Страница:
Это было первое открытие в самом начале нового учебного года.
ЖИЗНЬ УСЛОЖНЯЕТСЯ
ВОТ КАК ЭТО ПОЛУЧИЛОСЬ
МЫ ЛЕТИМ НА ЛУНУ
НЕЯСНОСТИ С МОРЕМ ЯСНОСТИ
ЖИЗНЬ УСЛОЖНЯЕТСЯ
Мама давно уже работает корректором в типографии. Это значит — она должна прочесть все, что печатается в типографии, и исправить ошибки.
Вся школа завидует Володе: его мама выучила все на свете правила правописания и уж, будьте спокойны, ни одной ошибочки никогда не пропустит. Кто-кто, а уж ученики-то знают, что это такое — грамматические ошибки. Сколько из-за них слез пролито, сколько пришлось претерпеть и в школе и особенно дома.
Жили они, поживали спокойно — и вдруг маму выбрали на высокий пост — председателем завкома типографии. Когда она сказала Володе об этом, то он даже не поверил. Да и она сама, наверное, не верила, что стала таким важным человеком.
— Ты здорово боишься? — спросил он.
Она совсем по-девчоночьи вздохнула и созналась:
— Здорово.
Володе часто кажется, что мама только делает вид, будто она взрослая. Уж очень она иногда бывает похожей на девчонку. И поступки и слова у нее бывают совсем девчоночьи. Как у самых, конечно, лучших девчонок. Вот, например, она очень любит конфеты, с увлечением читает Володины книги, побаивается грозной старухи Елении, даже больше, чем Володя. И руки у нее сильные и смуглые, и вся она тонкая, подвижная — ну совсем как девчонка.
А один раз, когда Венка Сороченко принес футбольный мяч, то она вместе с мальчишками играла во дворе и так же, как они, спорила и кричала.
Верно, Еления никогда маму не затрагивает, потому что знает ее характер. У мамы характер — ого! Как у Володи, даже еще настойчивее.
И вот ее выбрали. И она один раз сказала:
— Сегодня я приду поздно, у меня заседание завкома.
Она стояла перед шкафом и, глядя в зеркало, поправляла белый воротничок на своем новом синем платье. Володя заметил, как она покраснела, и, чтобы скрыть свое смущение и страх, обняла Володю и тонким голосом проговорила:
— Вот мы с тобой какие стали важные: мы сами назначаем и сами проводим заседания завкома. Ты только подумай! Мы сами. Первый раз в жизни.
— Хочешь, я пойду с тобой, — предложил Володя.
— Зачем?
— Все-таки вдвоем…
Но мама вдруг выпрямилась и снова подошла к зеркалу. Белый воротничок очень красиво обвился вокруг ее смуглой тонкой шеи.
— Ничего, — сказала она, вскидывая голову. — Ничего, сама справлюсь…
И Володя понял — справится и хотел заняться своими делами, но мама сказала:
— Если ты, конечно, мне поможешь. Одна вряд ли справлюсь. Мы с тобой такие люди, что должны всегда отвечать один за другого. А теперь особенно. Знаешь, как ты должен теперь себя вести?
— Ну как? Как всегда…
— Нет, теперь этого мало.
Она села против сына и положила локти на стол.
— Самое главное — ты должен хорошо учиться.
— А я и так отличник.
— Ладно. Очень-то не хвались. Вести себя должен так, чтобы на тебя ни одной жалобы. Вдруг ты что-нибудь выкинешь, какой-нибудь такой номер. И все скажут: «А еще сын председателя завкома»! Подумай-ка! Ну, что ты приумолк?
— Я не приумолк, — сказал Володя и подумал, что мама во многом права, что поведение у него не очень блестящее и что ему срочно надо подтянуться.
А мама уже начала перечислять все, что можно и что нельзя. «Нельзя», как и всегда, оказалось больше, чем «можно».
— Из школы — прямо домой.
— Ладно уж.
— Не вздыхай. Придешь, пообедаешь — и можешь идти гулять до семи часов.
— А как я узнаю, сколько часов?
— Никогда не задавай глупых вопросов. Спроси у взрослых. Не стесняйся. Надо быть смелым и вежливым. Понял?
— Да.
— Зимой захочешь кататься на лыжах, то запомни: только на дворе.
— Да что ты! Малыши и то по улице катаются.
— На улице машины, словом, не спорь. И в овраг не ходи. Там вон недавно одному ногу сломали.
— Я тогда лучше к лыжам и не притронусь.
— Это твое дело. И потом вот еще что: кто тебя научил бегать на Уральскую и кататься на трамвае?
— Никто не учил. Все катаются.
— Ну не все. А только самые хулиганы. Чтобы этого больше не было.
— Не будет.
— В половине восьмого, если я задержусь, ты должен уже сидеть за уроками.
— Ладно уж.
— А в десять — спать.
Последнее условие совсем доканало Володю, и он невнимательно выслушал разные мелкие обязанности, вроде мытья посуды, уборки комнат, и чтобы, когда мамы нет дома, товарищей к себе не водить и без разрешения никуда не ходить.
Но особенно на него подействовало огромное количество условий. Он никогда не предполагал, что существует столько разных условий, без которых совместная жизнь просто невозможна. И как все это запомнить? Вот, оказывается, до чего непросто жить на свете! А мама говорит:
— Это только так кажется. Каждый человек выполняет все свои обязанности и не думает об этом. Просто надо быть сознательным. И не подводить друг друга. Разве тебе будет приятно, если твои товарищи скажут: «Твоя мама никудышный председатель». Ну вот. И мне тоже неприятно, когда про тебя плохо говорят. Так что давай помогать: ты мне, а я тебе.
— А велосипед купишь? — спросил Володя.
— Главное, ты не торгуйся. Велосипед тебе обещай, значит купим.
— Двухколесный только.
— Купим самый настоящий, чтобы и я могла покататься, когда захочу.
— Мама, только покупать надо сейчас, а то весной их не будет, все расхватают…
Володя очень старался выполнять все пункты маминых условий. Он уже совсем начал привыкать к своей трудной образцовой жизни, но тут подвернулся один случай, и все его старания сразу погибли. В одну минуту.
Вся школа завидует Володе: его мама выучила все на свете правила правописания и уж, будьте спокойны, ни одной ошибочки никогда не пропустит. Кто-кто, а уж ученики-то знают, что это такое — грамматические ошибки. Сколько из-за них слез пролито, сколько пришлось претерпеть и в школе и особенно дома.
