— Ради Бога, оденься!
Она вспыхнула, повернулась ко мне спиной и поспешно натянула пеньюар. Опустившись на краешек кровати и покачав головой, она воскликнула:
— Будь я проклята!
— Вот-вот. Похоже, у Брэйна не было никакого компромата на Вандру, и он придумал, как его получить. Она была подходящей жертвой: делала стремительную карьеру и начала зарабатывать приличные деньги. И Брэйн провернул дельце. Вандра не стала бы позировать ему обнаженной, и он пошел на фальшивку. Вот и результат. — Я показал на газету. — Это фотография картины из мастерской Брэйна. Во всяком случае, я думаю, что она все еще там. Держу пари, что Вандра или уже платила, чтобы заполучить картину, или вскоре начала бы платить.
Я замолчал, прокручивая эту мысль в голове. Холли взглянула на меня и заговорила:
— Может...
— Ага, — прервал ее я. — Все может быть. Тут много всего намешано. Она была на вечеринке. Золотце, кроме тебя, многие из гостей на вечеринке были вне себя, когда убили Брэйна.
Она содрогнулась:
— Но я нашла его, Шелл. Я... я почти наступила на него. — Ее красивое лицо исказилось от отвращения. — Я была в ужасе.
— Разумеется, детка. Расслабься. Все образуется. Это были просто слова — я сам не понимал, что говорю.
Она часто заморгала густыми ресницами, обрамляющими большие мечтательные глаза, и сказала:
— Спасибо, Шелл.
— Еще одно, Холли.
— Да?
— Ты говорила, что не знаешь, почему Мэйс приехал к тебе домой на следующее утро после того, как засек тебя на вечеринке, и преследовал тебя до центра города.
— Верно. Я и сейчас не знаю.
— Рассмотрим происшедшее с другой стороны. Брэйн закончил фальшивое «ню» Вандры — девушки Мэйса, не будем об этом забывать, и, возможно, уже приступил к вымогательству. Он мог угрожать, что выставит картину в витрине своей мастерской. Вандра, естественно, знала, что на картине изображено не ее тело, но это ее не спасло бы. То же самое можно сказать и о Мэйсе, если он видел картину. Далее. В ночь убийства Мэйс ожидал снаружи Вандру. Он видел, как ты убежала оттуда, даже не остановившись, когда он тебя окликнул. Потом он узнал, что Брэйн мертв. Он парень сообразительный. К тому же накануне он застал тебя в мастерской позирующей обнаженной для картины. Мэйс мог сложить два и два и сделать единственно правильный вывод, что на картине изображено твое тело. Однако он мог пойти дальше и решить, что ты была заодно с Брэйном в шантаже. Это вполне логично. По крайней мере, объясняет, почему на следующее утро он не поленился отыскать твой адрес и поехать к тебе домой.
С минуту я колебался, потом продолжил:
— Знаешь, Мэйс не только считает тебя сообщницей Брэйна в шантаже, но и думает, что его прихлопнула ты.
Она нахмурилась и яростно возразила:
— Это же глупо! — Вздохнув, она добавила: — Но логично.
— Не волнуйся, я не думаю так, как Мэйс.
На какое-то время воцарилось молчание — мы оба размышляли. Надевая пеньюар, Холли уронила газету на пол. Я поднял ее, сел на стул и впервые прочитал хронику. Имя Вандры не упоминалось вовсе, зато репортер обыграл обнаружение картины в мастерской как шаг в расследовании убийства Брэйна. Но даже без имен хлопот не оберешься. И, судя по всему, меня ожидал отнюдь не рай.
До сих пор я видел две картинки, которые Брэйн использовал для шантажа. Одна — глянцевый снимок Конни восемь на десять; вторая — картина с головой Вандры Прайс и телом Холли. Этот Брэйн — многосторонняя личность. Времени у меня не было, да и не хватило наглости потребовать фотографию у Барбары Фон. Однако Холли упоминала о копии фотографии, которой ее шантажировал Брэйн. Я хотел ее видеть. И дело вовсе не в том, о чем вы наверняка подумали.
— Холли, — сказал я, — ну-ка оденься.
— Тебя волнует мой вид?
— Еще как. Но нам предстоит слетать кое-куда, и ты не можешь ехать в таком виде.
— В царство Любви?
— Гм. К тебе домой.
— Ну ты и чудак. То велишь мне раздеться, то одеться. Сам не знаешь, чего хочешь?
Я ухмыльнулся.
— Я-то знаю, чего хочу. Но сейчас мне нужно видеть ту фотографию, что тебе прислал Брэйн. Она ведь у тебя дома?
— Да. И поэтому мы отправимся ко мне?
— Угу.
Я на миг задумался. Холли я привез в этот отель именно для того, чтобы она и близко не подходила к своему дому, где она могла попасть в руки громил Мэйса. И мне очень не хотелось везти ее домой из опасения, что за ее домом следят.
— Послушай, Холли. Я хочу взглянуть на ту фотографию, но тебе, пожалуй, лучше подождать здесь. Дома тебя могут ожидать неприятности.
— Я поеду с тобой, — решительно заявила она. — Сам ты никогда не найдешь ту фотографию. Я ее заперла и спрятала ключ. К тому же мне чертовски надоело в этой конуре.
Я покачал головой.
— Это может быть опасно, Холли. Зачем тебе лишние неприятности?
— Все равно я не скажу тебе, где фотография. Да ты ее и не найдешь без меня. Я еду с тобой.
Она не шутила. Вообще-то, если Мэйс выставлял своих громил у дома Холли, их, скорее всего, уже там не было. Если кого они и искали сейчас, так это меня.
— Мне это совсем не нравится, — помрачнел я.
Она улыбнулась:
— Ничего, понравится. Который час?
Я взглянул на свои часы:
— Шесть. А что?
Ее чудесные губы искривились в лукавой усмешке.
— Если ты опасаешься, что кто-то нас заметит, может, лучше подождать немного? Пока не стемнеет?
— Пока, — в горле у меня опять пересохло, — не стемнеет?
— Угу. Меньше шансов, что нас увидят. Через пару часов уже будет темно. — Она помолчала, глядя на меня — сквозь полуприкрытые веки. Потом похлопала ладонью до постели рядом с собой. — Иди сюда, Шелл.
— Пожалуй, не стоит.
— О, глупенький. Я же тебя не укушу. Неужели ты мне не доверяешь?
— Доверяю, конечно.
— Я не собираюсь перерезать тебе горло.
Я сглотнул.
— О'кей, но... — Я не договорил, подошел к кровати и сел рядом с ней. — Может, рискнуть?
— Фью! — присвистнула она. Я ее разочаровал — Я имею в виду другое. Явимся в твой дом средь бела дня. Эффект внезапности, а?
