Pratchett Terry. Музыка души (пер. Г.Бородин)

   Они пошабашили после девятого бисирования. Толпа все еще топала ногами, когда они забежали в уборную, пролезли через окно и выпали на аллею.
   Асфальт опорожнил в кожаную сумку пакет.
   – Еще семьсот, – сказал он, подсаживая их на телегу.
   – Отлично, а мы заработали еще по десять долларов каждый, – сказал Глод.
   – Скажи это мистеру Достаблю, – посоветовал Асфальт, когда они с грохотом пронеслись через ворота.
   – Скажу.
   – Это не важно, – вмешался Бадди. – Иногда ты делаешь это ради денег, а иногда – ради шоу.
   – Ха! – Глод полез под сидение. Асфальт припрятал там два ящика пива.
   – Завтра Фестиваль, ребята, – прорычал Клифф. Ворота уже растаяли позади, но они до сих пор слышали топот.
   – После этого мы сразу заключим новый контракт, – заявил Глод. – С целой кучей нулей.
   – Куча нулей у нас и так есть, – отозвался Клифф.
   – Ага, только перед ними маловато других цифр. Так, Бадди?
   Они оглянулись назад. Бадди спал, гитара покоилась у него на груди.
   – Как свечку задули, – сказал Глод.
   Он повернулся вперед. Дорога расстилалась перед ним в слабом свете звезд.
   – Ты говорил, что ты хочешь просто работать, – сказал Клифф. – И не хочешь никакой славы. Ну и как тебе все это беспокойство насчет золота? Все эти девушки, которые швыряют на сцену свои кольчуги?
   – Я бы справился и тем, и с другим.
   – А я бы предпочел простой карьер, – сказал тролль.
   – Да ну?
   – Ага. В форме сердца.
 
   Темная, ненастная ночь. Карета – уже без лошадей – проламывает хлипкую, бесполезную ограду и крутясь летит в пропасть. Ни разу не ударившись о стены ущелья, она достигает сухого русла реки далеко внизу, где и разлетается на кусочки. Затем масло из каретных ламп вспыхивает, и происходит мгновенный взрыв, из недр которого – поскольку даже в трагедиях есть определенная неизменность – вылетает горящее колесо.
   Самым странным для Сьюзан было то, что она ничего не почувствовала. У нее могли бы появиться грустные мысли, поскольку они должны появляться в данных обстоятельствах. Она знала, кто был в этой карете. Но ведь все уже произошло. Они ничего не могла сделать, чтобы предотвратить катастрофу, ведь если бы она предотвратила ее, ее бы не случилось. Но она только что видела, как она произошла. Значит, она не могла ее предотвратить. Значит, она произошла. Она чувствовала, как логика происходящего заваливает ее, как будто грудой огромных свинцовых плит.
   Возможно, сущестовало такое «где-то», где ничего и не произошло. Возможно, карета свалилась не так, возможно, подвернулась спасительная скала, возможно, она вообще поехала другой дорогой; возможно, кучер вовремя вспомнил об опасном повороте. Но все эти возможности оказались нереализованы. Это знание не принадлежало ей. Оно принадлежало разуму, гораздо, гораздо более древнему.
   Иногда все, что вы можете сделать для людей – это просто поприсутствовать.
   Она отвела Бинки в тень от утесов и стала ждать. Через минуту или две раздалось цоканье копыт по камню и лошадь со всадником поднялась по почти вертикальной тропе из ущелья.
   Ноздри Бинки расширились. В парапсихологии нет термина для того неприятного ощущения, которое возникает у вас в присутствии себя самого ^[32].
   Сьюзан наблюдала, как Смерть спешился и замер, опершись на косу и глядя вниз, на речное русло.
   Она подумала: но ведь он-то мог что-то сделать.
   Разве нет?
   Темная фигура выпрямилась, но не обернулась.
   – ДА. КОЕ-ЧТО Я МОГ БЫ СДЕЛАТЬ.
   – Откуда… откуда ты знаешь, что я здесь?…
   Смерть в раздражении взмахнул рукой.
