Страница:
Если посетитель главного канорского базара, не поддавшись на завораживающее изобилие мясных, рыбных и овощных рядов, что шумели по соседству, продолжал идти прямо вдоль лекарских лавок, то он, в конце концов, попадал на улицу из солидных, выстроенных всерьёз и надолго небольших торговых домиков. Здесь главным товаром были уже не столько лекарства, сколько магические принадлежности — от волшебных порошков и заколдованных амулетов до древних колдовских книг и вещей, принадлежавших великим магам старых времён. Эта торговая улица располагалась далеко от центра базара и шла вниз под гору в сторону одной из набережных реки Утаур, что расчертила своими многочисленными рукавами и притоками всю старую часть города. Густая базарная толпа к середине улицы довольно сильно редела, и лишь в конце её, у самой набережной, где было много кабачков и харчевен, вновь начиналось оживление.
Гембра не торопясь шла под гору, подолгу останавливаясь и разглядывая диковинные штуки, выставленные в лавках. Здесь не было утомительной и раздражающей толкотни, назойливого шума и бесцеремонных зазывал. Продавцы вели себя сдержанно и степенно, а базарная стража в чёрных доспехах с красными нашивками появлялась редко. Сама не понимая зачем, Гембра зашла в одну из лавок. В прохладном полумраке поблёскивало старинное серебро — посуда и оружие. В широких расписных вазах были насыпаны монеты времён старых династий, медные и серебряные цепочки, украшения и амулеты. Были тут и причудливой формы кувшины из цветного стекла, и разукрашенные фаянсовые блюда, и тончайшей работы драгоценные кубки. Гембра осторожно сняла с полки один из них — золотой с изящной ножкой и сплошным поясом тонкой чеканки. Повернув кубок к свету, Гембра стала разглядывать сюжет чеканки, представляя при этом, как этот кубок мог смотреться в руке какого-нибудь придворного вельможи или знатной дамы старых времён. Неожиданно вспомнился разговор с Ламиссой перед тем, как они отправились к развалинам лесного храма, чтобы узнать свою судьбу. Теперь Гембра ясно почувствовала ту самую стену времени, которая манит иллюзией проходимости, но никогда не позволяет в полной мере погрузиться в прошлое. А, казалось бы, чего проще! Стоит только понять и почувствовать старинную вещь, как её понимали и чувствовали первые хозяева. Вот взять хотя бы этот кубок, почувствовать его в своей руке, закрыть глаза и…
— Это сцена охоты на львов. Столичная работа. Этому кубку четыреста лет, — донёсся до Гембры спокойный размеренный голос.
Повернув голову, она заметила, что в глубине комнаты за столом, заваленным большими и маленькими свитками, сидит хозяин — довольно молодой, изыскано одетый полноватый человек с бледным лицом и аккуратной чёрной бородкой. В руке его было перо, а на голове красовалась франтоватая белая шапочка с украшением из яшмы. Гембра мигом сообразила, что стол его расположен так, чтобы сам он был почти незаметен, но зато сидящий за столом мог видеть всё помещение лавки с её резными столбами и тёмными закоулками. Гембра аккуратно поставила кубок на место, чувствуя на себе внимательный изучающий взгляд хозяина. Остановившись возле стены, где было густо развешено старинное оружие, она краем глаза заметила, что он поднялся со своего места и, вертя в руках перо, направился к ней.
— Это восточные мечи, — прокомментировал он, — довольно старые…
— Клинки старинные, а ручки недавно сделаны, — сказала Гембра, сняв со стены один из мечей и крутанув его пару раз в воздухе. — Работа не дворцовая и не монашеская. Скорее всего, северных мастеров…
— О, я вижу, ты неплохо разбираешься в оружии. И готов поспорить, что видишь ты его глазами не торговца, а воина.
— Ну, воина не воина, но меч ценю в деле — это верно.
— Только меч? А как насчёт остального?
— Лук, пика, кинжал — с этим тоже дружить приходится. Ну и топор, конечно, немножко… и булава. Только здесь это ни к чему. В городе одного меча хватит.
Хозяин о чём-то на минуту задумался, отведя взгляд в сторону.
— Это верно… — проговорил он, наконец, — и меч у тебя неплохой. Только вот ножны к нему не совсем подходят. Простоваты… Да и форма грубовата. Изящность форм — первое условие удобства.
— А у тебя, конечно же, есть именно то, что надо, — ехидно улыбаясь, сказала Гембра.
— У меня, пожалуй, нет, — ответил хозяин, делая вид, что не замечает иронии, — а вот у одного моего знакомого торговца — есть. И как раз именно то, что тебе надо. Ножны старые, серебряные, с нефритовой отделкой и гравировкой на сюжет «Четыре победы». Ты, конечно, знаешь, что этот сюжет используется только для украшения самого благородного оружия.
Гембра многозначительно кивнула, хотя, разумеется, слышала об этом в первый раз.
— А меч был самого командующего императорской кавалерией, — продолжал хозяин, — пропал двести лет назад. А ножны остались. И к твоему, думаю, как раз подойдут. Дай-ка измерю…
Хозяин тщательно измерил меч Гембры мерной тесьмой и удовлетворённо кивнул.
— Да-да, как раз…
— Такие ножны должны уйму денег стоить! — хмыкнула Гембра.
— Верно, должны. Но он задёшево отдаёт, в том то и дело. Всего сто двадцать виргов.
— Чего ж так мало?
— Дела у него сейчас — не очень… Рядом две лавки открылись, товар плохо идёт. А деньги-то нужны… Дочку замуж выдаёт, ну и всё такое…
— Ясно… А посмотреть-то можно?
— Можно. Правда, в лавке он сейчас не бывает. Я с ним поговорю, а ты приходи завтра к Розовой Арке, внизу у набережной. Знаешь?
— Ну, знаю.
