Thomson 6790. Настоящая топ-модель: стереозвук, поддержка NICAM, монтажные функции, экранное меню, цветовой процессор, и сам аппарат не какой-то там, а Multi System. Пейджер продал барыгам («купим всё!»), а в папку (тисненая кожа, прихотливый орнамент) уложил черновики своего альтернативного романа. Кстати, тип, потерявший папку, вполне мог устроить Паше флэш-моб, но почему-то никаких посланий на эту тему не последовало.
 
5
   Кафе «Иероглиф».
   Напротив – ночной клуб «Кобра».
   Колонны, крошащийся серый кирпич, кривая черная лиственница.
   Власти города не раз пыталась спилить лиственницу и снести злачное заведение, но общественность, поддержанная депутатами, ни старинное здание, ни траурное дерево в обиду не давали.
   Посетителей в кафе почти не было.
   Ну, сидела невдалеке смуглая девушка с распущенными волосами. Вид задумчивый, умный, но окажись она Ли?сой, я был бы разочарован. За соседним столиком бормотал в мобильник бритоголовый чел. «Что там с моей машиной?» Я прекрасно слышал всю беседу. Для меня это не проблема. «Хонда-Авансир» двухтысячного года», – бормотал бритоголовый чел. – Пробег по одометру семьдесят девять тысяч километров». – «Масло часто меняли?» – «Само собой». – «То есть редко?» – «Ну, пожалуй, редко». – «Вот и результат. Игольчатый подшипник на верхнем валу износился, разрушился, часть иголок упала в картер. Куда им еще падать? – Далекий мастер относился к своей работе с повышенным уважением. – А потом одну затянуло в заборную часть фильтра». – «И как перспектива?» – «А вы как хотите? Быстро или надежно?» – «И так, и так». – «Мы бы рады, да мастера нарасхват». – «А если разумная цена?»
   В смутной глубине кафе оттягивалась развеселая компания, я их рассматривать не стал. Не стал рассматривать и девчонок, устроившихся на высоких металлических табуретах бара. Явно сбежали с уроков. Зато с удовольствием увидел Конкордию Аристарховну.
   Она помахала мне узкой рукой в черной перчатке.
   Я обрадовался. К таким, как Конкордия Аристарховна, электрики без вызова не приходят, таким, как она, не звонят девчонки с улицы – себе выйдет дороже. В чудесном возрасте Конкордии Аристарховны не прячут седых волос, но брови подводят и губы нежно подкрашивают. Про себя я называю Конкордию Аристарховну Люси. Помните, у битлов? Lucy in the sky with diamonds?Кроме того, она напоминает известную ископаемую леди из Южной Африки. Ту тоже прозвали так. Возраст за три миллиона лет, но, думаю, Конкордии Аристарховне ничуть не меньше. «Убить время – это так просто, не надо даже прицеливаться». Так говорит Конкордия Аристарховна, когда я жалуюсь на избыток свободного времени.
   Нежный запах хорошего табака, неагрессивных духов, чего-то загадочного.
   На смуглой шее, посеченной нежными множественными морщинками, прелестное серебряное ожерелье.
   Усаживаясь за столик, на всякий случай глянул на девушку с распущенными волосами. Позорная девка, сказал бы Паша. Нога влево, нога вправо – сейчас так не ходят. А вот Конкордия Аристарховна... А вот Люси... Паша, рассказывая про Конкордию Аристарховну, всегда восторженно пускает слюну. «Ей под сто, а жрет коньяк не так, как эти позорные девки в „Кобре“. Даже словечко жретзвучит у Паши восторженно. «Ну, пусть не под сто, пусть под девяносто, все равно жрет! Ойлэ с двух рюмок позорно начинает карабкаться мне на колени, а костенурка – так Паша прозвал Конкордию Аристарховну – пьет сколько влезет. В нее много влезает, не смотри, что она изящная. Она – монстр. Она – монстр монстров. Мы с Ойлэ ее обожаем. Интересно, зачем она вернулась из Америки?»
 