   – Я ПОМНЮ ТЕБЯ. И ПОСТАРАЙСЯ ПОНЯТЬ ВОТ ЧТО: ТВОИ РОДИТЕЛИ ЗНАЛИ, ЧТО ТАКИЕ ВЕЩИ СЛУЧАЮТСЯ. СЛУЧИТЬСЯ МОЖЕТ ВСЕ, ЧТО УГОДНО. ИЛИ ТЫ ДУМАЕШЬ, Я НЕ ГОВОРИЛ ИМ ОБ ЭТОМ? НО ПОДАРИТЬ ЖИЗНЬ Я НЕ МОГУ. Я МОГУ ПОЖАЛОВАТЬ ТОЛЬКО… ДЛЕНИЕ. НЕИЗМЕННОСТЬ. А ДАРИТЬ ЖИЗНЬ СПОСОБНЫ ЛИШЬ ЛЮДИ. И ИМ ХОЧЕТСЯ БЫТЬ ЛЮДЬМИ, А НЕ БЕССМЕРТНЫМИ. ЕСЛИ ТЕБЕ ОТ ЭТОГО ЛЕГЧЕ, ОНИ ПОГИБЛИ МГНОВЕННО. МГНОВЕННО.
   Я должна спросить, подумала Сьюзан. Я должна сказать это, иначе я не человек.
   – Я могла бы… вернуться и спасти их?… – только легкая дрожь в голосе показывала, сколь много значит для нее ответ.
   – СПАСТИ? ДЛЯ ЧЕГО? СПАСТИ ЖИЗНЬ, КОТОРАЯ ИССЯКЛА? ВСЕ ПРИХОДЯТ К СВОЕМУ КОНЦУ. Я ЗНАЮ ЭТО. ИНОГДА Я ДУМАЮ ИНАЧЕ, НО… КТО Я ТАКОЙ ПОМИМО СВОЕГО ДОЛГА? ТАКОВ ЗАКОН.
   Он вскочил в седло и, так и не обернувшись к ней лицом, пустил Бинки вскачь через ущелье, прочь от нее.
 
   За конюшней на дороге Федры спокойно стоял стог сена. Неожиданно его вспучило и из глубин его донеслись приглушенные проклятия. Через долю секунды они сменились приступом кашля и еще более крепкими выражениями, несущимися из зернохранилища, стоящего у козьего рынка. Сразу вслед за этим гнилые половые доски в старом амбаре на Короткой Улице взлетели на воздух, сопровождаемые бранью.
   – Тупой грызун!! – проревел Альберт, выковыривая из ушей зерно.
   – ПИСК.
   – Я мог бы догадаться! Какого ты думаешь я роста?!
   Альберт смел сено и муку с пальто и прошаркал к окну.
   – Ага, – сказал он. – Теперь мы отправимся в «Залатанный Барабан».
   В кармане его пальто песок продолжал свое неостановимое путеществие из будущего в прошлое.
 
   Гибискус Данельм собирался закрыться в течении часа. Это был несложный процесс. Сначала он с прислугой собирал все неразбитые кружки и стаканы. Это не отнимало много времени. Затем они приступали к поискам оружия, которое можно перепродать задорого, и быстро обшаривали карманы тех посетителей, которые не могли воспротивится по причине сильного опьянения, смерти, или и того и другого одновременно. Затем мебель отодвигалась к стенам, а все, что осталось на полу, выметалось через заднюю дверь прямо на широкую коричневую грудь реки Анк, где постепенно, по мере накопления, и тонуло.
   И, наконец, Гибискус закрывал и запирал большую дверь главного входа…
   Она не закрывалась. Он посмотрел вниз и увидел какой-то башмак.
   – Мы закрываемся, – сказал он.
   – Нет, не закрываетесь.
   Дверь отлетела назад и Альберт оказался внутри.
   – Видел ли ты этого типа? – требовательно спросил он, сунув Данельму под нос продолговатую картонку.
   Это было серьезным нарушением этикета. Работа Данельма была не из тех, на которой можно выжить, сообщая разным людям, что ты видел разных людей. Данельм мог выставлять выпивку всю ночь, не заметив ни одного человека.
   – Никогда в жизни его не видел, – сказал он машинально, даже не взглянув на картонку.
