Страница:
– Лейтенант?
Перед ним стояли Аллан Роуч и еще один доброволец.
– Да?
– Некоторым здесь не нравится, лейтенант. У нас в отряде есть верующие.
– Понятно. И что, по-вашему, я должен сделать? – спросил Питер. – Сюда нас направили.
Почему нас никто не встретил? Только какой-то мальчишка, когда высаживались, передал написанную от руки записку. Но не стоит расстраивать людей.
– Мы можем переночевать снаружи, – предложил Роуч.
– Вздор. Суеверная ерунда, – послышался сзади педантичный книжный голос, но Питеру не нужно было оглядываться. – Свободные люди не боятся такой чепухи. Скажите, кто распространяет…
Аллан Роуч крепко сжал губы.
– Я настаиваю, – требовал Строманд. – Этих людей следует просветить, и я им это обеспечу. В нашей роте не место суевериям.
– При чем тут суеверия, – сказал Питер. – Здесь темно, мрачно и неудобно. Если они хотят спать снаружи, пусть спят.
– Нет.
– Напоминаю, что командир здесь я. – Питер с трудом сдерживался. Ему двадцать три стандартных года, а Строманду за сорок, и Питер впервые командует самостоятельно. Он знал, что спор важен: все его слушали.
– А я напоминаю вам, что политическое руководство целиком на мне, – сказал Строманд. – Если люди останутся здесь, это подействует на них отрезвляюще.
– Вздор. – Питер резко встал. – Хорошо, все наружу. Разбиваем лагерь в церковном саду. Роуч, обеспечьте лагерь на ночь охраной.
– Есть, сэр! – Аллан Роуч улыбнулся.
Комиссар Строманд смотрел вслед выходящим. Немного погодя он пошел за ними.
Их разбудил офицер в синтекожаных брюках и куртке. Никаких знаков различия у него не было, но Питеру сразу стало ясно, что это профессиональный военный. «Когда-ни­будь, – подумал Питер, – я тоже буду так выглядеть». Эта мысль подействовала ободряюще.
– Кто здесь старший?
Строманд и Оуэнсфорд отозвались одновременно. Офицер взглянул на них и сразу повернулся к Питеру.
– Ваше имя?
– Лейтенант Питер Оуэнсфорд.
– Лейтенант. А почему вы лейтенант?
– Я выпускник Вест-Пойнта, сэр. А ваше звание?
– Капитан, сынок. Капитан Ансельм Бартон, к вашим услугам. Да поможет вам Бог. Большинство из вас включено в состав 12-й бригады, второго батальона, адъютантом которого я имею несчастье быть. Есть еще вопросы? – Он посмотрел на Питера и комиссара. Прежде чем они успели ответить, послышался рев и ветер швырнул в них облако красной пыли. Немного погодя из-за угла показались несколько машин на воздушной подушке; они остановились перед церковью.
– О’кей, – крикнул Бартон. – В машины. Вы тоже, мистер Комик-стар. Лейтенант, вы поедете со мной в кабине. Давайте, давайте, мы не можем ждать весь день. Можете заставить их садиться побыстрей, Оуэнсфорд?
Среди грузовиков не было двух одинаковых. Гордо выделялся «мерседес», и Бартон направился к нему. Немного погодя Строманд занял свободное место в кабине второго грузовика, старого «фиата». Несмотря на ранний час, солнце светило ярко и горячо, и в кабине было приятно.
«Мерседес» шел ровно, но ему приходилось останавливаться и поджидать другие грузовики. «Фиат» мог подниматься над поверхностью только на десять сантиметров. Питер заметил колеи на грязной дороге.
– Конечно, – сказал Бартон. – У нас колесный транспорт. Много. И фургоны, которые тащат животные. Есть железные дороги. Что вы знаете об этих местах?
– Не очень много, – признался Питер.
– Ну, вы по крайней мере это понимаете, – ответил Бартон. Он увеличил тягу, чтобы поднять «мерседес» над неровным участком дороги, и конвой перевалил через вершину холма. Оглянувшись, Питер увидел маленький портовый городок, его почти пустые улицы и облака красной пыли.
– Видите тот хребет впереди? – спросил Бартон. Он указал на тонкую голубую полоску за краем впадины по другую сторону холма. Воздух такой чистый, что Питер мог видеть на шестьдесят километров и больше. Но расстояние определить было трудно.
– Да, сэр.
– Это он и есть. За ним территория донов.
– Мы направляемся прямо туда? Моим людям нужна подготовка.
– С их подготовкой они вполне могут занять место в боевых порядках. Чему вас научили в Пойнте?
– Кое-чему. – Питер не знал, как ответить. Вест-Пойнт был «гуманитаризирован», и он знал, что не обладает подготовкой прежних выпускников. – И еще я прочел много книг.
– Посмотрим. – Бартон достал из коробки пластиковую зубочистку и сунул в рот. Позже Питер узнает, что у многих военных та же привычка. «Нет табака из сена», – обычный ответ в магазинах Сантьяго. Услышав это впервые, Аллан Роуч заметил, что если здесь табак делают из сена, ему такой не нужен. – Давно из Пойнта? – спросил Бартон.
– Выпуск семьдесят седьмого года.
– Только что. В армию не приняли?
– Это очень личное, – ответил Питер. Зубочистка танцевала в улыбающихся губах. Питер смотрел на реки красной пыли, струящиеся мимо кабины. – Сейчас новое правило. В первый год после выпуска нужно подавать заявление в Со­Владение. Я так и сделал. Но на службе СВ для меня не нашлось места.
Бартон хмыкнул:
– А армии Соединенных Штатов не нужны офицеры, которые якшались с коммунистами. Они могут позволить СВ подмять страну.
– Примерно так.
Дальше они ехали молча. Бартон негромко напевал что-то. Питеру показалось, что он смог бы узнать мелодию, если бы Бартон пел погромче. Потом разобрал припев: «Будем надеяться, но позволим сыну Божьему надеть армейский мундир…»
Бартон взглянул на своего спутника и улыбнулся.
– Сколько фонарей в зале Каллема?
– Триста сорок, – машинально ответил Питер. Он поискал взглядом кольцо, но его не было.
– А вы какого года выпуска, сэр?
– Шестьдесят второго. Ну, итак, США вы не понадобились, а СВ расформировывает полки. Но есть и другие части. Фалькенберг набирает…
– Я не наемник, – сдержанно сказал Питер.
– О Боже. И поэтому вы здесь помогаете угнетенным массам сбросить ярмо эксплуатации. Мог бы и догадаться.
– Конечно, я здесь, чтобы бороться с рабством! Все знают о Сантьяго.
