Поттер Патриция. Ренегат

   Ее мысли вернулись к загадочному человеку, который занимал койку рядом с Весом. Он получил такие тяжелые ранения, что сначала она не предполагала, что он выживет. Но в нем было нечто, некое внутреннее упорство, что обращало на себя внимание даже в первые дни его пребывания в госпитале. Когда его внесли в палату, он был без сознания, но выглядел как смертельно раненный ястреб. Нахохлившийся хищник, уязвленный состоянием неестественной для себя слабости.
   Однажды в юности она нашла молодого умирающего ястреба, попыталась его выходить, но он все равно умер.
   Несмотря на тяжелое состояние, глубоко в темных глазах раненого майора мерцал огонь, который для Сюзанны был признаком жизнестойкости такой силы, какой не было даже у молодого ястреба.
   За последние месяцы Сюзанна стала немного разбираться в медицине, и она лечила его раны припарками собственного приготовления. Инфекция подорвала жизненные силы организма, и рана его долго не заживала. Но майор воспрянул духом, и началось восстановление организма. Если бы он мог передать хоть малую толику непобедимого духа Весу!
   Невольно, из уважения к его стойкости Сюзанна стала ухаживать за незнакомцем, побуждая его еще яростнее сражаться за жизнь, как будто она могла дать ему то, что Вес отказывался принять. Женщина отчетливо не осознавала, почему она так настойчиво заботилась о янки; почему то, что присутствовало в нем, в его темных, бездонных глазах, странным образом волнующих ее, всколыхнуло смутные, неопределенные, но глубокие чувства в ее душе; почему потемневшее, с резкими чертами лицо, которое выглядело еще более устрашающим из-за щетины, казалось ей чрезвычайно привлекательным. Интуиция подсказывала ей, что он опасный человек. Сюзанна чувствовала это «нутром», и она была смущена тем, что он интересует ее в значительно большей степени, чем ей хотелось бы, потому что это еще больше усугубляло ее вину перед Марком.
   Сегодня она была вознаграждена. Ее ястреб будет жить.
   Если бы еще Вес мудро воспринял то, что произошло с его телом, и обрел прежний интерес к жизни! Может, майор ему поможет, поделится своей жизнестойкостью?
   Сюзанна закрыла глаза. Больше она не могла думать о болезнях и неудачах. Она не станет думать и о будущем, которое становится все более туманным, неясным, неопределенным.
   Женщина стремительно направилась к пансиону. Раненые остро нуждались в ее помощи.

ГЛАВА 2

   Наступило прелестное утро, омрачаемое только шумом недалекой канонады. Сезон пронизывающе-холодных дождей миновал, позднее мартовское солнце приятно пригревало, кружевные облака шаловливо резвились в небе и навевали воспоминания о ярких весенних рассветах Техаса. Воспоминание о доме было таким отчетливым, что Сюзанна видела почти наяву дикие гиацинты, ковром устилающие все пространство от дома до горизонта. Она всем сердцем любила родные места и была уверена, что стоит им добраться до дома, как Вес будет здоров. Если бы она только смогла перевезти его на родную землю, которая без них оставалась одинокой и брошенной!
   Сюзанна позволила себе капельку надежды. Майор с приятным английским акцентом вчера чувствовал себя намного лучше, шел третий день, как к нему вернулось сознание. Было видно, что сильная боль не отпускает его, но он быстро набирал силу, а глубокий огонь, вспыхивающий в его темных глазах, разгорался все ярче. В нем было нечто большее, чем стремление выжить. Сюзанне хотелось поточнее определить это «нечто». Возможно, изюминка заключалась в его равнодушно-отстраненном отношении к миру, а может быть, его странности объяснялись просто тем, что он был пленником, был ранен и находился вдали от дома. Казалось, что он наблюдает за всем происходящим бесстрастно, даже слегка насмешливо, будто жизнь для него была чем-то вроде курьезной шутки.
   В отличие от многих офицеров он не выражал недовольства по поводу лечения. Главным в его поведении было настороженное внимание. Иногда, когда он думал, что за ним никто не наблюдает, мерцание его хищных глаз выдавало тревогу и выжидание благоприятного момента. Даже будучи больным и ослабленным, он был готов к действию!
