Страница:
– Помнится, он произнес «стерва» и добавил: «Она выдала всю игру, потому что хотела моей смерти, а ей всегда удается то, что она задумала».
– И после этого он скончался?
– Да.
– Вы видели его мертвым?
Кончик костыля глухо стучал по непокрытому полу, пока Спирс двигался к двери, из которой падал солнечный свет.
– Конечно.
– Как вы думаете, о ком он говорил? Может, о Клер Ла Туш?
– Не знаю.
– А как насчет его жены?
– Эммануэль де Бове? – Прищурившись на солнце, Спирс распахнул двойные двери и остановился. – Нет, она бы никогда такого не сделала.
– Почему вы так уверены?
Спирс оглянулся на него.
– В тот день погиб не только Филипп, но и Бабба тоже. Он был ее другом. К тому же она не отправила бы никого на смерть.
По улице пробежал мальчик.
– Но она же пошла на Филиппа со скальпелем, разве не так? – спросил Зак.
Внезапно Спирс рассмеялся. Выйдя на улицу, он поднял голову к голубому небу.
– Да. Но она хотела лишить его мужской чести, а не жизни.
– Из-за Клер?
Немец перевел взгляд на Зака.
– Это она сказала вам?
На какое-то мгновение Зак почувствовал себя неловко.
– А что, была другая причина?
Спирс пожал плечами и, двинувшись вперед, начал неловко спускаться по ступенькам.
Зак осторожно взял у него из руки ящик с инструментами и вернул его только на деревянной мостовой.
– Данке шён, – поблагодарил Спирс, но в его глазах читалась злость. Немец хотел повернуться, но вдруг остановился и задумчиво посмотрел на майора.
– В немецком есть такое слово, Leidenschaft, – уже спокойно произнес он. – Я вспоминаю его иногда, когда вижу Эммануэль де Бове. Это слово означает пыл, страсть.
– И страдание, – негромко заметил Зак. Глаза Спирса удивленно расширились.
– Вы говорите по-немецки?
Зак покачал головой.
– Я прочитал Гете.
– Необычное занятие для кавалериста, не так ли?
– Как и плотницкое ремесло для доктора.
Лицо Спирса расплылось в искренней радостной улыбке.
– Мы все имеем некоторые странности, не правда ли, майор?
Мальчик в аккуратном маленьком фургоне перед домом на улице Дюмен не заметил, как к нему подъехал Зак. Он сидел, закрыв глаза, подставив лицо лучам яркого полуденного солнца и бросив вожжи.
– Если ты не будешь следить, лошадь съест базилик у дверей миссис Анжело, – предупредил Зак.
Паренек быстро повернул голову, раскрыв рот от удивления. Зак чуть толкнул ногой лошадь, чтобы она подошла ближе к фургону. Мальчик бросил быстрый взгляд в сторону, к мостовой, словно раздумывая, куда удрать. Однако аккуратная маленькая черная кобыла мотнула головой, и паренек, забыв о бегстве, начал собирать вожжи.
– Как вы узнали, что ее зовут миссис Анжело? – спросил он, глядя на Зака чистыми голубыми глазами.
– Также как и то, что тебя зовут Доминик де Бове.
Доминик сглотнул.
– Вы разговаривали с моей мамой?
– Да, – ответил Зак, поправляя на плече солдатский мешок. – Но не о тебе. – Посмотрев на заднюю часть фургона, он увидел коврик для пикника, удочки и сети для ловли крабов.
– Мы собираемся на озеро половить крабов, – беспокойно произнес Доминик. – Это не нарушает законы янки?
– Насколько я знаю, нет, – улыбнулся Зак. – Я сам часто ездил за омарами, когда был в твоем возрасте. Мы ловили их в горшки.
– Горшки? – заинтересовался мальчик. Его лицо выражало недоверие. – Вы это выдумали?
Из дома вышла Эммануэль. Она не сразу заметила Зака.
– Увы, Доминик, я искала везде, но не нашла, – начала объяснять Эммануэль.
Увидев майора, она осеклась; краска залила ее щеки. Зак подумал, что у нее очень красивое лицо – с широкими скулами, изящным подбородком и полными пухлыми губами. Эти губы выражали страсть, были греховны, лгали.
– Мы сейчас уезжаем, месье, – произнесла Эммануэль низким, чуть хрипловатым голосом.
Зак положил руку на луку седла и оперся на нее.
– Мне нужно поговорить с вами кое о чем важном.
– Сейчас? – недовольно воскликнул Доминик. – Но мы опаздываем!
– Доминик! – одернула его мать. Затем она снова перевела взгляд на Зака. – Нельзя ли отложить разговор, месье? Я обещала ему эту поездку несколько недель.
– Я могу сопровождать вас до озера. Мы можем обсудить все, пока он ловит крабов.
Какое-то время Эммануэль молча смотрела на него. Зак пришел сюда, чтобы предъявить улику – ящик с медными полосами – и заставить ее сказать правду. Но когда он смотрел в ее темные, глубокие глаза, все, о чем он мог думать, – это о ее сладких, горячих губах, о пьянящей мягкости ее кожи и о том, как она стонала, когда он положил руку на ее грудь.
– Хорошо, – через несколько мгновений произнесла Эммануэль и с шумом выдохнула, из чего Зак заключил, что она тоже вспомнила о прошлой ночи. – Если позволите, я возьму большую корзину с крышкой для пикника.
Когда Эммануэль вернулась в прохладный коридор своего дома, ей навстречу вышла Роуз.
– Что вы делаете? – произнесла она громким шепотом. – Приглашаете с собой этого янки?
– Я его не звала. – Эммануэль прижала плетеную корзину к животу. – Либо мы едем с ним, либо от поездки на озеро придется отказаться. Что мне выбрать?
– Знаете, что я думаю? – заявила Роуз, глядя на Эммануэль, чуть прищурившись. – Если вы будете выполнять прихоти этого янки, то скоро погубите себя.
Эммануэль неестественно улыбнулась:
– Не смеши меня.
Роуз уперла руки в бока.
– Вы живете без мужчины очень долго, а этот – единственный, кто здесь хорошо выглядит. Но вы помните, кто он? Этот майор-янки может потащить вас за ваш хорошенький маленький зад в тюрьму быстрее, чем попугай произнесет «Дикси». Не забывайте это. А?
Глава 19
Глава 20
– И после этого он скончался?
– Да.
– Вы видели его мертвым?
Кончик костыля глухо стучал по непокрытому полу, пока Спирс двигался к двери, из которой падал солнечный свет.
– Конечно.
– Как вы думаете, о ком он говорил? Может, о Клер Ла Туш?
– Не знаю.
– А как насчет его жены?
– Эммануэль де Бове? – Прищурившись на солнце, Спирс распахнул двойные двери и остановился. – Нет, она бы никогда такого не сделала.
