Страница:
— Вот теперь я понимаю! Ты объяснил это гораздо лучше нашего наставника. А в его словах я ничего не понял.
— Не греши на наставника. Это твоё несовершенство, а не его. А что касается Великой Пустоты, то иногда то, что там хранится, начинает всплывать и высвечиваться, врываясь в нашу жизнь. Иногда такое случается, когда некие могущественные запредельные силы хотят донести до нас своё послание или какой-нибудь важный знак. Или просто хотят позабавиться… Похоже, в городе камеланцев с нами приключилось нечто подобное.
— Хорошенькие забавы! У меня до сих пор внутри всё дрожит, как вспомню!…
— Укрепляй дух и волю. На слабость никто скидок не делает — ни в том мире, ни в этом.
Узкие тропинки совсем растворились в траве, и теперь путники шли напрямую через редкий лес, перемежающийся густыми зарослями кустарника. От ушедших наполовину в землю каменных столбов, отмечающих внешнюю границу кургана по всей её длине, начинался плавный подъём вверх. Проходя мимо столбов, Олкрин сильно волновался, то и дело замедляя шаг и растерянно оглядываясь по сторонам. Подойдя к одному из них, он осторожно провёл рукой по гладкому холодному камню, но затем стряхнул с себя оцепенение и бросился догонять ушедшего вперёд учителя.
Разговаривать не хотелось. Слух обострился предельно, и каждое шевеление листьев под дуновением лёгкого осеннего ветерка отдавалось внутри тревожным эхом. Подъём становился всё круче, изменился и цвет земли, став из золотисто-бурого красновато-коричневым.
— Выше забираться не стоит, — сказал Сфагам, остановившись на небольшой поляне и бросив сумку на землю. Ты пока подожди здесь, а я посмотрю тут вокруг.
Оставив Олкрина с сумками на поляне, Сфагам направился обследовать местность более тщательно. Вскоре, даже как-то подозрительно быстро, ему удалось найти следы внешнего вывода одной из многочисленных вентиляционных шахт. С помощью меча он расчистил от земли и травы каменное кольцо уходящего внутрь узкого колодца. Эта шахта могла быть прямым и простейшим путём внутрь гробницы, но могла быть и ловушкой. Сфагам осторожно бросил камешек в черноту и прислушался. Звук падения так и не донёсся. Это, конечно же, ни о чём не говорило: требовалась основательная проверка. А пока можно было возвращаться.
Сфагам почувствовал неладное ещё издали и почти не удивился, когда, возвращаясь на поляну, разглядел среди кустов мощный силуэт фигуры Велвирта. Тот невозмутимо сидел в неподвижной позе и даже не обернулся на звук его шагов. Олкрин лежал неподалёку на земле со связанными руками и ногами и с кляпом во рту. Сфагам молча приблизился и сел рядом.
— Вот мы и встретились снова, брат Сфагам, — проговорил Велвирт, — твой ученик — шустрый малый. Мне пришлось его связать, ты уж прости.
— Ты связал, ты и развяжи.
Велвирт сдержанно усмехнулся и, подойдя к Олкрину, двумя скупыми движениями разрезал верёвки. Кляп Олкрин тут же вытащил сам едва освободившейся рукой. Сфагам дал ему знак рукой сидеть поодаль. Велвирт вернулся на прежнее место. Некоторое время никто не нарушал плотного, будто спрессованного из несказанных слов молчания.
— Могу ли я порадоваться за тебя, брат Велвирт? Разрешил ли ты свои сомнения?
— Всё будет разрешено здесь и сейчас. А к Регерту войдёт кто-то один.
— Сейчас так сейчас. Ты помнишь, выбор оружия за тобой.
— Не выбираю, но предлагаю. Предлагаю выйти на вторую ступень и использовать то оружие, которое у нас есть, — простые мечи. Бой до полной победы. Победитель хоронит побеждённого по всем обрядам Духовных Братств.
— Это уж как водится — усмехнулся, в свою очередь Сфагам.
— Тогда начнём.
Монахи сели рядом в позу медитации и застыли в неподвижном трансе. Олкрин не успел даже толком осмыслить всё происходящее, как монахи поднялись на ноги. Что-то изменилось в их пластике: движения стали одновременно и плавнее и быстрее, а при ходьбе они будто застывали в воздухе, мягко отталкиваясь от земли. Даже лица их неуловимо изменились, а глаза, казалось, видели всё вокруг одновременно и даже заглядывали внутрь предметов.
Молча разойдясь в разные концы поляны, монахи, обнажив мечи, стали медленно двигаться навстречу друг другу. Олкрин был поражён тем, что увидел не меньше любого, впервые наблюдающего бой воинов второй ступени. Уследить за движениями сражающихся было невозможно. Лишь во время коротких пауз можно было понять, что они действительно стоят на земле, а не парят над ней в невообразимо быстром и невообразимо прекрасном танце. А от их мечей шло физически ощущаемое силовое излучение.
Впрочем, бой длился недолго. Когда монахи в очередной раз стали сближаться, а Олкрин с замиранием сердца силился разгадать рисунок будущего каскада движений, произошло нечто совершенно непонятное. Сначала в воздухе на высоте человеческого роста над головами сражающихся раздался сухой громоподобный треск. Затем ослепительный комок белого огня нарисовал в этом месте прихотливый витиеватый силуэт и оттуда, словно из вырезанного в реальности отверстия, хлынул поток светящегося ветра. Олкрин невольно зажмурился и на миг опустил глаза. Открыв их вновь, он застал момент, когда нестерпимо яркий силуэт мгновенно заполнился абрисом человеческой фигуры. Бьющее по глазам свечение пропало, и образ застывшего в воздухе пришельца стал более различим. В его облике прежде всего бросалось в глаза почти столь же нестерпимо яркое, несмотря на густо-синий цвет, вихрем закрученное одеяние. Серебряные каймы длиннополого кафтана змеились, бегали и перетекали с почти неуловимой для глаза быстротой. Волнами ходили и две синие с серебряным узором ленты, отходящие от такой же синей с серебром шапочки. Да и само лицо с огромными вытаращенными глазами и торчащими по сторонам чёрными усами было словно выкрашено серебряной краской. Все в пришельце было несколько крупнее обычного, человеческого — и само лицо, и руки, и длинная, не без изящества выточенная чёрная дубинка, которая также непрестанно плясала и вертелась в его руке, и огромные чёрные с раструбами сапоги.
Силуэт гостя закрыл прорезь в реальности, и потусторонний световой ветер стих. Силуэт прекратил своё мелькающее внутреннее движение и застыл, стоя в воздухе в столь же обычной позе, в которой люди стоят на земле.
— Конец боя! — бухнул пришелец, вытянув вперёд короткую бычью шею и глядя одним выпученным глазом направо, другим — налево.
