После этого Засада опять пригласил Вовца на "стрелку": хотел "раскинуть по понятием", поскольку адекватно ответить на произвол не мог - по причине неравного соотношения сил. Вовец, естественно, от приглашения отказался, более того, предупредил Засаду: ежели и быть "стрелке", то совсем не по "понятиям", и станет она последней кое для кого. Потому что, дескать, явится бригадир Центральной со всем кодланом и враз замесит к чертовой матери всю Засадину братву! В общем - нагрубил.
   Спустя полчаса Вовцу позвонил смотрящий Малик (своего "вора" на тот момент в Ложбинске не было), предупредил за беспредел и велел назавтра явиться на сходняк. Как выяснилось, по прежнему месту обитания Засада пользовался мощным влиянием и авторитетом. Новоявленный хозяин Левопупыревского района не замедлил использовать старые связи: позвонил куда надо и все моментом разрешилось - система сработала безотказно.
   Вовец сильно приуныл. Он совсем не ожидал, что блатные так резко "подпишутся" за Засаду - обычно они крайне редко вмешивались в дела "новой" братвы, предоставляя им возможность решать проблемы своими средствами. Никто ведь не считал нужным разобраться - что за личность этот пресловутый Засада, будь он неладен! Действовали по старому принципу - залетный, так и дави его кто как может. Анализируя причины утраты Левопупыревского района, Вовец вполне искренне полагал, что Фугас, старый маразматик, просто так филиал пролопушил не счел нужным проследить Засадину роль в этой экспроприации. В итоге вышло все очень скверно - как всегда бывает при недооценке личности противника.
   Глава Центральной группировки, естественно, мог наплевать на это дело и послать всех к чертовой матери - его бригада была самой мощной в городе и ни в чьей поддержке не нуждалась. В своем районе Вовец никого не опасался тут все было схвачено. Но он прекрасно знал нравы "законников" старого закала и отчетливо сознавал, что после отказа явиться на сходняк жизнь его будет безрадостной и недолгой...
   В назначенный час бригадир Центрального сидел на хате у Малика и угрюмо созерцал людей, набившихся в большую комнату, - на сходку прибыли представители всех бандитских группировок Ложбинска, Малик пригласил для наглядности. Разговор был вдумчивым и нелицеприятным, но не буду утомлять ваше внимание деталями: о процедурах подобного рода со знанием дела пишут сейчас практически все более-менее читаемые газеты. В общем, по делам и заслугам если брать по "понятиям" - быть бы Вовцу вынесенным ногами вперед с той хаты, но... Но пострадавший Засада, ко всеобщему изумлению, вдруг ни с того ни с сего простил хама, заявив, что желает сосуществовать в мире и согласии, крови не желает, а во всем случившемся видит лишь ошибки молодости нового главы Центральной группировки - так сказать, детскую болезнь левизны. И даже отказался от кратности при определении расчета за нанесенный материальный ущерб...
   Таким образом, инцидент был исчерпан, все стало на свои места, и оконфуженный перед всей ложбинской братвой Вовец получил возможность существовать в прежнем режиме, доказывая примерным поведением свою лояльность. В последующем никто из "братвы" не беспредельничал по отношению друг к другу: одухотворенные печальным примером главы Центральной группировки, все взаимососуществовали более-менее миролюбиво...
   Детально разобравшись в событиях четырехлетней давности, Пульман не спеша приступил к осуществлению своего плана. Разумеется, предпочтительнее было бы воздействовать на объект посредством гипноза, но увы: хмурый мужлан Вовец оказался из той категории, на представителей которой чары Адольфа Мирзоевича не распространялись. В этом гипнотизер убедился, подсев однажды к бригадиру в казино "Бузав", где тот коротал за рулеткой длинные зимние вечера. Улучив минутку, Пульман приблизил уста к волосатому уху главы Центральной группировки и начал тихо внушать:
   - Слушай меня внимательно. Я даю тебе установку (к тому моменту психотерапевт наловчился давать долговременные установки на порядок действий в различных ситуациях, и большинство подопытных успешно выполняли те или иные задания вне его присутствия: допустим, установка давалась такая - через три часа раздеться и попрыгать козлом, громко кудахтая и размахивая гениталиями)... Даю установку... Даю установку...
   Внезапно Вовец отреагировал совсем не так, как предполагалось. Вместо того чтобы остекленеть взглядом и замереть, он звучно щелкнул пальцами и раздраженно приказал моментально возникшему за его спиной секьюрити из казиношной СБ:
   - А ну-ка убери отсюда этого дебила, Борисыч! Он, сволота, мне сосредоточиться мешает...