– Все знают и о других местах. – Зубочистка снова заплясала. – Ну, хорошо, вы освободитель страждущего человечества. Бог свидетель, все, что помогает человеку лучше себя здесь чувствовать, полезно. Но, чтобы помочь мне чувствовать себя лучше, помните, что вы профессиональный военный.
– Я об этом не забуду. – Они перевалили через еще один холм. Долина за ним оказалась такой же, как предыдущая, а за ней снова начинался подъем.
– Чего, по-вашему, хотят эти люди? – спросил Бартон.
– Свободы.
– Может, они хотят, чтобы мы их оставили в покое. Может, им будет лучше, если мы все уйдем.
– Они будут рабами. Кто-то должен им помочь… – Питер спохватился. В этом нет смысла, и он был уверен, что Бартон смеется над ним.
Но выражение лица старшего офицера смягчилось, вместо сардонической усмешки появилась легкая улыбка.
– Вам нечего стыдиться, Пит. Большинство из нас читало книги о рыцарях. Мы не служили бы в армии, если бы у нас не было такой черты. Но помните, почти через все это вы должны перешагнуть, иначе долго не продержитесь.
– Может, без чего-нибудь такого я вообще не смогу держаться.
– Как угодно. Только не разбейте себе сердце.
– Но если вы так считаете, почему вы здесь? Почему не в каком-нибудь отряде наемников?
– Такие вопросы задают коммунисты, – ответил Бартон. Он добавил мощности, и «мерседес» устремился вперед.
К концу дня они добрались до Таразоны. Город представлял собой архитектурную мешанину, как будто его построила дюжина любителей. Церковь, превращенная в госпиталь, в стиле модерна эпохи Елизаветы III; почта – американская готика, а большинство жилых домов отделаны белой штукатуркой. Добровольцы высадились у пластистальных бараков – скверной копии казарм Вест-Пойнта. Здесь были ходы для вылазок, ложные крепостные решетки и пластиковые средневековые щиты на карнизах.
Внутри в коридорах мусор и кровь на полу. По приказу Питера его люди стали приводить помещения в порядок.
– Относительно этой крови, – сказал капитан Бартон. – Ваши люди как будто интересуются.
– Для некоторых это первая увиденная кровь, – ответил Питер. Бартон внимательно смотрел на него. – Ну ладно. Для меня тоже.
Бартон кивнул.
– Две истории относительно этой крови. Доны держали здесь гарнизон. Когда революционеры взяли город, они пытались здесь закрепиться. Одни говорят, что доны убивали здесь пленных. Другие рассказывают, что, когда республиканцы захватили бараки, они устроили здесь бойню.
Питер посмотрел на грязный двор и дальше, на холмы, где шли бои. Холмы казались далекими. Ни звука, и солнце неправдоподобно горячее.
– А что, по-вашему, правда?
– И то и другое. – Бартон повернулся и направился к городу. На мгновение остановился. – После обеда буду в бистро. Присоединяйтесь, если хотите. – Он ушел, поднимая облака пыли, которые разносил ветер.
Питер долго стоял во дворе, глядя на поля, растянувшиеся на пятьдесят километров до холмов. Почва красная, и горячий ветер занес пылью все щели и углубления. Местность кажется слишком пустынной, чтобы быть центром борьбы за свободу в известной части галактики.
Терстоун был колонизован в начальный период СоВладения, но планета оказалась слишком бедной, чтобы привлечь богатых колонистов. Третья экспедиция на Терстоун финансировалась карлистской ветвью испанской монархии, и со временем Карл XII с группой сторонников – не удовлетворенных жизнью на Земле, как и большинство колонистов, – основал Сантьяго.
Некоторые из колонистов в Сантьяго протестовали против реставрации Бурбонов в Испании. Другим не нравилось то, что Хуан XXVI восстанавливает христианский мир. Были также просто недовольные своей судьбой, несчастьем в любви, надоедливыми женами или огромными карточными долгами. Карлисты заняли самый маленький и бедный из континентов Терстоуна, но действовали на нем очень осмотрительно.
В течение тридцати лет в Сантьяго прибывали только добровольные эмигранты, представляющие испанскую католическую культуру. Карлисты тщательно отбирали поселенцев, а хорошей земли хватало на всех. Королевство святого Иакова не обладало современной технологией, и в нем не было очень богатых, но не было и бедных.
Со временем Бюро контроля населения наделило Терстоун статусом планеты-реципиента, и Бюро Переселения начало перемещать сюда людей. Все три правительства Терстоуна протестовали, но, в отличие от Ксанаду или Дуная, у Терстоуна никогда не было военного флота; один-единственный фрегат СоВладения убедил эти правительства, что у них нет выбора.
Корабли БП перевезли на Терстоун два миллиона недобровольных колонистов. Осужденные, мошенники, преступники, революционеры, мятежники, члены уличных банд, люди не с тем цветом глаз и те, кому просто не повезло, – всех их заталкивали в антисанитарные транспортные корабли и увозили с Земли. Правительство Терстоуна располагало друзьями в Бюро Переселения и средствами для оплаты их услуг. Поэтому основную массу новых иммигрантов получил Сантьяго.
Карлисты старались. Они предоставляли транспорт для переезда на новые земли тем, кто этого хотел, и тем – а таких было большинство, – кто не хотел. Основатели Сантьяго хотели уйти от промышленности и поэтому почти ничего не строили; и вот неожиданно к ним хлынули городские жители с совсем иной культурой, которые не думали о земле и не любили ее.
Меньше чем за десять лет их столица из небольшого сонного городка превратилась в огромное пространство трущоб. Большую часть трущоб карлисты сносили. Но тут же по другую сторону города возникали новые. Маленькие поселки разрастались в большие города.
Когда в этих новых городах возникла промышленность, первопоселенцы взбунтовались. Они бежали от промышленности и не хотели с ней мириться. Король был смещен, и место отца занял малолетний принц. Кортесы взяли правление в свои руки и порабощали всех, кто отказывался подчиняться им.
Это называлось не рабством, а «выплатой долга на общественных работах»; но долг этот считался наследственным и передавался от одного человека к другому. Долги можно было продавать и покупать, и все должны были их отрабатывать.
Спустя поколение половина населения оказалась в долгу. Еще спустя поколение число рабов превзошло количество свободных. И наконец рабы восстали, и Сантьяго превратилось в cause cйlиbre.
По настоянию других правительств Терстоуна и корпораций, которые вывозили из Сантьяго сельхозпродукцию, Большой Сенат СоВладения и США поддерживали карлистов, но не очень решительно. Сенаторы от Советского Союза поддерживали республиканцев, но тоже не слишком рьяно. Флоту СВ было приказано ввести карантин в зоне военных действий.
Но у Флота не было кораблей для выполнения этой задачи. Самолетам и космическим кораблям было приказано не приближаться к Сантьяго, запретили также ввоз тяжелого оружия. А в остальном Сантьяго предоставили самому себе.
Гуманитарной Лиге легко было посылать туда добровольцев, если они не привозили с собой оружие. Но поскольку добровольцы не были обучены, Лига подыскивала опытных офицеров, чтобы руководить ими.
Разумеется, Лига отвергала наемников.
XIII
Перед ним стояли Аллан Роуч и еще один доброволец.
– Да?
– Некоторым здесь не нравится, лейтенант. У нас в отряде есть верующие.
– Понятно. И что, по-вашему, я должен сделать? – спросил Питер. – Сюда нас направили.
Почему нас никто не встретил? Только какой-то мальчишка, когда высаживались, передал написанную от руки записку. Но не стоит расстраивать людей.
– Мы можем переночевать снаружи, – предложил Роуч.
– Вздор. Суеверная ерунда, – послышался сзади педантичный книжный голос, но Питеру не нужно было оглядываться. – Свободные люди не боятся такой чепухи. Скажите, кто распространяет…
Аллан Роуч крепко сжал губы.
– Я настаиваю, – требовал Строманд. – Этих людей следует просветить, и я им это обеспечу. В нашей роте не место суевериям.
– При чем тут суеверия, – сказал Питер. – Здесь темно, мрачно и неудобно. Если они хотят спать снаружи, пусть спят.
– Нет.
– Напоминаю, что командир здесь я. – Питер с трудом сдерживался. Ему двадцать три стандартных года, а Строманду за сорок, и Питер впервые командует самостоятельно. Он знал, что спор важен: все его слушали.
– А я напоминаю вам, что политическое руководство целиком на мне, – сказал Строманд. – Если люди останутся здесь, это подействует на них отрезвляюще.
– Вздор. – Питер резко встал. – Хорошо, все наружу. Разбиваем лагерь в церковном саду. Роуч, обеспечьте лагерь на ночь охраной.
– Есть, сэр! – Аллан Роуч улыбнулся.
Комиссар Строманд смотрел вслед выходящим. Немного погодя он пошел за ними.
Их разбудил офицер в синтекожаных брюках и куртке. Никаких знаков различия у него не было, но Питеру сразу стало ясно, что это профессиональный военный. «Когда-ни­будь, – подумал Питер, – я тоже буду так выглядеть». Эта мысль подействовала ободряюще.
– Кто здесь старший?
Строманд и Оуэнсфорд отозвались одновременно. Офицер взглянул на них и сразу повернулся к Питеру.
– Ваше имя?
– Лейтенант Питер Оуэнсфорд.
– Лейтенант. А почему вы лейтенант?
– Я выпускник Вест-Пойнта, сэр. А ваше звание?
– Капитан, сынок. Капитан Ансельм Бартон, к вашим услугам. Да поможет вам Бог. Большинство из вас включено в состав 12-й бригады, второго батальона, адъютантом которого я имею несчастье быть. Есть еще вопросы? – Он посмотрел на Питера и комиссара. Прежде чем они успели ответить, послышался рев и ветер швырнул в них облако красной пыли. Немного погодя из-за угла показались несколько машин на воздушной подушке; они остановились перед церковью.
– О’кей, – крикнул Бартон. – В машины. Вы тоже, мистер Комик-стар. Лейтенант, вы поедете со мной в кабине. Давайте, давайте, мы не можем ждать весь день. Можете заставить их садиться побыстрей, Оуэнсфорд?
Среди грузовиков не было двух одинаковых. Гордо выделялся «мерседес», и Бартон направился к нему. Немного погодя Строманд занял свободное место в кабине второго грузовика, старого «фиата». Несмотря на ранний час, солнце светило ярко и горячо, и в кабине было приятно.
«Мерседес» шел ровно, но ему приходилось останавливаться и поджидать другие грузовики. «Фиат» мог подниматься над поверхностью только на десять сантиметров. Питер заметил колеи на грязной дороге.
– Конечно, – сказал Бартон. – У нас колесный транспорт. Много. И фургоны, которые тащат животные. Есть железные дороги. Что вы знаете об этих местах?
– Не очень много, – признался Питер.
– Ну, вы по крайней мере это понимаете, – ответил Бартон. Он увеличил тягу, чтобы поднять «мерседес» над неровным участком дороги, и конвой перевалил через вершину холма. Оглянувшись, Питер увидел маленький портовый городок, его почти пустые улицы и облака красной пыли.
– Видите тот хребет впереди? – спросил Бартон. Он указал на тонкую голубую полоску за краем впадины по другую сторону холма. Воздух такой чистый, что Питер мог видеть на шестьдесят километров и больше. Но расстояние определить было трудно.
– Да, сэр.
– Это он и есть. За ним территория донов.
– Мы направляемся прямо туда? Моим людям нужна подготовка.
– С их подготовкой они вполне могут занять место в боевых порядках. Чему вас научили в Пойнте?
– Кое-чему. – Питер не знал, как ответить. Вест-Пойнт был «гуманитаризирован», и он знал, что не обладает подготовкой прежних выпускников. – И еще я прочел много книг.
– Посмотрим. – Бартон достал из коробки пластиковую зубочистку и сунул в рот. Позже Питер узнает, что у многих военных та же привычка. «Нет табака из сена», – обычный ответ в магазинах Сантьяго. Услышав это впервые, Аллан Роуч заметил, что если здесь табак делают из сена, ему такой не нужен. – Давно из Пойнта? – спросил Бартон.
– Выпуск семьдесят седьмого года.
– Только что. В армию не приняли?
– Это очень личное, – ответил Питер. Зубочистка танцевала в улыбающихся губах. Питер смотрел на реки красной пыли, струящиеся мимо кабины. – Сейчас новое правило. В первый год после выпуска нужно подавать заявление в Со­Владение. Я так и сделал. Но на службе СВ для меня не нашлось места.
Бартон хмыкнул:
– А армии Соединенных Штатов не нужны офицеры, которые якшались с коммунистами. Они могут позволить СВ подмять страну.
– Примерно так.
Дальше они ехали молча. Бартон негромко напевал что-то. Питеру показалось, что он смог бы узнать мелодию, если бы Бартон пел погромче. Потом разобрал припев: «Будем надеяться, но позволим сыну Божьему надеть армейский мундир…»
Бартон взглянул на своего спутника и улыбнулся.
– Сколько фонарей в зале Каллема?
– Триста сорок, – машинально ответил Питер. Он поискал взглядом кольцо, но его не было.
– А вы какого года выпуска, сэр?
– Шестьдесят второго. Ну, итак, США вы не понадобились, а СВ расформировывает полки. Но есть и другие части. Фалькенберг набирает…
– Я не наемник, – сдержанно сказал Питер.
– О Боже. И поэтому вы здесь помогаете угнетенным массам сбросить ярмо эксплуатации. Мог бы и догадаться.
– Конечно, я здесь, чтобы бороться с рабством! Все знают о Сантьяго.
– Все знают и о других местах. – Зубочистка снова заплясала. – Ну, хорошо, вы освободитель страждущего человечества. Бог свидетель, все, что помогает человеку лучше себя здесь чувствовать, полезно. Но, чтобы помочь мне чувствовать себя лучше, помните, что вы профессиональный военный.
– Я об этом не забуду. – Они перевалили через еще один холм. Долина за ним оказалась такой же, как предыдущая, а за ней снова начинался подъем.
– Чего, по-вашему, хотят эти люди? – спросил Бартон.
– Свободы.
– Может, они хотят, чтобы мы их оставили в покое. Может, им будет лучше, если мы все уйдем.
– Они будут рабами. Кто-то должен им помочь… – Питер спохватился. В этом нет смысла, и он был уверен, что Бартон смеется над ним.
Но выражение лица старшего офицера смягчилось, вместо сардонической усмешки появилась легкая улыбка.
– Вам нечего стыдиться, Пит. Большинство из нас читало книги о рыцарях. Мы не служили бы в армии, если бы у нас не было такой черты. Но помните, почти через все это вы должны перешагнуть, иначе долго не продержитесь.
– Может, без чего-нибудь такого я вообще не смогу держаться.
– Как угодно. Только не разбейте себе сердце.
– Но если вы так считаете, почему вы здесь? Почему не в каком-нибудь отряде наемников?
– Такие вопросы задают коммунисты, – ответил Бартон. Он добавил мощности, и «мерседес» устремился вперед.
К концу дня они добрались до Таразоны. Город представлял собой архитектурную мешанину, как будто его построила дюжина любителей. Церковь, превращенная в госпиталь, в стиле модерна эпохи Елизаветы III; почта – американская готика, а большинство жилых домов отделаны белой штукатуркой. Добровольцы высадились у пластистальных бараков – скверной копии казарм Вест-Пойнта. Здесь были ходы для вылазок, ложные крепостные решетки и пластиковые средневековые щиты на карнизах.
Внутри в коридорах мусор и кровь на полу. По приказу Питера его люди стали приводить помещения в порядок.
– Относительно этой крови, – сказал капитан Бартон. – Ваши люди как будто интересуются.
– Для некоторых это первая увиденная кровь, – ответил Питер. Бартон внимательно смотрел на него. – Ну ладно. Для меня тоже.
Бартон кивнул.
– Две истории относительно этой крови. Доны держали здесь гарнизон. Когда революционеры взяли город, они пытались здесь закрепиться. Одни говорят, что доны убивали здесь пленных. Другие рассказывают, что, когда республиканцы захватили бараки, они устроили здесь бойню.
Питер посмотрел на грязный двор и дальше, на холмы, где шли бои. Холмы казались далекими. Ни звука, и солнце неправдоподобно горячее.
– А что, по-вашему, правда?
– И то и другое. – Бартон повернулся и направился к городу. На мгновение остановился. – После обеда буду в бистро. Присоединяйтесь, если хотите. – Он ушел, поднимая облака пыли, которые разносил ветер.
Питер долго стоял во дворе, глядя на поля, растянувшиеся на пятьдесят километров до холмов. Почва красная, и горячий ветер занес пылью все щели и углубления. Местность кажется слишком пустынной, чтобы быть центром борьбы за свободу в известной части галактики.
Терстоун был колонизован в начальный период СоВладения, но планета оказалась слишком бедной, чтобы привлечь богатых колонистов. Третья экспедиция на Терстоун финансировалась карлистской ветвью испанской монархии, и со временем Карл XII с группой сторонников – не удовлетворенных жизнью на Земле, как и большинство колонистов, – основал Сантьяго.
Некоторые из колонистов в Сантьяго протестовали против реставрации Бурбонов в Испании. Другим не нравилось то, что Хуан XXVI восстанавливает христианский мир. Были также просто недовольные своей судьбой, несчастьем в любви, надоедливыми женами или огромными карточными долгами. Карлисты заняли самый маленький и бедный из континентов Терстоуна, но действовали на нем очень осмотрительно.
В течение тридцати лет в Сантьяго прибывали только добровольные эмигранты, представляющие испанскую католическую культуру. Карлисты тщательно отбирали поселенцев, а хорошей земли хватало на всех. Королевство святого Иакова не обладало современной технологией, и в нем не было очень богатых, но не было и бедных.
Со временем Бюро контроля населения наделило Терстоун статусом планеты-реципиента, и Бюро Переселения начало перемещать сюда людей. Все три правительства Терстоуна протестовали, но, в отличие от Ксанаду или Дуная, у Терстоуна никогда не было военного флота; один-единственный фрегат СоВладения убедил эти правительства, что у них нет выбора.
Корабли БП перевезли на Терстоун два миллиона недобровольных колонистов. Осужденные, мошенники, преступники, революционеры, мятежники, члены уличных банд, люди не с тем цветом глаз и те, кому просто не повезло, – всех их заталкивали в антисанитарные транспортные корабли и увозили с Земли. Правительство Терстоуна располагало друзьями в Бюро Переселения и средствами для оплаты их услуг. Поэтому основную массу новых иммигрантов получил Сантьяго.
Карлисты старались. Они предоставляли транспорт для переезда на новые земли тем, кто этого хотел, и тем – а таких было большинство, – кто не хотел. Основатели Сантьяго хотели уйти от промышленности и поэтому почти ничего не строили; и вот неожиданно к ним хлынули городские жители с совсем иной культурой, которые не думали о земле и не любили ее.
Меньше чем за десять лет их столица из небольшого сонного городка превратилась в огромное пространство трущоб. Большую часть трущоб карлисты сносили. Но тут же по другую сторону города возникали новые. Маленькие поселки разрастались в большие города.
Когда в этих новых городах возникла промышленность, первопоселенцы взбунтовались. Они бежали от промышленности и не хотели с ней мириться. Король был смещен, и место отца занял малолетний принц. Кортесы взяли правление в свои руки и порабощали всех, кто отказывался подчиняться им.
Это называлось не рабством, а «выплатой долга на общественных работах»; но долг этот считался наследственным и передавался от одного человека к другому. Долги можно было продавать и покупать, и все должны были их отрабатывать.