Мечи вернулись в ножны, и гость из иного мира лёгким прыжком спустился вниз.
— Я — Канкнурт, гонитель бесов и прочих посторонних сил возле гробницы его величества императора Регерта, — провозгласил он, небрежно махнув дубинкой в сторону. Стоящее рядом дерево с треском надломилось и, шумя кроной, рухнуло наземь.
— А вы, я смотрю, люди непростые и пришли сюда неспроста.
— Ты прав, Канкнурт, — ответил Велвирт, — у каждого из нас есть вопросы к великому императору, но лишь один из нас может войти в гробницу.
— Уж это мне виднее, кто может войти, а кто не может, — ответил гонитель бесов, шевеля усами. — Я вижу… Я всё про вас вижу. Боя вашего причина из нашего мира пришла и только в нашем мире разрешиться может. А вы собрались решение в грубом мире мечам доверить.
Канкнурт уселся прямо в пустоте, словно на невидимую скамью и задумался, глядя перед собой огромными вытаращенными глазами. Никто не нарушал молчания.
— Вы оба войдёте во владения великого императора. И там, у ворот Регерта, решится ваш спор и завершится ваш поединок — поединок судеб и сущностей. А кто останется, сможет войти и к самому императору. Если сможет… А может, и не сможет. Вы в тайных искусствах искушены — про пилюлю «жизни-смерти» не мне вам рассказывать. Только тонкое тело может запретную границу пройти. А телу простому, грубому лучше и не соваться. Раньше вон по всему лесу скелеты валялись — всё хотели подкопаться да проковыряться, пока дубинкой не шмякнешь. Теперь перестали.
— Позволь спросить, Канкнурт, — вступил Сфагам, всегда ли ты сам жил в тонком мире?
— Не-е-т. Рождён я был человеком и жил в самом Каноре. И занятие у меня было преинтересное! Ни за что не догадаетесь! Вызывал я с того света духов жертв и свидетелей для показаний в суде. Против преступников. Не у всякого мага такие вещи получаются, а? Имел я девятый ранг по чиновной службе — это по тем ещё временам! Тогда чины почём зря не давали, не то что сейчас! И была у меня третья степень посвящения придворного мага. А потом меня отравили — уж больно многим моё занятие не нравилось. Вот тогда и взял меня Регерт в свою загробную свиту. А тех молодцов, что меня отравили, я на том свете встретил. Поговорили… Иногда и не только возле гробницы делишки находятся. Вот помните, лет триста пятьдесят назад принц Гентиар заговор раскрыл? Вроде как ни с того ни с сего?
— Помнить, не помним, но читать приходилось, — ответил Велвирт.
— Так вот, это я тогда ему во сне разъяснил, что к чему… Ладно, — хлопнул себя по коленям Канкнурт, — пять дней поста и подготовительных медитаций. Без этого просто помрёте и всё. Ну, да вы сами знаете. На шестой день утром получите по пилюле, и проведу я вас внутрь. А ты, малый, — обратился он к Олкрину, — будешь за телами присматривать. Когда кого закапывать — сам поймёшь. Так вот!
Гибкой пружиной гонитель бесов подскочил вверх, на миг застыл в воздухе и провалился в ослепительную прорезь в пространстве, светящийся силуэт которой затухал ещё несколько мгновений.
Сфагам достал из сумки пирамидальную металлическую чашу.
— Надо возжечь огни и почистить здесь тонкое пространство. Наши медитации должны быть глубокими.
Велвирт кивнул и достал свою такую же чашу.
Глава 4
— Не греши на наставника. Это твоё несовершенство, а не его. А что касается Великой Пустоты, то иногда то, что там хранится, начинает всплывать и высвечиваться, врываясь в нашу жизнь. Иногда такое случается, когда некие могущественные запредельные силы хотят донести до нас своё послание или какой-нибудь важный знак. Или просто хотят позабавиться… Похоже, в городе камеланцев с нами приключилось нечто подобное.
— Хорошенькие забавы! У меня до сих пор внутри всё дрожит, как вспомню!…
— Укрепляй дух и волю. На слабость никто скидок не делает — ни в том мире, ни в этом.
Узкие тропинки совсем растворились в траве, и теперь путники шли напрямую через редкий лес, перемежающийся густыми зарослями кустарника. От ушедших наполовину в землю каменных столбов, отмечающих внешнюю границу кургана по всей её длине, начинался плавный подъём вверх. Проходя мимо столбов, Олкрин сильно волновался, то и дело замедляя шаг и растерянно оглядываясь по сторонам. Подойдя к одному из них, он осторожно провёл рукой по гладкому холодному камню, но затем стряхнул с себя оцепенение и бросился догонять ушедшего вперёд учителя.
Разговаривать не хотелось. Слух обострился предельно, и каждое шевеление листьев под дуновением лёгкого осеннего ветерка отдавалось внутри тревожным эхом. Подъём становился всё круче, изменился и цвет земли, став из золотисто-бурого красновато-коричневым.
— Выше забираться не стоит, — сказал Сфагам, остановившись на небольшой поляне и бросив сумку на землю. Ты пока подожди здесь, а я посмотрю тут вокруг.
Оставив Олкрина с сумками на поляне, Сфагам направился обследовать местность более тщательно. Вскоре, даже как-то подозрительно быстро, ему удалось найти следы внешнего вывода одной из многочисленных вентиляционных шахт. С помощью меча он расчистил от земли и травы каменное кольцо уходящего внутрь узкого колодца. Эта шахта могла быть прямым и простейшим путём внутрь гробницы, но могла быть и ловушкой. Сфагам осторожно бросил камешек в черноту и прислушался. Звук падения так и не донёсся. Это, конечно же, ни о чём не говорило: требовалась основательная проверка. А пока можно было возвращаться.
Сфагам почувствовал неладное ещё издали и почти не удивился, когда, возвращаясь на поляну, разглядел среди кустов мощный силуэт фигуры Велвирта. Тот невозмутимо сидел в неподвижной позе и даже не обернулся на звук его шагов. Олкрин лежал неподалёку на земле со связанными руками и ногами и с кляпом во рту. Сфагам молча приблизился и сел рядом.
— Вот мы и встретились снова, брат Сфагам, — проговорил Велвирт, — твой ученик — шустрый малый. Мне пришлось его связать, ты уж прости.
— Ты связал, ты и развяжи.
Велвирт сдержанно усмехнулся и, подойдя к Олкрину, двумя скупыми движениями разрезал верёвки. Кляп Олкрин тут же вытащил сам едва освободившейся рукой. Сфагам дал ему знак рукой сидеть поодаль. Велвирт вернулся на прежнее место. Некоторое время никто не нарушал плотного, будто спрессованного из несказанных слов молчания.
— Могу ли я порадоваться за тебя, брат Велвирт? Разрешил ли ты свои сомнения?
