Правдин Лев. Море ясности

   — Идет… Идет… Идет… — звонко орали мальчишки, прыгая вокруг Володи.
   Он разозлился на весь свет: на эту чертову кочку, на собачий лай, на бестолковых мальчишек, которым только бы орать в лесу, и на самого себя: ну, чего испугался, дурак! Все знают, что это эхо по лесу раздается.
   А тут еще где-то в темноте, в чащобе громко рассмеялся Конников. Подумав, что он смеется над ним, Володя еще злее рассердился. Подняв голову к черному небу, он закричал:
   — Да чего вы все тут!..
   И вот тут-то он и струсил как следует: неизвестно откуда, прямо из темноты на него прыгнул какой-то черный зверь. Хрипящая пасть ткнулась в лицо, обдав его своим жарким дыханием. Закрыв голову руками, Володя ткнулся в мягкий мокрый мох и замер.
   И снова в темноте раздался смех Конникова:
   — Соболь, ко мне!
   Сразу стало понятно, что неведомый зверь — это просто собака и, наверное, такая черная, что ее не видно во мраке, потому и назвали ее Соболем. — Ну, что ты, дурак, — ласково укорял Конников Соболя. — Не узнал? Эх ты. Ну, ладно, ладно, нечего оправдываться…
   Сидя на кочке, Володя наконец-то разглядел собаку. Она, повизгивая от восторга, кидалась Конникову на грудь, старалась лизнуть его лицо, но так высоко не могла допрыгнуть. Тогда она кинулась к Володе и горячим языком облизала его щеку.
   Конников закричал на весь лес:
   — Карасик, это я-а!
   Мальчишеский голос прокатился по тайге, такой звонкий, будто сто веселых птиц пронеслось между деревьями:
   — Конников! Иди сюда-а-а!
   В той стороне, откуда выпорхнули звонкие птицы, наверное, был конец этого черного леса. Там, сквозь частые стволы сосен, переливчато светилось что-то очень большое, похожее на длинное слоистое облако, а на этом облаке, как большие звезды, мелькали редкие, золотистые огни.
   Что это такое, Володя не знал. Он был подавлен всеми чудесным тайнами, опасностями и открытиями, на которые не скупилась тайга.
   Все это, как могучий поток, захлестывало его, но он был прекрасным пловцом. Даже последнее приключение слегка ошеломило его, но не сломило воли и ничуть не повлияло на его самочувствие.
   Таинственное море Ясности, к которому он стремился, оказывается, бушевало вокруг него. Не оно ли переливчато светится в черной тайге между стволами сосен?
   Володя хотел опросить, что там впереди, но в это время Конников сам спросил его:
   — Убежишь?
   Володя вздохнул: ладно, хорошо такому сильному и могущественному, окруженному верными друзьями, хорошо ему посмеиваться… А вот если кто один в тайге. То как?
   — Конников! — часто дыша, горячо заговорил Володя. — Я очень вас прошу, не выдавайте меня…
   Конников сразу перестал смеяться. Он быстро опустился рядом с Володей.
   — Да ты что?
   — Если бы вы знали, как мне надо найти Снежкова?
   — Да я и знаю.
   — А телеграмма зачем?
   — Чудак ты какой! Телеграмма, чтобы в городе не беспокоились. Пока они там разберутся, мы, знаешь, где будем! Мы с тобой будем в глухой тайге.
   Володя засмеялся от счастья — так, что даже заплакал. Хорошо, что темно и не очень заметно, что он вытирает слезы. Но Конников — от него ничего не укроется, не такой он человек — он все заметил.
   — Это тебя Соболь лизнул? — деликатно подсказал он.
   Но тут надо быть честным до конца, изворачиваться еще недостойнее, чем плакать от счастья.
   — Плачу я! — выкрикнул Володя.
   Положив руки на Володино плечо, Конников прижал его к холодной коже своей куртки.
   — Ты молодец. Не испугался.
   — Я испугался, если хотите знать, — всхлипнув последний раз, ответил Володя. — Я только виду не подал.