   От такого оборота Пульман слегка опешил, даже не догадался приказать секьюрити, чтобы его не трогали. И тут же был мгновенно вышвырнут из казино двумя сноровистыми ребятишками в бабочках. Вдогон стремительно скатывающемуся по ступенькам телу какой-то амбал с отвратной физиономией конченого дегенерата пропищал:
   - Вовцу установка не нужна - пока обходимся пулеметами! Но ты телефончик оставь - мало ли...
   - Ладно-ладно, козлята... - незлобиво проворчал Пульман, отряхивая от снега вышвырнутую следом дубленку и шапку - ушибся он не сильно и потому здорово не осерчал. Кроме того, инцидент окончательно подтвердил его теорию об избирательности воздействия на различные типы людей. Это был уже двенадцатый случай аналогичного характера, и закономерность прослеживалась очень легко внушению не поддавались сильные, волевые натуры, привыкшие сами повелевать себе подобными и не из кабинета, а посредством личного контакта.
   "Ничего, разберемся", - сам себе пообещал Адольф Мирзоевич, выходя из такси у своего дома, и, по установившейся в последнее время привычке, вкрадчиво сообщил таксисту:
   - Уплачено - по двойному тарифу, - на что последний расплылся в благодарной улыбке и умчался в вечернюю мглу...
   Второй раз Пульман подкатил к бригадиру Центрального три недели спустя, когда тот дремал в Шезлонге на бортике бассейна областного дворца спорта.
   - Разговор есть, товарищ Анисимов, - заявил Адольф Мирзоевич, устраиваясь в шезлонге по соседству. - Обоюдоинтересный, между прочим.
   Разлепив веки, бригадир нехотя скосил глаза на невесть откуда взявшегося чудика и лениво молвил с неожиданной витиеватостью:
   - Есть ли необходимость упоминать затасканное изречение насчет тамбовского люпуса?
   - Нет-нет, милейший, - поспешил его уверить Пульман. - Не стоит утруждать себя. Эмм... Мне больше нравится другое изречение: люпус энд люпус из фредщип.
   Вовец приподнял голову и внимательно рассмотрел соседа.
   - Ага. Где-то я тебя видел уже. Угу... И в тот раз, насколько помню, ты мне тоже не понравился.
   - Это было в казино "Бузав" три недели назад, - неохотно сообщил Пульман. - Вы тогда... эмм... не очень любезно со мной обошлись, хотя я в принципе...
   - А-а-а! - вспомнил Вовец. - Тебя тогда спустили с лестницы. Точно - спустили! Ты, кажется, какую-то установку предлагал, а она мине была без надобности... И сейчас твоя установка мине без надобности. Так что - вали отсюда пока у дворца спорта проблемы не возникли.
   - Какие проблемы? - неприятно озаботился Адольф Мирзоевич. - Что за проблемы? Я вроде ничего такого пока...
   - Что значит "какие проблемы"? Утонешь в бассейне, придется всю воду менять, - пояснил Вовец, позевывая и вращая шеей. - А у них вечером тренировка ватерполистов... А, кстати, как тебя сюда пропустили? Там что - на выходе никого нет? - Бригадир озабоченно приподнялся на локте и обернулся к входной двери.
   - Да там они, там, - успокоил его Пульман. - На месте твои аполлоны! Просто я экстрасенс и того - эмм... слегка их загипнотизировал.
   - Ха! Ишь ты - экстрасекс! - с сомнением покачал головой бригадир. - А чего ж меня не загипнотизируешь?
   - Не хочу, - покривил душой Адольф Мирзоевич. - Ты мне в здравом уме потребен. И в твердой памяти.
   - Ну-ну, - недоверчиво пробурчал бригадир. - Чего хочу?
   - Что у вас за идиотская манера! - раздраженно поморщился Пульман. - "Чего хочу, чего хочу..." Короче, я тебе вот что скажу... - Он вылез из шезлонга, приблизился к бригадирову ложу и торопливо забормотал, боясь, что его в любой момент могут прервать: - В общем, я помогу тебе... помогу взять обратно под крыло Левопупыревский район. Он будет твой безраздельно - как и четыре года назад. Ферштейн? Взамен предлагаю сотрудничество. Ты будешь выполнять кое-какие мои поручения - ну, не сам, естественно, твое дело командовать... Ага. Чуть позже я с твоей помощью установлю контроль над всей этой вашей... ага - над братвой - вот. Над всей ложбинской братвой. Это будет фе-но-ме-наль-но!!! Это будет просто беспрецедентный случай, можешь мне поверить, ага... Я в общем-то на многое не претендую, просто хочу некоторым образом упорядочить... некоторым образом направить, ага... В общем, хочу быть кем-то типа верховного этого... эмм... - Тут психотерапевт запнулся и защелкал пальцами, пытаясь найти аналог в исторической практике.