— Всё будет разрешено здесь и сейчас. А к Регерту войдёт кто-то один.
— Сейчас так сейчас. Ты помнишь, выбор оружия за тобой.
— Не выбираю, но предлагаю. Предлагаю выйти на вторую ступень и использовать то оружие, которое у нас есть, — простые мечи. Бой до полной победы. Победитель хоронит побеждённого по всем обрядам Духовных Братств.
— Это уж как водится — усмехнулся, в свою очередь Сфагам.
— Тогда начнём.
Монахи сели рядом в позу медитации и застыли в неподвижном трансе. Олкрин не успел даже толком осмыслить всё происходящее, как монахи поднялись на ноги. Что-то изменилось в их пластике: движения стали одновременно и плавнее и быстрее, а при ходьбе они будто застывали в воздухе, мягко отталкиваясь от земли. Даже лица их неуловимо изменились, а глаза, казалось, видели всё вокруг одновременно и даже заглядывали внутрь предметов.
Молча разойдясь в разные концы поляны, монахи, обнажив мечи, стали медленно двигаться навстречу друг другу. Олкрин был поражён тем, что увидел не меньше любого, впервые наблюдающего бой воинов второй ступени. Уследить за движениями сражающихся было невозможно. Лишь во время коротких пауз можно было понять, что они действительно стоят на земле, а не парят над ней в невообразимо быстром и невообразимо прекрасном танце. А от их мечей шло физически ощущаемое силовое излучение.
Впрочем, бой длился недолго. Когда монахи в очередной раз стали сближаться, а Олкрин с замиранием сердца силился разгадать рисунок будущего каскада движений, произошло нечто совершенно непонятное. Сначала в воздухе на высоте человеческого роста над головами сражающихся раздался сухой громоподобный треск. Затем ослепительный комок белого огня нарисовал в этом месте прихотливый витиеватый силуэт и оттуда, словно из вырезанного в реальности отверстия, хлынул поток светящегося ветра. Олкрин невольно зажмурился и на миг опустил глаза. Открыв их вновь, он застал момент, когда нестерпимо яркий силуэт мгновенно заполнился абрисом человеческой фигуры. Бьющее по глазам свечение пропало, и образ застывшего в воздухе пришельца стал более различим. В его облике прежде всего бросалось в глаза почти столь же нестерпимо яркое, несмотря на густо-синий цвет, вихрем закрученное одеяние. Серебряные каймы длиннополого кафтана змеились, бегали и перетекали с почти неуловимой для глаза быстротой. Волнами ходили и две синие с серебряным узором ленты, отходящие от такой же синей с серебром шапочки. Да и само лицо с огромными вытаращенными глазами и торчащими по сторонам чёрными усами было словно выкрашено серебряной краской. Все в пришельце было несколько крупнее обычного, человеческого — и само лицо, и руки, и длинная, не без изящества выточенная чёрная дубинка, которая также непрестанно плясала и вертелась в его руке, и огромные чёрные с раструбами сапоги.
Силуэт гостя закрыл прорезь в реальности, и потусторонний световой ветер стих. Силуэт прекратил своё мелькающее внутреннее движение и застыл, стоя в воздухе в столь же обычной позе, в которой люди стоят на земле.
— Конец боя! — бухнул пришелец, вытянув вперёд короткую бычью шею и глядя одним выпученным глазом направо, другим — налево.
Мечи вернулись в ножны, и гость из иного мира лёгким прыжком спустился вниз.
— Я — Канкнурт, гонитель бесов и прочих посторонних сил возле гробницы его величества императора Регерта, — провозгласил он, небрежно махнув дубинкой в сторону. Стоящее рядом дерево с треском надломилось и, шумя кроной, рухнуло наземь.
— А вы, я смотрю, люди непростые и пришли сюда неспроста.
— Ты прав, Канкнурт, — ответил Велвирт, — у каждого из нас есть вопросы к великому императору, но лишь один из нас может войти в гробницу.
— Уж это мне виднее, кто может войти, а кто не может, — ответил гонитель бесов, шевеля усами. — Я вижу… Я всё про вас вижу. Боя вашего причина из нашего мира пришла и только в нашем мире разрешиться может. А вы собрались решение в грубом мире мечам доверить.
Канкнурт уселся прямо в пустоте, словно на невидимую скамью и задумался, глядя перед собой огромными вытаращенными глазами. Никто не нарушал молчания.
— Вы оба войдёте во владения великого императора. И там, у ворот Регерта, решится ваш спор и завершится ваш поединок — поединок судеб и сущностей. А кто останется, сможет войти и к самому императору. Если сможет… А может, и не сможет. Вы в тайных искусствах искушены — про пилюлю «жизни-смерти» не мне вам рассказывать. Только тонкое тело может запретную границу пройти. А телу простому, грубому лучше и не соваться. Раньше вон по всему лесу скелеты валялись — всё хотели подкопаться да проковыряться, пока дубинкой не шмякнешь. Теперь перестали.
— Позволь спросить, Канкнурт, — вступил Сфагам, всегда ли ты сам жил в тонком мире?
— Не-е-т. Рождён я был человеком и жил в самом Каноре. И занятие у меня было преинтересное! Ни за что не догадаетесь! Вызывал я с того света духов жертв и свидетелей для показаний в суде. Против преступников. Не у всякого мага такие вещи получаются, а? Имел я девятый ранг по чиновной службе — это по тем ещё временам! Тогда чины почём зря не давали, не то что сейчас! И была у меня третья степень посвящения придворного мага. А потом меня отравили — уж больно многим моё занятие не нравилось. Вот тогда и взял меня Регерт в свою загробную свиту. А тех молодцов, что меня отравили, я на том свете встретил. Поговорили… Иногда и не только возле гробницы делишки находятся. Вот помните, лет триста пятьдесят назад принц Гентиар заговор раскрыл? Вроде как ни с того ни с сего?
— Помнить, не помним, но читать приходилось, — ответил Велвирт.
— Так вот, это я тогда ему во сне разъяснил, что к чему… Ладно, — хлопнул себя по коленям Канкнурт, — пять дней поста и подготовительных медитаций. Без этого просто помрёте и всё. Ну, да вы сами знаете. На шестой день утром получите по пилюле, и проведу я вас внутрь. А ты, малый, — обратился он к Олкрину, — будешь за телами присматривать. Когда кого закапывать — сам поймёшь. Так вот!
Гибкой пружиной гонитель бесов подскочил вверх, на миг застыл в воздухе и провалился в ослепительную прорезь в пространстве, светящийся силуэт которой затухал ещё несколько мгновений.
Сфагам достал из сумки пирамидальную металлическую чашу.
— Надо возжечь огни и почистить здесь тонкое пространство. Наши медитации должны быть глубокими.
Велвирт кивнул и достал свою такую же чашу.
