Поттер Патриция. Ренегат

   Лицо Веса пылало от неприятной догадки, но он продолжал настаивать.
   — У нас нет других обезболивающих, и я не буду обрабатывать ваши раны, если вы не выпьете еще.
   Райс сделал несколько глотков, потом еще. Он старался не напрягаться и не съеживаться, когда Вес промывал ему раны на спине полотенцем, смоченным в горячей воде. Спина была вся иссечена бичом, красные полосы накладывались одна на другую, утопая в мякоти тела. На Райсе не осталось живого места.
   Вес и Джайм соорудили вокруг Райса мягкие валики из подушек, чтобы он по возможности избежал соприкосновения с твердой поверхностью, но когда это происходило несмотря на хитроумные действия целителей, боль была мучительной, заставляющей все тело содрогаться в агонии. Райс сосредоточился на этой боли, он как бы со стороны отсчитывал каждую секунду мучений, каждое прикосновение, вызывающее страдания. Ему надо было хорошенько все запомнить, чтобы все до мельчайших подробностей воспроизвести в своей памяти, когда он начнет расправу над Харди Мартином.
   — Боже мой, — прошептал Джайм, — поскорее бы приехал доктор Кэмпбелл.
   — Я только об этом и думаю, — присоединился к нему Вес.
   Райс молчал. Лицо у него было белее бумаги. Казалось, усилием воли он отключил все чувства.
   Вес закатал рубаху на спине Райса. Теперь он заметил и старые рубцы, но ничего не сказал. Его уважение к Райсу Реддингу росло с каждой минутой. Он подумал, что сам, возможно, хныкал бы как ребенок, если бы кто-нибудь проделывал подобную процедуру над ним. Да, он определенно восхищался валлийцем. До сих пор он не мог представить себе, как человек, который уже не человек, а груда мяса, изрубленная на куски, мог протащиться три мили по пыльной, каменистой прерии.
   Наконец, процедура очищения ран завершилась. Больше они ничем не могли помочь Райсу. Без указаний доктора Вес опасался промыть их еще и виски.
   — Можете ли вы перевернуться? — спросил он. Реддинг приподнялся, превозмогая слабость.
   — Я бы не хотел даже пробовать.
   — И так достаточно, — успокоил его Вес, наклоняясь с намерением промыть раны на груди. — Почему бы вам не отправиться в Англию? — неожиданно спросил он.
   — Мне показалось, вы просили меня остаться. По-моему, я был вам страшно нужен, иначе вы не стали бы шантажировать меня.
   — Я был не прав. Это наши дела. Это наша война.
   — Была вашей войной, — сквозь крепко сжатые зубы процедил Реддинг.
   Вес видел, как на скулах у Райса ходуном ходили желваки, когда он принялся прочищать очередную рану.
   — Мне очень жаль, — мягко, извиняясь, произнес он, удивляя сам себя. — Я… мы… не должны были втягивать вас в свои… отношения.
   Райс посмотрел ему прямо в глаза.
   — Не извиняйтесь. Я бы, наверное, сдох, если бы вы меня не подобрали.
   Вес ухмыльнулся.
   — Я так не думаю. Вы с большим упрямством держитесь за жизнь, чтобы отказываться от нее без борьбы.
   Райс не отрываясь смотрел Карру прямо в глаза.
   — В этот раз я подошел слишком близко к Небесным вратам. Слишком близко.
   Рука Веса застыла в воздухе, бровь изогнулась в немом вопросе. Он напоминал Райсу себя прежнего.
   — Это вас забавляет? — гневно спросил он.
   — Только то, что в конце концов вы допустили, что ничто человеческое вам не чуждо и вы подчиняетесь всем законам, придуманным для смертных. Почему вы были без винтовки? — продолжил разговор Вес.
   — Хотел ввести неприятелей в заблуждение, — откровенно признался Райс. — Очень давно, наблюдая жизнь, я вывел заключение, что нельзя раскрывать врагам своих истинных возможностей. Обычно это себя оправдывает. К сожалению, утром я был рассеян.