   – Тебе придется помочь мне, – сказал Альберт. – Иначе случиться нечто ужасное.
   – Убирайся!
   Альберт пинком захлопнул дверь.
   – И не говори, что я не предупредил тебя, – заявил он. Сидящий у него на плече Смерть Крыс подозрительно принюхивался.
   Секундой позже подбородок Гибискуса оказался прижат к крышке одного из его собственных столов.
   – И вот что, я точно знаю, что он тут был, – сказал Альберт. Он даже не запыхался. – Потому что каждый сюда приходит, раньше или позже. Посмотри еще разок.
   – Это карта Каро, – проговорил Гибискус невнятно. – Это Смерть!
   – Точно. Такой, знаешь, на белой лошади. Ты не мог его не заметить. Только он выглядел совсем не так, когда был здесь, я полагаю.
   – Давай-ка все же разберемся, – сказал трактирщик, безуспешно пытаясь вывернуться из железного захвата. – Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, видел ли я кого-то, кто не похож на эту картинку?
   – Он должен был быть со странностями. Больше, чем все остальные, – Альберт немного подумал. – И он должен был пить, как лошадь. Уж я его знаю, он всегда так делает.
   – Это Анк-Морпорк, знаешь ли…
   – Не хами, а то я разозлюсь.
   – Хочешь сказать, сейчас ты не зол?
   – Просто нетерпелив. Мы можем попробовать и злость, если хочешь.
   – Был тут… один… несколько дней назад. Не могу в точности сказать, как он выглядел…
   – А. Это он.
   – Пил, ругал игру «Вторжение Варваров», потом свалился, а потом…
   – Что?
   – Не могу припомнить. Мы просто выкинули его отсюда.
   – Через черный ход?
   – Да.
   – Но там же река.
   – Ну, большинство успевает прийти в себя, прежде чем утонуть.
   – ПИСК, – сказал Смерть Крыс.
   – Он что-нибудь говорил? – спросил Альберт, слишком увлеченный, чтобы обратить на него внимание.
   – Что-то насчет того, чтобы припомнить все, кажется. Он говорил… пьянство не помогает ему забыть. Все твердил о дверных ручках и… волосатом солнечном свете.
   – Волосатом солнечном свете?
   – Что-то вроде этого.
   Железная хватка неожиданно разжалась. Выждав минуту или две, Гибискус, соблюдая все предосторожности, повернул голову.
   За ним никого не было.
   Очень осторожно он наклонился и заглянул под столы.
 
   Альберт шагнул в предрассветный сумрак и, после некоторых колебаний, извлек свою коробку. Он открыл ее, всмотрелся в жизнеизмеритель и захлопнул крышку.
   – Ну, – сказал он. – Что там у нас на очереди?
   – ПИСК!
   – Чего?
   И тут кто-то огрел его по голове.
   Это удар не был смертельным. Тимо Ленивчик из Гильдии Воров хорошо знал, что приключается с ворами, которые убивают людей. Появляется Гильдия Убийц и составляет с ними короткий разговор, который, собственно, сводиться к «Прощай». Все, чего он хотел – это оглушить старикана, чтобы без помех очистить его карманы.
   Звук, который раздался, когда тело коснулось земли, был для него полной неожиданностью. Он напоминал звон разбившегося стакана, но с неприятными обертонами, которые звучали в ушах Тимо еще долго после того, как должны были бы утихнуть.
   Что-то взлетело вверх с поверженного тела прямо ему в лицо. Две костяные клешни вцепились ему в уши, а острая морда с силой треснула его в лоб. Он заверещал и бросился наутек.
   Смерть Крыс свалился на землю и рысцой вернулся к Альберту. Он похлопал его по щекам, несколько раз яростно пнул его и в отчаянии заехал ему по носу.
   Затем он ухватил Альберт за ворот и попытался вытащить его из канавы, но услышал предостерегающее позвякивание стекла.
   Безумные глазные впадины обернулись к главному входу «Залатанного Барабана». Костяные усики встопорщились.
   Минутой позже Гибискус приоткрыл дверь, только чтобы прекратить этот оглушительный стук.