— Есть там кабачок с синими дверями, второй справа от арки. Вот как базар кончится, так я туда и приду. И ножны принесу.
— Сто двадцать, говоришь?… — Гембра недоверчиво прищурилась. — Ну ладно, посмотрим…
— Значит договорились?
— Ага!
Хозяин ещё раз как-то необычно внимательно осмотрел Гембру и, задумчиво улыбаясь, вышел на порог лавки, чтобы её проводить. Фигура девушки уже затерялась среди идущей вверх по улице компании подвыпивших базарных зевак, а он всё стоял на пороге своей полутёмной лавки, задумчиво покусывая кончик истрёпанного пера.
Всё это было хорошо известно Анмисту. И именно поэтому он желал бы сделать всё это сам. Что-то подсказывало ему, что силы, к которым он намерен обратиться, не оттолкнут его и что он уже давно связан с ними тонкой, но прочной нитью.
Наконец, день настал. Звёзды приняли должное расположение, а внутренняя подготовка завершилась.
Анмист сидел на полу в центре вписанного в круг треугольника посреди своей неузнаваемо изменившейся комнаты. На стенах и на двери были начертаны магические знаки, а единственное окно было плотно завешено. Скупой свет струился лишь от небольших медных светильников, висевших в трёх углах комнаты. Это были особые светильники для возжигания жертвенного огня, и горело в них не обычное масло, а особый магический состав, называемый «бурым творогом». Приготовление этого горючего состава служило всякий раз особым целям и требовало большого искусства. В задачи Анмиста входило успокоение местных духов, замыкание пространства во избежание рассеивания энергии и, одновременно, открытие коридора для входа в это пространство иных, запредельных сил. Вот почему в четвёртом углу светильника не было. Кроме того, густой аромат жертвенного огня помогал привести сознание в состояние транса.
Сидя в полной неподвижности, Анмист, закрыв глаза, еле слышно читал заклинания, вслушиваясь в тончайшие движения сил тонкого мира. Наконец, он прекратил чтение заклинаний и после долгой паузы вытянул вперёд левую руку. А в правой руке его блеснул короткий, остро заточенный нож с широким треугольным лезвием. Движение блестящего треугольника по левой руке было плавным и медленным — капли густой малиновой крови падали прямо на небольшой круглый камень диковинной породы, лежащий на полу перед заклинателем. Это был подарок наставника — магический алтарь, который использовали колдуны ещё в незапамятные времена.
Негромкие звуки заклинаний вновь наполнили комнату. Становясь всё сильнее и напористее, они завершились несколькими отрывистыми выкриками. В неосвещённом углу, куда было повёрнуто лицо Анмиста, заблестели в воздухе серебристые змейки. Становясь всё гуще и ярче, они соткались в образ массивной головы неведомого существа, походившего одновременно на козла, носорога и человека. И эта голова имела, вдобавок, ярко-синий цвет. Голова легонько покачивалась из стороны в сторону. Маленькие жёлтые носорожьи глазки не мигая смотрели из-под тяжёлого нависающего лба, увенчанного длинным изогнутым рогом.
— Асхагал? — тихо, но твёрдо проговорил Анмист.
— Асхагал. — проскрипела в ответ голова.
— Позови того, кому ты служишь.
— Позвать того, кто не имеет имени?
— Да! Того, кто не имеет имени, но кто имеет тысячу имён и тысячу обличий, чтобы являться в мир.
Длинный серый язык протянулся едва ли не через всю комнату, слизнув кровь с алтаря.
— Кровь мастера — нечастое приношение, — изрекла голова, моргнув своими жёлтыми глазками. — Жди!
Ярко-синяя окраска стала тускнеть, и вскоре голова растаяла в воздухе, оставив после себя лишь гаснущий шлейф серебристых змеек.
Почти совсем не нарушая неподвижного положения, Анмист вновь вытянул вперёд руку, и алтарь снова обагрился свежей кровью.
Прошло не меньше часа, прежде чем Анмист почувствовал приближение того, кого он звал. Комната наполнилась странными вибрациями. Они вызывали лёгкий звон в ушах и размывали очертания предметов, мозг почувствовал себя так, будто попал под дождевую струю. Когда сила вибраций достигла предела, стена, напротив которой сидел Анмист, сделалась прозрачной и пропала, а на её месте разверзся бездонный чёрный провал. Камень-алтарь беспорядочно задвигался, будто стремясь сорваться с места. От него потянуло жаром, а лужица крови начала закипать и пениться.
— Приди, приди ко мне! — беззвучно шептали губы Анмиста.
— Не я к тебе, а ты ко мне пришёл, — раздался тяжёлый громогласный шёпот, не то в комнате, не то в голове самого Анмиста. — Давно пришёл…
— Тогда прими мою жертву.
Ответом был долгий гулкий звук — не то вздох, не то смех. Затем наступила пауза. Только пылинки, попавшие в случайно пробившийся сквозь занавеску лучик света, беззвучно плясали на фоне бездонной чёрной тьмы.
— Тот, кто идёт с краю, хочет одолеть того, кто идёт посредине, — ответил, наконец, голос, — и за это готов отдать всё, так ли?
— Точно так, — твёрдо ответил Анмист.
— Выходит, не зря я вёл тебя столько лет. Ведь тебе всё всегда давалось легко, верно? Теперь понимаешь, почему?
— Да. Потому-то я и осмелился потревожить тебя. Если я проиграю — пропадёт и твоя работа.
— Ха-ха… Мне-то что?… Хотя, сказать по правде, мне будет немного жаль.
