Pratchett Terry. Музыка души (пер. Г.Бородин)

   Он посмотрел на Джимбо, Простака и Подонка. Джимбо, ныне басист (Блерт, истерически хихикая, изготовил его инструмент из здоровенного полена и какой-то проволоки) растеряно развел руками.
   – Что такое, Джимбо?
   – Одна из моих струн отломилась.
   – Ну и что? У тебя их еще пять осталось, нет разве?
   – Ага. Только я не знаю, как на них играют, типа.
   – Ты ж не знал, как играют на шести, так? А теперь ты не знаешь немного меньше.
   Подонок высунулся из-за занавеса.
   – Грохт?
   – Ну?
   – Там сотни людей. Сотни! И многие из них пришли с гитарами. Они вроде как размахивают ими в воздухе.
   «Безумие» прислушалось к реву с той стороны занавеса. У Грохта было не слишком много серых клеток, и частенько им не удавалось договориться между собой, но сейчас он ощущал легкие сомнения – действительно ли звук, которого они добились, и тот мощный звук, который они слышали в «Барабане» имеют между собой нечто общее. Последний заставлял его орать и отплясывать, первый – орать и… ну… и разносить барабаны Подонка о голову их владельца, говоря откровенно.
   Простак украдкой выглянул в зал.
   – Эгей, да тут полно вол… ну, я думаю, это волшебники, вон там, в первом ряду, – сообщил он. – То есть я почти уверен, что они волшебники, просто, понимаете…
   – Можешь не сомневаться, дубина, – сказал Грохт. – У них же остроконечные шляпы.
   – А у одного… остроконечные волосы, – добавил Простак.
   «Безумие» приникло к щелочке.
   – Похоже на рог единорога, сделаный из волос.
   – А что это у него на спине? – спросил Джимбо.
   – Там написано РОЖДЕННЫЙ РУНОСЛАГАТЬ, – объяснил Грохт, который читал быстрее всех в группе и даже не пользовался при этом пальцем.
   – А у того костлявого расклешенная мантия.
   – Должно быть, совсем старик.
   – И у всех гитары! Как считаете, они на нас пришли посмотреть?
   – Уверен, что да.
   – Предвещательная публика, – заявил Джимбо.
   – Да, точно, предвещательная, – согласился Подонок.
   – Э-э-э… Что значит – предвещательная?
   – Значит… значит, что она предвещает, – объяснил Джимбо.
   – Точно. Они выглядят так, будто предвещают что-то хорошее, – Грохт отбросил сомнения. – Пошли. Покажем им, что такое настоящая Музыка Рока.
 
   Асфальт, Клифф и Глод сидели в углу гримерной. Рев толпы доносился и сюда.
   – Почему он ничего не говорит? – прошептал Асфальт.
   – Без понятия, – ответил Глод.
   Бадди сидел, уставившись в никуда, гитара покоилась у него на коленях. Иногда он тихонько постукивал по кофру, в такт мыслям, возникающим у него в голове.
   – С ним такое бывает, – сказал Клифф. – Сидит себе и рассматривает воздух…
   – Слушайте! – сказал Глод. – Они там что-то орут.
   Рев, доносящийся из зала, стал ритмичным.
   – Похоже на «Рок, рок, рок», – сказал Клифф.
   Дверь распахнулась и в комнату наполовину вбежал, наполовину влетел Достабль.
   – Пошли, пошли! – заорал он. – Немедленно!
   – Я думал, что ребята из «Безумия»… – начал Глод.
   – Даже не вспоминай о них! – крикнул Достабль. – Давайте, давайте! Не то они просто разнесут все вокруг!
   Асфальт подхватил камни.
   – Как скажешь, – согласился он.
   – Нет, – сказал Бадди.
   – Чего? – спросил Достабль. – Нервишки шалят?
   – Нет. Музыка должна быть свободной. Как ветер. Как птицы.
   У Глода закружилась голова. В голосе Бадди едва различимо звучал аккорд.
   – Конечно, безусловно, я так всегда и говорю, – согласился Достабль. – Гильдия…
   Бадди расплел ноги и вскочил.
