Страница:
Райс очнулся от воспоминаний, обнаружив, что к нему прикованы две пары глаз, а в воздухе разлита напряженная тишина.
— Пойду позабочусь о лошадях, — грубо прервал он молчание. — Сегодня мне не повезло с провизией, так что нет необходимости разжигать костер.
Райс подошел к лошади и благодарно потрепал ее за холку. Бедное животное. На лошадином крупе сохранились отметины от ударов хлыстом, и, если Реддинг не потерял чутья, коняге здорово досталось в жизни.
— Ты заслужила отдых, — шепнул Райс на ухо лошади, — и дубовых листочков. Будь уверена, скоро ты их получишь.
Лошадь вскинула голову и ответила благодарным ржанием. В ней это было первым проявлением лошадиного жизнелюбия.
— Приходишь в себя? Я тоже.
Райс отвел животное в глухое укромное место с густой высокой травой и стреножил лошадь.
Он мечтал еще об одной лошади, чтоб избавить эту от двойного бремени. Во время своих ночных отлучек он выискивал одинокого путника, безразлично, янки или джонни, но не наткнулся ни на кого, кроме курьера. Что-то удержало Райса от того, чтобы отобрать у всадника лошадь. Отобранное седло юноша смог бы заменить новым с большей легкостью, чем отобранную клячу другим животным.
Черт побери! Уж не становится ли он милосердным?! Потрепав напоследок лошадь, Реддинг свернул налево к рощице. После дня, проведенного в седле, нужно было размять и поупражнять ноги. Ноги должны быть сильными и выносливыми, но уж, конечно, не для того, чтобы сбежать от молодой особы с тревожащим душу взглядом лиловых глаз, будящих воображение и воспоминания, которых он хотел бы избежать.
Приблизившись к роще, он обнаружил, что попал на небольшое фамильное кладбище, обнесенное невысокой железной изгородью. Ветви развесистого дуба оберегали от дождей крохотный участок земли, покрытый надгробными плитами с поминальными надписями. Некоторые Райс разобрал. Поколения одной семьи. «Сильвия. Родилась в 1808. Умерла в 1815. Она присоединилась к ангелам на Небесах», «Давид Меткалф. Родился в 1840. Умер в 1861. Пал с честью в битве при Манассас. Он был нашей надеждой».
Были и другие надгробия с надписями. Реддинг задумался над эпитафией «Пал с честью… Он был нашей надеждой». Райс никогда не верил в существование чести как категории, имеющей отношение к реальной жизни.
«Во всяком случае, — думал он, глядя на могилы, — должно быть, забавно иметь семью».
Надписи свидетельствовали о том, что родственники заботились друг о друге. Интересно, какая могла бы быть у него семья? Он даже вообразить этого не мог.
— Какое умиротворение, — раздался грустный мягкий голос, и Райс остолбенел. Он не слышал, как подошла Сюзанна, а это означало, что он потерял бдительность. Это нехорошо. Может быть, причиной всему усталость? Или женщина? Он даже не обернулся.
— Умиротворение? — переспросил Реддинг, криво усмехаясь. Он не мог удержаться от привычной гримасы, маски, которую он напяливал на себя в присутствии Сюзанны.
— Я думаю так, — голос женщины слегка дрогнул. Он обернулся и посмотрел на Сюзанну.
— Ваш муж тоже?
— И много, много других.
Женщина подняла глаза на Реддинга. В уголках прятались слезы. Райс, ругая себя за мягкотелость, раскрыл объятия, и Сюзанна упала ему на грудь.
У большинства людей есть возможность выбора, их выбор был предопределен.
Райс ощутил приятное покалывание, шевеление плоти. Казалось, помимо собственной воли он сжимал в объятиях тело сильной, независимой женщины, в глазах которой стояли слезы, голос надламывался, тело сотрясалось от рыданий. Неожиданно ему захотелось принять на себя все ее горе. Это было настолько необычно для него, так ему не свойственно, что потрясло так сильно, как не многое в жизни потрясало.
Реддинг приказал себе отступить на шаг назад, сделать глубокий вдох и все хорошенько обдумать. Холодное аналитическое «alter ego» требовало совершить это немедленно. Но уже зародилось нечто другое, еще более сильное, удивительное. Страстное желание, которое толкало его вперед. Он наклонил голову и прикоснулся губами к ее волосам с такой нежностью, которая удивила даже его самого. Это было волшебное прикосновение. Волосы у нее были мягкими, как шелк. Его губы скользнули ниже, по лбу, Сюзанна откинула голову, и их взгляды встретились. В ее глазах он увидел бездну вопросов. И желание, и нужду в нем, которые она не могла скрыть. И страх. Страх перед неизведанным, перед безграничным, всепоглощающим потоком, в который им предстояло погрузиться.
Джентльмен должен был бы с уважением отнестись к ее чувствам. Но он не был джентльменом. Его губы приблизились к ее губам и замерли в ожидании искусного ответа. Сюзанна ответила ему нежной порывистостью. Это было совсем не то, что он ожидал.
В поведении Сюзанны Райс заметил удивление и… интерес к его поцелуям, но более всего в ней было наивности неопытности, которую трудно было предположить и женщине, побывавшей замужем. Создавалось впечатление, что она не очень хорошо знала, что нужно делать.
Он знал.
Чувствуя трепетание женского тела, он страстно прижал ее к себе, ища губами ее губы. Райс прижимался к ней губами сначала мягко, потом сильно, требовательно. Губы его со свирепой настойчивостью возбуждали женщину. Он старался сдерживаться, чтобы не смять ее, не причинить ей боли, уберечь от синяков, которые могли быть следствием его жесткой несдержанности. Язык Райса медленно погружался в рот женщины, лаская, исследуя, требуя. Ее наивность, неуверенные ответные ласки еще больше разжигали его страсть. Была Сюзанна замужем или нет, он чувствовал, что ее никто не целовал так страстно и требовательно, что она никому не отвечала так искренне. Он не просто чувствовал, знал почти наверняка, хотя такая неопытность была внове для него. Неискушенность женщины пленяла и… сбивала с толку.
Райс чувствовал, как мощное напряжение распространялось по всему телу, знал, что то же испытывает и женщина. Ее била дрожь в одном ритме с ним; ее губы страстно прижимались к его губам, ее руки крепко и властно обвили его шею. Язык Сюзанны осторожно, очень осторожно дотронулся до его языка и закружился в медленном сексуальном танце. Они оба были вовлечены в то, чему противостоять не имели ни сил, ни желания. Все убыстряющиеся любовные ласки воспламенили в Райсе желание такой неистовой силы, что ему захотелось слиться с ней здесь и сейчас. Но нерешительность Сюзанны, застенчивость ее прикосновений предупреждали его о том, что для полной победы необходим длительный и медленный штурм. Райс слегка отстранился и заглянул ей в глаза.
