Суфийский Мастер Аджнаби сказал: «Напиши Мулле Файрози, что мне недосуг вступать с ним в переписку, поэтому мне нечего ответить на его письмо».
   Мулла Файроз, судя по всему, был весьма ученым человеком для того времени. «Мулла» означает «пандит», «знаток», «ученый человек». И он, видимо, был оскорблен и раздосадован заявлением Аджнаби. Мастера на то и существуют, чтобы бить. И когда мы имеем дело с человеком знания, то величайший удар ждет тех, кто думает, что они знают, хотя на самом деле не знают. Многознающий человек сразу же чувствует себя оскорбленным, потому что у человека знания имеется свой собственный источник знания. И он вещает из него. Человек знания вчитывается в священные писания. А у него самого нет источника, на котором все это можно было бы проверить, нет своего собственного, подлинного переживания. Он живет псевдоразумом, псевдоэго, аргументами, логическими знаниями, системами верования и т. д. в том же духе.
    Суфийский Мастер Аджнаби сказал: «Напиши Мулле Файрози, что мне недосуг вступать с ним в переписку, поэтому мне нечего ответить на его письмо».
    Ученик Аними спросил: «Вы хотите рассердить его этим письмом?»
   В этом и заключается намерение всех Мастеров: рассердить вас, потому что вы способны меняться лишь тогда, кода вы рассержены. Когда вы рассержены, тогда и возникает возможность, тогда вы и начинаете двигаться.
    «Он уже рассержен некоторыми моими письмами, - ответил Аджнаби. - И эта рассерженность заставила его мне писать. Написав эту депешу, я задался целью рассердить такого человека, как он».
   То была его цель, и он ее достиг. Ему хотелось рассердить людей, подобных Мулле - многознающих людей.
    «А это письмо рассердит его еще больше», - заметил Аними.
    «Да, - сказал Аджнаби, - когда он был возмущен тем, что я написал, он не наблюдал свой гнев - а это мне как раз и было нужно. Он воображал, что наблюдает за мной, тогда как сам чувствовал один только гнев. И теперь я снова пишу, чтобы вызвать его гнев для того, чтобы он сам увидел, что разгневан. Цель моя - дать этому человеку понять, что моя работа - это зеркало, в котором он видит самого себя».
   Вы должны постоянно держать это у себя в голове, так как это происходит здесь каждый день. Если я что-то говорю, никогда не утруждайте себя размышлениями обо мне. Не ломайте себе голову, почему я это сказал, а вместо этого, напротив, лучше вглядитесь в самих себя и увидьте, что это сделало с вами. Я кое-что говорил о Ханне. И теперь есть две возможности. Она может подумать: «Этот человек неправ, он меня оскорбляет, он меня унижает, он меня бьет, обижает меня» - что-то в этом роде. И это будет означать, что она упустила главное. Но если она начнет наблюдать и всматриваться: «Почему это меня задело? Почему это меня так рассердило? Почему я расстроена?», тогда она будет на верном пути. Тогда она как никогда приблизится ко мне.
   Всегда помните это. Что я говорю, как я это говорю, почему я это говорю - вам невозможно принять какое-либо решение на этот счет. Вам даже понять, и то невозможно. Все, что вы можете делать прямо сейчас в своей ситуации - это увидеть, что происходит с вами. Если я дал вам пощечину, не ломайте себе голову над тем, почему я дал вам пощечину - что я злой, агрессивный, жестокий, - не тратьте на это нервы. А просто закройте глаза, погрузитесь в медитацию и увидьте, почему вы чувствуете себя оскорбленными. Почему? Наблюдайте свой ум. Это поможет.
   Вот почему я не хочу, чтобы здесь находились посредственные люди, которые пришли сюда послушать меня из любопытства. Это не школа, здесь ничему не учат. Это просто алхимическая лаборатория - здесь что-то происходит. Это процесс преображения. И если вы это вспомните, вы тут же извлечете для себя пользу.
    «Да, - сказал Аджнаби, - когда он был возмущен тем, что я написал, он не наблюдал свой гнев - а это мне как раз и было нужно. Он воображал, что наблюдает за мной, тогда как сам чувствовал один только гнев. И теперь я снова пишу, чтобы вызвать его гнев...»
   Мастер говорит: «Я даю ему еще одну возможность из сострадания».
    «...для того чтобы он сам увидел, что разгневан. Цель моя — дать этому человеку понять, что моя работа - это зеркало, в котором он видит самого себя».