   – Я полагаю, люди заплатили, чтобы пройти сюда? – спросил он.
   Глод посмотрел на остальных – никто ничего не заметил, но голос Бадди звенел, как перетянутая струна.
   – А, это! – воскликнул Достабль. – Ну конечно! Мы же должны были покрыть расходы. Ваш заработок… износ пола… отопление и освещение… амортизация…
   Шум в зале стал оглушительным. Теперь к нему добавился ритмичный топот. Достабль сглотнул. У него был вид человека, готового к величайшей жертве.
   – Я мог бы… мог бы накинуть… может быть… доллар сверху, – выдавил он, и каждое слово мучительо прокладывало путь наружу из самых глубоких подземелий его души.
   – Если мы сейчас выйдем на сцену, я хочу, чтобы мы дали другое представление, – сказал Бадди.
   Глод подозрительно покосился на гитару.
   – Что? Конечно, никаких проблем! – начал Достабль. – Очень скоро я смогу устро…
   – Бесплатное.
   – Бесплатное?! – слова успели выскочить у Достабля изо рта, прежде чем он успел его захлопнуть. Он мгновенно овладел собой. – Вы не хотите платить за него? Безусловно, если…
   Бадди не пошевелился.
   – Я имею в виду, что мы не возьмем за неего платы, а люди не должны будут платить за то, чтобы слушать. Так много людей, сколько возможно.
   – Бесплатно?
   – Да!
   – Ну и какая в этом выгода?…
   Бутылка из под пива, стоящая на столе, затряслась и грохнулась об пол. В дверном проеме возник троль – или, по крайней мере, часть тролля. Чтобы проникнуть в комнату, ему бы понадобилось вынести косяк, однако он выглядел так, что проделает это, не задумываясь.
   – Мистер Хризопраз спрашивает что происходит, – пророкотал он.
   – Э-э-э… – начал Достабль.
   – Мистер Хризопраз не любит ждать.
   – Ладно, хорошо! Бесплатное шоу! И это я себя без ножа режу, вы это понимаете?!
   Бадди взял аккорд. Казалось, он вызвал легкое свечение в воздухе.
   – Пошли, – мягко сказал он.
   – Я этот город знаю, – бормотал Достабль, пока Банда Рока выходила на сотрясающуюся сцену. – Только скажи людям, что здесь что-то бесплатное, и они тут как тут – тысячами!
   «Желающие перекусить, – сказал звякающий голос у него в голове. – Желающие выпить. Жаждущие приобрести майку с Бандой Рока…»
   Очень медленно на лице Достабля расползлась улыбка.
   – Бесплатный фестиваль! – прошептал он. – Точно! Это наш гражданский долг. Музыка должна быть свободной. А сосиски в тесте должны быть по доллару, горчица бесплатно. Ну, может, по полтора доллара. Да я себя без ножа режу!
 
   Сразу за кулисами рев из зала ощущался как плотная звуковая стена.
   – Да их тут сотни! – сказал Глод. – В жизни не играл перед такой толпой!
   Асфальт расставил на сцене камни Клиффа, снискав бурные аплодисменты и оглушительный свист.
   Глод бросил взгляд на Бадди. Все это время он ни разу не выпустил из рук гитару. Гномы не слишком сильны в самоанализе, но он неожиданно ощутил сильное желание оказаться отсюда как можно дальше, лучше в какой-нибудь пещере.
   – Удачи вам, парни, – услышал тонкий голосок за спиной.
   Джимбо бинтовал Грохту руку.
   – Э-э-э, спасибо, – ответил Клифф. – А что это с тобой случилось?
   – Чем-то в нас кинули, – объяснил Грохт.
   – Чем?
   – Я думаю, Простаком.
   То, что было, скорее всего, грохтовым лицом, расколола широкая и ужасная улыбка.
   – Но мы сделали это! – сказал он. – Мы сыграли музыку рока как надо! А когда Джимбо разнес свою гитару, их просто растащило!
   – Разнес гитару?
   – Ага, – подтвердил Джимбо, излучая гордость творца. – Об Подонка.
