему Горбачев пошел вправо, а не влево? Объяснить это не так сложно. Всякая реформа в консервативном обществе продукт умеренных консерваторов. Ибо в закрытом обществе - а наше общество до 1985 года было таковым, со всеми признаками тоталитарного режима, пропитанного идеологией диктатуры, - демократов на этажах управления быть не может по причине отсутствия среды обитания. Поэтому взгляд на любые реформы, будь то Хрущев, Брежнев, Андропов, Горбачев (а сегодня мы имеем основания эти фамилии поставить в один ряд), - это взгляд даже не либерала, а в лучшем случае умеренного консерватора, чье понимание реформ ограничивается степенью его умеренности. Отсюда тупиковые ситуации, неспособность к развитию идеи, увлечение переиначиванием структурных систем. В этом смысле показательны все последние указы президента, влияние которых распространяется на дисциплинарные подразделения КГБ, МВД, армии, Гостелерадио. Создается иллюзия действенности президентского управления.
В то же время указы, касающиеся экономических, социальных либо критических ситуаций, национальных конфликтов, выполняют роль не более чем многословной проповеди на эту тему. У президента не было и нет программы, поэтому процессы, начатые реформаторами, ушли дальше, за пределы его умеренности, а значит, за пределы понимания. И реформатору - а президент считает себя таковым - трудно и неловко в этом признаться. Ближайший сподвижник президента Н. И. Рыжков под конец своего "премьерства" оказался более откровенным.
Разумеется, умеренный консерватор Горбачев, вступивший на дорогу реформ практически без команды единомышленников, был вынужден подстраиваться под жесткое консервативное и даже реакционное окружение. Ему необходима была поддержка, и либеральное крыло общества протянуло Горбачеву руку, опираясь на которую, он начал свою внешнеполитическую карьеру. Конец афганской войны, отношения с Америкой, общий европейский дом. Доверие к Горбачеву на Западе рождал не сам Горбачев, а либеральное сопровождение, в окружении которого он там появлялся. Ничего удивительного, "короля играет свита". Так рождалась эйфория влюбленности Запада в Горбачева.
Внутри страны действия либералов, а равно и демократов были менее продуктивны.
Почему столь скорым был успех на международной арене? Да потому, что якобы "жесточайшее" сопротивление советской "миролюбивой" политике было дутой величиной, на которую работал практически весь пропагандистский аппарат партии и государства. Но зато продвижение реформ внутри страны, в среде "новой человеческой общности" - народ-интернационалист, народ-труженик, единый с партией, весь как один, всегда и во всем привыкший брать заоблачные высоты и одерживать исторические победы, - в среде этого народа дело застопорилось, реформы забуксовали и рухнули, увы, по той же самой причине: мир кривых зеркал, дутых величин, придуманных достоинств. Марксистская идеология-труженица омертвила сознание настолько, что политическая слепота стала разновидностью социального зрения как пророков, так и толпы.
Когда мы говорим о кризисе власти, мы неверно расставляем акценты. И вообще, что такое кризис власти? Политический скандал? Конфликт внутри власти? Ее непопулярность и нерешительность? В цивилизованном мире все обстоит именно так. Но мы - особая разновидность бытия, и кризис наш особый. Центр в процессе резкого падения престижа президента стал на путь реформирования власти от противного. Пока президент был популярен, относительная популярность других была допустимым обрамлением. Когда же популярность президента стала падать, привлечение в структуры власти людей популярных и значимых стало практически невозможным. Президент не столь ревнив в момент взлета, как мнителен в момент утраты популярности. Кабинет оказался в положении незавидном: нужно создать власть, исключающую потенциал лидерства.
Иначе говоря, власть возвращается на круги своя. Она формируется вопреки контактам с обществом, игнорируя его интересы и симпатии.
ПРЕЗИДЕНТ ЖЕРТВУЕТ КАЧЕСТВО
Демократы переживают свой первый кризис. Первая волна разочарования избирателей - стало хуже, чем обычно. Почему так? Добившись зыбкого большинства в законодательной власти, демократы остаются удручающим меньшинством в коридорах власти исполнительной. Они пришли в среду старого аппарата без своей команды. Демократы с некоторым опозданием начали понимать, что власть - это не только управление, но и подчинение. Нельзя быть одновременно как бы властью и как бы оппозицией, тут всякая путаница почерка чревата.
Месяцы рядом с "рычагами власти", не подарившие даже малейшего сдвига к лучшему, стали периодом жесточайшего разлада среди демократов. И это естественно: разлад всегда там, где нет результатов дела. Начинается поиск виновных.
У политических противников психологический режим складывается иначе. Четыре месяца ушло на зализывание ран. Затем шок прошел, и следующие три месяца были употреблены более продуктивно, нежели у демократов. Правые готовили наступление. В отличие от демократов, они скрупулезно пересчитали сторонников, а затем построили их побатальонно. Они парализовали действие законов России на местах. Они вынудили Горбачева сменить политическую команду. Новый состав политбюро - люди из одиннадцатого ряда.
