Страница:
Это даже понравилось Володе. Он только жалел, что все его друзья уехали и лишили себя удовольствия увидеть человека с таким необыкновенным лицом.
Ну, а мама, конечно, то и дело говорила:
— Не торчи у окна. Застудишь опухоль, и у тебя останется такое лицо навсегда.
Смешно: лето, а она говорит — «застудишь».
Все-таки ему удалось показаться. Увидел его Васька Рыжий. Он был очень рыжий. Весь рыжий с головы до ног. Даже на коленках у него были ярко-рыжие пятна веснушек.
Огненные свои лохмы он стриг, оставляя впереди задорный чубчик. Замечательный у него был носик. И по форме, и по окраске он напоминал молоденькую репку, только что выдернутую из сырой земли и еще не обмытую. Летом на этой репке всегда появлялись розовые проплешинки и беленькие завитушки облупившейся кожицы.
Он старше Володи, но теперь они будут учиться в одном классе, потому что Ваську оставили в третьем классе на второй год.
Володя не дружил с Васькой. Нехороший он человек. Барыга. Это значит барышник, на базаре торгует. Его отец делает всякие рамочки, полочки, а главное, рисует ковры. Весь этот товар он продает на базаре, а Васька ему помогает.
Вот и сейчас Васька бежит на базар. Он очень торопится. Он так летит по улице, что его длинные и широкие шаровары, держащиеся на веревочке, перекинутой через плечо, раздуваются, как черные пиратские паруса.
Майка на нем тоже черная. У него все черное, даже нижнее белье. Это мачеха так придумала — выкрасила всю его одежду в черный цвет, чтобы грязь была не так заметна и чтобы реже стирать.
И выгоревшая майка, и шаровары, и даже волосы у него вечно испачканы лаком и разноцветными красками.
Он тащит связку фанерных рамочек, нанизанных на веревочку, как бублики. Рамочки покрашены теми же красками, что и Васька.
Увидев в окне Володино распухшее лицо, он мгновенно остановился. Фанерная связка с треском ударилась о его спину. Рыжий чуб растопырился, как иголки на спине испуганного ежа.
— Вовка, это кто? — спросил он, не доверяя своим глазам.
— Это я, — прохрипел Володя.
— Врешь!
— Ну вот еще…
— Ты надулся. Открой рот.
Замирая от гордости, Володя приоткрыл рот, хотя это в его положении было сделать нелегко.
Убедившись, что обмана тут нет, Васька завистливо Произнес:
— Вот это портрет! Лихо как у тебя получилось. Это у тебя отчего? Мне, понимаешь, сейчас некогда. Батька дожидается. Я потом в окно стукну, ты подойди. Мне еще посмотреть охота.
Уходя, он все время оглядывался, показывая в знак восхищения большой палец и кричал:
— Знакомых ребят с другой улицы приведу. Они тоже посмотрят. Сдохнут от зависти!..
СОСЕДИ
ДУТАЯ СЛАВА
ОХОТА НА ТИГРА
СЛОН НА УЛИЦЕ
В УГОЛ НОСОМ
НА ДВОРЕ
Ну, а мама, конечно, то и дело говорила:
— Не торчи у окна. Застудишь опухоль, и у тебя останется такое лицо навсегда.
Смешно: лето, а она говорит — «застудишь».
Все-таки ему удалось показаться. Увидел его Васька Рыжий. Он был очень рыжий. Весь рыжий с головы до ног. Даже на коленках у него были ярко-рыжие пятна веснушек.
Огненные свои лохмы он стриг, оставляя впереди задорный чубчик. Замечательный у него был носик. И по форме, и по окраске он напоминал молоденькую репку, только что выдернутую из сырой земли и еще не обмытую. Летом на этой репке всегда появлялись розовые проплешинки и беленькие завитушки облупившейся кожицы.
Он старше Володи, но теперь они будут учиться в одном классе, потому что Ваську оставили в третьем классе на второй год.
Володя не дружил с Васькой. Нехороший он человек. Барыга. Это значит барышник, на базаре торгует. Его отец делает всякие рамочки, полочки, а главное, рисует ковры. Весь этот товар он продает на базаре, а Васька ему помогает.
Вот и сейчас Васька бежит на базар. Он очень торопится. Он так летит по улице, что его длинные и широкие шаровары, держащиеся на веревочке, перекинутой через плечо, раздуваются, как черные пиратские паруса.
Майка на нем тоже черная. У него все черное, даже нижнее белье. Это мачеха так придумала — выкрасила всю его одежду в черный цвет, чтобы грязь была не так заметна и чтобы реже стирать.
И выгоревшая майка, и шаровары, и даже волосы у него вечно испачканы лаком и разноцветными красками.
Он тащит связку фанерных рамочек, нанизанных на веревочку, как бублики. Рамочки покрашены теми же красками, что и Васька.
Увидев в окне Володино распухшее лицо, он мгновенно остановился. Фанерная связка с треском ударилась о его спину. Рыжий чуб растопырился, как иголки на спине испуганного ежа.
— Вовка, это кто? — спросил он, не доверяя своим глазам.
— Это я, — прохрипел Володя.
— Врешь!
— Ну вот еще…
— Ты надулся. Открой рот.
Замирая от гордости, Володя приоткрыл рот, хотя это в его положении было сделать нелегко.
Убедившись, что обмана тут нет, Васька завистливо Произнес:
— Вот это портрет! Лихо как у тебя получилось. Это у тебя отчего? Мне, понимаешь, сейчас некогда. Батька дожидается. Я потом в окно стукну, ты подойди. Мне еще посмотреть охота.
Уходя, он все время оглядывался, показывая в знак восхищения большой палец и кричал:
— Знакомых ребят с другой улицы приведу. Они тоже посмотрят. Сдохнут от зависти!..
СОСЕДИ
Васькиного отца зовут Капитон, а фамилия у него совсем смешная — Понедельник. Соседями они стали недавно. С прошлого года.
Валерий Ионыч говорит, что такие люди отравляют воздух.
И в самом деле, Капитон, такой запашистый, что около него трудно дышать. От него всегда пахнет прокисшим клеем, вчерашней водкой, луком и почти всегда сегодняшней водкой. Кроме того, он курит необычайно злобные сигареты, отчего всем окружающим хочется чихать.
А потом Володя понял, что Ваоныч говорил не о пронзительном Капитоновом запахе, а про его изделия и особенно ковры. Это они отравляют чистый воздух.