Жили они, поживали спокойно — и вдруг маму выбрали на высокий пост — председателем завкома типографии. Когда она сказала Володе об этом, то он даже не поверил. Да и она сама, наверное, не верила, что стала таким важным человеком.
— Ты здорово боишься? — спросил он.
Она совсем по-девчоночьи вздохнула и созналась:
— Здорово.
Володе часто кажется, что мама только делает вид, будто она взрослая. Уж очень она иногда бывает похожей на девчонку. И поступки и слова у нее бывают совсем девчоночьи. Как у самых, конечно, лучших девчонок. Вот, например, она очень любит конфеты, с увлечением читает Володины книги, побаивается грозной старухи Елении, даже больше, чем Володя. И руки у нее сильные и смуглые, и вся она тонкая, подвижная — ну совсем как девчонка.
А один раз, когда Венка Сороченко принес футбольный мяч, то она вместе с мальчишками играла во дворе и так же, как они, спорила и кричала.
Верно, Еления никогда маму не затрагивает, потому что знает ее характер. У мамы характер — ого! Как у Володи, даже еще настойчивее.
И вот ее выбрали. И она один раз сказала:
— Сегодня я приду поздно, у меня заседание завкома.
Она стояла перед шкафом и, глядя в зеркало, поправляла белый воротничок на своем новом синем платье. Володя заметил, как она покраснела, и, чтобы скрыть свое смущение и страх, обняла Володю и тонким голосом проговорила:
— Вот мы с тобой какие стали важные: мы сами назначаем и сами проводим заседания завкома. Ты только подумай! Мы сами. Первый раз в жизни.
— Хочешь, я пойду с тобой, — предложил Володя.
— Зачем?
— Все-таки вдвоем…
Но мама вдруг выпрямилась и снова подошла к зеркалу. Белый воротничок очень красиво обвился вокруг ее смуглой тонкой шеи.
— Ничего, — сказала она, вскидывая голову. — Ничего, сама справлюсь…
И Володя понял — справится и хотел заняться своими делами, но мама сказала:
— Если ты, конечно, мне поможешь. Одна вряд ли справлюсь. Мы с тобой такие люди, что должны всегда отвечать один за другого. А теперь особенно. Знаешь, как ты должен теперь себя вести?
— Ну как? Как всегда…
— Нет, теперь этого мало.
Она села против сына и положила локти на стол.
— Самое главное — ты должен хорошо учиться.
— А я и так отличник.
— Ладно. Очень-то не хвались. Вести себя должен так, чтобы на тебя ни одной жалобы. Вдруг ты что-нибудь выкинешь, какой-нибудь такой номер. И все скажут: «А еще сын председателя завкома»! Подумай-ка! Ну, что ты приумолк?
— Я не приумолк, — сказал Володя и подумал, что мама во многом права, что поведение у него не очень блестящее и что ему срочно надо подтянуться.
А мама уже начала перечислять все, что можно и что нельзя. «Нельзя», как и всегда, оказалось больше, чем «можно».
— Из школы — прямо домой.
— Ладно уж.
— Не вздыхай. Придешь, пообедаешь — и можешь идти гулять до семи часов.
— А как я узнаю, сколько часов?
— Никогда не задавай глупых вопросов. Спроси у взрослых. Не стесняйся. Надо быть смелым и вежливым. Понял?
— Да.
— Зимой захочешь кататься на лыжах, то запомни: только на дворе.
— Да что ты! Малыши и то по улице катаются.
— На улице машины, словом, не спорь. И в овраг не ходи. Там вон недавно одному ногу сломали.
— Я тогда лучше к лыжам и не притронусь.
— Это твое дело. И потом вот еще что: кто тебя научил бегать на Уральскую и кататься на трамвае?
— Никто не учил. Все катаются.
— Ну не все. А только самые хулиганы. Чтобы этого больше не было.
— Не будет.
— В половине восьмого, если я задержусь, ты должен уже сидеть за уроками.
— Ладно уж.
— А в десять — спать.
Последнее условие совсем доканало Володю, и он невнимательно выслушал разные мелкие обязанности, вроде мытья посуды, уборки комнат, и чтобы, когда мамы нет дома, товарищей к себе не водить и без разрешения никуда не ходить.
Но особенно на него подействовало огромное количество условий. Он никогда не предполагал, что существует столько разных условий, без которых совместная жизнь просто невозможна. И как все это запомнить? Вот, оказывается, до чего непросто жить на свете! А мама говорит:
— Это только так кажется. Каждый человек выполняет все свои обязанности и не думает об этом. Просто надо быть сознательным. И не подводить друг друга. Разве тебе будет приятно, если твои товарищи скажут: «Твоя мама никудышный председатель». Ну вот. И мне тоже неприятно, когда про тебя плохо говорят. Так что давай помогать: ты мне, а я тебе.
— А велосипед купишь? — спросил Володя.
— Главное, ты не торгуйся. Велосипед тебе обещай, значит купим.
— Двухколесный только.
— Купим самый настоящий, чтобы и я могла покататься, когда захочу.
— Мама, только покупать надо сейчас, а то весной их не будет, все расхватают…
Володя очень старался выполнять все пункты маминых условий. Он уже совсем начал привыкать к своей трудной образцовой жизни, но тут подвернулся один случай, и все его старания сразу погибли. В одну минуту.
ВОТ КАК ЭТО ПОЛУЧИЛОСЬ
Дело было на последнем уроке. Впереди сидит Милочка Инаева и внимательно слушает, что говорит Мария Николаевна. На следующей парте сидит Володя и совсем ничего не слушает. Рядом с ним сидит Венка Сороченко и тоже не слушает: он с интересом наблюдает, что у Володи получится.
А Володя в это время осторожно вытащил Милочкину косу, положил ее на свою парту и на коричневой ленте, вплетенной в косу, старательно рисовал чернилами смешную рожу.
Он очень старался, чтобы не заметила Мария Николаевна, чтобы не почувствовала Милочка и чтобы все вышло как можно лучше.
Он уже заканчивал свой рисунок, но в это время Мария Николаевна сказала:
— Володя! Ты снова принялся за свое.
Милочка обернулась, увидела испорченную ленту, покраснела и, конечно, заплакала.
— Что случилось? — спросила учительница.
Милочкина соседка Таня Кардашинская закричала:
— Ой, вся лента в чернилах!
— Подойди сюда, Володя.
Володя подошел.
— С сегодняшнего дня ты будешь сидеть вот здесь, — показала Мария Николаевна на переднюю парту. — Сейчас же возьми свои книги…
Володя не двинулся с места.