— Нет, Шелл. Ты был очень мил и помог мне. И продолжаешь возиться со мной. Но ты ведешь себя странно Скажи честно, ты же не думаешь, что я имею какое-то отношение к... к тому... что случилось с Брэйном?
Я ответил не задумываясь:
— Конечно, не думаю.
— Спасибо. — Голос ее был похож на мягкий, нежный шелест.
Она протянула руку, словно собиралась потрепать меня по щеке. Но вдруг опомнилась и потуже запахнула свой пеньюар Однако было уже поздно.
Она заговорила опять, на этот раз чуть осипшим голосом:
— Поцелуй меня, Шелл. Поцелуй меня еще раз. Поцелуй так, как будто этого ужаса и не было.
Я наклонился к ней и, не дотрагиваясь руками, прижался своими губами к ее губам. Это совсем не походило на поцелуй Констанцы. Губы Холли были прохладными, мягкими, бархатистыми. Наш поцелуй растянулся на целую вечность. Потом ее руки обвились вокруг моей шеи, и я прижал ее к себе.
И этот поцелуй отнюдь не был прощальным.
Глава 16
Глава 17
Она вспыхнула, повернулась ко мне спиной и поспешно натянула пеньюар. Опустившись на краешек кровати и покачав головой, она воскликнула:
— Будь я проклята!
— Вот-вот. Похоже, у Брэйна не было никакого компромата на Вандру, и он придумал, как его получить. Она была подходящей жертвой: делала стремительную карьеру и начала зарабатывать приличные деньги. И Брэйн провернул дельце. Вандра не стала бы позировать ему обнаженной, и он пошел на фальшивку. Вот и результат. — Я показал на газету. — Это фотография картины из мастерской Брэйна. Во всяком случае, я думаю, что она все еще там. Держу пари, что Вандра или уже платила, чтобы заполучить картину, или вскоре начала бы платить.
Я замолчал, прокручивая эту мысль в голове. Холли взглянула на меня и заговорила:
— Может...
— Ага, — прервал ее я. — Все может быть. Тут много всего намешано. Она была на вечеринке. Золотце, кроме тебя, многие из гостей на вечеринке были вне себя, когда убили Брэйна.
Она содрогнулась:
— Но я нашла его, Шелл. Я... я почти наступила на него. — Ее красивое лицо исказилось от отвращения. — Я была в ужасе.
— Разумеется, детка. Расслабься. Все образуется. Это были просто слова — я сам не понимал, что говорю.
Она часто заморгала густыми ресницами, обрамляющими большие мечтательные глаза, и сказала:
— Спасибо, Шелл.
— Еще одно, Холли.
— Да?
— Ты говорила, что не знаешь, почему Мэйс приехал к тебе домой на следующее утро после того, как засек тебя на вечеринке, и преследовал тебя до центра города.
— Верно. Я и сейчас не знаю.
— Рассмотрим происшедшее с другой стороны. Брэйн закончил фальшивое «ню» Вандры — девушки Мэйса, не будем об этом забывать, и, возможно, уже приступил к вымогательству. Он мог угрожать, что выставит картину в витрине своей мастерской. Вандра, естественно, знала, что на картине изображено не ее тело, но это ее не спасло бы. То же самое можно сказать и о Мэйсе, если он видел картину. Далее. В ночь убийства Мэйс ожидал снаружи Вандру. Он видел, как ты убежала оттуда, даже не остановившись, когда он тебя окликнул. Потом он узнал, что Брэйн мертв. Он парень сообразительный. К тому же накануне он застал тебя в мастерской позирующей обнаженной для картины. Мэйс мог сложить два и два и сделать единственно правильный вывод, что на картине изображено твое тело. Однако он мог пойти дальше и решить, что ты была заодно с Брэйном в шантаже. Это вполне логично. По крайней мере, объясняет, почему на следующее утро он не поленился отыскать твой адрес и поехать к тебе домой.
С минуту я колебался, потом продолжил:
— Знаешь, Мэйс не только считает тебя сообщницей Брэйна в шантаже, но и думает, что его прихлопнула ты.
Она нахмурилась и яростно возразила:
— Это же глупо! — Вздохнув, она добавила: — Но логично.
— Не волнуйся, я не думаю так, как Мэйс.
На какое-то время воцарилось молчание — мы оба размышляли. Надевая пеньюар, Холли уронила газету на пол. Я поднял ее, сел на стул и впервые прочитал хронику. Имя Вандры не упоминалось вовсе, зато репортер обыграл обнаружение картины в мастерской как шаг в расследовании убийства Брэйна. Но даже без имен хлопот не оберешься. И, судя по всему, меня ожидал отнюдь не рай.
До сих пор я видел две картинки, которые Брэйн использовал для шантажа. Одна — глянцевый снимок Конни восемь на десять; вторая — картина с головой Вандры Прайс и телом Холли. Этот Брэйн — многосторонняя личность. Времени у меня не было, да и не хватило наглости потребовать фотографию у Барбары Фон. Однако Холли упоминала о копии фотографии, которой ее шантажировал Брэйн. Я хотел ее видеть. И дело вовсе не в том, о чем вы наверняка подумали.
— Холли, — сказал я, — ну-ка оденься.
— Тебя волнует мой вид?
— Еще как. Но нам предстоит слетать кое-куда, и ты не можешь ехать в таком виде.
— В царство Любви?
— Гм. К тебе домой.
— Ну ты и чудак. То велишь мне раздеться, то одеться. Сам не знаешь, чего хочешь?
Я ухмыльнулся.
— Я-то знаю, чего хочу. Но сейчас мне нужно видеть ту фотографию, что тебе прислал Брэйн. Она ведь у тебя дома?
— Да. И поэтому мы отправимся ко мне?
— Угу.
Я на миг задумался. Холли я привез в этот отель именно для того, чтобы она и близко не подходила к своему дому, где она могла попасть в руки громил Мэйса. И мне очень не хотелось везти ее домой из опасения, что за ее домом следят.
— Послушай, Холли. Я хочу взглянуть на ту фотографию, но тебе, пожалуй, лучше подождать здесь. Дома тебя могут ожидать неприятности.
— Я поеду с тобой, — решительно заявила она. — Сам ты никогда не найдешь ту фотографию. Я ее заперла и спрятала ключ. К тому же мне чертовски надоело в этой конуре.
Я покачал головой.
— Это может быть опасно, Холли. Зачем тебе лишние неприятности?
— Все равно я не скажу тебе, где фотография. Да ты ее и не найдешь без меня. Я еду с тобой.
Она не шутила. Вообще-то, если Мэйс выставлял своих громил у дома Холли, их, скорее всего, уже там не было. Если кого они и искали сейчас, так это меня.
— Мне это совсем не нравится, — помрачнел я.
Она улыбнулась:
— Ничего, понравится. Который час?
Я взглянул на свои часы:
— Шесть. А что?
