Рагимов Сулейман. Орлица Кавказа (Книга 2)

   - Именно кинжалом. Чтобы вы ощутили боль, чтобы я сама потом могла заколоться возле вас!
   - Замечательно... Только - за что?
   - А чтобы вы не принадлежали уже больше никому, ни другой женщине, ни вину, ни этим проклятым картам, ни наместнику, ни царю!
   - Ты выражаешь мои тайные желания.
   - Знаешь, о чем я подумала, раз наши желания совпадают? Нам, видно, уже не под силу поправить здесь положение. Бросим самолюбие, ложное чувство чести, подавай в отставку, прямо сейчас, сию минуту, и через несколько недель мы будем в Москве, а потом в нашем имении.
   Это был точный ход. Ум этой женщины работал замечательно. Зная упрямство мужчин, их детскую доверчивость и детское самолюбие, она рассчитывала встряхнуть его именно таким образом, и не ошиблась.
   - Уедем, обязательно уедем. Только вначале я должен выиграть,- возбужденно сказал губернатор.- Сегодня же направлю наместнику донесение и рапорт на князя Белобородова. Потом нужно будет провести разведку боем. Мы догоним этого Гачага Наби на любых горах. В конце концов, были у меня и не такие кампании.
   - А может все же отставка, спокойная жизнь, любовь, друзья!
   - Потом,- ответил генерал.- Все потом. А пока дело.
   - Ты только, дорогой, будь осторожен. Ты благороден и полагаешь, что все вокруг тебя благородны. Я ничего плохого не хочу сказать, но намедни слышала ненароком, что наш врач плетет какой-то заговор. По нескольку раз в день ходит к Белобородову, его видели с "оком его величества". Мне передавали его высказывания в ваш адрес. Оскорбительные, я должна сказать. Впрочем, это не мое дело.
   - Болтовня!- сказал генерал.
   - Я тоже так полагаю, но вот ваш секретарь был свидетелем какого-то странного случая.
   Генерал зазвонил изо всей мочи в колокольчик, потом распорядился разыскать и срочно доставить сюда секретаря. Не успел тот переступить порог, как Клавдия обернулась к нему и сказала спокойно:
   - Его превосходительство сомневается в том, что врач наш, как его бишь... впрочем, это неважно, ведет себя неподобающим образом, действия его порочат имя губернатора и создают опасность его положению.
   "Ошеломляющая, восхитительная наглость!"- подумал секретарь и принял игру.
   - Да, ваше превосходительство! Я не буду говорить о его политических поползновениях, но сегодня я был свидетелем того, как врач позволил себе комплименты сомнительного свойства в адрес вашей супруги, и она при мне отхлестала его по щекам. Это была чудная картина!
   - Что же ты молчала, Клавдия?
   - Мне было неловко, генерал, и жаль человека, который по своему невежеству ломает собственную судьбу.
   - Судьба его уже сломлена - сказал генерал, вновь берясь за колокольчик.
   Глава тридцатая
   "Я стал невольным соучастником Гачага Наби, - вспоминал впоследствии Рустам Али.- Почему я не выдал его друзей, а в чем-то и помог им, не знаю, не могу объяснить. Особой любви к господам у меня никогда не было, но и бедным я не сочувствую. Скорее всего я отношусь и к тем и другим, как отношусь к волку и антилопе; идет вечная, великая игра, которую в природе называют борьбой за существование, а в обществе - классовой борьбой. И слабый пусть сам пеняет на себя за свою слабость. Но мне симпатичен Гачаг Наби и его друзья, симпатичны, потому что не могут не знать, что они обречены на скорую гибель, и все же сражаются. Жизнью ради них я рисковать не стану, а помочь приятно.
   Совершенно случайно я узнал вчера тайну Наби. Мне удалось выманить поздним вечером из дома дочь армянского купца. Смуглые женщины вообще ко мне неравнодушны, хотя сам я предпочитаю светловолосых. Вначале девушка жеманилась, но потом позволила увлечь себя к берегу реки, к густым зарослям, что находится между лесом и домом, где живет ключник местной тюрьмы.