   Бадди стоял, закрыв глаза. Клиффу показалось, что его окружает едва различимое сияние, вроде тумана, в котором мерцают искорки. Временами Бадди выглядел весьма по-эльфийски.
   Асфальт вбежал за кулисы.
   – Ну, все готово, – сообщил он.
   Все посмотрели на Бадди. Он все также стоял с закрытыми глазами, как будто заснул на ногах.
   – Ну что… пойдем, или как? – сказал Глод.
   – Да. Пойдем играть, что ли? – сказал Клифф. – Э-э-э, Бадди?
   Глаза Бадди неожиданно распахнулись.
   – Дадим коксу! – прошептал он.
   Клиффу казалось, что шум в зале совершенно оглушителен, пока они не вышли из-за кулис и он не обрушился на них, подобно дубине. Глод поднял свой рог. Клифф уселся и нашарил молотки.
   Бадди прошагал в центр сцены и, к удивлению Клиффа, остановился там, глядя себе под ноги.
   Приветственные вопли начали затихать. И, наконец, смолкли совсем. Огромный зал заполнила тишина, издаваемая сотнями затаивших дыхание людей.
   Пальцы Бадди шевелнулись. Он взял три простых аккорда. И поднял глаза.
   – Привет, Анк-Морпорк!
   Клифф почувствовал, что музыка поднялась волной и понесла его по огненному, искрящемуся, полыхающему тоннелю. Он обрушил молотки на камни. И это была Музыка Рока.
 
   С.Р.Б.Н. Достабль стоял на улице, где ему не мешали звуки музыки. Он курил сигару и производил калькуляцию на обратной стороне просроченного счета за черствые булочки.
   Так, аренда… ладно, все это будет где-нибудь на свежем воздухе, так что никакой аренды… допустим, десять тысяч человек, сосиски в тесте по доллар пятьдесят штука, нет, скажем, по доллар семьдесят пять, бесплатная горчица по десять пенсов, десять тысяч маек с Бандой Рока по пять долларов штука, сделаем по десять долларов штука, взносы с других торговцев, поскольку людей, любящих Музыку Рока, вероятно, можно склонить к покупке чего угодно…
   Чуть раньше он услышал цокот копыт, приближающийся вдоль по улице. Он не обращал на него никакого внимания, пока не раздался женский голос:
   – Как мне попасть внутрь?
   – Никак. Все билеты проданы, – отозвался Достабль, не поднимая головы. Например, к покупке постеров Банды Рока, люди тратят по три доллара за постер, и тролль Чалки сможет выколотить еще сотню…
   Он посмотрел вверх. Лошадь, белая и удивительно огромная, безразлично разглядывала его. Достабль огляделся по сторонам.
   – Куда она делась?
 
   У входа болталась пара троллей. Сьюзан проигнорировала их. Они проигнорировали ее.
 
   В зале Прудер Стиббонс посмотрел по сторонам и осторожно открыл деревянный ящик. Натянутая внутри струна начала дрожать.
   – Все это неправильно! – крикнул он в ухо Ридкулли. – Все это никак не согласуется с законами природы звука!
   – Так, может, это никакие и не законы! – заорал в ответ Ридкулли. Слышно его было не более чем за шаг. – Может, это просто общие пожелания!
   – Нет! У природы звука обязательно должны быть законы!
   Ридкулли увидел, как Декан в величайшем возбуждении попытался вскарабкаться на сцену. Массивная нога Асфальта тяжело обрушилась ему на пальцы.
   – А, отличный выстрел, скажу я вам! – отозвался Аркканцлер.
   Покалывание в затылке заставило его оглянуться.
   Несмотря на то, что Каверна была набита битком, в центре зала вдруг образовалось свободное пространство. И хотя люди были плотно спрессованы друг с другом, никто не пытался покусится на этот круг, как если бы его окружала стена. Центром круга являлась девушка, которую он видел в «Барабане». Она двигалась через зал, изящно придерживая юбку.