   – Я сказал мы за…
   Нечто проскочило у него между ног, задержавшись на секунду, чтобы пнуть его в щиколотку, и устремилось к черному ходу, водя носом по полу.
 
   Хайд Парк назывался так не потому, что в нем было можно спрятаться, а скорее потому, что «хайд» когда-то был мерой площади, которую могли вспахать один человек и три с половиной быка после дождичка в четверг, а анк-морпоркцы – люди, весьма чтущие традиции, как, впрочем, и многое другое. Здесь были и деревья и трава, и озеро с настоящей рыбой. И кроме того, по причине одного из тех загадочных вывертов социального развития, парк был удивительно безопасным местом. Грабили здесь исключительно редко. Грабители не меньше прочих ценили возможность спокойно позагорать. Таким образом, парк был нейтральной территорией.
   Сейчас парк был почти полностью забит народом, невзирая на то, что смотреть пока что было не на что, за исключением рабочих, сколачивающих большую сцену над озером. Пространство позади нее было огорожено лентами из мешковины, натянутыми на колья.
   Время от времени возбужденные люди проникали за ограждение, а сразу затем – в озеро, не без помощи троллей Хризопраза.
   Среди репетирующих музыкантов Грохт и его группа сразу бросались в глаза, в частности потому, что Грохт сидел без рубахи, чтобы дать Джимбо возможность обработать его раны йодом.
   – Я думал, ты шутишь, – рычал он.
   – Я же сказал, что он у тебя в спальне, – оправдывался Подонок.
   – Ты думаешь, я смогу играть на гитаре в таком состоянии? – спросил Грохт.
   – Ты в любом состоянии не можешь на ней играть, – заметил Простак.
   – Я хочу сказать, вы только посмотрите на мою руку. Только посмотрите.
   Они посмотрели на его руку. Мама Джимбо, обработав раны, натянула на нее рукавицу. Раны были не слишком глубокие, поскольку только очень тупой леопард будет спокойно ждать, пока с него снимают штаны.
   – Рукавица, – сказал Грохт ужасным голосом. – Вы слышали когда-нибудь о серьезных музыкантах в рукавицах? Как я вообще буду играть на гитаре в варежке?
   – Как ты вообще собирался на ней играть?
   – Не понимаю, чего я с вами тремя связался? – вопросил Грохт. – Вы тормозите мой музыкальный рост. Я подумываю уйти и основать свою собственную банду.
   – Не выйдет, – заявил Джимбо. – Потому что тебе не удасться найти никого хуже нас. Давай скажем прямо: мы никуда не годимся.
   Он озвучил потаенную общую мысль. Остальные музыканты вокруг них были, по правде говоря, очень плохи. У некоторых из них были минимальные музыкальные способности, другие вообще не умели играть. Но среди них не было барабанщиков, которые не попадают по барабанам и басистов с чувством ритма, свойственным скорее дорожно-транспортному происшествию. И в основном они придерживались какого-то одного названия. Это могли быть совершенно прозаические названия, вроде «Большой Тролль и Еще Какие-то Тролли» или «Высокие Гномы», но по крайней мере они знали, кто они есть.
   – Как насчет «Мы Банда Отбросов»? – спросил Простак, засунув руки в карманы.
   – Может, мы и ужасны, – огрызнулся Грохт. – Но мы ужасны по-роковому.
   – Так, так, ну и что тут происходит? – спросил Достабль, пробираясь через мешковину. – Что вы вообще тут делаете?
   – Мы же в программе, мистер Достабль, – кротко объяснил Грохт.
   – Как вы можете быть в программе, если я даже не знаю, как вы называетесь? – сказал Достабль, раздраженно махнув в направлении постеров. – Разве там есть ваше название?
   – Вероятно, мы относимся к «Паддерживающим Бандам», – сказал Простак.
   – Что случилось с твоей рукой? – спросил Достабль.
   – Подрался с лосинами, – объяснил Грохт, зыркнув на Подонка. – Правда, мистер Достабль, дайте нам еще один шанс.
   – Посмотрим, – ответил Достабль и зашагал прочь.