6
   Когда-то Конкордия Аристарховна была яростной комсомолкой.
    В буднях великих строек, в веселом грохоте, в огнях и звонах, здравствуй, страна героев, страна мечтателей, страна ученых!Все у нее складывалось. Нет нам преград ни в море, ни на суше.Все горело в ее красивых руках. А в результате только пять лет назад вернулась из США в наш город.
   Страна мечтателей? Да. Страна ученых? Конечно. Но лет пятьдесят, не меньше, Конкордии Аристарховне даже думать не рекомендовалось о возвращении на родину. Всеведущий Паша не раз намекал, что костенурка (тонкие узкие руки, изящная походка, ласковый, все понимающий взгляд) когда-то позорно обидела нашу Родину. Некая несоразмерность чувствуется в таких намеках, но только на первый взгляд. Когда фашисты, начав войну с СССР, оккупировали Западную Украину, костенурка жила во Львове. Именно ей поручили ликвидировать некоего полковника СС Курта Людвига. Это имя тогда многим леденило кровь. Ходили слухи, что Курт Людвиг лично и жестоко пытает всех, кто попадает в его застенки. Аусвайс юной комсомолке заменяла ее волшебная красота. Стоило ей улыбнуться, беспомощно взмахнуть ресницами – таяли сердца самых неподкупных патрульных.
   Но какой-то придурок устоял.
   Юную красавицу втолкнули в тесный кабинет.
   Вблизи полковник СС производил странное впечатление.
   Конечно, идейный жестокий враг. Но при этом – действительно белокурая бестия с пронзительными голубыми глазами. Спортивен, умен, воспитан. Ко всему прочему, полковнику шла черная форма. И он, конечно, сразу понял, зачем бродила вокруг его штаба чудесная вестница смерти.
   Глухая ночь.
   Страшный кабинет.
   Часовой за плотно запертыми дверями.
   А еще – французский коньяк, бразильский шоколад, прочные немецкие презервативы.
   Любовь. Неистовая.
   Тебе этого не понять, втолковывал Паша.
   Ты позорно не помнишь даже своего собственного прошлого.
   Черному жениху, ну, сами понимаете, эта мрачная эсэсовская форма, намекал Паша, разрешения на брак пришлось просить у самого фюрера. А вот со стороны невесты никаких просьб к товарищу Сталину не последовало. К тому же подпольщики, уязвленные неожиданным поворотом событий, незамедлительно приговорили предавшую их комсомолку к смертной казни. Правда, повесить удалось только полковника. Буквально за неделю до того, как он повис на перекладине каких-то ворот, полковник откомандировал молодую жену к союзникам в Италию. Оставшись вдовой, нежная, тогда еще совсем не доисторическая Люси влюбилась в одного из влиятельных советников дуче. Черноволосый, смуглый советник очень много говорил, еще больше жестикулировал, даже в постели, но рядом с ним Конкордия Аристарховна чувствовала себя надежнее, чем с полковником СС.
   Впрочем, судьбу не обойдешь.
   В сорок четвертом году энергичные итальянские партизаны повесили и черноволосого советника. Пораженная такими кровавыми событиями, бывшая комсомолка бежала за океан. Рисковать с военными она больше не решилась: подумав, вышла замуж за модного и богатого дизайнера. В мире искусства Люси быстро приняли. Бывшие мужья, конечно, отягощали ее жизнь, зато квалифицировали как женщину. Конкордия Аристарховна выучила язык, окончила престижный Колумбийский университет. При Гейзеровском научном фонде много лет углубленно изучала тоталитарное искусство Советского Союза.
   А потом Империя Зла рухнула.
   А потом снесли Берлинскую стену.
   А потом костенурка осмелилась прилететь во Львов.
   А еще через несколько лет она объявилась в России. Но в тихом уголке Манхэттена за нею все еще сохранялся большой дом.
 
