Притча о буридановом осле, по справедливости, была бы хороша для того, чтобы ударить по тому, кто ее придумал. Господин ректор парижского университета Буридан в XIV веке мог бы придумать для своей аллегории более пригодную личность, чем осел. Известно, что тогдашняя схоластика ломала голову над многими тезисами. Одним из них был вопрос о свободной воле. "Если осла хорошо помучить голодом и жаждой, а потом поместить на равном расстоянии от него стожок сена и ведро воды, осел должен решить, утолить ли ему голод или жажду. Как он поступит?" Возможны два ответа:
   1. Осел не сможет принять решение и останется на месте. "И тогда он сдохнет", - отвечал Буридан. 2. Осел примет решение и направится или к стожку, или к ведру. "Но тогда, значит, свободная воля существует", - победно звучала реплика. Поучительный смысл этой остроумной притчи с веками забылся, и в наши дни ее используют только для того, чтобы охарактеризовать человека, который не может принять решение Это несправедливо, потому что настоящий осел наверняка нашел бы более разумное третье решение, отличающееся от схоластических размышлений.
   По ассоциации мне вспоминается эпизод университетской жизни давних времен.
   ОСЕЛ, ВОЗВЕДЕННЫЙ В ДОКТОРСКУЮ СТЕПЕНЬ
   Это произошло в Авиньоне в последний день масленицы 1647 года. По улицам города прошла странная процессия. Шесть ослов тянули украшенную коляску, в которой сидел седьмой. Не маска, не символ, как буриданов осел, а настоящий четырехногий длинноухий осел. Его морду украшали огромные очки, перед ним стояла подставка для книг с крупным научным томом на ней. По обеим сторонам от животного сидели два студента; один из них изображал Платона, другой Аристотеля. За упряжкой следовала тысячная толпа. На центральной площади осел был торжественно возведен в докторскую степень, при этом были соблюдены все нюансы принятой церемонии. На празднике присутствовали отцы города, многочисленная знать, герцоги и графы.
   В чем смысл сыгранной на масленицу комедии? Было ли ее целью высмеять возведенных по милости князя в докторскую степень людей, освобожденных от экзаменов doctores bullati? Или шумиха была направлена против безграмотных студентов? То, что организовали церемонию сами студенты, сомнений не вызывает. Но хохочущий хор, звучащий во время праздника, был, наверное, не слишком приятен для слуха преподавателей. Как бы ни воспринимали они дурачившийся парад, он был резкой сатирой на хозяев университета.
   Вопрос: студентов в старину кормили питательным хлебом науки или им бросали колючий репейник? Мы отдаем должное людям исключительного разума, но средний преподаватель не мог излучать свет из темноты своего мозга. В своей книге, представляющей достопримечательности Вены, Й. Б. Кюхельбеккер подробно рассказывает и об университете196. Этот древний предшественник бедекеровских путеводителей рисовал грустную картину того, как изучают в Вене науки. Филология поклонялась "Святому Аристотелю" и ни на шаг не отходила от него. На факультете права тянули свою давно устаревшую песню никчемные правоведы, не терпевшие никаких нововведений. На медицинском факультете преподавались такие невероятные истории и теории, что каждый здравомыслящий человек должен был бы стыдиться этого. В этом причина того, что более состоятельные студенты уезжали в Лейденский университет и там пополняли запас своих знаний.
   Доказательством тому, что "Святой Аристотель" из Вены заехал и в Пешт, служат те бесплодные мелочные проблемы, которыми старательно занимались на филологическом факультете Пештского университета197. Например:
   Предпочтительнее ли для философа жить на своей родине или за ее пределами?
   Благородный человек может лучше послужить своей родине воинскими доблестями или знанием права?
   Что полезнее для человечества: воздух или огонь?
   Волк больше радуется при виде овцы, или овца пугается больше при виде волка?
   Формализм Аристотеля подобным же образом пропитал и германскую теологию. Не удивительно, что Вайслингер, знаменитый автор "Friss Vogel oder stirb" ("Жри, птица, или умри") в раздражении задал каверзный вопрос:
   Если старуха родит майского жука, и тот после четырехдневной лихорадки сдохнет, можно ли произносить над ним надгробную речь?