   — Вот я и говорю — ты молодец. Испугался, а виду не подал. Это, знаешь, самое трудное: не подать виду.
   — А вы, когда на вас медведь насел, испугались?
   — Еще как! Я тогда так заорал, что, я думаю, и медведь опешил.
   Ладонями вытирая остатки слез, Володя, посмеиваясь, подсказал:
   — Он, наверное, подумал, что вы орете от храбрости. Да?
   — Вот этого я не успел выяснить. Медведя тут же убил один мой товарищ.
   — Вы в самом деле художник? — спросил Володя.
   — В самом деле.
   — А я думал вы — охотник.
   — Я художник и охотник. Художник все должен уметь. Тогда он будет настоящим мастером своего дела.
   Володя долго молчал, прежде чем задать свой главный вопрос. Он осторожно, потому что сейчас решалось самое важное в жизни, спросил:
   — А Снежков?
   — Снежков? Ого!
   — Он охотник?
   — Он у нас самый главный заводила! Того медведя тогда он убил.
   Счастливо рассмеявшись, Володя уже безбоязненно начал задавать вопросы:
   — Он храбрый?
   — Самый храбрый!
   — Сильный?
   — Конечно…
   А в этот момент звонкие птицы снова рассыпались по тайге:
   — Коннико-ов… Вы что жа-а-а!
   — Пойдем. Карасик ждет. Смотри, звонко как! — похвалил Конников, явно восхищаясь голосом неизвестного Карасика.
   Володе тоже очень захотелось чем-нибудь восхитить своего спутника и он, напрягая голос, распустил по тайге почти таких же, как у Карасика, звонких птиц:
   — Кара-а-сик, мы иде-е-ом!

КАРАСИК

   Продолжается путешествие по неизвестной стране. Открытие следует за открытием.
   А Карасик-то и не мальчишка вовсе. Это девчонка. Вот отчего такой звонкий крик получается. Девчонки на это мастерицы. Хотя надо прямо сказать, Карасик — девчонка совсем особенная. Она таежная девчонка. По-настоящему ее зовут Катя. А фамилия у нее необыкновенная — Карасик. Катя Карасик.
   Все это сообщил Конников, пока они выбирались из тайги.
   — И еще, — сказал Конников, — она здорово плавает. Видишь — река, она ее запросто переплывает.
   Таинственное море Ясности, которое переливчато светилось среди черной тайги, оказалось широкой таежной рекой. Над ней стоял негустой, голубоватый туман. Совсем непонятно, почему река такая светлая, когда кругом — и на земле и на небе — совершенно темно. Может быть, это от тумана? Вдоль черного берега, среди черных, шумящих вершинами деревьев мелькают несколько золотистых огоньков. На светлой реке тоже виднелись огоньки и слышались гулкие удары бревен и голоса людей, которые делали там, в тумане, какую-то таинственную работу.
   Соболь, как воспитанный пес, бросился к девчонке и негромко гавкнул два раза, докладывая о выполнении задания.
   Катя поднималась по крутому берегу им навстречу, вырисовываясь на светлом фоне реки, будто вырезанная из черной бумаги.
   В одной руке Катя несла ведро, в другой — какой-то длинный шест с обручем на конце. Обруч обтянут сеткой, с которой капала вода.
   Володя сообразил, что это сак, которым ловят рыбу, и сразу подумал, что девочка эта стоящая.
   — Много поймала? — спросил Конников, протягивая ей руку.
   — Да нет. Вас услыхала, бросила.
   Она поставила ведро и, как взрослая, поздоровалась с Конниковым. Он сказал:
   — А это Володя. Из города. Ничего не боится. Девочка и Володе протянула руку, как взрослая, и, аккуратно складывая пухлые, румяные губы, представилась:
   — Катя. А чего у нас тут бояться?
   На ней была старая телогрейка, подпоясанная пестрым пояском от какого-то летнего платья, блестящие резиновые сапожки до колен и, как у взрослой, туго затянутая темная косынка на голове.