   Сюзанна утверждалась в своем оптимистичном взгляде на жизнь, она мысленно строила планы на будущее. У нее появилась… идея. Дикая идея, но все же… возможно… Идея наполняла Сюзанну такой же высокой надеждой, что и та, которая гнала ее через всю страну и привела в этот разодранный войной уголок земли. Женщина молила Бога, чтобы эта же сила помогла ей и Весу добраться до места, которое они оба любили.
   Это место было полно опасностей. Оно привлекало многих нечистых на руку людей, готовых сделать все возможное, чтобы не допустить туда ее и Веса. Этим местом была их родина.
   Эту землю ее предки отстояли в трех войнах, умирали на ней и рождались вновь. Здесь были их общие с братом душа и корни. Все, чем дорожил Вес, было связано с родной землей. Сюзанна должна была сохранить бесценное достояние, которое принадлежало ей, Весу и Марку. Она должна привезти брата домой. И, возможно, именно сейчас у нее появилась возможность осуществить свое намерение. Когда Сюзанну насквозь пронзил луч света, отраженный темным ликом незнакомца, наваждение, подавлявшее ее врожденную веру в конечное торжество добра над злом, развеялось.
   Райс Реддинг. Майор Райс Реддинг.
   Казалось, что само это имя наделено силой, независимой от его носителя и, возможно, думала женщина, если Райс Реддинг участвовал в чужой для него войне, у него есть и честь в придачу к имени. За время болезни он ни слова не сказал о семье, не назвал ни одного имени, не проявил никаких привязанностей. Должно быть, у него и дома-то не было, куда можно было бы вернуться. Возможно…
   Сюзанна размышляла. Ей необходимо обладать такой же физической силой, которую, она уверена, скоро обретет майор. Ей необходима такая же воля, которую она почувствовала в нем. Ей все это необходимо ради Веса.
   Майор присутствовал в ее мыслях постоянно, и ее постоянная внутренняя нужда в нем стала в некоторой степени даже раздражать Сюзанну.
   Последние четыре года она управляла двумя ранчо: ранчо Марка, которое теперь принадлежало ей, и родовым поместьем Карров, завещанным Весу. Она надевала брюки и скакала верхом, как мужчина; она не поддалась на угрозы братьев Мартинов, которые снова и снова старались вынудить ее продать землю; она усвоила стиль поведения, который еще лет пять назад считала бы неприличным для себя. Сюзанна верила в свои способности, но у нее просто-напросто не хватит физических сил доставить Веса домой, будь он даже и в лучшем, чем сейчас, состоянии.
   Через неделю или около того Райс Реддинг обретет необходимые для дальнего пути силы. Сюзанна никогда не видела, чтобы кто-нибудь поправлялся так быстро. Может быть, он согласится помочь ей и Весу.
   Но почему он должен согласиться? — спорила она сама с собой. — Почему? План ее был довольно нелеп, но она уже не могла отказаться. Она, как и Реддинг, может быть очень упорной. А кроме того, она уже помогла ему. Может быть, он хоть чуточку чувствует себя обязанным. Там, где речь идет о спасении брата, ей не до высокой морали. И вдобавок — ее земля. Надо использовать все возможные средства.
   И Сюзанна начала разрабатывать стратегический план, который сделал бы честь любому генералу.

* * *

   Райс очнулся от сна, который не придал ему бодрости, Было темно. Холодно. Введенный в заблуждение внезапным ночным пробуждением, он не сразу понял, где он. Затем он попытался вспомнить, что с ним произошло, постарался выстроить смутные воспоминания в четкую последовательность.
   Он вспомнил руки, вторые внезапно и грубо схватили его.
   — Давай двигай вперед, ты, проклятый англикашка.
   Офицер издевался над ним, и Райсом овладела ярость. Никто никогда не смел к нему прикасаться.
   Райс попробовал высвободиться из чужих рук, но его запястья были скованы спереди наручниками, и он почувствовал себя так, как много лет назад, когда его, мальчика, владелец конюшни стегал кнутом.
   Райс поклялся тогда, что никому не позволит так обращаться с собой. И никто не смел его тронуть. Никто из тех, кто остался здравствовать, не мог похвалиться, что задел Райса Реддинга.
   Райс повернул голову, чтобы разглядеть человека, захватившего его в плен. На него свирепо таращил глаза верзила в форме майора североамериканской армии. Райс был готов к тому, что в любой момент может получить от него пулю в спину.