Ее чудесные губы искривились в лукавой усмешке.
— Если ты опасаешься, что кто-то нас заметит, может, лучше подождать немного? Пока не стемнеет?
— Пока, — в горле у меня опять пересохло, — не стемнеет?
— Угу. Меньше шансов, что нас увидят. Через пару часов уже будет темно. — Она помолчала, глядя на меня — сквозь полуприкрытые веки. Потом похлопала ладонью до постели рядом с собой. — Иди сюда, Шелл.
— Пожалуй, не стоит.
— О, глупенький. Я же тебя не укушу. Неужели ты мне не доверяешь?
— Доверяю, конечно.
— Я не собираюсь перерезать тебе горло.
Я сглотнул.
— О'кей, но... — Я не договорил, подошел к кровати и сел рядом с ней. — Может, рискнуть?
— Фью! — присвистнула она. Я ее разочаровал — Я имею в виду другое. Явимся в твой дом средь бела дня. Эффект внезапности, а?
— Нет, Шелл. Ты был очень мил и помог мне. И продолжаешь возиться со мной. Но ты ведешь себя странно Скажи честно, ты же не думаешь, что я имею какое-то отношение к... к тому... что случилось с Брэйном?
Я ответил не задумываясь:
— Конечно, не думаю.
— Спасибо. — Голос ее был похож на мягкий, нежный шелест.
Она протянула руку, словно собиралась потрепать меня по щеке. Но вдруг опомнилась и потуже запахнула свой пеньюар Однако было уже поздно.
Она заговорила опять, на этот раз чуть осипшим голосом:
— Поцелуй меня, Шелл. Поцелуй меня еще раз. Поцелуй так, как будто этого ужаса и не было.
Я наклонился к ней и, не дотрагиваясь руками, прижался своими губами к ее губам. Это совсем не походило на поцелуй Констанцы. Губы Холли были прохладными, мягкими, бархатистыми. Наш поцелуй растянулся на целую вечность. Потом ее руки обвились вокруг моей шеи, и я прижал ее к себе.
И этот поцелуй отнюдь не был прощальным.
Глава 16
— Холли, — сказал я, — ты прекрасно смотришься в черном.
— Если бы ты видел меня в черных кружевах!
Я улыбнулся ее отражению в зеркале:
— Надеюсь, я доживу до этого.
Она была в темной юбке и черном свитере, в которых подбежала ко мне тогда, на следующее утро после убийства. Та же одежда. Но выглядела Холли совсем иначе. Посвежела после долгого сна, ее кожа порозовела и словно светилась. Она закончила расчесывать свои белокурые волосы и сидела за туалетным столиком, вглядываясь в чуть косо висевшее зеркало, потом принялась наносить губной помадой последние штрихи на свои роскошные губы.
Она повернулась ко мне и улыбнулась:
— Ну вот, как заново родилась.
Я молча глазел на нее.
— Ну, скажи же что-нибудь, — потребовала она.
— Ты красивая, Холли. Ты изумительная.
— Так-то лучше, — весело прощебетала она. — Женщины любят комплименты. Ну, давай, говори.
— Хватит с тебя.
Она сделала вид, что надулась, и вдруг спросила:
— Ты готов? Уже давно стемнело.
Я поглядел в окно на вечернее небо:
— Пожалуй. Ты непременно хочешь поехать со мной?
— Непременно. Особенно теперь.
Я подошел к ней сзади, наклонился, отодвинул носом ее волосы и поцеловал в шею. Она дернула головой и простонала:
— Не надо, Шелл, отстань.
Я отстал.
— Ты зверь! — воскликнула она.
Я улыбнулся:
— Пошли. Мы и так уже потеряли уйму времени.
Ее фиалковые глаза сверкнули:
— Потеряли! Ну и ну! Мне это нравится. Это надо же...
— Шучу, шучу, — спохватился я.
— То-то же. — Она встала, улыбнувшись.
Мы спустились вниз. Я открыл перед ней дверцу «кадиллака», затем обошел машину и сел за руль Меня поразило выражение лица Холли: ее брови насупились, рот приоткрылся.
— Шелл, — с придыханием спросила она, — что это?
Дрожащим пальцем она показывала на отверстие в ветровом стекле.
— Насчет этого не беспокойся, милая.
— Но что это? Пулевое отверстие?
— Да. Я же говорил тебе, что парни не шутят. Они играют всерьез.
Я завел двигатель и отъехал от обочины. Холли придвинулась ко мне вплотную. Когда мы выехали на бульвар Уилшир, она подсказывала мне, как проехать к ее дому на улице Берендо.
Внезапно она сказала:
— Разве не забавно, Шелл, что я почти ничего о тебе не знаю?
— Ты знаешь обо мне столько же, сколько я о тебе.
— Пожалуй. Ну, расскажи мне о себе. Я все хочу знать о тебе.
— Ничего особенного. Вырос я здесь. Некоторое время работал в доках. Потом четыре года моим бизнесом было убийство. А после всего я открыл тут агентство. Вот, собственно, и все.
— Что это за четыре года?
— Годы войны, золотце. Я был морским пехотинцем.
— Но это же не убийство.
— Неужели?
Помолчав, она поинтересовалась:
— А что сейчас? Где ты живешь? Что ты делаешь, кроме слежки? — Улыбаясь, она крепко сжала мою руку.
Повернув налево, на Уилшир, я направился в сторону Берендо.
— Ты знаешь клуб «Уилшир-кантри» в Голливуде? — спросил я.
— Ага. Ты живешь там?
— Не совсем. Через улицу от него, в апартаментах отеля «Спартанец» на Норт-Россмор. Навести меня как-нибудь, и я покажу тебе моих рыб.
— Рыб?
— Угу. Маленьких тропических рыбок. Разных. У меня два аквариума с рыбками.
— Никаких гравюр?
— С рыбками гравюры мне ни к чему.
Она тихо рассмеялась:
— Поехали прямо сейчас. Я хочу посмотреть на твоих рыбок.
— Бесстыжая девка.
— Точно. Поехали.
— Не теперь. Сначала дело. Но приглашение остается в силе. Правда, мне придется приглядывать за тобой. Через две двери по коридору от меня живет некий доктор Пол Энсон с блуждающим взглядом и умением находить подход к больным. Он может подстеречь тебя и попытаться заманить к себе коллекцией медицинских фотографий. Я бы тебя ему не доверил.
— Но ты ведь сможешь защитить меня от доктора с его вожделеющим взглядом?
Я сжал ее мягкое плечо;
— Смогу.
Она прижалась ко мне еще теснее, но, как ни приятно мне было, мы уже подъезжали к ее дому. Разумеется, я мог бы проскочить мимо него и выехать на шоссе. И погнать по побережью. В Мексику. Или на восток, в Лас-Вегас. Куда угодно. Чтобы просто наслаждаться жизнью, расслабиться, удалиться от убийства, насилия, крови. Было бы восхитительно путешествовать вот так, с Холли, держащей меня за руку и положившей голову на мое плечо, а нас бы обдувал свежий ночной ветерок.