– Почему вы так уверены?
Спирс оглянулся на него.
– В тот день погиб не только Филипп, но и Бабба тоже. Он был ее другом. К тому же она не отправила бы никого на смерть.
По улице пробежал мальчик.
– Но она же пошла на Филиппа со скальпелем, разве не так? – спросил Зак.
Внезапно Спирс рассмеялся. Выйдя на улицу, он поднял голову к голубому небу.
– Да. Но она хотела лишить его мужской чести, а не жизни.
– Из-за Клер?
Немец перевел взгляд на Зака.
– Это она сказала вам?
На какое-то мгновение Зак почувствовал себя неловко.
– А что, была другая причина?
Спирс пожал плечами и, двинувшись вперед, начал неловко спускаться по ступенькам.
Зак осторожно взял у него из руки ящик с инструментами и вернул его только на деревянной мостовой.
– Данке шён, – поблагодарил Спирс, но в его глазах читалась злость. Немец хотел повернуться, но вдруг остановился и задумчиво посмотрел на майора.
– В немецком есть такое слово, Leidenschaft, – уже спокойно произнес он. – Я вспоминаю его иногда, когда вижу Эммануэль де Бове. Это слово означает пыл, страсть.
– И страдание, – негромко заметил Зак. Глаза Спирса удивленно расширились.
– Вы говорите по-немецки?
Зак покачал головой.
– Я прочитал Гете.
– Необычное занятие для кавалериста, не так ли?
– Как и плотницкое ремесло для доктора.
Лицо Спирса расплылось в искренней радостной улыбке.
– Мы все имеем некоторые странности, не правда ли, майор?
Мальчик в аккуратном маленьком фургоне перед домом на улице Дюмен не заметил, как к нему подъехал Зак. Он сидел, закрыв глаза, подставив лицо лучам яркого полуденного солнца и бросив вожжи.
– Если ты не будешь следить, лошадь съест базилик у дверей миссис Анжело, – предупредил Зак.
Паренек быстро повернул голову, раскрыв рот от удивления. Зак чуть толкнул ногой лошадь, чтобы она подошла ближе к фургону. Мальчик бросил быстрый взгляд в сторону, к мостовой, словно раздумывая, куда удрать. Однако аккуратная маленькая черная кобыла мотнула головой, и паренек, забыв о бегстве, начал собирать вожжи.
– Как вы узнали, что ее зовут миссис Анжело? – спросил он, глядя на Зака чистыми голубыми глазами.
– Также как и то, что тебя зовут Доминик де Бове.
Доминик сглотнул.
– Вы разговаривали с моей мамой?
– Да, – ответил Зак, поправляя на плече солдатский мешок. – Но не о тебе. – Посмотрев на заднюю часть фургона, он увидел коврик для пикника, удочки и сети для ловли крабов.
– Мы собираемся на озеро половить крабов, – беспокойно произнес Доминик. – Это не нарушает законы янки?
– Насколько я знаю, нет, – улыбнулся Зак. – Я сам часто ездил за омарами, когда был в твоем возрасте. Мы ловили их в горшки.
– Горшки? – заинтересовался мальчик. Его лицо выражало недоверие. – Вы это выдумали?
Из дома вышла Эммануэль. Она не сразу заметила Зака.
– Увы, Доминик, я искала везде, но не нашла, – начала объяснять Эммануэль.
Увидев майора, она осеклась; краска залила ее щеки. Зак подумал, что у нее очень красивое лицо – с широкими скулами, изящным подбородком и полными пухлыми губами. Эти губы выражали страсть, были греховны, лгали.
– Мы сейчас уезжаем, месье, – произнесла Эммануэль низким, чуть хрипловатым голосом.
Зак положил руку на луку седла и оперся на нее.
– Мне нужно поговорить с вами кое о чем важном.
– Сейчас? – недовольно воскликнул Доминик. – Но мы опаздываем!
– Доминик! – одернула его мать. Затем она снова перевела взгляд на Зака. – Нельзя ли отложить разговор, месье? Я обещала ему эту поездку несколько недель.
– Я могу сопровождать вас до озера. Мы можем обсудить все, пока он ловит крабов.
Какое-то время Эммануэль молча смотрела на него. Зак пришел сюда, чтобы предъявить улику – ящик с медными полосами – и заставить ее сказать правду. Но когда он смотрел в ее темные, глубокие глаза, все, о чем он мог думать, – это о ее сладких, горячих губах, о пьянящей мягкости ее кожи и о том, как она стонала, когда он положил руку на ее грудь.
– Хорошо, – через несколько мгновений произнесла Эммануэль и с шумом выдохнула, из чего Зак заключил, что она тоже вспомнила о прошлой ночи. – Если позволите, я возьму большую корзину с крышкой для пикника.
Когда Эммануэль вернулась в прохладный коридор своего дома, ей навстречу вышла Роуз.
– Что вы делаете? – произнесла она громким шепотом. – Приглашаете с собой этого янки?
– Я его не звала. – Эммануэль прижала плетеную корзину к животу. – Либо мы едем с ним, либо от поездки на озеро придется отказаться. Что мне выбрать?
– Знаете, что я думаю? – заявила Роуз, глядя на Эммануэль, чуть прищурившись. – Если вы будете выполнять прихоти этого янки, то скоро погубите себя.
Эммануэль неестественно улыбнулась:
– Не смеши меня.
Роуз уперла руки в бока.
– Вы живете без мужчины очень долго, а этот – единственный, кто здесь хорошо выглядит. Но вы помните, кто он? Этот майор-янки может потащить вас за ваш хорошенький маленький зад в тюрьму быстрее, чем попугай произнесет «Дикси». Не забывайте это. А?
Глава 19
– Папьер и я часто приходили сюда ловить крабов и мелких креветок, – гордо произнес Доминик. – Он знает много такого, чего вы не знаете, – о заливах, болотах и обо всех животных и растениях.
Майор перевел свою кавалерийскую лошадь на легкую рысь, следуя за фургоном, который на ровной дороге двигался быстро.
– Папьер? – переспросил Зак, наклоняя голову, чтобы спрятать улыбку.
– Мой дедушка, – объяснил Доминик, бросая на него недовольный косой взгляд, как бы говорящий: «Ты не знаешь?» – А папа научил меня управлять лошадью. Мама говорила, что я слишком мал, но папа сказал, что мы, де Бове, прирожденные спортсмены. – Наступила пауза, нарушаемая только цоканьем копыт и позвякиванием упряжи. Внезапно Доминик сдавленным и безразличным голосом добавил: – Конечно, он многого не может. Чтобы пойти куда-нибудь, ему приходится звать на помощь Батиста.