— Что же?
— Не буду я здесь сидеть.
— Ну, хорошо, стой, — разрешила Мария Николаевна.
Подойдя к своему новому месту, он остановился и простоял до звонка. Мария Николаевна не обращала на него никакого внимания, а все остальные поглядывали, посмеивались и, конечно, плохо слушали. Урок был сорван.
На перемене Володя сказал Венке, с которым всегда сидел:
— Я от тебя никуда не уйду. А Танька у меня еще узнает. Ябеда!
— Ох, он еще и обзывается! — вскинулась Таня.
За Таню вступилась Милочка и все девочки. Тогда Володя дернул Милочку за косу, тогда Милочка толкнула Володю, он сейчас же толкнул ее, тогда Милочка ударила его по щеке, и тут поднялся такой шум, что уж ничего нельзя было разобрать.
Хорошо, если бы на этом дело и кончилось, то все, возможно бы и обошлось. Лента не вся испорчена, а только самый конец. Отрезать — и даже никто не заметит. Но, как только прозвенел звонок, Володя вспомнил, что надо садиться на свое место и тем самым признать свое полное поражение.
Кроме того, у них с Венкой договор — не разлучаться друг с другом, что бы ни случилось, всегда быть вместе. Разве можно изменить этому обещанию?
Венка сказал:
— Держись, Вовка!
Володя пообещал. Тогда все мальчишки начали спорить: выстоит он весь урок или не выстоит. Большинство считало, что Володя все может выдержать.
Короче говоря, когда в класс вошла Мария Николаевна, Володя стоял. Но она этого не заметила, потому что все тоже встали. Она сказала: «Садитесь», Все сели, а он стоял, и она по-прежнему не замечала его.
Конечно, она замечала, но только вид делала, что ей все равно, стоит он или уже сел. А сама, наверное, жалеет, что связалась с таким человеком, который зря ничего не говорит.
А вообще-то получается очень занятно: все сидят, а ты один стоишь, и все тебе видно, кто что делает. Только два человека в классе могут видеть всех сразу: он да еще Мария Николаевна. И все на тебя смотрят и думают: «Вот герой, для дружбы готов на все». А ты стоишь гордо, как памятник.
Но скоро ему надоело изображать памятник, он устал, а до конца урока еще очень далеко. Тогда он начал думать, что, может быть, он похож на пленника. Вот он гордо стоит и гордо смотрит на врагов. Но и эта игра не очень его увлекла, тем более, что никаких врагов кругом не было и вообще уже никто на него не смотрел.
Все-таки он дотянул до конца. Хорошо, что это был последний урок. Да и стоять-то уже здорово надоело. Все начали собирать книжки, но Мария Николаевна сказала, что будет классное собрание. Все сразу догадались, о чем пойдет разговор.
Собрание — это не урок, и Володя решил, что теперь можно и посидеть.
Председателем всегда выбирают Венку Сороченко. Он здорово собрания проводит, и у него даже есть специальный железный наконечник для карандаша, чтобы громче стучать по столу. И на этот раз только начали его выбирать, как вскочила Таня и заявила:
— А по-моему, нельзя выбирать Сороченко. Они с Володей друзья.
Ух, какой тут поднялся шум, а Мария Николаевна сказала:
— Это ничего не значит. Здесь все друзья. А если кто и есть враг, то только сам себе.
При этом она так посмотрела на Володю, что он сразу все понял и ему уже не очень захотелось настаивать на своем.
Но все события развивались так, как им и положено.
Председателем выбрали Сороченко, а секретарем Таню, потому что она очень возмущалась, все время вертелась и что-то шептала окружающим ее подругам.
Мария Николаевна взяла слово и сказала, что надо обсудить два вопроса: первый — о Володе. У него вообще слаба дисциплина, а сегодня он превзошел самого себя. Он испортил ленту, толкнул девочку… Второй — о Милочке: она ударила Володю по лицу.
— Я хочу, чтобы вы сами все обсудили и вынесли свое решение.
Еще Венка не успел спросить, кто хочет слова, как почти все подняли руки.
Известно, какие тут начались выступления. Девчонки во всем обвиняли Володю и, конечно, припоминали все его грехи. Уж тут они постарались — ничего не забыли. На это они очень памятные. Если бы так запоминали уроки, то все были бы отличницами.
Они говорили, что он задается, толкается, бегает по партам, стреляет ключом и поджигой, дергает девочек за косы, пугает первоклашек, рисует на доске и в учебниках всякие рожи, и вот теперь на лентах начал рисовать, и если ему все прощать, так еще не то будет, неизвестно, на чем он начнет рисовать.
И еще говорили:
— Между прочим, Володя думает, что он герой, что у него твердый характер, и многие мальчики так думают и всегда его поддерживают. А он ими командует.
— А еще, между прочим, он собирается лететь на Луну!
Здесь мальчишки одобрительно зашумели, а одна девочка крикнула:
— Вот еще! Не видали на Луне таких хулиганов.
Девочки дружно засмеялись.
— Он еще свалится оттуда!
Теперь уже смеялись все, и Венка Сороченко, постучав карандашом по столу, дал справку:
— С Луны не упадешь. Там притяжение, верно, в шесть раз меньше, чем на Земле, но все равно, держит. Не знаете, а смеетесь.
Вот сколько наговорили, но этим только раззадорили мальчишек, потому что вышло так, будто не про одного Володю говорили, а про всех вообще. Конечно, и мальчишки не сидели молча. Они тоже высказались, да так, что девочки сразу приуныли.
Они сказали, что если девочки воображают, будто кто-то всеми командует, то это выдумка. Никто никем не командует, а просто все Володю уважают за его характер и за то, что он смелый и справедливый человек. Они с Венкой дали друг другу слово — никогда не разлучаться, Володя свое слово держит, и за это наказывать его нельзя. В крайнем случае, пусть он сейчас при всех извинится перед Марией Николаевной за то, что отказался сесть.
— Стоять я ему разрешила. Так что никакого тут героизма нет. Пускай стоит, пока не надоест.
Это заявление очень понравилось девочкам. Они сразу ободрились и потребовали:
— Пусть он извинится перед Милочкой.
Володя с места:
— А еще что?
— Предлагаем исключить его из школы на два дня.
— Нет, на пять!
— Нет, мало — на неделю!