Глава 4
Монотонный плеск волн за бортом и почти незаметное покачивание корабля сменились топотом ног по палубе, громкими выкриками и заметным изменением курса.
Гембра вновь глянула в прорезь. Берег был уже далеко. Белокаменный, пестрящий парусами порт Гуссалима теперь едва просматривался в серебристой дымке. Корабль совершал резкий поворот. Откуда-то сбоку выплыло нагромождение белых гладких беспорядочно разбросанных каменных глыб. Это был маленький вулканический островок, к которому Халгабер спешил подогнать свой корабль. Гембра собралась было опуститься на место, но, случайно кинув взгляд против солнца на другую сторону моря, где и небо и вода слились в ослепительной синеве, она увидела, и совсем близко, вереницу исчерченных золотыми лучами чёрно-лиловых силуэтов. Мучительно напрягая зрение, прижала она лицо к жёсткой просмолённой доске.
— Наши!… наши корабли идут! — крикнула она, наконец, срывающимся от волнения голосом.
— Ещё одни разбойники, — равнодушно парировал апатичный голос из темноты.
— Нету здесь наших. Пираты одни, — добавил другой.
— Вижу! Вижу императорский флаг! Военная эскадра идёт! — кричала Гембра, судорожно вытирая слезящиеся глаза. — Ага! Забегали, гады! — она, наконец, оторвалась от прорези.
Пленники зашевелились.
— За островами укрыться хотят. Я с рыбаками здесь часто ходил, — сказал смуглый пожилой мужчина в старой портовой робе.
— А мы что же, так вот сидеть и будем?! Вы как хотите, а я не собираюсь! — Гембра, не задумываясь, подскочила к люку и стала позади лесенки.
— Эй, вы там! — закричала она наверх, — сюда давайте, быстро! Течь в трюме!
Сверху послышались раздражённые голоса. Доски задрожали под тяжестью сапог. Через пару минут люк открылся. Гембра подалась назад подальше от потока яркого света.
— Ну что там ещё? Без вас тут мороки хватает!
— А ты сам посмотри! — ответил кто-то из темноты трюма.
С замиранием сердца Гембра дождалась, пока тяжёлый окованный железом сапог не ступит на ступеньку лестницы. Быстро обхватив сзади ногу спускающегося, она что есть силы рванула её на себя. Голова пирата ещё не успела грохнуться об пол, а его короткий, широкий, по-восточному немного загнутый меч уже оказался у неё в руках. А в следующий миг он до половины вонзился между лопаток разбойника. Стрелой взлетев наверх, Гембра отработанным ударом снизу всадила клинок в живот его товарища, склонившегося над люком. Несколько секунд были потеряны на то, чтобы осмотреться на ярком свету и на то, чтобы отшвырнуть в сторону упавшее на отверстие люка тело. Но когда третий, находившийся рядом пират попытался достать её ударом пики, Гембра легко отвела удар и встречным выпадом полоснула мечом по горлу нападавшего. Было некоторое особое удобство в этих коротких увесистых восточных мечах. При точно направленном ударе инерция сама вела руку, и результат удара виделся уже как бы со стороны. Но сейчас было не до тонких наслаждений. Стоя возле люка среди двух распростёртых тел, Гембра быстро оглядывалась по сторонам, ориентируясь в обстановке. А из люка уже начали быстро, один за одним выбираться мужчины. Они наконец-то поверили в свои силы. Оружие убитых оказалось в их руках раньше, чем разбойники всерьёз заметили опасность и бросились в сторону люка. Часть команды спешно возилась со снастями, торопясь завершить манёвр, и когда, в конце концов, шесть или семь вооружённых кто чем приспешников Халгабера кинулись в атаку, их встретила уже добрая половина освободившихся пленников. В завязавшейся стычке Гембра, которая была сегодня явно в ударе, прикончила ещё одного вооружённого тесаком здоровяка, отогнала от парусов двух возившихся там матросов и перерубила несколько канатов. Бой шёл по всему судну, которое, потеряв управление, завертелось на месте, накреняясь то на один, то на другой борт.
— Адмирал, впереди справа по борту корабль. Скорее всего, мелкий пират или купец.
— Купец? А почему тогда прячется от нас за островами? — возразил другой офицер, стоящий немного позади в стороне от адмирала.
— У них там, кажется, заварушка. С курса сбились, — продолжил первый.
— Эрдант, разберись, — тихо скомандовал Талдвинк, не отрывая взгляда от морской дали.
Адмирал стоял на носу флагманского корабля прямым неподвижным изваянием. Взгляд его был прикован к далёкому берегу, а холёное породистое лицо застыло подобно маске. Общий расчёт предстоящего боя был завершён. Теперь Талдвинк внимательно просматривал его внутренним взором целиком и в деталях.
— Если это пират, то как с ним быть? На дно? — решился Эрдант ещё раз потревожить адмирала.
— Нет. Там могут быть ценности и случайные люди. Но долго не возись
Коротко поклонившись, Эрдант быстро удалился с палубы, и вскоре большая шлюпка с двадцатью солдатами в чёрно-белых морских доспехах стремительно приближалась к беспорядочно лавирующему кораблю Халгабера.
Удирать и прятаться было уже поздно, и бой прекратился сам собой. Никто не стал мешать людям Халгабера выровнять судно и закрепить парус. Когда офицер флагманского корабля в сопровождении вооружённых до зубов солдат ступил на палубу, на ней, прижавшись к противоположным бортам, стояли друг против друга две группы вооружённых людей.
— Чей корабль? — громко спросил Эрдант, цепким взглядом оглядывая палубу.
— Корабль мой, о достойнейший! — выступил вперёд Халгабер, сгибаясь в подобострастном поклоне.
— Говори!
— Я простой торговец, о достойнейший! Я перевозил товар, принадлежащий моему компаньону с Ордимолы, — указал он на своего восточного подельника. Но в Гуссалиме, будь он проклят, всегда что-нибудь случается! Вот эти люди, — золотое кольцо с крупным рубином блеснуло на простёртом в сторону персте, — обманом проникли на мой корабль и пытались захватить его! И им бы это удалось, если бы не вы! Боги послали тебя, достойнейший!
Гембра пыталась что-то возразить, но лишилась дара речи, поражённая такой степенью бесстыдства.
— Они красть мой товар! Они есть гуссалимский разбойник. Им жить надо не! — вступил подельник с Ордимолы.
Офицер медленно прошёлся по палубе.
— Вот эта девка убила трёх моих матросов! Она у них главная! — не унимался Халгабер, тыча пальцем в грудь Гембры.
— Она здоровее меня чем! — добавил ордимолец.
Эрдант остановился и внимательно осмотрел её с ног до головы. Под его взглядом Гембра с отчаянием подумала, что наверняка и впрямь похожа на представительницу разбойного сословия.
