Страница:
Увидев у себя в доме Дрейка в сопровождении незнакомой девушки, дядюшка удивленно поднял бровь, однако радушно поприветствовал племянника, затем вежливо поздоровался с Эйлин. Камзол Дрейка после многих недель, проведенных в мешке, выглядел не лучшим образом. Он был весь помятый и немного пыльный. Но хозяин замка ничего не сказал о приличии. О том, что произошло при Куллодене, в последнее время говорили очень много. И если его племянник решил принять участие в этой бойне, он, очевидно, принял сторону проигравших. К несчастью, а может быть, к счастью.
– Очень удивлен, что вижу тебя, Дрейк. – Граф указал Дрейку и Эйлин на кресла и налил гостям вина. – Но может быть, хоть ты мне объяснишь, почему вдруг эти два негодяя – сыновья моей сестры – появились несколько недель назад на пороге моего дома, рассказывая какие-то бредни?
Вздохнув, Дрейк благодарно взял бокал и отпил небольшой глоток.
– Значит, они в безопасности. Я боялся, что эти прохвосты найдут-таки способ вернуться обратно и принять участие в этой резне при Куллодене.
– Теперь я начинаю понимать, – с мрачным видом продолжил граф. – Ты устроил все так, чтобы они оказались подальше от места действия. Очень благодарен тебе за это. Надеюсь, ты приехал не для того, чтобы сообщить мне, что поучаствовал в этом побоище вместо них? Ведь, несмотря ни на что, у Чарлза Стюарта не было ни единого шанса на победу.
– Меня там вообще не было. Нет. Но кое-кто готов поклясться на Библии, что видел меня в самый разгар сражения. Если бы не помощь леди Эйлин, я скорее всего был бы сейчас в лондонском Тауэре. Помогая мне, эта девушка лишилась и родного дома, и семьи. Ради ее благополучия прошу вас помочь добиться справедливости.
Граф устремил взгляд на молчавшую до сих пор девушку, которая так вжалась в спинку кресла, будто бы хотела и вовсе слиться с ним, чтобы скрыться от посторонних глаз. Ее хрупкая фигура и непримечательная одежда не позволили ему раньше обратить на девушку внимание. Теперь он повнимательнее взглянул на нее, отмечая про себя естественную грацию ее позы, аристократические черты лица, необыкновенный цвет ее живых глаз.
– Если то, что говорит Дрейк, – правда, то я у вас в неоплатном долгу, миледи, – по-английски, с легким акцентом произнес граф. – Мой племянник мне очень дорог. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы смогли вернуться домой. А пока настаиваю, чтобы вы остановились в моем скромном доме. Я найду для вас горничную, чтобы она помогала вам, пока вы гостите здесь. Может быть, вы хотите меня о чем-нибудь попросить? Как я могу отблагодарить вас за помощь моему племяннику?
Она слегка побледнела и бросила взгляд на Дрейка, но, похоже, его мысли сейчас были заняты совсем другим. Он молча сидел и терпеливо ждал ее ответа. Эйлин вдруг почувствовала себя такой одинокой, как никогда в жизни.
– Для себя лично я ничего не прошу. Спасибо, сэр. – Не зная точно, какое вежливое обращение принято во французском светском обществе, Эйлин решила остановиться на этом.
Услышав, из уст девушки такой искренне невинный ответ, граф не смог сдержать улыбки. Он позвонил в колокольчик и, пока они ждали лакея, добавил:
– Возможно, позже вы сумеете что-нибудь придумать. У вас усталый вид. Я распоряжусь, чтобы кто-нибудь показал вам вашу комнату.
Когда Эйлин молча вышла из кабинета вслед за слугой, Дрейк отпил еще вина и выжидающе уставился на дядюшку, который, как обычно, собирался поделиться своими наблюдениями. Долго ждать ему не пришлось. Как только за Эйлин закрылась дверь, граф наклонился к Дрейку:
– Она могла бы попросить стать твоей законной женой, и я, не думая, согласился бы. Или ты хочешь сказать мне, что за все это время ни разу к ней не притронулся? Она ведь еще ребенок…
Дрейк спокойно посмотрел в глаза дяде:
– Эйлин никогда не была ребенком, разве что вы назовете ее «дитя природы». Она всегда поступает так, как ей хочется. Если бы она пожелала выйти за меня замуж, я, несомненно, женился бы на ней, хотя считаю, что это не очень хорошая мысль. Я не могу просить Эйлин разделить со мной жизнь изгнанника. Ей нужна защита. Защита более надежная, чем та, которую могу предложить ей я, если она возвратится домой. Лучшее, что я могу для нее сделать, – так это дать свободу.