   Ридкулли прищурился, сконцентрировался и шагнул вперед. Если вы сконцентрировались, вам все под силу. Кто угодно мог бы войти в этот круг, если бы его чувства подготовили его к тому, что круг перед ним. Внутри круга звук был слегка приглушен. Ридкулли похлопал девушку по плечу. Она испуганно обернулась.
   – Добрый вечер, – сказал Ридкулли.
   Он оглядел ее с головы до ног и продолжил:
   – Я Маструм Ридкулли, Аркканцлер Незримого Университета. Не в силах понять, кто вы такая.
   – Э-э-э… – девушку на секунду охватила паника. – Ну, формально… считается, что я смерть.
   – Формально?
   – Да. Я сейчас не при исполнении.
   – Очень рад это слышать.
   Пронзительный визг донесся от сцены. Это Асфальт швырнул Преподавателя Современного Руносложения в публику, которая разразилась аплодисментами.
   – Не сказать, что я так уж часто виделся со Смертью, – заметил Ридкулли. – Но насколько я мог заметить, он, скорее… ну, это был он, для начала. И весьма худощавый…
   – Он мой дед.
   – А. А. Правда? Никогда не знал, что он мог… – Ридкулли запнулся. – Хорошо, прекрасно, подумать только! Ваш дед? А вы занялись семейным бизнесом?
   – Заткнитесь, глупец, – сказала Сьюзан. – Не смейте говорить со мной покровительственным тоном. Видите его? – она указала на сцену, на которой запиливал Бадди. – Он очень скоро умрет… по глупости. И если вы ничем не можете помочь, убирайтесь!
   Ридкулли уставился на сцену. Когда он повернулся, Сьюзан уже не было. Он напрягся и, как ему показалось, уловил какое-то движение чуть в стороне от того места, где она была. Но теперь, когда она знала, что он ее высматривает, у него не было ни маллейшего шанса ее найти.
 
   Асфальт вернулся в гримерку первым. Есть что-то очень печальное в пустых гримерках. Отчасти они напоминают выброшенные за негодностью старые трусы. Они были свидетелями активности, возбуждения, познали всю полноту страстей человеческих. И вот от всего этого не осталось ничего, кроме неотчетливого запашка.
   Маленький тролль бросил сумку с камнями на пол и снес горлышки двум бутылкам пива.
   Появился Клифф. Он дошел до середины комнаты и упал как подкошенный, обрушившись на доски пола всеми частями тела одновременно. Глод переступил через него и плюхнулся на бочку. Он посмотрел на пивные бутылки. Он снял шлем. Он наполнил его пивом. И упал лицом в шлем.
   Вошел Бадди и уселся в углу, прислонившись к стене.
   И наконец появился Достабль.
   – Ну, что я могу сказать? Что я могу сказать? – вопросил он.
   – Нас не спрашивай, – отозвался с пола Клифф. – Нам откуда знать?
   – Это было великолепно! – сказал Достабль. – Что с гномом? Он топится?
   Глод не глядя нащупал еще одну бутылку, отбил горлышко и вылил пиво себе на голову.
   – Мистер Достабль, – сказал Клифф.
   – Что?
   – Мы хотим поговорить. Мы, типа. Группа. Если вы не возражаете.
   Достабль посмотрел на всех музыкантов по очереди. Бадди рассматривал стену. Глод издавал булькающие звуки. Клифф не шевелясь лежал на полу.
   – Ладно, – наконец сказал он. И жизнерадостно продолжил:
   – Бадди! Бесплатное выступление… отличная идея. Я начну подготавливать его прямо сейчас, так что вы сможете дать его сразу же, как только вернетесь с гастролей. Именно! Что ж, мне надо…
   Он повернулся к выходу и угодил в объятия Клиффа, который неожиданно блокировал дверь.
   – Гастроли? Какие еще гастроли?
   Достабль немного отступил.
   – О, всего несколько мест. Квирм, Псевдополис, Сто Лат… – он опять оглядел их всех. – Разве вы не хотите этого?
   – Мы поговорим об этом позже, – сказал Клифф. Он вытолкнул Достабля в дверь и захлопнул ее.
   Пиво капало с глодовой бороды.
   – Гастроли? Еще три вот таких ночи?