Перепуганный экономическими неудачами президент панически отталкивает от себя либералов, центристов. Говоря шахматным языком, президент жертвует качество. И, как ему кажется, добивается частичного прощения у правых. Поразительно, с какой легкостью президент уступает своих вчерашних союзников.
Шеварднадзе знал все или почти все и поэтому ушел. Прибалтийский вариант перечеркивал внешнюю политику эпохи Шеварднадзе. Уход Шеварднадзе освободил коридор, и правые немедленно зашли с тыла. Прибалтийская трагедия, по сути, хрестоматия политической борьбы. Правые отрезали президента от Запада. В момент событий было бы правомерно ожидать, что президент страны немедленно прибудет в Прибалтику, но произошло совсем иное. Президент позвонил Джорджу Бушу, Франсуа Миттерану и Гельмуту Колю. После событий рухнул миф о золотом кредитном дожде, который, как эхо, мог ещё донестись до нас. "Альтернативы Горбачеву нет". Правые поставили президенту мат в три хода. Танки в Прибалтике перевернули страницу политической истории. По-разному можно её прочесть: правые пленили президента; президент сделал свой окончательный выбор, поставил на правых.
Но суть вариантов не имеет. Впервые с 1985 года президент и правые силы стали практически единым целым. Несомненно, для себя лично президент просчитал этот шаг. Он перешел в правый лагерь. Это много, но не все. Один вопрос остается открытым: захотят ли правые видеть в президенте своего лидера?..
Готовность идти вправо Горбачев подтвердил на IV съезде народных депутатов СССР, обронив в кулуарах съезда фразу: "Все естественно - правеет общество, правеет и власть". Президент слукавил, заслонившись якобы изменившимся настроением народа.
Мы начинаем привыкать к нашему Президенту. Уже не в первый раз ответственность за свои поступки он адресует в никуда. Нынче, оказывается, народ изменил свои взгляды, и Президент, выполняя по конституции его волю, сделал то же самое со своими воззрениями. Подобные аналогии имели место в истории. Наполеон менял свои взгляды трижды.
На политической арене примерное равенство сил. Переход Горбачева в лагерь правых дает им перевес в количестве власти. Воспользовавшись лояльностью Президента к отечественной реакции, правые хотели бы задушить демократию руками того человека, который начал демократический процесс в стране и которого не единожды спасали левые силы, принимая его сторону в самые критические моменты его личной борьбы за право руководить страной. Ну а потом, если это "потом" произойдет, Президент останется наедине с теми, кто ненавидел его с первых минут появления на политическом горизонте.
На гребне политических столкновений в решающий момент оказываются лидеры - таковы правила игры, такова логика истории. Блуждая по лесу, о потере ориентиров вы догадываетесь не сразу. И только очутившись дважды на одной и той же поляне, вы начинаете понимать, что заблудились. Так и в общественной жизни: куда бы мы ни поворачивали, куда бы мы не отклонялись, проплыв достаточно, выруливаем к одной и той же экспозиции: Горбачев Ельцин. И удивительное постоянство взглядов одного, что возможно назвать политическим упрямством, если говорить о Ельцине; и движение разновекторное вкупе с непостижимой переменчивостью суждений, словно бы целью было запутать следы, уходя от преследования, если иметь в виду президента, по сути, политическая западня.
Спасение Президента - в очевидном сохранении Ельцина на политической арене. И самое парадоксальное - сохранение не в качестве символа, а как фигуры, обладающей реальным объемом государственной власти. И вся стратегия реакционных сил на уничтожение Ельцина, на низложение его на внеочередном съезде, который, уступая своей человеческой обидчивости и политической уязвленности, подыгрывает Президенту, для самого Президента, по сути, политическая западня.
Сегодня, скажем Президенту откровенно, правые в том привычном понимании (а не в лукавом переиначивании левых на правых), вобравшие всю закостенелость системы, идеологический догматизм, видящие оптимистические сны "о Сталине мудром, родном и любимом...", не преисполнены чувством любви и благодарности к Президенту. Их сдержанное песнопение Президенту объясняется очень просто: правым не под силу вести войну на два фронта. Кстати, это не под силу и левым, но в данный момент мы рассуждаем о правых. Им надо сокрушить Ельцина как фигуру, объединяющую так или иначе большинство демократических течений. И Президент им нужен как таран, вот почему они его терпят на посту Генерального секретаря. Ельцин, его команда и "так называемые демократы" заставляют правых держать силы на этом фронте. Сокруши они Ельцина, и Президенту будет непозволительно уезжать даже в отпуск.
Пора подниматься из окопов - девиз, под которым прошел последний Пленум ЦК КПСС. Уже никто не тревожит себя вопросом: почему Президент не оставил пост Генерального секретаря партии, которая, по изменившейся конституции, якобы более не является правящей?
Согласиться быть неправящей и стать неправящей - это разные состояния. И если первое оглашено, то второе не осуществлено. Непредсказуемость последствий политических реформ насторожила президента. Партия, которая в силу объективного развития была средоточием крайне консервативных сил, встретила процесс демократизации в штыки. И не надо умиленных всхлипов, что КПСС была инициатором обновления, не следует инициативу пяти человек адресовать всей партии.