Граф нахмурился, но, не сказав ни слова, опустился в кресло и принялся терпеливо ждать, когда Дрейк поведает ему всю свою историю.
Прошло несколько дней.
Дрейка разбудил солнечный свет, проникавший в открытое окно. Юноша сладко потянулся и улыбнулся. Эйлин всегда открывала окно – так велика была ее любовь к свежему воздуху. Перевернувшись на бок, Дрейк стал восхищенно рассматривать прекрасное тело спящей рядом с ним Эйлин. Она подложила руку под голову, и сгиб локтя почти полностью скрывал от глаз Дрейка ее полную грудь. Маркиз приучил Эйлин спать без рубашки, и сейчас она лежала перед ним полностью обнаженная, прикрытая лишь покрывалом распущенных темно-рыжих волос.
Эта удивительная девушка была единственной отрадой в его превратившейся в кошмар жизни. Но Дрейк знал, что Эйлин не принадлежит ему. Это все равно что пытаться приручить солнечный луч или посадить в бутылку лунный свет. Каковы бы ни были ее мотивы, она решила быть с ним. И так же легко она может покинуть его. Она должна уйти. Ей самой станет от этого лучше.
В душе Дрейк страстно желал, чтобы эта женщина всегда была рядом с ним, но разумом понимал, что расстаться с ней будет правильнее всего. Он нежно поцеловал ее белое плечо, затем поднялся с кровати.
Сейчас весь мир против него, поэтому нужно подготовиться к встрече с ним, скрепив свое сердце и закалив волю. Нельзя позволять своей слабости помешать борьбе за правду. Закон на его стороне. Его страсть к девушке – его личное дело, она не имеет никакого отношения к той войне, которую он должен вести, чтобы вернуть себе свои земли, титул и состояние. Это – дело чести. Он несет ответственность за жизни всех членов своей семьи. Слишком много людей зависят от него, чтобы можно было впутывать в эту борьбу свои чувства. Дрейк стал решительно одеваться.
Когда Эйлин наконец проснулась, Дрейка уже не было. Она повернулась и обняла подушку, которая все еще хранила тепло его тела, его запах. Так, в обнимку с подушкой, Эйлин и пролежала до прихода горничной. Дрейк, вероятно, вернулся в комнату, которую отвел для него его дядюшка, и которая располагалась в другом крыле замка. Если граф надеется, что таким образом защищает ее доброе имя, то он сильно ошибается. Эйлин улыбнулась и поднялась с кровати, завернувшись в простыню, а горничная тем временем искала в шкафу подходящее платье. Если время жителей Версаля не было заполнено балами и приемами, они непременно начинали разводить сплетни. А слуги только тем и занимались, что чесали языки. Поэтому Эйлин знала, что в этом доме все с самого начала смотрели на нее как на любовницу Дрейка.
Горничная вдруг восторженно ахнула и извлекла на свет очаровательное бледно-зеленое шелковое платье с атласными лентами. Эйлин в замешательстве смотрела на этот наряд. Вчера его в шкафу не было. Хотя, если быть откровенной, вечером, когда пришел Дрейк, Эйлин поленилась повесить свою одежду в шкаф. Так что, даже если бы вчера платье было там, она все равно не могла его видеть.
Эйлин восхищенно прикоснулась к нежному шелку, в душе надеясь, что Дрейк будет гордиться, если она наденет такое великолепное платье. Возможно даже, что это он сам купил его для нее, желая преподнести сюрприз.
Пожав плечами, Эйлин позволила горничной одеть себя. Платье пришлось ей в самый раз, и она чувствовала себя в нем очень уютно. Эйлин не хотела позорить Дрейка своим неряшливым видом. Про себя девушка молилась, чтобы он все понял и не рассердился. Когда дело касается подобных вещей, мужчины начинают вести себя очень странно…
Но оказалось, что Эйлин зря волновалась. Когда она спустилась в холл, Дрейк даже не взглянул на ее наряд. Обсуждая с одним из компаньонов графа какие-то дела, он лишь небрежно поцеловал ее в лоб и пожелал приятно провести день, а затем быстро исчез в огромной дядиной библиотеке. Эйлин даже захотелось швырнуть в него чем-нибудь.