Однако вместо этого я медленно объехал квартал, где находился дом Холли, и не увидел ни одной машины, припаркованной поблизости. Я остановился перед ее домом, оставив мотор включенным. Две-три минуты мы сидели молча, потом я попросил:
— Дай мне твой ключ, Холли. От входной двери.
— Но почему?
— Я не собираюсь сразу входить. Хочу порезвиться немного. Может, увижу кого, кто тут болтается.
Она дала мне ключ, и я подошел к двери, отпер ее, нащупал внутри выключатель, зажег свет и вернулся к машине.
— Зачем такие хитрости? — спросила Холли.
— Не думаю, чтобы кто-то следил за домом. Но если это так, они решат, что ты вернулась домой. Так что подождем немного.
Мы ждали. Мотор еле слышно мурлыкал на холостых оборотах, скорость была включена, а педаль сцепления выжата на всякий случай. Ничего не случилось. Но мы продолжали тихо сидеть в темноте. Луна почти полностью скрылась за облака.
— О'кей, детка. Бегом! — велел я.
Выключив двигатель, я оставил ключ в замке зажигания. Мы вошли в дом.
— Полагаю, свет нам понадобится. Но не будем здесь задерживаться.
Она молча кивнула и, пересекая гостиную, сказала:
— Я достану фотографию.
Я остановил ее и спросил:
— Ты вроде говорила, что не имеешь понятия, как Брэйн сделал снимок?
Она обернулась:
— Да. Он где-то застал меня врасплох, но я не знаю, как это могло случиться.
Продолжая размышлять, я задал новый вопрос:
— Брэйн никогда не расставался со своей фотокамерой, а не было ли у него возможности проникать на съемки на студии и делать там неожиданные снимки?
Она покачала головой:
— Вряд ли. На студии очень строго следят за этим.
— Оно и понятно.
Холли вышла в соседнюю комнату. Прежде я не расспрашивал Холли о той фотографии. Мне казалось неприличным интересоваться, как другой мужчина сфотографировал ее голой. Да еще парень вроде Брэйна. Сейчас мне было легче сделать это.
Однако на душе было тревожно из-за опасения, что могут заявиться незваные гости. Беспокоило меня и непривычное отсутствие пушки под мышкой. Я весь извелся, пока не вернулась Холли и не сказала:
— Вот она.
— Могу я взглянуть на нее?
— Разумеется, — усмехнулась Холли. — У меня не осталось секретов от тебя, разве не так?
Не ответив, я взял фотографию. Она была отглянцована, но глянец не был одинаково ровным по всей поверхности, словно глянцеватель был небрежно провощен. Судя по качеству этих «подпольных» фотографий, Брэйн делал всю техническую работу сам. И мелкие огрехи для него не имели особого значения. Во всяком случае, пока я рассматривал фотографию, она действительно казалась мне прекрасной, а не ужасной, как я опасался. Это была, несомненно, Холли. И выглядела она даже лучше, чем на картине. Хотя никакая картина или фотография не могли адекватно отразить красоту Холли.
Фотография была черно-белой, но я сразу узнал ее фиалковые глаза и обольстительные ярко-красные губы. Ее волосы, которые я привык видеть распущенными по плечам, были строго подобраны наверх, и я тут же решил попросить ее сделать как-нибудь такую прическу для меня.
И она была в чем мать родила.
Она смотрела чуть вправо, ее губы были приоткрыты в полуулыбке. Ее влажное тело блестело, на гладких плечах сверкали капельки воды.
Фон был не в фокусе, смазан, чего нельзя было сказать о самой Холли. Каждая линия ее тела была отчетливо видна, резко выделялись даже водяные капли. Превосходный фокус! У ее ног на полу валялось скомканное полотенце.
— Холли, ты словно только что вышла из душа. Что за черт? Мог Брэйн попасть сюда, в дом?
— Он никогда здесь не был.
— Не мог он сделать снимок снаружи? Может, ты выскочила на звонок телефона или еще что?
Она пожала плечами:
— Не знаю. Может быть. Он как раз тут. — Она кивнула в сторону телефона, стоявшего на маленькой подставке рядом с креслом. — Если бы я была в душе и выбежала ответить по телефону, то непременно завернулась бы в полотенце. Даже если бы в доме никого не было. Это естественно для любой девушки.
— Да? — Я откровенно ухмыльнулся.
— Да. — Она скорчила рожицу.
— Но в тот раз полотенце с тебя соскользнуло.
— Да уж, — улыбнулась она.
Я пристально разглядывал фотографию, пока Холли не спросила:
— Ты хочешь запечатлеть ее в памяти?
— Угу, — совершенно серьезно ответил я, — каждую линию.
Соприкасаясь головами, мы вместе рассматривали снимок еще некоторое время, пытаясь сообразить, где он мог быть сделан. Я размышлял, уже не бродил ли Брэйн по округе, заглядывая в окна и забираясь на балконы. И при этом, по-видимому, наслаждался игрой. Пока не доигрался до операции на горле. Чем больше я узнавал о Брэйне, тем справедливее мне казалась постигшая его участь. Я чувствовал себя все более тревожно. Здесь мы уже сделали все, что могли, и пора было поспешить в более людное место. Во всяком случае, в другое место.
— Холли, — спросил я, — у тебя в доме нет, случайно, пушки? С ней я бы чувствовал себя увереннее.
— Нет. Я боюсь оружия.
Я стоял у большого окна, выходившего на фасад дома, и собирался сказать: «По коням!», когда услышал негромкий визг тормозов и увидел автомобиль, остановившийся напротив и погасивший фары.
Я нажал выключатель у двери, потушив свет в гостиной, и присмотрелся к автомобилю. В сгустившихся сумерках я разглядел лишь силуэты двух мужчин. Они вылезли из автомобиля и захлопнули дверцы. Водитель обошел автомобиль и присоединился к тому, кто стоял ближе к дому.
Я повернулся к Холли:
— Похоже, нас ждут неприятности, дорогая. Уходи через черный ход. Когда услышишь тут шум, беги к «кадиллаку» и уезжай. Ключи в машине.
— Нет.
Те двое направились к крыльцу дома. Я не видел их лиц, не знал, вооружены они или нет, но, кажется, уже догадывался, кто они.
А эта деваха говорит мне «нет».
— Черт тебя побери, Холли! Я сказал — убирайся! — торопливо проговорил я, не спуская глаза с приближающихся парней. — Делай, что тебе говорят. Совершенно ни к чему обоим подвергаться опасности. Позже я тебе позвоню.
Глядя на меня встревоженными глазами, она затрясла головой:
— Шелл, я не хочу...