Ого, что захотели! Мальчишки все прямо так и подскочили. Особенно Венка. Он сказал:
— Ничего особенного Володя не сделал, а наговорить можно на кого угодно, и это несправедливо наказывать только одного, как будто Милочка ни в чем не виновата. Она первая ударила по щеке. Ну так что ж, что Володя первый толкнул? Он, может быть, нечаянно. Если все девчонки драться начнут, тогда хоть школу бросай.
— Ах, какие бедные! — заскрипела Катя Климова.
А Таня обрадовалась и сейчас же подхватила:
— Несчастненькие…
Но на это издевательство никто не обратил никакого внимания. Павлик Вершинин предложил:
— Исключать никого не надо, а пускай Милочка извинится перед Володей.
Милочка с места:
— А еще что?
Володя поднял руку, Венка сказал: «давай», Володя встал и, не опуская руки, как будто он давал торжественную клятву, произнес:
— Хорошо. Тогда я сам сейчас извинюсь… Первый!
Среди девочек переполох. Они зашептались, и сидящие около Милочки начинают готовить ее к торжественному акту: поправлять воротничок и банты, приглаживать кудрявые колечки на лбу и что-то нашептывать. Мальчишки молчат, сраженные великодушием своего командира. Всем делается и хорошо и как-то вроде стеснительно.
Но Венка, зная свое дело, постучал карандашом по столу:
— Вот решим, тогда и извинишься. А без решения нельзя.
Тогда Мария Николаевна поднялась и сказала:
— Вы тут продолжайте, у меня срочное дело в учительской. Когда все решите, тогда позовете. Но имейте в виду, как решите, так и будет. Продумайте все серьезно.
Она вышла, и почему-то сразу стало так тихо, как будто сейчас письменная по арифметике и попалась очень трудная задача. Молчали не очень долго, потому что вдруг Милочка встала и гордо тряхнула своими колечками.
— Если так, то я сама извинюсь! Подумаешь.
— Я первый! — воскликнул Володя. — Я раньше сказал.
— Ну и что же! Я тоже хотела раньше сказать, да не успела.
— Я первый тебя толкнул.
— Ты только толкнул, а я ударила.
— Я извиняюсь.
— Нет, я извиняюсь.
— Тише, вы! Тише! — надрывался Венка. — Поступило два предложения: первое — исключить Володю и Милочку из школы на три дня…
Собрание продолжалось.
Когда Мария Николаевна вошла в класс, ее встретила настороженная тишина. Все встали, как и всегда, но ни одна крышка парты не хлопнула. Она на ходу сказала: «Садитесь» — и подошла к доске, на которой крупными буквами было написано:
Они сидели, как сидят самые примерные ученики, и то разве только на картинках. Лица их пылали. Хотя в эту минуту все лица пылали. Одна Мария Николаевна была немного бледнее, чем всегда, но этого никто не заметил.
Все ждали, что скажет учительница. Одобрит ля она решение собрания?
Она взяла мел и написала внизу «Утверждаю» и расписалась.
И она увидела, что ребята обрадовались так, будто она всем по пятерке поставила.
Володя хотел рассказать маме об этом случае, но в этот день она пришла поздно, а потом начались такие дела, что он обо всем забыл.
А Володя в это время осторожно вытащил Милочкину косу, положил ее на свою парту и на коричневой ленте, вплетенной в косу, старательно рисовал чернилами смешную рожу.
Он очень старался, чтобы не заметила Мария Николаевна, чтобы не почувствовала Милочка и чтобы все вышло как можно лучше.
Он уже заканчивал свой рисунок, но в это время Мария Николаевна сказала:
— Володя! Ты снова принялся за свое.
Милочка обернулась, увидела испорченную ленту, покраснела и, конечно, заплакала.
— Что случилось? — спросила учительница.
Милочкина соседка Таня Кардашинская закричала:
— Ой, вся лента в чернилах!
— Подойди сюда, Володя.
Володя подошел.
— С сегодняшнего дня ты будешь сидеть вот здесь, — показала Мария Николаевна на переднюю парту. — Сейчас же возьми свои книги…
Володя не двинулся с места.
— Что же?
— Не буду я здесь сидеть.
— Ну, хорошо, стой, — разрешила Мария Николаевна.
Подойдя к своему новому месту, он остановился и простоял до звонка. Мария Николаевна не обращала на него никакого внимания, а все остальные поглядывали, посмеивались и, конечно, плохо слушали. Урок был сорван.
На перемене Володя сказал Венке, с которым всегда сидел:
— Я от тебя никуда не уйду. А Танька у меня еще узнает. Ябеда!
— Ох, он еще и обзывается! — вскинулась Таня.
За Таню вступилась Милочка и все девочки. Тогда Володя дернул Милочку за косу, тогда Милочка толкнула Володю, он сейчас же толкнул ее, тогда Милочка ударила его по щеке, и тут поднялся такой шум, что уж ничего нельзя было разобрать.
Хорошо, если бы на этом дело и кончилось, то все, возможно бы и обошлось. Лента не вся испорчена, а только самый конец. Отрезать — и даже никто не заметит. Но, как только прозвенел звонок, Володя вспомнил, что надо садиться на свое место и тем самым признать свое полное поражение.
Кроме того, у них с Венкой договор — не разлучаться друг с другом, что бы ни случилось, всегда быть вместе. Разве можно изменить этому обещанию?
Венка сказал:
— Держись, Вовка!
Володя пообещал. Тогда все мальчишки начали спорить: выстоит он весь урок или не выстоит. Большинство считало, что Володя все может выдержать.
Короче говоря, когда в класс вошла Мария Николаевна, Володя стоял. Но она этого не заметила, потому что все тоже встали. Она сказала: «Садитесь», Все сели, а он стоял, и она по-прежнему не замечала его.
Конечно, она замечала, но только вид делала, что ей все равно, стоит он или уже сел. А сама, наверное, жалеет, что связалась с таким человеком, который зря ничего не говорит.
А вообще-то получается очень занятно: все сидят, а ты один стоишь, и все тебе видно, кто что делает. Только два человека в классе могут видеть всех сразу: он да еще Мария Николаевна. И все на тебя смотрят и думают: «Вот герой, для дружбы готов на все». А ты стоишь гордо, как памятник.
Но скоро ему надоело изображать памятник, он устал, а до конца урока еще очень далеко. Тогда он начал думать, что, может быть, он похож на пленника. Вот он гордо стоит и гордо смотрит на врагов. Но и эта игра не очень его увлекла, тем более, что никаких врагов кругом не было и вообще уже никто на него не смотрел.