Но вместо этого она приняла предложенную ей галантным придворным руку, гордо вскинула подбородок и не спеша вышла на улицу. Сегодня ей предстояло посетить великолепные сады Версаля.
Глава 16
– Очень удивлен, что вижу тебя, Дрейк. – Граф указал Дрейку и Эйлин на кресла и налил гостям вина. – Но может быть, хоть ты мне объяснишь, почему вдруг эти два негодяя – сыновья моей сестры – появились несколько недель назад на пороге моего дома, рассказывая какие-то бредни?
Вздохнув, Дрейк благодарно взял бокал и отпил небольшой глоток.
– Значит, они в безопасности. Я боялся, что эти прохвосты найдут-таки способ вернуться обратно и принять участие в этой резне при Куллодене.
– Теперь я начинаю понимать, – с мрачным видом продолжил граф. – Ты устроил все так, чтобы они оказались подальше от места действия. Очень благодарен тебе за это. Надеюсь, ты приехал не для того, чтобы сообщить мне, что поучаствовал в этом побоище вместо них? Ведь, несмотря ни на что, у Чарлза Стюарта не было ни единого шанса на победу.
– Меня там вообще не было. Нет. Но кое-кто готов поклясться на Библии, что видел меня в самый разгар сражения. Если бы не помощь леди Эйлин, я скорее всего был бы сейчас в лондонском Тауэре. Помогая мне, эта девушка лишилась и родного дома, и семьи. Ради ее благополучия прошу вас помочь добиться справедливости.
Граф устремил взгляд на молчавшую до сих пор девушку, которая так вжалась в спинку кресла, будто бы хотела и вовсе слиться с ним, чтобы скрыться от посторонних глаз. Ее хрупкая фигура и непримечательная одежда не позволили ему раньше обратить на девушку внимание. Теперь он повнимательнее взглянул на нее, отмечая про себя естественную грацию ее позы, аристократические черты лица, необыкновенный цвет ее живых глаз.
– Если то, что говорит Дрейк, – правда, то я у вас в неоплатном долгу, миледи, – по-английски, с легким акцентом произнес граф. – Мой племянник мне очень дорог. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы смогли вернуться домой. А пока настаиваю, чтобы вы остановились в моем скромном доме. Я найду для вас горничную, чтобы она помогала вам, пока вы гостите здесь. Может быть, вы хотите меня о чем-нибудь попросить? Как я могу отблагодарить вас за помощь моему племяннику?
Она слегка побледнела и бросила взгляд на Дрейка, но, похоже, его мысли сейчас были заняты совсем другим. Он молча сидел и терпеливо ждал ее ответа. Эйлин вдруг почувствовала себя такой одинокой, как никогда в жизни.
– Для себя лично я ничего не прошу. Спасибо, сэр. – Не зная точно, какое вежливое обращение принято во французском светском обществе, Эйлин решила остановиться на этом.
Услышав, из уст девушки такой искренне невинный ответ, граф не смог сдержать улыбки. Он позвонил в колокольчик и, пока они ждали лакея, добавил:
– Возможно, позже вы сумеете что-нибудь придумать. У вас усталый вид. Я распоряжусь, чтобы кто-нибудь показал вам вашу комнату.
Когда Эйлин молча вышла из кабинета вслед за слугой, Дрейк отпил еще вина и выжидающе уставился на дядюшку, который, как обычно, собирался поделиться своими наблюдениями. Долго ждать ему не пришлось. Как только за Эйлин закрылась дверь, граф наклонился к Дрейку:
– Она могла бы попросить стать твоей законной женой, и я, не думая, согласился бы. Или ты хочешь сказать мне, что за все это время ни разу к ней не притронулся? Она ведь еще ребенок…
Дрейк спокойно посмотрел в глаза дяде:
– Эйлин никогда не была ребенком, разве что вы назовете ее «дитя природы». Она всегда поступает так, как ей хочется. Если бы она пожелала выйти за меня замуж, я, несомненно, женился бы на ней, хотя считаю, что это не очень хорошая мысль. Я не могу просить Эйлин разделить со мной жизнь изгнанника. Ей нужна защита. Защита более надежная, чем та, которую могу предложить ей я, если она возвратится домой. Лучшее, что я могу для нее сделать, – так это дать свободу.
Граф нахмурился, но, не сказав ни слова, опустился в кресло и принялся терпеливо ждать, когда Дрейк поведает ему всю свою историю.
Прошло несколько дней.