   ГАЛЕН И АВИНЬОНСКИЙ ОСЕЛ
   Не только философ Аристотель препятствовал прогрессу науки. Для таких же подножек использовали свой авторитет отцы медицинской науки того времени. Здесь, в истории медицинской кафедры, мы встречаемся с чудеснейшими проявлениями человеческого разума: из запертой на семь засовов тюрьмы человеческой глупости разум был способен не только вырваться, но и подняться до высот современной медицинской науки.
   Старые профессора старого университета объясняли старые труды старых авторитетов. Позже из этих объяснений делались выдержки - так называемые суммы, к суммам добавлялись глоссы, глоссы сопровождались комментариями. Случалось, что не делалось и это, и все преподавание сводилось к чтению текстов. Великий анатом Весалий (1514-1564) так вспоминает свои университетские годы:
   "Профессор Сильвий начал читать книги Галена о деятельности человеческих органов. Когда он дошел до середины первой книги, то остановился и сказал, что то, о чем речь пойдет после этого, очень сложный вопрос, студенты все равно не поймут его, так что продолжение чтения будет только напрасной потерей времени. После чего он сразу перескочил к десятой книге и без остановок прочитал десять глав. На последующих лекциях он делал то же самое, прыгал от одной главы к другой и за шесть дней завершил чтение. При этом он не поделился ни одной каплей собственной мудрости, полностью положившись на Галена. Об анатомировании не было и речи. В аудиторию принесли несколько частей трупа собаки, но студенты даже до них не могли дотронуться, только профессор показывал что-то. За три дня с анатомией было покончено".
   Схоластика помогала сделать науку еще безрезультатнее. Известный падуанский профессор Пьетро д'Абано (1250-1316) занимался разбирательством таких вопросов: Череп создан для мозга или для глаз? Отличается ли сила, вызывающая рост, от питательной силы? Рост вызывается формальными или материальными сторонами? Является ли холод существенным произведением природы или только побочным?
   Перед возведением в докторскую степень студент должен был написать диссертацию по какому-либо медицинскому вопросу. Это были так называемые "тезисы". Тезисы обсуждались - иногда по полдня - под председательством ученых профессоров. По каким научным проблемам текли эти дискуссии? Ответ на это дает образец, составленный А. Франклином по дневниковым заметкам парижского факультета198.
   Estne foetus matriquam patri similior? (На кого больше похож зародыш: на мать или на отца?)
   An aeris quam cibiet potus major necessitas? (Более важен ли воздух, чем еда и питье?)
   An insanienti amore virgini venae sectio? (Можно ли вскрывать вену девушке, которая потеряла рассудок от любви?)
   An ex solo pane el aqua vita salubrior? (Полезно ли для здоровья жить на хлебе и воде?)
   An formosae fecundiores? (Более плодовиты ли красивые женщины?)
   An ex salacitate calvities? (Приводит ли разврат к полысению?)
   Estne foemina viro salacior? (Кто развратнее: женщина или мужчина?)
   An casti rarius aegrotant, facilius curantur? (Реже ли заболевают и быстрее ли выздоравливают мужчины, ведущие порядочный образ жизни?)
   An singulis mensibus repetita semel ebrielas salubris? (Полезно ли для здоровья раз в месяц напиваться допьяна?)
   Estne foemina opus naturae imperfectum? (Является ли женщина менее удачным творением природы?)
   АТАКА НА БОЛЬНОГО
   В мою задачу не входит детально показать внутреннюю структуру университетских фабрик по подготовке врачей. Для этого потребовалось бы больше места, чем то, которым я располагаю. Да к тому же мне кажется, что мое мнение не может быть определяющим. Лучше я спрячусь за мнение отдельных авторитетов.
   О вышедшем с фабрики и навязанном человечеству враче Мольер сказал устами Беральда в "Мнимом больном": "Послушай их, когда они разговаривают: мудрейшие мужи мира. Посмотри на них, когда они действуют: самые безграмотные из всех людей".