Я резко повернулся к ней и схватил ее за руки.
— Будь ты проклята! Скройся, тебе говорят! — Я порылся в карманах брюк и достал кольцо с ключами. — Вот, возьми. Если тебе удастся улизнуть, отправляйся ко мне домой. Жди меня там. Можешь поиграть пока с рыбками.
— Я... — начала она, но я сунул ей ключи в руку и подтолкнул к двери.
Она исчезла в задней части дома как раз тогда, когда я услышал шаги двух парней на крыльце всего в нескольких футах от входа.
Холли должна была уже выходить из дома, если послушалась меня. Когда она будет на улице, ей потребуется всего несколько секунд, чтобы уехать на моем «кадиллаке». В одном у меня не было сомнений: я не хотел, чтобы кто-то сделал дырки в этом роскошном теле.
Я стоял сбоку от двери, сжимая одной рукой ручку, и вдруг сообразил, что в другой все еще держу фотографию. Отбросив ее, я ждал, что предпримут визитеры. Может, они просто постучат или позвонят. Глупо бы я выглядел, если бы напал на пару коммивояжеров.
Я услышал глухие голоса и убедился, что это отнюдь не коммивояжеры. Это были мои старые приятели Датч и Флем. Моя правая рука машинально потянулась к пустой кобуре. Я выругался про себя и снова схватился за дверную ручку.
Послышался топот, потом один из них сказал: «Пошли», и я понял, что они сейчас войдут.
Я их опередил. Они знали, что в доме кто-то есть, может, даже подозревали о моем присутствии, но никак не ожидали, что я выскочу им навстречу.
Я распахнул дверь и бросился на них, низко пригнув голову, настороженно озираясь по сторонам и растопырив руки. Я врезался в одного из них, он потерял равновесие и грохнулся на спину. Моя правая рука обхватила другого за талию. Сжав талию извивавшегося парня обеими руками, я прыгнул вверх и вперед и приземлился на лежавшего на полу. На пару секунд возникла куча мала с массой рук и ног, дергавшихся и извивавшихся, как угри. Я услышал скрежет стартера моего «кадиллака», и тут что-то твердое скользнуло по моему черепу.
«Кадиллак» отъехал от обочины. Теперь, что бы ни случилось, Холли уже вне опасности. Мы втроем сцепились на крыльце. Я бил руками, коленями, ступнями, надеясь попасть в самые уязвимые места. Вслепую ребром руки я содрал чью-то кожу и, поднимаясь на колени, локтем нанес сильный удар назад и радостно оскалился, услышав вопль боли.
Передо мной неожиданно закачалось чье-то лицо, я узнал мерзкие черты Датча. Во мне закипела ярость — я видел перед собой сукина сына, разгромившего мой офис и доставившего мне кучу неприятностей.
Я дотянулся до него, схватил обеими руками за шею и трахнул головой об пол. Его голова громко стукнулась, я прижал ее к полу левой рукой, отвел подальше правый кулак и врезал им по его лицу. Почувствовав, как что-то хрустнуло и сломалось под костяшками моих пальцев, я опять отвел кулак, горя желанием повторить удар. Я собирался забить подонка до смерти.
Однако это не могло продолжаться долго. Может, действительно не следует бить лежачего. Тем более когда за спиной еще один недруг. И все же я успел осуществить задуманное: вмазал кулаком по чему-то липкому подо мной. Но этот удар стал моим последним, впрочем, как и ощущение реальности.
Как я уже говорил, это не могло долго длиться. Вторично в этот чудесный день все померкло перед моими глазами.
На мгновение я вновь вступил в общение с созвездиями. Потом темнота обволокла меня.
— Если бы ты видел меня в черных кружевах!
Я улыбнулся ее отражению в зеркале:
— Надеюсь, я доживу до этого.
Она была в темной юбке и черном свитере, в которых подбежала ко мне тогда, на следующее утро после убийства. Та же одежда. Но выглядела Холли совсем иначе. Посвежела после долгого сна, ее кожа порозовела и словно светилась. Она закончила расчесывать свои белокурые волосы и сидела за туалетным столиком, вглядываясь в чуть косо висевшее зеркало, потом принялась наносить губной помадой последние штрихи на свои роскошные губы.
Она повернулась ко мне и улыбнулась:
— Ну вот, как заново родилась.
Я молча глазел на нее.
— Ну, скажи же что-нибудь, — потребовала она.
— Ты красивая, Холли. Ты изумительная.
— Так-то лучше, — весело прощебетала она. — Женщины любят комплименты. Ну, давай, говори.
— Хватит с тебя.
Она сделала вид, что надулась, и вдруг спросила:
— Ты готов? Уже давно стемнело.
Я поглядел в окно на вечернее небо:
— Пожалуй. Ты непременно хочешь поехать со мной?
— Непременно. Особенно теперь.
Я подошел к ней сзади, наклонился, отодвинул носом ее волосы и поцеловал в шею. Она дернула головой и простонала:
— Не надо, Шелл, отстань.
Я отстал.
— Ты зверь! — воскликнула она.
Я улыбнулся:
— Пошли. Мы и так уже потеряли уйму времени.
Ее фиалковые глаза сверкнули:
— Потеряли! Ну и ну! Мне это нравится. Это надо же...
— Шучу, шучу, — спохватился я.
— То-то же. — Она встала, улыбнувшись.
Мы спустились вниз. Я открыл перед ней дверцу «кадиллака», затем обошел машину и сел за руль Меня поразило выражение лица Холли: ее брови насупились, рот приоткрылся.
— Шелл, — с придыханием спросила она, — что это?
Дрожащим пальцем она показывала на отверстие в ветровом стекле.
— Насчет этого не беспокойся, милая.
— Но что это? Пулевое отверстие?
— Да. Я же говорил тебе, что парни не шутят. Они играют всерьез.
Я завел двигатель и отъехал от обочины. Холли придвинулась ко мне вплотную. Когда мы выехали на бульвар Уилшир, она подсказывала мне, как проехать к ее дому на улице Берендо.
Внезапно она сказала:
— Разве не забавно, Шелл, что я почти ничего о тебе не знаю?
— Ты знаешь обо мне столько же, сколько я о тебе.
— Пожалуй. Ну, расскажи мне о себе. Я все хочу знать о тебе.
— Ничего особенного. Вырос я здесь. Некоторое время работал в доках. Потом четыре года моим бизнесом было убийство. А после всего я открыл тут агентство. Вот, собственно, и все.
— Что это за четыре года?
— Годы войны, золотце. Я был морским пехотинцем.
— Но это же не убийство.
— Неужели?
Помолчав, она поинтересовалась:
— А что сейчас? Где ты живешь? Что ты делаешь, кроме слежки? — Улыбаясь, она крепко сжала мою руку.
Повернув налево, на Уилшир, я направился в сторону Берендо.