Критика в адрес партии обрела характер всенародного движения, и это явилось для КПСС полной неожиданностью.
Горбачев удерживал свои позиции в партии только потому, что оставался до поры достаточно популярным лидером вне КПСС. И в тот момент консерваторы внутри партии терпели Горбачева, скованные страхом перед народным брожением.
Но то было раньше, иные мысли и чувства теперь.
Партия, напуганная событиями в Восточной Европе, в спешном порядке остановила демократический процесс в своих рядах. Произошла перегруппировка сил. В спешном порядке правые силы были сосредоточены в зоне РКП. Неудивительно, что именно эти силы инициировали движение комитетов общественного спасения, идеи военного путча, вовлечение армии в политическую борьбу. Подобный маневр сохранял реакционное ядро в партии как бы в заповедном состоянии, что ещё раз подтверждает мысль: крайний консерватизм - главный генофонд КПСС. Какое-то время эта поляризация сил давала определенный эффект, пока сам Президент теоретически числил себя фигурой центристского характера. Но как только Президент сместился на правый фланг, съезд и ЦК партии стали стремительно превращаться в однофамильный, одноцветный массив. Изгнание инакомыслящих, призывы к единству, сплочению имеют явные и неявные последствия.
Единство в партии, выпестованное в традициях догматизма, - это путь к одинаковости. Предание анафеме Станислава Шаталина - шаг запредельный. Интеллект тем значительнее, чем ощутимее энергия несогласия.
Было время, когда коммунисты, отвергая Полозкова, заявляли: при чем тут Полозков, мы в партии Горбачева. Теперь разницы нет.
Самое любопытное, что эту схожесть подчеркнул Полозков на последнем пленуме РКП. "Если ещё недавно противопоставляли КПСС и компартию РСФСР, Горбачева и Полозкова, "хороших" коммунистов и "плохих", реформаторов и консерваторов, то теперь ясно - это игры вчерашнего дня. Да это и была просто дымовая завеса". Как говорится, лучше не скажешь.
Ныне Генеральный секретарь, он же Президент, в своих выступлениях напоминает нам, что коммунистов все-таки 16 миллионов. Не станем возражать Генеральному секретарю, однако Президенту напомним, что беспартийных чуть больше - 270 миллионов.
Из Липецка сообщают, из Витебска сообщают, из Гомеля сообщают то же. После почти годичного невыезда Президент посетил Белоруссию. И вот уже ТАСС поправляет нашу неточность, предлагая вернуться к старому прочтению: Генеральный секретарь, Президент страны.
Ничего нынче нет. И лампочек электрических нет тоже. На Тишинском рынке несколько ханыг продают перегоревшие лампочки по рублю за штуку. Видел всякое, но такую коммерцию разумом не понять. Зачем? Отвечают: жизни не знаешь. Покупаешь у меня лампочку, приходишь на работу, вывинчиваешь нормальную, ставишь на её место испорченную и требуешь заменить. Операция проста как гвоздь. Тебе хорошо и государству приятно - позаботилось о сотруднике. Двойной выигрыш. Неисповедимы пути Господни, и разум народа нескончаем. Такая у нас нынче жизнь. От лампочки Ильича до лампочки Горбачева.
Глава I
НАЧАЛО,
РАЗОРВАННОЕ ПОПОЛАМ
ПОКА ТОЛЬКО ОЩУЩЕНИЯ
Год 1991-й. Июль. IV съезд Жизнь уже ничем не может нас удивить. Продуктов нет по-прежнему. Цены возросли настолько, что человеческое воображение сделало уважительный шаг назад, потому как социалистическому разуму, а иного, в силу поспешности перемен, у нас быть не могло, такие величины попросту незнакомы. У экономистов всех направлений и ориентации, от Шмелева до Сергеева, появился повод с одинаковой убедительностью заявить - мы предупреждали. Несомненно, что одной из неразрешимых проблем ближайшего периода будут поиски ответа на житейский вопрос: как считать денежные знаки - в километрах или на вес. И самое смешное, что все это говорится серьезно, без претензии на юмор. В безнадежной ситуации придумывание надежд становится профессией.
Театр политических действий переместился в Россию. Тому уже год. Мысль о низвержении Ельцина терзает душу разномастного центрального руководства.
Энергию неприятия Ельцина аккумулирует партаппарат, практически во всех звеньях. Сюда правомерно прибавить хозяйственный актив, однако с оговоркой, здесь картина более пестрая: армия, КГБ тоже не однозначны. И тем не менее противоборство Ельцину вызревает внутри этих структур.
Отчего был столь странен рисунок борьбы? Это был ни на что не похожий съезд. Не обремененный объемной повесткой дня, он, скорее, предполагался как ритуальный. Впервые Президент. 2 тысячи журналистов. Благословение Патриарха Всея Руси. Замеченное на всех континентах рукопожатие Ельцина и Горбачева и несколько пространная речь союзного Президента, произнесенная в нарушение всех канонов и сценариев не до, а после музыкального финала. Но все равно впервые, впервые, впервые.