7
    Lucy in the sky with diamonds...
   Я увидел девушку. Она шла в нашу сторону.
   Рыжие волосы. Крендель на голове. Я поежился.
   Даже юбка была на ней та, какую мы видели в квартире капитана милиции Жени Кутасовой. «Где ты нашел такую? – всхлипывала Женя. – Ты, наверное, платишь сучке?» Но это, конечно, чепуха. Никому я не платил, но юбку, странно поблескивающую, как подкладка старого пальто, запомнил. При свете дня рыжая девушка легко, но как бы и смущенно, шла к кафе, отыскивая меня взглядом.
   Я сразу понял – меня.
   Я еще не слышал мыслей девушки, но уже знал, – это Ли?са.
   Это она звонила по поводу потерявшейся тетради. Это ее мы с Женей видели в ночной смуте. В квартире капитана милиции всякие несуразности скрадывались темнотой, но сейчас, при свете дня, каждому было ясно, что юбка рыжей могла быть гораздо короче, а блуза – не такой закрытой. «Эта сучка рылась в моих рецептах! Она забрала рецепты моих любимых тортиков!» – так ночью кричала Женя, но теперь я был еще больше убежден в том, что Ли?са не могла взять ничего чужого.
   Рыжая миновала лиственницу.
   Солнечный день. Перемигивающиеся светофоры.
   Мысли на таком расстоянии уловить сложно, но что-то изменилось.
   В самом воздухе что-то изменилось. Произошло какое-то движение. Какое-то неправильное движение. Будто вскрикнул кто-то. И я, и Конкордия Аристарховна, мы оглянулись одновременно. Много чего двигалось по залитой солнцем площади, но разворачивающаяся на полной скорости старинная эмка, ну прямо как в кино, с форсированным, рокочущим от удовольствия движком, ее темные тонированные стекла – двигались как бы отдельно, выпадали из общего ритма. На развороте эмку занесло, думаю, преднамеренно, взвизгнули тормоза... но поздно... поздно... рыжую девушку, как мячик, отбросило на обочину улицы.
   Девчонки за стойкой восторженно завопили: «Вау!»
   – Сядьте!
   Я послушно сел.
   Конкордия Аристарховна решительно сказала:
   – Вы мужчина, Сергей Александрович. Ведите себя соответственно.
   Я кивнул. Привидение нельзя сбить машиной. Даже такой старинной. Мало ли таких дорожных происшествий ежедневно случается в городе? При чем тут я, при чем тут посетители кафе? К тому же, скорая подъехала почти сразу. Я увидел восковую, свесившуюся с носилок руку.
   Потом появилась и милиция.
   – Не стоит вам вмешиваться. У вас и так репутация найденыша.
   Я кивнул.
   Я понимал.
   К нам, кстати, и не подошли.
   Не интересовали мы никого – старуха из США и известный всему городу урод (нравственный).
   – Знаете, – негромко сказала Конкордия Аристарховна. Она не собиралась утешать меня, просто сказала. – Я ведь до сих пор не прошла вашу игру. – Не хотела она говорить о сбитой машиной девушке. И мне не советовала. Мысли ее были просты, хотя к заядлым геймерам никто бы ее не отнес. А может, в ее годы о смерти не говорят принципиально. – Знаете, Сергей Александрович, играя в вашу «Эволюцию», я всегда застреваю где-то в начале мезозоя. Не складывается у меня. Все время в пролете. У меня даже первые люди возникают в палеозойское время, когда им есть нечего.