   – А что за проблема? – сказал Асфальт. – Отлично было! Все веселились. Вы лабали два часа! Я два часа выкидывал их со сцены! Я в жизни не чувствовал себя так… – он замолчал.
   – Вот именно, – сказал Клифф. – Штука в том, что я шел на сцену и садился на свое место, даже не зная, что мы будем делать, в следующий момент Бадди заиграл на своей… на этой своей штуке, еще через секунду я заиграл бам Бам ча ча БАМ бам. Я даже не знал, что я играю. Оно возникало у меня в голове и сразу шло в руки.
   – Точно, – сказал Глод. – Я тоже. Как будто я доставал из моего рога что-то такое, что я никогда в него не клал.
   – И мы не играли, – заявил Клифф. – Мы жили игрой.
   – Ты ведь сто лет в шоу-бизнесе, так? – спросил Глод Асфальта.
   – Ага. Всюду бывал, всякого повидал. Всех их знаю.
   – Видел когда-нибудь публику вроде этой?
   – Видал, как они кидались цветами и улыбались. В Оперном…
   – Ха! Цветами? Какая-то женщина бросила на сцену свои… свою одежду.
   – Точно! Прямо мне на голову попала!
   – Еще когда мисс Вава Вум исполняла свой Танец с Перьями в клубе Скунса на Пивоваренной, публика разнесла сцену как только она сбросила последнее перо.
   – И что, это было похоже на сегодняшний раз?
   – Нет, – согласился тролль. – Я хотел сказать, я никогда не видел публику такой… голодной, даже у мисс Вава Вум, а уж она заставила их пустить слюни, скажу я тебе! И конечно, никто не кидал на сцену белье. Обычно она сама кидала его в зал.
   – Есть еще кое-что, – сказал Клифф. – Здесь в комнате четыре человека, а говорят только трое.
   Бадди поднял голову.
   – Только музыка важна, – пробормотал он.
   – Это не музыка, – сказал Глод. – Музыка такого с людьми не делает. Она не заставляет их чувствовать себя так, как будто их через вальки пропустили. Я так вспотел, что могу теперь сменить жилетку в любой день, – он вытер нос.
   – И еще – я смотрел на всю эту публику и думал: их же здесь собралось побольше чем на десять долларов.
   Асфальт протянул ему клочок бумаги.
   – Нашел билет на полу, – сказал он.
   Глод прочел его.
   – Доллар пятьдесят? – сказал он. – Шестьсот человек по полтора доллара каждый? Это же… это же четыреста долларов!
   – Девятьсот, – сказал Бадди тем же ровным голосом. – Но деньги не имеют значения.
   – Деньги не имеют значения? Что ты городишь? Какой ты после этого музыкант!
   Некоторое время был слышен только приглушенный рокот зала.
   – Ты хочешь после всего этого вернуться в какой-нибудь подвал и играть перед полудюжиной человек? – спросил Бадди. – Кто был самым знаменитым горнистом, Глод?
   – Брат Чарнел, – мгновенно ответил гном. – Все знают. Он украл золотой алтарь из Храма Оффлера, выковал из него горн и играл волшебную музыку до тех пор, пога боги не изловили его и не засунули его горн в…
   – Правильно, – сказал Бадди. – Но если ты сейчас вернешься в зал и спросишь, кто самый великий горнист в мире, как ты думаешь – вспомнят они какого-то маленького рецидивиста или они заорут: Глод сын Глода?
   – Они… – Глод смешался.
   – Правильно, – повторил Бадди. – Музыкант должен быть знаменитым. Ты уже не сможешь остановиться. Мы не сможем остановиться.
   Глод ткнул пальцем в гитару.
   – Это все вот эта штука! – заявил он. – Она очень опасна!
   – Я могу ей управлять!
   – Да, но до чего она нас доведет!
   – Важно не то, чем вы кончите, – сказал Бадди. – Важно, как вы до этого дойдете.
   – По мне, так сказано слишком по-эльфийски…
   Дверь опять открылась.