   От ее одежды шли великолепные запахи ночной реки, смолы, рыбы, запахи необыкновенных приключений. Володя понюхал свою руку, от нее тоже пахло ночной рекой и рыбой.
   — Подержи, — сказала девочка, передавая Володе сак.
   — Отец где? — спросил Конников.
   Поправляя волосы, выбившиеся из-под темной косынки, она заговорила непонятными словами:
   — Да все на выпуске. Так на бонах и пропадает, третьи сутки. А лес все идет да идет. А по рации с рейда требуют, чтобы не меньше как две тысячи кубиков за смену. А вы на кордон?
   Конников ответил тоже не совсем понятно:
   — Утром сплавимся.
   Он взял ведро, и все направились вверх, где на отлогом берегу светилось несколько окошек в поселке сплавщиков. Поселок был новенький, только что срубленный, и в темноте среди громадных сосен слабо белели свежие стены и крыши.
   Когда вошли в поселок, Володя обнаружил, что он потерял свою зеленую сумку. Наверное, он ее тогда уронил, когда на него прыгнул Соболь.
   — Утром найдем, — сказала Катя.
   — Нельзя оставлять до утра, — решил Конников, — там у него очень важные документы, а в тайге сыро.
   Тогда Катя спросила:
   — На тропе потерял?
   Никакой тропы Володя не заметил, ему казалось, что они все время шли по кочкам и болотам, но оказалось, что это и была таежная тропа. Конников так и сказал:
   — Точно, на тропе.
   — Соболь! — крикнула Катя и побежала в темноту. Собака кинулась за ней.
   Издалека донесся Катин голос:
   — Ищи, Соболь, ищи!
   Скоро она вернулась с зеленой сумкой.
   — Соболь нашел.
   Вот это здорово! Рассказать ребятам в школе, не сразу и поверят. А это было одно из тех чудес, к которым Володя уже начал привыкать.

КАРАСИК-ПАПА И КАРАСИК-МАМА

   Вот настало утро, и снова начались всякие чудеса, так что Володя никак не мог сообразить, во сне это или он уже проснулся. Он даже начал подумывать, что он совсем и не убегал из дома и все ему приснилось.
   Уж очень не походило на обыкновенную, привычную жизнь все то, что с ним произошло. И прогулка по черной тайге, и разбойный свист в темноте, и многоголосый лай собак, и девочка по имени Карасик. Все это сон, стоит только открыть глаза — и все кончится.
   Он так и сделал: открыл глаза, и ничего не кончилось! Совсем наоборот. Тут началась такая жизнь, что не увидишь и во сне!
   Жизнь началась красная, как кровь, как солнце, как флаг! Володя лежал на широкой скамейке у окна, в незнакомой комнате. И комната, и все в комнате: печка, потолок, окна — все залито густым вишневым светом.
   А посреди комнаты на красном полу стоял плотный человек в блестящем плаще и, высоко подняв руки, держал под жабры большую рыбину. Рыбина слабо пошевеливала широким, как две ладони, хвостом. С хвоста стекали на пол рубиновые капли, похожие на капли вишневого сока. И-с плаща тоже капал вишневый сок. Как будто человек этот, для того чтобы поймать рыбину, нырял за ней в самую красную газированную воду.
   Он высоко поднял свою добычу и зверским голосом зарычал:
   — Зимогоры, подымайтесь! Глядите, какого я тайменя поймал!
   А глаза у него были очень веселые, и сам он смеялся.
   Из соседней комнаты выскочила Катя в длинной розовой рубашке, растрепанная.
   — Папка явился! — закричала она.
   Не поднимая головы, Володя осторожно поглядывал из-под одеяла: так вот он какой Карасик-папа! Это он, значит, трое суток прожил на бонах, в тумане и сырости. Оттого он так зверски и рычит. Потому что, если он будет говорить обыкновенным голосом, то его никто и не услышит.
   — Мать спит? — сиплым шепотом спросил он.
   — Спит, она ночью пришла.
   — Ты ее не буди.
   — А у нас гости: Конников.
   — Видел. Он за мыском плотик вяжет.