Он рисовал деревья розовой и голубой краской. Они, эти деревья, были похожи на клубы пара или на капустные кочаны. Он малевал красавиц, прикрывающих свои желтые тела длинными извилистыми волосами, и лебедей, которые плавали в круглом озере тупо и безжизненно, как ковшики в кадушке.
Нет, он даже не рисовал. Володя часто наблюдал, как Капитон создает свои ковры. Он накладывал трафарет — картонный лист с дырками — и мазал большой кистью. Там, где была дырка, на полотне оставалось пятно, какая-нибудь деталь картины: крона дерева, окно в замке или клюв лебедя.
В заключение Капитон вручную «доводил» ковры: тупой кистью густо наляпывал желтые и красные цветы, подрисовывал красавицам черные коровьи глаза, с такими жирными ресницами, что глаза делались похожими на двух обожравшихся жуков-плавунов.
Васькина мать умерла, и теперь у него мачеха. Молодая она или старая, Володя так и не мог понять. Сонная какая-то и очень ленивая. Нигде не работает и только по воскресеньям ходит с мужем на барахолку продавать его изделия.
А так целыми днями или спит, или оденет ситцевый цветастый халат и сидит у окна. Смотрит, что на улице делается. Она любит грызть семечки. Лениво шевеля пухлыми и какими-то расплывчатыми губами, она выталкивает мокрую шелуху, которая долго держится на губах и на подбородке, прежде чем упасть. Зовут ее Муза. Муза Демьяновна! А Васька, когда рассердится и если она не слышит, зовет ее — Мурзилка.
Когда подходит время обеда, она зовет Ваську и слабым, будто сейчас умрет, голосом приказывает:
— Сбегай в гастроном. Отец скоро придет.
— Сама-то не можешь, — отзывается Васька.
— Вот отцу скажу.
— А говори. Я сам скажу, что ты целый день спишь.
— Ну, кому я говорю, — визгливо кричит мачеха, так, что подсолнечная шелуха летит во все стороны.
Они пререкаются до тех пор, пока не приходит Капитон. Ну, тут начинается! Выругав жену всякими словами, он ловит Ваську, гоняя его по двору, как курицу.
Поймав, он зажимает его голову между колен и не спеша отстегивает ремень. Васька не вырывается и не кричит. Он знает, что все это бесполезно. Он только плачет, повизгивая, как щенок, и в то же время сморкается в отцовские брюки. Отхлестав сына, отец бросает ремень и освобождает Васькину голову. В ту же секунду Васька бойко, как петух, взлетает на забор и, подтягивая штаны, начинает ругать отца.
— Босяк несчастный! Бандюга! Подожди, вырасту, я тебя еще не так вздрючу! Ты у меня по две недели сесть не сумеешь, на пузе ползать будешь…
А отец ходит по двору и хохочет:
— Смотри, как научился ругаться, собака! Молодец, Васька! Главное, не тушуйся. Ну, ладно. На вот деньги, лети в гастроном. Жрать-то от этой физкультуры еще больше захотелось.
Валерий Ионыч говорит, что такие люди отравляют воздух.
И в самом деле, Капитон, такой запашистый, что около него трудно дышать. От него всегда пахнет прокисшим клеем, вчерашней водкой, луком и почти всегда сегодняшней водкой. Кроме того, он курит необычайно злобные сигареты, отчего всем окружающим хочется чихать.
А потом Володя понял, что Ваоныч говорил не о пронзительном Капитоновом запахе, а про его изделия и особенно ковры. Это они отравляют чистый воздух.
Он рисовал деревья розовой и голубой краской. Они, эти деревья, были похожи на клубы пара или на капустные кочаны. Он малевал красавиц, прикрывающих свои желтые тела длинными извилистыми волосами, и лебедей, которые плавали в круглом озере тупо и безжизненно, как ковшики в кадушке.
Нет, он даже не рисовал. Володя часто наблюдал, как Капитон создает свои ковры. Он накладывал трафарет — картонный лист с дырками — и мазал большой кистью. Там, где была дырка, на полотне оставалось пятно, какая-нибудь деталь картины: крона дерева, окно в замке или клюв лебедя.
В заключение Капитон вручную «доводил» ковры: тупой кистью густо наляпывал желтые и красные цветы, подрисовывал красавицам черные коровьи глаза, с такими жирными ресницами, что глаза делались похожими на двух обожравшихся жуков-плавунов.
Васькина мать умерла, и теперь у него мачеха. Молодая она или старая, Володя так и не мог понять. Сонная какая-то и очень ленивая. Нигде не работает и только по воскресеньям ходит с мужем на барахолку продавать его изделия.
А так целыми днями или спит, или оденет ситцевый цветастый халат и сидит у окна. Смотрит, что на улице делается. Она любит грызть семечки. Лениво шевеля пухлыми и какими-то расплывчатыми губами, она выталкивает мокрую шелуху, которая долго держится на губах и на подбородке, прежде чем упасть. Зовут ее Муза. Муза Демьяновна! А Васька, когда рассердится и если она не слышит, зовет ее — Мурзилка.
Когда подходит время обеда, она зовет Ваську и слабым, будто сейчас умрет, голосом приказывает:
— Сбегай в гастроном. Отец скоро придет.
— Сама-то не можешь, — отзывается Васька.
— Вот отцу скажу.
— А говори. Я сам скажу, что ты целый день спишь.
— Ну, кому я говорю, — визгливо кричит мачеха, так, что подсолнечная шелуха летит во все стороны.
Они пререкаются до тех пор, пока не приходит Капитон. Ну, тут начинается! Выругав жену всякими словами, он ловит Ваську, гоняя его по двору, как курицу.
Поймав, он зажимает его голову между колен и не спеша отстегивает ремень. Васька не вырывается и не кричит. Он знает, что все это бесполезно. Он только плачет, повизгивая, как щенок, и в то же время сморкается в отцовские брюки. Отхлестав сына, отец бросает ремень и освобождает Васькину голову. В ту же секунду Васька бойко, как петух, взлетает на забор и, подтягивая штаны, начинает ругать отца.
— Босяк несчастный! Бандюга! Подожди, вырасту, я тебя еще не так вздрючу! Ты у меня по две недели сесть не сумеешь, на пузе ползать будешь…
А отец ходит по двору и хохочет:
— Смотри, как научился ругаться, собака! Молодец, Васька! Главное, не тушуйся. Ну, ладно. На вот деньги, лети в гастроном. Жрать-то от этой физкультуры еще больше захотелось.
ДУТАЯ СЛАВА
Когда Володя заболел, маме пришлось взять освобождение для ухода за сыном, и теперь она все время дома.