— Ты знаешь клуб «Уилшир-кантри» в Голливуде? — спросил я.
— Ага. Ты живешь там?
— Не совсем. Через улицу от него, в апартаментах отеля «Спартанец» на Норт-Россмор. Навести меня как-нибудь, и я покажу тебе моих рыб.
— Рыб?
— Угу. Маленьких тропических рыбок. Разных. У меня два аквариума с рыбками.
— Никаких гравюр?
— С рыбками гравюры мне ни к чему.
Она тихо рассмеялась:
— Поехали прямо сейчас. Я хочу посмотреть на твоих рыбок.
— Бесстыжая девка.
— Точно. Поехали.
— Не теперь. Сначала дело. Но приглашение остается в силе. Правда, мне придется приглядывать за тобой. Через две двери по коридору от меня живет некий доктор Пол Энсон с блуждающим взглядом и умением находить подход к больным. Он может подстеречь тебя и попытаться заманить к себе коллекцией медицинских фотографий. Я бы тебя ему не доверил.
— Но ты ведь сможешь защитить меня от доктора с его вожделеющим взглядом?
Я сжал ее мягкое плечо;
— Смогу.
Она прижалась ко мне еще теснее, но, как ни приятно мне было, мы уже подъезжали к ее дому. Разумеется, я мог бы проскочить мимо него и выехать на шоссе. И погнать по побережью. В Мексику. Или на восток, в Лас-Вегас. Куда угодно. Чтобы просто наслаждаться жизнью, расслабиться, удалиться от убийства, насилия, крови. Было бы восхитительно путешествовать вот так, с Холли, держащей меня за руку и положившей голову на мое плечо, а нас бы обдувал свежий ночной ветерок.
Однако вместо этого я медленно объехал квартал, где находился дом Холли, и не увидел ни одной машины, припаркованной поблизости. Я остановился перед ее домом, оставив мотор включенным. Две-три минуты мы сидели молча, потом я попросил:
— Дай мне твой ключ, Холли. От входной двери.
— Но почему?
— Я не собираюсь сразу входить. Хочу порезвиться немного. Может, увижу кого, кто тут болтается.
Она дала мне ключ, и я подошел к двери, отпер ее, нащупал внутри выключатель, зажег свет и вернулся к машине.
— Зачем такие хитрости? — спросила Холли.
— Не думаю, чтобы кто-то следил за домом. Но если это так, они решат, что ты вернулась домой. Так что подождем немного.
Мы ждали. Мотор еле слышно мурлыкал на холостых оборотах, скорость была включена, а педаль сцепления выжата на всякий случай. Ничего не случилось. Но мы продолжали тихо сидеть в темноте. Луна почти полностью скрылась за облака.
— О'кей, детка. Бегом! — велел я.
Выключив двигатель, я оставил ключ в замке зажигания. Мы вошли в дом.
— Полагаю, свет нам понадобится. Но не будем здесь задерживаться.
Она молча кивнула и, пересекая гостиную, сказала:
— Я достану фотографию.
Я остановил ее и спросил:
— Ты вроде говорила, что не имеешь понятия, как Брэйн сделал снимок?
Она обернулась:
— Да. Он где-то застал меня врасплох, но я не знаю, как это могло случиться.
Продолжая размышлять, я задал новый вопрос:
— Брэйн никогда не расставался со своей фотокамерой, а не было ли у него возможности проникать на съемки на студии и делать там неожиданные снимки?
Она покачала головой:
— Вряд ли. На студии очень строго следят за этим.
— Оно и понятно.
Холли вышла в соседнюю комнату. Прежде я не расспрашивал Холли о той фотографии. Мне казалось неприличным интересоваться, как другой мужчина сфотографировал ее голой. Да еще парень вроде Брэйна. Сейчас мне было легче сделать это.
Однако на душе было тревожно из-за опасения, что могут заявиться незваные гости. Беспокоило меня и непривычное отсутствие пушки под мышкой. Я весь извелся, пока не вернулась Холли и не сказала:
— Вот она.
— Могу я взглянуть на нее?
— Разумеется, — усмехнулась Холли. — У меня не осталось секретов от тебя, разве не так?
Не ответив, я взял фотографию. Она была отглянцована, но глянец не был одинаково ровным по всей поверхности, словно глянцеватель был небрежно провощен. Судя по качеству этих «подпольных» фотографий, Брэйн делал всю техническую работу сам. И мелкие огрехи для него не имели особого значения. Во всяком случае, пока я рассматривал фотографию, она действительно казалась мне прекрасной, а не ужасной, как я опасался. Это была, несомненно, Холли. И выглядела она даже лучше, чем на картине. Хотя никакая картина или фотография не могли адекватно отразить красоту Холли.
Фотография была черно-белой, но я сразу узнал ее фиалковые глаза и обольстительные ярко-красные губы. Ее волосы, которые я привык видеть распущенными по плечам, были строго подобраны наверх, и я тут же решил попросить ее сделать как-нибудь такую прическу для меня.
И она была в чем мать родила.
Она смотрела чуть вправо, ее губы были приоткрыты в полуулыбке. Ее влажное тело блестело, на гладких плечах сверкали капельки воды.
Фон был не в фокусе, смазан, чего нельзя было сказать о самой Холли. Каждая линия ее тела была отчетливо видна, резко выделялись даже водяные капли. Превосходный фокус! У ее ног на полу валялось скомканное полотенце.
— Холли, ты словно только что вышла из душа. Что за черт? Мог Брэйн попасть сюда, в дом?
— Он никогда здесь не был.
— Не мог он сделать снимок снаружи? Может, ты выскочила на звонок телефона или еще что?
Она пожала плечами:
— Не знаю. Может быть. Он как раз тут. — Она кивнула в сторону телефона, стоявшего на маленькой подставке рядом с креслом. — Если бы я была в душе и выбежала ответить по телефону, то непременно завернулась бы в полотенце. Даже если бы в доме никого не было. Это естественно для любой девушки.
— Да? — Я откровенно ухмыльнулся.
— Да. — Она скорчила рожицу.
— Но в тот раз полотенце с тебя соскользнуло.
— Да уж, — улыбнулась она.
Я пристально разглядывал фотографию, пока Холли не спросила:
— Ты хочешь запечатлеть ее в памяти?
— Угу, — совершенно серьезно ответил я, — каждую линию.
Соприкасаясь головами, мы вместе рассматривали снимок еще некоторое время, пытаясь сообразить, где он мог быть сделан. Я размышлял, уже не бродил ли Брэйн по округе, заглядывая в окна и забираясь на балконы. И при этом, по-видимому, наслаждался игрой. Пока не доигрался до операции на горле. Чем больше я узнавал о Брэйне, тем справедливее мне казалась постигшая его участь. Я чувствовал себя все более тревожно. Здесь мы уже сделали все, что могли, и пора было поспешить в более людное место. Во всяком случае, в другое место.