— Ну а вы что скажете? — обратился Эрдант к её угрюмо притихшим товарищам.
— Всё, что ты слышал, — враньё! Он силой затащил нас на корабль и теперь на Ордимолу везёт продавать, — ответил пожилой моряк в портовой робе.
— Если он честный купец, то я — горная фея, — иронично бросил другой мужчина.
— Не слушай их, достойнейший. Коварство этих людей не знает границ… — начал было снова Халгабер.
— Молчать! Ты уже говорил.
— А женщины наши ещё в трюме сидят… — продолжил старый моряк.
Офицер щёлкнул пальцами. Двое солдат подбежали к люку.
— Все наверх! — прозвучала зычная команда.
Женщины поднялись на палубу и, щурясь от яркого света, стали рядом с мужчинами. Эрдант снова прошёлся между двух рядов. В напряжённой тишине серый котёнок выскочил из сумки Данквиллы и, испуганно озираясь, затрусил по палубе. Эрдант проводил его глазами.
— Так ты говоришь, эти люди хотели захватить твой корабль? И котят в подмогу взяли? — Голос офицера звучал сдавленно — он едва сдерживал гнев.
— Истинно говорю тебе, подлость этих людей безгранична…
— Молчать! Как смеешь ты, грязная свинья, оскорблять офицера императорского флота столь бесстыдной ложью?! За борт их! — махнул он рукой солдатам. Те, выставив вперёд копья, двинулись на прижавшихся к борту разбойников. Послышались вопли и плеск падающих в воду тел. Халгабер упал на колени и что-то кричал, не двигаясь с места. Его поддели на копья и швырнули вслед остальным. Туда же последовал и подельник с Ордимолы. Кто-то из выброшенных, неизвестно на что надеясь, сумел вскарабкаться назад и, ухватившись за борт, полез было обратно. Один из солдат небрежным движением, не глядя, ткнул его копьём. Короткий вскрик, всплеск воды — и пенистая синь окрасилась кровью. Это означало, что акулы не заставят себя ждать.
— Осмотреть корабль. Быстро, быстро! Адмирал ждать не будет! — командовал Эрдант.
А эскадра проходила уже совсем близко. По команде Эрданта один из солдат быстро забрался на мачту и стал передавать донесение на флагманский корабль с помощью морской азбуки жестов. Все видели, как оттуда стали передавать ответ.
— Слушайте меня! — обернулся Эрдант к продолжавшим стоять у борта людям, выслушав спустившегося с мачты солдата. — Командующий второй военной эскадрой его императорского величества, победоносный адмирал Талдвинк передаёт вам, честным гражданам Алвиурии, этот трофейный корабль и предоставляет полную свободу плыть куда пожелаете. Вода на судне есть?
— Есть, есть! — ответил нестройный хор голосов.
— Провизия есть?
— Есть! Эти ведь на Ордимолу собирались — еды на неделю хватит, а может и больше.
— С кораблём управитесь?
— Управимся! — крикнули сразу несколько человек, и Гембра громче всех.
— Ну, всё на этом. Мой вам совет — далеко от берега не ходите.
Офицер направился к шлюпке.
— Значит, троих прикончила? — мельком спросил он Гембру.
— Четверых, — ответил за неё старый матрос, — один ещё в трюме валяется.
— Лихо! — хмыкнул Эрдант, — ну, мы их тоже сегодня пощупаем, чтоб их…
Пробормотав себе под нос какое-то несусветное морское ругательство, он махнул рукой, и матросы в шлюпке налегли на вёсла.
Гембра обессиленно опустилась на свёрнутый канат. Окровавленный меч с глухим стуком упал на доски палубы. Внезапно навалилась тошнота и дрожь в руках. Стало темнеть в глазах. Отрава и душный трюм — не лучшая подготовка к настоящему бою. Но теперь Гембра не боялась заснуть. Она боялась проснуться и опять увидеть рядом какую-нибудь разбойничью рожу.
Без особых споров освобождённые решили направить корабль вдоль побережья Лаганвы, откуда почти все они были родом. Было решено, не подходя на всякий случай близко к Лантрифу, высадиться в каком-нибудь спокойном месте, если удастся, продать корабль и разойтись в поисках своих родственников и друзей. Этот план вполне подходил Гембре — ей не терпелось добраться до Ордикеафа и возобновить поиски Ламиссы. Остальное её не интересовало, и она никак не стремилась использовать свой авторитет, который невольно приобрела среди своих спутников. Разговоры жителей Лаганвы об их домашних делах и несчастьях были для неё тягостны, и она в них не участвовала, держась в стороне. В который раз сердце её обдавал холодный ветер одиночества. Всё чаще задумывалась она над тем, как тяжело жить, когда у тебя есть только ты сама и нет ни семьи, ни дома. Она злилась, ругала себя, отгоняя эти мысли, но после расставания со Сфагамом они приходили всё чаще, а после потери Ламиссы и вовсе не шли из головы, хотя бурные события последнего времени, казалось бы, не оставляли времени для размышлений.
Ветер был не попутный, и корабль шёл медленно. Эскадра, полным ходом идущая к Гуссалиму, предстала издали во всей своей красоте и мощи. Напрягая зрение, освобождённые вглядывались вдаль, силясь разглядеть, что будет происходить возле той исчезающе тонкой полоски берега, где ещё смутно угадывались силуэты белокаменных построек и яркие паруса гуссалимского порта. Они ещё увидели, как навстречу эскадре двинулись несколько разномастных кораблей, но самого боя они уже не увидели — всё слилось в голубом мареве.
Кампания начиналась хорошо. Уводя эскадру от Лантрифа, адмирал любовался дымом горящего порта. Мирваст слов на ветер не бросал — кораблей у мятежника больше не было, и это означало, что можно было двинуть на Энмуртан всю эскадру.
Талдвинк медленно поднял согнутые в локтях руки. Это означало, что он начинает рисовать бой. Напряжённое ожидание перекинулось на все корабли с налитыми ветром парусами и объяло всех: и капитанов, и кормчих, и офицеров, и солдат. От пальцев адмирала тянулись незримые нити, управляющие каждым движением руля и парусов. Негромкие короткие команды служили только для пояснения. Руки адмирала начали свой плавный магический танец, и в боевом порядке кораблей пошла перестройка. Эскадра рассредоточилась, и каждая группа судов принялась выполнять свой манёвр. И без того неровный строй отчаянно несущихся наперерез гуссалимских кораблей сбился окончательно. Беспорядочно лавируя, они потеряли темп и согласованность манёвра. И вот уже один из кораблей эскадры на полном ходу с максимальной силой, чётко, как на учениях, скользящим тараном ударил в неловко подставленный бок самого большого и неповоротливого из кораблей противника. Треск ломающегося дерева заглушил воинственные вопли разношёрстной команды защитников, добрая половина из коих уже оказалась в воде, упав с резко накренившегося борта. Ещё два идущих впереди гуссалимских корабля были в упор расстреляны из катапульт, и ещё до бортового сближения со своим противником они уже пылали, словно факелы. Флагманский корабль ни на миг не сбавил скорости. Его длинный высокий нос невозмутимо проплыл сквозь коридор горящих парусов и с треском ломающихся мачт. Путь в гуссалимский порт был свободен.