— Помоги мне сейчас!…Иначе какой смысл в твоих стараниях? — заговорил Анмист, с трудом подбирая слова. Угар от колдовских благовоний кружил голову, звон в ушах перешёл в почти нестерпимую боль, воздуха не хватало. — Дай мне часть твоей силы сейчас…Именно сейчас…Я ведь отдаю всё, весь мой путь по чужим дорогам в тонком мире. Да, да, я делаю это ради себя, для своего самолюбия, для своего бессмертия. СВОЕГО бессмертия, не такого как у других. Мой особый путь, где нет святынь, а есть только бесконечное переживание бесконечного движения, станет моим пропуском в вечность. Я пройду этот путь здесь, на этой земле, в этой жизни, и этот путь отразится в тонком мире навсегда. Он изменит мысли людей, границы стран. Они станут жить по-другому — и я буду жить вместе с ними долгие века. Вечно… Да, я делаю это для СЕБЯ, но разве ты не этого хотел, когда взялся мне помогать?
— Чего я хотел? Не вам, людям, об этом судить. Если мы станем показывать вам наши подлинные намерения, жизнь для вас потеряет смысл. Так уж вы устроены… Но мне нравятся твои слова.
— Я никогда ни у кого ничего не просил…
— Это потому, что я тебе всё давал.
— Пусть так!… Но теперь… Там, в тонком мире, есть только одна дорожка, один коридор возможностей. Или я, или он… Мы оба это понимаем… Только мы и больше никто!… Нанести вред учению… Какие пустяки… Глупости. Я или он!… — язык Анмиста заплетался. Он уже почти не сознавал, что говорит, и даже его сильнейшая воля отказывалась сопротивляться.
— Ладно… Я уж тебя не оставлю, — донёсся тяжкий шёпот, будто из центра земли.
Что-то незримо коснулось затылка Анмиста, заставив зашевелиться его волосы. Чёрная с зелёным ободом вспышка на миг скрыла вконец расплывшиеся очертания комнаты. Щекочущий змеистый ручеёк стал подниматься вверх по позвоночнику, вызывая пронизывающие вибрации во всём теле. А когда сияющая золотая игла, пронзив мозг, затрепетала возле «небесного глаза», Анмисту показалось, что его сердце остановилось. В изнеможении упал он лицом на остывающий алтарь. Последним, что уловило его гаснущее зрение, была отступающая темнота, проступающая сквозь неё стена и густо дымящие потухшие светильники.
Базар уже кончился и на город стали спускаться бирюзовые сумерки. В ожидании купца Гембра пыталась скоротать время, рассматривая товар в ближайшей лавке старьёвщика, но там не было ничего интересного — только дешёвые бронзовые светильники и прохудившиеся медные кувшины. Полуразбитая и исковерканная посуда тоже интереса не вызывала. Да ещё под ногами всё время вертелся какой-то назойливый мальчишка — помощник хозяина, такого же нахального и назойливого, с сальным взглядом. Гембра снова вышла на улицу. Там стало ещё темнее. Зажглись масляные фонари по дороге к набережной. Засветились и окна кабаков, и, может быть, от этого звуки, несущиеся оттуда, стали казаться ещё громче. Заходить туда не хотелось. Оставалось только бесцельно ходить туда-сюда по этой небольшой улице от арки к спуску и обратно, не упуская из виду вход в кабак с синими дверями. Вот, кажется, появился человек, похожий на этого купца. Но нет, — он быстро скрылся за дверями кабака. Он явно никого не собирался встречать. Да и одет по-другому. «Хотя с какой стати он должен быть одет, как вчера?» — подумала Гембра, внутренне борясь с досадой и скукой. Твёрдо решив не задерживаться здесь надолго, она вновь двинулась от спуска в сторону арки. Навстречу ей из широко распахнувшихся дверей кабака вывалилась пьяная компания.
— Эй, смотри, какая киска!
— А она давно тут ходит… Наверное, зайти боится!
— Давай к нам — здесь просто так не гуляют!
Гембра попыталась обойти гуляк, но те обступили её со всех сторон, бесцеремонно разглядывая и даже пытаясь лапать руками. Не желая ввязываться в стычку, Гембра, с трудом сдерживаясь, молча пыталась выйти из круга. Неожиданно здоровяк лет тридцати с нашивками младшего офицера, которого два его товарища поддерживали под руки, оттолкнул их и, шагнув к Гембре, чуть ли не ткнул ей в лицо горлышко бутылки.
— Ладно!… Пусть выпьет за нашу четвёртую сотню Южного гарнизона и проваливает к бесам, если не хочет с нами дружить!
— Да пошёл ты…
Бутылка звонко раскололась о мощёную мостовую, обдав ноги гуляк брызгами густого красного вина. Ярость вмиг смахнула с раскрасневшегося лица здоровяка следы пьяной расслабленности.
— Нет, погоди!… — прохрипел он, хватаясь за меч.
Приятели пытались было унять его, но делали они это как-то вяло, и их действия ещё больше злили рассвирепевшего вояку, которого подзуживали ехидные реплики остальных. В конце концов, растолкав всех, он кинулся на Гембру с мечом. Увернувшись пару раз от размашистых ударов массивного клинка, девушка вынуждена была обнажить своё оружие. Отступая, она отбила несколько ударов, выбирая момент, чтобы выбить меч из нетвёрдой руки нападающего. И ей бы наверняка это удалось, если бы кто-то, зайдя сзади, не попытался схватить её за руки. Когда она освободилась от захвата, меч нападающего уже был занесён над её головой и готов был в следующий миг обрушиться на неё со всей силой. Гембре ничего не оставалось делать, как довериться боевому инстинкту и опередить удар противника быстрым прямым выпадом. Лезвие её меча почти наполовину вонзилось в низ живота офицера, заставив его на миг застыть с беззвучно открытым ртом и вытаращенными глазами. А затем со звоном упал на уличные камни меч и вслед за ним безжизненно повалилась наземь, подхваченная товарищами, грузная фигура.
Вся компания мгновенно, как по команде, умолкла. Зато вся улица наполнилась шумом и криками.
— Офицера убили!
— Где?