   – Э-э-э… – сказал Достабль. – Ребята, если вы сейчас не выйдете и не сыграете еще, то мы окажемся в глубоком коричневом…
   – Не могу играть, – заявил Глод. – За недостатком денег кончилось дыхание.
   – Я ведь сказал – десять долларов, разве нет? – спросил Достабль.
   – Каждому, – сказал Клифф.
   Достабль, который предполагал, что выйдет отсюда, потеряв не менее сотни, замахал руками.
   – Вот ваша благодарность, да? – спросил он. – Хотите, чтоб я себя без ножа зарезал, да?
   – Мы тебе даже поможем, если хочешь, – предложил Клифф.
   – Хорошо, хорошо, хорошо! Тридцать долларов! – сказал Достабль. – А я останусь без чая.
   Клифф посмотрел на Глода, который все еще переваривал изменения в списке самых знаменитых горнистов.
   – Там среди публики полно гномов и троллей, – заметил Клифф.
   – «Нора глубока, гора высока»? – предложил Глод.
   – Нет, – сказал Бадди.
   – А что тогда?
   – Я обдумаю кое-что.
 
   Публика повалила на улицу. Волшебники собрались вокруг Декана, щелкая пальцами.
   – Прощай, крошка, крошка, прощай, и на прощанье я сварю тебе чай! – распевал счастливый Декан.
   – Уже заполночь, – сказал Преподаватель Современного Руносложения, щелкая пальцами. – А я ничуть не беспокоюсь! Чем займемся теперь?
   – Почему бы нам не пошуметь? – предложил Декан.
   – Да уж, – сказал Профессор Неопределенных Исследований. – Мы пропустили ужин.
   – Пропустили ужин? – переспросил Главный Диспутатор. – Вот это да! Это все Музыка Рока! Мы даже не огорчены…
   – Нет, я имел в виду… – Декан сделал паузу. Он не очень хорошо представлял, что он имел в виду и как раз сейчас напряженно над этим размышлял. – Так далеко до Университета, – признал он. – Я полагаю, мы могли бы остановится где-нибудь выпить кофе или что-то вроде.
   – Может быть, пончик или пара пончиков, – предположил Преподаватель.
   – Возможно, небольшой кекс, – добавил Чтец.
   – Я был бы рад яблочному пирогу, – заметил Главный Диспутатор.
   – И кексу.
   – Кофе, – сказал Декан. – Йе-е-е. Кофейня! Точно.
   – Что такое кофейня? – спросил Главный Диспутатор.
   – Что-то вроде шоколадки? – предположил Преподаватель. Забытый ужин начал настоятельно напоминать о себе каждому желудку.
   Декан посмотрел на свою новую блестящую кожаную мантию. Все говорили, что она отлично выглядит. Все восхищались надписью РОЖДЕННЫЙ РУНИТЬ. С прической тоже все было в порядке. Он подумывал о том, чтобы сбрить бороду, оставив баки, поскольку чувствовал, что это правильно. А кофе… да… кофе тоже имело какое-то отношение к делу. Кофе было частью всего этого.
   И музыка. Она пронизывала все это. Она была во всем и повсюду.
   Однако чего-то все же не доставало. Он не знал, чего именно, но был уверен, что узнает, как только увидит.
 
   На аллее позади Каверны царила тьма, и только самый острый глаз мог различить несколько фигур, прижавшихся к стене. Редкие проблески тусклого металла могли бы подсказать знающему наблюдателю, что перед ним боевики Гильдии Музыкантов, Певцы Гармонии Гришэма Фрорда. В отличие от большинства нанимаемых мистером Клитом людей, эти обладали истинным музыкальным талантом.
   Они тоже пришли сюда, чтобы увидеть группу.
   – Ду уап, у ду уап, у ду уап, – сказал тот из них, что поменьше.
   – Бубубубубу, – басом ответил высокий. В таких компания обязательно имеется некто высокий.
   – Клит прав. Если они всегда будут приводить публику в такое состояние, все остальные просто окажутся за бортом, – сказал Гришэм.
   – О да, – ответил кто-то басом.
   – Как только они покажутся в дверях, – сказал Гришэм. – Я дам счет.