   Карасик-папа положил рыбину на стол, снял свой блестящий плащ и повесил его у двери.
   Володя прислушался: что там за мыском делает Конников? Тут все говорят какие-то непонятные слова.
   Катя, надевая спортивные брюки, проговорила шепотом:
   — Вот спит мальчик. Зовут Володя. Конников говорит: он бесстрашный.
   Смешно, все время говорила громко, даже кричала, а как про Володю, так шепотом. Это она думает, что он спит.
   Карасик-папа тоже шепотом прохрипел:
   — Отчаянный. Помоги-ка мне.
   Стаскивая с отца огромные резиновые сапоги. Катя рассказывала:
   — Он из дома убежал, мама рассказывала, и теперь его разыскивают. А Конников хочет его на плоту увезти.
   — Отчаянный, — повторил Карасик-папа, — подай-ка мне кирзовые сапоги, надо Конникову помочь.
   Из соседней комнаты послышался голос Карасик-мамы:
   — Петро, а ты бы дома посидел с таким горлом.
   Что-то очень знакомый голос, где-то Володя уже слышал его. Пока он соображал, где он мог слышать этот голос, Карасик-мама вышла из спальни. Так это же веселая начальница Рита!
   Володя спрятал голову. Теперь ничего хорошего не жди. Теперь вся надежда на Конникова.
   — Спит? — спросила Карасик-мама, поглядывая на Володю.
   — Спит.
   — Ночью телеграмма пришла от его мамы.
   Она еще что-то сказала, но Володя не разобрал. Ему вдруг стало так трудно дышать под одеялом, что он больше не выдержал.
   — А я все равно убегу на кордон! — громко сказал он, откидывая одеяло.
   — Ох, какой ты настырный! — засмеялась Карасик-мама.
   А дочка, аккуратно складывая пухлые, как у мамы, губы строго поправила:
   — Он бесстрашный.
   — Я пошел все-таки, — прошипел Карасик-папа.
   — И я с вами, — засуетился Володя и начал собираться, — подождите, пожалуйста…
   Спал он одетый, как свалился, так и уснул, только ботинки были сняты да пальто. Сборы поэтому были недолгими: раз-два — и готово.
   — Никуда ты не пойдешь, — сказала Карасик-мама Карасику-папе. — Конников и без тебя справится. А Володю, если уж ему крайне необходимо, Катерина проводит.

СОЛНЕЧНЫЙ БЕРЕГ

   Володя выбежал на крыльцо и сразу же лоб в лоб столкнулся с огненно-алым солнцем. Оно только что оттолкнулось от мохнатой заречной горы, и было очень веселое, озорное, и все кругом веселилось, плясало и пело от радости.
   На стены домиков и на стекла лучше было и не смотреть — они блестели наперегонки: кто ярче. Стволы высоченных сосен сверкали, как древки праздничных флагов, отбрасывая прямые синие тени через весь берег. Сквозь кроны сосен пробивались огненные пики золотого света.
   Птицы трещали и свистели на разные голоса.
   Розовый туман плясал над огненной рекой.
   Соболь, тоже красный, как лиса, подлетел к Володе и, как друг, положил лапы на его плечи. Они вмиг подружились.
   — Пошли, — сказала Катя, появляясь на крыльце.
   На ней была та же старая стеганка, только уж без пояска, и блестящие сапожки. Она говорила на ходу:
   — Ты, наверное, думаешь, что моя мама несерьезная? Ты не знаешь, какая она на работе? Очень строгая. Она просто веселая. А у тебя?
   Они пошли по сырому песку. Соболь подбежал к реке и понюхал воду.
   Володя вспомнил свою маму и вздохнул. Какая она? Конечно, она очень хорошая. Она самая лучшая. Только ей все время некогда. А раньше и она веселая была, и он никогда не думал, серьезная она или не очень. В футбол играла с мальчишками, болтала всякую веселую чепуху. И в то время ничего не скрывала от сына. Сразу отвечала на все его вопросы.