— Сюзанна, — прошептал Реддинг.
Английский акцент придавал слову напевность. Райс произнес ее имя как заклинание любви.
Этого он делать не собирался. Но ведь и чувствовать так сильно и искренне он не собирался.
Пристально глядя на женщину, Райс медленно и нежно провел кончиком пальца по ее лицу — от ямочки на подбородке, по щеке до разреза глаз, осторожно стер след слезинки, которая несколько минут назад сбежала по ее лицу. Лиловые, омытые слезами глаза казались цветами, освеженными росой. Ее глаза блуждали по его лицу.
Райс не был уверен в выражении своего лица, поэтому легко прижался к ней губами, стараясь выразить нежность, превратить поцелуй в нечто, объединяющее их, понятное обоим и не страшное.
Обыкновенное влечение мужчины к хорошенькой женщине, одинокой женщине. И ничего более, — объяснял он себе. Но не все получалось гладко.
Когда их губы сливались в жгучем поцелуе, он испытывал такое упоительное чувство, которого никогда не испытывал раньше. Это не было голой страстью, которую можно обуздать. Райс никогда не ощущал жизнь так остро, как в эти благословенные минуты; никогда не испытывал таких переживаний. Искатель приключений, живший внутри его, попал в ловушку. Полностью и навсегда. Опасное чувство, сказал он себе. Но размышлять об этом было некогда.
Пока Райс контролировал себя и был хозяином своей плоти, тело его походило на сжатую пружину, готовую всякий момент распрямиться. Теперь оно почти не подчинялось своему хозяину.
Поцелуи участились, слившись в один непрерывный поцелуй. Изнемогая от страсти, они растворялись друг в друге, погружаясь в безграничный поток любви. Райс следовал на фаллический зов своего тела, зная, что и женщина слышит его: она прижималась, льнула к нему в желании, силой не уступающем его собственному.
Рука Райса потянулась к пуговке на платье женщины, потом пробежала по ее лицу. Он почувствовал влагу ее ресниц на своей щеке. Легче росинки. Больнее ножевых ран. С трудом он поднял голову. Одна слезинка вызвала целый поток слез. Слезы умиротворения, что делало их всесильными. Слезы, выворачивающие душу мужчины наизнанку.
Райс впервые допустил мысль о существовании у него души. Стараясь стереть слезы, Реддинг с бесконечной заботой несколько раз провел языком по щекам Сюзанны, вбирая солоноватую влагу, пока губы его вновь не нащупали ее рот. Прислушиваясь к властным толчкам плоти, Райс пребывал в сомнении не более доли секунды, затем, мягко поцеловав женщину, с непостижимым донкихотством отступил назад, честя себя на все лады, называя неисправимым дураком. Сюзанна вся была в его власти, на полшага до полного растворения в нем. К своему удивлению, Райс обнаружил, что не в силах преодолеть эти полшага. Не сейчас. Потом. Когда не будет слез, струящихся из глаз, которые разглядели в нем нечто более значительное, чем он был на самом деле.
Райс уже овладел собой, а ее руки все еще совершали то, что он делал минуту назад: пробегали пальцами по его лицу, как бы помогая мозгу запечатлеть образ любимого. Прикосновения были такими волнующими, горячими, доверчивыми, что он не мог отстраниться и стоял, пригвожденный к месту. Райс никогда не испытывал такой нежности, передаваемой прикосновениями пальцев.
Он почувствовал боль, которая разительно отличалась от всех испытанных им физических страданий. Боже милосердный! От боли разрывалось сердце, которого никогда не было, душа рвалась из груди, и мучительно агонизировал тот мужской орган, с которым раньше он связывал слово «любовь». Черт возьми! Безудержно пульсируя, он рвался к женщине. Реддинг снова приблизился к Сюзанне. Она откинулась назад.
— Марк…
— Ваш муж мертв, — Райс жестко и жестоко мстил за собственную слабость, внимательно следя, как обида туманит ей глаза.
— Я знаю, но…
Но ее любовь или нечто подобное осталось, догадался Реддинг. Что другое могло ее сдерживать, когда тело искало любви? Он приказал себе расслабиться. Проклятие! Реддингу не пристало соревноваться с мертвецами. Ни сейчас, ни когда бы то ни было. Это было неравное состязание, а он не любил неравной борьбы, хотя перевес был на его стороне.
Вняв разуму и немудреному расчету, Реддинг смягчился.
— Но… что? — он баюкал ее голосом. Два слова, отпущенные им на свободу, порхали в воздухе, как бабочки.
— Я не знаю! — закричала Сюзанна и уставилась на него огромными, опушенными ресницами очами.
Реддинг обладал голосом мистической гипнотической силы. Его речь была похожа на мурлыканье тигра перед трапезой. Его глаза горели кровожадным огнем, хотя капля человечности еще сохранялась в них, рот кривился в язвительной усмешке. Мгновенное перерождение поразило Сюзанну.
Ни один человек не имеет права быть таким циничным. Должно быть, его наглость имеет какие-то причины, — оправдывала Сюзанна поведение Райса, но даже необходимость оправдывать его причиняла ей боль. Сама она страдала уже от одной мысли о том, что кто-то может причинить боль ее ястребу. Странное чувство. Райс Реддинг, без сомнения, мог побеспокоиться о себе сам.
Тем не менее Сюзанна не переставала вспоминать о смертельно раненом ястребе, которому она безрезультатно пыталась помочь. Исступленное сражение за жизнь, которое вела птица, отчаянный вызов смерти глубоко поразили Сюзанну.
Нельзя сравнивать. Райс Реддинг — расчетливый хищник, ястреб, вольное создание природы.
Бежать. Надо бежать от него, как будто за тобой гонится дьявол.
Она знала, что надо, но ноги сами приросли к земле. Марк был ее искренним другом, но желанным мужем — никогда. У нее никогда не было потребности прикоснуться к нему, приласкать его, как Райса. Она никогда не испытывала таких вулканических толчков, какие совершало ее лоно, когда рядом был Райс, ни беспредельной нежности, как к своему ночному ястребу.