   Вот что такое Мастер: зеркало, в котором вы видите самих себя. И если вы видите иногда, что лицо ваше уродливо, не трудитесь разбивать зеркало - измените лучше свое лицо. Разбив зеркало, вы не станете красивыми, избегая зеркала, вы не станете красивы.
   Вчера весь день напролет Праджит думал об уходе отсюда: «Как бы отсюда сбежать?» Однако он снова и снова вспоминал, что ему нельзя убегать, что он должен столкнуться со всем этим лицом к лицу. Снова и снова он вспоминал и осознавал, и снова и снова возникала в нем эта склонность к побегу. Это естественно, это понятно. Но если вы способны вспомнить хотя бы на несколько секунд и остаться со мной, продолжая смотреть в зеркало, то рано или поздно вы должны будете измениться.
   Есть только две возможности: либо избегать зеркала - и тогда вы никогда не увидите своего лица и можете верить себе, что вы красивы; либо продолжать смотреть в зеркало, продолжать смотреть на свое уродство. И при этом всевозможные методы и процессы по изменению своего лица будут в вашем распоряжении.
   Всего несколько дней назад здесь был мужчина, принимавший саньясу. Он сказал мне, что он косметолог. А я ему ответил: «Я тоже косметолог. Я проделываю ту же самую работу. Я изменяю лица людей - не те лица, которые вы видите снаружи, но подлинные лица, что глубоко скрыты за всеми фасадами, за всеми слоями».
    «Но люди в большинстве своем всегда считают тех, кто вызывает их гнев, злонамеренными», - произнес ученик.
   Это то, что думала Ханна. Это то, что несколько мгновений думал даже Праджит. Это то, что Чинмайя обычно думал вначале. Впрочем, сейчас он переступил этот рубеж. Я так сильно его бил - как долго можете вы продолжать так думать? Ведь рано или поздно человек все равно начнет осознавать, что что-то не так внутри него самого и что это должно быть отброшено.
    «Ребенок может считать взрослого, который пытается вытащить шип из его руки, злонамеренным. Не есть ли это оправдание попытки, помешать ребенку расти?» - сказал Аджнаби.
    «А если ребенок затаит обиду на взрослого, который вытаскивает шип?» - спросил Аними.
    «Ребенок, на самом деле, не будет таить обиду, ибо что-то в нем знает правду», - ответил Аджнаби.
   Ценность этого высказывания необычайна. Да, что-то в вас всегда знает истину. Что-то в Ханне знает истину. Не знать истину невозможно. Быть может, она не очень ясна и подернута дымкой - но что-то в вас всегда знает истину: что вас бьют из сострадания, из любви. А иначе в этом нет надобности.
    «А что если он так никогда и не узнает себя и будет думать, что другие побуждаются личными пристрастиями?» - упорствовал ученик.
    «Если он никогда не узнает себя, - ответил Аджнаби, - это не имеет значения и в отношении того, что он думает о других, ведь у него никогда не может быть никакого понимания того, что из себя, на самом деле, представляют другие».
    «Но разве нельзя, - возразил Аними, - вместо того чтобы второй раз вызывать его гнев, объяснить, что предыдущее письмо было написано с этой целью, и предложить Мулле по-новому посмотреть на свои прежние чувства?»
   Точка зрения ученика весьма благоразумна, но помните, что иногда и от благоразумных вещей не бывает большой пользы. Они не срабатывают. Вы согласитесь с учеником, с тем, что он говорит. Это кажется весьма и весьма благоразумным: зачем злить его, сердить его дважды? Не лучше ли будет объяснить ему, почему вы прежде говорили то, что могло его рассердить? Не лучше ли это объяснить?
    «Можно, - ответил Аджнаби, - только от этого не будет пользы».
   Мастер не заинтересован в вежливом поведении, соответствии нормам этикета, хороших манерах и т. д. Мастер заинтересован исключительно в вызове аффекта, в вызове действия, в вызове реакции. Да, он мог объяснить Мулле, что произошло. И это могло бы того удовлетворить, могло бы его остудить. Гнев его мог бы исчезнуть. Он мог бы уже больше не чувствовать себя оскорбленным - не в этом, однако, дело. Это не вызвало бы того эффекта, которого хочет Мастер. А Мастер хочет, чтобы Мулла увидел, что он всего лишь человек знания, а не человек познавания, что он не мудр. Объяснение только усилило бы многознание Муллы. У него было бы еще одно объяснение. И эго его не было бы потревожено.