   Луна была прикрыта легкими облаками, ее рассеянный свет смягчил резкие черты лица девушки, и мне очень хотелось поцеловать ее полные губы долгим поцелуем, почувствовать, как трепещет в объятиях ее созревшее для любви тело. Я подбирался к своей цели как искусный вор: читал стихи, поглаживал ее густые волосы. В стихах она, конечно, ни черта не понимала, но в моем голосе было томительное желание, и она стала ему понемногу уступать, наконец мы, точно по сговору, внезапно приблизились друг к другу. Вдруг совсем рядом раздались мужские голоса. Тело девушки напряглось, она с непостижимой силой раздвинула мои руки, оттолкнула, юркнула в заросли - и была такова!
   Делать было нечего, я стал прислушиваться. Говорили на смеси татарского, армянского и русского языков, но все три я знал достаточно хорошо и не упускал ни слова.
   - Разве нельзя было поговорить в доме?- спросил голос с армянским акцентом. Кажется, это был ключник тюрьмы.
   - Я всегда боюсь Айкануш,- возразил властно другой мужчина.
   - Как тебе не стыдно, Аллахверди?- сказал ключник, это был точно он, у меня хорошая память на голоса.- Разве моя жена не заслужила вашего доверия, каждый день рискуя жизнью.
   - Дело не в этом, Карапет. Женщина, она всегда остается женщиной. Завтра ее задержат на базаре, и она - в отместку ляпнет что-нибудь жандарму, чтобы позлить. И тогда все рухнет.
   - Будто бы у вас не было времени, чтобы убедиться в ее преданности!обиженно проворчал ключник.
   - Да успокойся ты, не время сейчас глупости говорить! Слушай меня внимательно. Час назад я виделся с Гачагом Наби!
   - Он здесь?!
   - Да, тише ты, ради бога! Да, здесь! Ему нужен точный план тюрьмы. Со всеми ходами и выходами. Состав тюремного гарнизона, количество оружия а, главное, местонахождение этого сыча - "ока его величества".
   - Для чего это?- и дальше что-то испуганным шепотом, я не расслышал.
   - Я всегда говорил, что страх с глупостью брат с сестрой!- повысил голос его собеседник.- У нас мало времени. Ты сейчас должен вернуться в тюрьму, и сегодня же осмотри все внимательно. Утром потолкуем.
   - Я одного не понимаю,- обиженным тоном заговорил ключник.- Если Гачаг собирается совершить налет на тюрьму, то зачем нам тогда подкоп. Зачем подвергать ежедневно себя опасности?
   - Как раз о подкопе... Гачаг Наби сказал, что мы медленно движемся вперед, и хотел было сам идти сюда. Мы его насилу остановили. Так что надо работать день и ночь.
   С гор повеяло свежим предутренним ветром, облака стали рассеиваться, и полная луна озарила все вокруг белым светом. Мне до смерти захотелось увидеть того мужчину, которого ключник называл Аллахверди. Я раздвинул заросли, пробрался поближе к крутому берегу реки, но ветка, за которую я держался, хрустнула, и меня потянуло вниз. На счастье, ударившись об валун, я не попал в воду. Оправившись немного от испуга, раздирая одежду, я бросился бежать вдоль берега и через час, перепачканный, весь в ссадинах, но довольный собой, добрался до дома, разделся, ополоснул лицо и лег в постель.
   Назавтра, сославшись на поручение генерал-губернатора, я велел приставу найти хоть из-под земли ключника Карапета и доставить его ко мне. Пристав оказался такой дубиной, что, встретив Карапета возле тюремной ограды, торжественно объявил ему об аресте и приволок полумертвого от страха ключника. Я обозвал пристава болваном - дурные привычки начальства заразительны - и прогнал его.
   - Что, ключник?- спросил я.- Видно, нелегкая у тебя служба коль ты так исхудал?
   - Где же быть ей легкой, ваше благородие,- ответил Карапет с дрожью в голосе.
   - Чего ты боишься?- полюбопытствовал я.- Что тебя могут расстрелять или того, что ты не сумел предупредить своих друзей о твоем аресте?