Райс заставил ее познать и последовательно пережить взаимоисключающие чувства: доверие и страх, безопасность и ужас, мягкость и грубое желание, которые проникали в самые тайные, священные уголки ее существа.
Бежать. Она взглянула на него. Он следил. Выжидал. Одна половина рта вызывающе усмехалась.
И Сюзанна… сбежала. Сюзанна, которая одна несла на себе груз по присмотру за двумя ранчо, которая одна пересекла разорванную войной страну и вырвалась из двух окружений, которая в одиночку сражалась с Мартинами, совершила то, что она поклялась никогда не делать. Сюзанна, которая гордилась собой за то, что никогда не отступает, сбежала.
В реальности внутреннее отступление и паника выразились в том, что она резко развернулась и направилась к месту привала.
Это было самым тяжелым испытанием в ее жизни.
ГЛАВА 8
— Пойду позабочусь о лошадях, — грубо прервал он молчание. — Сегодня мне не повезло с провизией, так что нет необходимости разжигать костер.
Райс подошел к лошади и благодарно потрепал ее за холку. Бедное животное. На лошадином крупе сохранились отметины от ударов хлыстом, и, если Реддинг не потерял чутья, коняге здорово досталось в жизни.
— Ты заслужила отдых, — шепнул Райс на ухо лошади, — и дубовых листочков. Будь уверена, скоро ты их получишь.
Лошадь вскинула голову и ответила благодарным ржанием. В ней это было первым проявлением лошадиного жизнелюбия.
— Приходишь в себя? Я тоже.
Райс отвел животное в глухое укромное место с густой высокой травой и стреножил лошадь.
Он мечтал еще об одной лошади, чтоб избавить эту от двойного бремени. Во время своих ночных отлучек он выискивал одинокого путника, безразлично, янки или джонни, но не наткнулся ни на кого, кроме курьера. Что-то удержало Райса от того, чтобы отобрать у всадника лошадь. Отобранное седло юноша смог бы заменить новым с большей легкостью, чем отобранную клячу другим животным.
Черт побери! Уж не становится ли он милосердным?! Потрепав напоследок лошадь, Реддинг свернул налево к рощице. После дня, проведенного в седле, нужно было размять и поупражнять ноги. Ноги должны быть сильными и выносливыми, но уж, конечно, не для того, чтобы сбежать от молодой особы с тревожащим душу взглядом лиловых глаз, будящих воображение и воспоминания, которых он хотел бы избежать.
Приблизившись к роще, он обнаружил, что попал на небольшое фамильное кладбище, обнесенное невысокой железной изгородью. Ветви развесистого дуба оберегали от дождей крохотный участок земли, покрытый надгробными плитами с поминальными надписями. Некоторые Райс разобрал. Поколения одной семьи. «Сильвия. Родилась в 1808. Умерла в 1815. Она присоединилась к ангелам на Небесах», «Давид Меткалф. Родился в 1840. Умер в 1861. Пал с честью в битве при Манассас. Он был нашей надеждой».
Были и другие надгробия с надписями. Реддинг задумался над эпитафией «Пал с честью… Он был нашей надеждой». Райс никогда не верил в существование чести как категории, имеющей отношение к реальной жизни.
«Во всяком случае, — думал он, глядя на могилы, — должно быть, забавно иметь семью».
Надписи свидетельствовали о том, что родственники заботились друг о друге. Интересно, какая могла бы быть у него семья? Он даже вообразить этого не мог.
— Какое умиротворение, — раздался грустный мягкий голос, и Райс остолбенел. Он не слышал, как подошла Сюзанна, а это означало, что он потерял бдительность. Это нехорошо. Может быть, причиной всему усталость? Или женщина? Он даже не обернулся.
— Умиротворение? — переспросил Реддинг, криво усмехаясь. Он не мог удержаться от привычной гримасы, маски, которую он напяливал на себя в присутствии Сюзанны.
— Я думаю так, — голос женщины слегка дрогнул. Он обернулся и посмотрел на Сюзанну.
— Ваш муж тоже?
— И много, много других.
Женщина подняла глаза на Реддинга. В уголках прятались слезы. Райс, ругая себя за мягкотелость, раскрыл объятия, и Сюзанна упала ему на грудь.
У большинства людей есть возможность выбора, их выбор был предопределен.
Райс ощутил приятное покалывание, шевеление плоти. Казалось, помимо собственной воли он сжимал в объятиях тело сильной, независимой женщины, в глазах которой стояли слезы, голос надламывался, тело сотрясалось от рыданий. Неожиданно ему захотелось принять на себя все ее горе. Это было настолько необычно для него, так ему не свойственно, что потрясло так сильно, как не многое в жизни потрясало.
Реддинг приказал себе отступить на шаг назад, сделать глубокий вдох и все хорошенько обдумать. Холодное аналитическое «alter ego» требовало совершить это немедленно. Но уже зародилось нечто другое, еще более сильное, удивительное. Страстное желание, которое толкало его вперед. Он наклонил голову и прикоснулся губами к ее волосам с такой нежностью, которая удивила даже его самого. Это было волшебное прикосновение. Волосы у нее были мягкими, как шелк. Его губы скользнули ниже, по лбу, Сюзанна откинула голову, и их взгляды встретились. В ее глазах он увидел бездну вопросов. И желание, и нужду в нем, которые она не могла скрыть. И страх. Страх перед неизведанным, перед безграничным, всепоглощающим потоком, в который им предстояло погрузиться.
Джентльмен должен был бы с уважением отнестись к ее чувствам. Но он не был джентльменом. Его губы приблизились к ее губам и замерли в ожидании искусного ответа. Сюзанна ответила ему нежной порывистостью. Это было совсем не то, что он ожидал.
В поведении Сюзанны Райс заметил удивление и… интерес к его поцелуям, но более всего в ней было наивности неопытности, которую трудно было предположить и женщине, побывавшей замужем. Создавалось впечатление, что она не очень хорошо знала, что нужно делать.
Он знал.
Чувствуя трепетание женского тела, он страстно прижал ее к себе, ища губами ее губы. Райс прижимался к ней губами сначала мягко, потом сильно, требовательно. Губы его со свирепой настойчивостью возбуждали женщину. Он старался сдерживаться, чтобы не смять ее, не причинить ей боли, уберечь от синяков, которые могли быть следствием его жесткой несдержанности. Язык Райса медленно погружался в рот женщины, лаская, исследуя, требуя. Ее наивность, неуверенные ответные ласки еще больше разжигали его страсть. Была Сюзанна замужем или нет, он чувствовал, что ее никто не целовал так страстно и требовательно, что она никому не отвечала так искренне. Он не просто чувствовал, знал почти наверняка, хотя такая неопытность была внове для него. Неискушенность женщины пленяла и… сбивала с толку.