   — Думаю, что не стоит спрашивать, почему.
   — Да, не надо, — согласился Реддинг. — Но этой ошибки я больше не повторю.
   Улыбка исчезла с лица Веса, но прикосновения не перестали быть осторожными, бережными.
   Он почти закончил, когда в дверь постучали, и на пороге появился пожилой человек с черным саквояжем в руке. Ему понадобилось бросить лишь поверхностный взгляд на то, что раньше было Райсом, чтобы предположить:
   — Мартины?
   Вес кивнул. Доктор подошел к краю кровати и протянул Реддингу руку:
   — Доктор Кэмпбелл. Глядя на вас, я думаю, что вам чертовски повезло.
   — Они просчитались, — добавил Райс. Доктор не стал тратить время на разговоры. Он ощупал лохмотья кожи и мяса, болтающегося на спине и груди Реддинга.
   — Я должен кое-где наложить швы, иначе останутся уродливые шрамы.
   Взгляд врача остановился на затянувшейся ране на боку, с которой Райс был доставлен в госпиталь тюрьмы Либби.
   — Похоже, вы ведете насыщенную жизнь, мистер … ?
   — Реддинг, — быстро вставил Вес. — Он гостит у нас.
   Доктор сокрушенно покачал головой.
   — Времена изменились. Теперь я занят значительно больше, чем раньше. Подозреваю, что имею дело в основном с жертвами Мартинов и их людей.
   — И никто не собирается противостоять им? — спросил Вес.
   — Слишком мало осталось сильных и здоровых мужчин, — ответил доктор. Он упомянул с дюжину погибших — все друзья Веса или его отца. — Все напуганы. — Он оглядел Веса с ног до головы и заметил пустую, подвязанную штанину. — Я рад, что ты вернулся, Вес. Ты нам поможешь.
   Вес скептически улыбнулся.
   — Вы ждете помощи от янки? — Это были горькие слова насмешка над самим собой.
   — Со временем все забудется.
   — Не думаю, чтобы у нас было время.
   Доктор укоризненно произнес:
   — Это не похоже на слова Весли Карра, которого я знал. Он, как я помню, ни перед чем не останавливался. — Доктор изменил тему разговора. — За дверью находится одна молодая особа, которая нервничает. Почему бы вам вдвоем не выйти и не успокоить ее, а я в свою очередь позабочусь о мистере Реддинге.
   Вес вопросительно посмотрел на Райса.
   — Скажите ей, что со мной все в порядке, — наказал он.
   Доктор терпеливо дождался, пока Вес и Джайм выйдут, и сосредоточил все свое внимание на Райсе.
   — Ну как?
   Райс как бы удивленно поднял бровь.
   — Все в порядке? — переспросил доктор.
   — Нет, черт побери.
   Доктор удовлетворенно кивнул.
   — Тогда за работу.

* * *

   Доктор Кэмпбелл задержался еще на пару часов, после того как выпил кофе, приготовленный Сюзанной. Женщина всматривалась в каждое движение его лица в надежде распознать хотя бы намек на истинное состояние Реддинга.
   — Он страдает от страшной боли, ему надо много отдыхать. Но судя по его энергии и настрою, вам придется силой удерживать его в постели.
   Сюзанна была готова разрыдаться. Никто — ни Вес, ни Джайм — не рассказал ей толком, что произошло.
   — В каком состоянии, — обратилась она к доктору, — он находится? Какие ранения он получил?
   — Раны, порезы, синяки, ушибы. Он весь избит. Надо уповать только на время и на Господа Бога… Интересный человек… Откуда он?
   — Из Уэльса, — вставил незаметно подошедший Вес, и Сюзанна сообразила, что надо скрыть предыдущую часть разговора, касающуюся травм Райса. В конце концов, самое главное, что ее ночной ястреб будет жить.
   — Могу я его увидеть?
   Доктор ответил отрицательно.