— Пленных брать или как всегда? — прозвучал возле уха адмирала тихий вопрос.
— Как всегда. Быстрей подтягивайтесь.
— Всех бандитов на дно! — понеслась назад команда.
Не потеряв ни одного корабля, эскадра ворвалась в порт Гуссалима на полном ходу. И полетели пылающими осиными жалами копья-снаряды из бортовых катапульт, сшибая деревянный навес, возведённый на белокаменном массиве. Затрещали и повалились горящие доски и балки на головы лучников и копьеметателей, не успевших даже толком прицелиться. Прямо с борта кинулись на стены абордажные команды. Замелькали крюки, канаты и лестницы, заблестели на полуденном солнце гладко начищенные шлемы, со свистом потекли по небу в двух направлениях тонкие штрихи стрел и дротиков и понеслись со стен, под звон мечей, первые вопли сражающихся. После трёх прицельных залпов с кораблей ряды защитников на пирсе были смяты и рассеяны, и никто не в силах был помешать молниеносной высадке десанта. Воины в чёрно-белых доспехах, едва спрыгивая на землю, мгновенно выстраивались в зачехлённые сплошным панцирем щитов отряды и, ощетинившись копьями, теснили беспорядочные группы защитников.
Талдвинк стоял на прежнем месте, продолжая невозмутимо рисовать бой пальцами. Теперь, когда десант уже разметал наскоро сооружённую баррикаду в центре объятого пламенем порта, он рисовал высадку на флангах. Ни засевшие на стоящих на якоре гуссалимских кораблях лучники, ни занявшие оборону на стенах расположенной прямо за портом цитадели воины не были для вышколенных мастеров штурмового боя серьёзным препятствием. Но была одна черта, отличавшая Талдвинка от большинства его коллег, которая заставляла его рассчитывать всё, вплоть до каждой мелочи. Адмирал ценил жизнь своих солдат. Всех вместе и каждого в отдельности. Его ответ одному из членов Военного Совета, насмешливо заявившему, что он, Талдвинк, копаясь в деталях, не способен мыслить большими числами, разнёсся тогда по всей столице и стал хорошо известен в армии. Талдвинк ответил: «Рассчитывая детали, я помогаю каждому солдату выиграть свой маленький, но самый главный в жизни бой. На то я и нужен». С этого времени все командование имперской армией окончательно разделилось на ненавидящих Талдвинка и восхищающихся им. Болезненно переживая людские потери, адмирал был безжалостен к противнику. Выйти против него в бой означало либо победить, либо погибнуть. Победить пока никому не удавалось, и морские недруги империи, не говоря уже о пиратах, Талдвинка откровенно боялись. Даже в портовых кабаках не решались задевать его солдат. А солдаты его были, несомненно, лучшими на флоте. Адмирал всех научил сражаться с холодным, расчётливым мастерством. Вот и теперь пёстрая орава защитников Гуссалима, состоящая из городских гвардейцев, стражников, наёмников, пиратов и прочего кое-как вооружённого сброда, выглядела против слаженно действующих солдат неумелой и плохо управляемой бандой, каковой она, в сущности, и была.
Гембра вновь глянула в прорезь. Берег был уже далеко. Белокаменный, пестрящий парусами порт Гуссалима теперь едва просматривался в серебристой дымке. Корабль совершал резкий поворот. Откуда-то сбоку выплыло нагромождение белых гладких беспорядочно разбросанных каменных глыб. Это был маленький вулканический островок, к которому Халгабер спешил подогнать свой корабль. Гембра собралась было опуститься на место, но, случайно кинув взгляд против солнца на другую сторону моря, где и небо и вода слились в ослепительной синеве, она увидела, и совсем близко, вереницу исчерченных золотыми лучами чёрно-лиловых силуэтов. Мучительно напрягая зрение, прижала она лицо к жёсткой просмолённой доске.
— Наши!… наши корабли идут! — крикнула она, наконец, срывающимся от волнения голосом.
— Ещё одни разбойники, — равнодушно парировал апатичный голос из темноты.
— Нету здесь наших. Пираты одни, — добавил другой.
— Вижу! Вижу императорский флаг! Военная эскадра идёт! — кричала Гембра, судорожно вытирая слезящиеся глаза. — Ага! Забегали, гады! — она, наконец, оторвалась от прорези.
Пленники зашевелились.
— За островами укрыться хотят. Я с рыбаками здесь часто ходил, — сказал смуглый пожилой мужчина в старой портовой робе.
— А мы что же, так вот сидеть и будем?! Вы как хотите, а я не собираюсь! — Гембра, не задумываясь, подскочила к люку и стала позади лесенки.
— Эй, вы там! — закричала она наверх, — сюда давайте, быстро! Течь в трюме!
Сверху послышались раздражённые голоса. Доски задрожали под тяжестью сапог. Через пару минут люк открылся. Гембра подалась назад подальше от потока яркого света.
— Ну что там ещё? Без вас тут мороки хватает!
— А ты сам посмотри! — ответил кто-то из темноты трюма.
С замиранием сердца Гембра дождалась, пока тяжёлый окованный железом сапог не ступит на ступеньку лестницы. Быстро обхватив сзади ногу спускающегося, она что есть силы рванула её на себя. Голова пирата ещё не успела грохнуться об пол, а его короткий, широкий, по-восточному немного загнутый меч уже оказался у неё в руках. А в следующий миг он до половины вонзился между лопаток разбойника. Стрелой взлетев наверх, Гембра отработанным ударом снизу всадила клинок в живот его товарища, склонившегося над люком. Несколько секунд были потеряны на то, чтобы осмотреться на ярком свету и на то, чтобы отшвырнуть в сторону упавшее на отверстие люка тело. Но когда третий, находившийся рядом пират попытался достать её ударом пики, Гембра легко отвела удар и встречным выпадом полоснула мечом по горлу нападавшего. Было некоторое особое удобство в этих коротких увесистых восточных мечах. При точно направленном ударе инерция сама вела руку, и результат удара виделся уже как бы со стороны. Но сейчас было не до тонких наслаждений. Стоя возле люка среди двух распростёртых тел, Гембра быстро оглядывалась по сторонам, ориентируясь в обстановке. А из люка уже начали быстро, один за одним выбираться мужчины. Они наконец-то поверили в свои силы. Оружие убитых оказалось в их руках раньше, чем разбойники всерьёз заметили опасность и бросились в сторону люка. Часть команды спешно возилась со снастями, торопясь завершить манёвр, и когда, в конце концов, шесть или семь вооружённых кто чем приспешников Халгабера кинулись в атаку, их встретила уже добрая половина освободившихся пленников. В завязавшейся стычке Гембра, которая была сегодня явно в ударе, прикончила ещё одного вооружённого тесаком здоровяка, отогнала от парусов двух возившихся там матросов и перерубила несколько канатов. Бой шёл по всему судну, которое, потеряв управление, завертелось на месте, накреняясь то на один, то на другой борт.