   В сознании Конкордии Аристарховны было пусто. Напрасно я искал там хоть какую-то мысль, сожаление, или раскаяние. В сознании костенурки было пусто, как в концертном зале в будний день. Ничего там не было связанного с окружающим. Так, некие обрывки размышлений, какие-то необязательные соображения. Но сумела же она пройти начальные уровни «Эволюции», а это не просто, это игра для людей с воображением. Кипящие первичные океаны, таинственный астероид, врывающийся в плотную атмосферу юной Земли. Странные организованные элементы (ОЭ), занесенные из Космоса. После вакуумных разрывов, диких пространств, потоков жесткого излучения загадочные ОЭ, конечно, попали в рай: ленточные глины, жидкая вода, россыпи минералов, ювенильные источники, всевозможные газы, вулканический пепел, световая гармония магнитных полей. При правильном раскладе рано или поздно с монитора улыбнется первое разумное существо.
   Какое?
   У каждого свое.
   Но в любом случае это будет отражением девонских акул, глянцевитых каменноугольных эогиринусов, влажных пермских сеймурий, чудовищных триасовых ихтидопсисов. Оказывается, Конкордии Аристарховне нравилась моя игра. Она была влюблена в обитателей первичных земных морей. Особенно ее занимали археоциаты. Она строила особенные самостоятельные миры из живых ажурных кубков, ведь непонятно до сих пор, были археоциаты растениями или животными. Чудесные отражения. Вертикальные перегородки. Поблескивающие пластины.
   Милиция, наконец, уехала.
   Извинившись, я вынул мобильник.
   Странно, но Центральная станция скорой помощи откликнулась сразу.
   «В какую больницу доставили пострадавшую?»
   «Это вы про наезд, что ли?»
   «Ну да, про наезд».
   «А вы кто будете?»
   «Я родственник».
   Трубку сразу повесили. Версия с родственником не прошла.
   Конкордия Аристарховна понимающе улыбнулась. Она ничуть не хуже капитана милиции Жени Кутасовой знала интонацию вранья. Шея ее была густо и нежно посечена морщинками. Ей шло ажурное ожерелье.
   – К сожалению, мне пора.
   Я коснулся губами тоненьких синих вен.
   На меня пахнуло аккуратной старостью и чистотой.
   « ...в субботу... в 17.00... в библиотеке имени Чехова...»
   Проводив костенурку взглядом, я машинально потянул афишку, лежавшую под папкой меню. « ...в субботу... –то есть сегодня, – в 17.00...– то есть через пару часов, – в библиотеке имени Чехова... состоится встреча с доктором Григорием Лейбовичем...– Что-то жуликоватое почудилось мне в фамилии доктора. – ...Выпускник 1-го медицинского института, живет в США, часто приезжает на Родину. Он автор книги, которая явилась результатом прямых контактов с интеллектуальными существами запредельного мира... На встрече... –указывался адрес книжного магазина, – доктор Григорий Лейбович продемонстрирует настоящий ченнелинговый контакт, а все желающие смогут задать вопросы...»
 
8
   Я снова вынул мобильник.
   Женя Кутасова, капитан милиции, оказалась на дежурстве.
   «Много работы?» – посочувствовал я. Капитан Женя Кутасова обожала сочувствие.
   «Да нет, что ты, совсем мало! – Как ни странно, она обрадовалась моему звонку. Может, в душе все еще не могла поверить, что я ушел от нее. Двумя руками должен был держаться, а ушел. – Совсем тихий день. Ну, пьяная драка, пара квартирных краж, кое-что по мелочам, понятно, изнасилование, жарко очень».
   «А наезды?»
   «На человека?»
   «Не на столб же».
   «Не зафиксировано».
   «Не может быть. Я сам видел черную эмку с тонированными стеклами. Такие машины показывают в кино».
   «Подожди».
   В трубке далеко и вяло перекликались незнакомые голоса, приглушенно позвякивали телефоны – обычная скучная музыка милицейских будней.
   «Ой, как это ты узнал? – наконец откликнулась капитан Женя Кутасова. – Точно. Был наезд. Примерно час назад. Старая эмка, ее пока не нашли. И стекла тонированные».
   «А девушка жива?»
   «Ты ее знаешь?» – ревниво спросила Женя.
   «Впервые видел. Просто все случилось у нас перед глазами».
   «У нас? Это с кем ты там?» – голос капитана милиции становился все холоднее.
   «С Конкордией Аристарховной. Ты должна ее знать».
   «А почему спрашиваешь про сбитую?»
   «Да просто так. Жалко».
   «Просто так такими вещами не интересуются».
   «Не знаю, Женя. Какая-то странная она была».
   «Да я уже и сама вижу. В рапорте. Сатиновая юбка... Блуза...»
   «Точно. Мы с тобой видели ее. Понимаешь? Такая же юбка, по щиколотку».
   «И в рапорте так написано, – пораженно заметила капитан Женя Кутасова. Она явно боролась с собой. Может, хотела бросить трубку. Но справедливость победила. – Непонятки тут с пострадавшей».
   «Ее хоть довезли до больницы?»
   «Не успели».
   «Умерла?»
   «Нет».
   «Тогда почему не успели?»
   «Как это почему? Исчезла!»
   «Как это исчезла? Выпрыгнула из машины?»
   «Не совсем так. Разбираемся».
   «Да объясни толком!»
   Женя снова с кем-то пожужжала.
   «Не знаю, что и сказать. – Голос капитана Жени Кутасовой немного потеплел. – Нарушитель исчез, не поймали нарушителя. Как сквозь землю провалилась эта эмка, будто не было ее. А водила скорой характеризуется положительно. И врач опытная. Она уже тысячи раз выезжала на такие вызовы. Уложили пострадавшую на носилки. Все как положено. Пульс слабый, но прощупывался. Врач всю дорогу держала руку на пульсе, а потом...»
   «Что потом?»
   «Ты не поверишь!»
   «Тебе поверю», – польстил я.
   «А потом пульс стал исчезать, – голос капитана Жени Кутасовой понизился, будто она не хотела, чтобы в милицейском кабинете ее слышали. – И рука пострадавшей стала исчезать. Так в рапорте написано. Я не вру. Ты что, по интонации не чувствуешь? Я же тебя учила! Девки, которых ты тайком водил в мою квартиру, – все-таки не выдержала она, – тоже странно исчезали. Помнишь? Двери-окна заперты, а никого нет. Вот видно, роется на моей полочке, рукой достать, а замахнешься – она тает в воздухе. И в рапорте отмечено, что тело пострадавшей как бы растаяло прямо на глазах у врача. Ну, что тут непонятного? – заорала в трубку капитан Женя Кутасова. – Как мороженое растаяло! Видел, как тает мороженое? Осталась только одежда. Вот, читаю. „Сатиновая потертая юбка...“ Только учти, – повысила голос капитан милиции, – теперь мы тебе ничего не вернем, хватит с тебя дурацкой тетради. А про белье этой исчезнувшей сучки даже не заикайся. Она у тебя в сельпо одевалась, извращенец!»
   Наши желания – наши проблемы.
   «... в библиотеке имени Чехова... Выпускник 1-го медицинского института... Продемонстрирует настоящий ченнелинговый контакт, а все желающие смогут задать вопросы...»
   А почему не пойти?
   Тетрадь... Электрик... Девушка Ли?са...
   Я еще не знал, что все только начинается.