Спустя поколение половина населения оказалась в долгу. Еще спустя поколение число рабов превзошло количество свободных. И наконец рабы восстали, и Сантьяго превратилось в cause cйlиbre.
По настоянию других правительств Терстоуна и корпораций, которые вывозили из Сантьяго сельхозпродукцию, Большой Сенат СоВладения и США поддерживали карлистов, но не очень решительно. Сенаторы от Советского Союза поддерживали республиканцев, но тоже не слишком рьяно. Флоту СВ было приказано ввести карантин в зоне военных действий.
Но у Флота не было кораблей для выполнения этой задачи. Самолетам и космическим кораблям было приказано не приближаться к Сантьяго, запретили также ввоз тяжелого оружия. А в остальном Сантьяго предоставили самому себе.
Гуманитарной Лиге легко было посылать туда добровольцев, если они не привозили с собой оружие. Но поскольку добровольцы не были обучены, Лига подыскивала опытных офицеров, чтобы руководить ими.
Разумеется, Лига отвергала наемников.
XIII
Питер Оуэнсфорд в приятной прохладе вечера Сантьяго сидел у резного стола, который мог быть сделан из дуба, но на самом деле не был таковым. Капитан Эйс Бартон принес графин с темным красным вином и подсел к нему.
– Я думал, меня направят в технические войска, – сказал Питер.
– Говорите на китайском? – Питер удивленно посмотрел на него. Бартон усмехнулся. – Республиканцы наняли техников на Ксанаду. Из-за карантина у нас мало высокотехнологического оборудования. Для того немногого, что мы имеем, хватает китайцев.
– Значит, я в пехоте.
Бартон пожал плечами.
– Вы воюете, Пит. Точно так же, как и я. Вам дадут роту. Тех, кого вы привезли с собой, и, может, еще сотню рекрутов. Все ваши. И Строманда в качестве политкомиссара.
Питер поморщился.
– А от него какой прок?
Бартон неторопливо огляделся.
– Осторожней. – Он продолжал улыбаться, но говорил серьезно. – У высшего командования политкомиссары гораздо популярней нас. Не забывайте об этом.
– Судя по тому, что я видел, высшее командование не очень компетентно…
– Боже, – сказал Бартон. – Послушайте, Пит, за такие разговоры вас могут расстрелять. Вы ведь знаете, это не отряд наемников, подчиняющийся кодексу. Это патриотическая война, и вам лучше не забывать об этом.
Питер смотрел на утоптанный глиняный пол. Он уже целую неделю по вечерам сидит за этим столиком и начинает понимать цинизм Бартона.
– У моих людей недостаточно защитной брони. Она есть только у меня. Вы говорите, мне дадут еще людей?
– Завтра прибывает новая группа. С ними нет офицеров. Конечно, их отдадут вам. Кому же еще? Войска нужно готовить.
– Готовить! – фыркнул Питер. – У нас достаточно немурлона, чтобы делать броню, но во всей роте только я умею это делать. У нас нет оружия, нет оптики. Нет связи…
– Да, положение все больше усложняется. – Бартон налил еще стакан вина. – А чего вы ожидали от бестехнологического общества, подвергнутого карантину СВ?
Питер откинулся на спинку жесткого деревянного стула.
– Да, знаю. Но… я не могу подготовить людей даже с тем, что у нас есть. Стоит мне собрать людей, как появляется Строманд и начинает произносить речь.
Бартон улыбнулся.
– Командир Интернациональной бригады Гермак считает, что у американских солдат низок боевой дух. Очевидно, речи произносятся, чтобы ее повысить.
– Их боевой дух низок, потому что они не знают, как воевать.
– Еще одно решение проблемы боевого духа по Гермаку – расстрел дезертиров, – негромко сказал Бартон. – Мое дело предупредить, парень.
– Единственное, что усвоили мои люди за эту неделю, это как петь и в каких домах с красным фонарем безопасней появляться.
– Больше, чем некоторые. Выпейте еще.
– Спасибо. – Питер уныло кивнул. – Неплохое вино.
– Верно. Вино хорошее, но недостаточно, чтобы его экспортировать, – сказал Бартон. – И вся проклятая страна такова. Хороша, но недостаточно.
На следующий день Питер Оуэнсфорд получил сто семь новых добровольцев, только что с Земли. Неделю спустя он снова застал Эйса Бартона за его любимым столиком в бистро.
Когда Питер сел, Бартон налил ему вина.
– Похоже, вам нужно выпить. Мне казалось, вам приказали по вечерам готовить солдат.
Питер выпил.
– Все по-прежнему, Эйс. Речи. Все больше речей. Я ушел. Совершенно очевидно, что мне там нечего делать.
– Рискованно, – сказал Бартон. Они посидели молча. Бартон выглядел задумчиво. Наконец он заговорил: – Вы считаете, что не нужны, Пит?
– Судя по тому, как они себя ведут. Но ведь в роте я единственный человек с военной подготовкой.
– Ну и что? Республика не нуждается в ваших войсках. Не в том смысле, в каком вы думаете. Главная цель добровольцев – обеспечить пребывание у власти правильной партии.
Питер напряженно молчал. Он пообещал себе, что воздержится от необдуманных действий, что бы ни говорил Бартон.
– Не могу в это поверить, – сказал он наконец. – Добровольцы собрались отовсюду. Они прилетели не для того, чтобы помочь какой-то политической партии; они хотят освободить людей.
Бартон ничего не ответил. Красная зубочистка плясала у него во рту, а на угловатом лице появилась хитрая улыбка.
– Послушайте, да вы сами в это не верите, – сказал Питер.
– Возможно. Пит, вы когда-нибудь думали, сколько денег они собирают в Штатах? Денег тех, кто чувствует себя виноватым в том, что сам не идет в добровольцы?
– Нет. Здесь никаких денег нет. Вы это сами видите.
– Здесь денег нет, но они уходят к техникам, – сказал Бартон. – Это по крайней мере имеет смысл. Ксанаду просто так не посылает своих парней, а без них какой толк от таких земляных червей, как мы?
Питер откинулся на спинку стула.
– Значит, у нас хорошая техническая поддержка…
– Почти такая же хорошая, как у донов, а значит, обе группы получают одно и то же. Стоит одной группе усилиться, и война окончена, верно? Но никто не может обойти карантин СВ, поэтому доны и республиканцы убивают друг друга ружьями, ножами и гранатами. Да и гранат не очень много.
– У нас даже ружей нет.
