Страница:
Наплававшись вдоволь, Сюзанна повернула обратно. Райс сидел на берегу, наблюдая за ней. Он уже натянул на себя рубашку, надел ботинки, а сейчас расчесывал свои густые волосы.
Сумерки перетекали в ночь, на небе зажглись звезды и высветилась четвертинка луны.
— Вы выглядите, как фея реки, — нараспев проговорил Райс, когда Сюзанна, выйдя из воды, приблизилась к нему.
— Боюсь даже интересоваться, как выглядят эти существа.
— Очень соблазнительно. Но нам надо поторапливаться.
Сюзанна застыла в нерешительности. Ей не хотелось покидать место, где он хоть на некоторое время сбросил с себя подозрительность и настороженность.
— Нельзя ли мне воспользоваться вашей расческой?
Он молча протянул ей гребень, любуясь, как женщина приводит в порядок головку. Зубья расчески утопали в густых волосах Сюзанны.
Вдруг Райс молча взял расческу из ее рук и мягко провел ею от корней до кончиков волос. В том, как он это проделал, было море заботы, ласки, нежности. Это было интимное действо, вновь сблизившее их.
Сюзанна почувствовала себя так, как будто принимает ванну из теплого меда. Он нежил ее. Она принимала его ласки. Однажды она уже была погружена в этот невесомый, обволакивающий эфир. Это был их мир. Мир, который они сотворили только для себя, и Сюзанна внезапно испугалась, что он снова покинет ее, оставит одну, позволит ей погрузиться в одинокие печальные думы.
Райс закончил причесывать ее, но пальцы его на секунду задержались возле лица Сюзанны. Она медленно повернулась к нему.
— Райс?
— Хмм…
То, что он исторг из себя, было наполовину стоном, наполовину вздохом, и Сюзанна не сомневалась, что в эту секунду в душе его борются противоречивые чувства.
Сюзанна бросилась ему на грудь, стремясь разделить фонтанирующую страсть и нежную признательность. Она чувствовала в Райсе то же, что и в себе. В его и своем теле. Во внезапной твердости сосков, крепко упиравшихся ему в грудь, в металлической твердости его мужской плоти. Женщина тяжело дышала, боясь произнести хоть слово, которое может нарушить их слитность или воздвигнуть между ними непреодолимое препятствие.
— Сюзанна, вы сами не понимаете, что вы делаете.
Она подняла глаза.
— Да, — сказала она, не соглашаясь. Слова не имели значения.
Она слышала, как мощно и громко работает его сердце. Опустив голову, она прижалась ухом к груди Райса.
— Однажды вы уже испугались меня, — напомнил ей Райс.
— Я думаю, я всегда буду слегка опасаться вас, — правдиво ответила женщина.
— Какая вы мудрая женщина.
— Да, но, кажется, это ничего не значит, — посетовала она.
— Глупышка.
— Я знаю.
— О, черт возьми! Спасите меня от этой американки, — жалобно взмолился Реддинг.
— Расскажите мне о другой, — попросила Сюзанна.
— Может быть, когда-нибудь, — увильнул Райс, и Сюзанна почувствовала, что он уходит, покидает ее.
— Наступит ли это «когда-нибудь»?
Райс больше не отвечал. Он отвернулся, чтобы поднять ее ботинки.
— Лучше наденьте это. Я пойду вперед.
— Райс… Скажите… Вы останетесь с нами? Когда мы доберемся до дома? Мы… Я… Вы нужны мне…
— Я нужен вам… примерно как… тиф или круп.
Реддинг говорил без издевки, но в том, что он говорил, был подтекст, второй план. Сюзанна не вполне расшифровала смысл сказанного. Может быть, за этим скрывалась ирония.
— Именно поэтому вы все время убегаете?
Он остановился.
— Я не убегаю.
— Тогда останьтесь.
Это был вызов. Так вызывающе разговаривал раньше только Райс.
— Я обещал сопровождать вас только до Техаса.
— Вам так не терпится вернуться в Англию?
Наступило молчание. В некотором роде оно тоже было ответом. И вновь Сюзанна задумалась о его прошлом, о его прежней жизни.
Райс повернулся и в два прыжка оказался возле нее. Он нагнулся и поцеловал ее. Тяжелый, грубый поцелуй, лишенный мягкости и нежности. Райс наказывал ее жестоко. Сюзанна испугалась: она слишком долго дразнила разъяренного зверя.
Райс не ждал от нее никакого ответа. Он просто пользовался ею. Грубо, как насильник. Сюзанна вспомнила его хладнокровие, когда Райс чуть не убил человека, и то, как расчетливо он осмотрел вещи, принадлежащие мародерам, без всякого сострадания к их предыдущим владельцам.
Сюзанна вполне осознала, что он был совершенно прав, когда несколько недель назад поучительно внушал ей, что она видит то, что желает видеть. И ее обуял страх, ужас, которого она еще не знала в своей жизни. Сюзанна испугалась жестокой грубости Реддинга и своих исчезающих чувств.
Казалось, что он находил удовольствие, видя ее испуг. Но внезапно он отступил.
— Никогда не дразните зверя, — предупредил Райс, и в который раз женщина изумилась тому, что он точно читает ее мысли. Зверь. Ястреб. Хищник. Она дрожала от страха с головы до ног. Губы болели. Сюзанна чувствовала резь в глазах. Она на секунду прикрыла их, а когда открыла вновь, Райса не было.
ГЛАВА 11
Сумерки перетекали в ночь, на небе зажглись звезды и высветилась четвертинка луны.
— Вы выглядите, как фея реки, — нараспев проговорил Райс, когда Сюзанна, выйдя из воды, приблизилась к нему.
— Боюсь даже интересоваться, как выглядят эти существа.
— Очень соблазнительно. Но нам надо поторапливаться.
Сюзанна застыла в нерешительности. Ей не хотелось покидать место, где он хоть на некоторое время сбросил с себя подозрительность и настороженность.
— Нельзя ли мне воспользоваться вашей расческой?
Он молча протянул ей гребень, любуясь, как женщина приводит в порядок головку. Зубья расчески утопали в густых волосах Сюзанны.
Вдруг Райс молча взял расческу из ее рук и мягко провел ею от корней до кончиков волос. В том, как он это проделал, было море заботы, ласки, нежности. Это было интимное действо, вновь сблизившее их.