   Вовец моментально пришел к нему на помощь.
   - Как Колчак, да? - невозмутимо подсказал он.
   - Ну, это, конечно, сильно... Но, в принципе - да! Типа того, согласился Пульман. - В общем, ты будешь моей правой рукой, заместителем, так сказать, ага... Гхм... кхм... - Адольф Мирзоевич прокашлялся и несколько сконфузился под пристальным взглядом бригадира. - А потом... Потом мы приберем к рукам все, что есть в этом городе: областную администрацию, правоохранительные органы, а там, глядишь... Что, я непонятно изъясняюсь? окончательно смутился Пульман, разобравшись наконец в особенности странного взгляда своего собеседника. Вовец все это время смотрел на него не с интересом, как показалось психотерапевту с самого начала, и даже не со скрытым негодованием, чего вполне можно было ожидать... Он смотрел так, как смотрит посторонний врач на обделавшегося тяжелобольного, находящегося в ведомстве коллеги: с некоторым сожалением и презрительным участием, но без душевного надлома - не мое это! Это и не взгляд даже, а безоговорочный диагноз - уж в этом Адольф Мирзоевич знал толк...
   - Ты это... Ты кто вообще такой? - тихо спросил бригадир. - Откуда выпал, болезный?
   - Я-то?! - удивился Пульман. - Я этот... того... хм... - Тут он вдруг понял, что его параметры бригадиру ни о чем не говорят, и пожалел, что до сих пор не обзавелся титулом, безоговорочно обеспечивающим в нашем прогрессивном обществе уважение уже при одном лишь его упоминании, без каких-либо дополнительных ссылок: типа "вор", "бригадир", "депутат", "киллер", "губернатор" и так далее.
   - Ну, психотерапевт я, - тяжело вздохнул Пульман. - А еще я заместитель заведующего клиникой - это вам не просто так! Потом, как уже говорилось, экстрасенс я... Пффф... Но, полагаю, не в титуле дело...
   - Ты на себя посмотри, ремба засушенная! - укоризненно покачал головой бригадир. - Начитался Корецкого, да?! Ха! Деятель... А на пику за беспредел не хочешь? - И, перехватив недоумевающий взгляд собеседника, подвел итог: - Короче, ясно с тобой... Мои дебилы там, в предбаннике, - они что, в натуре под гипнозом?
   - Ну да, я же сказал, - подтвердил Пульман. - Я дал им установку... А что?
   - Да просто неохота тебя собственноручно выбрасывать отсюда. Может, от греха подальше сам уберешься, а?
   - Да уйду я, конечно, уйдут, - с невыразимой горечью произнес Адольф Мирзоевич, впадая в отчаяние от того, то все его изыски разбились о твердолобость субъекта воздействия. - Уйду, блин... Но ты подумай - от чего отказываешься!
   - Давай-давай, вали отседа! - Вовец выпростался наконец из шезлонга и грозно навис над Пульманом. - А то придется рекорд по подводному плаванию ставить, недоделанный ты мой. Пшел!
   - Все, все - ухожу! - торопливо пробормотал Адольф Мирзоевич, опасливо пятясь к выходу. - Только вот телефончик. - Он извлек из кармана визитку и бросил ее на шезлонг, не осмеливаясь сокращать дистанцию. - Ежели тебя того - опять на этот... эмм... на сходняк потащат - позвони. Может, пригожусь! - И гордо удалился, проскользнув мимо застывших у входа здоровенных дегенератов, бросив им на прощание: - Отомри...
   В этом месте, если кино показывают, обычно начинается этакий заводной музон типа: ииииийэхты! Бац-бац-бац!!! - 120 ударов в минуту, на фоне полуэротического истошного вопля. Таким образом киношники дают понять непросвещенному зрителю, что ситуация закручивается в штопор и вот-вот грянет нечто особенно крутое и невероятное. Но это в кино. А в реальности тогда все вышло очень тихо, заурядно и как бы самопроизвольно...