    «Можно, — ответил Аджнаби, - только от этого не будет пользы. Это, скорее, приведет к противоположному. Если ты расскажешь человеку, в чем дело, он подумает, что ты оправдываешься, и это вызовет в нем чувства, от которых ему будет один только вред. Поэтому ты своими объяснениями ему, на самом деле, только навредишь».
    «Нет ли исключений из этого правила, говорящего, что человек должен учиться на познании своего собственного состояния, и это состояние нельзя ему объяснить?» - спросил Аними.
    «Исключения есть. Но если было бы достаточно исключений, которые бы хоть что-то меняли, у нас не было бы сейчас никаких Мулл Файрозов», - ответил Аджнаби.
   Их не много. Есть некоторые исключения, однако их не много - поэтому они и являются исключениями. Их очень немного. Их можно по пальцам перечесть, их нельзя принимать в расчет.
   Мастер же должен действовать так, чтобы выполнялось правило, а не исключение, потому что девяносто девять и девять десятых процента людей следуют этому правилу. Время от времени встречается такой человек, которому ни от кого не нужно никакой помощи и который рано или поздно сам придет к этому осознанию. Это может быть всего лишь вопрос времени. Однако не об этих исключительно интеллектуальных людях стоит беспокоиться. Мастеру приходится действовать так, чтобы средний ум, нормальный ум, обычный ум, неисключительный ум пришел бы в движение и стал бы меняться.
   Этот небольшой спор между Мастером и учеником имеет для вас неоценимое значение. Поэтому я и выбрал его. Помните эти семь слоев луковицы. До тех пор, пока вы их не отбросите, вы так и не сможете увидеть свет, так и не сможете увидеть, что есть что. Ведь вы же с самого детства были испорчены. Вся ваша жизнь до сих пор была жизнью отравления, и только вам дано со всем этим покончить. А я могу лишь указать вам путь, но не могу этого у вас устранить. Если я стану это устранять, вы схватитесь за это, сбежите и начнете думать, что я вас обкрадываю. Я могу лишь указать вам путь, а вы должны по нему следовать.
   Медитируйте над этим небольшим диалогом. Он специально для вас.
 
 

Глава 6. ВЕЧНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ

1 сентября 1977 года
 
   Первый вопрос:
    Недавно, когда ум почти остановился, я внезапно почувствовал, что я сам и все, что меня окружает, существует точно так же, как во времена Иисуса. И возникло очень сильное ощущение самого Иисуса. Не могли бы вы что-нибудь сказать о явлении такого рода?
 
   Вопрос от Сомендры.
   Та же самая драма, разыгрывающаяся снова и снова; сценарий остается тем же, меняются только актеры. У Фридриха Ницше была на этот счет изумительная теория - теория вечного возвращения. Быть может, она не вполне верна в деталях, однако сама идея очень важна и глубока.
   Это как времена года: наступает лето, за ним следует череда дождей, потом приходит зима, и снова лето. Летом будут цвести летние цветы, в сезон дождей будут цвести дождевые цветы, а зимой будут цвести зимние цветы. Ни один цветок никогда не повторится, но сам этот основной сюжет будет повторяться снова и снова. Это вечное возвращение.
   История одна и та же. Она основополагающа, она никогда не бывает другой. Это может быть Кришна или Христос, Махавира или Мухаммед... меняются актеры, участвуют разные игроки, однако сущностное ядро всего этого всегда одно и то же. Поэтому когда вы глубоко движетесь в медитацию, как это каждый день делает Сомендра, и когда ум почти останавливается, как он говорит в своем вопросе, вы начинаете осознавать многие вещи, которые существовали всегда, но вы не осознавали.
   Иисус очень глубоко укоренен в западном сознании. Он стал архетипом. Каждый раз, когда вы будете видеть что-то, что очень его напоминает, ваше бессознательное представит этот архетип вашему сознанию. Из-за того, что Сомендра много жизней был христианином, Христос очень глубоко вошел в его сознание. Ему не может прийти на память Кришна, с Кришной у него нет никаких отношений. Этот символ, эта метафора в его бессознательном уме не существует. Но если бы он много жизней был индуистом, он почувствовал бы тогда, что все это происходит как во времена Кришны или, если бы он много жизней был буддистом, он почувствовал бы тогда присутствие Будды. А, между тем, это одно и то же. Тело Будды отличается от тела Иисуса, но то, что скрыто за телом, не отличается: эта внутренняя чистота, эта внутренняя невинность, эта исконная невинность все та же.