Райс чувствовал, как мощное напряжение распространялось по всему телу, знал, что то же испытывает и женщина. Ее била дрожь в одном ритме с ним; ее губы страстно прижимались к его губам, ее руки крепко и властно обвили его шею. Язык Сюзанны осторожно, очень осторожно дотронулся до его языка и закружился в медленном сексуальном танце. Они оба были вовлечены в то, чему противостоять не имели ни сил, ни желания. Все убыстряющиеся любовные ласки воспламенили в Райсе желание такой неистовой силы, что ему захотелось слиться с ней здесь и сейчас. Но нерешительность Сюзанны, застенчивость ее прикосновений предупреждали его о том, что для полной победы необходим длительный и медленный штурм. Райс слегка отстранился и заглянул ей в глаза.
— Сюзанна, — прошептал Реддинг.
Английский акцент придавал слову напевность. Райс произнес ее имя как заклинание любви.
Этого он делать не собирался. Но ведь и чувствовать так сильно и искренне он не собирался.
Пристально глядя на женщину, Райс медленно и нежно провел кончиком пальца по ее лицу — от ямочки на подбородке, по щеке до разреза глаз, осторожно стер след слезинки, которая несколько минут назад сбежала по ее лицу. Лиловые, омытые слезами глаза казались цветами, освеженными росой. Ее глаза блуждали по его лицу.
Райс не был уверен в выражении своего лица, поэтому легко прижался к ней губами, стараясь выразить нежность, превратить поцелуй в нечто, объединяющее их, понятное обоим и не страшное.
Обыкновенное влечение мужчины к хорошенькой женщине, одинокой женщине. И ничего более, — объяснял он себе. Но не все получалось гладко.
Когда их губы сливались в жгучем поцелуе, он испытывал такое упоительное чувство, которого никогда не испытывал раньше. Это не было голой страстью, которую можно обуздать. Райс никогда не ощущал жизнь так остро, как в эти благословенные минуты; никогда не испытывал таких переживаний. Искатель приключений, живший внутри его, попал в ловушку. Полностью и навсегда. Опасное чувство, сказал он себе. Но размышлять об этом было некогда.
Пока Райс контролировал себя и был хозяином своей плоти, тело его походило на сжатую пружину, готовую всякий момент распрямиться. Теперь оно почти не подчинялось своему хозяину.
Поцелуи участились, слившись в один непрерывный поцелуй. Изнемогая от страсти, они растворялись друг в друге, погружаясь в безграничный поток любви. Райс следовал на фаллический зов своего тела, зная, что и женщина слышит его: она прижималась, льнула к нему в желании, силой не уступающем его собственному.
Рука Райса потянулась к пуговке на платье женщины, потом пробежала по ее лицу. Он почувствовал влагу ее ресниц на своей щеке. Легче росинки. Больнее ножевых ран. С трудом он поднял голову. Одна слезинка вызвала целый поток слез. Слезы умиротворения, что делало их всесильными. Слезы, выворачивающие душу мужчины наизнанку.
Райс впервые допустил мысль о существовании у него души. Стараясь стереть слезы, Реддинг с бесконечной заботой несколько раз провел языком по щекам Сюзанны, вбирая солоноватую влагу, пока губы его вновь не нащупали ее рот. Прислушиваясь к властным толчкам плоти, Райс пребывал в сомнении не более доли секунды, затем, мягко поцеловав женщину, с непостижимым донкихотством отступил назад, честя себя на все лады, называя неисправимым дураком. Сюзанна вся была в его власти, на полшага до полного растворения в нем. К своему удивлению, Райс обнаружил, что не в силах преодолеть эти полшага. Не сейчас. Потом. Когда не будет слез, струящихся из глаз, которые разглядели в нем нечто более значительное, чем он был на самом деле.
Райс уже овладел собой, а ее руки все еще совершали то, что он делал минуту назад: пробегали пальцами по его лицу, как бы помогая мозгу запечатлеть образ любимого. Прикосновения были такими волнующими, горячими, доверчивыми, что он не мог отстраниться и стоял, пригвожденный к месту. Райс никогда не испытывал такой нежности, передаваемой прикосновениями пальцев.
Он почувствовал боль, которая разительно отличалась от всех испытанных им физических страданий. Боже милосердный! От боли разрывалось сердце, которого никогда не было, душа рвалась из груди, и мучительно агонизировал тот мужской орган, с которым раньше он связывал слово «любовь». Черт возьми! Безудержно пульсируя, он рвался к женщине. Реддинг снова приблизился к Сюзанне. Она откинулась назад.
— Марк…
— Ваш муж мертв, — Райс жестко и жестоко мстил за собственную слабость, внимательно следя, как обида туманит ей глаза.
— Я знаю, но…
Но ее любовь или нечто подобное осталось, догадался Реддинг. Что другое могло ее сдерживать, когда тело искало любви? Он приказал себе расслабиться. Проклятие! Реддингу не пристало соревноваться с мертвецами. Ни сейчас, ни когда бы то ни было. Это было неравное состязание, а он не любил неравной борьбы, хотя перевес был на его стороне.
Вняв разуму и немудреному расчету, Реддинг смягчился.
— Но… что? — он баюкал ее голосом. Два слова, отпущенные им на свободу, порхали в воздухе, как бабочки.
— Я не знаю! — закричала Сюзанна и уставилась на него огромными, опушенными ресницами очами.
Реддинг обладал голосом мистической гипнотической силы. Его речь была похожа на мурлыканье тигра перед трапезой. Его глаза горели кровожадным огнем, хотя капля человечности еще сохранялась в них, рот кривился в язвительной усмешке. Мгновенное перерождение поразило Сюзанну.
Ни один человек не имеет права быть таким циничным. Должно быть, его наглость имеет какие-то причины, — оправдывала Сюзанна поведение Райса, но даже необходимость оправдывать его причиняла ей боль. Сама она страдала уже от одной мысли о том, что кто-то может причинить боль ее ястребу. Странное чувство. Райс Реддинг, без сомнения, мог побеспокоиться о себе сам.
Тем не менее Сюзанна не переставала вспоминать о смертельно раненом ястребе, которому она безрезультатно пыталась помочь. Исступленное сражение за жизнь, которое вела птица, отчаянный вызов смерти глубоко поразили Сюзанну.