   На это можно ответить, что не каждое слово автора комедии можно принимать за чистую монету. Сошлемся на Бурхаве199 (1668 - 1738), крупнейшего медика своего времени, который пользовался известностью и на других континентах. Однажды к нему обратился за советом китайский мандарин, который направил свое послание по следующему адресу: господину Бурхаве, врачу в Европе. И письмо безошибочно прибыло в Лейден. Этот большой человек с глубоким мышлением, который сделал всемирно известным Лейденский университет, к каждому слову которого жадно прислушивались студенты, лаконично изложил свое мнение о предшественниках в одной фразе:
   "Если то небольшое добро, которым человечество обязано полдюжине настоящих врачей по призванию, сравнить со всем злом, творимым безбрежной массой остальных врачей, у нас не останется ни капли сомнения, что было бы намного предпочтительнее, если бы в мире никогда не было врачей".
   Арнальдус Вилланова, известный врач XIV века, в своих трудах предупреждает своих учеников, что в присутствии больного никогда нельзя колебаться. "Представим себе, что вы не в состоянии разобраться в болезни клиента. В этом случае надо решительно заявить, что у больного увеличена печень. И хотя клиент будет утверждать, что у него болит не печень, а голова или другая часть тела, продолжайте убеждать его, что причина заболевания таится в печени. Лучше всего, если увеличение вы выразите термином opilatio. Больной его не поймет, и это важно, чтобы он не понял"200.
   Откровенное высказывание. Но ведь может попасться такой больной, который знаком с этим трюком и пригласит на консультацию нескольких врачей. Все напрасно, это ему не поможет. Мастерски изображавший парижские нравы Луи Себастьян Мерсье успокаивал беспокоившихся за свою жизнь тяжелых больных следующим образом:
   "Все больные в Париже распределены между определенным количеством врачей. Если кто-то из врачей допустит роковую ошибку, остальные промолчат, больше того, даже подтвердят правильность принятого решения. Ни один из них не скажет ни слова о предписаниях коллеги, и больной может скончаться на глазах у десятка врачей, которые прекрасно знают, что надо сделать, но по велению духа коллегиальности позволят сотоварищу завершить планомерное убийство"201.
   Мы знаем, что француз ради красного словца готов высмеять самого себя. В компании парижских врачей зашел спор о воскрешении библейского Лазаря. Когда все высказывали свое мнение, доктор Пирак негромко молвил: "Если бы он умер от моей руки..."
   ТРИ ЛИЦА ВРАЧА
   Старая пословица гласила о враче того времени, что у него три лица: лицо порядочного человека в повседневной жизни, лик ангела у постели больного и лик дьявола, когда он просит свой гонорар. Правоведы дразнили их trifontes -трехликими.
   Чтобы меня не обвинили в предвзятости, по вопросу о третьем лице я передам слово врачам.
   Указания салернской школы распространяются и на то, чего должен придерживаться врач в отношении финансовой стороны лечения больных202. Прежде всего он должен быть одет в шикарный костюм, быть верхом на лошади, причем конь должен быть в богатой упряжи, потому что такой блестящий внешний вид уже сам по себе позволяет просить более высокий гонорар. В присутствии больного надо сохранять оптимистическое выражение лица, но родственникам следует сообщить, что случай тяжелый. Этим добивается двойной эффект: если больной выздоровеет, можно просить большой гонорар, в случае же его кончины ответственность не так велика.
   Может случиться, что врач не видит необходимости в применении каких-либо лекарственных средств. В этом случае также надо прописать лекарство, чтобы больной не решил, что выздоровел он сам по себе.
   Золотое правило: exige dum dolor est. Проси деньги, пока больной страдает. И все же, что делать, если врач пропустил благоприятный момент, и больной не платит? Совет магистра Салернуса готов: пациента следует вновь сделать больным. Для этого есть много способов; самое простое, если врач под предлогом дополнительного курса лечения пропишет диету и вместо соли подмешает в пищу квасцы. Больной должен знать, что его здоровье зависит от врача.
   Таким образом, больной в старину мог поразмыслить, что ему делать, если злой рок отдал его в руки врача? Я сошлюсь на еще один случай из практики Бурхаве. Может быть, это только анекдот; может быть, это действительный случай, но произошел он не с Бурхаве, а с кем-то другим, а имя Бурхаве использовали для того, чтобы придать анекдоту значимость. Словом, после кончины гиганта медицинской науки вместе с завещанием был обнаружен запечатанный конверт. Решили, что в нем сосредоточено все искусство врача, секрет чудесных излечений. Конверт вскрыли. В нем был лист бумаги со следующим текстом: "Держи голову в холоде, желудок в голоде, ноги в тепле - и плюй на врачей ".