   В бессознательном Сомендры очень глубоко укоренен Иисус. Впрочем, Иисус будет ощущаться многими из вас еще по одной причине. Хотя Сомендра не жил во времена Иисуса, здесь найдутся многие, которые жили тогда. Среди моих саньясинов много евреев. Евреев в Индии не существует - совсем не существует. Так что многие евреи приехали специально ко мне - и здесь должно быть что-то глубокое. Они упустили Иисуса, однако бессознательный поиск продолжается. И каким-то совершенно бессознательным образом они почувствовали, что я где-то здесь. На этот раз они не хотят упустить. Сюда станет прибывать все больше и больше евреев. В тот раз они упустили, в те времена было трудно принять Иисуса.
   А, между тем, за эти две тысячи лет произошло многое. Иисус теперь более уместен, он больше импонирует теперь человеческому сознанию. Евреям было очень трудно принять Иисуса из-за того, что он был евреем - так же, как индусам трудно принять меня. Ум играет в странные игры. Если кто-то рождается в вашей религии, вашему эго становится очень трудно принять, что он просветленный. Если кто-то рождается в одной с вами деревне, это становится еще трудней. А если кто-то учился с кем-то в одной и той же школе и вдруг распространяются слухи, что он стал просветленным или таким же избранником Бога, как его пророк, вы с порога отвергнете саму мысль об этом. Вы знаете этого человека с детства, знаете его изнутри и снаружи - как он может стать избранником Бога? Если здесь вы, то как Бог может избрать его? Как Бог может посметь это сделать? Если бы ему так нужно было выбирать, он выбрал бы вас. Это для эго становится нестерпимым.
   Индия упустит меня по той простой причине, что я здесь родился. Эта случайность станет для Индии бедой. Я не вижу здесь много индусов. Вы, наверное, не смотрели на это с такой точки зрения. Почему их здесь нет? Их эго очень трудно меня принять, особенно это касается джайнов - этой маленькой религиозной группы, индийских джайнов. То, что я родился джайном, было случайностью. Но вы их здесь не найдете. Вы, может, и повстречаете несколько индусов, однако количество джайнов будет меньше. И уж тем меньше будет численность этой особой секты - в секте джайнов существует эта еще меньшая секта - в которой мне волею случая довелось родиться.
   Количество джайнов очень мало - их в Индии триста тысяч - к тому же среди джайнов существует множество сект. Одна секта, очень маленькая секта, называется самхией - слово это происходит от слова «самадхи»: те, кто верят в самадхи. Это то же самое слово, которое в японском стало «самни», а позже - «сатори». Вряд ли вы найдете здесь самахиев - это невозможно. Их всего несколько тысяч. И все они знают меня, они со мной хорошо знакомы, однако в этом и заключается проблема: они не могут сюда из-за этого прийти.
   Индия упустит. За пределами Индии не упустит никто; все остальные будут больше сонастроены со мною.
   Евреи прибыли сюда в большом количестве. У них такое чувство, что здесь что-то происходит. Что та же самая драма разыгрывается здесь в двадцатом столетии - что-то из сознания Христа. Причем они могут легче меня принять, чем когда-то могли принять Иисуса. Он был евреем, сыном плотника - принять его было почти невозможно.
   Многие из вас начнут постепенно чувствовать своего рода дежа вю, как будто это не двадцатый век, как будто эти двадцать веков внезапно исчезли из вашего сознания, как будто вы снова живете во времена Иисуса и ходите с ним по Иерусалиму или держите с ним путь неподалеку от Галилеи или в Вифлееме. Перед многими из вас развернется этот сон, так как эта метафора, что поможет меня понять, будет самой близкой западному уму.
   Ни один индуист никогда не почувствует, что здесь происходит что-то имеющее отношение к Христу. Если он что-то и почувствует, так это будет Кришна. Ни один буддист никогда не почувствует ничего связанного с Христом. А если он и почувствует что-то, он почувствует что-то связанное с Буддой. Все это архетипы, бессознательные метафоры, и когда вы приближаетесь к своим глубинам, вы начинаете выпускать на волю поэзию своей души.