   — Я дал ему снотворное. Мистер Реддинг отказывался принять лекарство, пока я не объяснил ему, что покой и отдых — единственное средство, которое может поставить его на ноги. Я надеюсь, вы не хотите помешать ему?
   Когда проводили доктора, Сюзанна повернулась к Весу.
   — Что же с ним произошло?
   Вес кратко поведал ей историю Райса. — Харди Мартин и его люди напали на Райса, привязали его к лошади и протащили по земле. Он должен благодарить Всевышнего, что после этой процедуры остался в живых. Не думаю, что Харди не хотел его прикончить, но он слишком труслив, чтобы сделать это самостоятельно. А если бы Реддинга нашли мертвым где-нибудь в прерии, то обвинять было бы некого.
   — Но если бы он выжил…
   — Харди решил, что Райс изнеженный, безответный путешественник. Он припугнул Реддинга на случай, если тот выкарабкается и надумает искать защиты закона. Они обвинят его в краже лошадей и убийстве одного из подручных Харди.
   — Это мы вынудили его остаться, — печально заметила Сюзанна.
   — Я не понимаю, зачем ты пригласила его ехать с нами в Техас, — полувопросительно проговорил Вес. Сюзанна замешкалась с ответом.
   — Ты помнишь… когда мы были детьми… я принесла раненого ястреба домой?
   — Он умер, — нахмурившись, припомнил Вес.
   — Я знаю, — мягко заметила женщина. — Так вот в госпитале Райс мне напомнил этого ястреба. Дикий и свободный… и у него была такая страшная рана. Открытая. Я подумала, может быть…
   — Может быть, можно спасти этого? Так ты подумала? — переспросил Вес. — Как я припоминаю, тот ястреб сильно поранил тебя….
   Сюзанна нахмурилась. Сейчас он вспомнит, как обидел ее этот ястреб, Райс Реддинг.
   — Как бы то ни было, мы должны заставить его уехать отсюда. Он достаточно пострадал.
   Пристальный взгляд Веса преследовал ее.
   — Теперь ты не сможешь никакими силами добиться этого, дорогая моя сестричка.
   — Но…
   — Если ты попросишь его оставить ранчо, он найдет какое-нибудь другое пристанище поблизости. Он жаждет отомстить Харди Мартину, и — бьюсь об заклад — разбойник от него не уйдет.
   Сюзанна, чуть не плача, подняла глаза на брата.
   — Что мы наделали, Вес?
   — Твой ястреб ступил на тропу войны, Сью.

* * *

   Запакованный в льняную сорочку, распухший от бинтов, опоясывающих его вдоль и поперек, Райс корчился, лежа на животе. Он принял лишь каплю опиума, который оставил для него доктор. Райс не хотел, чтобы мозг отключился.
   Реддинг запомнил все, что рассказал доктор, пока занимался его ранами на груди и накладывал швы на спине. Райс расспросил врача о Мартинах; о каждой семье, в которой был хотя бы один несчастный случай, вроде кражи или поджога; о благосостоянии Мартинов и о том, каким путем они его нажили; о шерифе.
   В разговоре доктор перескакивал с предмета на предмет, стараясь отвлечь пациента, пока он сшивал куски кожи и накладывал швы. Закончив перевязывать стопы, он облегченно вздохнул.
   — Вам нельзя подниматься на ноги по крайней мере с неделю.
   На это пациент ответил таким отчаянным взглядом, который, несомненно, расстроил доктора. Но другими, более приятными прогнозами доктор не мог его побаловать.
   Помимо прочего, польза от беседы с мистером Кэмпбеллом заключалась в том, что теперь Райс обладал информацией, которая давала ему возможность строить планы на ближайшее будущее.
   Реддинг мог лежать и размышлять. Десять семей, чьи земли располагались вдоль реки или вдоль ручьев, питавших реку, имели зуб на Мартинов. Шесть других сдались и распродали свои земли. Итак, десять семей!
   Проблема заключалась в том, чтобы объединить их усилия.