   Человек ненасытен. Он не удовлетворяется тем, что у него есть, ему всегда надо больше. Кого природа наградила благотворной глупостью, освобожден от труда мыслить, защищен от назойливых сомнений. И ему еще мало этого. Он развивает, увеличивает свою глупость и оказывается в положении капиталиста в случае инфляции: капитал становится больше, а стоит еще меньше.
   Самый популярный инструмент разжижения мозга - выпивка.
   Боже упаси, чтобы я сказал хоть слово против вина, выпивок, опорожненных стаканов. До тех пор, пока это не переходит в пьянство, оно не шокирует даже человека, пьющего только воду. Шандор Петефи в абсолютно трезвом состоянии писал свои гимны вину. "Да неужто это пятый был стакан? Ты сегодня рановато, братец, пьян."
   Мы должны знать, какова была вместимость старого дебреценского стакана, чтобы достойно оценить продукцию. В отношении знаменитых венгерских пьянок до нас дошли сообщения, не содержащие точных данных о количестве выпитых напитков. Даже Петер Апор203 тоже не детализировал, когда рассказывал о пьянках господ из Трансильвании: "Двумя руками поднимали они красные кувшины с вином, двумя руками ставили эти кувшины на стол, двумя руками подносили кувшин ко рту и выпивали вино, что очень им было по вкусу". Он писал также, что иногда за здоровье хозяина поднимались трехэйтелевые кувшины. Один эйтель равен приблизительно 0.8 литра, так что, если гость вливал в себя содержимое такого кувшина, он промачивал горло 2.4 литра вина. Это, конечно, героический поступок, но если мы полистаем зарубежные хроники, мы сможем найти точные данные о намного более обильном смачивании горла.
   Рекорд древнего Рима - 3 конга, т. е. 9,825 литра (1 конг -3,275 литра). И не по частям, а одним приемом, не отрываясь. Этот головокружительный результат родился за столом императора Тиберия. Император и сам был известным пьянчугой. Его солдаты довольно неуважительно переиначили его имя. Вместо Тиберий Клавдий Нерон они использовали прозвище Биберий Калдий Мерон (Биберий - пьяница, Калдий -разгоряченный вином, Мерон - тот, кто пьет вино, не разбавляя его). До него дошла весть, что в Медиолануме живет большой любитель вина по имени Новеллий Торкват. Он знаменит тем, что какую бы посуду не наполнили ему до верху вином, он способен выпить все вино одним махом. Его пригласили в Рим. Во время пира император распорядился залить в огромный кубок три конга вина и произнес здравицу в честь "винохлеба". После чего ждал, чем кончится дело. А кончилось оно тем, что герой пира одним махом, не сделав ни одного выражающего протест жеста, влил в себя это море вина. Награда не заставила себя ждать, император назначил талантливого человека проконсулом. В общественной жизни он был известен под именем Триконгий, что соответствует нашему прозвищу "Десятилитровый".
   Вы можете подумать, что перекрыть этот рекорд невозможно. Но ошибаетесь. Мы знаем еще более выдающееся достижение. Правда, рекорд был установлен не на пиру, а там, где и устанавливаются обычно рекорды: в состязаниях мастеров выпивки. Мы знаем, что у Александра Македонского были две страсти: завоевывать страны и пить допьяна. Ходили слухи, что он и умер от того, что из простого бахвальства заглотнул содержимое двухконгового кубка, от чего резко сник, опрокинулся на спину на подушки и больше уже не поднялся. Был у него старый философ, брамин Каланос. Тот, когда с возрастом и от болезней ослаб, не захотел жить дальше и выбрал добровольную смерть. Он сложил костер по индусскому обычаю и сжег себя заживо. Александр, по греческому обычаю, в рамках поминального пиршества устроил состязания, в том числе и конкурс мастеров выпивки. Первым призом был один серебряный талант. О результате мы узнаем из Плутарха. Состязание было упорным, тридцать пять человек выпили столько, что сразу здесь же и умерли. Еще шестеро пали смертью героев спустя несколько дней. Приз завоевал победитель по имени Промах, заливший в себя 4 конга, т. е. ровно 13 литров вина.