   Райсу официально сообщили, что не имеют права задерживать его надолго. Он был англичанином, гражданином страны, не участвующей в военных действиях. Его бы и продолжали рассматривать в качестве представителя нейтральной стороны, даже несмотря на то, что он перевозил груз, предназначенный Конфедерации, через территорию, блокированную янки, но его корабль был взорван вне территориальных вод юго-восточного побережья Соединенных Штатов. После того, как он вплавь добрался до берега, его схватили моряки янки и доставили в федеральные войска. Райс не знал, какова судьба других членов экипажа «Призрака». Его отправили в Вашингтон в сопровождении конвоя, состоявшего из майора и двух рядовых кавалеристов. Они тряслись почти сутки по пути в столицу, и на утро следующего дня Райс, наконец, получил галету.
   — Пошевеливайся, — скомандовал майор, и Райс почувствовал острую боль между лопатками: офицер усилил приказ ударом винтовки в спину. Реакция Реддинга была мгновенной. Ни один человек не ударил Райса Реддинга, не расплатившись за это сполна. Он провел семь лет на улицах Лондона, потом десять лет служил проводником в Африке и знал все приемы, помогающие выжить в любых условиях.
   Райс резко повернулся. Его стиснутые наручниками запястья рванулись вверх и вбок, оттуда обрушились на шею офицера и в одну секунду переломили ее. Затем он ринулся вниз, схватил винтовку, выпавшую из рук майора, навел ее на двух ошеломленных солдат, которые в это время седлали лошадей.
   — Бросьте винтовки!
   — Но, майор… — пробормотал один из них, но приказ выполнил.
   — Ключи! — скомандовал Райс, поднимая руки, скованные железом.
   Солдат приблизился к нему, не спуская глаз с винтовки.
   — Быстрее, — угрожающе процедил Райс.
   Достаточно было только взглянуть в стальные глаза, англичанина, чтобы кинуться выполнять приказ. Солдатик опустил руку в карман майора и, разгибаясь с ключами в руках, произнес:
   — Он мертв…
   — Конечно, мертв, — отчеканил Реддинг голосом, заставившим двух мужчин содрогнуться. — С вами будет то же самое, если не будете подчиняться беспрекословно.
   Они подчинились: сняли с него наручники и замкнули их каждый на своей руке. Затем Райс поставил их спинами к дереву и связал свободные руки солдат таким образом, что два тела окольцевали дерево. Райс рассудил, что он оставляет солдат недалеко от дороги, и они сумеют привлечь внимание, их хватятся и спасут. Он переоделся в форму майора, вскочил на лошадь покойного, других лошадей отпустил с богом. Реддинг ухмыльнулся, глядя на незадачливых кавалеристов, и пустил свою лошадь галопом. Двумя часами позже он очутился в самой гуще войск Конфедерации. То, что на этой территории базируются части джонни, было для Райса полной неожиданностью. Он не успел слова вымолвить, как был навылет прострелен пулей. Кровавый туман клубился перед глазами Реддинга, когда он падал с лошади.
   Сейчас, переворачиваясь, он вновь ощутил знакомую боль. Райс услышал свои собственные стоны, почувствовал, как судороги пробегают по всему телу. Всем своим существом он оставался в прошлом. Райс противился необходимости строить планы даже на ближайшее будущее. Но он сохранял веру в себя. Ему всегда удавалось выходить сухим из воды.
   Когда глаза Райса привыкли к темноте, он начал пристально осматривать комнату, изучая крепкую кирпичную кладку стен и забитое окно. Все это было прочным, и Райс решил, что столь тщательное исследование было упражнением в совершении бесполезных действий. Он был не в силах даже переползти через комнату. И уныние овладело им.
   А затем он разглядел над собой очертания знакомого лица, почувствовал сладкую свежесть дыхания, ощутил тончайший аромат роз, увидел прелестные лиловые глаза. Боль начала было отступать, пока Райс не догадался, что прекрасное видение было порождением его больного ума. Он выругал сам себя. Не хватало ему еще расстройства психики.
   Он не нуждается в этой женщине. Он ни в ком не нуждается. В поддержке нуждаются только слабые. А слабым он никогда не был. Только однажды. И он раскаивается в этом. Черт побери, сейчас он действительно в этом раскаивается.