   ГЛАВА 7
   Иван заштриховал небо, удалил альбом на расстояние вытянутой руки и внимательно всмотрелся в только что сработанный пейзаж. Получилось вполне сносно. Речная заводь, кусты, песчаный пляж - не хуже, чем у профессиональных малевщиков с изрядным опытом. Правда, прослеживался небольшой казус - кое-где песок был ничем не отличим от облаков и трудно было определить, где же, собственно, заканчивается твердь земная и начинаются небеса обетованные. И хотя с утра над пляжем действительно зависали пухлые облака, грозившие растолстеть в тучи, а простой карандаш не идет ни в какое сравнение с красками - но факт оставался фактом: ляп имел место.
   - Глазури бы чуток, - огорченно отметил Иван, переворачивая страницу и разглаживая чистый лист. - Ластика нет... Посмотрел бы я на Васнецова, возьмись он пейзаж карандашом выписывать! Еще разок попробовать, что ли?
   В усадьбе Вовца он скучал уже второй день. "Дядя Саша сказал, что первоначально хотел поселить племянника своей даче, но обстановка осложнилась надо сначала , тщательно прощупать ситуацию, а пока в целях безопасности придется немного пожить у Леши. Чем занимается Леша, он не сказал, но и так было ясно. В усадьбе присутствовали как минимум восемь охранников - все, как и давешние два "шкафчика", дегенераты без малейшего проблеска. Дегенераты были вооружены и неустанно выписывали круги по обширным владениям Леши-бандита, словно надеялись отловить какого-нибудь вражеского диверсанта. Понятное дело с такой охраной Ивану можно было ничего не опасаться. Вчера он весь день просидел в отведенной ему спальне, где имелся телевизор и санузел, как в гостинице. "Дядя" выдал ему комплект новой спортивной одежды - на первое время (из дома Ивана увезли в стареньких трениках) и сказал, что они за сутки полноценно разведают обстановку, а пока на улицу выходить не стоит - мало ли...
   А сегодня Иван, воспользовавшись отсутствием хозяина и попечительства дяди, нарушил запрет и с утра пошел бродить по дому. В гостиной он обнаружил на полке запыленный альбом с детскими каракулями, в котором было мною неиспользованных страниц, нашел огрызок простого карандаша и отправился в дальний угол двора, выходивший на песчаный берег реки. Дегенераты его перемещениям не препятствовали, однако четверо тут же пристроились в хвост и расположились на некотором удалении. Изредка оборачиваясь, Иван мог лицезреть торчавшие в кустах бритые макушки. И хотя никто не говорил ему, что усадьбу нельзя покидать самостоятельно, он почему-то был уверен: если бы ему взбрело вдруг в голову переплыть речку, они обязательно воспрепятствовали бы этому необдуманному деянию. И возможно, с применением силы...
   - А ты не из братвы, - раздался над самым ухом звонкий девичий голос. Иван от неожиданности вздрогнул и черканул карандашом жирный штрих по наполовину сработанному пейзажу. Рядом стояла очень молоденькая дамочка, облаченная в экономный купальник ядовито-желтого цвета. И была эта дамочка того... именно из той породы что так нравилась Ивану: длинноногая, большеглазая, упругая во всех положенных местах и вся из себя такая холеная короче, чудо как хороша! Вот только цветную повязку натянула на правую ногу это несколько портило впечатление.
   - Бандиты не рисуют, - продолжила она свою мысль. - Папка сказал, что у нас гость, племянник дяди Саши... Но кто ты конкретно - не сказал.
   - "Конкретно" я никто, - усмехнулся Иван. "Дядя" предупредил его, что у Леши имеется взбалмошная и непредсказуемая дочка, к которой категорически не рекомендуется подходить на пушечный выстрел. Якобы у нее какой-то там физический недостаток и Леша бережет ее пуще глаза. Может, в общем, моментом голову оторвать. Голова в принципе Ивану была нужна, но дамочка дюже понравилась...
   - Сразу видно, что бандитская дочь, - пошутил Иван. - "Конкретно"! Барышням совсем необязательно заимствовать словечки из донного лексикона. Барышням приличествует вести себя чопорно и томно, дабы не прослыть ветреной натурой и не уронить достоинство... И почему это ты решила, что я не из братвы? Может, я просто бандит, который любит рисовать?