   Эти несколько цифр я назвал только для того, чтобы кратко проинформировать вас, на что способна человеческая глотка. Собственно говоря, к моей теме относится не количество выпивки, а те пары, которые исходят из нее и затуманивают, ослабляют и разжижают мозг. Обзорная история разжижения мозга еще не написана. Можно было бы подробно порассуждать о сосудах для питья, обычаях, видах напитков, роли питья в жизни отдельных народов и т. д.
   Для описания всего этого нужен более высокий талант, такой, который двумя руками возьмет кувшин науки и будет пить из него. Я осмеливаюсь только на то, чтобы в порядке дегустации сделать несколько глотков из того винного потопа, который со времени Ноя залил мир.
   Что скрывать, к нашим предкам тоже относится то, что выразил когда-то студент: "Я всегда говорил, чтобы они не пили, и все-таки мы всегда пили".
   В чем могла быть причина? Может быть, плохую колодезную воду они заменяли более благородным напитком? Или следовали старинному совету медицинской науки, согласно которому в вине скрыта значительная излечивающая сила и регулярное ежемесячное опьянение способствует полному обновлению организма? А особенно беспокоившиеся за свое здоровье мужи прибегали к операции обновления и ежедневно. Или просто и кратко: хотелось захмелеть, выпивка была приятна.
   Пьянство не считалось постыдным; при условии, что опьянение проходило по правилам. Для выпивки существовали специальные правила. Всеобщим был древний ритуал выпивки: здравица. Пили за все, что можно только представить: здоровье друг друга, в память о покойниках, за благополучие дома, за гибель врагов. Михай Череи204 порицает эту незавидную привычку, объясняя даже успех турецкого нашествия неумеренным питьем.
   "Бедный венгр пил до тех пор, - пишет он, - пока ведущий трезвенный образ жизни нечестивый турок захватил нашу бедную страну и напоил нас нашей собственной кровью, а мы ничему не научились и, поднимая стаканы и произнося здравицы, хотим разгромить турецкое войско. Как справедливо заметил Петер Пазмань205, столько вина до сих пор выпили венгры за погибель турков, что если это вино слить в глубокую долину и поместить в ней лагерь турецкого султана, турки не смогли бы выбраться оттуда и захлебнулись бы в этом вине. Вино венгры уже и грехом не считают. Если кто-то произнесет здравицу за твое здоровье, а ты не выпьешь этот стакан, ты наживешь себе смертельного врага, над тобой будут издеваться, тебя будут унижать и даже прогонять из-за стола".
   Хотя если выпитое венграми вино могло бы заполнить глубокую долину, то о многих европейских народах можно было бы сказать, что выпитый ими алкоголь по количеству мог бы напоить Сахару.
   ОТ ТОСТА ДО "ПЕЙ ДО ДНА"
   Я должен остановиться на тосте. Тост, как и другие правила застолья, ярко показывает ход мысли пьяницы. Он и сам прекрасно понимает, что пьянство оглупляет его до уровня четвероногого животного, поэтому ищет оправдания. Поэтому так много придумано застольных церемоний - от тоста до правил, заключенных в систему Jus potandi (питьевое право). Он напивается не ради утоления собственного желания захмелеть, он только вынужден подчиняться правилам. Зачем он идет туда, где действуют такие правила, об этом он молчит.
   Но не молчит так называемая бичующая литература, как это мы видели на высказываниях Михая Череи. С равным возмущением выступают по этому вопросу протестант Гашпар Хелтаи206 и католик Янош Таксоньи207. А в немецкой литературе я обнаружил протест сразу тридцати семи писателей, собранный в книге XVIII века. Все они нападают на отравляющие души и оглупляющие традиции Zutrincken208. Франк Себастьян, автор первой всемирной истории на немецком языке, на небольшое время оставил свой гигантский труд, чтобы бичем злости отхлестать вредоносную моду Zutrincken. Эта книжечка его выдержала десять изданий209.