Она всегда приходила домой после пяти вечера. Да еще иногда и по вечерам у нее бывают какие-то заседания. Даже если она и возвращается домой не очень поздно, то все равно у нее столько дел! Надо все убрать, сготовить ужин и обед на завтра, так что с ней даже и не поговоришь.
Поэтому он-то знает, как это здорово, когда мама дома и ей никуда не надо идти. И вообще свинка замечательная болезнь: человек совсем здоров, если не считать опухоли, которая делает необыкновенно интересным самое простое, ничем не замечательное лицо.
Кроме того, за тобой все ухаживают и выполняют все желания. Даже нелюдимая квартирантова старуха Елена Карповна, которую все потихоньку называют Еления, и та принесла яблоко, от которого пахло нафталином.
Часто прибегал Васька Рыжий и приводил мальчишек с соседних улиц, чтобы они полюбовались на редкостное лицо. И тут Васька так задавался и так хвастал, словно это он сам придумал такую удивительную болезнь и великодушно подарил ее Володе.
Целыми днями за окном мелькали любопытствующие рожи мальчишек. Расплющивая носы о стекла, они восхищенно рассматривали Володино лицо, а Васька, таким голосом, как будто он экскурсовод в музее, объяснял:
— Во, видели! Это у него щеки такие сами сделались. Может, думаете, он нарочно надувается? Вовка, открой рот! Ну, вот, теперь все видели. Тут без обмана. Вчера еще шире морда была. Шкурка аж блестела от натяжения, как все равно воздушный шар! Ну, посмотрели? Вовка, отойди от окна, тебе берегчись надо. А эти за свои двадцать копеек готовы человека насквозь проглядеть.
Вначале Володя не понимал, о каких это копейках идет речь, я только когда опухоль совсем пропала и приток любопытных прекратился, Васька сообщил:
— А ты что, думал, я их задарма пускал? Со своих по гривеннику, а которые с других улиц — по двадцать копеек! Вот, гляди: четыре рубля двадцать пять копеек. С Петьки Колпакова пятак взял, у него больше не было.
Володя обругал Ваську и сказал, что это даром ему не пройдет, а Васька показал язык и убежал, позвякивая в кармане нечестно добытыми рублями.
Но вот болезнь пошла на убыль, мама вернулась на работу, а Васька, когда и пробежит мимо окон, то даже и не оглянется. А если и оглянется, увидит в окне похудевшее, бледное Володино лицо, покажет язык и побежит дальше.
И все потеряли к Володе всякий интерес. Все отвернулись от него. Вот что значит дутая слава! Что значит слава без подвига! Она недолго живет. Ее едва хватает на несколько дней.
С горечью отметил Володя, что он забыт, покинут всеми. Даже врач перестал навещать его. И мама ушла на работу, заперев его в четырех стенах. Не на замок, конечно, просто взяла с него честное слово, что он никуда из комнаты не выйдет и никого к себе не пустит.
А честное слово — это крепче всякого замка!
Она всегда приходила домой после пяти вечера. Да еще иногда и по вечерам у нее бывают какие-то заседания. Даже если она и возвращается домой не очень поздно, то все равно у нее столько дел! Надо все убрать, сготовить ужин и обед на завтра, так что с ней даже и не поговоришь.
Поэтому он-то знает, как это здорово, когда мама дома и ей никуда не надо идти. И вообще свинка замечательная болезнь: человек совсем здоров, если не считать опухоли, которая делает необыкновенно интересным самое простое, ничем не замечательное лицо.
Кроме того, за тобой все ухаживают и выполняют все желания. Даже нелюдимая квартирантова старуха Елена Карповна, которую все потихоньку называют Еления, и та принесла яблоко, от которого пахло нафталином.
Часто прибегал Васька Рыжий и приводил мальчишек с соседних улиц, чтобы они полюбовались на редкостное лицо. И тут Васька так задавался и так хвастал, словно это он сам придумал такую удивительную болезнь и великодушно подарил ее Володе.
Целыми днями за окном мелькали любопытствующие рожи мальчишек. Расплющивая носы о стекла, они восхищенно рассматривали Володино лицо, а Васька, таким голосом, как будто он экскурсовод в музее, объяснял:
— Во, видели! Это у него щеки такие сами сделались. Может, думаете, он нарочно надувается? Вовка, открой рот! Ну, вот, теперь все видели. Тут без обмана. Вчера еще шире морда была. Шкурка аж блестела от натяжения, как все равно воздушный шар! Ну, посмотрели? Вовка, отойди от окна, тебе берегчись надо. А эти за свои двадцать копеек готовы человека насквозь проглядеть.
Вначале Володя не понимал, о каких это копейках идет речь, я только когда опухоль совсем пропала и приток любопытных прекратился, Васька сообщил:
— А ты что, думал, я их задарма пускал? Со своих по гривеннику, а которые с других улиц — по двадцать копеек! Вот, гляди: четыре рубля двадцать пять копеек. С Петьки Колпакова пятак взял, у него больше не было.
Володя обругал Ваську и сказал, что это даром ему не пройдет, а Васька показал язык и убежал, позвякивая в кармане нечестно добытыми рублями.
Но вот болезнь пошла на убыль, мама вернулась на работу, а Васька, когда и пробежит мимо окон, то даже и не оглянется. А если и оглянется, увидит в окне похудевшее, бледное Володино лицо, покажет язык и побежит дальше.
И все потеряли к Володе всякий интерес. Все отвернулись от него. Вот что значит дутая слава! Что значит слава без подвига! Она недолго живет. Ее едва хватает на несколько дней.
С горечью отметил Володя, что он забыт, покинут всеми. Даже врач перестал навещать его. И мама ушла на работу, заперев его в четырех стенах. Не на замок, конечно, просто взяла с него честное слово, что он никуда из комнаты не выйдет и никого к себе не пустит.
А честное слово — это крепче всякого замка!
ОХОТА НА ТИГРА
В комнате всегда стоял запах соснового бора. Ни обоями, ни штукатуркой дедушка не захотел пачкать янтарного блеска на диво тесаных сосновых бревен.
Со временем потемнели стены, перестали источать смолу. Гроздья прозрачных капель застыли на бревнах и покрылись желтоватым налетом. Но когда солнце нагревало стены, то вновь пробуждался горьковатый, ни с чем не сравнимый богатырский запах тайги. А едва ударит первый мороз и в доме затопят все печи, то сразу в комнатах запахнет, как в улье: медом, и смолой, и горьковатым, березовым дымком.
Комната деда — лучшая в доме. Сейчас в ней мамина спальня. Ну и Володина, конечно. Володя, как и дед когда-то, любит, лежа в постели, смотреть на звезды через фонарь в потолке и просыпаться от блеска первых лучей солнца.