Сюзанна почувствовала себя так, как будто принимает ванну из теплого меда. Он нежил ее. Она принимала его ласки. Однажды она уже была погружена в этот невесомый, обволакивающий эфир. Это был их мир. Мир, который они сотворили только для себя, и Сюзанна внезапно испугалась, что он снова покинет ее, оставит одну, позволит ей погрузиться в одинокие печальные думы.
Райс закончил причесывать ее, но пальцы его на секунду задержались возле лица Сюзанны. Она медленно повернулась к нему.
— Райс?
— Хмм…
То, что он исторг из себя, было наполовину стоном, наполовину вздохом, и Сюзанна не сомневалась, что в эту секунду в душе его борются противоречивые чувства.
Сюзанна бросилась ему на грудь, стремясь разделить фонтанирующую страсть и нежную признательность. Она чувствовала в Райсе то же, что и в себе. В его и своем теле. Во внезапной твердости сосков, крепко упиравшихся ему в грудь, в металлической твердости его мужской плоти. Женщина тяжело дышала, боясь произнести хоть слово, которое может нарушить их слитность или воздвигнуть между ними непреодолимое препятствие.
— Сюзанна, вы сами не понимаете, что вы делаете.
Она подняла глаза.
— Да, — сказала она, не соглашаясь. Слова не имели значения.
Она слышала, как мощно и громко работает его сердце. Опустив голову, она прижалась ухом к груди Райса.
— Однажды вы уже испугались меня, — напомнил ей Райс.
— Я думаю, я всегда буду слегка опасаться вас, — правдиво ответила женщина.
— Какая вы мудрая женщина.
— Да, но, кажется, это ничего не значит, — посетовала она.
— Глупышка.
— Я знаю.
— О, черт возьми! Спасите меня от этой американки, — жалобно взмолился Реддинг.
— Расскажите мне о другой, — попросила Сюзанна.
— Может быть, когда-нибудь, — увильнул Райс, и Сюзанна почувствовала, что он уходит, покидает ее.
— Наступит ли это «когда-нибудь»?
Райс больше не отвечал. Он отвернулся, чтобы поднять ее ботинки.
— Лучше наденьте это. Я пойду вперед.
— Райс… Скажите… Вы останетесь с нами? Когда мы доберемся до дома? Мы… Я… Вы нужны мне…
— Я нужен вам… примерно как… тиф или круп.
Реддинг говорил без издевки, но в том, что он говорил, был подтекст, второй план. Сюзанна не вполне расшифровала смысл сказанного. Может быть, за этим скрывалась ирония.
— Именно поэтому вы все время убегаете?
Он остановился.
— Я не убегаю.
— Тогда останьтесь.
Это был вызов. Так вызывающе разговаривал раньше только Райс.
— Я обещал сопровождать вас только до Техаса.
— Вам так не терпится вернуться в Англию?
Наступило молчание. В некотором роде оно тоже было ответом. И вновь Сюзанна задумалась о его прошлом, о его прежней жизни.
Райс повернулся и в два прыжка оказался возле нее. Он нагнулся и поцеловал ее. Тяжелый, грубый поцелуй, лишенный мягкости и нежности. Райс наказывал ее жестоко. Сюзанна испугалась: она слишком долго дразнила разъяренного зверя.
Райс не ждал от нее никакого ответа. Он просто пользовался ею. Грубо, как насильник. Сюзанна вспомнила его хладнокровие, когда Райс чуть не убил человека, и то, как расчетливо он осмотрел вещи, принадлежащие мародерам, без всякого сострадания к их предыдущим владельцам.
Сюзанна вполне осознала, что он был совершенно прав, когда несколько недель назад поучительно внушал ей, что она видит то, что желает видеть. И ее обуял страх, ужас, которого она еще не знала в своей жизни. Сюзанна испугалась жестокой грубости Реддинга и своих исчезающих чувств.
Казалось, что он находил удовольствие, видя ее испуг. Но внезапно он отступил.
— Никогда не дразните зверя, — предупредил Райс, и в который раз женщина изумилась тому, что он точно читает ее мысли. Зверь. Ястреб. Хищник. Она дрожала от страха с головы до ног. Губы болели. Сюзанна чувствовала резь в глазах. Она на секунду прикрыла их, а когда открыла вновь, Райса не было.
ГЛАВА 11
По дороге в лагерь Райс чувствовал себя неловко. Ему было стыдно. Должно быть, так чувствует себя мощный буйвол, копытом ударивший котенка.
Черт возьми! Ему надо было возвращаться в лагерь сразу после купания. Но Сюзанна вызывала нежную жалость, сидя на копчике в грязной воде. Он был не в силах пройти мимо, хотя следовало поступить именно так. Своей сопливой жалостью он только осложнил положение.
Когда Сюзанна обращает на него взор, полный любви, он чувствует необходимость совершить что-то грубое, злое, иначе любовные томления могут закончиться скверно для них обоих.
Только что он совершил низкий поступок: вместо того чтобы нежно омыть поцелуями ее лицо, он дико и жестоко надругался над женщиной. Ему казалось, что этот бессовестный поступок заставит ее понять, кто он на самом деле и избавит Сюзанну от романтического, благоговейного отношения к нему как к герою. И это было только начало саморазвенчивания.
Сумерки уже давно окутали землю, деревья и людей. Странная плотная мгла сгущалась в воздухе. Эта зловещая почти осязаемая темнота не предвещала ничего хорошего.
Вес сидел у костра, поддерживая огонь. Несмотря на темноту, от Райса не укрылся рыщущий, ощупывающий взгляд Веса.
— Сюзанна?
Райс как обычно небрежно передернул плечами.
— Я ходил на реку мыться и бриться, — он сразу же изменил тему разговора. — Соблазнительный запах.
Вес подозрительно поглядывал на Реддинга, но, поняв, что придраться не к чему, расслабился. В молчании прошла минута, но казалось, что с губ его вот-вот сорвется вопрос. Чего бы ни касалось любопытство Веса, Райс не был расположен отвечать на вопросы.
Реддинг приблизился к костру и срезал кусочек мяса с тушки. Заполняя паузу, он прокомментировал очевидное:
— Вы уже почти дома.
Вес ворошил тлеющие угли в костре.
— Сомневаюсь, чтобы понятие «дом» имело отношение ко мне, — ответил он безучастно. — Если бы мы не были под защитой имени Марка, нас бы давно спалили. Ума не приложу, как Сью собирается воевать с ними. Бог свидетель, я не гожусь в помощники. — Вес вынул откуда-то фляжку и надолго приложился к ней. Райс сразу же определил, что это не вода.