   Три ножа выскользнули из ножен. На лестнице послышались шаги. Гришэм кивнул.
   – Раз. Два. Раз два три че…
   – ДЖЕНТЛЬМЕНЫ?
   Они повернулись.
   Перед ними высилась темная фигура с мерцающей косой в руках.
   Сьюзан улыбнулась ужасной улыбкой.
   – НУ ЧТО, ПО РОСТУ?
   – О нет… – простонал кто-то басом.
 
   Асфальт откинул засов и шагнул в ночь.
   – А это еще что? – сказал он.
   – Что – это? – спросил Достабль.
   – Мне показалось, кто-то удирает… – тролль прошел вперед.
   Раздалось звяканье. Он наклонился и подобрал что-то с земли.
   – И кто бы это ни был, он кое-что потерял…
   – А, просто какая-то безделушка, – громогласно заявил Достабль. – Пошли отсюда, ребята. Сегодня вам не понадобиться никакая ночлежка. «Гритц» – вот это для вас!
   – Это ведь какой-то для троллей, кажется? – подозрительно осведомился Глод.
   – Троллийский отель, – поправил Достабль, в раздражении взмахнув рукой.
   – А, я там играл однажды, в кабаре! – воскликнул Клифф. – Вода течет из крана почти в каждом номере! Переговорная труба – можешь проорать свой заказ прямо из номера, и эти парни в модных тапках тут же его принесут! Сервис!
   – Побалуйте себя, ребята, – сказал Достабль. – Вы можете себе это позволить.
   – А потом этот твой тур, так? – спросил Глод едко. – Им мы тоже сможем насладиться?
   – Я должен помочь вам в этом, – заявил Достабль экспансивно. – Завтра вы отправитесь в Псевдополис, это займет два дня. Потом вернетесь через Сто Лат и Квирм и будете здесь в среду, как раз к Фестивалю. Отличная идея – этот Фестиваль! Работать на благо общества, я всегда за то, чтобы работать на благо общества, от этого столько пользы для… для… общества. Пока вы в отъезде, я собираюсь все организовать. А потом… – он положил руки Бадди на плечо а Глоду на голову. – Генуа! Клатч! Хершеба! Чимера! Хауондаленд! Может быть, даже Противовесный Континент, поговаривают, что скоро его опять откроют – это просто удача для всех разумных людей! Ваша музыка плюс мое безошибочное деловое чутье – и мир раскроется перед нами, как раковина моллюска! А теперь отправляйтесь с Асфальтом, берите лучший номер – для моих ребят не может быть никаких ограничений – и ложитесь спать, не беспокоясь о счете!
   – Спасибо, – сказал Глод. – Оплатишь его утром.
   И Банда Рока потащилась в направлении лучшего отеля. Достабль услышал, как Клифф чуть погодя спросил:
   – Что это – моллюск?
   – Это две пластинки осажденного карбоната кальция, а между ними такая склизкая соленая штучка.
   – Звучит аппетитно. Эту штучку ведь есть не обязательно?
   Когда они удалились, Достабль рассмотрел нож, который он забрал у Асфальта. Он был покрыт блестками. Определенно, отправить парней на несколько дней подальше отсюда – удачная мысль.
   Смерть Крыс, сидящий на водосточной трубе над ним, тихо беседовал сам с собой.
 
   Ридкулли медленно шагал прочь от Каверны. Только светлые россыпи использованных билетиков напоминали о минувших часах, заполненных музыкой.
   Ридкулли испытывал такое ощущение, как будто он наблюдает за игрой, правила которой ему неизвестны. Вот, к примеру, этот парень пел… как там бишь… «Зашибись, зашибись!». Что, черт побери, это означает?
   «Зашибленный» – это понятно, в случае Декана это довольно точное определение, но «Зашибись»? И тем не менее все присутствующие прекрасно понимали, о чем речь. Или была там песня, в которой, насколько он мог припомнить, содержалась просьба не наступать на чьи-то ботинки. Замечательно ясное и понятное предложение, никому не хочется, чтобы ему оттаптывали ноги, но как песня могла избавить от этого – Ридкулли совершенно не мог понять.