Все-таки он дотянул до конца. Хорошо, что это был последний урок. Да и стоять-то уже здорово надоело. Все начали собирать книжки, но Мария Николаевна сказала, что будет классное собрание. Все сразу догадались, о чем пойдет разговор.
Собрание — это не урок, и Володя решил, что теперь можно и посидеть.
Председателем всегда выбирают Венку Сороченко. Он здорово собрания проводит, и у него даже есть специальный железный наконечник для карандаша, чтобы громче стучать по столу. И на этот раз только начали его выбирать, как вскочила Таня и заявила:
— А по-моему, нельзя выбирать Сороченко. Они с Володей друзья.
Ух, какой тут поднялся шум, а Мария Николаевна сказала:
— Это ничего не значит. Здесь все друзья. А если кто и есть враг, то только сам себе.
При этом она так посмотрела на Володю, что он сразу все понял и ему уже не очень захотелось настаивать на своем.
Но все события развивались так, как им и положено.
Председателем выбрали Сороченко, а секретарем Таню, потому что она очень возмущалась, все время вертелась и что-то шептала окружающим ее подругам.
Мария Николаевна взяла слово и сказала, что надо обсудить два вопроса: первый — о Володе. У него вообще слаба дисциплина, а сегодня он превзошел самого себя. Он испортил ленту, толкнул девочку… Второй — о Милочке: она ударила Володю по лицу.
— Я хочу, чтобы вы сами все обсудили и вынесли свое решение.
Еще Венка не успел спросить, кто хочет слова, как почти все подняли руки.
Известно, какие тут начались выступления. Девчонки во всем обвиняли Володю и, конечно, припоминали все его грехи. Уж тут они постарались — ничего не забыли. На это они очень памятные. Если бы так запоминали уроки, то все были бы отличницами.
Они говорили, что он задается, толкается, бегает по партам, стреляет ключом и поджигой, дергает девочек за косы, пугает первоклашек, рисует на доске и в учебниках всякие рожи, и вот теперь на лентах начал рисовать, и если ему все прощать, так еще не то будет, неизвестно, на чем он начнет рисовать.
И еще говорили:
— Между прочим, Володя думает, что он герой, что у него твердый характер, и многие мальчики так думают и всегда его поддерживают. А он ими командует.
— А еще, между прочим, он собирается лететь на Луну!
Здесь мальчишки одобрительно зашумели, а одна девочка крикнула:
— Вот еще! Не видали на Луне таких хулиганов.
Девочки дружно засмеялись.
— Он еще свалится оттуда!
Теперь уже смеялись все, и Венка Сороченко, постучав карандашом по столу, дал справку:
— С Луны не упадешь. Там притяжение, верно, в шесть раз меньше, чем на Земле, но все равно, держит. Не знаете, а смеетесь.
Вот сколько наговорили, но этим только раззадорили мальчишек, потому что вышло так, будто не про одного Володю говорили, а про всех вообще. Конечно, и мальчишки не сидели молча. Они тоже высказались, да так, что девочки сразу приуныли.
Они сказали, что если девочки воображают, будто кто-то всеми командует, то это выдумка. Никто никем не командует, а просто все Володю уважают за его характер и за то, что он смелый и справедливый человек. Они с Венкой дали друг другу слово — никогда не разлучаться, Володя свое слово держит, и за это наказывать его нельзя. В крайнем случае, пусть он сейчас при всех извинится перед Марией Николаевной за то, что отказался сесть.
— Стоять я ему разрешила. Так что никакого тут героизма нет. Пускай стоит, пока не надоест.
Это заявление очень понравилось девочкам. Они сразу ободрились и потребовали:
— Пусть он извинится перед Милочкой.
Володя с места:
— А еще что?
— Предлагаем исключить его из школы на два дня.
— Нет, на пять!
— Нет, мало — на неделю!
Ого, что захотели! Мальчишки все прямо так и подскочили. Особенно Венка. Он сказал:
— Ничего особенного Володя не сделал, а наговорить можно на кого угодно, и это несправедливо наказывать только одного, как будто Милочка ни в чем не виновата. Она первая ударила по щеке. Ну так что ж, что Володя первый толкнул? Он, может быть, нечаянно. Если все девчонки драться начнут, тогда хоть школу бросай.
— Ах, какие бедные! — заскрипела Катя Климова.
А Таня обрадовалась и сейчас же подхватила:
— Несчастненькие…
Но на это издевательство никто не обратил никакого внимания. Павлик Вершинин предложил:
— Исключать никого не надо, а пускай Милочка извинится перед Володей.
Милочка с места:
— А еще что?
Володя поднял руку, Венка сказал: «давай», Володя встал и, не опуская руки, как будто он давал торжественную клятву, произнес:
— Хорошо. Тогда я сам сейчас извинюсь… Первый!
Среди девочек переполох. Они зашептались, и сидящие около Милочки начинают готовить ее к торжественному акту: поправлять воротничок и банты, приглаживать кудрявые колечки на лбу и что-то нашептывать. Мальчишки молчат, сраженные великодушием своего командира. Всем делается и хорошо и как-то вроде стеснительно.
Но Венка, зная свое дело, постучал карандашом по столу:
— Вот решим, тогда и извинишься. А без решения нельзя.
Тогда Мария Николаевна поднялась и сказала:
— Вы тут продолжайте, у меня срочное дело в учительской. Когда все решите, тогда позовете. Но имейте в виду, как решите, так и будет. Продумайте все серьезно.
Она вышла, и почему-то сразу стало так тихо, как будто сейчас письменная по арифметике и попалась очень трудная задача. Молчали не очень долго, потому что вдруг Милочка встала и гордо тряхнула своими колечками.
— Если так, то я сама извинюсь! Подумаешь.
— Я первый! — воскликнул Володя. — Я раньше сказал.
— Ну и что же! Я тоже хотела раньше сказать, да не успела.
— Я первый тебя толкнул.
— Ты только толкнул, а я ударила.
— Я извиняюсь.
— Нет, я извиняюсь.
— Тише, вы! Тише! — надрывался Венка. — Поступило два предложения: первое — исключить Володю и Милочку из школы на три дня…
Собрание продолжалось.
Когда Мария Николаевна вошла в класс, ее встретила настороженная тишина. Все встали, как и всегда, но ни одна крышка парты не хлопнула. Она на ходу сказала: «Садитесь» — и подошла к доске, на которой крупными буквами было написано:
Прочитав это решение, учительница обернулась. Да, Милочка и Володя сидели рядом за той самой партой, за которую он отказался сесть по ее приказу.РЕШЕНИЕ
классного собрания учащихся 3-го «б» класса:
1. Вечканов и Инаева извиняются около доски.