   - Много ли у меня друзей?- пытался усмехнуться Карапет, но губы ему не повиновались.- Я сам да моя жена - все мои друзья на белом свете.
   - Так ли?-- улыбнулся я.- А капитан Кудейкин, твой хозяин, разве не друг он тебе?
   - Как можно,- сказал Карапет, совсем сбившись с толку.- Он большой начальник. Я нахожусь у него в услужении. Завтра будете на его месте, я точно так же буду служить вам. Такова наша доля.
   - Послушай, ключник,- сказал я как можно строже, хотя это удавалось с трудом,- не прикидывайся ягненком. Не может быть, чтобы у человека не было друзей, с которыми приятно прогуляться в полночь, поговорить о том о сем, поспорить, посмеяться.
   - Ну, какие там ночные прогулки с друзьями,- опустив голову еще ниже, тихо ответил Карапет.- Ночью я на работе, всю ночь бегаешь от одной камеры к другой, днем еле ноги волочишь... А вы говорите, друзья, ночные прогулки.
   - Как-то странно,- сделав озадаченный вид, воскликнул я.- Очень странно... Мне вчера ночью показалось. Нет, теперь вижу - это был не ты вчера... Кстати, а кто такой Аллахверди?
   Так я его мучал, ожидая, когда, наконец, ему это надоест, и он, сорвавшись, станет посмелее. Я люблю человека, когда ему все надоедает: прежнее платье, прежние отношения, прежние привычки. Я заметил, что самые смелые поступки человек делает, когда ему все надоедает. Благословенно это человеческое качество!
   - Что вы играете со мной в кошки-мышки?- заговорил Карапет, когда ему надоела собственная трусость.- Узнали что-то, так хватайте меня, бросайте в тюрьму, расстреливайте. Что вы издеваетесь надо мной? Вы совсем мальчишка, и не думайте, что я побоюсь вас!
   - Наконец-то!- улыбнулся я.
   - Только об этом прошу вас,- уже тише проговорил ключник. - Вы мою жену не трогайте! Мою Айкануш! Клянусь богом, она тут ни при чем, она ничего не знает.
   - Не беспокойся, Карапет,- сказал я грустно, сам не знаю почему.- Я не знаю твоих друзей, не знаю, кто ты сам. Я тебя вызвал, чтобы допрашивать, но ничего так и не узнал, понял ты меня? Это первое. Второе: дай знать своим, что здесь живут русские, которых называют "новыми мусульманами". Это ваши настоящие друзья. Их не надо бояться! Помогите им перебраться к Гачагу Наби, а то здесь их могут арестовать. А теперь ступай, и никому ни слова о том, что я тебе сказал.
   Карапет попятился вначале медленно, потом быстро повернулся и двинулся к выходу.
   - Погоди,- крикнул я.- А что ты будешь делать с планом тюрьмы? Ты хоть знаешь, как его чертить? Ключник молчал.
   - Послушай,- сказал я раздраженно.- Оставь свое упрямство, а то вместе помощи, закую тебя сейчас в кандалы. Так что будешь делать с планом?
   -По правде говоря, я не знаю,- произнес он.- Никогда такими вещами не занимался, да и неграмотный я.
   - Ну, хорошо, я помогу вам. Завтра вечером будь здесь часов в пять... Ступай, а проговоришься - пеняй на себя!
   Самому мне до сих пор непонятно, с чего я вызвался помогать этим разбойникам! То ли скучно мне было, то ли симпатичны мне люди, которые хотят быть независимыми и смерть предпочитают рабству. Но как бы там ни было, а я тотчас же отправился к капитану Кудейкину. Мы много выпили, я постоянно хвалил его острый ум, редкую изобретательность, говорил, что ни разу не видел, чтобы тюрьмы содержались в таком порядке. Соблазнил я таким образом "око его величества", и тот повел меня по всей тюрьме, беспрерывно хвастаясь. Порядок у него и в самом деле был образцовый.
   - Небось, "кавказская орлица" запрятана в самом надежном месте?
   - Разумеется,- сказал капитан и испытующе посмотрел на меня.- Хотели бы посмотреть, как она устроилась?- задумчиво произнес он.