   Он был слишком доволен, чтобы спорить. Сосиски в тесте разлетались со страшной скоростью, но доход с них покрывал только мелкие траты. Оказывается, на Музыке Рока можно было делать деньги такими способами, о которых он никогда и не думал – а С.Р.Б.Н. Достабль думал о деньгах все свое время.
   Например, майки. Они были пошиты из такой дрянной и тонкой хлопчатобумажной ткани, что при хорошем освещении были почти не видны и растворялись в воде.
   А он уже продал шесть сотен таких! По пять долларов штука! Все, что для этого потребовалось – это закупить их в Клатчской Оптовой Торговле по десятку за доллар и заплатить Чалки за печать – по полдоллара каждая.
   Чалки же, с несвойственной троллям инициативностью, уже успел напечатать свои собственные майки. Они гласили:
   ТщаЛКи,
   12 Чисов
   И Все Гатово.
   И люди покупали их, платили деньги за то, чтобы рекламировать мастерскую Чалки.
   Достабль в самых радужных мечтах не мог представить, что мир будет работать вот так. Все равно что смотреть, как овца сама себя стрижет. Что бы ни стало причиной этого перерождения законов коммерции, он приветствовал это обеими руками.
   Он уже продал идею обувщику Отбойлеру с Новосапожной ^[33], и сотня маек в момент разлетелась с прилавков – что было крайне нетипично для отбойлерской торговли. Люди расхватывали одежку только потому, что на ней было что-то написано! Он делал деньги. Тысячи долларов в день! И сотня звуколовок выстроилась перед сценой в ожидании голоса Бадди. Если все пойдет в том же духе, через несколько биллионов лет он будет богат так, как ему и не снилось!
   Да здравствует Музыка Рока!
   И только одно облачко омрачало эти блистательные перспективы.
   Фестиваль должен начаться в полдень. Достабль планировал выпустить первыми множество банд помельче и поплоше – то есть, все, какие тут были – чтобы закончить его Бандой. Поэтому не было никакого резона беспокоится оттого, что Банды до сих пор нет здесь. Но их до сих пор не было. Достабль беспокоился.
 
   Маленькая темная фигурка рыскала по берегам Анка, двигаясь так быстро, что размазывалась в воздухе. Она носилась отчаянными зигзагами вперед и назад, постоянно принюхиваясь.
   Люди не могли ее видеть. Зато они видели крыс. Черные, бурые и серые, они покидали пристани и приречные склады и бежали друг по дружке в неуклонном стремлении оказаться отсюда как можно дальше – и как можно скорее.
 
   Стог содрогнулся и произвел на свет Глода.
   Он выкатился на землю и застонал. Мелкий дождик орошал окружающую местность. Он посмотрел вверх, окинул взглядом бесконечные поля и на минутку скрылся за изгородью.
   Спустя некоторое время он рысцой вернулся назад, обыскал стог, нашел участок с повышенной комковатостью и отвесил по нему несколько пинков подкованным башмаком.
   – Оу!
   – Точно, – подтвердил Глод. – Доброе утро, Клифф. Привет, мир! Не думаю, что я хочу так жить – вся эта капуста, скверное пиво, все эти постоянно докучающие крысы…
   Клифф выбрался наружу.
   – Должно быть, перебрал испорченного хлорида аммония вчера вечером, – сказал он. – Моя макушка на месте?
   – Да.
   – Жалко.
   Они выволокли за ноги Асфальта и привели его в чувство несколькими мощными ударами.
   – Ты наш дорожный менеджер, – заявил Глод. – Ты должен следить, чтоб нам не было причинено никакого вреда.
   – Ну, я так и делаю, – ответил Асфальт. – Я не избиваю вас, мистер Глод. Где Бадди?
   Они обошли стог, тыкая во все выпуклости, но не обнаружили ничего, кроме сырого сена.
   Они нашли его не слишком далеко, на небольшой возвышенности. Здесь росло несколько падубов, искривленных постоянно дующими ветрами. Он сидел, прислонившись к одному из них спиной, с гитарой на коленях, и мокрые волосы облепили его лицо.
   Он спал и весь вымок.
   Дождь играл на его гитаре.
   – Конченый парень, – сказал Асфальт.