2. Вечканов и Инаева должны все время сидеть на одной парте.
Председатель СороченкоСекретарь Кардашинская
Они сидели, как сидят самые примерные ученики, и то разве только на картинках. Лица их пылали. Хотя в эту минуту все лица пылали. Одна Мария Николаевна была немного бледнее, чем всегда, но этого никто не заметил.
Все ждали, что скажет учительница. Одобрит ля она решение собрания?
Она взяла мел и написала внизу «Утверждаю» и расписалась.
И она увидела, что ребята обрадовались так, будто она всем по пятерке поставила.
Володя хотел рассказать маме об этом случае, но в этот день она пришла поздно, а потом начались такие дела, что он обо всем забыл.
МЫ ЛЕТИМ НА ЛУНУ
И еще один случай получился, и даже, если разобраться, несколько случаев. Все началось с запуска ракеты на Луну. Нет, не так: все дело получилось из-за Сеньки Любушкина, который первым оказался на Луне. Это Сенька-то?
В общем, дело было так.
Двенадцатого сентября объявили о запуске космической ракеты на Луну. Потрясенный этим известием, Володя бежал в школу, а ему навстречу бежал Венка. Они издали увидели друг друга и на всю улицу начали выкрикивать экстренный выпуск последних известий:
— Володька! Ура!
— Ура! Многоступенчатая!
— На Луну!
— Послезавтра достигнет!
— В ноль-ноль пять минут!
— Бежим в школу рассказывать! Ура!
— Ура!
И хотя в школе все уже слыхали о ракете, но все равно рассказывать было можно. Володя рассказывал раз, наверное, десять и с удовольствием сам прослушал шесть сообщений.
Да потом еще на уроке начали задавать вопросы насчет полета, а Мария Николаевна сказала, что сейчас нечего отвлекаться, и пообещала в понедельник все подробно рассказать. И Володя получил задание — нарисовать для этого карту Луны.
Дома у него была такая карта, он ее давно вырезал из какого-то журнала и, придя домой, он нарисовал Луну на большом листе бумаги.
На другой день, в воскресенье, он даже гулять не пошел, все сидел и рисовал моря и кратеры, потом все это раскрасил, потом сделал синее небо и разноцветные звезды, а сбоку, где еще осталось много места, нарисовал красную ракету и на ней — знамя с гербом Советского Союза.
Очень получилось красиво.
Вечером Володя сказал, что спать он сегодня не будет.
— Знаешь что, — ответила мама, — давай-ка не выдумывай.
— Ну, мама…
— Все равно ничего не будет видно.
— Ракету не увижу, я знаю. А может быть, сигнал какой-нибудь.
— И сигнала не увидишь.
— Он как-нибудь мелькнет, я и увижу.
— Да ты понимаешь, по местному это будет два часа ночи…
Он совсем уже было приуныл, но тут неожиданно явился Венка и сказал, что его отпустили к Володе ночевать, чтобы не прозевать самое главное и все увидеть своими глазами.
Тут мама сразу отступилась:
— Вдвоем вы — сила. Сдаюсь!
Венка распахнул пальто: на тонком ремешке, спускаясь на живот, висел темно-коричневый, до блеска затертый кожаный футляр.
— Во, гляди!
— Бинокль! — восхищенно воскликнул Володя. — Вот это да!
Венка торжественно пояснил:
— Отец дал. Это у него с фронта. Боевой, полевой.
— Ох, какие глупости вы затеваете, — сказала мама.
А Венка весело подхватил:
— Моя мама тоже говорит — глупости, а папа ей говорит — это только так кажется, что глупости, а для них это совсем не глупости, и если они будут вдвоем, то, возможно, что-нибудь и увидят, а если и не увидят, то все равно пускай подумают, что увидели, и я им даже дам свой боевой бинокль, которым очень дорожу, и они…
— Ну, ладно, ладно, — замахала мама руками, она знала, что если Венку не остановить, то сам он ни за что не остановится.
А Володя, слушая товарища, вздыхал и завидовал: известно — отец, у него бинокль, и все-то он понимает…
Но мама тоже вдруг все поняла; когда они ужинали, дружно поедая вареную картошку с рыбными консервами, она приговаривала:
— Наедайтесь, ребятишки, перед полетом-то наедайтесь…
А после ужина сказала:
— Все надо делать как следует. Сейчас вы ляжете спать, надо же перед полетом выспаться. А чтобы вам не прозевать, мы заведем будильник.
— И еще приготовим блокнот и карандаш, — добавил Володя.
— Зачем?
— Наблюдения записывать.
— Хорошо, приготовим.
Да, мама все понимала, что надо сыну, снаряжая его в ответственный полет. Если это игра, то и она относилась к ней с полной серьезностью. Она даже постелила им вместе, в первой комнате на сундуке и придвинутых к нему стульях. На столе на коричневой клеенке она вместе с ними разложила все необходимое снаряжение: бинокль, блокнот, карандаш и будильник. Будильник поставили так, чтобы зазвонил за пятнадцать минут до назначенного срока.
Убедившись, что теперь все в порядке, она потушила свет и ушла в спальню…
Володя проснулся от испуга: ему показалось, что будильник не зазвонил, потому что, наверное, испортился, что они с Венкой проспали, рухнули все планы.
В комнате было темно, и только у самого окна на полу расстелился косой лунный коврик. Володя вскочил и подбежал к окну. В светлом небе сияла полная луна, такая чистая и яркая, что на улице все было видно, как днем.
А будильник тикал еще даже громче, чем днем, и показывал только половину первого, но Володя все равно разбудил Венку.
Тот вскочил и закричал:
— Уже началось!
— Тише ты! Скоро начнется…
Венка подбежал к окну.
— Ух, как она разгорелась! — воскликнул он.
— Радуется.
— Знаешь, Вовка, а может, там есть какие-нибудь люди.
— Я думаю, что есть. Должны быть. Лунатики.
— Луниты. Вот они увидели, что к ним летят с Земли, и обрадовались. Все огни зажгли. Кругом прибрали. Встречают. Эх, вот бы сейчас нам с тобой в этой ракете…
Пока они там мечтали, луна совсем почти ушла в сторону и на полу осталась только узкая полоска.
— Знаешь, Вовка, а мы тут, наверное, ничего не увидим.
— Пойдем на улицу.
— Холодно.
— Ну и что. Потерпим.
— Это конечно, — согласился Венка.