   Райс припомнил, что говорила Сюзанна во время совместного ужина. Им нужен вожак, лидер. За Весом они не пойдут. Очевидно, люди не примкнут ни к кому, кто связан с Весом. Шрамы войны еще слишком свежи. Как же быть?
   Реддинг вспомнил, что Сюзанна назвала его ястребом. Ночным ястребом. Мысли роились и путались в голове. Лидер. Нужен лидер. Может быть, ему удастся сотворить его. Может быть, вожаком сможет стать тот, кого арендаторы не знают, но кому доверяют. Реддинг предполагал, что он и один смог бы справиться с Мартинами, истребив их по одному. Но так поступать он не хотел. Он не хотел, чтобы тучи сгустились над Сюзанной, чтобы тень подозрений легла на нее.
   У Райса было и еще одно желание, более сильное и менее филантропическое. Он хотел заставить Мартинов страдать. Для этого было нужно, чтобы богатство уплывало у них из-под носа, а они не знали, куда и почему.
   А потом… придет время, и он уберет их.
   Ночной ястреб. Хорошее прозвище. Похоже на прозвище английских разбойников с большой дороги, которые уже канули в Лету. Вполне приемлемое прозвище.
   Райс не мог уснуть. Раны не давали покоя. Он лежал, думал, строил планы. И улыбался. Улыбка была чистой. Без примеси цинизма и издевки.

ГЛАВА 19

   С замиранием сердца Сюзанна понесла утренний кофе и завтрак Райсу. Она была настроена так решительно, что никто не посмел ее удерживать.
   Как обычно, Райс удивил ее. Сюзанна ожидала увидеть полуживое существо, а на нее весело поглядывали ясные, полные лукавства глаза. Сюзанна могла бы поклясться, что он ждал ее.
   Усилия, совершаемые Реддингом во имя выздоровления, всегда вызывали уважение Сюзанны. На этот раз она была ошеломлена сильнее прежнего. Райс хватался за жизнь, как сорняк. Чем сильнее ты стараешься избавиться от него — срезаешь, выкапываешь, топчешь, — тем пышнее он разрастается по всем грядкам.
   Сюзанна улыбнулась верно найденному сравнению. Это был единственный сорняк, который бы она любовно разводила в своем огороде.
   Райс настороженно изучал выражение лица Сюзанны. Она с улыбкой взирала на своего ночного ястреба, держа в руках поднос. Мягко говоря, Реддинг выглядел несколько нелепо в ночной рубашке. Этот вид одежды мало соответствовал его натуре. Несоответствие проявлялось во всем. Белое полотно рубашки контрастировало с темным цветом его волос, его глаз, смуглой кожей и с темной щетиной, проступившей на щеках. Сюзанна подумала, что Райс впервые в жизни вырядился в такой благочестивый наряд. Впрочем, если бы ее спросили, она бы не смогла объяснить, почему в голову лезут подобные пустые мысли. Нелепая мысль развивалась дальше. Она породила горячее, нескромное чувство, которое, возникнув, разливалось по всему телу.
   — Я только что подумала, — начала разговор Сюзанна, — что вы несокрушимы. Я думала, что увижу вас полумертвым.
   — Для этого пришлось бы постараться не одному трусливому негодяю.
   Сюзанна подошла к кровати, опустила поднос.
   — По-моему, он неплохо поработал, — возразила женщина.
   — Нет, любовь моя, спустя рукава, — небрежно отозвался Райс. — Я вырос на улицах Лондона. Уличных мальчишек Господь Бог делает более выносливыми и прочными, чем домашних.
   Уличный мальчишка из Лондона. Еще одна драгоценная новость о его жизни. Как и в прошлый раз, известие породило слишком много вопросов, ничего не проясняя. Сын лорда. Уличный мальчишка. Африка. Капитан корабля-контрабандиста. Во всей совокупности сведений не было смысловой связи. Сюзанне оставалось только гадать, действительно ли он хотел приоткрыть завесу над тайной своей жизни или дразнит ее. Взглянув Реддингу прямо в глаза, она убедилась, что хотел.