От этих слов у Эммануэль к горлу подступил комок. Вплоть до мая Жан-Ламбер де Бове был полон энергии и, казалось, забыл о том, что перешагнул семидесятилетнюю отметку. Несмотря на крах супружеских отношений с Филиппом, Эммануэль удалось сохранить дружбу с Жан-Ламбером. Они не раз вместе ловили окуней в Бо-Ла и бывали на представлениях во французской опере. Но когда в Новый Орлеан пришло сообщение, что единственный сын старика погиб от пули янки в Байу-Креве, Жан-Ламбер сразу постарел на двадцать лет.
– Если бы не его нога, – продолжил Доминик, – он пошел бы убивать этих янки.
– Доминик, – прошептала Эммануэль, укоризненно нахмурившись. Однако всадник на лошади только рассмеялся и придержал от налетевшего ветра черную фетровую шляпу, из которой торчало страусовое перо.
«У майора сегодня новый головной убор», – подумала Эммануэль.
Мимо них уже проплывали предместья города. Здесь было меньше домов. Вдоль улиц тянулись побеленные стены, из-за обилия тепла и влаги густо заросшие гортензиями, жимолостью и алтеем. Эммануэль чувствовала тепло солнечных лучей, ритмичные движения фургона приятно укачивали ее. В полудреме она как будто издалека слышала негромкие звуки мужских голосов и пыталась представить, что было бы, если бы ехавший рядом человек не был врагом.
Повернув голову, Эммануэль заметила, что майор пристально смотрит на нее. В его темных глазах горел опасный огонек желания. Эммануэль знала, что ей следовало сделать вид, что ничего не произошло. Но заалевшиеся щеки и растрепавшиеся на ветру волосы выдавали ее. Первым не выдержал майор – он перевел взгляд на старинный высокий дом в креольском стиле. Его рука твердо сжимала рюкзак с ненавистным, ярко сверкающим на его крышке орлом Федерации.
Добравшись до озера, они начали собирать выброшенные на берег ветки, чтобы развести костер, для которого была вырыта ямка в песке. Пока Эммануэль расстилала коврик в тени ив и распаковывала корзину, Зак Купер и Доминик забросили со старого пирса сети в спокойные серо-голубые воды озера Понтчартрейн. Эммануэль с улыбкой наблюдала за ними. Доминик старался изобразить из себя специалиста, показывая майору, как привязывать в качестве наживки шеи цыплят и прикреплять их к сетям для крабов, а потом медленно опускать в озеро.
Много лет назад они часто приходили сюда вместе – она, Доминик и Филипп. Поначалу это доставляло им массу удовольствия и давало немало поводов для смеха – как у всякой молодой семьи. Но потом появилось раздражение, и они перестали устраивать совместные вылазки. Теперь Эммануэль не хотела об этом даже вспоминать.
– Мама! – крикнул с берега Доминик, поворачиваясь с живота на спину. До этого он внимательно наблюдал за лесками. – Майор Купер говорит, что там, откуда он приехал, много омаров, больших, как обеденная тарелка. Такое может быть?
– А из каких вы краев, месье? – спросила Эммануэль, подходя к тому месту, где майор присел на берегу, привязывая сеть к причалу быстрыми уверенными движениями.
– Из Род-Айленда, – не оборачиваясь, ответил Зак. – Мой отец – капитан. – Он опустил сеть в воду, прищурившись от отблесков на невысоких волнах. – Как и все мужчины в нашей семье.
– Но вы стали кавалерийским офицером. – Подойдя ближе, она оперлась бедром на изъеденный непогодой столб. Из-за широких полей шляпы ей пришлось поднять голову, чтобы видеть майора. – Вы не любите море?
Он поднял на нее глаза. Солнце окрашивало жестко очерченные линии его лица в золотистый цвет.
– Нет, почему же. Но не настолько, чтобы посвятить ему жизнь. – Он поднялся легким быстрым движением, чтобы проверить линь. – Моя мать всегда говорила, что настоящая жена у моего отца – это море; она же, с которой он встречается на стороне.
Эммануэль заворожено смотрела на его уверенные, сильные руки, способные нанести смертоносный удар саблей, но и достаточно нежные, доставляющие своим прикосновением удовольствие женщине.
– Должно быть, ей было трудно, когда он долго отсутствовал, – произнесла Эммануэль.
– Она любила его, – отозвался Зак. – И очень переживала и плакала каждый день, когда он был в море.
Внезапно налетевший бриз взметнул вверх юбки Эммануэль и чуть не сорвал шляпу с Зака Купера. Эммануэль коротко рассмеялась:
– Берегитесь, майор, иначе вам снова не избежать потерь.
– Возьмите. – Зак протянул ей свой головной убор.
Согретая солнечными лучами шляпа была изготовлена из тонкого черного шерстяного фетра. На одной стороне ее торчало страусовое перо, на другой блестел орел. Спереди был написан номер того кавалерийского полка, в котором служил майор до ранения; номер был украшен парой золотистых скрещенных сабель. Шляпа была воплощением того, что Эммануэль ненавидела, но тем не менее ее обладатель не вызывал у нее отрицательных эмоций. Эммануэль увидела имя, вышитое на полоске золотистыми буквами: ЗАКЕРИ К. КУПЕР.
– Скажите мне, майор, что значит буква К?
Зак потащил к себе мокрую сеть, и Доминик радостно закричал при виде маленького голубого краба, застрявшего в ячейках.
– Ксавье, – ответил майор, доставая добычу уверенными движениями.
Эммануэль зачарованно смотрела на его сильные мускулы, которые перекатывались под кителем.
– Согласитесь, странное имя для потомков многих поколений пуритан Новой Англии.
Зак подошел к корзинам, чтобы положить в одну из них краба.
– Мой дед по линии матери был испанским губернатором Кубы.
От удивления Эммануэль чуть не уронила шляпу.
– Ваша мать была испанкой?
Зак поднял голову – ее реакция насмешила майора.
– Знаете, вы не единственная, у кого родители были очень разными. Мой отец регулярно плавал в Гавану. Во время одной поездки губернатор совершил ошибку, пригласив офицеров корабля на бал, который давали в честь рождения короля. Поскольку моей матери в тот момент исполнилось шестнадцать, ей разрешили присутствовать. Через неделю, когда мой отец отплывал из города, она отправилась с ним.
– Так быстро?
– Она сказала, что уехала бы за ним после первой ночи.
Эммануэль пробежала пальцами вдоль мягкого края страусового пера на шляпе.
– Но почему? – негромко спросила она. – Как можно узнать человека за такой короткий срок?
– Она прислушалась к голосу своего сердца.
Эммануэль заметила, что майор внимательно смотрит на нее.
– И она никогда не жалела о своем решении?
Зак отрицательно покачал головой:
– Я как-то спрашивал ее: как она могла покинуть дом с человеком, которого плохо знала, и уехать туда, где до этого ни разу не бывала?