— Холли, — спросил я, — у тебя в доме нет, случайно, пушки? С ней я бы чувствовал себя увереннее.
— Нет. Я боюсь оружия.
Я стоял у большого окна, выходившего на фасад дома, и собирался сказать: «По коням!», когда услышал негромкий визг тормозов и увидел автомобиль, остановившийся напротив и погасивший фары.
Я нажал выключатель у двери, потушив свет в гостиной, и присмотрелся к автомобилю. В сгустившихся сумерках я разглядел лишь силуэты двух мужчин. Они вылезли из автомобиля и захлопнули дверцы. Водитель обошел автомобиль и присоединился к тому, кто стоял ближе к дому.
Я повернулся к Холли:
— Похоже, нас ждут неприятности, дорогая. Уходи через черный ход. Когда услышишь тут шум, беги к «кадиллаку» и уезжай. Ключи в машине.
— Нет.
Те двое направились к крыльцу дома. Я не видел их лиц, не знал, вооружены они или нет, но, кажется, уже догадывался, кто они.
А эта деваха говорит мне «нет».
— Черт тебя побери, Холли! Я сказал — убирайся! — торопливо проговорил я, не спуская глаза с приближающихся парней. — Делай, что тебе говорят. Совершенно ни к чему обоим подвергаться опасности. Позже я тебе позвоню.
Глядя на меня встревоженными глазами, она затрясла головой:
— Шелл, я не хочу...
Я резко повернулся к ней и схватил ее за руки.
— Будь ты проклята! Скройся, тебе говорят! — Я порылся в карманах брюк и достал кольцо с ключами. — Вот, возьми. Если тебе удастся улизнуть, отправляйся ко мне домой. Жди меня там. Можешь поиграть пока с рыбками.
— Я... — начала она, но я сунул ей ключи в руку и подтолкнул к двери.
Она исчезла в задней части дома как раз тогда, когда я услышал шаги двух парней на крыльце всего в нескольких футах от входа.
Холли должна была уже выходить из дома, если послушалась меня. Когда она будет на улице, ей потребуется всего несколько секунд, чтобы уехать на моем «кадиллаке». В одном у меня не было сомнений: я не хотел, чтобы кто-то сделал дырки в этом роскошном теле.
Я стоял сбоку от двери, сжимая одной рукой ручку, и вдруг сообразил, что в другой все еще держу фотографию. Отбросив ее, я ждал, что предпримут визитеры. Может, они просто постучат или позвонят. Глупо бы я выглядел, если бы напал на пару коммивояжеров.
Я услышал глухие голоса и убедился, что это отнюдь не коммивояжеры. Это были мои старые приятели Датч и Флем. Моя правая рука машинально потянулась к пустой кобуре. Я выругался про себя и снова схватился за дверную ручку.
Послышался топот, потом один из них сказал: «Пошли», и я понял, что они сейчас войдут.
Я их опередил. Они знали, что в доме кто-то есть, может, даже подозревали о моем присутствии, но никак не ожидали, что я выскочу им навстречу.
Я распахнул дверь и бросился на них, низко пригнув голову, настороженно озираясь по сторонам и растопырив руки. Я врезался в одного из них, он потерял равновесие и грохнулся на спину. Моя правая рука обхватила другого за талию. Сжав талию извивавшегося парня обеими руками, я прыгнул вверх и вперед и приземлился на лежавшего на полу. На пару секунд возникла куча мала с массой рук и ног, дергавшихся и извивавшихся, как угри. Я услышал скрежет стартера моего «кадиллака», и тут что-то твердое скользнуло по моему черепу.
«Кадиллак» отъехал от обочины. Теперь, что бы ни случилось, Холли уже вне опасности. Мы втроем сцепились на крыльце. Я бил руками, коленями, ступнями, надеясь попасть в самые уязвимые места. Вслепую ребром руки я содрал чью-то кожу и, поднимаясь на колени, локтем нанес сильный удар назад и радостно оскалился, услышав вопль боли.
Передо мной неожиданно закачалось чье-то лицо, я узнал мерзкие черты Датча. Во мне закипела ярость — я видел перед собой сукина сына, разгромившего мой офис и доставившего мне кучу неприятностей.
Я дотянулся до него, схватил обеими руками за шею и трахнул головой об пол. Его голова громко стукнулась, я прижал ее к полу левой рукой, отвел подальше правый кулак и врезал им по его лицу. Почувствовав, как что-то хрустнуло и сломалось под костяшками моих пальцев, я опять отвел кулак, горя желанием повторить удар. Я собирался забить подонка до смерти.
Однако это не могло продолжаться долго. Может, действительно не следует бить лежачего. Тем более когда за спиной еще один недруг. И все же я успел осуществить задуманное: вмазал кулаком по чему-то липкому подо мной. Но этот удар стал моим последним, впрочем, как и ощущение реальности.
Как я уже говорил, это не могло долго длиться. Вторично в этот чудесный день все померкло перед моими глазами.
На мгновение я вновь вступил в общение с созвездиями. Потом темнота обволокла меня.
Глава 17
Я вернулся на тот же космический корабль. Луна опять стремительно приближалась, но мне казалось, что избежать катастрофы вполне возможно. Во всяком случае, я старался ее предотвратить. Корабль беспорядочно переворачивался и взбрыкивал, как дикая лошадь, а Луна мелькала при каждом перевороте все ближе и ближе. Наш двигатель барахлил, и атомы в нем не расщеплялись как положено. Ракета продолжала дергаться, качаться, и это отдавалось в моем позвоночнике так, словно я мчался в машине по ухабистой дороге.
Наконец сознание прояснилось. Я таки ехал в машине, трясшейся по ухабам и колдобинам.
Внезапно, несмотря на острую боль в затылке, я вспомнил все и понял, что, вероятнее всего, ожидало меня в ближайшее время, поэтому прикинулся мертвым. По тому, как я себя чувствовал, это было нетрудно.
Не открывая глаз, я, ловкач и хитрюга, принялся соображать, что и как, и даже выработал потрясающий план.
Совершенно неожиданно я издам жуткий вопль, вскочу, схвачу находящихся в машине, измолочу кулаками — словом, сотру в порошок. Я мысленно высчитал, что один сидел за рулем, а другой — рядом со мной, на заднем сиденье. Мне всего лишь нужно быть стремительным, как Меркурий, и сильным, как Голиаф, чтобы раздавить их головы, как баклажаны. Потом я оставлю их распростертые тела на полу в салоне машины и кинусь в лес с ликующим Тарзаньим кличем.
Во всяком случае, стоило попробовать — безвольным сидением в машине ничего не добьешься.
«Вот как надо поступить», — сказал я себе. Сначала я погляжу сквозь полусомкнутые ресницы, что к чему. Все прикину — уж я их втопчу в грязь. Брошу подыхать, а сам отвалю.