   Райс никогда не проговаривался. Никогда не произносил непродуманных слов. Почти никогда. Он сказал именно то, что собирался сказать, а сейчас затаился в ожидании ответа.
   Сюзанна не разочаровала его. Кокетливо наклонив голову, она принялась вышучивать собеседника.
   — Уличный мальчишка. Наемник в Африке. Что еще майор Реддинг?
   Сюзанна язвила.
   — Конечно, не майор.
   — Ну, что вы, — не унималась Сюзанна. — Нет ничего необычного в том, что вы майор.
   У Реддинга мгновенно изменилось выражение лица. Оно выражало неуверенность, как будто он не ожидал получить такой ответ.
   — Вы ни о чем не хотите меня спросить?
   Сюзанна улыбнулась.
   — Уже очень давно я поняла, что вы расскажете только то, что сами хотите рассказать.
   Реддинг выпростал из-под одеяла изуродованную побоями и бинтами руку и накрыл ею ладошку Сюзанны.
   — Вы исключительная женщина, миссис Фэллон.
   — Вы тоже уникальный человек, — в тон ему ответила Сюзанна. — Доктор сказал, что любой другой на вашем месте уже давно бы отдал Богу душу. Я предполагала увидеть чуть не труп, а вы, оказывается, почти здоровы.
   — Ну, не совсем здоров. Но через несколько дней поправлюсь полностью.
   — Доктор сказал, вам понадобится несколько недель.
   Райс поднял бровь, что выражало недоумение по поводу позиции доктора.
   — А что потом? — спросила женщина и замерла.
   — А потом я займусь тем, о чем вы меня просили. Побеспокоюсь о вас и ваших соседях.
   Сюзанна решительно замотала головой, отказываясь.
   Она уже не улыбалась. Она умоляла:
   — Я больше этого не хочу.
   — А чего вы хотите?
   — Я хочу, чтобы вы были свободны и здоровы. Я не хочу, чтобы вас избивали. Особенно из-за меня. Вес тоже этого не хочет.
   Реддинг не был уверен в отношении последнего.
   — Я собираюсь заняться этим совсем не из-за вас.
   — Что вы собираетесь предпринять?
   Тут откровенность Райса иссякла. Сюзанна поняла это. Райс взял ее ладошку, приблизил к губам и неожиданно поцеловал так романтически нежно, трогательно и трепетно, что от изумления женщина не смогла вымолвить ни слова. Сюзанна молча подняла глаза на Райса и увидела то, что не ожидала увидеть никогда: некую затравленность. Глаза его напоминали глаза несправедливо обиженного и побитого пса.
   — Благодарю вас за заботу обо мне, любовь моя, — искренне проговорил Реддинг.
   Неожиданно Сюзанну осенило. Никто никогда не заботился о нем. Но, нет. Не может этого быть. Многие люди, несомненно, проявляли к нему внимание. Как можно было не позаботиться о ее ночном ястребе? Как может кто-то хладнокровно пройти мимо, если она, например, постоянно пребывает в тревоге о нем, в готовности разделить с ним беды и печали; если она любит его так беззаветно и безрассудно, что опасается одного: слишком явно обнаружить свое чувство?
   Минуты интимного откровения истекли, благоприятная возможность не была использована. Реддинг оставил ее руку и уже давно пил кофе.
   — Райс?
   Он оторвался от еды и посмотрел на женщину. В глазах не было и намека на ту родственность душ, которая теплилась во взгляде минуту назад.
   — Что вы собираетесь предпринять? — повторила Сюзанна вопрос, оставшийся без ответа.
   — Я собираюсь снова наведаться в Остин. Как только смогу. Может быть, через пару дней.
   — Это не совсем то, о чем я спрашиваю.
   — Вам лучше этого не знать.
   Райс был уверен, что дал исчерпывающий ответ.
   — А Весу?
   — Весу тоже.
   — Вы вернетесь на ранчо?
   Глаза его стали непроницаемыми.
   — Я еще не знаю.
   Сюзанна сжала кулачки. Ее не покидало тревожное предчувствие беды. Он не сможет один победить Мартинов. Но Сюзанна догадывалась, что это именно то, к чему он стремился.
   — Уезжайте из Техаса, — попросила женщина.
   — После того, что вы и ваш брат предприняли, чтобы я остался?
   — Пожалуйста, уезжайте.
   — Нет.
   Ответ был резкий и решительный, и его безапелляционность неприятно задела Сюзанну. Она предложила ему воды, а потом спросила:
   — Не желаете ли… побриться?
   Реддинг поднял руку и ощупал щеки и подбородок.
   — Боюсь, что для меня это будет пыткой… по другой причине.
   Сюзанна провела взглядом по молодому телу Реддинга, скрытому под одеялом и ночной рубашкой. Многослойная ткань была не в состоянии скрыть причину, которая вызывала беспокойство Райса. С трудом оторвав взгляд от одеяла, прикрывавшего нижнюю часть торса и ноги, Сюзанна поинтересовалась:
   — Что бы я могла сделать для вас?
   — Расскажите мне все подробно о ваших соседях, обо всем, что совершили Мартины. Доктор Кэмпбелл поведал мне кое-что, но я бы хотел знать больше. Как можно больше.
   — Зачем?
   Реддинг твердо и властно посмотрел на женщину.
   — Эрин, — вместо ответа промолвила Сюзанна, поняв, что правдивых объяснений не добьешься.
   — Эрин?
   — Невеста Веса. Моя подруга. Она знает всех.
   Райс недоуменно спросил:
   — А вы не знаете?
   Сюзанна с запинкой объяснила:
   — Я… перестала общаться с некоторыми соседями.
   Реддинг внимательно изучал Сюзанну.
   — Это… неприятно вам, не так ли?
   Сюзанна повторила его обычное подергивание плечами.
   — Мне это безразлично.
   Райс кивнул, но она прекрасно поняла, что он не поверил. По правде говоря, то, что многие соседи отвернулись от нее, было Сюзанне обидно и неприятно. Она всегда была склонна поддерживать добрососедские отношения, но последние четыре года Сюзанна провела вне общества.
   — Не могли бы вы пригласить Эрин сюда?
   — С радостью, — ответила Сюзанна. — Честно говоря, я удивлена, что она так долго не показывается.
   — Их встреча с Весом не была особенно удачной, — напомнил Райс.
   Сюзанна подозрительно оглядела Реддинга. Скользнула взглядом с лица на грудь, живот и ниже… Женщина так и не узнала истинного состояния его здоровья. Она хорошо помнила, как он выглядел вчера, когда Вес привез его: поникшие плечи, опухшие, окровавленные ноги, не ноги, а кровавое месиво, избитое лицо, все в синяках и кровоподтеках. Сегодня синяки и места ушибов начали менять цвет.
   — Сможете ли вы сделать это? — переспросил он. Сюзанна кивнула. Конечно, она пригласит Эрин. Если бы он попросил ее станцевать на раскаленных угольях, наверное, она выполнила бы и эту просьбу. Унизительно конечно, но правда.
   Райс сделал еще глоток кофе. Рука его двигалась медленно и осторожно. Так осторожно, что сердце разрывалось на части. Реддинг поднял глаза и поймал выражение жалости в ее взгляде.
   — Расскажите мне все, что вам известно.
   И она начала.

* * *

   Сюзанна оставила его через несколько часов.
   Время перевалило за полдень. Райс поднялся на ноги. Он ненавидел проклятую ночную рубашку — шутовской наряд! — но она прикрывала ему спину. Тем не менее он чувствовал себя идиотом. Он всегда спал обнаженным и не любил лишних вещей.
   Райс проверил, сможет ли он ходить. Боже! Как болели ноги!
   Реддинг выглянул в окно. Прошло уже более суток с тех пор, как он столкнулся с Харди Мартином.