Нельзя сравнивать. Райс Реддинг — расчетливый хищник, ястреб, вольное создание природы.
Бежать. Надо бежать от него, как будто за тобой гонится дьявол.
Она знала, что надо, но ноги сами приросли к земле. Марк был ее искренним другом, но желанным мужем — никогда. У нее никогда не было потребности прикоснуться к нему, приласкать его, как Райса. Она никогда не испытывала таких вулканических толчков, какие совершало ее лоно, когда рядом был Райс, ни беспредельной нежности, как к своему ночному ястребу.
Райс заставил ее познать и последовательно пережить взаимоисключающие чувства: доверие и страх, безопасность и ужас, мягкость и грубое желание, которые проникали в самые тайные, священные уголки ее существа.
Бежать. Она взглянула на него. Он следил. Выжидал. Одна половина рта вызывающе усмехалась.
И Сюзанна… сбежала. Сюзанна, которая одна несла на себе груз по присмотру за двумя ранчо, которая одна пересекла разорванную войной страну и вырвалась из двух окружений, которая в одиночку сражалась с Мартинами, совершила то, что она поклялась никогда не делать. Сюзанна, которая гордилась собой за то, что никогда не отступает, сбежала.
В реальности внутреннее отступление и паника выразились в том, что она резко развернулась и направилась к месту привала.
Это было самым тяжелым испытанием в ее жизни.
ГЛАВА 8
Следующее утро было очень трудным для Сюзанны. Как противостоять тому, чему противиться невозможно? Даже когда ты знаешь, что должен сопротивляться.
После бурного вечера с поцелуями Сюзанна провела бессонную ночь. Она уже подумала о том, чтобы пересесть к Весу. Это было бы самым благоразумным. Но после некоторого раздумья женщина отвергла эту мысль. Райс приторочил к седлу Веса костыли и саквояж, вещи, которые они раньше по очереди держали в руках во время дневных переходов. На лошади брата Сюзанне места не оставалось.
В конце концов она решила, что не стоит впутывать Веса в свои амурные дела и оставила все, как было.
По правде говоря, Сюзанне трудно было бы оставаться благоразумной и отказаться от тех сладостно-болезненных, пронзительных мгновений, которые сулило ей соседство с Реддингом. Вновь и вновь она уверяла себя, что справится с собой, сможет держать себя в руках.
Наутро женщина обнаружила, что в отличие от нее капитан совершенно не был взволнован. Он провел утро, насвистывая сентиментальную песенку, и во взгляде, которым он одарил Сюзанну, не было и тени вечерней страсти и нежности. Забавляясь, он оценивающе разглядывал женщину, натянувшую брюки. Они были тесноваты в бедрах и подчеркивали ее чувственную женственность.
В брюках ей было удобнее и вольготнее, чем в платье.
— Очаровательно, — произнес Реддинг так, что Сюзанна не поняла, сарказм это или восхищение.
Но что бы это ни было, Сюзанна почувствовала себя так, как будто патока заструилась по позвоночнику.
Когда Райс помогал ей взбираться на лошадь, он задержал ее руку в своей на секунду дольше, чем обычно. После минувшей ночи Сюзанна значительно острее чувствовала силовое поле, которое возникало между ними всякий раз, когда они находились рядом. Любое прикосновение к его телу вызывало в ней возбужденное покалывание. Нет, не покалывание. Жар. Жар и пламень. Теперь их объединял теплый поток, где были свои приливы и отливы. Достаточно было самого малого толчка, чтобы они слились в этом беспредельном, всепоглощающем потоке.
Сюзанна наблюдала, как в титаническом напряжении немела спина Райса, когда она обхватывала его за талию. Не зная точно, чего он хочет, она с уверенностью могла сказать, что Райс Реддинг лежит сейчас распластанным у ее ног в тревожно-радостном ожидании.
Сюзанне казалось, что брат обо всем догадался. Теперь Вес взбирался на лошадь и спешивался без помощи капитана. Он избегал разговоров с Реддингом, но глаз с него не спускал. Было похоже, что полковник Весли Карр копил силы для ответного сокрушительного удара.
Сюзанна, Вес и Райс были в пути все утро, и все утро между ними ощущалась натянутость. Она разделяла их, обрекая на одиночество. Даже брата и сестру, которые раньше были так близки.
Сюзанна не могла разорвать оболочку горечи и самосожаления, которой отделил себя от жизни Вес.
Интересно, долго ли может сохраняться напряженность в отношениях без того, чтобы не разрешиться сильным взрывом?
Понимая состояние брата, Сюзанна даже подумать не могла о том, чтобы предложить Райсу Реддингу покинуть их. Именно благодаря его предприимчивости, изворотливости, уму и обаянию они значительно приблизились к дому. Ей не к лицу было забывать об этом.
Райс был виртуозным лжецом. Сюзанна удивлялась, с каким совершенством он манипулировал словами и людьми. Но ведь и она не брезговала ложью. Чтобы выжить Чтобы помочь Весу. Чтобы помочь Райсу Реддингу. Чтобы помочь самой себе. Чтобы попасть домой, в Техас.
Только бешеный темп скачки, навязанный Райсом, удерживал женщину от опрометчивых поступков, не позволял ей полностью отдаться чувствам, которые с каждым днем становились все сильнее.
Иногда Реддинг производил на Сюзанну впечатление человека, за которым гонится дьявол. Иногда ей приходила в голову мысль, что он хочет побыстрее избавиться от бремени, которое взвалил на себя. Чувство самосохранения заставляло женщину придерживаться последнего объяснения, хотя оно было обидным для нее. Реддинг действительно причинял ей боль, заставляя страдать. Господи помилуй!
Два дня спустя путешественники узнали, что Авраам Линкольн убит… Застрелен в театре. Эту новость им сообщили в маленькой деревушке, расположенной около самой границы с Северной Каролиной.
Путники пересекали гористую местность, где на пологих склонах холмов или в невысоких равнинах ютились деревеньки. Одну из них они облюбовали с вершины холма. Сверху были видны разбросанные по равнине строения, школа, церковь, кузница, мельница и продуктовая лавка. Здесь не было солдат, военная форма не бросалась в глаза, и Сюзанна неожиданно для себя предложила купить в поселке овса для лошадей, яиц и муки для них самих. А если удастся, то бекона и кофе.
Она вынуждена была назвать Реддингу сумму, которой владела: тридцать долларов золотом и две тысячи ценными бумагами Конфедерации, совершенно бесполезными.