Несомненно, такой комнаты нет ни у кого на свете, но просидеть в ней две недели, две солнечные летние недели, очень тяжело.
Оставшись в одиночестве, Володя порисовал немного, чтобы не утомляться после болезни. Хотел поиграть, но раздумал.
И тут он увидел своего коня.
Это был отличный рыжий конь, друг, испытанный в боях. Сразу видно: хлебнул он и радости и обиды со своим отважным хозяином. И, судя по его отчаянному виду, хлебнет еще.
Он стоял, кольцом свивая шею и кося единственным глазом на хозяина. Будь у него уши, он бы тревожно шевелил ими. Он дугой выгнул бы хвост, если бы… В общем, Володе один раз захотелось сделаться Чапаевым и понадобились усы, а для этого, известно, лучше хвоста ничего не найдешь.
Конь всем своим видом подбивал своего хозяина на головокружительные подвиги, но это ему не удалось. Володя устал. Ему хотелось пожить в тишине.
Вздохнув, он слез с коня и задал ему корма. Когда-то давно конь питался морской травой из матраца. Вспомнив об этом, Володя подвел друга своего боевого младенчества к постели. Дыра в матраце оказалась зашитой, пришлось снова открыть ее.
Конь равнодушно нюхал черную морскую траву, но Володя знал, что он просто хитрит: стоит отвернуться — конь начнет есть. Тем временем можно построить конюшню. Володя вытащил все кубики и коробки, какие у него нашлись, и начал возводить стену вокруг коня. На некоторых кубиках были напечатаны части всевозможных диких зверей. Вот белый клык и часть хобота. Этот от слона. Вот полосатый хвост тигра, а вот его бок, тоже весь в оранжевых и черных полосах. Если не полениться, то можно сложить целого тигра.
Когда зверь был составлен, Володя порычал за него, и вдруг его осенила мысль, что конь, в общем, похож на тигра. Не хватало только черных полос на его боках. И чем больше он думал, тем яснее было желание исправить это явное упущение природы.
Полосы он нарисовал. Баночки ихтиоловой мази не хватило. Пришлось дорисовывать угольками из печки. Тигр получился коричневый и рыжий. Конь остался доволен, Володя тоже.
Теперь пришлось строить не конюшню, а клетку. Потом тигр вырвался и убежал в лес. Все цветы в горшках, какие только были в доме, изображали дикий лес.
Тигр, удирая от бесстрашного охотника, поломал любимую мамину гортензию, при этом он страшно ревел на весь дом.
Решительная схватка произошла в горах среди вечных снегов. Володя так ловко свалил разъяренного зверя и так прижал его, что на сугробах отпечатались коричневые ихтиоловые полосы.
В горячке он даже не заметил, что горой оказалась мамина постель, а сугробами — подушки. Все это обнаружилось позже, когда мама пришла с работы.
Это было потом. А сейчас отчаянный охотник, загнав тигра в клетку и накормив его лепестками сломанной гортензии, устал и захотел отдохнуть.
Он забрался на мамину постель и спокойно уснул.
Со временем потемнели стены, перестали источать смолу. Гроздья прозрачных капель застыли на бревнах и покрылись желтоватым налетом. Но когда солнце нагревало стены, то вновь пробуждался горьковатый, ни с чем не сравнимый богатырский запах тайги. А едва ударит первый мороз и в доме затопят все печи, то сразу в комнатах запахнет, как в улье: медом, и смолой, и горьковатым, березовым дымком.
Комната деда — лучшая в доме. Сейчас в ней мамина спальня. Ну и Володина, конечно. Володя, как и дед когда-то, любит, лежа в постели, смотреть на звезды через фонарь в потолке и просыпаться от блеска первых лучей солнца.
Несомненно, такой комнаты нет ни у кого на свете, но просидеть в ней две недели, две солнечные летние недели, очень тяжело.
Оставшись в одиночестве, Володя порисовал немного, чтобы не утомляться после болезни. Хотел поиграть, но раздумал.
И тут он увидел своего коня.
Это был отличный рыжий конь, друг, испытанный в боях. Сразу видно: хлебнул он и радости и обиды со своим отважным хозяином. И, судя по его отчаянному виду, хлебнет еще.
Он стоял, кольцом свивая шею и кося единственным глазом на хозяина. Будь у него уши, он бы тревожно шевелил ими. Он дугой выгнул бы хвост, если бы… В общем, Володе один раз захотелось сделаться Чапаевым и понадобились усы, а для этого, известно, лучше хвоста ничего не найдешь.
Конь всем своим видом подбивал своего хозяина на головокружительные подвиги, но это ему не удалось. Володя устал. Ему хотелось пожить в тишине.
Вздохнув, он слез с коня и задал ему корма. Когда-то давно конь питался морской травой из матраца. Вспомнив об этом, Володя подвел друга своего боевого младенчества к постели. Дыра в матраце оказалась зашитой, пришлось снова открыть ее.
Конь равнодушно нюхал черную морскую траву, но Володя знал, что он просто хитрит: стоит отвернуться — конь начнет есть. Тем временем можно построить конюшню. Володя вытащил все кубики и коробки, какие у него нашлись, и начал возводить стену вокруг коня. На некоторых кубиках были напечатаны части всевозможных диких зверей. Вот белый клык и часть хобота. Этот от слона. Вот полосатый хвост тигра, а вот его бок, тоже весь в оранжевых и черных полосах. Если не полениться, то можно сложить целого тигра.
Когда зверь был составлен, Володя порычал за него, и вдруг его осенила мысль, что конь, в общем, похож на тигра. Не хватало только черных полос на его боках. И чем больше он думал, тем яснее было желание исправить это явное упущение природы.
Полосы он нарисовал. Баночки ихтиоловой мази не хватило. Пришлось дорисовывать угольками из печки. Тигр получился коричневый и рыжий. Конь остался доволен, Володя тоже.
Теперь пришлось строить не конюшню, а клетку. Потом тигр вырвался и убежал в лес. Все цветы в горшках, какие только были в доме, изображали дикий лес.
Тигр, удирая от бесстрашного охотника, поломал любимую мамину гортензию, при этом он страшно ревел на весь дом.
Решительная схватка произошла в горах среди вечных снегов. Володя так ловко свалил разъяренного зверя и так прижал его, что на сугробах отпечатались коричневые ихтиоловые полосы.
В горячке он даже не заметил, что горой оказалась мамина постель, а сугробами — подушки. Все это обнаружилось позже, когда мама пришла с работы.