– И что она сказала?
– Лишь улыбнулась.
Эммануэль молча глядела на жесткую линию его губ, понимающие глаза, в которых таилась легкая чувственность. Возникла неловкая пауза, которую нарушали лишь разбивающиеся о береговые столбы волны и дуновение теплого ветра. Они многого не сказали друг другу в это мгновение, но поняли все и без слов.
Молчание прервал всплеск и ликующий крик Доминика:
– Мама! Посмотри, в сети два краба!
Они отвернулись друг от друга; волшебное очарование, длившееся всего несколько секунд, исчезло.
Потом они сидели в тени ивы и ели вареных крабов, яйца, чуть завядший салат-латук и сыр из корзины для пикников. Подкрепившись, Доминик взял ведро и лопату и направился к воде.
– Думаю, моллюски в двухстворчатых раковинах здесь несъедобны, – сказал Зак.
– Это так. – Эммануэль достала из корзины спелый апельсин и начала его чистить, быстро поворачивая в изящных, но сильных пальцах. – В них слишком много грязи из озера.
– Тогда почему он их ищет?
– В качестве наживки для креветок, – ответила Эммануэль. – Он разбивает их и бросает на дно, а когда снова забрасывает сеть, то вытаскивает креветок, которые приплывают пообедать.
Эммануэль разделила апельсин на дольки, и воздух наполнился приятным ароматом.
– Итак, вы собираетесь показать мне, что хранится в вашем рюкзаке? – поинтересовалась Эммануэль.
Зак повернул голову, чтобы прямо поглядеть ей в лицо. Их глаза встретились. Эммануэль поднесла дольку ко рту, и Зак вдруг обнаружил, что внимательно следит, как она вонзает ровные белые зубы в мякоть. Он откинул крышку солдатского ранца и вытащил обитый медью дубовый ящик.
Эммануэль быстро вдохнула. Недоеденный апельсин так и остался лежать в ее безвольно висящей руке.
– Это набор для убийства вампиров, который принадлежал Филиппу, – прошептала она. – Где вы его нашли?
– В ящике в шкафу его комнаты. Прошлой ночью.
– Но… – Она отрицательно покачала головой и судорожно сглотнула. – Это невозможно. Я все осматривала там в тот день, когда Генри был убит. Ящика не было.
– Но потом вы слышали, что кто-то приходил в ваш дом ночью.
Отложив апельсин, Эммануэль протянула руку к ящику. Майор молча наблюдал, как она откидывает застежки и поднимает крышку. Несколько мгновений Эммануэль молча смотрела внутрь, затем дрожащей рукой дотронулась до того места, где должна была находиться стрела, и перевела тревожный взгляд на майора.
– Вы мне верите?
– Выстрелите из него, – произнес Зак.
– Что?
Он взял арбалет с его бархатного ложа и протянул ей.
– Я хочу посмотреть, как вы будете из него стрелять. – Он показал подбородком на ствол сучковатого старого кипариса, который стоял примерно в двадцати пяти футах. – Похоже, это неплохая цель.
Она могла бы притвориться, что не умеет пользоваться арбалетом, неумело его зарядить и сделать неловкий выстрел. Вместо этого Эммануэль пристально посмотрела на майора, затем с видом опытного арбалетчика натянула тетиву и нажала на спусковой крючок.
Стрела, со свистом рассекая воздух, вонзилась в кипарис с мягким «тванк», которое в окружающей тишине эхом разлетелось по окрестностям.
Майор перевел свою кавалерийскую лошадь на легкую рысь, следуя за фургоном, который на ровной дороге двигался быстро.
– Папьер? – переспросил Зак, наклоняя голову, чтобы спрятать улыбку.
– Мой дедушка, – объяснил Доминик, бросая на него недовольный косой взгляд, как бы говорящий: «Ты не знаешь?» – А папа научил меня управлять лошадью. Мама говорила, что я слишком мал, но папа сказал, что мы, де Бове, прирожденные спортсмены. – Наступила пауза, нарушаемая только цоканьем копыт и позвякиванием упряжи. Внезапно Доминик сдавленным и безразличным голосом добавил: – Конечно, он многого не может. Чтобы пойти куда-нибудь, ему приходится звать на помощь Батиста.
От этих слов у Эммануэль к горлу подступил комок. Вплоть до мая Жан-Ламбер де Бове был полон энергии и, казалось, забыл о том, что перешагнул семидесятилетнюю отметку. Несмотря на крах супружеских отношений с Филиппом, Эммануэль удалось сохранить дружбу с Жан-Ламбером. Они не раз вместе ловили окуней в Бо-Ла и бывали на представлениях во французской опере. Но когда в Новый Орлеан пришло сообщение, что единственный сын старика погиб от пули янки в Байу-Креве, Жан-Ламбер сразу постарел на двадцать лет.
– Если бы не его нога, – продолжил Доминик, – он пошел бы убивать этих янки.
– Доминик, – прошептала Эммануэль, укоризненно нахмурившись. Однако всадник на лошади только рассмеялся и придержал от налетевшего ветра черную фетровую шляпу, из которой торчало страусовое перо.
«У майора сегодня новый головной убор», – подумала Эммануэль.
Мимо них уже проплывали предместья города. Здесь было меньше домов. Вдоль улиц тянулись побеленные стены, из-за обилия тепла и влаги густо заросшие гортензиями, жимолостью и алтеем. Эммануэль чувствовала тепло солнечных лучей, ритмичные движения фургона приятно укачивали ее. В полудреме она как будто издалека слышала негромкие звуки мужских голосов и пыталась представить, что было бы, если бы ехавший рядом человек не был врагом.
Повернув голову, Эммануэль заметила, что майор пристально смотрит на нее. В его темных глазах горел опасный огонек желания. Эммануэль знала, что ей следовало сделать вид, что ничего не произошло. Но заалевшиеся щеки и растрепавшиеся на ветру волосы выдавали ее. Первым не выдержал майор – он перевел взгляд на старинный высокий дом в креольском стиле. Его рука твердо сжимала рюкзак с ненавистным, ярко сверкающим на его крышке орлом Федерации.
Добравшись до озера, они начали собирать выброшенные на берег ветки, чтобы развести костер, для которого была вырыта ямка в песке. Пока Эммануэль расстилала коврик в тени ив и распаковывала корзину, Зак Купер и Доминик забросили со старого пирса сети в спокойные серо-голубые воды озера Понтчартрейн. Эммануэль с улыбкой наблюдала за ними. Доминик старался изобразить из себя специалиста, показывая майору, как привязывать в качестве наживки шеи цыплят и прикреплять их к сетям для крабов, а потом медленно опускать в озеро.