Они потихоньку оделись и, захватив бинокль и будильник, вышли в прихожую. Здесь они постояли, полюбовались радужным сиянием лунного света на полу, и Володю осенила одна блестящая мысль. А зачем сидеть на улице и мерзнуть, когда можно забраться наверх, в дедушкину мастерскую. Там почти все стены стеклянные, смотри куда хочешь.
Венке эта мысль тоже очень понравилась, и они единогласно принялись ее выполнять.
Они перелезли через ларь, прикрывающий вход на лестницу. Дверь в дедушкину мастерскую не замыкалась, но Володя, помня мамин запрет, ни разу здесь не был.
Комната оказалась гораздо больше, чем это кажется, если смотреть на нее со стороны. Лунный свет плохо проникал сквозь пыльные стекла, отчего здесь было даже сумрачнее, чем в нижних комнатах. Зато видно далеко во все стороны.
Венка звонко чихнул.
— Это от пыли, — объяснил он.
Володя тоже чихнул и подтвердил:
— Правильно, пыль.
Вещей здесь было немного, но зато какие это были вещи!
— Смотри, Вовка. Верстак.
— Это столярный. А в шкафу, видишь, висит, там дедушкин инструмент.
— А эта лестница вверх, куда?
— А это под самую крышу, на вершицу, там, где кораблик крутится. Чтобы его осматривать и ремонтировать.
Кроме верстака и лестницы, здесь еще стоял поломанный стул и в углу валялись обрубки дерева, наверное заготовленные дедушкой для работы.
И на всем лежала пыль таким толстым слоем, что ни до чего нельзя было дотронуться, и все время приходилось чихать. Даже лунный свет казался состоящим сплошь из одной какой-то светящейся пыли.
— Это прямо будто космическая пыль, — сказал Володя и чихнул так, что вокруг в лунном свете закрутились пыльные смерчи.
— Ты даже чихаешь пылью, — засмеялся Венка и тоже чихнул. — Пойдем лучше вниз.
— Подожди. Надо посмотреть, что там на верстаке стоит.
Володя, оставляя на пыльном полу заметные следы, подошел к верстаку и, поставив на него будильник, повернул рамку. Там был мамин портрет. Она была изображена в белом халате и в косынке. Это был портрет из маминого рассказа о том, как она служила в госпитале. Рисовал его цветными карандашами раненый лейтенант. Вот он написал: «Любимая сестра Валя». И вот подписался: «Мих. Снежков. 22. 1. 43».
А мама говорила, что портрет пропал, пока она была на фронте, а он, оказывается, цел-невредим. Вот, наверное, она обрадуется!..
— Кто это? — спросил Венка, горячо дыша прямо в ухо.
Он всегда, когда ему интересно, так дышит, будто у него повышенная температура.
В общем, дело было так.
Двенадцатого сентября объявили о запуске космической ракеты на Луну. Потрясенный этим известием, Володя бежал в школу, а ему навстречу бежал Венка. Они издали увидели друг друга и на всю улицу начали выкрикивать экстренный выпуск последних известий:
— Володька! Ура!
— Ура! Многоступенчатая!
— На Луну!
— Послезавтра достигнет!
— В ноль-ноль пять минут!
— Бежим в школу рассказывать! Ура!
— Ура!
И хотя в школе все уже слыхали о ракете, но все равно рассказывать было можно. Володя рассказывал раз, наверное, десять и с удовольствием сам прослушал шесть сообщений.
Да потом еще на уроке начали задавать вопросы насчет полета, а Мария Николаевна сказала, что сейчас нечего отвлекаться, и пообещала в понедельник все подробно рассказать. И Володя получил задание — нарисовать для этого карту Луны.
Дома у него была такая карта, он ее давно вырезал из какого-то журнала и, придя домой, он нарисовал Луну на большом листе бумаги.
На другой день, в воскресенье, он даже гулять не пошел, все сидел и рисовал моря и кратеры, потом все это раскрасил, потом сделал синее небо и разноцветные звезды, а сбоку, где еще осталось много места, нарисовал красную ракету и на ней — знамя с гербом Советского Союза.
Очень получилось красиво.
Вечером Володя сказал, что спать он сегодня не будет.
— Знаешь что, — ответила мама, — давай-ка не выдумывай.
— Ну, мама…
— Все равно ничего не будет видно.
— Ракету не увижу, я знаю. А может быть, сигнал какой-нибудь.
— И сигнала не увидишь.
— Он как-нибудь мелькнет, я и увижу.
— Да ты понимаешь, по местному это будет два часа ночи…
Он совсем уже было приуныл, но тут неожиданно явился Венка и сказал, что его отпустили к Володе ночевать, чтобы не прозевать самое главное и все увидеть своими глазами.
Тут мама сразу отступилась:
— Вдвоем вы — сила. Сдаюсь!
Венка распахнул пальто: на тонком ремешке, спускаясь на живот, висел темно-коричневый, до блеска затертый кожаный футляр.
— Во, гляди!
— Бинокль! — восхищенно воскликнул Володя. — Вот это да!
Венка торжественно пояснил:
— Отец дал. Это у него с фронта. Боевой, полевой.
— Ох, какие глупости вы затеваете, — сказала мама.
А Венка весело подхватил:
— Моя мама тоже говорит — глупости, а папа ей говорит — это только так кажется, что глупости, а для них это совсем не глупости, и если они будут вдвоем, то, возможно, что-нибудь и увидят, а если и не увидят, то все равно пускай подумают, что увидели, и я им даже дам свой боевой бинокль, которым очень дорожу, и они…
— Ну, ладно, ладно, — замахала мама руками, она знала, что если Венку не остановить, то сам он ни за что не остановится.
А Володя, слушая товарища, вздыхал и завидовал: известно — отец, у него бинокль, и все-то он понимает…
Но мама тоже вдруг все поняла; когда они ужинали, дружно поедая вареную картошку с рыбными консервами, она приговаривала:
— Наедайтесь, ребятишки, перед полетом-то наедайтесь…
А после ужина сказала:
— Все надо делать как следует. Сейчас вы ляжете спать, надо же перед полетом выспаться. А чтобы вам не прозевать, мы заведем будильник.
— И еще приготовим блокнот и карандаш, — добавил Володя.
— Зачем?
— Наблюдения записывать.
— Хорошо, приготовим.