Это было потом. А сейчас отчаянный охотник, загнав тигра в клетку и накормив его лепестками сломанной гортензии, устал и захотел отдохнуть.
Он забрался на мамину постель и спокойно уснул.
СЛОН НА УЛИЦЕ
Прошел еще один день. Володе разрешили выходить на крыльцо. Когда мама пришла с работы, он встретил ее радостным криком:
— Мамочка пришла моя дорогая!
Мама быстренько поцеловала его в лоб.
— Что-то, сын мой дорогой, ты весь в краске. Ты что, носом рисовал?
В самом деле, к рукам и даже к лицу пристало немного той ярко-рыжей краски, которой он нарисовал сегодня своего недруга Ваську Рыжего, за то, что тот…
Но прежде чем рассказать маме, за что он отомстил Ваське Рыжему, необходимо ей рассказать про слона, которого он встретил сегодня утром.
Но маме все некогда. Она ставит на плитку обед, а сама начинает переодеваться. Потом она умывается и заставляет умываться Володю. Потом они обедают.
Пообедав, мама моет посуду, а Володя вытирает ее суровым полотенцем и рассказывает про слона…
С утра все было так хорошо, что, наверное, со стороны было просто приятно посмотреть на Володю. На нем была клетчатая рубашка, такая чистая, что еще даже не измялись складочки от утюга. В первый раз после болезни мама разрешила ему погулять по двору, но с тем условием, чтобы за калитку ни шагу.
Он ходил по зеленой траве двора от калитки до крыльца и от крыльца до навеса, где лежат дрова.
Трава была мелкая и с утра холодноватая, так что ходить по ней босыми ногами было просто приятно.
Белая кошка сидела на краю крыши и делала вид, что она пришла погреться на солнышке и что воробьи ее совершенно не интересуют. Воробьи прыгали по коньку и дразнили кошку, а она только щурила глаза.
На носу у кошки было большое зеленое пятно. Сразу видно, что она понюхала краску на палитре. Кошка принадлежала Ваонычу.
Елена Карповна вышла на крыльцо. На ней, несмотря на жаркую погоду, темное платье, а голова повязана желтым в мелкую крапинку платком. Она погрозила Володе и спросила:
— Какую каверзу опять задумал?
Володя ничего ей не ответил, и она ушла, так стукнув калиткой, что воробьи дружно рассыпались в разные стороны.
Вдруг на улице послышался необыкновенный шум, крики ребятишек и возбужденные голоса взрослых.
Володя не выдержал и, приоткрыв калитку, выглянул на улицу. Выглянул и замер от восторга.
По улице шел слон!
Самый настоящий, живой-разживой слон!
Шел, не торопясь переставляя свои толстенные, как диванные валики, ноги и отмахиваясь от мух мягкими, похожими на лопухи, ушами.
Прохожие сначала ахали от неожиданности, но потом успокаивались и сообщали друг другу:
— Смотрите-ка, слон по улице идет!
Ребятишки бежали за слоном, а некоторые, самые отчаянные, заскакивали вперед и восторженно орали.
Васька вел себя совсем уж нахально. Сначала он бежал по тротуару и отталкивал мальчишек с таким видом, будто слон — это его собственность, будто он купил его на базаре.
Потом он начал показывать свое удальство. Он забегал вперед, строил рожи и, размахивая руками, плясал перед самым хоботом слона.
А слон шагал, не обращая на Ваську никакого внимания.
— Наверное, он из цирка убежал, — сказал кто-то.
Другой возразил:
— Как же, убежал! Это они его для рекламы выпустили. Чтобы народ заманывать….
Какой-то толстяк снял соломенную шляпу и тонким голосом пропищал:
— Это безобразие — так распускать слонов!..
Но Володя подумал, что никакого тут безобразия нет и вообще было бы здорово, если бы слон вдруг свернул с дороги и вошел к нему во двор. Ему даже показалось, что слон тоже так подумал и вроде даже замедлил шаг.
Распахнув калитку пошире, Володя призывно пощелкал языком, заманивая слона, но тот прошел мимо, даже не посмотрел на него.
Встречные машины сворачивали в сторону, нарушая правила уличного движения. Ослепительные зайчики весело прыгали на их разноцветных крышах и чистых стеклах.
Навстречу шел красный автобус. Он остановился и затрубил. Слон тоже остановился и тоже затрубил. Он, наверное, подумал, что встретил какого-то особенного, городского слона, и очень обрадовался.
По крайней мере, Володя подумал именно так. Он ходил с мамой в цирк, видел там много всяких зверей: шесть львов; медведей, если считать с медвежатами, трое; тюленей и то было два. А слон один. Ему даже и поиграть не с кем. Это разве жизнь?
Это Володя отлично понимает. Уж кто-кто, а он-то настрадался один в четырех стенах. Поэтому он очень сочувствует слону. И ничего нет особенного в том, что ему надоело сидеть в своем цирке и он вышел в такой хороший летний день на улицу подышать свежим воздухом.
Засмотревшись на слона, Володя забыл о своем недруге Ваське Рыжем.
За слоном гнались четыре очень красивых и, судя по всему, необычайно отважных человека. На троих были короткие красные куртки и брюки тоже короткие и красные, блистающие золотыми нашивками и пуговицами. Но, конечно, самым красивым и храбрым, несомненно, был четвертый человек. Он, бойко работая коротенькими ножками, бежал впереди всех, его голубой, расшитый серебряными звездами плащ взвивался выше его головы. Одной рукой он придерживал тюрбан, чтобы не потерять, а в другой у него был пучок моркови. Он кричал явно не по-русски:
— Борка, Борка, назад!
Остальные, размахивая булками, кричали русскими голосами:
— Борька, давай назад! Борька!
Они уговаривали слона вернуться обратно в цирк, но тот даже и не глядел в их сторону.
Когда слон затрубил, Васька от страха подпрыгнул и бросился к своему дому.
— Люди! — заорал он дурным голосом. — Спасайте меня!
Он упал и на четвереньках, как лягушка, запрыгал по тротуару.
Володя засмеялся, а в это время слон свернул куда-то в переулок, словно его и не было.
Сразу улица стала обычной и довольно скучной. А Васька Рыжий, сидя на краю тротуара, плевал в ладонь и растирал расшибленное колено.
— Эх ты, — сказал Володя, — слона испугался.
Поднявшись, Васька пообещал:
— Вот как дам!
Володя боком пошел к Ваське:
— Ты, дашь?
— Дам!
— А ну, дай…
— Пачкаться неохота, — проворчал Васька и пошел к своему дому, презрительно покачивая плечами.
— Лягушка рыжая, — вдогонку сказал Володя и повернул к своему дому.
Но едва он переступил порог калитки, как в ворота с треском ударился обломок кирпича. Володя выбежал на тротуар, но Васька плясал уже около своего дома и строил самые противные рожи.
Володя погрозил ему кулаком и ушел домой.
— Мамочка пришла моя дорогая!
Мама быстренько поцеловала его в лоб.
— Что-то, сын мой дорогой, ты весь в краске. Ты что, носом рисовал?
В самом деле, к рукам и даже к лицу пристало немного той ярко-рыжей краски, которой он нарисовал сегодня своего недруга Ваську Рыжего, за то, что тот…
Но прежде чем рассказать маме, за что он отомстил Ваське Рыжему, необходимо ей рассказать про слона, которого он встретил сегодня утром.
Но маме все некогда. Она ставит на плитку обед, а сама начинает переодеваться. Потом она умывается и заставляет умываться Володю. Потом они обедают.
Пообедав, мама моет посуду, а Володя вытирает ее суровым полотенцем и рассказывает про слона…
С утра все было так хорошо, что, наверное, со стороны было просто приятно посмотреть на Володю. На нем была клетчатая рубашка, такая чистая, что еще даже не измялись складочки от утюга. В первый раз после болезни мама разрешила ему погулять по двору, но с тем условием, чтобы за калитку ни шагу.
Он ходил по зеленой траве двора от калитки до крыльца и от крыльца до навеса, где лежат дрова.
Трава была мелкая и с утра холодноватая, так что ходить по ней босыми ногами было просто приятно.
Белая кошка сидела на краю крыши и делала вид, что она пришла погреться на солнышке и что воробьи ее совершенно не интересуют. Воробьи прыгали по коньку и дразнили кошку, а она только щурила глаза.
На носу у кошки было большое зеленое пятно. Сразу видно, что она понюхала краску на палитре. Кошка принадлежала Ваонычу.
Елена Карповна вышла на крыльцо. На ней, несмотря на жаркую погоду, темное платье, а голова повязана желтым в мелкую крапинку платком. Она погрозила Володе и спросила:
— Какую каверзу опять задумал?
Володя ничего ей не ответил, и она ушла, так стукнув калиткой, что воробьи дружно рассыпались в разные стороны.
Вдруг на улице послышался необыкновенный шум, крики ребятишек и возбужденные голоса взрослых.
Володя не выдержал и, приоткрыв калитку, выглянул на улицу. Выглянул и замер от восторга.
По улице шел слон!
Самый настоящий, живой-разживой слон!
Шел, не торопясь переставляя свои толстенные, как диванные валики, ноги и отмахиваясь от мух мягкими, похожими на лопухи, ушами.
Прохожие сначала ахали от неожиданности, но потом успокаивались и сообщали друг другу:
— Смотрите-ка, слон по улице идет!
Ребятишки бежали за слоном, а некоторые, самые отчаянные, заскакивали вперед и восторженно орали.
Васька вел себя совсем уж нахально. Сначала он бежал по тротуару и отталкивал мальчишек с таким видом, будто слон — это его собственность, будто он купил его на базаре.
Потом он начал показывать свое удальство. Он забегал вперед, строил рожи и, размахивая руками, плясал перед самым хоботом слона.
А слон шагал, не обращая на Ваську никакого внимания.
— Наверное, он из цирка убежал, — сказал кто-то.
Другой возразил:
— Как же, убежал! Это они его для рекламы выпустили. Чтобы народ заманывать….
Какой-то толстяк снял соломенную шляпу и тонким голосом пропищал:
— Это безобразие — так распускать слонов!..
Но Володя подумал, что никакого тут безобразия нет и вообще было бы здорово, если бы слон вдруг свернул с дороги и вошел к нему во двор. Ему даже показалось, что слон тоже так подумал и вроде даже замедлил шаг.
Распахнув калитку пошире, Володя призывно пощелкал языком, заманивая слона, но тот прошел мимо, даже не посмотрел на него.
Встречные машины сворачивали в сторону, нарушая правила уличного движения. Ослепительные зайчики весело прыгали на их разноцветных крышах и чистых стеклах.
Навстречу шел красный автобус. Он остановился и затрубил. Слон тоже остановился и тоже затрубил. Он, наверное, подумал, что встретил какого-то особенного, городского слона, и очень обрадовался.
По крайней мере, Володя подумал именно так. Он ходил с мамой в цирк, видел там много всяких зверей: шесть львов; медведей, если считать с медвежатами, трое; тюленей и то было два. А слон один. Ему даже и поиграть не с кем. Это разве жизнь?
Это Володя отлично понимает. Уж кто-кто, а он-то настрадался один в четырех стенах. Поэтому он очень сочувствует слону. И ничего нет особенного в том, что ему надоело сидеть в своем цирке и он вышел в такой хороший летний день на улицу подышать свежим воздухом.
Засмотревшись на слона, Володя забыл о своем недруге Ваське Рыжем.
За слоном гнались четыре очень красивых и, судя по всему, необычайно отважных человека. На троих были короткие красные куртки и брюки тоже короткие и красные, блистающие золотыми нашивками и пуговицами. Но, конечно, самым красивым и храбрым, несомненно, был четвертый человек. Он, бойко работая коротенькими ножками, бежал впереди всех, его голубой, расшитый серебряными звездами плащ взвивался выше его головы. Одной рукой он придерживал тюрбан, чтобы не потерять, а в другой у него был пучок моркови. Он кричал явно не по-русски:
— Борка, Борка, назад!
Остальные, размахивая булками, кричали русскими голосами:
— Борька, давай назад! Борька!
Они уговаривали слона вернуться обратно в цирк, но тот даже и не глядел в их сторону.
Когда слон затрубил, Васька от страха подпрыгнул и бросился к своему дому.
— Люди! — заорал он дурным голосом. — Спасайте меня!
Он упал и на четвереньках, как лягушка, запрыгал по тротуару.
Володя засмеялся, а в это время слон свернул куда-то в переулок, словно его и не было.
Сразу улица стала обычной и довольно скучной. А Васька Рыжий, сидя на краю тротуара, плевал в ладонь и растирал расшибленное колено.
— Эх ты, — сказал Володя, — слона испугался.
Поднявшись, Васька пообещал:
— Вот как дам!
Володя боком пошел к Ваське:
— Ты, дашь?
— Дам!
— А ну, дай…
— Пачкаться неохота, — проворчал Васька и пошел к своему дому, презрительно покачивая плечами.
— Лягушка рыжая, — вдогонку сказал Володя и повернул к своему дому.
Но едва он переступил порог калитки, как в ворота с треском ударился обломок кирпича. Володя выбежал на тротуар, но Васька плясал уже около своего дома и строил самые противные рожи.
Володя погрозил ему кулаком и ушел домой.
В УГОЛ НОСОМ
Закончив рассказ про слона, Володя хотел перейти к перечислению злодеяний Васьки Рыжего. Это необходимо было для того, чтобы мама могла вполне оценить тот шедевр, которым Володя заклеймил эту личность.
Рисовать Володя начал рано, лет с пяти. Тогда он считал, что для рисования годится любая поверхность: скатерть на столе, обложка книги, наволочки на подушках, собственные ладони, оконное стекло, фотографии, тетради из маминого портфеля, лысина деда, когда тот спит, пол, стены, печка, не говоря уже о заборах и тротуаре перед домом.
И доставалось же ему за это от мамы, от деда, от соседей. Особенно попадало от квартирантов, хотя как раз Ваоныч больше всего и был виноват в том, что Володя пристрастился к рисованию. Он сам давал Володе бумагу, карандаши, а иногда даже и краски.
Итак, Володя сидел за столом, вытирал посуду, которую мама мыла в белом тазу, и обдумывал, как бы ему убедительнее рассказать про Васькины злодеяния. Маме почему-то совсем не понравилось, что в ее отсутствие Володя выходил за ворота.
— Ты же дал мне слово, — строго сказала она.
— Так я и не выходил. Я калитку открыл, а он тут и шагает.
Мама постучала пальцем по столу и самым строгим голосом сказала:
— Чтобы этого никогда больше не было. А за то, что ты нарушил слово….
Она не успела договорить, потому что в это время с шумом распахнулась дверь и в комнату вбежал Ваоныч. У него был такой вид, будто за ним гонится привидение. Его буйные волосы клубились вокруг головы, как черный Дым, когда его крутит ветер. Он хватал руками воздух и дергал губами.
Володя сразу смекнул, в чем тут дело, и поспешно начал сползать со стула, намереваясь укрыться под столом.
Разгадав его намерение, Ваоныч налетел на него и схватил за руку.
— Что случилось? — строго спросила мама.
Но Ваоныч и ее схватил за руку и молча потащил на Двор. Говорить он не мог. Да и зачем тут слова? Не надо слов. Все было ясно и так. На досках забора густой оранжевой краской нарисовано что-то похожее не то на убитого горем крокодила, не то на крушение поезда.
Через забор перевесился Васька Рыжий. Он держал в руке старый истертый веник и старался дотянуться до оранжевого изображения. Могло показаться, что художник, размалевавший забор, пользовался вместо кисти Васькиной головой. Она была такая же ярко-оранжевая, как и краска.
Увидев Ваоныча, который тащил Володю и его маму, Васька бросил веник и, охнув, свалился по другую сторону забора. Но он не убежал: Володя все время видел, как сквозь щели мелькают его огненные волосы.
— В-вот! — сказал Ваоныч торжествующе, словно он сам нарисовал эту картину на заборе. — Полюбуйтесь!
— О господи! — прошептала мама.
— Что это? — продолжал художник таким дрожащим голосом, как будто чьи-то могучие руки трясли его с такой силой, что слова в нем прыгали, как горошинки в погремушке.
Мама схватила Володю за плечи и строго спросила:
— Что это такое? Отвечай сейчас же!
Володя вздохнул и от волнения вытер нос посудным полотенцем, которое он все еще держал в руках.
— Васька это рыжий, — пояснил он. — От слона побежал и растянулся, как лягушка!
Из-за забора послышался злорадный смех.
— А-а! Васька! — зловеще спросил Ваоныч и вдруг, подняв руки и потрясая кулаками, отчаянным голосом закричал:
— Гуашь загубил! Целую банку!.. Гуашь! Кадмий!..
Он в эту минуту был так похож на злого волшебника, выкликивающего колдовские слова, что Володя сразу перестал плакать и с интересом начал ожидать, что же произойдет.
И дождался. Несомненно, Ваоныч знал свое волшебное дело, потому что мама вдруг сказала:
— Ну, долго я терпела!
Она вырвала полотенце из Володиных рук и больно отхлестала его. Он не заревел. Он стойко перенес наказание под мстительный смех своего врага, торжествующего под прикрытием забора.
Проглотив слезы, Володя вызывающие вскинул голову и громко сказал:
— Ха! Ха! Ха!
Пусть все видят, как он умеет презирать боль, пусть не радуются враги!
— Пошел в угол, — приказала мама.
— Стой, — нормальным голосом сказал Ваоныч, — а где же у тебя слон?
Володя глубоко вздохнул. Из-за забора последовало пояснение:
— Он слоновую краску стащить не успел!
— Вот как! Неужели тебе целой банки не хватило?
Удивленно посмотрев на Ваоныча, Володя снова вздохнул:
— Слоны рыжие не бывают…
Ну кто же этого не понимает? И нечего его разыгрывать. Такой могучий, такой красивый слон может быть изображен только благородной слоновой краской. Какая она, он пока еще не знает, но уж во всяком случае не презренная рыжая Васькина краска.
Ваоныч понял и рассмеялся, но мама строго спросила:
— Ну, я что сказала?
— В угол носом… — тонко запел Васька, показывая над забором свой растрепанный чуб.
Мама взмахнула полотенцем и двинулась к забору, а Васька противно захихикал и мгновенно провалился вниз. Тогда мама еще больше рассердилась:
— Ну, вот что, — проговорила она самым строгим голосом, — чтобы завтра этого ничего не было. Мазни этой. А то обоим мало не будет.
Гордо подняв голову, Володя двинулся к дому.
— Да подожди же ты, — продолжал Ваоныч. — Это ты что нарисовал?
— Глаз.
— А похоже на редьку. Чему я тебя учил? Как выглядит глаз в профиль?
Он подбежал к забору, глянул по сторонам и увидел кисть, торчащую из банки с остатками оранжевой краски.
— Вот, смотри, как надо…
— Ну, знаете что! — рассердилась вдруг мама. — После этого никаких жалоб я больше не слушаю. Разбирайтесь сами!
И она ушла в дом, размахивая полотенцем.
Рисовать Володя начал рано, лет с пяти. Тогда он считал, что для рисования годится любая поверхность: скатерть на столе, обложка книги, наволочки на подушках, собственные ладони, оконное стекло, фотографии, тетради из маминого портфеля, лысина деда, когда тот спит, пол, стены, печка, не говоря уже о заборах и тротуаре перед домом.
И доставалось же ему за это от мамы, от деда, от соседей. Особенно попадало от квартирантов, хотя как раз Ваоныч больше всего и был виноват в том, что Володя пристрастился к рисованию. Он сам давал Володе бумагу, карандаши, а иногда даже и краски.
Итак, Володя сидел за столом, вытирал посуду, которую мама мыла в белом тазу, и обдумывал, как бы ему убедительнее рассказать про Васькины злодеяния. Маме почему-то совсем не понравилось, что в ее отсутствие Володя выходил за ворота.
— Ты же дал мне слово, — строго сказала она.
— Так я и не выходил. Я калитку открыл, а он тут и шагает.
Мама постучала пальцем по столу и самым строгим голосом сказала:
— Чтобы этого никогда больше не было. А за то, что ты нарушил слово….
Она не успела договорить, потому что в это время с шумом распахнулась дверь и в комнату вбежал Ваоныч. У него был такой вид, будто за ним гонится привидение. Его буйные волосы клубились вокруг головы, как черный Дым, когда его крутит ветер. Он хватал руками воздух и дергал губами.
Володя сразу смекнул, в чем тут дело, и поспешно начал сползать со стула, намереваясь укрыться под столом.
Разгадав его намерение, Ваоныч налетел на него и схватил за руку.
— Что случилось? — строго спросила мама.
Но Ваоныч и ее схватил за руку и молча потащил на Двор. Говорить он не мог. Да и зачем тут слова? Не надо слов. Все было ясно и так. На досках забора густой оранжевой краской нарисовано что-то похожее не то на убитого горем крокодила, не то на крушение поезда.
Через забор перевесился Васька Рыжий. Он держал в руке старый истертый веник и старался дотянуться до оранжевого изображения. Могло показаться, что художник, размалевавший забор, пользовался вместо кисти Васькиной головой. Она была такая же ярко-оранжевая, как и краска.
Увидев Ваоныча, который тащил Володю и его маму, Васька бросил веник и, охнув, свалился по другую сторону забора. Но он не убежал: Володя все время видел, как сквозь щели мелькают его огненные волосы.
— В-вот! — сказал Ваоныч торжествующе, словно он сам нарисовал эту картину на заборе. — Полюбуйтесь!
— О господи! — прошептала мама.
— Что это? — продолжал художник таким дрожащим голосом, как будто чьи-то могучие руки трясли его с такой силой, что слова в нем прыгали, как горошинки в погремушке.
Мама схватила Володю за плечи и строго спросила:
— Что это такое? Отвечай сейчас же!
Володя вздохнул и от волнения вытер нос посудным полотенцем, которое он все еще держал в руках.
— Васька это рыжий, — пояснил он. — От слона побежал и растянулся, как лягушка!
Из-за забора послышался злорадный смех.
— А-а! Васька! — зловеще спросил Ваоныч и вдруг, подняв руки и потрясая кулаками, отчаянным голосом закричал:
— Гуашь загубил! Целую банку!.. Гуашь! Кадмий!..
Он в эту минуту был так похож на злого волшебника, выкликивающего колдовские слова, что Володя сразу перестал плакать и с интересом начал ожидать, что же произойдет.
И дождался. Несомненно, Ваоныч знал свое волшебное дело, потому что мама вдруг сказала:
— Ну, долго я терпела!
Она вырвала полотенце из Володиных рук и больно отхлестала его. Он не заревел. Он стойко перенес наказание под мстительный смех своего врага, торжествующего под прикрытием забора.
Проглотив слезы, Володя вызывающие вскинул голову и громко сказал:
— Ха! Ха! Ха!
Пусть все видят, как он умеет презирать боль, пусть не радуются враги!
— Пошел в угол, — приказала мама.
— Стой, — нормальным голосом сказал Ваоныч, — а где же у тебя слон?
Володя глубоко вздохнул. Из-за забора последовало пояснение:
— Он слоновую краску стащить не успел!
— Вот как! Неужели тебе целой банки не хватило?
Удивленно посмотрев на Ваоныча, Володя снова вздохнул:
— Слоны рыжие не бывают…
Ну кто же этого не понимает? И нечего его разыгрывать. Такой могучий, такой красивый слон может быть изображен только благородной слоновой краской. Какая она, он пока еще не знает, но уж во всяком случае не презренная рыжая Васькина краска.
Ваоныч понял и рассмеялся, но мама строго спросила:
— Ну, я что сказала?
— В угол носом… — тонко запел Васька, показывая над забором свой растрепанный чуб.
Мама взмахнула полотенцем и двинулась к забору, а Васька противно захихикал и мгновенно провалился вниз. Тогда мама еще больше рассердилась:
— Ну, вот что, — проговорила она самым строгим голосом, — чтобы завтра этого ничего не было. Мазни этой. А то обоим мало не будет.
Гордо подняв голову, Володя двинулся к дому.
— Да подожди же ты, — продолжал Ваоныч. — Это ты что нарисовал?
— Глаз.
— А похоже на редьку. Чему я тебя учил? Как выглядит глаз в профиль?
Он подбежал к забору, глянул по сторонам и увидел кисть, торчащую из банки с остатками оранжевой краски.
— Вот, смотри, как надо…
— Ну, знаете что! — рассердилась вдруг мама. — После этого никаких жалоб я больше не слушаю. Разбирайтесь сами!
И она ушла в дом, размахивая полотенцем.
НА ДВОРЕ
И вот снова наступило утро. Володя вышел на крыльцо и зажмурился, ослепленный солнечным светом.
Блестящий кораблик под красными парусами плывет в сияющей голубизне. Не видно на нем капитана — он мирно спит в своей каюте. А где-то очень высоко в ослепительном небе гремит невидимый самолет, и через все небо протянулся его белый след, похожий на толстую ватную ленту.
Володя подумал, как, должно быть, хорошо сейчас лететь в таком празднично сияющем небе, посматривая на землю с высоты, и думать, что сейчас там внизу стоят мальчишки и все как один отчаянно завидуют.
Блестящий кораблик под красными парусами плывет в сияющей голубизне. Не видно на нем капитана — он мирно спит в своей каюте. А где-то очень высоко в ослепительном небе гремит невидимый самолет, и через все небо протянулся его белый след, похожий на толстую ватную ленту.
Володя подумал, как, должно быть, хорошо сейчас лететь в таком празднично сияющем небе, посматривая на землю с высоты, и думать, что сейчас там внизу стоят мальчишки и все как один отчаянно завидуют.