   Как много изменилось за это время! Когда Сюзанна умоляла его уехать, уверяя, что Вес согласен с ней, он почувствовал слабость, которая моментально сбила первоначальный боевой настрой.
   Никто никогда не беспокоился о нем. То, что о нем кто-то заботился, было новым ощущением, неиспытанным чувством, новым… бременем.
   Сюзанна? Частично он ее понимал. Она была самой… о черт! Кем она была? Самой терпимой по отношению к нему? Терпеливой? Прощающей? Никогда не изведав ни одного из перечисленных чувств, он не был уверен в определении.
   Ну, а Весли Карр? Здесь Райс уж совсем ничего не понимал. Он не удивился тому, что спас его именно Вес. Проклятый идиот ринулся бы спасать любого, кого угораздило попасть в положение, аналогичное тому, в котором оказался Райс, но доброжелательность одноногого калеки, доброта и сострадание, с которыми он промывал раны Реддинга, потрясли Райса до глубины души. А его уговоры, почти мольбы о том, чтобы Райс уехал из Техаса, были уже выше всякого понимания.
   Обмозговав создавшуюся ситуацию, Реддинг объяснил ее с присущим ему рационалистическим цинизмом: Вес предложил ему покинуть ранчо, потому что в результате стычки с Мартинами он, Райс, был в большей степени бременем, чем подмогой. Только таким мог быть ход мыслей Веса, рассудил Райс.
   Но планы Веса не имели для него никакого значения. Не только потому, что Райс привык считаться исключительно с собственными желаниями и амбициями, но и потому, что Вес не мог принять участия в битве против Мартинов: любой издалека узнает одноногого полковника. Кроме того, Вес был слишком благороден. Месть Реддинга не предусматривала снисходительно-высокого отношения к врагам.
   Через окно Райс увидел, как Сюзанна направляется к загону. Волосы ее были небрежно заколоты сзади. На Сюзанне было очень простое, без вычурностей платье, но никого прелестнее этой женщины Райс в жизни не встречал. У него перехватило дыхание, когда он вспомнил, с каким волнением она ласкала его взглядом. Она смотрела будто…
   Как будто он мог начать жизнь сначала и стать тем, кем ей хотелось бы, чтобы он стал. Правда, когда его война с Мартинами завершится, она скорее всего будет сторониться его, как прокаженного. Нет. Сюзанна этого не сделает. Но ее прекрасные лиловые глаза могут наполниться страхом и ужасом от содеянного им. Значит, он должен исчезнуть еще до того, как страх поселится в ее глазах. Но почему эта мысль так чертовски сильно его мучает?

* * *

   Сюзанне не пришлось приглашать Эрин. Девушка сама прикатила в коляске, предварительно сделав покупки на Перекрестке Якоба. Она уже слышала о несчастье в доме Фэллонов. Никто ничего не знал точно. Никто не передавал обрывков сплетен иначе как шепотом.
   Кроме вопросов, Эрин привезла с собой новости. В штат прибыли федеральные войска. Кое-кто видел, как Ловелл Мартин разговаривал с командиром соединения.
   Райс, изнемогающий от бездействия и лежания в постели, совершил путь из своей спальни в гостиную; кроме бинтов, на ногах у него не было ничего. Стопы чертовски саднили и болели. Ноги распухли так, что ни одни сапоги не могли их вместить. Сюзанна принесла ему на выбор: сапоги покойного мужа, Веса, крестного отца. Реддинг чувствовал себя как стервятник, которому предлагают падаль.
   Ему, безусловно, приходилось надевать на себя одежду умерших, но в том, что предлагалось ему сделать сейчас, было нечто отличное от предыдущей практики. Это было более личным, интимным делом. И ему оно не пришлось по душе. Именно поэтому Райс возненавидел проклятую ночную рубашку, принадлежавшую покойному Марку Фэллону. К счастью, сегодня Реддинг перекочевал в одну из своих собственных рубах. Он надевал ее, предварительно перебинтовав торс, так что кровавые следы не грозили уменьшить его и без того скудный гардероб.