   - Да нет,- ответил я, поняв его тон.- Мне это совсем ни к чему.
   - Ну, вот теперь вы все видели, пора и отметить это!- сказал он, успокоившись.
   Вечером, с трудом припоминая события дня после долгих возлияний с капитаном, я все же смог начертить более или менее сносный план тюрьмы. Единственное, чего я пока не знал, где содержат "кавказскую орлицу", но за это был спокоен. Как бы малограмотен ни был Карапет, если растолковать ему смысл чертежа, он угадает и покажет, в какой из камер находится эта великая бунтовщица.
   Глава тридцать первая
   Гачаг Наби не знал грамоты, никогда не держал в руках азбуки, но огромная ответственность, которую он чувствовал за тех, кого повел в бой против насилия, развила в нем самостоятельность ума; постоянная опасность выработала изобретательность, быстроту мысли и редкую осторожность, вернее сказать мудрость. Как ни торопили его близкие и наиболее горячие друзья с открытым выступлением против царских войск, как ни укоряли его иногда за дружеским застольем за нерешительность, он стоял на своем: восставшим нужно все время маневрировать, передвигаться, нанося удары то с одной стороны, то с другой. К началу осени Гачаг стал готовиться к переходу через южную границу. Скажем, что впоследствии это постоянное перемещение стало основой его тактики. Переждав зиму на юге, весной он возвращался в родные края, нагоняя ужас на местную знать, приводя в трепет войска и жандармерию, вселяя надежду в народ.
   Об этом он говорил как раз с друзьями, когда со стороны Гёруса прискакал на взмыленном коне всадник, сподвижник Наби. Он отстранил часового, который пытался загородить ему вход, вошел в дом и, увидев людей, нерешительно остановился, переминаясь с ноги на ногу.
   - Говори!- приказал Наби.- Здесь все свои.
   Не вымолвив ни слова, прибывший снял папаху, разодрал, помогая себе белыми крепкими зубами, ее подкладку и, вынув оттуда вчетверо сложенный лист почтовой бумаги, подал ее вождю.
   - Что это?-спросил Гачаг.
   - План гёрусской тюрьмы!
   - Спасибо,- воскликнул Наби, стремительно поднялся, подошел к связному и крепко обнял его.- Спасибо, друг!- повторил он. - Иди, отдыхай.
   - Еще одно слово...
   - Говори!
   - Мне велено передать, что живущие в Гёрусе русские - Андрей и Людмила, которых в народе зовут "новыми мусульманами" - не враги, а наши друзья. Они хотят перейти на твою сторону, Наби, и ждут связи с тобой.
   - Откуда эти сведения?- нахмурился Наби.
   - Их раздобыл Карапет!
   - Я не всегда ему верю!
   - Не знаю, только Аллахверди просил передать, что эти сведения точные, и все в них правда!
   - Ну, хорошо, хорошо,- озадаченно произнес предводитель.- Иди, отдыхай, вечером поговорим!
   - Итак, друзья, дело, я думаю, решенное,- сказал он, когда связной вышел. - К концу месяца мы пройдем по южному склону, спустимся вниз и, обходя русских, уйдем к границе. Прикажите по всему отряду! Привести в порядок все оружие, починить одежду, подлечить, подковать коней. Мирмамед, ты хорошо разбираешься в картах. Начерти, как мы должны идти. Все на сегодня!
   "Новые мусульмане",- думал он, оставшись один.- Кто они такие? Откуда? Что им за дело до нас? Ведь мы против их царя и бога. Не ловушка ли тут? Подумаем! Как они будут действовать, если это ловушка! Проникнут сюда, а дальше? Убьют меня! Но меня не так-то легко убить. У меня верный кинжал, верные друзья, верный Бозат! Поживут с нами, узнают, где находится отряд и затем, сбежав, передадут все русским. Но пока войска сюда дойдут, вместо нас останутся только пепел костров и бараньи кости".
   Гачаг Наби выглянул наружу.