Вес небрежно и невнятно произносил слова: в речи, обращенной к Райсу, не было обычной настороженности, напротив, она была искренней и открытой. Кроме того, он необычно медленно проглатывал жидкость. Так пьют или после долгой жажды, когда горло, нёбо и язык пересохли, позабыв вкус воды, или когда пьют то, что вовсе водой не является.
— С ними? — переспросил Райс.
— Почти с целым округом. Особенно с семьей Мартинов. Они положили глаз на наши земли еще до войны, пытаясь выкупить их, а когда стало известно, что я воюю на стороне северян, решили попросту выжить нас. Но мой отец и Сюзанна оказались менее сговорчивыми и более упрямыми, чем рассчитывали Мартины. Особенно Сью. После смерти отца она одна отстаивала наши земли, и Бог знает, что произошло, пока она отсутствовала.
Райс больше ничего не хотел слышать. Он не хотел ни знать, ни вмешиваться в их проблемы. Это были чужие сложности. Не его. Он обещал только сопровождать их в пути. Больше он ничего не обещал. После того, что только что произошло на берегу, Сюзанна не захочет, чтобы он остался с ними. Он, черт возьми, в этом уверен.
— Реддинг…
Райс не хотел продолжать разговор. Он поднялся.
— Реддинг… Вы согласитесь на ту работу, которую Сюзанна предложила вам?
— Нет, — категорически отрезал Райс.
— А если… я вас попрошу об этом?
Райс в изумлении уставился на собеседника. Обычное беззаботное безразличие Райса было поколеблено нерешительной просьбой его постоянного оппонента.
— Но вы никогда не желали иметь со мной что-либо общее.
Вес колебался. Было видно, что разговор дается ему кровью, потом и самоунижением. Полковника, безусловно оскорбляла роль просителя.
— Вероятно… я ошибался в вас.
— Нет, не ошибались — мне было — удобно с вами, ничего более.
— В чем же заключалось ваше удобство, разрешите узнать?
Больше не было необходимости скрывать истину; напротив, именно сейчас и требовалась искренность.
Если Сюзанна не поймет или не захочет понять сразу, кто он такой, то полковник Карр сообразит моментально и откажется от его услуг.
— Я убил майора североамериканской армии, — холодно объяснил Реддинг. — Одного из ваших. Я не мог рисковать, оставаясь в Либби, чтобы быть освобожденным янки. Я не хотел ждать, пока меня разоблачат.
— Значит, вы действительно были контрабандистом?
— Очень недолго.
— Почему же вы не сообщили об этом джонни?
Райс пожал плечами.
— У меня не было удостоверения личности. Это был мой первый рейс, и я не был ни с кем знаком. Я не думал, что кто-нибудь мне поверит.
— Где вы научились так безупречно владеть оружием?
Глаза Райса недобро сверкнули.
— Вы задаете слишком много вопросов.
Пришел черед зловеще ухмыльнуться Весу.
— Реддинг, вы только что вручили мне оружие против себя…
Райс вторично изумленно уставился на Веса. Действительно, только что в припадке болтливой откровенности он вручил свою судьбу своему противнику. Он стремился поступить с полковником так, как получасом раньше поступил с его сестрой: вызвать отвращение, свести на нет благодарность, которую они подспудно к нему испытывали, а он не желал принимать. Вместо этого он, Райс Реддинг, поставил на карту свою жизнь, отдал ее в руки своего постоянного обличителя.
— Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь заинтересовался этой историей, — с показным безразличием промолвил Реддинг.
— Если вы были контрабандистом, вы были гражданским лицом, а значит, вас могут обвинить в убийстве.
— Конечно, я мог бы прикончить вас, — паясничая, сообщил полковнику Райс. — Или в крайнем случае смыться.
Незаметно было, чтобы последнее замечание поставило Веса в тупик. Он отхлебнул еще.
— Конечно, можете, — почти миролюбиво согласился он. — Но не думаю, чтобы вы исполнили первую угрозу. Что касается второй, то очень скоро янки будут контролировать все въезды и выезды из страны. А может, уже контролируют.
Райс сжал челюсти. Он не любил, когда его щелкали по носу. С другой стороны, было бы не правильным недооценивать противника.
— Чего вы хотите?
— Еще на несколько недель занять ваше время. До тех пор, пока мы не узнаем, что нас ждет дома.
— Вы удивляете меня, Карр. Не думаю, чтобы вам приятно было бы видеть меня рядом с вашей сестрой.
— Мне неприятно, но я не хочу, чтобы она плохо кончила. Сюзанна достаточно страстный и безрассудный человек, чтобы поступить очень необдуманно. — Вес ощупал свою уродливую культю. По скулам перекатывались желваки. — Вы нужны нам. Бог свидетель, мне это неприятно, но сейчас у меня нет выбора.
— Кроме шантажа?
Вес посмотрел Реддингу прямо в глаза.
— Да.
Райс горько усмехнулся.
— Я тоже ошибался в вас.
Вес не дрогнул.
— Да, вот что, Реддинг… Держитесь подальше от Сюзанны.
Райс улыбнулся, хотя ему было не до шуток.
— Идите к черту, полковник.
Предки Карров и Фэллонов входили в число Старых Трех Сотен, первых поселенцев, которых привел на Запад Стефен Остин. Первоначально колонисты получили одинаковые наделы, но Фэллоны, скупая земли, существенно расширили свои владения. Участок Карров остался в своих первоначальных границах.
Из поколения в поколение мужчины в семье Карров больше внимания уделяли юридической подготовке и практике, чем благоустройству и облагораживанию собственных владений.
Кое-что из этого Райс узнал за время полуторамесячного путешествия, остальное — три дня назад.
Это произошло, когда Вес во всеуслышание объявил, что Райс останется с ними еще на некоторое время. Реддинг заметил счастливое изумление, вспыхнувшее в глазах Сюзанны. Зловещая гримаса на лице Реддинга омрачила ее радость.
Ему рассказали о Мартинах — Харди, Ловелле и Кейте. Сюзанна объяснила, что Мартины положили глаз на оба поместья, потому что земли, омываемые рекой, были самыми плодородными в округе и десятилетиями давали обильный урожай. Во время войны Мартины не дремали. Они последовательно скупали участки вдоль реки. И теперь собственность Фэллонов и Карров стояла на пути их абсолютного земельного господства над левым берегом реки.
Райс услышал и узнал больше, чем хотелось бы, о Марке, покойном муже Сюзанны. Марк был единственным человеком, который поднялся на защиту Веса и его отца-юриста, когда они примкнули к северянам. Рассказ о Марке сопровождался яростной ревностью, которая буквально пожирала Райса, удивляя его самого своей силой. Какое ему, черт побери, дело до покойника?
Потому что ему, покойнику, принадлежала Сюзанна.
Мысль, доведенная до абсурда. Реддинг мог бы весьма просто овладеть Сюзанной, но по какой-то дурацкой причине не воспользовался случаем. Он нашел дюжину причин для самооправдания: он, мол, не насилует наивных простушек — от них больше неприятностей, чем удовольствия, дайте ему опытную проститутку в любое время, и он себя проявит. Бог свидетель, он не желает осложнять свою жизнь. Он не желает связываться ни с кем, кто будет пытаться ограничивать его свободу.
Только однажды, в припадке откровенности с самим собой, Райс допустил другую, истинную причину: им руководил глубокий, беспричинный страх открыться и оказался беззащитным перед человеком, который мог бы заставить его страдать так, как он не мог позволить этого никому. Стоит только Сюзанне догадаться, кто он такой, она отвергнет его с ужасом и презрением, и ему будет не вынести этого унижения.
Итак, Реддинг продолжал недоумевать, почему, черт возьми, он остался. Он почти уговорил себя пренебречь угрозами Веса. Райс всегда выходил сухим из воды, и нет оснований предполагать, что именно в Америке он столкнется с непреодолимыми препятствиями. Реально Карр не в силах удержать его. А если учесть способности Райса перенимать чужой говор, то он неуязвим. Если понадобится, Райс сможет сыграть роль французского матроса. Но вначале он должен раздобыть денег. А в этом деле Вес Карр мог ему помешать.
То, что полковник унизился до угрозы, заинтриговало Райса. Он ни на секунду не допускал мысли, что Карр изменил мнение о нем. Объяснение могло быть только одно: Райс был полезен Весу и Сюзанне, а Вес в конечном счете оказался прагматиком. Мысль показалась занятной. Интересно, как далеко может зайти Весли Карр?
Путешественники узнали, что закон в Техасе не выполняется. За время войны существенно поредели ряды конной полиции, призванной следить за исполнением законов, многие подразделения в полном составе ушли в армию.
Отряды, действующие на территории, контролируемой силами Соединенных Штатов, были распущены. В Техасе царили беспокойство, неразбериха, сумятица.
Всадники свернули с главной дороги на дорогу, ведущую во владения Карра. Райс не мог отвести глаз от лица Сюзанны, зачарованный выражением нетерпеливого ожидания.
Сначала, было решено заехать в родовое поместье и узнать новости, а потом отправиться на Край Света.
На повороте дороги, ведущей к ранчо, Райс придержал лошадь, пропуская вперед брата и сестру.
Деревянная арка обрамляла въезд во владения Веса, и слово «Карр» было вырезано наверху, посередине арки.
Брат и сестра пустили лошадей рысью. Райс из-за их спин лицезрел сцену возвращения в отчий дом. Внезапно его взору открылось то, что одновременно с ним увидели Сюзанна и Вес, — остов сгоревшего дома. На фоне голубого безоблачного неба уродливо чернела каменная, наполовину разрушенная кладка очага. Слева громоздились остатки амбара. Изгородь сломана, столбы выкопаны и повалены на землю. Руины, оставленные в живописнейшем месте на берегу реки, выглядели мрачно и уныло, вызывая в сердце тоску и чувство утраченной связи с прошлой, беззаботной жизнью. Неподалеку валялся гниющий труп коровы, наполовину обглоданный хищными животными и птицами. Вокруг не было ни одного божьего создания. Райс подъехал и остановился рядом с Сюзанной, у нее было белое, охваченное ужасом лицо. Вес, казалось, окаменел. Райс спрыгнул с лошади и пошел на пепелище. Что бы здесь ни произошло, случилось это не очень давно. В противном случае вместо коровьего трупа они бы нашли обглоданные кости. Райс приблизился к фундаменту дома и нагнулся над тем, что раньше было надежным родовым гнездом. Руки его утонули в груде пепла. Он оглянулся на Веса и Сюзанну, горько и безмолвно застывших там, где он их оставил.
— Кто-нибудь должен был быть здесь?
— Мигель, — прошептала женщина. — Мигель и его сыновья. Они должны были присматривать за домом до приезда брата. Я их просила об этом.
Райс обошел пепелище. Внизу, за домом, расстилались поля, превращенные сейчас в выжженную пустыню. Торчащие кое-где обугленные стебли и снопики давали представление о том, что здесь некогда было плодородное поле. Было совершенно ясно, что не несчастный случай, а хорошо продуманный, подлый вандализм встречал Сюзанну и Веса.
Реддинг вернулся к лошади. Сюзанна, запинаясь, спросила:
— Это животное… это… случайно не бык?
Райс отрицательно покачал головой, вскакивая на лошадь.
— Нет
— Отец пытался скрещиванием вывести новую, улучшенную породу животных. У нас был бык, которого отцу прислали с севера. Король Артур.
Губы Райса с облегчением распустились в улыбке.
— Не беспокойтесь, это не Король Артур.
Реддинг обратился взором к Весу. Полковник оставался безмолвным и безучастным. Глаза его сухо блестели бессильной злобой.
— Что будем делать? — пытался вывести его из оцепенения Райс. Вес молчал. Потом он направил лошадь к невысокой обгоревшей изгороди, обрамлявшей небольшой участок земли за домом. Должно быть, это было семейное кладбище. Вес угрюмо-беспомощно склонил голову над надгробной плитой. Сюзанна повернулась к Райсу
— Наш отец умер два года назад. Вес не смог тогда прибыть на похороны.
— А ваша мама?
— Пятнадцать лет назад. В родах.
— Никого не осталось?
Сюзанна горестно покачала головой.
— У нас было еще два брата. Один умер в пятилетнем возрасте от укуса ядовитой змеи. Второго убили индейцы несколько лет назад.
Лошадь Райса беспокойно перебирала ногами, и он знал, что животному просто-напросто передалась его нервическая напряженность.
— Почему вы не присоединитесь к брату?
— Я думаю, ему нужно некоторое время побыть одному.
В речи Сюзанны звучала мягкая всепонимающая и всепрощающая грусть. Звуки ее голоса волнами участия отозвались в сердце Райса. Сюзанна обратилась к нему.
— У вас есть семья?
— Нет, — неожиданно грубо обрубил Реддинг.
— А что с вашими родителями?
Глаза женщины пристально и ровно следили за ним. Но было ясно, что за внешней сдержанностью скрывается бездна чувств.
Реддинг еще раз внимательно обвел глазами окрестности, разрушенный дом, где Сюзанна провела столько лет от рождения до замужества. Может, в конце концов, ему повезло: если у тебя ничего нет, ты не можешь ничего потерять.
Или можешь?
Райс вообразил, как спокойно и размеренно протекала жизнь дома в его прежние, счастливые, безоблачные дни. За домом расстилались безбрежные поля хлопчатника, убегающие к горизонту покатые холмы были убраны дикими цветами; внизу радовали глаз сочными травами заливные луга, а солнце светило так ярко, что было больно глазам. Он представил себе Веса и Сюзанну озорными детьми, резвящимися во дворе. Отец зорко наблюдал за ними. В то время прислуга убирала террасу, выходящую на реку. Все прошло. Пропало. Развеялось как дым пожарища. Дом. Уют. Мечты.
Реддинг поискал глазами Веса. Тот по-прежнему стоял, опираясь на костыли, низко опустив голову. Лучше не мечтать ни о чем, тогда не будет разочарований.
Тем не менее Райс чувствовал себя опустошенным. Это было во много раз больнее, чем раны, которые он недавно получил.
Райс всегда был один, но он внушал себе, что это вовсе не означает, что он одинок. Реддинг никогда не позволял идее одиночества овладеть сознанием из-за ужаса, каким она могла пропитать все его существо. У него не было верных надежных друзей. Дружеской взаимопомощи он противопоставлял принцип «полагаюсь только на себя». Так он оберегал себя от предательства.
— Райс! — голос Сюзанны прервал его размышления. Он неохотно повернулся навстречу ее любопытству.
— Я спрашивала вас о семье.
Реддинг окинул ее взглядом с головы до ног. Женщина вздрогнула и поежилась: пустота его глаз удержала ее от расспросов.
Райс хотел успокоиться, но не знал, как. Сейчас он был слишком незащищен, но привычка скрывать чувства стала частью натуры. Реддинг развернул лошадь и пустил ее на вершину холма, откуда он мог оглядеть окрестности. Всюду царило мертвое спокойствие, как будто все живые существа, испугавшись, покинули это место. Воздух был пропитан насилием, преступлением, бедой и грехом. Но эти абстрактные понятия были созданы низкими устремлениями людей. Опустошение было результатом примитивной зависти, темных проявлений человеческой натуры, которые он замечал везде. Раньше бы это не потрясло Реддинга, как сейчас. За время путешествия через покалеченную войной страну он видел бездну разрушений, крови, злобы. Покинутые и разграбленные дома. Выгоревшие поля. Ненависть. Горе. Одиночество.
Как ни странно, страшные воспоминания подействовали на его сознание только сейчас. Реддинг убеждал себя, что он был сторонним наблюдателем и никем больше. Зрителем, каким он был всегда. Человеком, который извлекает выгоду для себя, откуда только возможно.
Странно, но он был потрясен. Дремлющая в нем ярость зародившаяся при виде завистливого вандализма искала выхода. Он мог объяснить собственное возбуждение только интересом к Сюзанне и даже — черт возьми! — к Весу Карру.
Райс расслабился, сидя в седле, и стал ждать. Ему оставалось только гадать, что, черт возьми, происходит с его судьями.
Он посмотрел на надгробный камень на могиле отца. Сюзанна писала, что по форме камень напоминает сердце. Вес подозревал, что отец умер от разрыва сердца, а не сердечного истощения.
В пятнадцать лет его отец сражался вместе с Сэмом Хьюстоном за независимость Техаса, а потом принимал активное участие в становлении государственности на этой земле. Вознаграждением за это была последующая неприязнь всех бывших друзей.
Вес повторил путь отца. В своих политических симпатиях он был под влиянием непоколебимой приверженности отца Соединенным Штатам. Честь понуждала Веса к решительным действиям. Он не мог оставаться дома и ждать, пока другие сражаются за свои убеждения. И он отправился на восток, где вступил в полк североамериканской армии, чтобы не сражаться со своими.
Сейчас все, что он любил, исчезло. Кроме Сью. Умер отец, Фрэнк Карр, которым Вес гордился и восхищался. Сгорел дом, который он унаследовал. И Эрин, на которой когда-то давно он собирался жениться, стала для него недоступна. Вес вернулся домой калекой, который даже не в состоянии защитить сестру, еще менее он способен отстоять дом и землю.
Черт возьми! Ему надо было возвращаться в лагерь сразу после купания. Но Сюзанна вызывала нежную жалость, сидя на копчике в грязной воде. Он был не в силах пройти мимо, хотя следовало поступить именно так. Своей сопливой жалостью он только осложнил положение.
Когда Сюзанна обращает на него взор, полный любви, он чувствует необходимость совершить что-то грубое, злое, иначе любовные томления могут закончиться скверно для них обоих.
Только что он совершил низкий поступок: вместо того чтобы нежно омыть поцелуями ее лицо, он дико и жестоко надругался над женщиной. Ему казалось, что этот бессовестный поступок заставит ее понять, кто он на самом деле и избавит Сюзанну от романтического, благоговейного отношения к нему как к герою. И это было только начало саморазвенчивания.
Сумерки уже давно окутали землю, деревья и людей. Странная плотная мгла сгущалась в воздухе. Эта зловещая почти осязаемая темнота не предвещала ничего хорошего.
Вес сидел у костра, поддерживая огонь. Несмотря на темноту, от Райса не укрылся рыщущий, ощупывающий взгляд Веса.
— Сюзанна?
Райс как обычно небрежно передернул плечами.
— Я ходил на реку мыться и бриться, — он сразу же изменил тему разговора. — Соблазнительный запах.
Вес подозрительно поглядывал на Реддинга, но, поняв, что придраться не к чему, расслабился. В молчании прошла минута, но казалось, что с губ его вот-вот сорвется вопрос. Чего бы ни касалось любопытство Веса, Райс не был расположен отвечать на вопросы.
Реддинг приблизился к костру и срезал кусочек мяса с тушки. Заполняя паузу, он прокомментировал очевидное:
— Вы уже почти дома.
Вес ворошил тлеющие угли в костре.
— Сомневаюсь, чтобы понятие «дом» имело отношение ко мне, — ответил он безучастно. — Если бы мы не были под защитой имени Марка, нас бы давно спалили. Ума не приложу, как Сью собирается воевать с ними. Бог свидетель, я не гожусь в помощники. — Вес вынул откуда-то фляжку и надолго приложился к ней. Райс сразу же определил, что это не вода.
Вес небрежно и невнятно произносил слова: в речи, обращенной к Райсу, не было обычной настороженности, напротив, она была искренней и открытой. Кроме того, он необычно медленно проглатывал жидкость. Так пьют или после долгой жажды, когда горло, нёбо и язык пересохли, позабыв вкус воды, или когда пьют то, что вовсе водой не является.
— С ними? — переспросил Райс.
— Почти с целым округом. Особенно с семьей Мартинов. Они положили глаз на наши земли еще до войны, пытаясь выкупить их, а когда стало известно, что я воюю на стороне северян, решили попросту выжить нас. Но мой отец и Сюзанна оказались менее сговорчивыми и более упрямыми, чем рассчитывали Мартины. Особенно Сью. После смерти отца она одна отстаивала наши земли, и Бог знает, что произошло, пока она отсутствовала.
Райс больше ничего не хотел слышать. Он не хотел ни знать, ни вмешиваться в их проблемы. Это были чужие сложности. Не его. Он обещал только сопровождать их в пути. Больше он ничего не обещал. После того, что только что произошло на берегу, Сюзанна не захочет, чтобы он остался с ними. Он, черт возьми, в этом уверен.
— Реддинг…
Райс не хотел продолжать разговор. Он поднялся.
— Реддинг… Вы согласитесь на ту работу, которую Сюзанна предложила вам?
— Нет, — категорически отрезал Райс.
— А если… я вас попрошу об этом?
Райс в изумлении уставился на собеседника. Обычное беззаботное безразличие Райса было поколеблено нерешительной просьбой его постоянного оппонента.
— Но вы никогда не желали иметь со мной что-либо общее.
Вес колебался. Было видно, что разговор дается ему кровью, потом и самоунижением. Полковника, безусловно оскорбляла роль просителя.
— Вероятно… я ошибался в вас.
— Нет, не ошибались — мне было — удобно с вами, ничего более.
— В чем же заключалось ваше удобство, разрешите узнать?
Больше не было необходимости скрывать истину; напротив, именно сейчас и требовалась искренность.
Если Сюзанна не поймет или не захочет понять сразу, кто он такой, то полковник Карр сообразит моментально и откажется от его услуг.
— Я убил майора североамериканской армии, — холодно объяснил Реддинг. — Одного из ваших. Я не мог рисковать, оставаясь в Либби, чтобы быть освобожденным янки. Я не хотел ждать, пока меня разоблачат.
— Значит, вы действительно были контрабандистом?
— Очень недолго.
— Почему же вы не сообщили об этом джонни?
Райс пожал плечами.
— У меня не было удостоверения личности. Это был мой первый рейс, и я не был ни с кем знаком. Я не думал, что кто-нибудь мне поверит.
— Где вы научились так безупречно владеть оружием?
Глаза Райса недобро сверкнули.
— Вы задаете слишком много вопросов.
Пришел черед зловеще ухмыльнуться Весу.
— Реддинг, вы только что вручили мне оружие против себя…
Райс вторично изумленно уставился на Веса. Действительно, только что в припадке болтливой откровенности он вручил свою судьбу своему противнику. Он стремился поступить с полковником так, как получасом раньше поступил с его сестрой: вызвать отвращение, свести на нет благодарность, которую они подспудно к нему испытывали, а он не желал принимать. Вместо этого он, Райс Реддинг, поставил на карту свою жизнь, отдал ее в руки своего постоянного обличителя.
— Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь заинтересовался этой историей, — с показным безразличием промолвил Реддинг.
— Если вы были контрабандистом, вы были гражданским лицом, а значит, вас могут обвинить в убийстве.
— Конечно, я мог бы прикончить вас, — паясничая, сообщил полковнику Райс. — Или в крайнем случае смыться.
Незаметно было, чтобы последнее замечание поставило Веса в тупик. Он отхлебнул еще.
— Конечно, можете, — почти миролюбиво согласился он. — Но не думаю, чтобы вы исполнили первую угрозу. Что касается второй, то очень скоро янки будут контролировать все въезды и выезды из страны. А может, уже контролируют.
Райс сжал челюсти. Он не любил, когда его щелкали по носу. С другой стороны, было бы не правильным недооценивать противника.
— Чего вы хотите?
— Еще на несколько недель занять ваше время. До тех пор, пока мы не узнаем, что нас ждет дома.
— Вы удивляете меня, Карр. Не думаю, чтобы вам приятно было бы видеть меня рядом с вашей сестрой.
— Мне неприятно, но я не хочу, чтобы она плохо кончила. Сюзанна достаточно страстный и безрассудный человек, чтобы поступить очень необдуманно. — Вес ощупал свою уродливую культю. По скулам перекатывались желваки. — Вы нужны нам. Бог свидетель, мне это неприятно, но сейчас у меня нет выбора.
— Кроме шантажа?
Вес посмотрел Реддингу прямо в глаза.
— Да.
Райс горько усмехнулся.
— Я тоже ошибался в вас.
Вес не дрогнул.
— Да, вот что, Реддинг… Держитесь подальше от Сюзанны.
Райс улыбнулся, хотя ему было не до шуток.
— Идите к черту, полковник.
* * *
Через шесть дней путешественники достигли границ родовых владений Карров. Райс уже знал, что эти земли принадлежат Весу, в то время как Сюзанна, будучи единственной наследницей имущества Марка, владела соседним участком. Ранчо Сюзанны называлось Край Света. Оба участка граничили с рекой Колорадо, но владение Сюзанны было раза в три обширнее.Предки Карров и Фэллонов входили в число Старых Трех Сотен, первых поселенцев, которых привел на Запад Стефен Остин. Первоначально колонисты получили одинаковые наделы, но Фэллоны, скупая земли, существенно расширили свои владения. Участок Карров остался в своих первоначальных границах.
Из поколения в поколение мужчины в семье Карров больше внимания уделяли юридической подготовке и практике, чем благоустройству и облагораживанию собственных владений.
Кое-что из этого Райс узнал за время полуторамесячного путешествия, остальное — три дня назад.
Это произошло, когда Вес во всеуслышание объявил, что Райс останется с ними еще на некоторое время. Реддинг заметил счастливое изумление, вспыхнувшее в глазах Сюзанны. Зловещая гримаса на лице Реддинга омрачила ее радость.
Ему рассказали о Мартинах — Харди, Ловелле и Кейте. Сюзанна объяснила, что Мартины положили глаз на оба поместья, потому что земли, омываемые рекой, были самыми плодородными в округе и десятилетиями давали обильный урожай. Во время войны Мартины не дремали. Они последовательно скупали участки вдоль реки. И теперь собственность Фэллонов и Карров стояла на пути их абсолютного земельного господства над левым берегом реки.
Райс услышал и узнал больше, чем хотелось бы, о Марке, покойном муже Сюзанны. Марк был единственным человеком, который поднялся на защиту Веса и его отца-юриста, когда они примкнули к северянам. Рассказ о Марке сопровождался яростной ревностью, которая буквально пожирала Райса, удивляя его самого своей силой. Какое ему, черт побери, дело до покойника?
Потому что ему, покойнику, принадлежала Сюзанна.
Мысль, доведенная до абсурда. Реддинг мог бы весьма просто овладеть Сюзанной, но по какой-то дурацкой причине не воспользовался случаем. Он нашел дюжину причин для самооправдания: он, мол, не насилует наивных простушек — от них больше неприятностей, чем удовольствия, дайте ему опытную проститутку в любое время, и он себя проявит. Бог свидетель, он не желает осложнять свою жизнь. Он не желает связываться ни с кем, кто будет пытаться ограничивать его свободу.
Только однажды, в припадке откровенности с самим собой, Райс допустил другую, истинную причину: им руководил глубокий, беспричинный страх открыться и оказался беззащитным перед человеком, который мог бы заставить его страдать так, как он не мог позволить этого никому. Стоит только Сюзанне догадаться, кто он такой, она отвергнет его с ужасом и презрением, и ему будет не вынести этого унижения.
Итак, Реддинг продолжал недоумевать, почему, черт возьми, он остался. Он почти уговорил себя пренебречь угрозами Веса. Райс всегда выходил сухим из воды, и нет оснований предполагать, что именно в Америке он столкнется с непреодолимыми препятствиями. Реально Карр не в силах удержать его. А если учесть способности Райса перенимать чужой говор, то он неуязвим. Если понадобится, Райс сможет сыграть роль французского матроса. Но вначале он должен раздобыть денег. А в этом деле Вес Карр мог ему помешать.
То, что полковник унизился до угрозы, заинтриговало Райса. Он ни на секунду не допускал мысли, что Карр изменил мнение о нем. Объяснение могло быть только одно: Райс был полезен Весу и Сюзанне, а Вес в конечном счете оказался прагматиком. Мысль показалась занятной. Интересно, как далеко может зайти Весли Карр?
* * *
Путешественники остановились на торговой площади небольшого городка узнать последние новости. Джефферсон Дэйвис и его сподвижники были захвачены в Джорджии. Вильям Квоптрил, один из последних партизан, по слухам, погиб. Кирби Смит, командовавший остатками уцелевших войск Конфедерации, вел переговоры. Очевидно, об условиях капитуляции. Часть территории Техаса оставалась в руках джонни, но солдаты, понимая, что война окончена, дезертировали сотнями, мародерствовали и грабили на дорогахПутешественники узнали, что закон в Техасе не выполняется. За время войны существенно поредели ряды конной полиции, призванной следить за исполнением законов, многие подразделения в полном составе ушли в армию.
Отряды, действующие на территории, контролируемой силами Соединенных Штатов, были распущены. В Техасе царили беспокойство, неразбериха, сумятица.
Всадники свернули с главной дороги на дорогу, ведущую во владения Карра. Райс не мог отвести глаз от лица Сюзанны, зачарованный выражением нетерпеливого ожидания.
Сначала, было решено заехать в родовое поместье и узнать новости, а потом отправиться на Край Света.
На повороте дороги, ведущей к ранчо, Райс придержал лошадь, пропуская вперед брата и сестру.
Деревянная арка обрамляла въезд во владения Веса, и слово «Карр» было вырезано наверху, посередине арки.
Брат и сестра пустили лошадей рысью. Райс из-за их спин лицезрел сцену возвращения в отчий дом. Внезапно его взору открылось то, что одновременно с ним увидели Сюзанна и Вес, — остов сгоревшего дома. На фоне голубого безоблачного неба уродливо чернела каменная, наполовину разрушенная кладка очага. Слева громоздились остатки амбара. Изгородь сломана, столбы выкопаны и повалены на землю. Руины, оставленные в живописнейшем месте на берегу реки, выглядели мрачно и уныло, вызывая в сердце тоску и чувство утраченной связи с прошлой, беззаботной жизнью. Неподалеку валялся гниющий труп коровы, наполовину обглоданный хищными животными и птицами. Вокруг не было ни одного божьего создания. Райс подъехал и остановился рядом с Сюзанной, у нее было белое, охваченное ужасом лицо. Вес, казалось, окаменел. Райс спрыгнул с лошади и пошел на пепелище. Что бы здесь ни произошло, случилось это не очень давно. В противном случае вместо коровьего трупа они бы нашли обглоданные кости. Райс приблизился к фундаменту дома и нагнулся над тем, что раньше было надежным родовым гнездом. Руки его утонули в груде пепла. Он оглянулся на Веса и Сюзанну, горько и безмолвно застывших там, где он их оставил.
— Кто-нибудь должен был быть здесь?
— Мигель, — прошептала женщина. — Мигель и его сыновья. Они должны были присматривать за домом до приезда брата. Я их просила об этом.
Райс обошел пепелище. Внизу, за домом, расстилались поля, превращенные сейчас в выжженную пустыню. Торчащие кое-где обугленные стебли и снопики давали представление о том, что здесь некогда было плодородное поле. Было совершенно ясно, что не несчастный случай, а хорошо продуманный, подлый вандализм встречал Сюзанну и Веса.
Реддинг вернулся к лошади. Сюзанна, запинаясь, спросила:
— Это животное… это… случайно не бык?
Райс отрицательно покачал головой, вскакивая на лошадь.
— Нет
— Отец пытался скрещиванием вывести новую, улучшенную породу животных. У нас был бык, которого отцу прислали с севера. Король Артур.