Доктор Лейбович

1
   Доктор Лейбович не выглядел бедняком.
   Плотный, суровый. Костюм – ничего броского, галстук за триста баксов. На безымянном пальце перстень. Стоимость? Мне хватило бы съездить в Сикким и обратно. Взгляд внимательный. Слушателей собралось не менее двадцати душ – разного возраста, разного социального положения. Сидели вокруг исцарапанного круглого стола – обязательная принадлежность нынешней публичной библиотеки. На полках пестрые обложки. «Ведьма с Портобелло», «Дневник информационного террориста», «Ужасы ночью», «Замуж за миллионера», «От эффективности к величию», «Легкий способ бросить курить». Все доступно, все функционально.
   Не глядя, протянул руку.
   Вытянул сдвоенный номер толстого журнала.
 
    ...Слесарь Петров из маленького хозуправления привел в НКВД злостного инженера Ломова. Инженер обещал слесарю десять тысяч рублей за совершение диверсионного акта – вбить железный болт в электрический кабель на большом заводе. Конечно, данное событие можно посчитать незначительным, но на самом деле это не так. На самом деле это знаковое событие. Оно говорит об ужасной, всеобщей, всюду разгоревшейся борьбе. События множатся. Они нарастают как лавина. Доцент пединститута помог органам разоблачить шпионскую работу своей собственной жены. Дворники с проспекта Сталина добровольно приняли обязанность ежедневно докладывать о настроениях жильцов трех крупных домов центрального района. Люди, как никогда, тянутся к духовной чистоте, не хотят терпеть дурного.
 
   Я поставил журнал на место.
   Чем-то все это напоминало выписки в тетради с гиббонами.
   Скучно. Пылью несёт от дешевых выдумок. Одно утешение: человек всегда врал. Ну, пусть не врал, пусть только преувеличивал, строил теории, все равно первым был сотворен человек, так считал Платон. Я отчетливо вспомнил отчеркнутое место в тетради.
 
    Вселенная двойственна. Она объемлет два мира – мир идей и мир вещей, отображающих эти идеи. Идеи мы постигаем разумом, вещи – чувственным восприятием.
 
   Когда-то у меня был превосходный почерк.
 
    У человека три «души»: бессмертная и две смертных.
    Смертные: мужская – мощная, энергичная, и женская – слабая, податливая.
    Развитие человека протекает путем деградации всех трех видов «душ».(В кавычки «душу» в тетради брал, видимо, я сам; в чем-то сомневался.) Допускается и «переселение» душ. Например, все животные – всего лишь своеобразная форма наказания для людей. Упражняющие только смертную часть своей мужской или женской души, при втором рождении превращаются в теплокровных четвероногих.
 
   Тоже недурной вариант эволюции, покачал я головой.
 
    Те люди, что тупоумием своим превзошли даже четвероногих, оказываются в итоге пресмыкающимися. А откровенно легкомысленные – птицами. По Платону все живые существа – всего лишь совокупность тех или иных видоизменений человека.
 
   На этом, кстати, базировались и представления капитана Жени Кутасовой о происхождении милиционеров!
   Каждый пытается понять себя.
   Мысленно я увидел озеро Джорджей Пагмо.
   Жить там нельзя. На берегах нет растительности, никаких зверей.
   Торчат мертвые скалы, похожие на безголовых сфинксов. Может, это те, кого озеро не приняло. Со стороны Шамбалы вдруг доносится приятный звук. Если услышал его, – иди! Пусть соль, тоска, холодные пески – это неважно. Если позвали, иди, не медли. Ты увидишь прозрачное озеро, рожденное в чистом уме бога. Омойся, и войдешь в рай. Вода озера Джорджей Пагмо чище жемчуга. Отпей ее, и будешь освобожден от последствий грехов ста своих жизней.
   Мир устал от страданий.
   Далекий звук гонга, низкие звезды.
   Приятные звуки со стороны Шамбалы.
 
    ...есть вопросы, на которые мы можем дать ответ, пусть не точный, но удовлетворительный для сегодняшнего дня. Есть вопросы, о которых мы можем говорить, которые мы можем обсуждать, спорить, не соглашаться. Но есть вопросы, которые мы не можем задавать ни другому, ни даже самому себе, но непременно задаем себе в минуты наибольшего понимания мира. Эти вопросы сводятся к главному: зачем все это? Если однажды мы задали себе вопрос такого рода, значит, мы уже не просто животные, а люди с мозгом, в котором есть не просто сеченовские рефлексы и павловские слюни, а нечто другое, иное, совсем не похожее ни на рефлексы, ни на слюни. Не прокладывает ли материя, сосредоточенная в мозгу человека, совсем особых путей, независимых от сеченовских и павловских примитивных механизмов? Нет ли в нашей мозговой материи элементов мысли и сознания, выработанных на протяжении миллионов лет и свободных от рефлекторных аппаратов, даже самых сложных?
 
   Когда-то я все это выписал.
   Ладно. Плевать. Когда-то – это когда-то.
   В общем, с прошлым у меня вполне терпимые отношения.
   Правда, бывали странные дни. Не буду скрывать, бывали. Особенно под осень, когда начинаются занудливые дожди. Известно, земля наша, кроме комаров, еще дождями богата. Утвердив на столе бутылку вина, я раскрывал атлас России. Еще и еще раз вдумывался я в маршрут сгоревшего самолета. Он вылетел из Санкт-Петербурга (то есть там я поднялся на его борт) и должен был приземлиться в Южно-Сахалинске. Три посадки по маршруту, я мог выйти в трех разных аэропортах. Мог выйти, сесть на поезд или в автобус и уехать куда угодно. Урал, Сибирь, Дальний Восток. У меня могла быть машина, меня мог кто-то ждать. Земля только кажется крошечной, на самом деле она огромная. Я мог жить в любом из городов, расположенных по маршруту самолета. Я мог жить в любом из городов, в которые можно добраться из транзитных аэропортов. За пять лет, прошедших с момента гибели самолета, никто меня не узнал, не вспомнил, не кинулся навстречу на улице. Наверняка где-то есть город, в котором я родился, где, возможно, обо мне помнят. Меня показывали по TV, обо мне писали, что толку? Я ведь не похож на себя – на того, каким был. Десятки пластических операций превратили меня в совсем другого человека.
 
2
    Save.
 
3
   Я прислушался к мыслям соседа справа.
   Заезжий гость. Раздражен. Уезжает вечерним поездом, а из гостиницы уже выперли. Сябра, гэта баян!Белорус. Явно белорус. У Бабруйск жывёла!Воротничок рубашки несвеж, рукава пиджака потерты. Какая-то сделка сорвалась, должок на хвосте. Самое время поговорить с удивительными интеллектуальными существами из запредельного мира. Сябра, рэспект ды павага табе!Белорус был в отчаянии. Ни от кого он не прятался, никто его не ловил, но как жить завтра, послезавтра, через год? Я не все понимал в мыслях соседа, для этого следовало бы выучить особый слоўнік для беларускамоўных падонкаў, но главное было ясно.
   Сосед слева (подозрительный взгляд, вельветовые брюки аккуратно поддернуты на коленях) считал господина Лейбовича жуликом. Блин, развелось их. Как экстрасенсов в аквариуме.
   Я подмигнул соседу.
    И этот жулик, сразу определил он.
    Жулик на жулике. Так он считал. И в библиотеку пришел, чтобы убедиться в своей правоте. В беседу с удивительными интеллектуальными существами запредельного мира он не собирался вступать ни при каких обстоятельствах, хорошее образование не позволяло, но если названные существа, суки, сами полезут с вопросами... На такой крайний случай у соседа слева было кое-что припасено. Как верить человеку, который тебя обманул, а теперь ты хочешь его обмануть, только тебе надо знать, когда он врет, чтобы правильно соврать ему?Пусть интеллектуальные существа запредельного мира съедят такое.
   Доктор Лейбович перехватил мой взгляд. Какой хороший народ, думал он, знаменитый врач, выпускник 1-го медицинского института. Милые и тупые.Он никого не хотел обидеть таким определением, знал, что никто не прочтет невысказанных вслух мыслей . Сыграть роль передатчика может любой, использовать можно каждого. Правда, вот этот(улыбка в мою сторону) выглядит не совсем.
   Почему-то доктор не счел меня перспективным. Пришел тупым и уйдет тупым.
   Меня это не обидело. Я видел, что доктор отчаянно хотел выглядеть