   Еще раз она появилась в полдень, осветив мрак сиянием солнца. Райс никогда не подозревал, что человек может излучать свет. Но с ней было именно так, и, несмотря на обещание, которое он дал себе ночью, Райс почувствовал своеобразное тепло внутри, горячую и острую тоску не по женскому телу, а по прикосновениям рук этой удивительной женщины. Он никогда бы не поверил, что может испытывать возвышенные чувства к женщине, если бы реальность не убеждала его в обратном. Но он ни в коем случае не хотел испытывать этих бесполезных эмоций.
   Сюзанна ободряюще улыбнулась ему, и волны удовольствия окутали Райса, хотя, трезво мысля, он должен был рассматривать улыбку как одобрение того, что он смог самостоятельно сесть на кровати. Райс отругал себя за то, что распустил нюни. Улыбки воспринимались им как маски, а не искреннее проявление чувств. «Запомни, — говорил он себе, — она должна чего-то хотеть от тебя». Он утвердился в этой мысли, когда заметил в ее глазах завораживающе-обманчивый блеск.
   Сюзанна несла в руках пару самодельных костылей и корзинку. Следом за ней шел конвоир с кувшином воды. Быстрота, с какой она приручила обычно грубых охранников, была достойна восхищения.
   Поприветствовав Райса улыбкой, Сюзанна сосредоточила свое внимание на брате. Она выглядела усталой и озабоченной, даже, пожалуй, грустной, но в ее поведении не было отчаяния. Вес не проявил никакого интереса к костылям. Сюзанна — теперь даже в мыслях он называл ее по имени — Сюзанна — присела в ногах койки.
   — Ты испробуешь их, Вес?
   — Нет.
   — Ну, пожалуйста, — в ее голосе звучала мольба и настойчивость.
   Райс старался отвлечься от разговора между братом и сестрой и не мог. Напротив, он стал жадно прислушиваться.
   — Черт подери! Я не хочу зависеть от пары палок.
   — Может быть, ты собираешься остаться здесь навсегда?
   — Оставь меня одного, Сью. Черт с ними, с костылями. Оставь меня в покое.
   Сюзанна отвернулась в надежде скрыть навернувшиеся на глаза слезы, но наткнулась на мрачный лик Райса. Их взгляды встретились на секунду, показавшуюся обоим часами, и Райс внезапно воспарил и прикоснулся к вечности.
   Они создали вокруг себя напряженное пространство, насквозь пропитанное волнами взаимопритяжения, и даже в своем болезненном состоянии Райс чувствовал, как все части тела, не потерявшие чувствительности, испускают такой жгучий жар, который заглушает даже боль.
   У него вдруг появилось странное ощущение близости, как будто нечто, вроде невидимых цепей, приковало их друг к другу. Судьба? Он не верил в судьбу. Каждый сам строит свое будущее. Как умеет.
   Странные и незнакомые чувства овладели Реддингом, заставляя ощутить себя слабым и неуверенным в себе. Именно эти качества он презирал в людях.
   Райс безотчетно жаждал дотронуться до женщины, прижать ее к себе, защитить. Он хотел бы положить конец горю, которое заставляет печалиться эти удивительно выразительные, говорящие глаза. Его руки рванулись, чтобы помочь ей, успокоить ее, Сюзанна взирала на протянутые руки, жаждущие защитить ее, с изумлением, которое сменилось тем же чувством обретения родственной души, какое испытал и Реддинг.
   Сюзанна протянула руку. Их пальцы встретились, и они обожглись друг о друга. Искра, теплившаяся глубоко внутри, вспыхнула ярко, и они вдвоем очутились под небесным куполом в состоянии неземного блаженства, отделенные от всего мира.
   Райс резко отдернул руку. Ему приходилось испытывать сильные чувства: ненависть, дикие амбиции, но никогда ничего похожего на этот взрыв — как будто снаряд ударил и разнес на куски его защитную броню. Райс пытался наскоро обрести контроль над своими чувствами, которые были так новы и неожиданны, что он не знал, как обуздать их.
   «Вожделение, — объяснил он себе. — Обычное вожделение. Ну, может быть, не совсем обычное, но от этого оно не перестает быть вожделением». Реддинг не знал ничего другого и ни во что другое не верил.
   Сюзанна продолжала стоять неподвижно — руки протянуты к нему, глаза полны удивления и сомнения. Потом глаза расширились еще больше, руки упали по сторонам. Женщина резко развернулась и вышла, оставив корзину и костыли.