Губы Райса с облегчением распустились в улыбке.
— Не беспокойтесь, это не Король Артур.
Реддинг обратился взором к Весу. Полковник оставался безмолвным и безучастным. Глаза его сухо блестели бессильной злобой.
— Что будем делать? — пытался вывести его из оцепенения Райс. Вес молчал. Потом он направил лошадь к невысокой обгоревшей изгороди, обрамлявшей небольшой участок земли за домом. Должно быть, это было семейное кладбище. Вес угрюмо-беспомощно склонил голову над надгробной плитой. Сюзанна повернулась к Райсу
— Наш отец умер два года назад. Вес не смог тогда прибыть на похороны.
— А ваша мама?
— Пятнадцать лет назад. В родах.
— Никого не осталось?
Сюзанна горестно покачала головой.
— У нас было еще два брата. Один умер в пятилетнем возрасте от укуса ядовитой змеи. Второго убили индейцы несколько лет назад.
Лошадь Райса беспокойно перебирала ногами, и он знал, что животному просто-напросто передалась его нервическая напряженность.
— Почему вы не присоединитесь к брату?
— Я думаю, ему нужно некоторое время побыть одному.
В речи Сюзанны звучала мягкая всепонимающая и всепрощающая грусть. Звуки ее голоса волнами участия отозвались в сердце Райса. Сюзанна обратилась к нему.
— У вас есть семья?
— Нет, — неожиданно грубо обрубил Реддинг.
— А что с вашими родителями?
Глаза женщины пристально и ровно следили за ним. Но было ясно, что за внешней сдержанностью скрывается бездна чувств.
Реддинг еще раз внимательно обвел глазами окрестности, разрушенный дом, где Сюзанна провела столько лет от рождения до замужества. Может, в конце концов, ему повезло: если у тебя ничего нет, ты не можешь ничего потерять.
Или можешь?
Райс вообразил, как спокойно и размеренно протекала жизнь дома в его прежние, счастливые, безоблачные дни. За домом расстилались безбрежные поля хлопчатника, убегающие к горизонту покатые холмы были убраны дикими цветами; внизу радовали глаз сочными травами заливные луга, а солнце светило так ярко, что было больно глазам. Он представил себе Веса и Сюзанну озорными детьми, резвящимися во дворе. Отец зорко наблюдал за ними. В то время прислуга убирала террасу, выходящую на реку. Все прошло. Пропало. Развеялось как дым пожарища. Дом. Уют. Мечты.
Реддинг поискал глазами Веса. Тот по-прежнему стоял, опираясь на костыли, низко опустив голову. Лучше не мечтать ни о чем, тогда не будет разочарований.
Тем не менее Райс чувствовал себя опустошенным. Это было во много раз больнее, чем раны, которые он недавно получил.
Райс всегда был один, но он внушал себе, что это вовсе не означает, что он одинок. Реддинг никогда не позволял идее одиночества овладеть сознанием из-за ужаса, каким она могла пропитать все его существо. У него не было верных надежных друзей. Дружеской взаимопомощи он противопоставлял принцип «полагаюсь только на себя». Так он оберегал себя от предательства.
— Райс! — голос Сюзанны прервал его размышления. Он неохотно повернулся навстречу ее любопытству.
— Я спрашивала вас о семье.
Реддинг окинул ее взглядом с головы до ног. Женщина вздрогнула и поежилась: пустота его глаз удержала ее от расспросов.
Райс хотел успокоиться, но не знал, как. Сейчас он был слишком незащищен, но привычка скрывать чувства стала частью натуры. Реддинг развернул лошадь и пустил ее на вершину холма, откуда он мог оглядеть окрестности. Всюду царило мертвое спокойствие, как будто все живые существа, испугавшись, покинули это место. Воздух был пропитан насилием, преступлением, бедой и грехом. Но эти абстрактные понятия были созданы низкими устремлениями людей. Опустошение было результатом примитивной зависти, темных проявлений человеческой натуры, которые он замечал везде. Раньше бы это не потрясло Реддинга, как сейчас. За время путешествия через покалеченную войной страну он видел бездну разрушений, крови, злобы. Покинутые и разграбленные дома. Выгоревшие поля. Ненависть. Горе. Одиночество.
Как ни странно, страшные воспоминания подействовали на его сознание только сейчас. Реддинг убеждал себя, что он был сторонним наблюдателем и никем больше. Зрителем, каким он был всегда. Человеком, который извлекает выгоду для себя, откуда только возможно.
Странно, но он был потрясен. Дремлющая в нем ярость зародившаяся при виде завистливого вандализма искала выхода. Он мог объяснить собственное возбуждение только интересом к Сюзанне и даже — черт возьми! — к Весу Карру.
Райс расслабился, сидя в седле, и стал ждать. Ему оставалось только гадать, что, черт возьми, происходит с его судьями.
* * *
Вес чувствовал, как глаза набухают слезами. Последний раз он плакал в детстве, когда умер его верный пес, первая в его жизни собака. Сейчас горя было столько, что человеческое сердце не в силах вместить. В целом мире не хватило бы слез, чтобы оплакать его потери. А он не может выпустить наружу ни слезинки. Он, полковник Карр, не может позволить себе залиться слезами перед сестрой. Тем более — перед англичанином, которому, насколько раскусил его Вес, вообще не знакомы простые, человеческие чувства.Он посмотрел на надгробный камень на могиле отца. Сюзанна писала, что по форме камень напоминает сердце. Вес подозревал, что отец умер от разрыва сердца, а не сердечного истощения.
В пятнадцать лет его отец сражался вместе с Сэмом Хьюстоном за независимость Техаса, а потом принимал активное участие в становлении государственности на этой земле. Вознаграждением за это была последующая неприязнь всех бывших друзей.
Вес повторил путь отца. В своих политических симпатиях он был под влиянием непоколебимой приверженности отца Соединенным Штатам. Честь понуждала Веса к решительным действиям. Он не мог оставаться дома и ждать, пока другие сражаются за свои убеждения. И он отправился на восток, где вступил в полк североамериканской армии, чтобы не сражаться со своими.
Сейчас все, что он любил, исчезло. Кроме Сью. Умер отец, Фрэнк Карр, которым Вес гордился и восхищался. Сгорел дом, который он унаследовал. И Эрин, на которой когда-то давно он собирался жениться, стала для него недоступна. Вес вернулся домой калекой, который даже не в состоянии защитить сестру, еще менее он способен отстоять дом и землю.