   - Чего ты стоишь под дождем?- сказал он часовому.- Заболеешь, а мне больные не нужны. Встань хоть под навес... А сейчас разыщи Алова и скажи, что я его жду!
   Алов пришел, как всегда; жизнерадостный, с хитрым блеском в глазах. Он говорил по тысяче слов в минуту, и нельзя было понять, шутит он, говорит правду или размышляет вслух.
   Гачаг Наби рассказал ему последние новости, показал план тюрьмы.
   - Толковый план!- сказал Алов.- Его составляли не наши люди! Какой-то, видимо, ученый человек. И почерк, смотри, какой - кругленький, чистенький, барский!
   - Меня это и смущает!
   - Я в этом не сомневаюсь,- рассмеялся Алов.- Ты не доверяешь и собственной тени...
   - Не доверяю, потому что я всегда одного роста, а тень днем короче, вечером длиннее... Ты знаешь, как говорит народ.-"Не охаешь- не поверишь!" Мать мне как-то сказала, что, если ты подозреваешь в краже мать, то обыщи и ее.
   - Это уж слишком, Наби,- покачал головой Алов.
   - Говоришь, слишком? А знаешь, почему мы до сих пор держимся, почему нас всех не превратили в шашлык и не развеяли наш пепел по ветру? Потому что я не доверяю собственной тени. И как я могу доверять каким-то "новым мусульманам", если они приехали откуда-то, приехали из России, которая прислала сюда казаков, драгунов, артиллеристов, жандармов, сыщиков, чтобы поубивать нас, порасстрелять, посадить в тюрьмы. Всех до одного, всех, кто хочет свободы!
   Алов почесал в затылке.
   - Я их видел, этих "новых мусульман". С виду вроде приличные люди. Этот Андрей говорит по-азербайджански так, будто вырос здесь. Я думаю, надо рискнуть и поверить им, принять в отряд. Ты представляешь, что это для всех нас значит? Об этом узнают крестьяне, которые пока трусят, держатся за свой клочок земли, за свою нищету, не идут за нами. Они узнают и поймут, что раз русские стали переходить на нашу сторону, значит мы сильны, неуловимы и непобедимы. Узнают об этом и русские солдаты, и это попортит крови их начальникам.
   - И что же ты предлагаешь?
   - Я предлагаю наладить с ними связь, привести их сюда. Если они друзья будут друзьями, если враги - встретим их как врагов!
   - И все же осторожность никогда еще не мешала, это родная сестра мудрости,- встряхнул черными волосами Наби.- Вот что! Зови-ка сюда братьев Тундж.
   Братья-близнецы Тундж Мехти и Вели вполне оправдывали свои прозвища. "Тундж" означает бронзовый. Эти парни были так крепко и красиво сложены, отличались таким цветом лица, будто и впрямь были отлиты из бронзы. Их не трогали ни жара, ни холод, пули их обходили стороной; они были спокойны, сдержанны, молчаливы, держались с кем бы то ни было с редким-достоинством, а за обиды мстили хладнокровно и жестоко.
   - План у меня вот какой. Вы - Алов, Мехти и Вели - идете в Гёрус,- сказал Гачаг Наби.- Алов, ты вновь прикидываешься нищим, стараешься еще раз узнать, кто и откуда эти "новые мусульмане", зачем им нужно связаться со мной и быть в нашем отряде. Вы, Мехти, ждете где-нибудь неподалеку. По сигналу Алова, когда русские не могут организовать погоню, вы проникаете в дом армянского купца, там, кажется, они живут, Алов? Да, к тому купцу - связываете осторожно русских, завязываете им глаза и везете к стоянке у скал. А здесь мы уж посмотрим, что они за люди!
   - Не нравится мне все это,- вздохнул Алов.- Они хотят с нами быть вместе, а мы, будто разбойники, хватаем, завязываем глаза... А вдруг, этот русский начнет отстреливаться, положит нас всех, что тогда?