   Так что Сомендра прав. Он говорит: Недавно, когда ум почти остановился, я внезапно почувствовал, что я сам и все, что меня окружает, существует точно так же, как во времена Иисуса. И возникло очень сильное ощущение самого Иисуса. Не могли бы вы что-нибудь сказать о явлении такого рода?
   Это необычайно важно. Войдите в это глубже. Не противьтесь этому. Это тоже исчезнет. Как исчезает сознательное, так однажды исчезнет и бессознательное. Впрочем, жить в бессознательных метафорах лучше, чем в сознательных, потому что они глубже. И он совершенно прав, когда говорит: ум почти остановился, потому что, если он остановится окончательно, тогда исчезнет даже Иисус. Все эти вещи, в конечном счете, от ума; все слова, все метафоры - все эти вещи от ума. Осталось совсем немного ума - будь же готов, Сомендра, отбросить и его. И все же здесь нет места спешке, не будь нетерпеливым, не борись с этим. Это уходит само, оно уже на смертном одре.
 
   Второй вопрос:
    После сегодняшней лекции я встретила на лестнице Сатью. Она смеялась. А мне хотелось рыдать, но я чувствовала, что должна повеселеть и засмеяться и что она положительная, а я отрицательная. И я через силу засмеялась. Могла ли я быть честной по отношению к самой себе и встретить ее в то мгновение?
 
   Вопрос от Ванданы.
   Здесь есть кое-что, что должен понять каждый.
   Сатья находится в пространстве смеха. В ней что-то шевелится. Она не принадлежит к смеющемуся типу - она принадлежит к плачущему типу. Когда она сюда приехала, то всякий раз, приходя ко мне, она обычно начинала плакать. Ей легче было лить слезы. А теперь слезы исчезли, и возник смех - причем такой сумасшедший смех, что она смеется часами напролет. Он стал для нее прямо-таки болезнью. Она смеется и смеется всю ночь.
   Естественно, начинаешь бояться. Что происходит? Совсем без причины? Она не принадлежала к смеющемуся типу, и поэтому всю жизнь она подавляла свой смех. Тип ее был плачущим, унылым. А теперь этот тип стал меняться, двигаясь из одной крайности в другую. И прежде чем он остановится посредине и появится равновесие, он должен дойти до другой крайности.
   Всю свою жизнь она, сама о том не ведая, подавляла смех. Теперь же подавление исчезло, клапан убран. Теперь она не может плакать, слез больше нет. Но появляется смех всей жизни и мстит за себя! Он прямо-таки истеричен. Им все же это прекрасное пространство, потому что оно свидетельствует о большой перемене, преображении, алхимическом изменении. Слезы превращаются в смех. А потом она придет к точной середине, потом установится великое равновесие, уравновешенность. Эта уравновешенность и есть цель.
   Ни отрицательное, ни положительное не является целью, потому что и то, и другое - половинки. Да, если вам приходится выбирать между отрицательным и положительным, выбирайте положительное. В нем меньшее зло - только и всего. Но если вам приходится выбирать между спокойствием и положительным, выбирайте тогда спокойствие. Положительное тогда ничто, положительное тогда почти отрицательное по сравнению со спокойствием. Если выбор только один, слезы или смех, - тогда хорош смех. Но если есть возможность выбрать молчание - слезы и смех должны быть тогда отброшены. И человек становится молчаливым.
   Она скоро придет к молчанию. После этого шторма смеха наступит великое молчание. Оно всегда наступает после шторма. Это высвобождение, высвобождение подавленного смеха. Он должен быть удален из ее сознания. Он уже удаляется, и она вовсю изливается.
   И вот Вандана говорит: После сегодняшней лекции я встретила на лестнице Сатью. Она смеялась. А мне хотелось рыдать, но я чувствовала, что должна повеселеть и засмеяться и что она положительная, а я отрицательная. И я через силу засмеялась. Могла ли я быть честной по отношению к самой себе и встретить ее в то мгновение?
   Да, другого способа кого-то встретить не существует. Встреча возможна лишь в том случае, если ты подлинна, потому что встречаются только подлинные люди. Сатья смеется, и Вандана логично рассуждает: «Если я тоже стану смеяться, возникнет какой-то диалог. И мы обе окажемся в одном пространстве».