   Мысленно обругав себя, Райс закрыл глаза, стараясь смирить бурю внутри. О Боже! Он обнаружил в себе чувство, о существовании которого никогда не подозревал. Райс испытывал физическое мучение от овладевающего им желания ощущать ее, обнимать, защищать. Он уныло усмехнулся. Райс Реддинг, влюбленный, как школьник! Он всегда презирал состояние беззащитности, в котором пребывали несчастные страдальцы от любви. Женщины существовали для развлечения и ни для чего больше. Даже Лорен Брэдли была предназначена для развлечения. Для него было забавой помочь ей. Может быть, размышлял Райс, эти неожиданные, необъяснимые изменения произошли с ним из-за ранения, которое подорвало его естественные защитные силы и чувство здравого смысла?
   В гневе он повернулся к Весу, который лежал, вперив взгляд в дверь, за которой скрылась Сюзанна. Райс пренебрежительно перевел взгляд с лица полковника на костыли, которые лежали рядом с койкой.
   — Черт возьми! Как в одной семье могли вырасти такие разные дети?! — Вес повернул голову в сторону Райса. — Похоже, что весь характер достался вашей сестре.
   — Подите к черту, Реддинг.
   Райс презрительно дернул плечами.
   — Вы всегда так легко сдаетесь? — поддел он Веса. — Я думал, американцы более мужественные люди.
   Вес заскрежетал челюстями. Он сел и попытался дотянуться до костылей, свесив левую ногу на пол. Одной рукой он оперся о перекладину костыля и медленно, превозмогая боль, приподнял тело. Костыль выскользнул, и Вес повалился на кровать, обливаясь потом. Он взглянул на Райса: в темных насмешливых глазах светилось презрение. Карр вновь потянулся за костылем. На этот раз ему удалось встать и схватить второй костыль. Он сделал один шаг, затем другой. Природная грация Веса компенсировала уродство походки безногого человека. Еще несколько шагов. Боль была невыносимой. Он довел себя до изнеможения. Потерянная нога ныла, как будто была на прежнем месте, и Вес наступил на нее при ходьбе. Это нарушило ритм движения, и он рухнул на пол всем телом, пронизанным болью. К человеку на соседней койке полковник испытывал ненависть такой силы, какой не чувствовал никогда и ни к кому. Вес почувствовал, как чьи-то сильные руки подхватили его, помогая подняться. Он мгновенно понял, чьи это руки, и, зная, что майор болен так же, если не сильнее, с негодованием, но должен был отдать должное силе его хватки. Вес уклонился от помогающих рук и, превозмогая боль, оперся на костыль, чтобы подняться на ноги и вернуться к койке.
   Совершенно измученный, Карр повалился на кровать, негодуя на себя, негодуя на человека рядом. Тем не менее он чувствовал легкий трепет победы.
   Райс насмешливо наблюдал за нескрываемой яростью полковника. Он ухмыльнулся, испытывая порочное чувство удовлетворения.

* * *

   Почему она сбежала? Она никогда так себя не вела. Сюзанна опомнилась только за пределами тюрьмы, совершенно одурманенная собственной реакцией на происшедшее. В ее первоначальный план входила вербовка майора, но, когда она встретилась с ним взглядом, у нее подкосились ноги. Она почувствовала жжение внутри, прилив горячей крови, в которой растворились и растеклись по телу ее чувства, Сюзанна утонула в темных глазах майора, которые, казалось, проникают в душу и извлекают оттуда самое сокровенное. Она вся трепетала, забывая слова, которые собиралась произнести. Она сгорала в пламени, вспыхнувшем между ними.
   Сюзанна сбежала, чтобы сохранить себя. Сейчас она стояла за оградой, и ее била непривычная дрожь. Как же теперь она сможет обратиться к майору с просьбой сопровождать ее в поездке через всю страну? Она никогда не вела себя так с мужчиной. На секунду она прислонилась к кирпичной стене, забыв об охранниках, с любопытством наблюдавших за ней. Сюзанна точно знала, что ее поведение там, в тюрьме, не было следствием женского одиночества. Господь свидетель, она не была обделена мужским вниманием. На нее обращали внимание с тех самых пор, как Марк ушел на войну. Привлекательный капитан контрабандистского судна, офицеры здесь, в Ричмонде. Почему же тогда темноволосый майор из Уэльса? Раненый. Немытый. С потемневшим лицом, наполовину заросшим щетиной, с глазами, которые больше выслеживают, чем чувствуют. Он выглядит, как бандит, а не как офицер. Женщина глубоко и тяжело вздохнула. Осмелится ли она попросить мистера Реддинга помочь им добраться до Техаса? Может быть, эта секунда взаимопритяжения была просто случайностью, спровоцированной его болезнью, ее усталостью? Мираж? Плод воображения?