Да, мама все понимала, что надо сыну, снаряжая его в ответственный полет. Если это игра, то и она относилась к ней с полной серьезностью. Она даже постелила им вместе, в первой комнате на сундуке и придвинутых к нему стульях. На столе на коричневой клеенке она вместе с ними разложила все необходимое снаряжение: бинокль, блокнот, карандаш и будильник. Будильник поставили так, чтобы зазвонил за пятнадцать минут до назначенного срока.
Убедившись, что теперь все в порядке, она потушила свет и ушла в спальню…
Володя проснулся от испуга: ему показалось, что будильник не зазвонил, потому что, наверное, испортился, что они с Венкой проспали, рухнули все планы.
В комнате было темно, и только у самого окна на полу расстелился косой лунный коврик. Володя вскочил и подбежал к окну. В светлом небе сияла полная луна, такая чистая и яркая, что на улице все было видно, как днем.
А будильник тикал еще даже громче, чем днем, и показывал только половину первого, но Володя все равно разбудил Венку.
Тот вскочил и закричал:
— Уже началось!
— Тише ты! Скоро начнется…
Венка подбежал к окну.
— Ух, как она разгорелась! — воскликнул он.
— Радуется.
— Знаешь, Вовка, а может, там есть какие-нибудь люди.
— Я думаю, что есть. Должны быть. Лунатики.
— Луниты. Вот они увидели, что к ним летят с Земли, и обрадовались. Все огни зажгли. Кругом прибрали. Встречают. Эх, вот бы сейчас нам с тобой в этой ракете…
Пока они там мечтали, луна совсем почти ушла в сторону и на полу осталась только узкая полоска.
— Знаешь, Вовка, а мы тут, наверное, ничего не увидим.
— Пойдем на улицу.
— Холодно.
— Ну и что. Потерпим.
— Это конечно, — согласился Венка.
Они потихоньку оделись и, захватив бинокль и будильник, вышли в прихожую. Здесь они постояли, полюбовались радужным сиянием лунного света на полу, и Володю осенила одна блестящая мысль. А зачем сидеть на улице и мерзнуть, когда можно забраться наверх, в дедушкину мастерскую. Там почти все стены стеклянные, смотри куда хочешь.
Венке эта мысль тоже очень понравилась, и они единогласно принялись ее выполнять.
Они перелезли через ларь, прикрывающий вход на лестницу. Дверь в дедушкину мастерскую не замыкалась, но Володя, помня мамин запрет, ни разу здесь не был.
Комната оказалась гораздо больше, чем это кажется, если смотреть на нее со стороны. Лунный свет плохо проникал сквозь пыльные стекла, отчего здесь было даже сумрачнее, чем в нижних комнатах. Зато видно далеко во все стороны.
Венка звонко чихнул.
— Это от пыли, — объяснил он.
Володя тоже чихнул и подтвердил:
— Правильно, пыль.
Вещей здесь было немного, но зато какие это были вещи!
— Смотри, Вовка. Верстак.
— Это столярный. А в шкафу, видишь, висит, там дедушкин инструмент.
— А эта лестница вверх, куда?
— А это под самую крышу, на вершицу, там, где кораблик крутится. Чтобы его осматривать и ремонтировать.
Кроме верстака и лестницы, здесь еще стоял поломанный стул и в углу валялись обрубки дерева, наверное заготовленные дедушкой для работы.
И на всем лежала пыль таким толстым слоем, что ни до чего нельзя было дотронуться, и все время приходилось чихать. Даже лунный свет казался состоящим сплошь из одной какой-то светящейся пыли.
— Это прямо будто космическая пыль, — сказал Володя и чихнул так, что вокруг в лунном свете закрутились пыльные смерчи.
— Ты даже чихаешь пылью, — засмеялся Венка и тоже чихнул. — Пойдем лучше вниз.
— Подожди. Надо посмотреть, что там на верстаке стоит.
Володя, оставляя на пыльном полу заметные следы, подошел к верстаку и, поставив на него будильник, повернул рамку. Там был мамин портрет. Она была изображена в белом халате и в косынке. Это был портрет из маминого рассказа о том, как она служила в госпитале. Рисовал его цветными карандашами раненый лейтенант. Вот он написал: «Любимая сестра Валя». И вот подписался: «Мих. Снежков. 22. 1. 43».
А мама говорила, что портрет пропал, пока она была на фронте, а он, оказывается, цел-невредим. Вот, наверное, она обрадуется!..
— Кто это? — спросил Венка, горячо дыша прямо в ухо.
Он всегда, когда ему интересно, так дышит, будто у него повышенная температура.
НЕЯСНОСТИ С МОРЕМ ЯСНОСТИ
Но Володя ничего не успел ответить, потому что тут раздался страшный треск и звон. И Венка заорал: «Вовка, начинается!» — и загремел по лестнице вниз; и Володя захватив в одну руку будильник, а в другую портрет, тоже побежал вслед за ним; и внизу в темноте захлопали двери и послышались голоса, потому что все вдруг проснулись и начали спрашивать друг у друга, что случилось…
Как будто они сами не знают, что сейчас случится. Смешно, может быть, они подумали, что ракета упадет не на Луну, а на их двор.
Дядя выбежал вслед за мальчишками на крыльцо, он что-то кричал своим оглушительным голосом, пока не вышел Ваоныч и не успокоил его. Но все равно соседи уже тоже проснулись.
В это время Венка стоял на крыше и наводил на Луну полевой бинокль, а Володя глядел на часы, чтобы точно определить время, и подпрыгивал от нетерпения. Портрет он прижимал к груди.
Оказывается, в это время многие не спали. Люди стояли на дворах и на улице, а некоторые тоже вылезли на свои крыши. Все молча ждали и смотрели на Луну, и всем казалось: она тоже притихла и ждет.
На заборе появился Васька в своей драной меховой куртке и без шапки. Он засмеялся и спросил:
Как будто они сами не знают, что сейчас случится. Смешно, может быть, они подумали, что ракета упадет не на Луну, а на их двор.
Дядя выбежал вслед за мальчишками на крыльцо, он что-то кричал своим оглушительным голосом, пока не вышел Ваоныч и не успокоил его. Но все равно соседи уже тоже проснулись.
В это время Венка стоял на крыше и наводил на Луну полевой бинокль, а Володя глядел на часы, чтобы точно определить время, и подпрыгивал от нетерпения. Портрет он прижимал к груди.
Оказывается, в это время многие не спали. Люди стояли на дворах и на улице, а некоторые тоже вылезли на свои крыши. Все молча ждали и смотрели на Луну, и всем казалось: она тоже притихла и ждет.
На заборе появился Васька в своей драной меховой куртке и без шапки. Он засмеялся и спросил: