Проскурин Вадим Геннадьевич. Правда в глазах смотрящего

   Я вскрыл кастрюлю воздушного фильтра, выгреб оттуда гору разнообразной трухи, задумчиво повертел в руках пластмассовое кольцо, на котором смутно угадывались остатки гофрированной бумаги, и бросил его на землю. Надо будет потом хорошенько подмести вокруг.
   Далее я снял карбюратор и долго вытряхивал из него разнообразный мусор, начиная от кусочков засохших листьев и заканчивая мышиным пометом. Кажется, мертвый грузовик стал домом для целого семейства божьих созданий. Извините, ребята, скоро вам придется искать себе другое жилище, благо церковь в двух шагах. Говорят, что церковные мыши бедные, но, думаю, бездомные мыши еще беднее церковных.
   Карбюратор загажен так, что очень хочется выкинуть его и купить новый. Но это не наш путь, мы не ищем легких путей, мы будем все делать самостоятельно, от начала и до конца. Замочим его в ацетоне... нет, это потом, пока посмотрим, что творится на других участках.
   Трамблер, вроде, в порядке. Свечи убиты. Радиатор давно протек. Масла в картере нет. Ходовая, на первый взгляд, в порядке, а точнее все равно ничего не определишь, пока не проедешься. Все колеса спущены. Аккумулятора нет, все-таки святой дух защищает от пионеров лишь отчасти. Кажется, пора начинать писать список требуемых запчастей.
   Список получился длинным, непонятно даже, как все это сюда привезти без машины. И непонятно, где все это купить. Наверняка есть специализированные магазины, торгующие запчастями для грузовиков... или на авторынок съездить?
   А ведь Спиридон был прав! Когда занимаешься чем-то безусловно полезным, состояние души становится другим. Не то чтобы это было похоже на счастье, но душу не покидает ощущение... не знаю, как это назвать... свободы, правильности предназначения, того, что ты творишь добро... нет, эти слова, будучи произнесенными, звучат надменно и выспренно, и понятно, почему - потому что чувства, выражаемые этими словами, не должны выражаться вслух, потому что иначе это будет лицемерие и фарисейство.
   16.
   Зина очень удивилась.
   - На хрена тебе машина? - спросила она. - Хочешь к храму божьему в роскошном экипаже подкатить? Они этого не оценят, ты уж поверь.
   - Я не хочу покупать роскошный экипаж, - сказал я, - вполне хватит старенькой четверки.
   - Сколько нужно?
   - Две тысячи за глаза хватит.
   - Долларов?
   - Естественно.
   - Держи. Хотя мог бы и сам достать.
   - Не уверен, что это хорошо скажется на моем просветлении.
   Зина раздраженно хлопнула себя по лбу.
   - Дура! Извини, Сергей, я жуткая дура, я совсем забыла. Конечно, тебе нельзя грешить! Держи еще две тысячи, они тебе пригодятся.
   - Спасибо. Как дела с квартирой?
   - Нормально. Таджики вовсю трудятся, евроремонт обещают закончить к новому году, тогда можно будет мебель закупать. Глядишь, числу к двадцатому и переедем.
   - Будем надеяться.
   17.
   Вечером того же дня у меня состоялся своеобразный разговор с мамой. Мама подсела ко мне, когда я пил чай на кухне.
   - Как дела, сынок? - спросила она. - Что-то ты дома почти не появляешься, Зина, что, перестала тебя волшебству учить?
   - Нет, - удивился я, - с чего ты взяла?
   - Ты все время пропадаешь где-то, и вы с Зиной уходите из дома по отдельности и возвращаетесь тоже по отдельности.
   - Это... гм... практические занятия.
   - Ты уже заканчиваешь обучение?
   - Оно никогда не закончится.
   - Почему? Она тебя плохо учит?
   - Нет, дело не в этом. Обучение нельзя закончить, ведь нельзя стать самым сильным, каким бы сильным ты бы ни был, всегда можно стать еще сильнее.
   - Так что, она вечно тебя учить будет?
   - Нет, это вряд ли. Через какое-то время мы станем почти равными.
   - Это скоро будет?
   - Не знаю. А что?
   - Так, ничего.
   - Не темни, мама! Что ты имеешь ввиду?
   - Ну... эта твоя Зина, она, конечно, волшебница, но какая-то она некрасивая. Тощая, старая, я, конечно, понимаю, что с лица воду не пить, но, когда она будет тебе не нужна...
   - Ты подберешь какую-нибудь девочку получше, например... точно! Племянницу тети Маши, правильно?
   - Ты что... мысли читаешь?
   - Я только учусь.
   - Учись, сынок. В жизни пригодится.
   18.
   Помолившись, я отвернулся от иконостаса и уперся взглядом в отца Спиридона. Он стоял шагах в четырех, он неотрывно смотрел на меня и в глазах его было удивление, граничащее с ужасом. Встретив мой взгляд, он дернулся, как от удара, и отступил на шаг.
   - Что случилось? - спросил я. - У тебя такой взгляд...
   - Ничего, - быстро ответил Спиридон, - просто ты похож на одного человека. Нет, это только внешнее сходство, иначе... нет, неважно.
   - Да что случилось? - повторил я. - На тебе лица нет! У тебя какая-то проблема? Пойдем, попьем чаю, обсудим проблему, я помогу ее решить. Помогать ближнему - святой долг христианина, правильно?
   Спиридон раздраженно помотал головой, что-то прошептал и неожиданно перекрестился.
   - Хорошо, - сказал он, - пойдем.
   Первым, что бросилось мне в глаза в церковной каптерке, была лежащая на столе газета. "Вампиры ограбили супермаркет", гласил заголовок. Ниже красовалась фотография, с которой скалил зубы вполне узнаваемый я.
   Спиридон дернулся к столу, но тут же остановился и посмотрел на меня. Мы встретились взглядом и слова стали излишними. Он все понял.
   - Но как же... - прошептал Спиридон, - святая церковь... это правда...
   - Да, это правда, - сказал я, - я действительно вампир. Клыки показать?
   - Не надо! - резко крикнул Спиридон и перекрестил меня отчаянным жестом.
   Ничего не случилось. Я не провалился сквозь землю, не растворился в воздухе и не рассыпался горсткой праха, меня не уволокли черти и не растерзали ангелы.
   - Но как... - удивился Спиридон.
   - А вот так, - сказал я, - слухи о том, что вампиры боятся христианской символики, сильно преувеличены.
   - Ты правда вампир?
   - Правда. Я ведь уже говорил. А что тебя удивляет? Я же говорю, вампиры не боятся христианской символики.
   - Но зачем ты ходил сюда столько времени? Хотел поглумиться? Так это тебе удалось!
   - Ничего я не хотел поглумиться! Я такой же человек, как и ты, я тоже хочу обрести веру. Думаешь, если я вампир, так для меня бог - пустой звук?
   - А что, нет?
   - Нет! Ты же сам говорил, убить, чтобы жить - это не смертный грех.
   - Я не это имел ввиду! Ты проклят, Сергей, понимаешь, проклят! Ты никогда не спасешь свою душу, пусть даже ты не боишься святых мест, все равно для тебя посещать церковь - пустая трата времени! И кощунство!
   - Я так не думаю. Ты помог мне, Спиридон, ты сказал, что надо жить по совести, что надо творить добрые дела, ты открыл передо мной путь... нет, не к спасению, да мне, по большому счету, наплевать на спасение, ты открыл путь к тому, чтобы жить и не думать, что все бессмысленно. Я всегда знал, что душу нельзя погубить окончательно, другие вампиры говорили об этом, но я не мог в это поверить до тех пор, пока ты не объяснил мне, как все обстоит на самом деле. И не надо смотреть на меня такими глазами, я не собираюсь тебя кусать, я вполне контролирую себя, это только в фильмах вампиры бросаются на первого встречного.
   - Скольких человек ты убил? - спросил Спиридон.
   - Троих.
   - Кто они были?
   - Проститутка, случайный прохожий и... еще один случайный прохожий.
   - Ты давно вампир?
   - Почти две недели.
   - Значит, каждые четыре дня ты совершаешь убийство.
   - Это только вначале, потом будет достаточно одного раза в месяц.
   - Все равно! Ты исчадие ада!
   - Я не исчадие ада! Я не стремлюсь к злу. Да, я убиваю, но разве не ты говорил, что нет греха в том, чтобы убить ради спасения собственной жизни?
   - Не перевирай мои слова! Твое бытие - не жизнь! Ты - нежить!
   - Я не нежить! Мое сердце бьется, мое тело теплое, я дышу, ем, пью, занимаюсь сексом, у меня есть любимая женщина... что еще нужно, чтобы называть бытие жизнью?
   - Нужно не убивать!
   - А кто из нас не убивает? Ты вегетарианец?
   - Убивать животных и убивать людей - разные вещи!
   - Объясни это какому-нибудь индусу. И вообще, ты же не будешь утверждать, что я стал нежитью, еще когда воевал в Чечне?
   - Это совсем не то! И не говори, что ты нормальный человек, ты - гадкий упырь! Вонючий вурдалак! А те деньги, что ты жертвовал на богоугодные дела, ты украл в супермаркете? Забери эти деньги назад! Они прокляты!
   - Деньги не пахнут, - попытался возразить я, но Спиридона уже несло.
   - Твои деньги прокляты! И сам ты проклят! И весь храм теперь проклят! Вампир молился в божьем храме, вампир подходил к причастию, вампир исповедовался! Дьявол тебя возьми, ты исповедовался мне и я отпустил твои грехи! Видит бог, я не знал, какой грех отпускаю. Ты хоть знаешь, что бывает с такими грехами? Несправедливо отпущенный грех ложится камнем на душу отпустившего! Ты погубил мою душу! Просто так взял и походя погубил мою душу!
   - Да иди ты! - огрызнулся я. - Нет души, которую нельзя спасти. Сходишь к какому-нибудь иерарху, помолишься, исповедуешься, все и пройдет.
   Спиридон взвыл, как раненый зверь.
   - Не искушай меня, дьявольское отродье! - завопил он. - Будь ты проклят во веки веков и будь проклят весь твой нечистый род до тринадцатого колена! Да не будет тебе ни в чем удачи и да сдохнешь ты в грязи и скверне во имя господне!
   Я ощутил, что вокруг меня что-то начинает происходить. Впервые за много дней крест зашевелился, предупреждая об опасности, да и сам я уже понял, что проклятие Спиридона перестало быть просто словами, оно стало реальностью и быстро набирает силу. Еще несколько минут, и будущее изменится и в нем не останется для меня места. Вот, значит, как происходит одномоментное просветление.
   А что, усмехнулся червь, может, в этом и есть твоя судьба - помочь скромному священнику обрести святость, а потом, чем черт не шутит, может, это он станет вторым мессией?
   Да иди ты! ответил я, скорее всего, он сдохнет прямо сейчас от нервного потрясения от собственной святости.
   - Хватит, Спиридон, - сказал я вслух, - это становится опасным, твое проклятие наполняется реальной силой. Я, конечно, рад, что ты теперь святой, но не надо становиться святым за мой счет. Отмени проклятие и давай обсудим ситуацию, спокойно и взвешенно, как взрослые люди.
   К сожалению, Спиридон к этому времени уже перестал воспринимать окружающее.
   - Изыди, Сатана! - орал он, осеняя меня крестным знамением. - Не искушай меня! Господь дал мне силы и знание, куда их направить. Твое нечистое семя сгинет с лика земного и...
   - Ты не оставляешь мне другого выхода, - предупредил я.
   - Господь не оставит меня, - заявил Спиридон, закатывая глаза под потолок, то ли в истерике, то ли действительно пытаясь узреть господа.
   - Ну, смотри...
   Я сформировал клыки и сделал шаг вперед. Спиридон не сопротивлялся, он лишь дернулся в моих руках, когда шейная вена вскрылась и теплая кровь хлынула мне в глотку. Я не испытывал настоящего голода, я просто решил напитаться про запас. Все равно Спиридона придется убить, по-другому проклятие не остановишь, а зачем добру пропадать зря?
   Сердце священника стукнуло в последний раз и остановилось. Я расслабил руки и мертвое тело ударилось об пол, а мое сердце наполнилось жалостью. Жалко, что все так вышло, хотели как лучше, а получилось, как всегда. Но, по крайней мере, я приобрел в этом храме жизненный опыт, научился лучше понимать если не бога, то, хотя бы, его ближайшее окружение в лице истинно верующих. Нет, я не жалею, что пришел сюда.
   Я уложил Спиридона на спину, сложил ему руки на груди и закрыл веками белки закатившихся глазных яблок. Надо бы прочитать молитву, но я не помню ни одной, кроме "Отче наш", да и из "Отче наш" помню только первые строки. Ничего, раб божий Спиридон, господь тебя и так не оставит. Покойся с миром, святой, и пусть земля будет тебе пухом.
   Я вышел в главное помещение храма и меня будто ударило по голове чем-то тяжелым. Лики святых на иконах смотрели волчьим взором, Христос на кресте стал похож на ядовитую анаконду, изготовившуюся к прыжку, воздух налился свинцовой тяжестью, стены, казалось, начали опускаться и сжиматься, стремясь раздавить меня многопудовой тяжестью. Кажется, я промедлил слишком долго, проклятие Спиридона обрело автономность, а это не просто плохо, это очень плохо.
   Черт побери, да меня сейчас кондратий хватит! Хватит размышлять, пора действовать!
   Я сложил руки перед грудью и между параллельно расположенными ладонями замерцала оранжевая искорка. Взмах руки, и целый столб колдовского пламени ударил в распятие, моментально превратив его в обугленную головешку. Я двигал рукой, и огненная струя металась по внутренностям церкви, разрушая убранство, и с каждой каплей волшебного пламени давление на мою душу ослабевало, дышать становилось все легче, несмотря на густой дым, заполнивший помещение. Казалось, что невидимая плита, навалившаяся на плечи, растворяется в прогорклом воздухе и тает, превращая меня из проклятого богом упыря в более-менее нормального человека.
   Рядом кто-то пискнул, я повернул голову и увидел Леночку, распластавшуюся на полу в полуобморочном состоянии. Вот кого мне здесь не хватало, так это невинных жертв! Я повернулся к ближайшему окну, воздух сгустился и невидимым кулаком вышиб его, густо усеяв осколками стекла и дерева церковный дворик. Еще одно движение новообретенной магической сущности, и невидимая рука подняла Леночку за шиворот, как котенка, и бережно вынесла в окно из полыхающего ада, в который уже успел превратиться храм божий.
   Огонь плясал вокруг меня, языки пламени лизали одежду и кисти рук, но не причиняли ни малейшего вреда. Едкий дым наполнял воздух, но не мешал ни зрению, ни дыханию. Целая завеса огня отрезала входную дверь, а почему бы и нет, подумал я, и вылетел в окно.
   Снаружи церковь выглядела почти нормально, только первые струйки дыма начали пробиваться через щели в потолочных перекрытиях. Около разбитого мной окна по чистой случайности не оказалось горючих предметов и дым из него совсем не валил. Интересно, проклятие Спиридона связало себя с внутренним церковным убранством или все-таки со стенами? Пожалуй, лучше не рисковать.
   Я представил себе, что в руках у меня невидимый гранатомет "Шмель", только в несколько раз мощнее, чем реальный, и виртуальная термобарическая граната отправилась в открытое окно. Переборщил. Я повернулся к церкви спиной и распахнул вокруг себя энергетический щит, прикрывающий от падающих осколков. В двух шагах лежала Леночка, судорожным движением я растянул щит в ее сторону и успел прикрыть ее за долю секунды до того, как первая каменная глыба ударилась о щит и мягко соскользнула в сторону. А потом начался настоящий камнепад.
   Не могу сказать, сколько он длился, думаю, не больше минуты, но эта минута показалась вечностью. А потом камни перестали падать, я рассосал силовой щит и огляделся по сторонам.
   Вот так, наверное, выглядит лунный пейзаж. Кругом каменные обломки, обгорелые деревяшки, присыпанные грязным снегом и практически неотличимые от камня, а остатки разрушенной церкви выглядят почти как лунный кратер. И еще отвратительно пахнет гарью.
   Неподалеку послышался стон. Я поднялся на ноги, сделал два шага и увидел рядом с каменной глыбой несчастную Леночку в грязном разорванном пальтишке. Накатила волна любви, захотелось прижать ее к себе, утешить, сделать ей что-нибудь хорошее и приятное. Нет, в этом не было ничего сексуального, это была чистая и небесная платоническая любовь, какая всегда охватывает после кормления.
   Завидев меня, несчастная девушка мелко затряслась и начала отползать, ее рука поднялась на уровень глаз и безуспешно попыталась сотворить крестное знамение. Губы задергались, она, похоже, хотела произнести какую-то молитву, но смогла исторгнуть из себя только неразборчивое заикающееся бормотание.
   - Не бойся, - сказал я, - я не сделаю тебе ничего дурного. Позволь, я вытру тебе лицо, ты вся перепачкалась.
   - Не подходи ко мне! - завопила Леночка. - Не приближайся, во имя господа! Ты дьявол!
   Я печально покачал головой.
   - Нет, милая, - сказал я, - я вовсе не дьявол. Наверное, я могу стать дьяволом, но, видит бог, я не хочу этого. Хочешь убить мою душу? Прокляни меня. Я верю, у тебя хватит сил, твоя вера гораздо сильнее, чем у Спиридона, и раз проклятие получилось у него, значит, оно получится и у тебя. Может быть, это и есть моя судьба - стать плечом, под которым дрогнет стена, или ключом, который откроет замок твоей души и выпустит на свободу силу глубин. Нет, я говорю не о темной стороне веры, ты знаешь, я почти не различаю светлое и темное, думаю, один только бог способен правильно отличить одно от другого. Хочешь избавить мир от меня? Хочешь открыть в себе бога? Хочешь, я дам тебе то, что не даст никто другой? Я знаю, эти слова кощунственны, Сатана искушал Христа почти теми же словами. Но я имею ввиду только то, что говорю, и ты можешь это проверить, я знаю, у тебя хватит веры. Открой себя, позволь себе поверить в свои силы. Ты заперта в одиноком теле, ты не смеешь обрести контроль над собой, хочешь, я помогу тебе? Ты думаешь, я представляю угрозу, но это не так, и ты никогда не поймешь, почему. Если не позволишь себе поверить. Поверить не в бога, всевышнего, могучего и далекого, а в себя, в ту часть тебя, что хранит малую частицу бога. Твои привычки подавляют душу, она стонет под гнетом гигантов, обычно ты не слышишь этих стонов, но иногда они прорываются. Хочешь, я стану убийцей гигантов? Внутри тебя скрыто богатство, но поверь в себя и горы начнут двигаться перед твоими глазами. Только поверь в себя. Ты готова?
   Кажется, я загипнотизировал ее. Бедная Леночка смотрела на меня расширенными глазами, как удав на кролика, она больше не замечала ни крови отца Спиридона, запачкавшей мою дубленку, ни сажи и копоти на моем лице, ни противоестественного пейзажа вокруг. Она не видела ничего, кроме моих глаз, и не слышала ничего, кроме моего голоса. Я почувствовал, как гиганты поддаются. Еще немного... если хотя бы на мгновение заставить ее взглянуть на мир незамутненным взглядом, отрешиться от привычного я... как там говорил владыка Дмитрий...
   - Иисус ждал темноты, - сказал я. - Ослепленный тишиной, он ждал темноты и пауки плясали на стенах. Ахим брахма аси!
   Бессмысленная фраза, сама собой всплывшая в моем мозгу, сделала свое дело. Я ощутил, как мир сдвинулся, и с гордостью отметил, что в этот раз я управился почти без креста, он помог только совсем чуть-чуть, на самом последнем этапе. Глаза Леночки распахнулись и стали пустыми, и в этот момент я направил ей мощнейший мысленный посыл, самый мощный, какой только смог сотворить.
   - Поверь в себе, - сказал я, и мои слова прозвучали во всех девяти слоях истины.
   А потом я, обессиленный, опустился на собственную задницу, привалился спиной к куску разрушенной стены и стал расслабленно ждать конца. В пустой голове осталась только одна мысль - зачем я все это сделал?
   Спустя вечность я ощутил на собственной щеке холодную, но живую и одновременно теплую маленькую, почти детскую, ладошку. Теплую внутренней теплотой, не имеющей ничего общего с кинетической энергией молекул, составляющих плоть.
   - Бедный, - сказала Леночка и вздохнула. - Я прощаю тебя.
   - Что? - мне показалось, что я ослышался.
   - Я прощаю тебя, - повторила Леночка. - Понять - значит простить, не так ли?
   - Наверное. А ты поняла?
   - Поняла. Я... кажется...
   Она встала на ноги и подняла руки к небу. Пространство взвихрилось вокруг нее, лунный пейзаж подернулся туманной дымкой и стал таять. Неопределенность захватила пространство и время, эти понятия перестали существовать, теперь ничто не имеет значения, только она и я, только мы с ней, мы вместе и все, нет больше ничего, кроме отражения тени бытия в наших глазах. Я понял, что она делает, и я вскочил, нет, я взлетел, одним легким движением, как будто секунду назад меня не давила чугунная тяжесть от только что совершенного чудовищного волшебства.
   Мы взялись за руки и процесс пошел. Один за другим куски камня взмывали в воздух и собирались вместе, они плыли друг к другу, соединялись и сливались в единое целое. Мне казалось, что поднимающиеся стены обновленного храма поют что-то торжественное, кажется, это называется осанна, но я могу ошибаться.
   - Как насчет внутренностей? - спросил я.
   - Не волнуйся, - успокоила меня Леночка. Впрочем, какая она теперь Леночка, скорее уж, святая Елена. - Они не успели забыть свое место, они вернутся и все восстановится.
   - Спиридон?
   - Ты справишься?
   - Боюсь, что нет. Нет, я не справлюсь.
   - Я тоже. Его сила в нас, если изъять ее из наших сущностей, они распадутся. Думаю, он будет не в обиде. Авраам принес в жертву собственного сына, а мы с тобой принесли в жертву священника.
   - В его смерти виноват только я.
   - Я беру на себя половину греха.
   - Почему?
   - Потому что результатами греха пользуемся мы оба. Спасибо тебе.
   - За что?
   - Ты дал мне веру.
   - Она и так была у тебя. Раньше ты не могла собрать церковь из обломков, но это не показатель.
   - Я и сейчас не могу сделать это одна. Мы сделали это вместе.
   - Тебя не пугает, что я вампир?
   - Ты больше не вампир.
   - Как это? - я сформировал клыки и продемонстрировал их Леночке.
   Она фыркнула.
   - Я тоже могу так сделать, ну и что? У тебя больше нет зависимости от человеческой крови.
   - Как ты это сделала?
   - Не знаю, я знаю только, что я сделала это и все. Да и вообще, я не уверена, что это сделала именно я.
   - А кто же?
   - Бог.
   - Бог?
   - Бог. Он обратил на нас взор и сделал то, что посчитал нужным.
   - А что он сделал?
   - Дал нам силы.
   - Зачем?
   - Откуда я знаю? Кто вообще может похвастаться, что понимает дела господни? Знаешь, Сергей, я припоминаю, что тут неподалеку, вон за тем углом, есть забегаловка. Пойдем, посидим?
   - Разве это не грех?
   - Мне открылось, что нет. Бог открыл мне, что большинство запретов, которые накладываются его именем, не имеют никакого смысла. Так пойдем?
   - Пойдем.
   ГЛАВА ШЕСТАЯ. ПРЕЛЮДИЯ К АРМАГЕДДОНУ. 1.
   Мы неплохо посидели, мы выпили на двоих три бутылки "Хванчкары", настоящей грузинской, если верить этикетке, но опьянение так и не пришло. А потом мы пошли ко мне домой, сразу с порога направились в спальню и довели возникшую между нами духовную близость до логического завершения.
   - Грешить приятно, - сказала Леночка и хихикнула.
   - Это не грех, - возразил я, и она снова хихикнула.
   - Да знаю, - сказала она, - я просто шучу. И это совсем не больно.
   - Боль бывает не у всех, - заявил я с видом глубокого знатока и Леночка рассмеялась.
   - Ты читаешь мои мысли? - догадался я.
   - Ага. Это так забавно! Спасибо тебе! - она поцеловала меня в губы. - Это так здорово! Как будто я впервые в жизни по-настоящему проснулась. Оказывается, бог совсем не суровый.
   - Да ну?
   - Ну да! Он, оказывается, совсем не запрещает радоваться жизни. А жизнь так прекрасна! Если смотреть на нее под правильным углом.
   - Не сказал бы.
   - Да, конечно, для тебя все по-другому, ты же темный.
   - Какой такой темный? Ты, вообще, о чем?
   - Ты разве не понял? Тебе не открылось?
   - Ничего мне не открылось, если не считать того, что я теперь могу взрывать здания из воображаемой пукалки.
   - Не только! Ты еще овладел телекинезом.
   - Я и раньше умел летать.
   - Одно дело летать самому и совсем другое дело перемещать других. Ты уже забыл, как выкинул меня в окно?
   - Да, действительно. А еще я прикрыл тебя щитом от падающих камней.
   - А потом мы с тобой собрали камни. И ты избавился от привычки к вампиризму.
   - Это ты так говоришь. Ты уж извини, но в это я поверю только тогда, когда пройдет два месяца и я никого не укушу.
   - Фома ты мой неверующий. Так тебе не открылась судьба?
   - Нет.
   - Странно.
   - Не томи! Какая моя судьба?
   - Я, конечно, могу ошибаться, но, по-моему, ты темный... я так и не поняла, то ли мессия, то ли предтеча.
   - Антихрист, что ли?
   - Можно и так сказать.
   - Если я антихрист, тогда кто ты?
   - Твой оппонент со стороны света.
   - Охренеть! Знаешь, милая, может быть, я все позабыл, но что-то я не помню, чтобы в священном писании было написано, что антихрист будет... эээ...
   Леночка расхохоталась.
   - Если понимать в переносном смысле, - заявила она, - то как раз это там и написано. А еще там написано, что потом все будет наоборот. Кстати, ты уже восстановился? Я хотела бы попробовать.
   - Подожди! Это слишком серьезно. Добро и зло - силы взаимоисключающие, будь ты посланцем господа, а я посланцем Сатаны, мы бы немедленно возненавидели друг друга.
   - С чего ты взял? Разве бог ненавидит Сатану?
   - А что, нет? Или эта истина тебе тоже открылась?
   - Ну да, открылась. Когда ты перестаешь воспринимать писание как догму, сразу открывается много новых истин. Бог всемогущ? Всемогущ. Дьявол всемогущ? А?
   - Я понял. Ты утверждаешь, что бог терпит дьявола, потому что...
   - Ничего ты не понял! Кто сотворил дьявола?
   - Бог?
   - Правильно, больше некому. А зачем?
   - Зачем?
   - Самому подумать слабо?
   - Да иди ты! Ты прямо как Зина, она тоже все время загружала, типа, подумай, это полезно, будешь много думать - будет тебе просветление...
   - Оно пришло.
   - Оно пришло не из-за этого.
   - А из-за чего?
   - Из-за того, что ты оказалась в горящей церкви.
   - А почему я оказалась в горящей церкви?
   - А я откуда знаю?
   - Ты знаешь.
   - Намекаешь, что тебя направил туда бог?
   - Вот именно.
   - А меня, стало быть, он тоже направил?
   - Ничто не происходит помимо его воли.
   - Даже то, что не должно происходить?
   - Один бог решает, что должно происходить, а что не должно.
   - Сдается мне, что твое просветление проходит. Ты опять начинаешь думать, как раньше.