   - У них на это нет времени, - мудро заметила барышня, глядя на Ивана с явным любопытством. - Так что... А ты всегда так выражовываешься или это передо мной копытом бьешь?
   - Бью, - честно признался Иван. - Вообще-то я из деревни - грубый и неотесанный. Нахватался вершков - вот и пытаюсь блеснуть перед прекрасной дамой...
   - Познакомимся? - Барышня взяла в руки альбом и перелистнула страницу. - О! Неплохо, неплохо... Так что - насчет познакомиться?
   - Боюсь, - откровенно признался Иван, тыча большим пальцем за спину. - Там в кустах сидят четыре дегенерата - они моментом настучат твоему папашке. А меня дядя предупредил, - но, уловив в глазах собеседницы плохо скрытое разочарование, он тут же дал задний ход: - Да шутка, что ты, прям... Иван Андреев. Офицер спецназа. Heудавшийся, правда, дальше капитана не вылез. А также неудавшийся художник. И вообще - неудачник. Довольна?
   - Ага, довольна. - Барышня вернула альбом и представилась в свою очередь ему в тон: - Аленка. Бандитская дочка. Студентка. Будущее светило психиатрии. Инвалид.
   - Умственного труда? - подхватил Иван, лукаво прищурившись. Понятное дело в принципе. Сам в свое время грыз гранит науки... От сессии к сессии спишь, а потом две недели забиваешь голову всякой казуистикой... У меня была одна знакомая курсистка - так свихнулась, бедолага, аккурат после сессии. В общем, сочувствую... Третий курс, полагаю - не так ли?
   - Уже четвертый. И сессию я сдала, вчера был последний экзамен. Теперь вот каникулы. - Она сделала неопределенный жест рукой в сторону реки и тихо добавила: - И вот что... Я не умственного труда инвалид. Я просто инвалид. Разницу улавливаешь?
   - Улавливаю, - кивнул обалдевший Иван. - Но не вижу... В чем инвалидность? Наблюдаю перед собой наисимпатичнейшую дивчину... Или у меня со зрением нелады...
   - У меня коленный протез, - слегка зарделась девушка, указав на правую ногу с повязкой. - Чашечки нет. Хромаю безбожно. Да и шрамы там. Папка все собирается свезти меня в Европу, пластику сделать - да все как-то недосуг...
   - И только-то? - почему-то с облегчением усмехнулся Иван. - Я-то думал, действительно что серьезное...
   - А это что - несерьезное?! - гневно сверкнула глазами Аленка. Да ты понимаешь, что это такое - жить хромоножкой?!
   - У меня одному приятелю обе ноги оторвало, - сказал Иван, бросая в воду камешек, обнаруженный в песке. - Так ничего - живет себе, в ус не дует. Днем работает в фирме, вечером любит жену, да еще умудряется налево хаживать скандалы как по расписанию, минимум раз в месяц...
   - Твой приятель - мужик, - тяжело вздохнула Аленка. - Мужикам без разницы. А я женщина. Женщинам должны быть присущи грация, легкость, воздушность, если хочешь - чтобы понравиться привлекшему ее внимание мужчине. Женщину ведь с первого взгляда оценивают по походке - от того, как она движется, зависит очень многое, если вообще не все. А как быть хромоножке? Тьфу! Да что там - посмотри сам. - Она вдруг закусила губу и рванула с места заковыляла по пляжу, приволакивая правую ногу, которая практически не гнулась. Описав круг, с вызовом остановилась против Ивана и язвительно потребовала: - А ну, художник, оцени! Легкость, грация, воздушность... Ну? Только не ври, не надо... Что ты испытываешь, глядя, как ковыляет хромоножка?
   - Испытываю, испытываю... - Неожиданно для себя он растерялся. Господи, ну что тут можно испытывать! Сострадание и жалость. Такая симпатичная девчонка - и такая чудовищная несправедливость! Ладно, была бы выходцем из трущоб - там на это дело никто не обращает внимания. А тут - можно сказать, сливки общества. Каково ей будет где-нибудь на званом балу, в потрясном наряде за пару сотен штук баксов - скорбно ковылять меж блестящих кавалеров и изнеженных капризных дам?..
   - Не обидишься? - Он скорчил страдальческую гримасу. - Если действительно правду скажу?
   - Говори. - Она презрительно фыркнула. - Чего обижаться - я и так знаю...