Ну, братец, ты и размечтался! Начало было о'кей: я посмотрел и убедился, что все так, как я и предполагал. В салоне автомобиля сидели трое, включая меня. Флем вел машину. Краем глаза я видел второго — это, должно быть, Датч, он сидел на заднем сиденье слева от меня. Я подбодрил себя: «Скотт, старина, у тебя все получится с первого раза».
Я неслышно сделал глубокий вдох, скомандовал себе: «Вперед!» — прыгнул и... приземлился на пол, под сиденье.
Я ударился головой о спинку переднего сиденья и сильно ободрал лицо, пропахав им по обивке, но это было ничто в сравнении со вспыхнувшей во мне яростью. Подонки связали мне руки и ноги, и мне было бы чертовски трудно разбить им головы.
Я приземлился на свой зад, слыша хриплый смех Датча. Его рука со свистом рассекла разделявший нас воздух, и его ладонь врезала мне по зубам. Я почувствовал, как моментально вспыхнули губы, и ощутил кровь на языке. Сидя на полу, я матерился, посылая и Датча, и Флема куда подальше, не делая различий между ними, пока Датч не стукнул меня снова. На этот раз кулаком. Боль обволокла меня, и я заткнулся. Мой мозг и без того был в плачевном состоянии.
Однако Датч выглядел не лучше. При свете приборной доски я разглядел его лицо, и у меня не осталось сомнений, что именно его я заметелил на крыльце дома Холли. Его глаза все еще напоминали улиток, но один из них почти полностью заплыл, а под носом виднелись следы крови. Губы у громилы распухли, как у негра, и, когда он раскрыл рот, чтобы сказать что-то, я увидел щербины на месте выбитых зубов.
Но я не успел сполна насладиться видом парня, тот заявил:
— Я убью тебя, Скотт. Ты уж извини, но я просто должен тебя убить.
Он с трудом выговаривал слова распухшими губами. Я не успел ответить. На переднем сиденье Флем нервно прочистил горло и вмешался:
— Датч, босс не велел убивать парня. Он сказал: «Достаньте его».
— Заткнись! — огрызнулся Датч. — Делай, как я скажу. Босс приказал достать его, верно. Ну а я тупой, понял? Подумал, надо убить парня, когда босс распорядился достать. Никаких проблем. Все логично, понял?
Нет, этот тип мне совсем не нравится. И логика его мне не по душе, но, по всей видимости, у меня уже не остается шанса оспорить эту его логику. Датч решил убить меня, а я, связанный по рукам и ногам, вряд ли смогу ему помешать.
Я спросил Датча:
— Не возражаешь, если я поднимусь?
Датч рассмеялся:
— Валяй. Устраивайся повольготней. Только скажи мне сначала: «Пожалуйста».
— Пошел ты...
Наконец сознание прояснилось. Я таки ехал в машине, трясшейся по ухабам и колдобинам.
Внезапно, несмотря на острую боль в затылке, я вспомнил все и понял, что, вероятнее всего, ожидало меня в ближайшее время, поэтому прикинулся мертвым. По тому, как я себя чувствовал, это было нетрудно.
Не открывая глаз, я, ловкач и хитрюга, принялся соображать, что и как, и даже выработал потрясающий план.
Совершенно неожиданно я издам жуткий вопль, вскочу, схвачу находящихся в машине, измолочу кулаками — словом, сотру в порошок. Я мысленно высчитал, что один сидел за рулем, а другой — рядом со мной, на заднем сиденье. Мне всего лишь нужно быть стремительным, как Меркурий, и сильным, как Голиаф, чтобы раздавить их головы, как баклажаны. Потом я оставлю их распростертые тела на полу в салоне машины и кинусь в лес с ликующим Тарзаньим кличем.
Во всяком случае, стоило попробовать — безвольным сидением в машине ничего не добьешься.
«Вот как надо поступить», — сказал я себе. Сначала я погляжу сквозь полусомкнутые ресницы, что к чему. Все прикину — уж я их втопчу в грязь. Брошу подыхать, а сам отвалю.
Ну, братец, ты и размечтался! Начало было о'кей: я посмотрел и убедился, что все так, как я и предполагал. В салоне автомобиля сидели трое, включая меня. Флем вел машину. Краем глаза я видел второго — это, должно быть, Датч, он сидел на заднем сиденье слева от меня. Я подбодрил себя: «Скотт, старина, у тебя все получится с первого раза».
Я неслышно сделал глубокий вдох, скомандовал себе: «Вперед!» — прыгнул и... приземлился на пол, под сиденье.
Я ударился головой о спинку переднего сиденья и сильно ободрал лицо, пропахав им по обивке, но это было ничто в сравнении со вспыхнувшей во мне яростью. Подонки связали мне руки и ноги, и мне было бы чертовски трудно разбить им головы.
Я приземлился на свой зад, слыша хриплый смех Датча. Его рука со свистом рассекла разделявший нас воздух, и его ладонь врезала мне по зубам. Я почувствовал, как моментально вспыхнули губы, и ощутил кровь на языке. Сидя на полу, я матерился, посылая и Датча, и Флема куда подальше, не делая различий между ними, пока Датч не стукнул меня снова. На этот раз кулаком. Боль обволокла меня, и я заткнулся. Мой мозг и без того был в плачевном состоянии.
Однако Датч выглядел не лучше. При свете приборной доски я разглядел его лицо, и у меня не осталось сомнений, что именно его я заметелил на крыльце дома Холли. Его глаза все еще напоминали улиток, но один из них почти полностью заплыл, а под носом виднелись следы крови. Губы у громилы распухли, как у негра, и, когда он раскрыл рот, чтобы сказать что-то, я увидел щербины на месте выбитых зубов.
Но я не успел сполна насладиться видом парня, тот заявил:
— Я убью тебя, Скотт. Ты уж извини, но я просто должен тебя убить.
Он с трудом выговаривал слова распухшими губами. Я не успел ответить. На переднем сиденье Флем нервно прочистил горло и вмешался:
— Датч, босс не велел убивать парня. Он сказал: «Достаньте его».
— Заткнись! — огрызнулся Датч. — Делай, как я скажу. Босс приказал достать его, верно. Ну а я тупой, понял? Подумал, надо убить парня, когда босс распорядился достать. Никаких проблем. Все логично, понял?
Нет, этот тип мне совсем не нравится. И логика его мне не по душе, но, по всей видимости, у меня уже не остается шанса оспорить эту его логику. Датч решил убить меня, а я, связанный по рукам и ногам, вряд ли смогу ему помешать.
Я спросил Датча:
— Не возражаешь, если я поднимусь?
Датч рассмеялся:
— Валяй. Устраивайся повольготней. Только скажи мне сначала: «Пожалуйста».
— Пошел ты...