— Да вот…
Полупустая улица вмиг заполнилась народом, повыскакивавшим из всех домов и кабаков. Рядом с Гемброй и её невольной жертвой, как из-под земли, выросли стражники — двое базарных с красными нашивками и трое городских в тёмно-зёлёных плащах. Окинув взглядом устремлённые к ней лица, Гембра криво улыбнулась и кинула свой меч на землю.
Глава 26
Гембра не торопясь шла под гору, подолгу останавливаясь и разглядывая диковинные штуки, выставленные в лавках. Здесь не было утомительной и раздражающей толкотни, назойливого шума и бесцеремонных зазывал. Продавцы вели себя сдержанно и степенно, а базарная стража в чёрных доспехах с красными нашивками появлялась редко. Сама не понимая зачем, Гембра зашла в одну из лавок. В прохладном полумраке поблёскивало старинное серебро — посуда и оружие. В широких расписных вазах были насыпаны монеты времён старых династий, медные и серебряные цепочки, украшения и амулеты. Были тут и причудливой формы кувшины из цветного стекла, и разукрашенные фаянсовые блюда, и тончайшей работы драгоценные кубки. Гембра осторожно сняла с полки один из них — золотой с изящной ножкой и сплошным поясом тонкой чеканки. Повернув кубок к свету, Гембра стала разглядывать сюжет чеканки, представляя при этом, как этот кубок мог смотреться в руке какого-нибудь придворного вельможи или знатной дамы старых времён. Неожиданно вспомнился разговор с Ламиссой перед тем, как они отправились к развалинам лесного храма, чтобы узнать свою судьбу. Теперь Гембра ясно почувствовала ту самую стену времени, которая манит иллюзией проходимости, но никогда не позволяет в полной мере погрузиться в прошлое. А, казалось бы, чего проще! Стоит только понять и почувствовать старинную вещь, как её понимали и чувствовали первые хозяева. Вот взять хотя бы этот кубок, почувствовать его в своей руке, закрыть глаза и…
— Это сцена охоты на львов. Столичная работа. Этому кубку четыреста лет, — донёсся до Гембры спокойный размеренный голос.
Повернув голову, она заметила, что в глубине комнаты за столом, заваленным большими и маленькими свитками, сидит хозяин — довольно молодой, изыскано одетый полноватый человек с бледным лицом и аккуратной чёрной бородкой. В руке его было перо, а на голове красовалась франтоватая белая шапочка с украшением из яшмы. Гембра мигом сообразила, что стол его расположен так, чтобы сам он был почти незаметен, но зато сидящий за столом мог видеть всё помещение лавки с её резными столбами и тёмными закоулками. Гембра аккуратно поставила кубок на место, чувствуя на себе внимательный изучающий взгляд хозяина. Остановившись возле стены, где было густо развешено старинное оружие, она краем глаза заметила, что он поднялся со своего места и, вертя в руках перо, направился к ней.
— Это восточные мечи, — прокомментировал он, — довольно старые…
— Клинки старинные, а ручки недавно сделаны, — сказала Гембра, сняв со стены один из мечей и крутанув его пару раз в воздухе. — Работа не дворцовая и не монашеская. Скорее всего, северных мастеров…
— О, я вижу, ты неплохо разбираешься в оружии. И готов поспорить, что видишь ты его глазами не торговца, а воина.
— Ну, воина не воина, но меч ценю в деле — это верно.
— Только меч? А как насчёт остального?
— Лук, пика, кинжал — с этим тоже дружить приходится. Ну и топор, конечно, немножко… и булава. Только здесь это ни к чему. В городе одного меча хватит.
Хозяин о чём-то на минуту задумался, отведя взгляд в сторону.
— Это верно… — проговорил он, наконец, — и меч у тебя неплохой. Только вот ножны к нему не совсем подходят. Простоваты… Да и форма грубовата. Изящность форм — первое условие удобства.
— А у тебя, конечно же, есть именно то, что надо, — ехидно улыбаясь, сказала Гембра.
— У меня, пожалуй, нет, — ответил хозяин, делая вид, что не замечает иронии, — а вот у одного моего знакомого торговца — есть. И как раз именно то, что тебе надо. Ножны старые, серебряные, с нефритовой отделкой и гравировкой на сюжет «Четыре победы». Ты, конечно, знаешь, что этот сюжет используется только для украшения самого благородного оружия.
Гембра многозначительно кивнула, хотя, разумеется, слышала об этом в первый раз.
— А меч был самого командующего императорской кавалерией, — продолжал хозяин, — пропал двести лет назад. А ножны остались. И к твоему, думаю, как раз подойдут. Дай-ка измерю…
Хозяин тщательно измерил меч Гембры мерной тесьмой и удовлетворённо кивнул.
— Да-да, как раз…
— Такие ножны должны уйму денег стоить! — хмыкнула Гембра.
— Верно, должны. Но он задёшево отдаёт, в том то и дело. Всего сто двадцать виргов.
— Чего ж так мало?
— Дела у него сейчас — не очень… Рядом две лавки открылись, товар плохо идёт. А деньги-то нужны… Дочку замуж выдаёт, ну и всё такое…
— Ясно… А посмотреть-то можно?
— Можно. Правда, в лавке он сейчас не бывает. Я с ним поговорю, а ты приходи завтра к Розовой Арке, внизу у набережной. Знаешь?
— Ну, знаю.
— Есть там кабачок с синими дверями, второй справа от арки. Вот как базар кончится, так я туда и приду. И ножны принесу.
— Сто двадцать, говоришь?… — Гембра недоверчиво прищурилась. — Ну ладно, посмотрим…
— Значит договорились?
— Ага!
Хозяин ещё раз как-то необычно внимательно осмотрел Гембру и, задумчиво улыбаясь, вышел на порог лавки, чтобы её проводить. Фигура девушки уже затерялась среди идущей вверх по улице компании подвыпивших базарных зевак, а он всё стоял на пороге своей полутёмной лавки, задумчиво покусывая кончик истрёпанного пера.