   Иван поманил барышню пальчиком. Она склонилась к нему, и он, слегка приподнявшись, прошептал ей прямо в розовое ушко:
   - Испытываю... непреодолимое желание разорвать в клочья твои желтые плавки, завалить прямо здесь, на пляжу, и засадить так, чтобы ноги судорогой свело. А потом драть тебя до вечера - пока не посинеешь... Ух-х-х-х!!!
   Шлеп! Аленка залепила ему звонкую пощечину, покраснела, как пожарный щит, и растерянно произнесла в нос:
   - Дурак! Ты че... совсем дурак?
   - Не совсем, - блаженно улыбнулся Иван, потирая мгновенно загоревшуюся щеку. - Так - местами... Но ты же обещала не обижаться. Почему-то все девушки, которые мне нравятся, страшные вруньи. Вот и ты тоже...
   - Чудной ты! - Аленка уселась перед ним на песок, бережно отставляя в сторону правую ногу и глядя на собеседника с возрастающим интересом. - Я таких еще не встречала. Художники что - все такие странные?
   - В чем странность? - искренне удивился Иван. - Стоит сказать человеку правду, как он тут же начинает к тебе относиться по-другому... И вот что: ты так не сиди. Я же ничего не сочиняю - ты мне действительно нравишься все больше с каждой секундой. Села тут в откровенной позе и издевается над мужиком! Я, между прочим, в таком состоянии вполне могу глупость совершить. Вот пойду сейчас в кустики - якобы пописать, завалю поочередно дебилов, а потом изнасилую тебя прямо не пляже... Тебя такой вариант устраивает?
   Сделав круглые глаза, девушка поспешно поменяла позу и, повернувшись к Ивану боком, задорно попросила:
   - Скажи еще что-нибудь?! Честное слово, со мной так никто никогда в жизни не разговаривал. Скажи?
   - Я думаю! - усмехнулся Иван. - Попробовал бы кто так с тобой поговорить! Папка моментом головенку открутит... А вообще - на сегодня глупостей хватит. Давай лучше пока разойдемся - как-нибудь потом поболтаем. Мы с тобой и так превысили лимит приличия. - Он снова потыкал пальцем за плечо: Эти папке настучат - будет нам на орехи. А я не желаю, чтобы кто-то прервал наши отношения в самом начале... Хотелось бы еще маленько пообщаться - в более непринужденной обстановке.
   - Точно, - неожиданно озаботилась Аленка, неловко вставая и отряхивая песок. - Давай встретимся в более непринужденной обстановке... Часов в пять папка приедет обедать, потом укатит до ночи. Ты, как стемнеет, приходи в подвал. Только так, чтобы дебилы не заметили. Придешь?
   - В подвал? - Иван удивился. - У тебя что, в этих хоромах своей комнаты нет?
   - Я живу в другой половине, - объяснила она. - Тебе придется спуститься из спальни в зал, пройти по коридору и подняться ко мне. А эти следят - двое всегда дежурят в коридоре. Они заметят любого, кто выйдет из дома или захочет перейти из половины в половину. И во дворе следят три пары. Муха не пролетит! А из твоей спальни можно тихонько спуститься в кухню - там есть второй вход в подвал. Правда, дверь заперта, но у меня есть ключ - как стемнеет, я ее открою. Придешь?
   - А первый вход, стало быть, на твоей половине, - заключил Иван. Аленка кивнула. - Однако в подвалах с прекрасными дамами я еще ни разу не встречался...
   - У нас там маленький спортзал и сауна, - сообщила Аленка. - Зимой папка с корешами там в бильярд гоняют. А сейчас бильярд на веранде, так что никто лишний туда не припрется... Или боишься?
   - Если мне назначает свидание такая леди и я заведомо уверен, что после оного свидания меня непременно кастрируют, - я все равно пойду, зловещим шепотом произнес Иван. - Как стемнеет, буду на месте, сударыня, не сомневайтесь! А сейчас - уматывайте-ка отсюда, пока дегенераты не переполошились. - Он расположил на коленях альбом и углубился в эскиз, стараясь не смотреть, как "леди" ковыляет с пляжа...
   После полудня облака, как и ожидалось, превратились в тучи, ветер утих, и в воздухе ощутимо зависла перспектива надвигающейся грозы. Часам к четырем приехал Вовец и позвал Ивана обедать. "Дяди Саши" не было, Вовец лаконично сообщил, что он занят - решает Ивановы проблемы. Аленка к обеду не вышла, а поскольку стол накрыли на две персоны, Иван сделал вывод, что отец и дочь живут обособленной жизнью, стараясь не задевать друг друга...