Много лет назад они часто приходили сюда вместе – она, Доминик и Филипп. Поначалу это доставляло им массу удовольствия и давало немало поводов для смеха – как у всякой молодой семьи. Но потом появилось раздражение, и они перестали устраивать совместные вылазки. Теперь Эммануэль не хотела об этом даже вспоминать.
– Мама! – крикнул с берега Доминик, поворачиваясь с живота на спину. До этого он внимательно наблюдал за лесками. – Майор Купер говорит, что там, откуда он приехал, много омаров, больших, как обеденная тарелка. Такое может быть?
– А из каких вы краев, месье? – спросила Эммануэль, подходя к тому месту, где майор присел на берегу, привязывая сеть к причалу быстрыми уверенными движениями.
– Из Род-Айленда, – не оборачиваясь, ответил Зак. – Мой отец – капитан. – Он опустил сеть в воду, прищурившись от отблесков на невысоких волнах. – Как и все мужчины в нашей семье.
– Но вы стали кавалерийским офицером. – Подойдя ближе, она оперлась бедром на изъеденный непогодой столб. Из-за широких полей шляпы ей пришлось поднять голову, чтобы видеть майора. – Вы не любите море?
Он поднял на нее глаза. Солнце окрашивало жестко очерченные линии его лица в золотистый цвет.
– Нет, почему же. Но не настолько, чтобы посвятить ему жизнь. – Он поднялся легким быстрым движением, чтобы проверить линь. – Моя мать всегда говорила, что настоящая жена у моего отца – это море; она же, с которой он встречается на стороне.
Эммануэль заворожено смотрела на его уверенные, сильные руки, способные нанести смертоносный удар саблей, но и достаточно нежные, доставляющие своим прикосновением удовольствие женщине.
– Должно быть, ей было трудно, когда он долго отсутствовал, – произнесла Эммануэль.
– Она любила его, – отозвался Зак. – И очень переживала и плакала каждый день, когда он был в море.
Внезапно налетевший бриз взметнул вверх юбки Эммануэль и чуть не сорвал шляпу с Зака Купера. Эммануэль коротко рассмеялась:
– Берегитесь, майор, иначе вам снова не избежать потерь.
– Возьмите. – Зак протянул ей свой головной убор.
Согретая солнечными лучами шляпа была изготовлена из тонкого черного шерстяного фетра. На одной стороне ее торчало страусовое перо, на другой блестел орел. Спереди был написан номер того кавалерийского полка, в котором служил майор до ранения; номер был украшен парой золотистых скрещенных сабель. Шляпа была воплощением того, что Эммануэль ненавидела, но тем не менее ее обладатель не вызывал у нее отрицательных эмоций. Эммануэль увидела имя, вышитое на полоске золотистыми буквами: ЗАКЕРИ К. КУПЕР.
– Скажите мне, майор, что значит буква К?
Зак потащил к себе мокрую сеть, и Доминик радостно закричал при виде маленького голубого краба, застрявшего в ячейках.
– Ксавье, – ответил майор, доставая добычу уверенными движениями.
Эммануэль зачарованно смотрела на его сильные мускулы, которые перекатывались под кителем.
– Согласитесь, странное имя для потомков многих поколений пуритан Новой Англии.
Зак подошел к корзинам, чтобы положить в одну из них краба.
– Мой дед по линии матери был испанским губернатором Кубы.
От удивления Эммануэль чуть не уронила шляпу.
– Ваша мать была испанкой?
Зак поднял голову – ее реакция насмешила майора.
– Знаете, вы не единственная, у кого родители были очень разными. Мой отец регулярно плавал в Гавану. Во время одной поездки губернатор совершил ошибку, пригласив офицеров корабля на бал, который давали в честь рождения короля. Поскольку моей матери в тот момент исполнилось шестнадцать, ей разрешили присутствовать. Через неделю, когда мой отец отплывал из города, она отправилась с ним.
– Так быстро?
– Она сказала, что уехала бы за ним после первой ночи.
Эммануэль пробежала пальцами вдоль мягкого края страусового пера на шляпе.
– Но почему? – негромко спросила она. – Как можно узнать человека за такой короткий срок?
– Она прислушалась к голосу своего сердца.
Эммануэль заметила, что майор внимательно смотрит на нее.
– И она никогда не жалела о своем решении?
Зак отрицательно покачал головой:
– Я как-то спрашивал ее: как она могла покинуть дом с человеком, которого плохо знала, и уехать туда, где до этого ни разу не бывала?
– И что она сказала?
– Лишь улыбнулась.
Эммануэль молча глядела на жесткую линию его губ, понимающие глаза, в которых таилась легкая чувственность. Возникла неловкая пауза, которую нарушали лишь разбивающиеся о береговые столбы волны и дуновение теплого ветра. Они многого не сказали друг другу в это мгновение, но поняли все и без слов.
Молчание прервал всплеск и ликующий крик Доминика:
– Мама! Посмотри, в сети два краба!
Они отвернулись друг от друга; волшебное очарование, длившееся всего несколько секунд, исчезло.
Потом они сидели в тени ивы и ели вареных крабов, яйца, чуть завядший салат-латук и сыр из корзины для пикников. Подкрепившись, Доминик взял ведро и лопату и направился к воде.
– Думаю, моллюски в двухстворчатых раковинах здесь несъедобны, – сказал Зак.
– Это так. – Эммануэль достала из корзины спелый апельсин и начала его чистить, быстро поворачивая в изящных, но сильных пальцах. – В них слишком много грязи из озера.
– Тогда почему он их ищет?
– В качестве наживки для креветок, – ответила Эммануэль. – Он разбивает их и бросает на дно, а когда снова забрасывает сеть, то вытаскивает креветок, которые приплывают пообедать.
Эммануэль разделила апельсин на дольки, и воздух наполнился приятным ароматом.
– Итак, вы собираетесь показать мне, что хранится в вашем рюкзаке? – поинтересовалась Эммануэль.
Зак повернул голову, чтобы прямо поглядеть ей в лицо. Их глаза встретились. Эммануэль поднесла дольку ко рту, и Зак вдруг обнаружил, что внимательно следит, как она вонзает ровные белые зубы в мякоть. Он откинул крышку солдатского ранца и вытащил обитый медью дубовый ящик.
Эммануэль быстро вдохнула. Недоеденный апельсин так и остался лежать в ее безвольно висящей руке.
– Это набор для убийства вампиров, который принадлежал Филиппу, – прошептала она. – Где вы его нашли?
– В ящике в шкафу его комнаты. Прошлой ночью.
– Но… – Она отрицательно покачала головой и судорожно сглотнула. – Это невозможно. Я все осматривала там в тот день, когда Генри был убит. Ящика не было.
– Но потом вы слышали, что кто-то приходил в ваш дом ночью.
Отложив апельсин, Эммануэль протянула руку к ящику. Майор молча наблюдал, как она откидывает застежки и поднимает крышку. Несколько мгновений Эммануэль молча смотрела внутрь, затем дрожащей рукой дотронулась до того места, где должна была находиться стрела, и перевела тревожный взгляд на майора.
– Вы мне верите?
– Выстрелите из него, – произнес Зак.
– Что?
Он взял арбалет с его бархатного ложа и протянул ей.
– Я хочу посмотреть, как вы будете из него стрелять. – Он показал подбородком на ствол сучковатого старого кипариса, который стоял примерно в двадцати пяти футах. – Похоже, это неплохая цель.
Она могла бы притвориться, что не умеет пользоваться арбалетом, неумело его зарядить и сделать неловкий выстрел. Вместо этого Эммануэль пристально посмотрела на майора, затем с видом опытного арбалетчика натянула тетиву и нажала на спусковой крючок.
Стрела, со свистом рассекая воздух, вонзилась в кипарис с мягким «тванк», которое в окружающей тишине эхом разлетелось по окрестностям.
Глава 20
Зак сидел неподвижно и смотрел на стоявшую перед ним женщину. Внизу, у берега озера, кричали чайки. Налетел прохладный порыв ветра, зашумели тонкие ветки ив; у Эммануэль загнулся край ее шляпы с черной лентой и страусовым пером.
Внезапно Зак поднялся со своего места и направился к дереву, чтобы вытащить стрелу арбалета. Когда он вернулся, то встал настолько близко к Эммануэль, что кончики его сапог коснулись ее пышного бомбазинового платья.
– Кто научил вас так стрелять? – жестко спросил он. – Филипп?
– Да.
Он отрицательно покачал головой, продолжая смотреть ей прямо в лицо. Было видно, что она лжет.
– Угу. А может, Антуан Ла Туш?
– Нет, – поспешно произнесла Эммануэль, но до того, как она опустила глаза, Зак успел заметить промелькнувший в них страх.
– Тогда кто? – Он подошел ближе и наклонил голову так, что между их лицами осталось не более дюйма. – Скажите, черт побери!
Эммануэль испуганно посмотрела на него. По ее зеленым глазам с поволокой было видно, что она колеблется, не решаясь сказать правду.
– Доминик, – наконец произнесла она сдавленным приглушенным голосом. – Он меня научил.
Майор поднял руку со стрелой, наконечник которой ярко сверкал в лучах заходящего солнца.
– На этом?
– Нет. – Она отрицательно мотнула головой. – На похожем арбалете, который был у Филиппа еще в детском возрасте. Вы же не подозреваете Доминика…
Она слегка дотронулась до него; это было простое прикосновение, но майор все понял и отдал ей стрелу.
– Нет.
Выпрямившись, Зак подошел к иве с редкими, низко стелющимися ветвями и посмотрел на мальчика. Доминик уже собрал полную корзину двухстворчатых моллюсков и теперь, сидя на берегу и разбивая раковины, бросал их в слегка волнующееся озеро.
– Филипп охотился с арбалетом, когда был ребенком? – спросил Зак, продолжая пристально смотреть на мальчика.
Эммануэль осторожно положила стрелу в бархатное углубление.
– Да, – произнесла она.
– Я полагаю, вместе со своим кузеном Антуаном. – Зак повернулся. – Почему вы не сказали мне, что этот набор подарил Ла Туш?
Эммануэль медленно выпрямилась; ее лицо сразу поблекло из-за страха.
– Антуан никогда бы этого не сделал.
– Чего этого? Не убил Генри Сантера? Не отравил свою сестру? – Зак подошел совсем близко. – Но ведь кто-то сделал это. И он знал, что Филипп хранит такую штуковину в своей комнате.
– У Филиппа было много друзей. Он мог показать арбалет любому из них.
– И сколько из них знают, как им пользоваться? И у них ведь есть повод для убийства Генри Сантера? Или Клер Ла Туш?
Она отвернулась и в волнении сложила руки.
– Думаете, я не задавала себе этот вопрос – и много раз?
– А что вы можете сказать о Гансе Спирее?
Она резко повернулась.
– Только не он.
– Ярдли?
– Нет!
– Папа Джон?
Эммануэль быстро шагнула вперед, предупреждающе подняв руку, словно желая заставить его замолчать.
– Этого вам даже не следует и предполагать.
Зак с удивлением смотрел в ее испуганные глаза.
– Почему?
– Он неф. Как вы не понимаете? Он беззащитен. При малейшем подозрении его могут повесить.
– Ладно. – Зак постарался говорить спокойнее и ровнее. – Тогда вернемся к Филиппу.
Эммануэль вздернула голову, словно ее внезапно ударили.
– Филипп мертв, – произнесла она громким шепотом.
– А что, если нет?
Майор ожидал, что она тут же примется опровергать его слова. Но вместо этого Эммануэль молча отошла и, опустившись на колени, начала медленно собирать то, что осталось от пикника. Повисла неловкая пауза, которую заполняли скрип качающихся от ветра веток и мягкий шум набегавших на берег волн.
– У Филиппа не было причин для убийства Генри Сантера, – произнесла она, наконец.
– Значит, целились в вас?
Эммануэль выпрямилась и, обернувшись через плечо, метнула рассерженный взгляд.
– Вы, наверное, думаете, что это я предала его и сообщила янки о Байу-Креве? – Ее голос дрожал от переполнявших эмоций. – Как только вы могли предположить, что я способна выдать отца своего ребенка?
– Но ведь вы были доведены до крайнего отчаяния. Я видел содержимое его шкафа.
Эммануэль тяжело вздохнула, но промолчала. Он медленно подошел к ней и взял за руку.
– Он вас бил?
Она отвернула лицо.
– Никогда.
Зак взял ее за подбородок и повернул к себе, чтобы она смотрела ему в глаза.
– Это вас он привязывал теми шелковыми веревками, что лежат в шкафу, и затем хлестал плеткой?
– Нет.
Зак почувствовал дрожь, которую она пыталась скрыть.
– Да, это было так.
Она хотела освободиться от его руки, но он держал крепко, и она сдалась.
– Хорошо, – с вызовом сказала она. – Он делал это. Филипп любил такие игры.
– Чем еще он занимался с вами?
Зак почувствовал, что его сердце бешено стучит в груди, а кровь с силой пульсирует в венах. Ее лицо исказила странная улыбка.
– Ничего такого, на что бы я не соглашалась. Вы удивлены, месье? Хм. Эти подробности вас возбуждают?