   Нужда поборола неуверенность. Сюзанна решила, что доставить Веса домой можно только при содействии Райса Реддинга. Просто-напросто ей придется контролировать свои чувства, что она с успехом делала на протяжении последних пяти лет. Она сможет. Она выдержит.
   Сюзанна не учла только, что у нее до сих пор дрожали поджилки, что мурашки бегали по спине, и внутри все было объято жаром.

* * *

   На следующий день Райс Реддинг поймал себя на том, что ждет ее прихода. Он старался подавить в себе нетерпеливое ожидание, оправдывая себя тем, что всему виной тюремная скука, что любое развлечение было бы кстати, тем более то, которое сопровождается угощением.
   Тем не менее он весь напрягался всякий раз, когда дверь отворялась. Реддинг представлял себе, как обрадуется женщина, когда увидит брата на костылях. Неожиданно он почувствовал удовлетворение от сопричастности к ее радости, совершенно отринув те неблаговидные действия и слова, которые заставили Веса взяться за костыли.
   Как бы то ни было, полковник Весли Карр тренировался ходить на костылях. Пять шагов вчера, десять утром, еще раз — в полдень.
   Весу удалось преодолеть еще несколько метров, и он возвращался к койке, когда железная дверь, заскрипев, открылась, и Сюзанна вошла в палату в сопровождении конвоира.
   Она всегда улыбалась прелестно, но раньше ее улыбка была омрачена печалью. Сегодняшняя улыбка была чистой, искренней. Улыбка облегчения. Улыбка радости.
   Чертов глупец! Лучи ее улыбки озарили все его существо и добрались до самого сердца, о существовании которого он раньше не подозревал. Райс не был уверен, что доволен открытием, что сердце его действительно на месте, что оно таилось до поры до времени, выжидая момента, когда он будет обессилен, чтобы выбраться из засады и заявить о себе. Черт возьми! Сейчас он возьмет себя в руки и загонит сердце обратно. Пусть немедленно отправляется туда, откуда выскочило.
   — Вес, — безмятежно произнесла Сюзанна, пребывая в совершеннейшем неведении того, что она разбередила душу человека, наблюдавшего за ней. Женщина поставила свой саквояжик рядом с кроватью Веса и захлопала в ладоши, как это делают дети, когда увидела, что брат, хоть и неловко, но передвигается на костылях.
   — Ты все-таки делаешь это!
   Вес поморщился.
   — Всего несколько шагов, — наконец снизошел он и, нахмурившись, бросил злобный взгляд в сторону Райса.
   Заметив это, Сюзанна посмотрела на Райса с неожиданным восхищением и благодарностью, что его удивило. Его заслуги здесь не было никакой. Он лишь насмехался над человеком, которого презирал. Полковник Весли Карр был олицетворением того, над чем Райс всегда глумился. Судя по тому, что он понял из подслушанного разговора, этот человек воевал, отстаивая принципы. Райс в принципы не верил. Принципами сыт не будешь. На принципах не построишь своего счастья. Райс определил, к какому типу людей принадлежит Весли Карр. Чертовски честен. Всегда отважен до безрассудства. Райс, хотя жизнью особенно не дорожил, рисковать ради принципов никогда бы не стал. Ради денег — да. Но во имя принципа?
   Райс встретил ослепительную улыбку Сюзанны своей, оценивающей, которая заставила женщину вспыхнуть. Но она не отвела глаз, и ему снова показалось, что смущение ее замешано на капле обмана. Он не мог в этом убедиться, потому что Сюзанна повернулась к брату, наблюдая, как Вес проделал еще несколько шагов, прежде чем с удовлетворением растянуться на койке.
   Женщина потянулась к своему саквояжику и, как Санта-Клаус, торжественно достала оттуда яблоко.
   — Это вместо награды, — произнесла Сюзанна. Вес обвел глазами раненых. Яблоко притягивало жадные, голодные взоры.
   — Я… не могу.
   Сюзанна вновь потянулась к саквояжу, достала еще несколько яблок и ножичек.
   — Если по кусочку, то хватит всем.