* * *
Если бы обиженная Гембра напрягла всё своё воображение, то она всё равно никогда не догадалась бы об истинной причине внезапного исчезновения Анмиста. А причина была самая что ни на есть серьёзная. Вот уже несколько дней подряд Мастер Высшего Круга монастыря Соляной Горы не выходил из своей комнаты, проводя время в глубоких медитациях и непрерывной внутренней подготовке к главному ритуалу. По многим причинам, здесь нельзя было допустить не малейшей ошибки. Во-первых, ритуалы такого рода были трудны и опасны сами по себе. Во-вторых, удачному исходу могло содействовать особое расположение звёзд, которое должно было вскоре наступить. И это обстоятельство могло стать решающим. В-третьих, монахам, ставшим на путь духовного совершенства, такие ритуалы были категорически запрещены. После их совершения необратимо менялся многовековой путь души, тянущийся сквозь цепь смертей и рождений. «Колесо восхождения» меняло свою колею, и для монаха, поставившего на карту АБСОЛЮТНО ВСЁ, начиналась новая жизнь. Вернее, новую и совсем другую жизнь обретала субстанция души, а тело становилось заложником событий ближайшего времени. Именно к этому обряду, на прощанье, подготовил Анмиста настоятель, взяв на себя ответственность за нарушение самых святых заповедей и за дальнейшую духовную судьбу своего самого сильного ученика. Кроме того, те силы, к которым собирался воззвать Анмист, не любили, когда их беспокоили часто. Поэтому всё, что он хотел узнать и получить, должно было прийти сейчас и только сейчас. Да, сейчас и только сейчас — так решил, а вернее, почувствовал Анмист, услышав слова красного демона там, возле галереи поэтов. Теперь он пошёл бы на это, даже не имея поддержки настоятеля, — на свой собственный страх и риск и под свою собственную ответственность. Эта мысль была одновременно и страшна и сладостна, а благодарность к учителю странным образом сочеталась с лёгкой досадой, что этот важнейший шаг он, Анмист, самый сильный и независимый из людей, должен делать под его опекой и прикрытием. Но во время подготовки от этой мысли, как впрочем, и от всех других, следовало избавиться, придав сознанию вид кристально чистого незамутнённого зеркала. Почти немыслимое сочетание монашеского искусства погружения в тонкий мир с древними колдовскими обрядами открывало почти безграничные возможности, но и было чревато безумием или гибелью. Бывало, вызванные из глубин запредельного демонические силы врывались в физический мир и уничтожали на своём пути всё живое, начиная с самого заклинателя. А бывало, что одни лишь незримые, но невероятно мощные энергии тонкого мира, выйдя из-под контроля, вливались во внутренние силовые потоки вызвавшего их человека. Тогда они сжигали его изнутри, ибо грубая и слабая телесная оболочка не способна была выдержать их сверхчеловеческого напора.Всё это было хорошо известно Анмисту. И именно поэтому он желал бы сделать всё это сам. Что-то подсказывало ему, что силы, к которым он намерен обратиться, не оттолкнут его и что он уже давно связан с ними тонкой, но прочной нитью.
Наконец, день настал. Звёзды приняли должное расположение, а внутренняя подготовка завершилась.
Анмист сидел на полу в центре вписанного в круг треугольника посреди своей неузнаваемо изменившейся комнаты. На стенах и на двери были начертаны магические знаки, а единственное окно было плотно завешено. Скупой свет струился лишь от небольших медных светильников, висевших в трёх углах комнаты. Это были особые светильники для возжигания жертвенного огня, и горело в них не обычное масло, а особый магический состав, называемый «бурым творогом». Приготовление этого горючего состава служило всякий раз особым целям и требовало большого искусства. В задачи Анмиста входило успокоение местных духов, замыкание пространства во избежание рассеивания энергии и, одновременно, открытие коридора для входа в это пространство иных, запредельных сил. Вот почему в четвёртом углу светильника не было. Кроме того, густой аромат жертвенного огня помогал привести сознание в состояние транса.
Сидя в полной неподвижности, Анмист, закрыв глаза, еле слышно читал заклинания, вслушиваясь в тончайшие движения сил тонкого мира. Наконец, он прекратил чтение заклинаний и после долгой паузы вытянул вперёд левую руку. А в правой руке его блеснул короткий, остро заточенный нож с широким треугольным лезвием. Движение блестящего треугольника по левой руке было плавным и медленным — капли густой малиновой крови падали прямо на небольшой круглый камень диковинной породы, лежащий на полу перед заклинателем. Это был подарок наставника — магический алтарь, который использовали колдуны ещё в незапамятные времена.
Негромкие звуки заклинаний вновь наполнили комнату. Становясь всё сильнее и напористее, они завершились несколькими отрывистыми выкриками. В неосвещённом углу, куда было повёрнуто лицо Анмиста, заблестели в воздухе серебристые змейки. Становясь всё гуще и ярче, они соткались в образ массивной головы неведомого существа, походившего одновременно на козла, носорога и человека. И эта голова имела, вдобавок, ярко-синий цвет. Голова легонько покачивалась из стороны в сторону. Маленькие жёлтые носорожьи глазки не мигая смотрели из-под тяжёлого нависающего лба, увенчанного длинным изогнутым рогом.
— Асхагал? — тихо, но твёрдо проговорил Анмист.
— Асхагал. — проскрипела в ответ голова.
— Позови того, кому ты служишь.
— Позвать того, кто не имеет имени?
— Да! Того, кто не имеет имени, но кто имеет тысячу имён и тысячу обличий, чтобы являться в мир.
Длинный серый язык протянулся едва ли не через всю комнату, слизнув кровь с алтаря.
— Кровь мастера — нечастое приношение, — изрекла голова, моргнув своими жёлтыми глазками. — Жди!
Ярко-синяя окраска стала тускнеть, и вскоре голова растаяла в воздухе, оставив после себя лишь гаснущий шлейф серебристых змеек.
Почти совсем не нарушая неподвижного положения, Анмист вновь вытянул вперёд руку, и алтарь снова обагрился свежей кровью.
Прошло не меньше часа, прежде чем Анмист почувствовал приближение того, кого он звал. Комната наполнилась странными вибрациями. Они вызывали лёгкий звон в ушах и размывали очертания предметов, мозг почувствовал себя так, будто попал под дождевую струю. Когда сила вибраций достигла предела, стена, напротив которой сидел Анмист, сделалась прозрачной и пропала, а на её месте разверзся бездонный чёрный провал. Камень-алтарь беспорядочно задвигался, будто стремясь сорваться с места. От него потянуло жаром, а лужица крови начала закипать и пениться.
— Приди, приди ко мне! — беззвучно шептали губы Анмиста.
— Не я к тебе, а ты ко мне пришёл, — раздался тяжёлый громогласный шёпот, не то в комнате, не то в голове самого Анмиста. — Давно пришёл…
— Тогда прими мою жертву.
Ответом был долгий гулкий звук — не то вздох, не то смех. Затем наступила пауза. Только пылинки, попавшие в случайно пробившийся сквозь занавеску лучик света, беззвучно плясали на фоне бездонной чёрной тьмы.
— Тот, кто идёт с краю, хочет одолеть того, кто идёт посредине, — ответил, наконец, голос, — и за это готов отдать всё, так ли?
— Точно так, — твёрдо ответил Анмист.
— Выходит, не зря я вёл тебя столько лет. Ведь тебе всё всегда давалось легко, верно? Теперь понимаешь, почему?
— Да. Потому-то я и осмелился потревожить тебя. Если я проиграю — пропадёт и твоя работа.
— Ха-ха… Мне-то что?… Хотя, сказать по правде, мне будет немного жаль.
— Помоги мне сейчас!…Иначе какой смысл в твоих стараниях? — заговорил Анмист, с трудом подбирая слова. Угар от колдовских благовоний кружил голову, звон в ушах перешёл в почти нестерпимую боль, воздуха не хватало. — Дай мне часть твоей силы сейчас…Именно сейчас…Я ведь отдаю всё, весь мой путь по чужим дорогам в тонком мире. Да, да, я делаю это ради себя, для своего самолюбия, для своего бессмертия. СВОЕГО бессмертия, не такого как у других. Мой особый путь, где нет святынь, а есть только бесконечное переживание бесконечного движения, станет моим пропуском в вечность. Я пройду этот путь здесь, на этой земле, в этой жизни, и этот путь отразится в тонком мире навсегда. Он изменит мысли людей, границы стран. Они станут жить по-другому — и я буду жить вместе с ними долгие века. Вечно… Да, я делаю это для СЕБЯ, но разве ты не этого хотел, когда взялся мне помогать?
— Чего я хотел? Не вам, людям, об этом судить. Если мы станем показывать вам наши подлинные намерения, жизнь для вас потеряет смысл. Так уж вы устроены… Но мне нравятся твои слова.
— Я никогда ни у кого ничего не просил…
— Это потому, что я тебе всё давал.
— Пусть так!… Но теперь… Там, в тонком мире, есть только одна дорожка, один коридор возможностей. Или я, или он… Мы оба это понимаем… Только мы и больше никто!… Нанести вред учению… Какие пустяки… Глупости. Я или он!… — язык Анмиста заплетался. Он уже почти не сознавал, что говорит, и даже его сильнейшая воля отказывалась сопротивляться.
— Ладно… Я уж тебя не оставлю, — донёсся тяжкий шёпот, будто из центра земли.
Что-то незримо коснулось затылка Анмиста, заставив зашевелиться его волосы. Чёрная с зелёным ободом вспышка на миг скрыла вконец расплывшиеся очертания комнаты. Щекочущий змеистый ручеёк стал подниматься вверх по позвоночнику, вызывая пронизывающие вибрации во всём теле. А когда сияющая золотая игла, пронзив мозг, затрепетала возле «небесного глаза», Анмисту показалось, что его сердце остановилось. В изнеможении упал он лицом на остывающий алтарь. Последним, что уловило его гаснущее зрение, была отступающая темнота, проступающая сквозь неё стена и густо дымящие потухшие светильники.
* * *
Место возле Розовой Арки Гембре сразу не понравилось. Сюда выходил винный ряд базара, и все любители пройтись по нему, пробуя вино из всех подряд бочек, в конце концов оказывались здесь. Поэтому, несмотря на постоянное дежурство стражи, возле Арки было шумно и неспокойно. Из кабаков неслись пьяные выкрики и развязная ругань. Драки и стычки были здесь обычным делом.Базар уже кончился и на город стали спускаться бирюзовые сумерки. В ожидании купца Гембра пыталась скоротать время, рассматривая товар в ближайшей лавке старьёвщика, но там не было ничего интересного — только дешёвые бронзовые светильники и прохудившиеся медные кувшины. Полуразбитая и исковерканная посуда тоже интереса не вызывала. Да ещё под ногами всё время вертелся какой-то назойливый мальчишка — помощник хозяина, такого же нахального и назойливого, с сальным взглядом. Гембра снова вышла на улицу. Там стало ещё темнее. Зажглись масляные фонари по дороге к набережной. Засветились и окна кабаков, и, может быть, от этого звуки, несущиеся оттуда, стали казаться ещё громче. Заходить туда не хотелось. Оставалось только бесцельно ходить туда-сюда по этой небольшой улице от арки к спуску и обратно, не упуская из виду вход в кабак с синими дверями. Вот, кажется, появился человек, похожий на этого купца. Но нет, — он быстро скрылся за дверями кабака. Он явно никого не собирался встречать. Да и одет по-другому. «Хотя с какой стати он должен быть одет, как вчера?» — подумала Гембра, внутренне борясь с досадой и скукой. Твёрдо решив не задерживаться здесь надолго, она вновь двинулась от спуска в сторону арки. Навстречу ей из широко распахнувшихся дверей кабака вывалилась пьяная компания.