От Эммануэль исходил сладковатый мускусный и чертовски соблазнительный запах. Эта обольстительная женственность рождала в нем желание. В какую-то секунду ему захотелось повалить на землю и взять эту женщину, быстро и стремительно. Как бы это было замечательно – сдернуть с нее ее скромное траурное платье, чтобы солнце осветило красивые мягкие груди, поднять юбки и прикоснуться к обнаженным бедрам. А потом страстно целовать ее. Если бы сейчас на берегу не сидел ее сын, движениями опытного рыболова забрасывающий в воду сеть с моллюсками, Зак непременно удовлетворил бы свое желание прямо здесь, среди растущих под ивой разноцветных цветов.
– Черт побери, – прошептал он, чуть сжав ее подбородок.
Кончиками пальцев она прикоснулась к манжете его кителя.
– Я не предавала своего мужа, – произнесла Эммануэль. – Мы с Филиппом на протяжении нескольких лет жили отдельно друг от друга. Нас объединяли только работа в больнице и Доминик. Да, мы не были счастливы в браке. Тем не менее, Филипп все же остался мне другом. Я оплакивала его смерть и никогда бы не стала причиной его гибели. К тому же в ту ночь умер не только он.
– Вы до сих пор что-то недоговариваете, – задумчиво произнес Зак, пристально глядя ей в лицо.
Эммануэль коротко вздохнула – ее губы раздвинулись, а грудь колыхнулась.
– Я скрываю очень много, месье, – ответила она. – Как и мы все.
– Но это может стать причиной вашей смерти.
Эммануэль отрицательно покачала головой:
– Я не думаю, что меня кто-то хочет убить.
– Напрасно, – сказал майор и, повернувшись, быстро пошел к своему коню, безучастно щиплющему траву в свете косых лучей заходящего солнца.
В тот вечер Зак взял с собой стакан и бутылку бренди и направился с ними в галерею, что шла вдоль второго этажа загородного дома, который генерал Батлер выделил для своих офицеров. Воздух благоухал цветами луноцвета, дурмана и жимолости, которые в наступающей темноте казались белыми. Налив себе бренди, Зак поставил бутылку на стоящий у двери столик и подошел к литой чугунной балюстраде. Поставив ногу на нижнюю перекладину, он стал смотреть на сад.
Ночь была холодной и приятной, но майор продолжал чувствовать жар в теле от встречи с Эммануэль. Еще немного, и он, не сумев удержать себя, овладеет ей, как мужчина, изголодавшийся по женщине. От представшей перед мысленным взором картины Зак содрогнулся, тихо выругался и чуть отпил из стакана.
Он снова потянулся за бутылкой, но скрип в темноте заставил его поднять голову. В дверном проеме показалась высокая фигура с широкими плечами.
– Хочешь выпить? – произнес Зак, наливая себе бренди.
– Нет, если только у тебя не шотландское виски, – ответил Хэмиш. Он бросил шляпу на стол со вздохом, по которому было понятно, что весь день ему пришлось провести под палящим южным солнцем.
– Да, это была женщина, – произнес он, вытирая ладонью лицо. – Француженка. Я поговорил с лейтенантом в Байу-Креве.
У Зака стакан замер на полпути к губам.
– Она?
– Женщина, выдавшая Филиппа де Бове. Лейтенант сказал, что на ней была непроницаемая вуаль, но он уловил ее акцент. Она приехала в лагерь на аккуратненькой маленькой повозке с одной лошадью, рассказала им все, что они хотели знать, но не сообщила своего имени.
– И он позволил ей уйти, не задав ни одного вопроса?
Расправляя усы, Хэмиш вытянул шею и поднял подбородок.
– Как я узнал, она вела себя высокомерно, была украшена тафтой и жемчугами, имела манеры герцогини, но очень острый язычок. А с ней говорил парень, окончивший колледж в Филадельфии. Он даже не осмелился ее остановить.
– Тогда, должно быть, это Клер Ла Туш.
– Да. Или мадам де Бове.
Зак отпил бренди.
– Эммануэль клялась, что не причастна к этому.
– Да, – снова произнес Хэмиш. Его глаза заискрились сдерживаемым юмором. – А еще она говорила, что не знает имени человека, который имел связь с Клер Ла Туш, и кто подарил этот проклятый набор для убийства вампиров ее мужу на день рождения. У нее явно нелады с правдой.
Внезапно Зак поднялся со своего места и направился к дереву, чтобы вытащить стрелу арбалета. Когда он вернулся, то встал настолько близко к Эммануэль, что кончики его сапог коснулись ее пышного бомбазинового платья.
– Кто научил вас так стрелять? – жестко спросил он. – Филипп?
– Да.
Он отрицательно покачал головой, продолжая смотреть ей прямо в лицо. Было видно, что она лжет.
– Угу. А может, Антуан Ла Туш?
– Нет, – поспешно произнесла Эммануэль, но до того, как она опустила глаза, Зак успел заметить промелькнувший в них страх.
– Тогда кто? – Он подошел ближе и наклонил голову так, что между их лицами осталось не более дюйма. – Скажите, черт побери!
Эммануэль испуганно посмотрела на него. По ее зеленым глазам с поволокой было видно, что она колеблется, не решаясь сказать правду.
– Доминик, – наконец произнесла она сдавленным приглушенным голосом. – Он меня научил.
Майор поднял руку со стрелой, наконечник которой ярко сверкал в лучах заходящего солнца.
– На этом?
– Нет. – Она отрицательно мотнула головой. – На похожем арбалете, который был у Филиппа еще в детском возрасте. Вы же не подозреваете Доминика…
Она слегка дотронулась до него; это было простое прикосновение, но майор все понял и отдал ей стрелу.
– Нет.
Выпрямившись, Зак подошел к иве с редкими, низко стелющимися ветвями и посмотрел на мальчика. Доминик уже собрал полную корзину двухстворчатых моллюсков и теперь, сидя на берегу и разбивая раковины, бросал их в слегка волнующееся озеро.
– Филипп охотился с арбалетом, когда был ребенком? – спросил Зак, продолжая пристально смотреть на мальчика.
Эммануэль осторожно положила стрелу в бархатное углубление.
– Да, – произнесла она.
– Я полагаю, вместе со своим кузеном Антуаном. – Зак повернулся. – Почему вы не сказали мне, что этот набор подарил Ла Туш?
Эммануэль медленно выпрямилась; ее лицо сразу поблекло из-за страха.
– Антуан никогда бы этого не сделал.
– Чего этого? Не убил Генри Сантера? Не отравил свою сестру? – Зак подошел совсем близко. – Но ведь кто-то сделал это. И он знал, что Филипп хранит такую штуковину в своей комнате.
– У Филиппа было много друзей. Он мог показать арбалет любому из них.
– И сколько из них знают, как им пользоваться? И у них ведь есть повод для убийства Генри Сантера? Или Клер Ла Туш?
Она отвернулась и в волнении сложила руки.
– Думаете, я не задавала себе этот вопрос – и много раз?
– А что вы можете сказать о Гансе Спирее?
Она резко повернулась.
– Только не он.
– Ярдли?
– Нет!
– Папа Джон?
Эммануэль быстро шагнула вперед, предупреждающе подняв руку, словно желая заставить его замолчать.
– Этого вам даже не следует и предполагать.
Зак с удивлением смотрел в ее испуганные глаза.
– Почему?
– Он неф. Как вы не понимаете? Он беззащитен. При малейшем подозрении его могут повесить.
– Ладно. – Зак постарался говорить спокойнее и ровнее. – Тогда вернемся к Филиппу.
Эммануэль вздернула голову, словно ее внезапно ударили.
– Филипп мертв, – произнесла она громким шепотом.
– А что, если нет?
Майор ожидал, что она тут же примется опровергать его слова. Но вместо этого Эммануэль молча отошла и, опустившись на колени, начала медленно собирать то, что осталось от пикника. Повисла неловкая пауза, которую заполняли скрип качающихся от ветра веток и мягкий шум набегавших на берег волн.
– У Филиппа не было причин для убийства Генри Сантера, – произнесла она, наконец.
– Значит, целились в вас?
Эммануэль выпрямилась и, обернувшись через плечо, метнула рассерженный взгляд.
– Вы, наверное, думаете, что это я предала его и сообщила янки о Байу-Креве? – Ее голос дрожал от переполнявших эмоций. – Как только вы могли предположить, что я способна выдать отца своего ребенка?
– Но ведь вы были доведены до крайнего отчаяния. Я видел содержимое его шкафа.
Эммануэль тяжело вздохнула, но промолчала. Он медленно подошел к ней и взял за руку.
– Он вас бил?
Она отвернула лицо.
– Никогда.
Зак взял ее за подбородок и повернул к себе, чтобы она смотрела ему в глаза.
– Это вас он привязывал теми шелковыми веревками, что лежат в шкафу, и затем хлестал плеткой?
– Нет.
Зак почувствовал дрожь, которую она пыталась скрыть.
– Да, это было так.
Она хотела освободиться от его руки, но он держал крепко, и она сдалась.
– Хорошо, – с вызовом сказала она. – Он делал это. Филипп любил такие игры.
– Чем еще он занимался с вами?
Зак почувствовал, что его сердце бешено стучит в груди, а кровь с силой пульсирует в венах. Ее лицо исказила странная улыбка.
– Ничего такого, на что бы я не соглашалась. Вы удивлены, месье? Хм. Эти подробности вас возбуждают?
От Эммануэль исходил сладковатый мускусный и чертовски соблазнительный запах. Эта обольстительная женственность рождала в нем желание. В какую-то секунду ему захотелось повалить на землю и взять эту женщину, быстро и стремительно. Как бы это было замечательно – сдернуть с нее ее скромное траурное платье, чтобы солнце осветило красивые мягкие груди, поднять юбки и прикоснуться к обнаженным бедрам. А потом страстно целовать ее. Если бы сейчас на берегу не сидел ее сын, движениями опытного рыболова забрасывающий в воду сеть с моллюсками, Зак непременно удовлетворил бы свое желание прямо здесь, среди растущих под ивой разноцветных цветов.
– Черт побери, – прошептал он, чуть сжав ее подбородок.
Кончиками пальцев она прикоснулась к манжете его кителя.
– Я не предавала своего мужа, – произнесла Эммануэль. – Мы с Филиппом на протяжении нескольких лет жили отдельно друг от друга. Нас объединяли только работа в больнице и Доминик. Да, мы не были счастливы в браке. Тем не менее, Филипп все же остался мне другом. Я оплакивала его смерть и никогда бы не стала причиной его гибели. К тому же в ту ночь умер не только он.
– Вы до сих пор что-то недоговариваете, – задумчиво произнес Зак, пристально глядя ей в лицо.
Эммануэль коротко вздохнула – ее губы раздвинулись, а грудь колыхнулась.
– Я скрываю очень много, месье, – ответила она. – Как и мы все.
– Но это может стать причиной вашей смерти.
Эммануэль отрицательно покачала головой:
– Я не думаю, что меня кто-то хочет убить.
– Напрасно, – сказал майор и, повернувшись, быстро пошел к своему коню, безучастно щиплющему траву в свете косых лучей заходящего солнца.
В тот вечер Зак взял с собой стакан и бутылку бренди и направился с ними в галерею, что шла вдоль второго этажа загородного дома, который генерал Батлер выделил для своих офицеров. Воздух благоухал цветами луноцвета, дурмана и жимолости, которые в наступающей темноте казались белыми. Налив себе бренди, Зак поставил бутылку на стоящий у двери столик и подошел к литой чугунной балюстраде. Поставив ногу на нижнюю перекладину, он стал смотреть на сад.
Ночь была холодной и приятной, но майор продолжал чувствовать жар в теле от встречи с Эммануэль. Еще немного, и он, не сумев удержать себя, овладеет ей, как мужчина, изголодавшийся по женщине. От представшей перед мысленным взором картины Зак содрогнулся, тихо выругался и чуть отпил из стакана.
Он снова потянулся за бутылкой, но скрип в темноте заставил его поднять голову. В дверном проеме показалась высокая фигура с широкими плечами.
– Хочешь выпить? – произнес Зак, наливая себе бренди.
– Нет, если только у тебя не шотландское виски, – ответил Хэмиш. Он бросил шляпу на стол со вздохом, по которому было понятно, что весь день ему пришлось провести под палящим южным солнцем.
– Да, это была женщина, – произнес он, вытирая ладонью лицо. – Француженка. Я поговорил с лейтенантом в Байу-Креве.
У Зака стакан замер на полпути к губам.
– Она?
– Женщина, выдавшая Филиппа де Бове. Лейтенант сказал, что на ней была непроницаемая вуаль, но он уловил ее акцент. Она приехала в лагерь на аккуратненькой маленькой повозке с одной лошадью, рассказала им все, что они хотели знать, но не сообщила своего имени.
– И он позволил ей уйти, не задав ни одного вопроса?
Расправляя усы, Хэмиш вытянул шею и поднял подбородок.
– Как я узнал, она вела себя высокомерно, была украшена тафтой и жемчугами, имела манеры герцогини, но очень острый язычок. А с ней говорил парень, окончивший колледж в Филадельфии. Он даже не осмелился ее остановить.
– Тогда, должно быть, это Клер Ла Туш.
– Да. Или мадам де Бове.
Зак отпил бренди.
– Эммануэль клялась, что не причастна к этому.
– Да, – снова произнес Хэмиш. Его глаза заискрились сдерживаемым юмором. – А еще она говорила, что не знает имени человека, который имел связь с Клер Ла Туш, и кто подарил этот проклятый набор для убийства вампиров ее мужу на день рождения. У нее явно нелады с правдой.