— Адмирал, впереди справа по борту корабль. Скорее всего, мелкий пират или купец.
— Купец? А почему тогда прячется от нас за островами? — возразил другой офицер, стоящий немного позади в стороне от адмирала.
— У них там, кажется, заварушка. С курса сбились, — продолжил первый.
— Эрдант, разберись, — тихо скомандовал Талдвинк, не отрывая взгляда от морской дали.
Адмирал стоял на носу флагманского корабля прямым неподвижным изваянием. Взгляд его был прикован к далёкому берегу, а холёное породистое лицо застыло подобно маске. Общий расчёт предстоящего боя был завершён. Теперь Талдвинк внимательно просматривал его внутренним взором целиком и в деталях.
— Если это пират, то как с ним быть? На дно? — решился Эрдант ещё раз потревожить адмирала.
— Нет. Там могут быть ценности и случайные люди. Но долго не возись
Коротко поклонившись, Эрдант быстро удалился с палубы, и вскоре большая шлюпка с двадцатью солдатами в чёрно-белых морских доспехах стремительно приближалась к беспорядочно лавирующему кораблю Халгабера.
Удирать и прятаться было уже поздно, и бой прекратился сам собой. Никто не стал мешать людям Халгабера выровнять судно и закрепить парус. Когда офицер флагманского корабля в сопровождении вооружённых до зубов солдат ступил на палубу, на ней, прижавшись к противоположным бортам, стояли друг против друга две группы вооружённых людей.
— Чей корабль? — громко спросил Эрдант, цепким взглядом оглядывая палубу.
— Корабль мой, о достойнейший! — выступил вперёд Халгабер, сгибаясь в подобострастном поклоне.
— Говори!
— Я простой торговец, о достойнейший! Я перевозил товар, принадлежащий моему компаньону с Ордимолы, — указал он на своего восточного подельника. Но в Гуссалиме, будь он проклят, всегда что-нибудь случается! Вот эти люди, — золотое кольцо с крупным рубином блеснуло на простёртом в сторону персте, — обманом проникли на мой корабль и пытались захватить его! И им бы это удалось, если бы не вы! Боги послали тебя, достойнейший!
Гембра пыталась что-то возразить, но лишилась дара речи, поражённая такой степенью бесстыдства.
— Они красть мой товар! Они есть гуссалимский разбойник. Им жить надо не! — вступил подельник с Ордимолы.
Офицер медленно прошёлся по палубе.
— Вот эта девка убила трёх моих матросов! Она у них главная! — не унимался Халгабер, тыча пальцем в грудь Гембры.
— Она здоровее меня чем! — добавил ордимолец.
Эрдант остановился и внимательно осмотрел её с ног до головы. Под его взглядом Гембра с отчаянием подумала, что наверняка и впрямь похожа на представительницу разбойного сословия.
— Ну а вы что скажете? — обратился Эрдант к её угрюмо притихшим товарищам.
— Всё, что ты слышал, — враньё! Он силой затащил нас на корабль и теперь на Ордимолу везёт продавать, — ответил пожилой моряк в портовой робе.
— Если он честный купец, то я — горная фея, — иронично бросил другой мужчина.
— Не слушай их, достойнейший. Коварство этих людей не знает границ… — начал было снова Халгабер.
— Молчать! Ты уже говорил.
— А женщины наши ещё в трюме сидят… — продолжил старый моряк.
Офицер щёлкнул пальцами. Двое солдат подбежали к люку.
— Все наверх! — прозвучала зычная команда.
Женщины поднялись на палубу и, щурясь от яркого света, стали рядом с мужчинами. Эрдант снова прошёлся между двух рядов. В напряжённой тишине серый котёнок выскочил из сумки Данквиллы и, испуганно озираясь, затрусил по палубе. Эрдант проводил его глазами.
— Так ты говоришь, эти люди хотели захватить твой корабль? И котят в подмогу взяли? — Голос офицера звучал сдавленно — он едва сдерживал гнев.
— Истинно говорю тебе, подлость этих людей безгранична…
— Молчать! Как смеешь ты, грязная свинья, оскорблять офицера императорского флота столь бесстыдной ложью?! За борт их! — махнул он рукой солдатам. Те, выставив вперёд копья, двинулись на прижавшихся к борту разбойников. Послышались вопли и плеск падающих в воду тел. Халгабер упал на колени и что-то кричал, не двигаясь с места. Его поддели на копья и швырнули вслед остальным. Туда же последовал и подельник с Ордимолы. Кто-то из выброшенных, неизвестно на что надеясь, сумел вскарабкаться назад и, ухватившись за борт, полез было обратно. Один из солдат небрежным движением, не глядя, ткнул его копьём. Короткий вскрик, всплеск воды — и пенистая синь окрасилась кровью. Это означало, что акулы не заставят себя ждать.
— Осмотреть корабль. Быстро, быстро! Адмирал ждать не будет! — командовал Эрдант.
А эскадра проходила уже совсем близко. По команде Эрданта один из солдат быстро забрался на мачту и стал передавать донесение на флагманский корабль с помощью морской азбуки жестов. Все видели, как оттуда стали передавать ответ.
— Слушайте меня! — обернулся Эрдант к продолжавшим стоять у борта людям, выслушав спустившегося с мачты солдата. — Командующий второй военной эскадрой его императорского величества, победоносный адмирал Талдвинк передаёт вам, честным гражданам Алвиурии, этот трофейный корабль и предоставляет полную свободу плыть куда пожелаете. Вода на судне есть?
— Есть, есть! — ответил нестройный хор голосов.
— Провизия есть?
— Есть! Эти ведь на Ордимолу собирались — еды на неделю хватит, а может и больше.
— С кораблём управитесь?
— Управимся! — крикнули сразу несколько человек, и Гембра громче всех.
— Ну, всё на этом. Мой вам совет — далеко от берега не ходите.
Офицер направился к шлюпке.
— Значит, троих прикончила? — мельком спросил он Гембру.
— Четверых, — ответил за неё старый матрос, — один ещё в трюме валяется.
— Лихо! — хмыкнул Эрдант, — ну, мы их тоже сегодня пощупаем, чтоб их…
Пробормотав себе под нос какое-то несусветное морское ругательство, он махнул рукой, и матросы в шлюпке налегли на вёсла.