   - Надо, чтобы он не отстреливался. Все!- отрезал Гачаг Наби. Оставшись один, он аккуратно развернул листок с планом тюрьмы, разгладил его и стал изучать, но сосредоточиться не мог: перед глазами его стояла Хаджар - в темной, сырой темнице протягивает к нему с мольбой руки. И вождь восставших думал с отчаянием, что ситуация почти безвыходная: напасть на тюрьму и погубить десяток лучших бойцов, самых преданных друзей, чтобы вызволить из беды Хаджар, или сохранить друзей и оставить на произвол судьбы в лапах палачей свою жену, подругу, "кавказскую орлицу".
   Глава тридцать вторая
   Вели и Мехти остались в пещере Диликдаша, а Алов, переодевшись вновь в бродягу, спустился в Гёрус. Побродив по базару с рассеянно-внимательным взглядом карманника и почувствовав окончательно себя нищим, нечистым на руку, продажным и хитрым, он отправился к капитану Кудейкину. Часа два проторчал у ворот тюрьмы, пока смог к нему пробраться.
   367
   - Что еще хочешь сказать?- спросил пьяным голосом капитан.
   - Определите меня куда-нибудь в батраки!- взмолился Алов. - Милостыню никто не подает, неделю назад избили на базаре до полусмерти, пролежал в овраге два дня.
   - В батраки!- засмеялся капитан.- А не хочешь ли ты быть генерал-губернатором или наместником? Или самим царем? Почему бы и нет - езжай прямо в Петербург, или, как вы его кличете, в Фитильберг, и попросись во Дворец, может, не выкинут тебя оттуда. Надо же, слово какое, Фитильберг! Дикарями вы были, дикарями помрете. И не своей смертью помрете, это я тебе обещаю.
   - Я бы помог вам все разузнать,- противно кланяясь, шепелявя губами, пуская слюну, бормотал Алов.- Я мог бы следить за русскими, которые живут в доме армянского купца. Никто не подумает, что я смогу следить. Все знают, что я пьяница. И нищий.
   - В дом армянского купца?- задумчиво произнес капитан.- Ты знаешь, а ты не такой дурак, как я погляжу. Поживешь там несколько дней, обчистишь купца и ищи тебя потом!
   - Клянусь аллахом, нет! Ну, куда мне бежать? Кругом ваши солдаты, заставы. Да и немолод я уже, и болен. Мне бы только кусок хлеба и ночлег.
   Алов пригнулся, схватил руку капитана и стал ее лобызать, отчего тот поежился, вырвал свою ладонь и принялся обтирать ее платком, смоченным водкой.
   - Ладно,- сказал он.- Пойди к купцу, скажи я велел взять тебя в батраки. Да смотри, не валяй дурака. Каждый вечер будешь приходить сюда и сообщать, кто был у русских. О чем говорили. Понятно?
   - Спасибо, спасибо,- зашепелявил, Алов, пытаясь вновь схватить руку капитана, но тот его свирепо оттолкнул и прогнал прочь.
   Купец был не очень доволен поручением капитана, но не устоял перед дармовым работником, согласным за кусок хлеба и похлебку выполнять черную работу по дому. Кроме того, был уверен, что этот нищий - очередной соглядатай и не брать его, значило - рассердить "око", а сердить не имело смысла. Купец вошел в сарайчик, вынес оттуда старую одежду и бросил ее к ногам Алова.
   - На,- брезгливо сказал он.- Хоть немного прикрой срам. А то соседи скажут, что я мучитель, безбожник.
   Алов, прирожденный разведчик, прекрасно играл свою роль. Исполнял самую грязную работу, но не очень охотно, зато старался всякий раз есть жадно, чавкая, задыхаясь от спешки, так что со стороны и догадаться ни о чем было нельзя. Как он берег одежду, которую ему дал купец и которая была ничуть не лучше его прежней: неся к реке помои, он старался отодвигать от себя подальше грязный ушат1, словно боялся замарать обновку. Испачкавшись, нищий бросал все и начинал усердно чистить, тереть рукав или подол, не обращая внимания на крики купца и старшего слуги.
   - Интересный экземплярчик!-сказал Андрей Людмиле, рассматривая нового батрака.- Какие только причудливые характеры не создает жизнь... Смотри-ка на него, как он крутит ручку колодца! Господи, вид - как у министра иностранных дел.