   – Нет, – возразил Глод. – Он сражен той странной силой, что вела его незнаемыми путями.
   – Ну, я и говорю – конченый.
   Дождь пошел на спад. Клифф посмотрел на небо.
   – Солнце уже высоко, – заметил он.
   – О, нет! – сказал Асфальт. – Как долго вы спали?
   – Пока не проснулись, – ответил Клифф.
   – Уже почти полдень. Куда я дел лошадей? Кто-нибудь видел телегу? Поднимите его!
   Несколькими минутами позже они уже выезжали на дорогу.
   – И знаете что? – сказал Клифф. – Вчера мы удрали так быстро, что я не думаю, что она сможет нас догнать.
   – Как ее звали-то? – спросил Глод.
   – Не знаю, – сказал тролль.
   – О, так это истинная любовь, разве нет? – спросил Глод.
   – У тебя что, в душе совсем нет романса? – сказал Клифф.
   – Взгляды, скрестившиеся в переполненном зале, – уточнил Глод. – Ну, не так чтобы…
   Они сидели по сторонам Бадди, который смотрел только вперед.
   – Заткнитесь, – сказал он, и в голосе его не слышалось ни малейшего намека на юмор.
   – Мы же просто шутим, – сказал Глод.
   – Не сметь!
   Асфальт сосредоточился на дороге, напуганный утечкой дружелюбия.
   – Я думаю, мечтаете поскорее попасть на Фестиваль, а? – спросил он чуть погодя.
   Никто ему не ответил.
   – Я думаю, там будет прорва народу, – сказал он.
   Тишину нарушали только цокот копыт и скрип телеги. Они углубились в холмы и дорога запетляла по распадку. Здесь даже речек не было, кроме как в сезон дождей. Это было мрачное место. И Асфальт чувстовал, что оно становится еще мрачнее.
   – Я думаю, получите кучу удовольствия, – заметил он в конце концов.
   – Асфальт, – сказал Глод.
   – Да, мистер Глод?
   – Следи за дорогой, чтоб тебя.
 
   Аркканцлер прохаживаясь туда-сюда, полировал свой посох. Это был замечательный посох – шести футов длиной и довольно волшебный. Он не так чтобы часто использовался в магических целях. По наблюдениям аркканцлера, если что-то нельзя уничтожить парой ударов шестифутовой дубовой палкой, оно окажется точно так же невосприимчивым и к магии.
   – Не кажется ли вам, что мы должны взять с собой старших волшебников, сэр? – спросил Прудер, пытаясь выглядеть бодро.
   – Боюсь, что если собрать их вместе в их нынешнем состоянии, то это приведет нас к… – Ридкулли попытался найти подходящее определение. – …Ни к чему хорошему не приведет. Я настоял, чтобы они остались в Университете.
   – А как насчет Дронго и остальных? – с надеждой спросил Прудер.
   – Окажутся ли они на что-то годны в случае магического разрыва чудовищных масштабов? – спросил в ответ Ридкулли. – Помню старого доброго мистера Хонга. Вот он раскладывает по тарелкам порции трески с нежным горошком, а в следующую секунду…
   – Бдыщщ? – предположил Прудер?
   – Бдыщщ? – переспросил Ридкулли. – Не сказал бы. Больше похоже на «Аиииивизззг-хрящ-хрящ-хрящ-хрясть!» – и ливень из жареной рыбы. Большой Псих Адриан выдержит дождь из чипсов?
   – Хм. Вероятно, нет, аркканцлер.
   – Вот именно. Люди только орут и суетятся. Все это ни к чему. Карман, полный подходящих чар и хорошо заряженный посох в девяти случаях из десяти избавят тебя от всяких проблем.
   – В девяти случаях из десяти?
   – Именно.
   – А сколько раз вам приходилось всем этим пользоваться, сэр?
   – Ну… мистер Хонг – раз… потом это дело с Тварью из казначеева гардероба… тот дракон, если помнишь… – губы Ридкулли беззвучно шевелились, пока он загибал пальцы. – Девять раз, вот сколько.
   – И это срабатывало каждый раз, сэр?
   – Как часы! Так что нечего волноваться. А ну-ка дорогу! Волшебники идут!