– Ну, вы их получите. А пока успокойтесь. Вы доложили, что ваши люди не готовы к боям. Вы просили оружие и больше немурлона. Вы жаловались на Строманда. Вы все это проделали. А теперь замолчите, иначе вас расстреляют как пораженца. Это приказ, Пит.
– Да, сэр.
Грузовики пришли в Таразону неделю спустя. Они привезли из Нью-Абердина, самого большого города Терстоуна, ящики в форме гробов, полные ружей и штыков. Ружья были покрыты смазкой, и не было никакого растворителя, чтобы ее снять. В основном это были копии автоматической модели «Ремингтона» 2045 года, но были и ружья производства «Круппа» и «Шкоды». Большинство солдат не знало, какие патроны подходят к их ружьям.
– Неплохое оружие. – Бартон вертел в руках одно из ружей. – У нас было и похуже.
– Но я получил не очень большую подготовку в ружейном деле, – сказал Питер.
Бартон пожал плечами:
– Нет ни энергетических установок, ни кораблей поддержки. Очень мало минометов и ракет. Никакого сложного вооружения. Нет базы для использования чего-нибудь, кроме порохового оружия, Питер. Забудьте все остальное, чему вас учили, и помните только это.
– Да, сэр.
Послышались свистки, и кто-то со стороны грузовиков закричал:
– Хватайте оборудование и садитесь в машины!
– Что? – Оуэнсфорд повернулся к Бартону. – Садиться в машины – зачем?
Бартон пожал плечами:
– Пожалуй, мне лучше вернуться к себе. Может, решили перебросить весь батальон, пока у нас есть грузовики.
Он угадал. Те, у кого была броня, надевали ее; все были в боевой синтекоже. У большинства были шлемы, уродливые модели в виде полушария с жесткой прокладкой поверх самых уязвимых мест. Некоторые уже потеряли шлемы и садились в машины без них.
Конвой миновал равнину и углубился в более зеленую сельскую местность. После захода солнца под холодным безоблачным небом быстро становилось холодно. Водители торопились и вели машины, не зажигая фар. Питер сидел в первом грузовике, в самом конце кузова, поджав колени к подбородку. Зубы его стучали в ритме, усвоенном много лет назад. Все молчали.
На рассвете они высадились в новой долине. Вокруг были примятые хлеба.
– Хорошая земля, – сказал рядовой Ланстер. Он подобрал ком и размял его в пальцах. – Очень хорошая.
Почему-то от этого Питеру полегчало. Он построил своих людей, убедился, что каждый умеет заряжать свое оружие, и заставил их стрелять в полуобвалившуюся стену. Он нарочно использовал большую цель, чтобы труднее было промахнуться. Подъехали еще грузовики и привезли тяжелые генераторы и противотанковые лазеры. Когда люди Оуэнсфорда попытались приблизиться к тяжелому вооружению, артиллеристы их прогнали. Казалось, они знают свое дело, и это обнадеживало.
Все разговаривали негромко, и когда кто-нибудь повышал голос, это производило впечатление крика. Строманд попытался заставить солдат петь, но они не стали.
– Долго еще? – спросил сержант Роуч.
– Думаю, нет, – ответил Питер, но сам ничего точно не знал и отправился на поиски грузовика с продовольствием. Хотел убедиться, что вечером у его людей будет хорошая еда.
Ночью пришел приказ сменить лагерь. Проводник шепотом попросил Питера идти за ним, и они двинулись по незнакомой местности. Где-то там ждали доны с их армией мобилизованных, наемников и семейных отрядов. Питер и его люди прошли метров пятьдесят, дошли до старого дерева, и тут кто-то обратился к ним шепотом.
– Все будет хорошо, – послышался из темноты голос Строманда. – Все враги политически незрелы. Пастухи разбегутся, мобилизованные крестьяне побросают оружие. У них нет причин сохранять верность.
– Почему же тогда война идет уже три года? – прошептал кто-то за Питером.
Питер подождал, пока дерево не осталось далеко позади.
– Это было не очень умно, Роуч. Строманд может приказать расстрелять вас за пораженчество.
– Пусть только попробует, лейтенант. Эй, парни, подберите ноги. Или хотите упасть в это ущелье?
– Тише, – настойчиво прошептал проводник. Они в темноте спустились по склону, потом снова поднялись, прошли мимо окопавшихся на склоне солдат. Все молчали.
Питер обнаружил, что идет вдоль остатков железной дороги. Большая часть шпал исчезла, рельсы тоже утащили. Наконец проводник остановился.
– Окопайтесь здесь, – прошептал он. – Да здравствует свобода.
– Но пасаран! – ответил Строманд.
– Пожалуйста, тише, – сказал проводник. – Мы в пределах слышимости противника.
– Ага, – ответил Строманд. Проводник повернул назад, и политкомиссар собрался идти за ним.
– Куда вы? – громким шепотом спросил капрал Грант.
– Доложить майору Харрису, – ответил Строманд. – Командир батальона должен знать, где мы.
– И мы тоже, – сказал кто-то.
– Кто это сказал? – спросил Строманд. Ответом было только сочное фырканье.
– Этот ублюдок не имеет права, – сказал кто-то рядом с Питером.
– Кто здесь?
– Ротвассер, сэр. – Ротвассер был связным роты. Эта должность давала ему право на звание монитора, но у него не было манипулы. Поэтому он передавал жалобы солдат Оуэнсфорду.
– Политкомиссар здесь нужен мне меньше всего, – шепотом ответил Питер. – А вы нужны мне здесь, а не в батальоне. Начинайте окапываться.
На склоне было холодно, но работа помогала согреться. Медленно наступил рассвет, не принеся с собой тепла. Питер достал свой усиливающий яркость бинокль и осторожно посмотрел вперед. Бинокль – подарок его матери и единственный хороший оптический прибор во всей роте.
Местность изрезана небольшими, с крутыми склонами, хребтами и долинами. Лежавший рядом с Питером Аллан Роуч негромко присвистнул.
– Если займем хребет перед нами, за ним еще один точно такой же. И еще один. Так никто войну не выиграет…
Оуэнсфорд молча кивнул. Внизу в долине росли деревья; апельсиновые и фиговые, ввезенные с Земли, перемежались с местными фруктовыми, как будто какой-то великан рассыпал семена по земле. Среди деревьев виднелись обгорелые развалины крестьянского дома.
Зззз! Что-то, что могло бы быть осой, но не было ею, гневно прожужжало над головой Питера. С противоположного склона долины послышался треск и снова гневное жужжание. Над землей поднялась пыль.
– Ложись! – приказал Питер.
– Чего они хотят, убить нас? – выкрикнул Роуч. Все рассмеялись. – Сэр, почему они не пользуются инфракрасными поисковыми системами? Мы ведь здесь на холоде…
Питер пожал плечами.
– Может, у них нет поисковых систем. У нас ведь нет.
Солдаты начали углублять свои ячейки, выбрасывая землю вперед. Работая, они смеялись. Очень плохая тактика, и Питера тревожила возможность использования артиллерии, но ничего не случилось. Противник находился примерно в четырехстах метрах впереди, на противоположном склоне долины, вытянувшейся вдоль хребта, точно такого же, как тот, что удерживал Питер. Спустившись в долину, пехота сама по себе не может взять ни тот, ни другой хребет. Обе стороны в безопасности, пока не появится более тяжелое вооружение.
– Я думал, меня направят в технические войска, – сказал Питер.
– Говорите на китайском? – Питер удивленно посмотрел на него. Бартон усмехнулся. – Республиканцы наняли техников на Ксанаду. Из-за карантина у нас мало высокотехнологического оборудования. Для того немногого, что мы имеем, хватает китайцев.
– Значит, я в пехоте.
Бартон пожал плечами.
– Вы воюете, Пит. Точно так же, как и я. Вам дадут роту. Тех, кого вы привезли с собой, и, может, еще сотню рекрутов. Все ваши. И Строманда в качестве политкомиссара.
Питер поморщился.
– А от него какой прок?
Бартон неторопливо огляделся.
– Осторожней. – Он продолжал улыбаться, но говорил серьезно. – У высшего командования политкомиссары гораздо популярней нас. Не забывайте об этом.
– Судя по тому, что я видел, высшее командование не очень компетентно…
– Боже, – сказал Бартон. – Послушайте, Пит, за такие разговоры вас могут расстрелять. Вы ведь знаете, это не отряд наемников, подчиняющийся кодексу. Это патриотическая война, и вам лучше не забывать об этом.
Питер смотрел на утоптанный глиняный пол. Он уже целую неделю по вечерам сидит за этим столиком и начинает понимать цинизм Бартона.
– У моих людей недостаточно защитной брони. Она есть только у меня. Вы говорите, мне дадут еще людей?
– Завтра прибывает новая группа. С ними нет офицеров. Конечно, их отдадут вам. Кому же еще? Войска нужно готовить.
– Готовить! – фыркнул Питер. – У нас достаточно немурлона, чтобы делать броню, но во всей роте только я умею это делать. У нас нет оружия, нет оптики. Нет связи…
– Да, положение все больше усложняется. – Бартон налил еще стакан вина. – А чего вы ожидали от бестехнологического общества, подвергнутого карантину СВ?
Питер откинулся на спинку жесткого деревянного стула.
– Да, знаю. Но… я не могу подготовить людей даже с тем, что у нас есть. Стоит мне собрать людей, как появляется Строманд и начинает произносить речь.
Бартон улыбнулся.
– Командир Интернациональной бригады Гермак считает, что у американских солдат низок боевой дух. Очевидно, речи произносятся, чтобы ее повысить.
– Их боевой дух низок, потому что они не знают, как воевать.
– Еще одно решение проблемы боевого духа по Гермаку – расстрел дезертиров, – негромко сказал Бартон. – Мое дело предупредить, парень.
– Единственное, что усвоили мои люди за эту неделю, это как петь и в каких домах с красным фонарем безопасней появляться.
– Больше, чем некоторые. Выпейте еще.
– Спасибо. – Питер уныло кивнул. – Неплохое вино.
– Верно. Вино хорошее, но недостаточно, чтобы его экспортировать, – сказал Бартон. – И вся проклятая страна такова. Хороша, но недостаточно.
На следующий день Питер Оуэнсфорд получил сто семь новых добровольцев, только что с Земли. Неделю спустя он снова застал Эйса Бартона за его любимым столиком в бистро.
Когда Питер сел, Бартон налил ему вина.
– Похоже, вам нужно выпить. Мне казалось, вам приказали по вечерам готовить солдат.
Питер выпил.
– Все по-прежнему, Эйс. Речи. Все больше речей. Я ушел. Совершенно очевидно, что мне там нечего делать.
– Рискованно, – сказал Бартон. Они посидели молча. Бартон выглядел задумчиво. Наконец он заговорил: – Вы считаете, что не нужны, Пит?
– Судя по тому, как они себя ведут. Но ведь в роте я единственный человек с военной подготовкой.
– Ну и что? Республика не нуждается в ваших войсках. Не в том смысле, в каком вы думаете. Главная цель добровольцев – обеспечить пребывание у власти правильной партии.
Питер напряженно молчал. Он пообещал себе, что воздержится от необдуманных действий, что бы ни говорил Бартон.
– Не могу в это поверить, – сказал он наконец. – Добровольцы собрались отовсюду. Они прилетели не для того, чтобы помочь какой-то политической партии; они хотят освободить людей.
Бартон ничего не ответил. Красная зубочистка плясала у него во рту, а на угловатом лице появилась хитрая улыбка.
– Послушайте, да вы сами в это не верите, – сказал Питер.
– Возможно. Пит, вы когда-нибудь думали, сколько денег они собирают в Штатах? Денег тех, кто чувствует себя виноватым в том, что сам не идет в добровольцы?
– Нет. Здесь никаких денег нет. Вы это сами видите.
– Здесь денег нет, но они уходят к техникам, – сказал Бартон. – Это по крайней мере имеет смысл. Ксанаду просто так не посылает своих парней, а без них какой толк от таких земляных червей, как мы?
Питер откинулся на спинку стула.
– Значит, у нас хорошая техническая поддержка…
– Почти такая же хорошая, как у донов, а значит, обе группы получают одно и то же. Стоит одной группе усилиться, и война окончена, верно? Но никто не может обойти карантин СВ, поэтому доны и республиканцы убивают друг друга ружьями, ножами и гранатами. Да и гранат не очень много.
– У нас даже ружей нет.
– Ну, вы их получите. А пока успокойтесь. Вы доложили, что ваши люди не готовы к боям. Вы просили оружие и больше немурлона. Вы жаловались на Строманда. Вы все это проделали. А теперь замолчите, иначе вас расстреляют как пораженца. Это приказ, Пит.
– Да, сэр.
Грузовики пришли в Таразону неделю спустя. Они привезли из Нью-Абердина, самого большого города Терстоуна, ящики в форме гробов, полные ружей и штыков. Ружья были покрыты смазкой, и не было никакого растворителя, чтобы ее снять. В основном это были копии автоматической модели «Ремингтона» 2045 года, но были и ружья производства «Круппа» и «Шкоды». Большинство солдат не знало, какие патроны подходят к их ружьям.
– Неплохое оружие. – Бартон вертел в руках одно из ружей. – У нас было и похуже.
– Но я получил не очень большую подготовку в ружейном деле, – сказал Питер.
Бартон пожал плечами:
– Нет ни энергетических установок, ни кораблей поддержки. Очень мало минометов и ракет. Никакого сложного вооружения. Нет базы для использования чего-нибудь, кроме порохового оружия, Питер. Забудьте все остальное, чему вас учили, и помните только это.
– Да, сэр.
Послышались свистки, и кто-то со стороны грузовиков закричал:
– Хватайте оборудование и садитесь в машины!
– Что? – Оуэнсфорд повернулся к Бартону. – Садиться в машины – зачем?
Бартон пожал плечами:
– Пожалуй, мне лучше вернуться к себе. Может, решили перебросить весь батальон, пока у нас есть грузовики.
Он угадал. Те, у кого была броня, надевали ее; все были в боевой синтекоже. У большинства были шлемы, уродливые модели в виде полушария с жесткой прокладкой поверх самых уязвимых мест. Некоторые уже потеряли шлемы и садились в машины без них.
Конвой миновал равнину и углубился в более зеленую сельскую местность. После захода солнца под холодным безоблачным небом быстро становилось холодно. Водители торопились и вели машины, не зажигая фар. Питер сидел в первом грузовике, в самом конце кузова, поджав колени к подбородку. Зубы его стучали в ритме, усвоенном много лет назад. Все молчали.
На рассвете они высадились в новой долине. Вокруг были примятые хлеба.
– Хорошая земля, – сказал рядовой Ланстер. Он подобрал ком и размял его в пальцах. – Очень хорошая.
Почему-то от этого Питеру полегчало. Он построил своих людей, убедился, что каждый умеет заряжать свое оружие, и заставил их стрелять в полуобвалившуюся стену. Он нарочно использовал большую цель, чтобы труднее было промахнуться. Подъехали еще грузовики и привезли тяжелые генераторы и противотанковые лазеры. Когда люди Оуэнсфорда попытались приблизиться к тяжелому вооружению, артиллеристы их прогнали. Казалось, они знают свое дело, и это обнадеживало.
Все разговаривали негромко, и когда кто-нибудь повышал голос, это производило впечатление крика. Строманд попытался заставить солдат петь, но они не стали.
– Долго еще? – спросил сержант Роуч.
– Думаю, нет, – ответил Питер, но сам ничего точно не знал и отправился на поиски грузовика с продовольствием. Хотел убедиться, что вечером у его людей будет хорошая еда.
Ночью пришел приказ сменить лагерь. Проводник шепотом попросил Питера идти за ним, и они двинулись по незнакомой местности. Где-то там ждали доны с их армией мобилизованных, наемников и семейных отрядов. Питер и его люди прошли метров пятьдесят, дошли до старого дерева, и тут кто-то обратился к ним шепотом.
– Все будет хорошо, – послышался из темноты голос Строманда. – Все враги политически незрелы. Пастухи разбегутся, мобилизованные крестьяне побросают оружие. У них нет причин сохранять верность.
– Почему же тогда война идет уже три года? – прошептал кто-то за Питером.
Питер подождал, пока дерево не осталось далеко позади.
– Это было не очень умно, Роуч. Строманд может приказать расстрелять вас за пораженчество.
– Пусть только попробует, лейтенант. Эй, парни, подберите ноги. Или хотите упасть в это ущелье?
– Тише, – настойчиво прошептал проводник. Они в темноте спустились по склону, потом снова поднялись, прошли мимо окопавшихся на склоне солдат. Все молчали.
Питер обнаружил, что идет вдоль остатков железной дороги. Большая часть шпал исчезла, рельсы тоже утащили. Наконец проводник остановился.
– Окопайтесь здесь, – прошептал он. – Да здравствует свобода.
– Но пасаран! – ответил Строманд.
– Пожалуйста, тише, – сказал проводник. – Мы в пределах слышимости противника.
– Ага, – ответил Строманд. Проводник повернул назад, и политкомиссар собрался идти за ним.
– Куда вы? – громким шепотом спросил капрал Грант.
– Доложить майору Харрису, – ответил Строманд. – Командир батальона должен знать, где мы.
– И мы тоже, – сказал кто-то.
– Кто это сказал? – спросил Строманд. Ответом было только сочное фырканье.
– Этот ублюдок не имеет права, – сказал кто-то рядом с Питером.
– Кто здесь?
– Ротвассер, сэр. – Ротвассер был связным роты. Эта должность давала ему право на звание монитора, но у него не было манипулы. Поэтому он передавал жалобы солдат Оуэнсфорду.
– Политкомиссар здесь нужен мне меньше всего, – шепотом ответил Питер. – А вы нужны мне здесь, а не в батальоне. Начинайте окапываться.
На склоне было холодно, но работа помогала согреться. Медленно наступил рассвет, не принеся с собой тепла. Питер достал свой усиливающий яркость бинокль и осторожно посмотрел вперед. Бинокль – подарок его матери и единственный хороший оптический прибор во всей роте.
Местность изрезана небольшими, с крутыми склонами, хребтами и долинами. Лежавший рядом с Питером Аллан Роуч негромко присвистнул.
– Если займем хребет перед нами, за ним еще один точно такой же. И еще один. Так никто войну не выиграет…
Оуэнсфорд молча кивнул. Внизу в долине росли деревья; апельсиновые и фиговые, ввезенные с Земли, перемежались с местными фруктовыми, как будто какой-то великан рассыпал семена по земле. Среди деревьев виднелись обгорелые развалины крестьянского дома.
Зззз! Что-то, что могло бы быть осой, но не было ею, гневно прожужжало над головой Питера. С противоположного склона долины послышался треск и снова гневное жужжание. Над землей поднялась пыль.
– Ложись! – приказал Питер.
– Чего они хотят, убить нас? – выкрикнул Роуч. Все рассмеялись. – Сэр, почему они не пользуются инфракрасными поисковыми системами? Мы ведь здесь на холоде…
Питер пожал плечами.
– Может, у них нет поисковых систем. У нас ведь нет.
Солдаты начали углублять свои ячейки, выбрасывая землю вперед. Работая, они смеялись. Очень плохая тактика, и Питера тревожила возможность использования артиллерии, но ничего не случилось. Противник находился примерно в четырехстах метрах впереди, на противоположном склоне долины, вытянувшейся вдоль хребта, точно такого же, как тот, что удерживал Питер. Спустившись в долину, пехота сама по себе не может взять ни тот, ни другой хребет. Обе стороны в безопасности, пока не появится более тяжелое вооружение.