   Он молчал, и Катя, наверное желая его утешить, тихонько сказала:
   — Ну, ничего…
   Как будто по голове погладила. Эти девчонки всегда лезут со своими утешениями. Володя вспылил:
   — А у меня мама, знаешь, какая? Я вот тебе картину покажу. На фронте она, у палатки сидит.
   — А я уже видела. Конников показывал, когда ты спал.
   — Тогда и нечего спрашивать!
   — Ух, какой! Зачем ты от нее убежал, удивляюсь?
   — Убежал, и все. А тебе-то что?
   — Уж и спросить нельзя?
   — А чего спрашивать? Я тебя не спрашиваю.
   — Так я ведь из дома не убегаю, — задиристо проговорила Катя и тут же поняла, что этого не надо бы говорить. Она не бегает… Подумаешь, чем расхвасталась. А для чего ей бегать, когда у нее папа есть? А у Володи нет, и он думает, что Снежков его отец, а мама говорит, этого быть не может, и он напрасно надеется.
   Засунув руки в карманы пальто, Володя шел впереди. Вода широкой, ленивой волной набегала на берег и снова откатывалась, как будто кто-то легонько раскачивал реку.
   В тишине было слышно, как Соболь звонко пьет розовую воду.
   Володя остановился. Соболь сейчас же перестал пить и подошел к нему. Володя погладил его, и тот тихонько заскулил, тычась холодным носом в Володину руку.
   Володя взял его за уши. Соболь сразу притих и прижался к нему. Собака понимает, когда человеку не по себе, особенно если это такой небольшой человек.
   Глубоко вздохнув за его спиной, Катя тихо позвала:
   — Пойдем.
   Володя не тронулся с места. Катя подождала немного, соображая, обидеться ей или не стоит.
   — Как хочешь, — равнодушно сказала она.
   Заложив руки за спину и глядя на носки своих блестящих сапожек, она пошла вдоль реки. Потом остановилась подняла плоский камешек и ловко, совсем как мальчишка, запустила его по воде. Это называется блинки печь. Камешек шлепнулся два раза. Она бросила еще несколько камешков, но больше четырех блинков у нее не получилось.
   Презрительно скосив глаза, Володя смотрел на ее старания, хотя для девчонки совсем неплохо. Но он и не собирался соревноваться с ней. Он просто хотел показать ей, на что способен мальчик. Пусть не очень-то зазнается.
   Выбрав камешек, он небрежно швырнул его. Один блин.
   Катя улыбнулась и ловко испекла четыре.
   А у Володи больше одного никак не получалось, шлепнется разок — и бульк в воду.
   Стряхнув с ладоней песок. Катя торжествующе посмотрела на Володю.
   — Ладно уж, пойдем, — сказала она снисходительно.
   — А вот это видела? — воскликнул Володя и, пригнувшись, пустил камешек впритирку. — Считай, не запинайся!
   Получилось шесть блинков. Катя заморгала ресницами, а Володя все бросал и бросал камешки.
   — Считай! — вскрикивал он каждый раз. — Считай-успевай!
   И все кидал и кидал. Кидал снавесу, внакидку, внахлест с оттяжкой; кидал так, что камешек делал большой скачок, и тогда только начинались блинки или, наоборот, сразу от самого берега начинались такие мелкие блинки, что они сливались в одну сплошную дорожку.
   Он делал все, что хотел. Знай наших, только не зазнавайся.
   Катя была потрясена до горячих слез.
   — Ох, какой ты вредный! — воскликнула она. — Где ты так научился?
   — Художник во всяком деле должен быть мастером, — ответил Володя.
   — А ты разве художник?
   — Конечно.
   — Как Снежков?
   — Мне еще поучиться надо, чтобы до него дорасти. Ну, пошли.
   Идут два человека по берегу таежной реки и обсуждают разные вопросы жизни.
   — А ты знаешь, что мама в телеграмме пишет? — спросил Володя.
   — Конечно. Она приедет сегодня.
   — Тогда все пропало!
   — Не пустит она тебя?
   — И думать нечего.
   — А почему?