Утром Сюзанна переоделась в платье и устроилась впереди Райса, по-дамски свесив ноги на одну сторону. Такая посадка означала, что она вплотную прижималась к мужчине, почти сливалась с ним, но Сюзанна знала, что война не меняет сельских обычаев, и если чужестранцы рассчитывают на помощь местных жителей, следует строго соблюдать традиции.
Когда Райс, Сюзанна и Вес приблизились к магазинчику, их взору открылась такая картина: на пятачке перед лавкой теснилось несколько фургонов, на крыльце несколько мужчин громко обсуждали последние новости и переругивались.
Внезапно, как бы повинуясь чьему-то молчаливому приказу, они оставили перебранку и одновременно уставились на вновь прибывших. Местных жителей было шестеро: четверо среднего возраста, двое молодых; у одного молодого человека черная повязка скрывала пораженный или отсутствующий глаз, у другого болтался пустой рукав. Все четверо настороженно изучали пришельцев, через несколько секунд сначала один, а потом и все остальные сняли шляпы и поприветствовали Сюзанну.
Невдалеке, как оказалось, стоял седьмой. Он не притронулся к шляпе, хотя приблизился на несколько шагов к крыльцу, чтобы лучше слышать.
Райс помог Сюзанне спрыгнуть на землю и проводил ее к входу в магазин. Вес, которому было тяжело спускаться, остался на лошади.
— Мадам, — вступил в разговор один из мужчин, в голосе и в глазах его блестело любопытство.
Сюзанна обвела селян взглядом и заметила в их глазах нечто отличное от обычного интереса к <ииострашЙ> В воздухе висели напряженность и настороженность. Атмосфера была накалена как в <вдпаный> полдень, готовый разразиться грозой.
— Есть ли какие-нибудь новости? Поновее, чем капитуляция генерала Ли? — первой задала вопрос Сюзанна.
Один из шести, раздавив окурок того, что он считал сигаретой, процедил:
— Да, мадам, можно сказать, что есть. Мы получили сообщение по телеграфу, что пристрелили Линкольна. Сюзанна закатила глаза, изображая боль и сожаление. Четыре с половиной года назад ни ее брат, ни отец не голосовали за Линкольна. Правда, она слышала, что он был порядочным человеком.
— За этим должна последовать кровавая расплата, — угрюмо предрек один из мужчин. — О! Простите, мадам. Я хотел сказать, что это дело рук кого-то из южан.
— Джефферсон Дэвис удрал к Шарлотте в Северную Каролину, — добавил другой, — а вся армия янки — будь они прокляты — за ним.
— Ну, а теперь все кончилось?
— Нет, мадам. Некоторые части еще держатся в Северной Каролине, Джорджии, Алабаме и даже, как я слышал, в Техасе.
Молодой человек с повязкой на глазу прибавил:
— Старина Кибри Смит из Техаса, думаю, просто так не сдастся.
В разговор вмешался Райс.
— А нет ли войск янки поблизости?
— Шерман рыщет по всей Северной Каролине в поисках Джеффсрсона Дэйвиса, — встрял в разговор какой-то мужчина. — А, черт, что у тебя за акцент? — подозрительно спросил он же.
Райс озарил присутствующих ослепительно миролюбивой улыбкой.
— Английский. И я, черт возьми, не хочу попасть в лапы к янки.
Этого оказалось достаточно, чтобы развеять враждебность и настороженность.
Один из собеседников выступил вперед и предложил:
— Не могу ли я чем-нибудь помочь вам?
— Не вы почтенный хозяин этого магазина? — Человек утвердительно кивнул.
— Мы рассчитывали прикупить немного провизии: муку, соль, может быть, немного зерна.
Неожиданно у торговца округлились глаза.
— Бумажки Конфедерации? Бизнес и патриотизм — вещи разные.
Райс покачал головой и вынул монетку, полученную чуть раньше от Сюзанны.
— Нет, золотой.
Хозяин лавчонки заметно повеселели приветливо продолжал:
— Товаров у меня осталось немного. Военные конфисковали большую часть, оставив взамен бесполезные расписки. Но немного муки и бекона у меня найдется. Зерна нет совсем. Но, — тут он просиял, — зато есть свежие яйца и, — он оглядел путешественников с головы до ног, — если у вас отыщется еще немного золота, я смогу предложить вам кое-что из одежды.
Райс отрицательно замотал головой.
— Нет, нет. Нам нужны только продукты. Если вы не возражаете, — произнес он очень благовоспитанно, что обычно помогало быстро достичь результата.
Сюзанне и Райсу понадобилось не больше минуты, чтобы выбрать необходимые продукты. Они покинули магазин, унося с собой мешочек муки, большой кусок бекона, галеты и шесть драгоценных яиц. Им не удалось раздобыть ни соли, ни кофе, ни овса для лошадей.
Выйдя из магазина. Райс передал мешок с продуктами Весу, вскочил на лошадь, помог Сюзанне устроиться на прежнем месте, впереди себя. Это было единственное место, где могла разместиться женщина в платье.
Хозяин магазинчика вышел проводить их.
— Вам следует быть очень осторожными. В горах орудуют банды дезертиров. Они нападают на путешественников и даже совершают налеты на небольшие фермы.
В ответ Сюзанна очаровательно улыбнулась, и шесть шляп взлетело в воздух.
На обратном пути Райс оглянулся: шестеро мужчин завершив беседу, собирались расходиться. Седьмой наблюдал, как они расходятся по домам. Райс приметил его еще раньше. Незнакомец проявлял излишний интерес к Сюзанне и к их золоту.
Райс почувствовал озноб, мурашки побежали по спине. Интуиция подсказывала ему недоброе.
Их следующий бросок был более продолжительным и более трудным, чем предыдущие. Сюзанна, привыкшая провопить долгие часы в седле, когда она объезжала ранчо, буквально без сил рухнула на землю, когда они остановились на привал.
Они оставили равнину позади и поднялись вверх, в поросшие лесом горы.
Сюзанна была уверена, что Райс чем-то обеспокоен, но ни о чем его не спросила. По пути капитан несколько раз оглядывался и даже пустил лошадей по ручью с очевидным намерением скрыть следы.
Женщина не понимала, почему он это делает. Мужчины в магазине выглядели достаточно безобидно, за последние несколько дней им не встретились ни янки, ни джонни. Но сомнений в том, что ее ястреб тревожится, не было. Сюзанне оставалось только гадать, не следствие ли это его природных, хищнических инстинктов. Женщина не могла объяснить себе, почему она все время думает о нем как о хищнике, хотя это не по мешало ей довериться Райсу и вверить его попечению две жизни.