Гембра обессиленно опустилась на свёрнутый канат. Окровавленный меч с глухим стуком упал на доски палубы. Внезапно навалилась тошнота и дрожь в руках. Стало темнеть в глазах. Отрава и душный трюм — не лучшая подготовка к настоящему бою. Но теперь Гембра не боялась заснуть. Она боялась проснуться и опять увидеть рядом какую-нибудь разбойничью рожу.
Без особых споров освобождённые решили направить корабль вдоль побережья Лаганвы, откуда почти все они были родом. Было решено, не подходя на всякий случай близко к Лантрифу, высадиться в каком-нибудь спокойном месте, если удастся, продать корабль и разойтись в поисках своих родственников и друзей. Этот план вполне подходил Гембре — ей не терпелось добраться до Ордикеафа и возобновить поиски Ламиссы. Остальное её не интересовало, и она никак не стремилась использовать свой авторитет, который невольно приобрела среди своих спутников. Разговоры жителей Лаганвы об их домашних делах и несчастьях были для неё тягостны, и она в них не участвовала, держась в стороне. В который раз сердце её обдавал холодный ветер одиночества. Всё чаще задумывалась она над тем, как тяжело жить, когда у тебя есть только ты сама и нет ни семьи, ни дома. Она злилась, ругала себя, отгоняя эти мысли, но после расставания со Сфагамом они приходили всё чаще, а после потери Ламиссы и вовсе не шли из головы, хотя бурные события последнего времени, казалось бы, не оставляли времени для размышлений.
Ветер был не попутный, и корабль шёл медленно. Эскадра, полным ходом идущая к Гуссалиму, предстала издали во всей своей красоте и мощи. Напрягая зрение, освобождённые вглядывались вдаль, силясь разглядеть, что будет происходить возле той исчезающе тонкой полоски берега, где ещё смутно угадывались силуэты белокаменных построек и яркие паруса гуссалимского порта. Они ещё увидели, как навстречу эскадре двинулись несколько разномастных кораблей, но самого боя они уже не увидели — всё слилось в голубом мареве.
Кампания начиналась хорошо. Уводя эскадру от Лантрифа, адмирал любовался дымом горящего порта. Мирваст слов на ветер не бросал — кораблей у мятежника больше не было, и это означало, что можно было двинуть на Энмуртан всю эскадру.
Талдвинк медленно поднял согнутые в локтях руки. Это означало, что он начинает рисовать бой. Напряжённое ожидание перекинулось на все корабли с налитыми ветром парусами и объяло всех: и капитанов, и кормчих, и офицеров, и солдат. От пальцев адмирала тянулись незримые нити, управляющие каждым движением руля и парусов. Негромкие короткие команды служили только для пояснения. Руки адмирала начали свой плавный магический танец, и в боевом порядке кораблей пошла перестройка. Эскадра рассредоточилась, и каждая группа судов принялась выполнять свой манёвр. И без того неровный строй отчаянно несущихся наперерез гуссалимских кораблей сбился окончательно. Беспорядочно лавируя, они потеряли темп и согласованность манёвра. И вот уже один из кораблей эскадры на полном ходу с максимальной силой, чётко, как на учениях, скользящим тараном ударил в неловко подставленный бок самого большого и неповоротливого из кораблей противника. Треск ломающегося дерева заглушил воинственные вопли разношёрстной команды защитников, добрая половина из коих уже оказалась в воде, упав с резко накренившегося борта. Ещё два идущих впереди гуссалимских корабля были в упор расстреляны из катапульт, и ещё до бортового сближения со своим противником они уже пылали, словно факелы. Флагманский корабль ни на миг не сбавил скорости. Его длинный высокий нос невозмутимо проплыл сквозь коридор горящих парусов и с треском ломающихся мачт. Путь в гуссалимский порт был свободен.
— Пленных брать или как всегда? — прозвучал возле уха адмирала тихий вопрос.
— Как всегда. Быстрей подтягивайтесь.
— Всех бандитов на дно! — понеслась назад команда.
Не потеряв ни одного корабля, эскадра ворвалась в порт Гуссалима на полном ходу. И полетели пылающими осиными жалами копья-снаряды из бортовых катапульт, сшибая деревянный навес, возведённый на белокаменном массиве. Затрещали и повалились горящие доски и балки на головы лучников и копьеметателей, не успевших даже толком прицелиться. Прямо с борта кинулись на стены абордажные команды. Замелькали крюки, канаты и лестницы, заблестели на полуденном солнце гладко начищенные шлемы, со свистом потекли по небу в двух направлениях тонкие штрихи стрел и дротиков и понеслись со стен, под звон мечей, первые вопли сражающихся. После трёх прицельных залпов с кораблей ряды защитников на пирсе были смяты и рассеяны, и никто не в силах был помешать молниеносной высадке десанта. Воины в чёрно-белых доспехах, едва спрыгивая на землю, мгновенно выстраивались в зачехлённые сплошным панцирем щитов отряды и, ощетинившись копьями, теснили беспорядочные группы защитников.
Талдвинк стоял на прежнем месте, продолжая невозмутимо рисовать бой пальцами. Теперь, когда десант уже разметал наскоро сооружённую баррикаду в центре объятого пламенем порта, он рисовал высадку на флангах. Ни засевшие на стоящих на якоре гуссалимских кораблях лучники, ни занявшие оборону на стенах расположенной прямо за портом цитадели воины не были для вышколенных мастеров штурмового боя серьёзным препятствием. Но была одна черта, отличавшая Талдвинка от большинства его коллег, которая заставляла его рассчитывать всё, вплоть до каждой мелочи. Адмирал ценил жизнь своих солдат. Всех вместе и каждого в отдельности. Его ответ одному из членов Военного Совета, насмешливо заявившему, что он, Талдвинк, копаясь в деталях, не способен мыслить большими числами, разнёсся тогда по всей столице и стал хорошо известен в армии. Талдвинк ответил: «Рассчитывая детали, я помогаю каждому солдату выиграть свой маленький, но самый главный в жизни бой. На то я и нужен». С этого времени все командование имперской армией окончательно разделилось на ненавидящих Талдвинка и восхищающихся им. Болезненно переживая людские потери, адмирал был безжалостен к противнику. Выйти против него в бой означало либо победить, либо погибнуть. Победить пока никому не удавалось, и морские недруги империи, не говоря уже о пиратах, Талдвинка откровенно боялись. Даже в портовых кабаках не решались задевать его солдат. А солдаты его были, несомненно, лучшими на флоте. Адмирал всех научил сражаться с холодным, расчётливым мастерством. Вот и теперь пёстрая орава защитников Гуссалима, состоящая из городских гвардейцев, стражников, наёмников, пиратов и прочего кое-как вооружённого сброда, выглядела против слаженно действующих солдат неумелой и плохо управляемой бандой, каковой она, в сущности, и была.