— Эй, смотри, какая киска!
— А она давно тут ходит… Наверное, зайти боится!
— Давай к нам — здесь просто так не гуляют!
Гембра попыталась обойти гуляк, но те обступили её со всех сторон, бесцеремонно разглядывая и даже пытаясь лапать руками. Не желая ввязываться в стычку, Гембра, с трудом сдерживаясь, молча пыталась выйти из круга. Неожиданно здоровяк лет тридцати с нашивками младшего офицера, которого два его товарища поддерживали под руки, оттолкнул их и, шагнув к Гембре, чуть ли не ткнул ей в лицо горлышко бутылки.
— Ладно!… Пусть выпьет за нашу четвёртую сотню Южного гарнизона и проваливает к бесам, если не хочет с нами дружить!
— Да пошёл ты…
Бутылка звонко раскололась о мощёную мостовую, обдав ноги гуляк брызгами густого красного вина. Ярость вмиг смахнула с раскрасневшегося лица здоровяка следы пьяной расслабленности.
— Нет, погоди!… — прохрипел он, хватаясь за меч.
Приятели пытались было унять его, но делали они это как-то вяло, и их действия ещё больше злили рассвирепевшего вояку, которого подзуживали ехидные реплики остальных. В конце концов, растолкав всех, он кинулся на Гембру с мечом. Увернувшись пару раз от размашистых ударов массивного клинка, девушка вынуждена была обнажить своё оружие. Отступая, она отбила несколько ударов, выбирая момент, чтобы выбить меч из нетвёрдой руки нападающего. И ей бы наверняка это удалось, если бы кто-то, зайдя сзади, не попытался схватить её за руки. Когда она освободилась от захвата, меч нападающего уже был занесён над её головой и готов был в следующий миг обрушиться на неё со всей силой. Гембре ничего не оставалось делать, как довериться боевому инстинкту и опередить удар противника быстрым прямым выпадом. Лезвие её меча почти наполовину вонзилось в низ живота офицера, заставив его на миг застыть с беззвучно открытым ртом и вытаращенными глазами. А затем со звоном упал на уличные камни меч и вслед за ним безжизненно повалилась наземь, подхваченная товарищами, грузная фигура.
Вся компания мгновенно, как по команде, умолкла. Зато вся улица наполнилась шумом и криками.
— Офицера убили!
— Где?
— Да вот…
Полупустая улица вмиг заполнилась народом, повыскакивавшим из всех домов и кабаков. Рядом с Гемброй и её невольной жертвой, как из-под земли, выросли стражники — двое базарных с красными нашивками и трое городских в тёмно-зёлёных плащах. Окинув взглядом устремлённые к ней лица, Гембра криво улыбнулась и кинула свой меч на землю.
Глава 26
Судейская комната, в которую утром, после ночи, проведённой в прибазарной каталажке, привели Гембру, показалась ей просто роскошной. Здесь стояла дорогая мебель из красного дерева, на которую падали лучи утреннего света, мягко позолоченные охристо-жёлтыми шторами. Стены были украшены росписями, а пол — затейливой мозаикой, причём настолько тонкой и красивой, что ступать по нему было даже неловко. У дальней стены за широким столом сидел судебный чиновник — тщедушный старичок с живым цепким взглядом. Слева от него, за низким пюпитром, как и положено, сидел секретарь-писец. Правый угол комнаты был отгорожен плотной расписной ширмой.
— Подойди ближе, — распорядился старичок, хотя Гембра и не собиралась останавливаться в дверях.
Знаком отпустив охранников, чиновник поднял голову от разложенных на столе свитков и немигающим взглядом уставился на арестованную.
— Имя твоё нам уже известно, и обстоятельства дела достаточно ясны. Для совершения справедливого правосудия осталось выяснить несколько вопросов. А именно… — старичок вновь склонил голову над столом. — Итак, есть ли у тебя в столице родственники?
— Нет.
— А можешь ли ты назвать кого-либо из достойных жителей Канора, кто мог бы за тебя поручиться или внести денежный залог?
Гембра тотчас же вспомнила про Андикиаста, но твёрдо решила не впутывать его в эту противную историю.
— Нет, — ответила она, лишь на мгновение задумавшись.
— Прекрасно, прекрасно… — пробормотал чиновник, снова зарывшись в каких-то записях. — То есть для тебя, конечно же, ничего прекрасного нет, — спохватился он. — Убийство офицера, да ещё в публичном месте, где вообще запрещено обнажать оружие. Это знаешь чем пахнет?
— Догадываюсь… — невозмутимо ответила Гембра, разглядывая высокий узорчатый потолок.
— Смягчающих обстоятельств не имеется… И это плохо… — покачал головой чиновник.
— Чего уж хорошего!
— Поручителей нет — и это тоже плохо… Выходит, виселица.
— Подумаешь, испугал! — Гембра рассмеялась столь искренне и весело, что чиновник долго не мог отвести от неё удивлённого взгляда.
— А может быть, ты совершила это убийство в состоянии умственного помрачения?
— Это у него помрачение… С перепоя!
— Та-ак. Ну, всё ясно…
— Ясно так ясно… Тогда и тянуть нечего!
— Значит, прямо так уже и готова? — раздался голос из правого угла комнаты.
Повернув голову, Гембра увидела, как из-за ширмы вышел тот самый купец из антикварной лавки. Только теперь на нём был дорогой, расшитый серебром синий кафтан и бархатная чёрная шапочка. Лишь на миг широко открыв глаза от удивления, она тут же овладела собой.
— А чего? Лучше сразу, чем с вашей базарной шпаной сидеть.