Когда путешественники остановились на отдых, Реддинг помог Сюзанне спешиться, подождал, покуда ее брат благополучно сползет на землю, сделал им отмашку рукой и умчался прочь.
В необъяснимой печали Сюзанна не знала, что и подумать: то ли Райс специально держался подальше от нее, то ли их неожиданное свидание на кладбище заставило его думать о ней как о глупой и пустой женщине, которая не знает, чего хочет.
Она действительно не знала. Нет, не совсем .так. Она знала и стеснялась своего желания. Даже стыдилась его.
Сюзанна всегда снисходительно относилась к своим друзьям и членам своей семьи. Семья была для нее самой большой ценностью в жизни.
После бурного вечера с поцелуями Сюзанна провела бессонную ночь. Она уже подумала о том, чтобы пересесть к Весу. Это было бы самым благоразумным. Но после некоторого раздумья женщина отвергла эту мысль. Райс приторочил к седлу Веса костыли и саквояж, вещи, которые они раньше по очереди держали в руках во время дневных переходов. На лошади брата Сюзанне места не оставалось.
В конце концов она решила, что не стоит впутывать Веса в свои амурные дела и оставила все, как было.
По правде говоря, Сюзанне трудно было бы оставаться благоразумной и отказаться от тех сладостно-болезненных, пронзительных мгновений, которые сулило ей соседство с Реддингом. Вновь и вновь она уверяла себя, что справится с собой, сможет держать себя в руках.
Наутро женщина обнаружила, что в отличие от нее капитан совершенно не был взволнован. Он провел утро, насвистывая сентиментальную песенку, и во взгляде, которым он одарил Сюзанну, не было и тени вечерней страсти и нежности. Забавляясь, он оценивающе разглядывал женщину, натянувшую брюки. Они были тесноваты в бедрах и подчеркивали ее чувственную женственность.
В брюках ей было удобнее и вольготнее, чем в платье.
— Очаровательно, — произнес Реддинг так, что Сюзанна не поняла, сарказм это или восхищение.
Но что бы это ни было, Сюзанна почувствовала себя так, как будто патока заструилась по позвоночнику.
Когда Райс помогал ей взбираться на лошадь, он задержал ее руку в своей на секунду дольше, чем обычно. После минувшей ночи Сюзанна значительно острее чувствовала силовое поле, которое возникало между ними всякий раз, когда они находились рядом. Любое прикосновение к его телу вызывало в ней возбужденное покалывание. Нет, не покалывание. Жар. Жар и пламень. Теперь их объединял теплый поток, где были свои приливы и отливы. Достаточно было самого малого толчка, чтобы они слились в этом беспредельном, всепоглощающем потоке.
Сюзанна наблюдала, как в титаническом напряжении немела спина Райса, когда она обхватывала его за талию. Не зная точно, чего он хочет, она с уверенностью могла сказать, что Райс Реддинг лежит сейчас распластанным у ее ног в тревожно-радостном ожидании.
Сюзанне казалось, что брат обо всем догадался. Теперь Вес взбирался на лошадь и спешивался без помощи капитана. Он избегал разговоров с Реддингом, но глаз с него не спускал. Было похоже, что полковник Весли Карр копил силы для ответного сокрушительного удара.
Сюзанна, Вес и Райс были в пути все утро, и все утро между ними ощущалась натянутость. Она разделяла их, обрекая на одиночество. Даже брата и сестру, которые раньше были так близки.
Сюзанна не могла разорвать оболочку горечи и самосожаления, которой отделил себя от жизни Вес.
Интересно, долго ли может сохраняться напряженность в отношениях без того, чтобы не разрешиться сильным взрывом?
Понимая состояние брата, Сюзанна даже подумать не могла о том, чтобы предложить Райсу Реддингу покинуть их. Именно благодаря его предприимчивости, изворотливости, уму и обаянию они значительно приблизились к дому. Ей не к лицу было забывать об этом.
Райс был виртуозным лжецом. Сюзанна удивлялась, с каким совершенством он манипулировал словами и людьми. Но ведь и она не брезговала ложью. Чтобы выжить Чтобы помочь Весу. Чтобы помочь Райсу Реддингу. Чтобы помочь самой себе. Чтобы попасть домой, в Техас.
Только бешеный темп скачки, навязанный Райсом, удерживал женщину от опрометчивых поступков, не позволял ей полностью отдаться чувствам, которые с каждым днем становились все сильнее.
Иногда Реддинг производил на Сюзанну впечатление человека, за которым гонится дьявол. Иногда ей приходила в голову мысль, что он хочет побыстрее избавиться от бремени, которое взвалил на себя. Чувство самосохранения заставляло женщину придерживаться последнего объяснения, хотя оно было обидным для нее. Реддинг действительно причинял ей боль, заставляя страдать. Господи помилуй!
Два дня спустя путешественники узнали, что Авраам Линкольн убит… Застрелен в театре. Эту новость им сообщили в маленькой деревушке, расположенной около самой границы с Северной Каролиной.
Путники пересекали гористую местность, где на пологих склонах холмов или в невысоких равнинах ютились деревеньки. Одну из них они облюбовали с вершины холма. Сверху были видны разбросанные по равнине строения, школа, церковь, кузница, мельница и продуктовая лавка. Здесь не было солдат, военная форма не бросалась в глаза, и Сюзанна неожиданно для себя предложила купить в поселке овса для лошадей, яиц и муки для них самих. А если удастся, то бекона и кофе.
Она вынуждена была назвать Реддингу сумму, которой владела: тридцать долларов золотом и две тысячи ценными бумагами Конфедерации, совершенно бесполезными.
Утром Сюзанна переоделась в платье и устроилась впереди Райса, по-дамски свесив ноги на одну сторону. Такая посадка означала, что она вплотную прижималась к мужчине, почти сливалась с ним, но Сюзанна знала, что война не меняет сельских обычаев, и если чужестранцы рассчитывают на помощь местных жителей, следует строго соблюдать традиции.
Когда Райс, Сюзанна и Вес приблизились к магазинчику, их взору открылась такая картина: на пятачке перед лавкой теснилось несколько фургонов, на крыльце несколько мужчин громко обсуждали последние новости и переругивались.
Внезапно, как бы повинуясь чьему-то молчаливому приказу, они оставили перебранку и одновременно уставились на вновь прибывших. Местных жителей было шестеро: четверо среднего возраста, двое молодых; у одного молодого человека черная повязка скрывала пораженный или отсутствующий глаз, у другого болтался пустой рукав. Все четверо настороженно изучали пришельцев, через несколько секунд сначала один, а потом и все остальные сняли шляпы и поприветствовали Сюзанну.
Невдалеке, как оказалось, стоял седьмой. Он не притронулся к шляпе, хотя приблизился на несколько шагов к крыльцу, чтобы лучше слышать.
Райс помог Сюзанне спрыгнуть на землю и проводил ее к входу в магазин. Вес, которому было тяжело спускаться, остался на лошади.
— Мадам, — вступил в разговор один из мужчин, в голосе и в глазах его блестело любопытство.
Сюзанна обвела селян взглядом и заметила в их глазах нечто отличное от обычного интереса к <ииострашЙ> В воздухе висели напряженность и настороженность. Атмосфера была накалена как в <вдпаный> полдень, готовый разразиться грозой.
— Есть ли какие-нибудь новости? Поновее, чем капитуляция генерала Ли? — первой задала вопрос Сюзанна.
Один из шести, раздавив окурок того, что он считал сигаретой, процедил:
— Да, мадам, можно сказать, что есть. Мы получили сообщение по телеграфу, что пристрелили Линкольна. Сюзанна закатила глаза, изображая боль и сожаление. Четыре с половиной года назад ни ее брат, ни отец не голосовали за Линкольна. Правда, она слышала, что он был порядочным человеком.
— За этим должна последовать кровавая расплата, — угрюмо предрек один из мужчин. — О! Простите, мадам. Я хотел сказать, что это дело рук кого-то из южан.
— Джефферсон Дэвис удрал к Шарлотте в Северную Каролину, — добавил другой, — а вся армия янки — будь они прокляты — за ним.
— Ну, а теперь все кончилось?
— Нет, мадам. Некоторые части еще держатся в Северной Каролине, Джорджии, Алабаме и даже, как я слышал, в Техасе.
Молодой человек с повязкой на глазу прибавил:
— Старина Кибри Смит из Техаса, думаю, просто так не сдастся.
В разговор вмешался Райс.
— А нет ли войск янки поблизости?
— Шерман рыщет по всей Северной Каролине в поисках Джеффсрсона Дэйвиса, — встрял в разговор какой-то мужчина. — А, черт, что у тебя за акцент? — подозрительно спросил он же.
Райс озарил присутствующих ослепительно миролюбивой улыбкой.
— Английский. И я, черт возьми, не хочу попасть в лапы к янки.
Этого оказалось достаточно, чтобы развеять враждебность и настороженность.
Один из собеседников выступил вперед и предложил:
— Не могу ли я чем-нибудь помочь вам?
— Не вы почтенный хозяин этого магазина? — Человек утвердительно кивнул.
— Мы рассчитывали прикупить немного провизии: муку, соль, может быть, немного зерна.
Неожиданно у торговца округлились глаза.
— Бумажки Конфедерации? Бизнес и патриотизм — вещи разные.
Райс покачал головой и вынул монетку, полученную чуть раньше от Сюзанны.
— Нет, золотой.
Хозяин лавчонки заметно повеселели приветливо продолжал:
— Товаров у меня осталось немного. Военные конфисковали большую часть, оставив взамен бесполезные расписки. Но немного муки и бекона у меня найдется. Зерна нет совсем. Но, — тут он просиял, — зато есть свежие яйца и, — он оглядел путешественников с головы до ног, — если у вас отыщется еще немного золота, я смогу предложить вам кое-что из одежды.
Райс отрицательно замотал головой.
— Нет, нет. Нам нужны только продукты. Если вы не возражаете, — произнес он очень благовоспитанно, что обычно помогало быстро достичь результата.
Сюзанне и Райсу понадобилось не больше минуты, чтобы выбрать необходимые продукты. Они покинули магазин, унося с собой мешочек муки, большой кусок бекона, галеты и шесть драгоценных яиц. Им не удалось раздобыть ни соли, ни кофе, ни овса для лошадей.
Выйдя из магазина. Райс передал мешок с продуктами Весу, вскочил на лошадь, помог Сюзанне устроиться на прежнем месте, впереди себя. Это было единственное место, где могла разместиться женщина в платье.
Хозяин магазинчика вышел проводить их.
— Вам следует быть очень осторожными. В горах орудуют банды дезертиров. Они нападают на путешественников и даже совершают налеты на небольшие фермы.
В ответ Сюзанна очаровательно улыбнулась, и шесть шляп взлетело в воздух.
На обратном пути Райс оглянулся: шестеро мужчин завершив беседу, собирались расходиться. Седьмой наблюдал, как они расходятся по домам. Райс приметил его еще раньше. Незнакомец проявлял излишний интерес к Сюзанне и к их золоту.
Райс почувствовал озноб, мурашки побежали по спине. Интуиция подсказывала ему недоброе.
Их следующий бросок был более продолжительным и более трудным, чем предыдущие. Сюзанна, привыкшая провопить долгие часы в седле, когда она объезжала ранчо, буквально без сил рухнула на землю, когда они остановились на привал.
Они оставили равнину позади и поднялись вверх, в поросшие лесом горы.
Сюзанна была уверена, что Райс чем-то обеспокоен, но ни о чем его не спросила. По пути капитан несколько раз оглядывался и даже пустил лошадей по ручью с очевидным намерением скрыть следы.
Женщина не понимала, почему он это делает. Мужчины в магазине выглядели достаточно безобидно, за последние несколько дней им не встретились ни янки, ни джонни. Но сомнений в том, что ее ястреб тревожится, не было. Сюзанне оставалось только гадать, не следствие ли это его природных, хищнических инстинктов. Женщина не могла объяснить себе, почему она все время думает о нем как о хищнике, хотя это не по мешало ей довериться Райсу и вверить его попечению две жизни.
Когда путешественники остановились на отдых, Реддинг помог Сюзанне спешиться, подождал, покуда ее брат благополучно сползет на землю, сделал им отмашку рукой и умчался прочь.
В необъяснимой печали Сюзанна не знала, что и подумать: то ли Райс специально держался подальше от нее, то ли их неожиданное свидание на кладбище заставило его думать о ней как о глупой и пустой женщине, которая не знает, чего хочет.
Она действительно не знала. Нет, не совсем .так. Она знала и стеснялась своего желания. Даже стыдилась его.
Сюзанна всегда снисходительно относилась к своим друзьям и членам своей семьи. Семья была для нее самой большой ценностью в жизни.