 
   Городские ворота были настеж. Когда телега миновала их, Глод наклонился вперед.
   – Мы не сразу поедем в Парк, – сказал он.
   – Но мы же опаздываем, – сказал Асфальт.
   – Это не займет много времени. Сначала отвези нас на улицу Искусных Ремесленников.
   – Но это же на той сторое реки!
   – Это очень важно. Нам надо кое-что там захватить.
   Люди заполнили улицы. В этом не было ничего необычного, за исключением того, что все они двигались в одном направлении.
   – А ты ложись-ка на дно телеги, – сказал Глод Бадди. – Нельзя допускать, чтобы молоденькие девушки обдирали с тебя одежду, слышишь, Бадди?…
   Он оглянулся. Бадди опять спал.
   – Если говорить обо мне… – начал Клифф.
   – То у тебя только набедренная повязка, – договорил Глод.
   – Ну, они бы могли сорвать ее, почему нет?
   Телега пробиралась по улицам и наконец достигла улицы Искусных Ремесленников.
   Это была улица маленьких лавочек. Здесь вы могли починить, изготовить, восстановить, скопировать и выковать все, что угодно. Горны полыхали за каждой дверью, плавильные печи дымили в каждом заднем дворе. Изготовители замысловатых яиц с часами внутри работали бок о бок с оружейниками. Столяры трудились по соседству с искусниками, которые вырезали из черного дерева столь тонкие фигурки, что в качестве пил им приходилось использовать оправленные в бронзу ножки кузнечиков. По крайней мере один из каждых четверых ремесленников изготавливал инструменты, которыми работали остальные трое. Лавки не просто упирались друг в друга – они частично пересекались, так что если плотник получал заказ на большущий стол, он прибегал к помощи доброжелательных соседей, чтобы получить необходимое для работы пространство, и пока он трудился над одним концом стола, другой его конец использовался в качестве верстака двумя ювелирами и гончаром. Здесь были лавки, где утром с вас могли снять мерку, а к вечеру вы уже получали полностью готовый кольчужный костюм и пару кольчужных штанов впридачу.
   Телега остановилась у маленькой лавочки, Глод спрыгнул на землю и прошел внутрь. До Асфальта донеслись обрывки разговора:
   – Сделал?
   – А, это вы, мистер. Как снег на голову.
   – Будет это играть? Я ведь говорил, что ты должен провести две недели в уединенной пещере под водопадом, прежде чем браться за это дело.
   – Мистер, за такие деньги я постоял под дождем с куском замши на голове. И не говорите мне, что этого недостаточно для фолк-музыки.
   Раздался приятный звук, который на секунду повис в воздухе, прежде чем исчезнуть в плотном перезвоне улицы.
   – Мы договаривались на двадцать долларов, так?
   – Это ты договаривался на двадцать, а я – на двадцать пять.
   – Тогда погоди минутку.
   Глод вышел наружу и кивнул Клиффу.
   – Все правильно, – сказал он. – Сплюнь.
   Клифф заворчал, но нащупал что-то у себя во рту.
   Они услышали, как искусный ремесленник сказал:
   – Что это за дерьмо?
   – Коренной зуб. Должен стоить по крайней мере…
   – Да, пожалуй.
   Глод появился опять, на сей раз с сумкой, которую он засунул под скамью.
   – Ну вот, – сказал он. – Вперед, в парк!
 
   Они въехали в парк через одни из задних ворот. Или, по крайней мере, попытались въехать. Два тролля заступили им путь. Они были покрыты мраморным налетом, отличающим главных головорезов хризопразовой шайки. Единомышленников у Хризопраза не было. Большинство троллей не очень хорошо понимают, как это – единомыслить.
   – Тут только для банд, – сказал один.
   – Точно, точно, – сказал второй.
   – Мы и есть Банда, – сказал Асфальт.
   – Которая? – спросил первый тролль. – У меня тут список.
   – Точно, точно.
   – Мы Банда Рока, – сказал Клифф.
   – Ха, это не вы. Я их видел. Там был такой парень, который светился, а когда он играл на гитаре, она делала: Вауауауауауауммммм иииии гнгнгнгн.