   Но как вы обе можете оказаться в одном пространстве? Ведь ее смех подлинен, а твой фальшив. И это не одно и то же. Подлинный смех и неподлинный смех - далекие друг от друга полюса. Как вы можете встретиться? Истина и ложь никогда не могут встретиться. Если бы Вандана рыдала, как ей того хотелось, тогда и произошла бы встреча. Но это кажется алогичным: кто-то смеется, а ты начинаешь плакать? Это кажется алогичным. Как будто вы идете в разных направлениях. Как тогда может произойти встреча? И все же позволь мне сказать тебе, что вы не идете в разных направлениях. Если ты подлинна и она подлинна, то вы идете в одном направлении. Какого рода истина в тебе случается, не имеет значения.
   Если бы Вандана стала плакать, заливаясь слезами, если бы она рыдала, как ей того хотелось, тогда произошла бы встреча, тогда смех и слезы не были бы противоположными, потому что и то, и другое подлинно. Только двум подлинностям дано встретиться, только двум подлинностям дано завязать диалог.
   Но она упустила главное, как упустили бы многие из вас. Логичный ум говорит: «Она смеется, и если я заплачу, мы разойдемся. Как тогда между нами вообще будет возможно общение?» Затем ум говорит: «Она положительна, а ты отрицательна». Не в этом, однако, дело. Ты можешь встретиться с положительным человеком благодаря своей отрицательности. Единственное, что нужно - это одна и та же почва подлинности, одна и та же основа подлинности.
   Положительное и отрицательное могут встретиться. Встреча их и в самом деле бывает прекрасна. Действительно, иногда бывает, что положительное не может встретить положительное, а отрицательное не может встретить отрицательное, потому что у них нет притяжения к противоположному. Это какая-то гомосексуальность, когда положительное с положительным, а отрицательное с отрицательным. Встреча происходит легче и больше обогащает, когда она гетеросексуальна. Смех и плач могут встретиться очень красиво. Такова встреча мужчины и женщины, дня и ночи, жизни и смерти.
   Вы можете спросить ученого, физика... и он скажет: «Встречаются только противоположности. Положительное отталкивает положительное, а отрицательное отталкивает отрицательное. Встречаются только положительное и отрицательное». Если вы приблизите друг к другу два положительных магнита, они оттолкнут друг друга, а если вы приблизите друг к другу один отрицательный, а другой положительный, они соединятся в браке.
   Так что нужно только одно: подлинность. Не волнуйтесь из-за положительного и отрицательного. Не слушайте логический ум, потому что логический ум абсурден. Жизнь превосходит логику.
   Вы только посмотрите... Вандане хочется плакать и плакать, а Сатья заливается от смеха - и та, и другая подлинны. И тогда возникает общая основа, тогда они двигаются в одном направлении, тогда они могут взяться за руки. Сатья может продолжать смеяться, а Вандана может продолжать плакать, и все же в это мгновение появится какое-то единение, в это мгновение будет великое единение - ведь обе будут подлинны. Помните: связывает только подлинность. Соединяет только подлинность.
   Не волнуйтесь из-за отрицательного и положительного. Единственное, о чем необходимо всегда помнить - это подлинность, а любая ложь создает преграду.
 
   Третий вопрос:
    Почему люди так фальшивы?
 
   Люди так фальшивы, потому что это выгодно, потому что это хорошая политика. Если вы будете подлинными, вы будете в опасности. Вы можете быть подлинными только в подлинном обществе, в котором признают и любят истину. Это же общество существует благодаря лжи. Истину здесь не признают, истину здесь распинают, истину здесь убивают. А ложь возводят на трон. Вот почему в этом мире становится так важна политика: ведь политика - это игра лжи. Политики становятся самыми важными людьми в мире. А должны быть последними. Они становятся первыми, потому что этот мир - все это общество - держится на лжи. И если ты живешь среди лжецов и вся жизнь, что окружает тебя, пропитана ложью, тебе поневоле приходится быть фальшивым. Это выгодно, это экономично, это безопасно. Это защищает тебя - а иначе люди будут тебе противостоять. Если ты подлинен, а все они живут ложью, они не смогут тебя терпеть.
   С самого начала ребенок начинает учиться тому, что ложь выгодна. Если ребенок говорит правду, его бьют; если ребенок говорит правду, родители приходят в какое-то замешательство. Если ребенок остается правдивым, то на его стороне не остается никого - все против него. Но если он лжет, он сможет защитить себя. Ложь становится своего рода зонтом, и если он лжет в унисон с ложью родителей, проблем тогда вообще не бывает. Он может существовать весьма гладко. А дети очень восприимчивы, чувствительны; они впитывают все, что видят вокруг.