   Этот вопрос остался без ответа. Володя и сам не знал, почему мама даже и говорить о Снежкове не разрешает. Или заплачет, если спросишь, или так прикрикнет, что пожалеешь, зачем и спросил.
   — Наверное, она его не любит? — снова спросила Катя.
   — Не знаю.
   Она вздохнула:
   — А Снежков очень хороший человек. Очень. — Она крепко зажмурила глаза и тряхнула головой, чтобы Володя хорошенько понял, какой хороший человек Снежков и как необъяснимо отношение к нему Володиной мамы.
   — Я что-то знаю про него, — добавила она.
   — Выдумываешь ты все…
   — Он забыть ее не может.
   — Он сам тебе говорил?
   — Знаешь, я сама слыхала. Он моей маме говорил. Но это такой секрет, что никто не должен знать.
   Она остановилась, обняла его за голову и, притянув к себе, горячо задышала в самое ухо:
   — Он очень любит твою маму.
   — Врешь! — воскликнул Володя, вспотев от волнения. Аккуратно складывая пухлые губы, Катя обидчиво заметила:
   — Я никогда не вру.
   — Снежков?!
   — Да.
   — Ну, смотри!..
   — Сам увидишь…
   Так идут по песчаному берегу два человека и обсуждают разные вопросы жизни. А солнце уже оттолкнулось от горы, потушило алые факелы, и все кругом приобрело свои настоящие веселые, весенние краски. Река засияла небесной голубизной, верхушки сосен зазеленели, и Соболь снова стал черным, как ему и полагается по кличке.

ПО ВОЛНАМ

   Путешествие продолжается. Четыре лесины, прочно связанные еловыми вицами, — отличный корабль. Даже мачта есть — сучковатый такой еловый стволик; стоит он посреди плота для того, чтобы на него вешать все, что может подмокнуть. Висит ружье и патронташ, висит Володина зеленая сумка; когда стало жарко, он снял свое пальто и тоже повесил на сучок, и шапку повесил.
   Конников сказал:
   — Не простудись смотри.
   А сам даже рубашку снял. Стоит на конце плота и длинным шестом отталкивается от берега. Загорелый, рыжебородый, в зеленой шляпе, на щеке следы медвежьих когтей. Очень красивый человек!
   — Можно и я рубашку сниму? — спросил Володя, желая хоть сколько-нибудь походить на Конникова.
   — Валяй. На пять минут. Солнце сейчас зверское.
   — А вы?
   — Я зимой снегом обтираюсь каждое утро.
   — А Снежков?
   — Он, конечно, тоже обтирается и купается даже. Мороз, вьюга, а он — в прорубь…
   — Ух ты!
   Каким же должен быть Снежков, если он еще смелее, еще красивее, чем Конников!..
   Плыли долго. Один раз приставали к берегу, на костре кипятили чай в котелке. От чая пахло сладковатым хвойным дымком. Прежде чем хлебнуть, надо было подуть в кружку, отогнать к другому краю попавших в чай комаров. Это был напиток таежников — вольных людей.
   Чтобы отпугнуть комаров. Конников положил в костер сырых гнилушек. Повалил желтый, горький дым, от которого слезились глаза и все время хотелось сморкаться. Но комары не очень-то испугались.
   — Знаешь что, — сказал Конников, хлопая себя ладонями по шее, — ну их к лешему. Поплывем дальше.
   На плоту, если держаться подальше от берега, комары не кусали. Володя спросил, а как же другие люди живут среди комаров, и узнал, что есть такая мазь, намажешься — и ни один комар не тронет.
   Потом Володя уснул. Проснулся он от какого-то шума. Очень низко, почти у самой воды, трещал крыльями вертолет. Он повисел немного, потом поднялся и полетел, чуть не задевая верхушки сосен.
   Оказалось, что это пожарный вертолет. Наблюдает: не горит ли где. Лес охраняет.
   — А вон на пригорке, смотри-ка, лоси, — сказал Конников.
   На самом деле: посреди круглого холма, покрытого нежной зеленью, стояли лосиха с лосенком. Подняв тупые морды, они смотрели на вертолет. Видно было, что им нисколько не страшно.
   Еще немного проплыли по широкой реке между высоких гор и дремучих лесов. Снова показался зеленый круглый холм, только побольше того, где лоси, и повыше. На вершине холма стоит домик и поглядывает на реку блестящими окошками. Над крышей высокая антенна. По склону холма сбегают ступеньки деревянной лестницы. На песке лежат две лодочки и висит на кольях сеть.
   — Кордон, — объявил Конников.
   У Володи застучало сердце — сейчас совершится какое-то чудо, самое расчудесное из всех таежных чудес: он увидит Снежкова.
   Но сколько ни всматривался, никого не заметил на зеленом берегу. Ни одного человека.
   — Вот и добрались, — проговорил Конников, подталкивая плот к берегу.
   Наверху залаяла собака, сообщая о прибытии новых людей, и сейчас же там показалась какая-то женщина в желтом пальто. На ее голове трепетал голубой шарфик… Легко постукивая каблуками по звонким ступенькам, она побежала вниз. Пальто распахнулось, мелькнуло ярко-красное платье. Шарфик съехал на шею. Нет, в такое чудо Володя не сразу поверил.
   А женщина бежала по ступенькам и кричала:
   — Володька! Володька!
   И голубой шарфик весело трепетал за спиной, как прозрачные крылья стрекозы.
   Все еще не веря в чудо, Володя тихо сказал:
   — Мама…

РАЗГОВОР И БРУСНИКА

   Плот сильно налетел на берег, должно быть. Конников поднажал шестом изо всей силы. Володя с трудом удержался на ногах. Он выскочил на песок, мама сразу же схватила его и бессильно опустилась перед ним на колени.
   Она ничего не говорила, а только все время своим шарфиком вытирала то свои глаза, то Володины.
   Конников, стоя на плоту, снял шляпу и низко ей поклонился.
   А она сказала:
   — Я благодарить вас должна, а мне и говорить-то не хочется с вами!
   Не надевая шляпы, Конников пробормотал, смущенно посмеиваясь в рыжую бороду:
   — Вы успокойтесь. Потом, может, и захотите поговорить со мной.
   Но мама, все еще стоя на коленях, прижала сына к себе и проговорила:
   — Нет. Нет. Нет. Если бы вы знали, как плохо вы все для нас сделали…
   Мама поднялась и как-то вся выпрямилась. Тонкие брови ее сдвинулись. Володя знал, что сейчас будет. Сейчас Конникову достанется за то, что он не послушался ее и увез Володю. Она это умеет.
   Володя, защищая своего спутника, закричал:
   — Да мама же! Смотри, у него что на щеке. Видишь? Это его медведь! Когтями!
   Мама вдруг засмеялась и сказала:
   — Ну, хорошо. Я не буду медведем.
   Володя не понял, зачем она так сказала, а Конников, этот необыкновенный человек, сразу понял. Он тоже улыбнулся и, надевая шляпу, сказал:
   — Правильно.
   — А того медведя, знаешь, кто убил? Снежков!
   — Да? — Мама сразу перестала смеяться. — Нет, я решительно не хочу быть медведем… Мы долго еще будем стоять на этом берегу?
   — Наверху есть дом, — предложил Конников.
   — Я не в том смысле. Как нам поскорее выбраться отсюда?
   — А как вы попали сюда?
   — Я прилетела на вертолете, — сказала мама так просто, словно она каждый день прилетает в тайгу на вертолете.
   — Видите, для вас нет препятствий, — восхищенно заметил Конников. — Это не каждому удается.
   Вот и еще одно открытие: мама, оказывается, такая красивая, такая строгая, такая отважная, что даже Конников, этот неустрашимый человек, восхищается ее поступками.
   А она все так же просто, словно о самом обычном, рассказала, что на пожарный вертолет ее устроил лейтенант Василий Андреевич, что они спустились на станции Таежной и, узнав, что Конников уже успел увезти Володю на кордон, сейчас же прилетели вдогонку.