   В Англии против тостов выступил, в частности, такой стойкий пуританин, как Вильям Прайн. Известное под названием "pledging" правило застолья он назвал грехом, недостойным христианина. "Грех, действительно, грех", - признали англичане и продолжали пить.
   Pledge по-английски означает гарантия, мера предосторожности. Какое это имеет отношение к тосту? Вот объяснение:
   Английский король Эдуард II был из ревности убит мачехой. Ему вонзили в спину кинжал во время выпивки. Человек в старину во время питья был совершенно беззащитен, потому что двумя руками держал огромный бокал и лил себе в глотку вино так долго, что за это время его могли зарезать и не один раз. С тех пор сложился обычай pledging. Собирающийся выпить обращался к одному из соседей по столу, не хочет ли он выпить с ним бокал безопасности? Тот, естественно, отвечал согласием, становился за спину произносящего тост и держал над его головой обнаженную саблю до тех пор, пока тот пил. Это был символ дружеской услуги: охранять безопасность друга, пока тот находится в беззащитном состоянии. Потом, естественно, оказывалась встречная услуга.
   "Pledging" давно стал отжившей модой, а вот тост жив и сегодня. Что такое тост (toast), мы знаем. Это ломоть поджаренного хлеба. Но почему это английское слово означает здравицу за бокалом вина, этого не знают достоверно и в самой Англии.
   Согласно одной из версий, на дно винного бокала было принято бросать ломоть поджаренного хлеба, а уже на него наливать питье. Бокал во время произношения здравиц ходил по кругу, из него все пили по очереди один глоток, и когда бокал возвращался к хозяину, он выпивал остаток питья и съедал жаренный хлеб - тост.
   Другие ищут происхождение слова в анекдоте, родившемся во времена короля Карла II. Случилось так, что одна из придворных дам, связанная нежными чувствами с королем, приняла ванну. Это не было бы само по себе событием, достойным упоминания, хотя в то время купание не причисляли к кругу дел первой необходимости. Купание, о котором идет речь, произошло в городе Бат, известном своими лечебными водами. Во время первого же после этого случая обеда при дворе один находчивый кавалер произнес здравицу в честь вышеупомянутой дамы. Но не вином, а той водой, в которой искупалась фаворитка. Идея была поддержана, кубок прошел по кругу, и вельможи с энтузиазмом глотали облагороженную таким образом минеральную воду. Но самый последний из джентльменов отклонил кубок, заявив: питье его не интересует, он с удовольствием попробовал бы сам тост.
   Из этого анекдота можно сделать вывод, что с того времени плавающий в вине кусок хлеба символизировал придворную даму, в честь которой произносилась здравица, а в переносном смысле - саму здравицу.
   Легче выяснить обстоятельства рождения правила "пить до дна", которое носит название "пить до ногтя". В Венгрии тоже существует выражение "пить до ногтя". На след наводит его первоначальное латинское наименование: supernaculum. В древнем Риме пьющий должен был опустошить бокал до последней капли. До последней капли в полном смысле этого слова, потому что в бокале нельзя было оставить больше одной капли питья. Проверялось это таким образом: выпив содержимое, надо было перевернуть бокал вверх дном и подставить под него ноготь мизинца левой руки. Если последняя оставшаяся в бокале капля падала на ноготь и не скатывалась с него, это служило доказательством, что содержимое бокала честно выпито до дна. Если же остаток скатывался с ногтя, согласно правилу надо было выпить еще один бокал. Не надо говорить, что наказание давалось по блату, популярный обычай "пить до ногтя" пережил всемирное господство Рима и пустил корни и в британской и в мировой литературе.
   КАК ПЬЕТ СТУДЕНТ?
   Случайные правила питья бледнеют в сравнении с яркими лучами Системы, которые проникали во все уголки, где лилось вино. Был один слой общества, который поглощал вино в размерах, недоступных другим слоям. Это студенты. Они не просто пили очень много, но, как это и подобает сведущей в науках молодежи, объединили правила питья в систему. Это была уже упомянутая выше Jus potandi, т. е. Церемониал Пития210, в котором были собраны воедино имеющие обязательную силу сборники правил пития различных студенческих объединений, так называемые "Komment-Buch".