— Итак, разбирательство окончено! Выношу решение, — провозгласил чиновник, почему-то улыбаясь. — За умышленное убийство, совершённое лицом незнатного происхождения, при отсутствии поручителей и смягчающих обстоятельств, — в соответствии с четырнадцатым пунктом шестой таблицы общего закона империи — смертная казнь через повешение. Исполнение в течение трёх дней с момента вынесения приговора. Идя навстречу пожеланию подсудимой — приговор привести в исполнение незамедлительно.
Секретарь усердно скрипел пером.
— Пиши-пиши, — криво усмехнулась Гембра, подмигнув смутившемуся писцу.
— Есть ли у тебя какие-либо просьбы или пожелания? Не нужно ли кому-нибудь что-нибудь передать устно или письменно?
Лицо Гембры впервые за весь разговор стало серьёзным. На несколько мгновений она задумалась.
— Нет, — наконец, проговорила она. — Верёвку только намыльте…
— Учтём. Итак, я подписываю… — чиновник протянул руку за поданным писцом свитком.
— Не спеши… — тихо сказал купец, подсаживаясь к столу рядом с чиновником. Затем он выразительно посмотрел на писца, и тот поспешно удалился, едва успев прихватить свои записи.
— Я думаю, самое время познакомиться, — с наигранной непринуждённостью заговорил купец, глядя в упор на Гембру. — Меня зовут Фронгарт. Я — секретарь по особым поручениям на службе сиятельного господина Бринслорфа. Кто это такой, надеюсь, объяснять не надо. Я мог бы этого и не говорить, но я ведь человек открытый… И вообще, я думаю, нам стоит друг другу доверять.
Гембра ничего не понимала, но вида не показывала. То, что дело здесь не в обычных, ожидаемых и надоевших приставаниях — было ясно сразу. Но что же тогда?
— Подойди ближе, — распорядился старичок, хотя Гембра и не собиралась останавливаться в дверях.
Знаком отпустив охранников, чиновник поднял голову от разложенных на столе свитков и немигающим взглядом уставился на арестованную.
— Имя твоё нам уже известно, и обстоятельства дела достаточно ясны. Для совершения справедливого правосудия осталось выяснить несколько вопросов. А именно… — старичок вновь склонил голову над столом. — Итак, есть ли у тебя в столице родственники?
— Нет.
— А можешь ли ты назвать кого-либо из достойных жителей Канора, кто мог бы за тебя поручиться или внести денежный залог?
Гембра тотчас же вспомнила про Андикиаста, но твёрдо решила не впутывать его в эту противную историю.
— Нет, — ответила она, лишь на мгновение задумавшись.
— Прекрасно, прекрасно… — пробормотал чиновник, снова зарывшись в каких-то записях. — То есть для тебя, конечно же, ничего прекрасного нет, — спохватился он. — Убийство офицера, да ещё в публичном месте, где вообще запрещено обнажать оружие. Это знаешь чем пахнет?
— Догадываюсь… — невозмутимо ответила Гембра, разглядывая высокий узорчатый потолок.
— Смягчающих обстоятельств не имеется… И это плохо… — покачал головой чиновник.
— Чего уж хорошего!
— Поручителей нет — и это тоже плохо… Выходит, виселица.
— Подумаешь, испугал! — Гембра рассмеялась столь искренне и весело, что чиновник долго не мог отвести от неё удивлённого взгляда.
— А может быть, ты совершила это убийство в состоянии умственного помрачения?
— Это у него помрачение… С перепоя!
— Та-ак. Ну, всё ясно…
— Ясно так ясно… Тогда и тянуть нечего!
— Значит, прямо так уже и готова? — раздался голос из правого угла комнаты.
Повернув голову, Гембра увидела, как из-за ширмы вышел тот самый купец из антикварной лавки. Только теперь на нём был дорогой, расшитый серебром синий кафтан и бархатная чёрная шапочка. Лишь на миг широко открыв глаза от удивления, она тут же овладела собой.
— А чего? Лучше сразу, чем с вашей базарной шпаной сидеть.
— Итак, разбирательство окончено! Выношу решение, — провозгласил чиновник, почему-то улыбаясь. — За умышленное убийство, совершённое лицом незнатного происхождения, при отсутствии поручителей и смягчающих обстоятельств, — в соответствии с четырнадцатым пунктом шестой таблицы общего закона империи — смертная казнь через повешение. Исполнение в течение трёх дней с момента вынесения приговора. Идя навстречу пожеланию подсудимой — приговор привести в исполнение незамедлительно.
Секретарь усердно скрипел пером.
— Пиши-пиши, — криво усмехнулась Гембра, подмигнув смутившемуся писцу.
— Есть ли у тебя какие-либо просьбы или пожелания? Не нужно ли кому-нибудь что-нибудь передать устно или письменно?
Лицо Гембры впервые за весь разговор стало серьёзным. На несколько мгновений она задумалась.
— Нет, — наконец, проговорила она. — Верёвку только намыльте…
— Учтём. Итак, я подписываю… — чиновник протянул руку за поданным писцом свитком.
— Не спеши… — тихо сказал купец, подсаживаясь к столу рядом с чиновником. Затем он выразительно посмотрел на писца, и тот поспешно удалился, едва успев прихватить свои записи.
— Я думаю, самое время познакомиться, — с наигранной непринуждённостью заговорил купец, глядя в упор на Гембру. — Меня зовут Фронгарт. Я — секретарь по особым поручениям на службе сиятельного господина Бринслорфа. Кто это такой, надеюсь, объяснять не надо. Я мог бы этого и не говорить, но я ведь человек открытый… И вообще, я думаю, нам стоит друг другу доверять.
Гембра ничего не понимала, но вида не показывала. То, что дело здесь не в обычных, ожидаемых и надоевших приставаниях — было ясно сразу. Но что же тогда?