   - Нет, Андрей,- ответила Людмила.- У меня все время впечатление, что перед нами актер, изображающий отщепенца. Посмотри он все утрирует, все делает выпуклым. Каждое движение что-то означает. У обыкновенных людей, живущих не на сцене, все не так.
   - Боже,- произнес Андрей.- Как я люблю тебя. Я так люблю тебя, что мне скорее хочется под пули. Чтобы быстрее кончилась эта мука одиночества и неразделенности.
   - Опять ты за свое!- сказала она с укором.- Разве Зубов не был нашим другом? Разве он не погиб благородно? И если я лишилась чувств тогда, то лишь по этой причине.
   - Прости,- смущенно произнес Андрей.- Нервы у меня не выдерживают. Эта неизвестность гнетет. Надо что-то предпринимать, чтобы выйти на отряд Гачага Наби, но что - я пока не знаю. Наши новые знакомые из местных заладили как фонограф: ничего не знаем, ничего не слышали, ничего не можем узнать... Черт! Посмотри-ка, этот нищий направляется в нашу сторону! Вшей наберем сейчас!
   Они отодвинулись немного в сторону, чтобы пропустить батрака, но тот, неожиданно пошел прямо на них, столкнулся с Андреем, выронил глиняную миску с отрубями, испачкав платье Людмиле.
   - Что же ты так, брат?- досадливо хмурясь, спросил по-татарски Андрей.
   Алов нагнулся поднимать миску и тихо, но так, чтобы его услышали, сказал:
   - Я от самого Гачага Наби. Хочу вам помочь. В полночь не запирайте своих дверей! Я приду и все расскажу. А теперь ударьте меня по лицу! Ну, скорее же, купец смотрит!
   Андрей неловко ткнул кулаком в скулу Алова и, хотя это был легкий и безболезненный толчок, батрак упал, затем поднялся на колени и, ползая в ногах господ, начал обтирать подол платья Людмилы. Она брезгливо оттолкнула его ногой и пошла в дом.
   - Я была уверена, что это не нищий, а гениальный актер!- сказала она с радостным возбуждением.- Видишь, женщины гораздо проницательнее мужчин!
   - Так-то оно так,- задумчиво сказал Андрей.- Но это великий актер по нужде, а кто знает, какая у него нужда. Не перехитрил ли он нас?
   - Поглядим ночью,- сказала Людмила.
   Поразительно мог преображаться Алов! Он был в тех же отрепьях, но плечи его распрямились, лицо посветлело, а в глазах светились искорки, движения его были сдержанны, но не скованны. Андрей сразу успокоился и поверил, что перед ним не сыщик, а действительно человек от Наби. Почему-то он его людей представлял себе именно такими.
   - Доброй ночи,- сказал Алов.- Меня называют Алов. Это означает по-нашему пламя. Меня послал к вам сам Наби, разузнать, откуда вы, правда ли ходят слухи, что вы -"новые мусульмане" и хотите быть вместе с нами.
   - Садитесь! Нет, не сюда, вот сюда, здесь будет удобнее,- сказала Людмила.
   Алов рассказал своим новым друзьям о Гачаге Наби, не называя его местонахождения, сообщил, что слухи о русских, которых называют "новыми мусульманами", порадовали народ и людей Наби. Их вождь хотел бы познакомиться с этими благородными русскими, но не знает пока, добрые ли у них намерения, с какой целью они хотят встретиться с ним. Если добрые, то он рад гостям, примет их как самых близких друзей; если они таят тайный умысел, то лучше сразу признаться, потому что законы мести у них суровые, и ни один обидчик до сих пор еще не ускользал от них.
   - Это хорошо, что вы так откровенны, Алов!- сказал Андрей. - Мы чувствуем, нам не все доверяют, хотя и проявляют большой интерес к нашей жизни.
   Барон объяснил Алову, что они никакие не "новые мусульмане", что просто не имеют права называться так, они даже, можно сказать, не христианской веры, поскольку не верят в существование бога.
   - Как же можно не верить в существование аллаха?- спросил настороженно Алов.- Ведь все зло на земле от безверия.