Дрейка разбудил солнечный свет, проникавший в открытое окно. Юноша сладко потянулся и улыбнулся. Эйлин всегда открывала окно – так велика была ее любовь к свежему воздуху. Перевернувшись на бок, Дрейк стал восхищенно рассматривать прекрасное тело спящей рядом с ним Эйлин. Она подложила руку под голову, и сгиб локтя почти полностью скрывал от глаз Дрейка ее полную грудь. Маркиз приучил Эйлин спать без рубашки, и сейчас она лежала перед ним полностью обнаженная, прикрытая лишь покрывалом распущенных темно-рыжих волос.
Эта удивительная девушка была единственной отрадой в его превратившейся в кошмар жизни. Но Дрейк знал, что Эйлин не принадлежит ему. Это все равно что пытаться приручить солнечный луч или посадить в бутылку лунный свет. Каковы бы ни были ее мотивы, она решила быть с ним. И так же легко она может покинуть его. Она должна уйти. Ей самой станет от этого лучше.
В душе Дрейк страстно желал, чтобы эта женщина всегда была рядом с ним, но разумом понимал, что расстаться с ней будет правильнее всего. Он нежно поцеловал ее белое плечо, затем поднялся с кровати.
Сейчас весь мир против него, поэтому нужно подготовиться к встрече с ним, скрепив свое сердце и закалив волю. Нельзя позволять своей слабости помешать борьбе за правду. Закон на его стороне. Его страсть к девушке – его личное дело, она не имеет никакого отношения к той войне, которую он должен вести, чтобы вернуть себе свои земли, титул и состояние. Это – дело чести. Он несет ответственность за жизни всех членов своей семьи. Слишком много людей зависят от него, чтобы можно было впутывать в эту борьбу свои чувства. Дрейк стал решительно одеваться.
Когда Эйлин наконец проснулась, Дрейка уже не было. Она повернулась и обняла подушку, которая все еще хранила тепло его тела, его запах. Так, в обнимку с подушкой, Эйлин и пролежала до прихода горничной. Дрейк, вероятно, вернулся в комнату, которую отвел для него его дядюшка, и которая располагалась в другом крыле замка. Если граф надеется, что таким образом защищает ее доброе имя, то он сильно ошибается. Эйлин улыбнулась и поднялась с кровати, завернувшись в простыню, а горничная тем временем искала в шкафу подходящее платье. Если время жителей Версаля не было заполнено балами и приемами, они непременно начинали разводить сплетни. А слуги только тем и занимались, что чесали языки. Поэтому Эйлин знала, что в этом доме все с самого начала смотрели на нее как на любовницу Дрейка.
Горничная вдруг восторженно ахнула и извлекла на свет очаровательное бледно-зеленое шелковое платье с атласными лентами. Эйлин в замешательстве смотрела на этот наряд. Вчера его в шкафу не было. Хотя, если быть откровенной, вечером, когда пришел Дрейк, Эйлин поленилась повесить свою одежду в шкаф. Так что, даже если бы вчера платье было там, она все равно не могла его видеть.
Эйлин восхищенно прикоснулась к нежному шелку, в душе надеясь, что Дрейк будет гордиться, если она наденет такое великолепное платье. Возможно даже, что это он сам купил его для нее, желая преподнести сюрприз.
Пожав плечами, Эйлин позволила горничной одеть себя. Платье пришлось ей в самый раз, и она чувствовала себя в нем очень уютно. Эйлин не хотела позорить Дрейка своим неряшливым видом. Про себя девушка молилась, чтобы он все понял и не рассердился. Когда дело касается подобных вещей, мужчины начинают вести себя очень странно…
Но оказалось, что Эйлин зря волновалась. Когда она спустилась в холл, Дрейк даже не взглянул на ее наряд. Обсуждая с одним из компаньонов графа какие-то дела, он лишь небрежно поцеловал ее в лоб и пожелал приятно провести день, а затем быстро исчез в огромной дядиной библиотеке. Эйлин даже захотелось швырнуть в него чем-нибудь.
Но вместо этого она приняла предложенную ей галантным придворным руку, гордо вскинула подбородок и не спеша вышла на улицу. Сегодня ей предстояло посетить великолепные сады Версаля.
Глава 16
Версаль
Июль 1746 года
Уже который день стояла ужасная жара. Во дворце было очень душно, особенно на верхних этажах. В комнату Эйлин постучала горничная, и девушка резко села в постели. По привычке она потянулась к подушке, но та была пуста.
У Эйлин болела голова. Не стоило пить вчера столько вина, когда Дрейк удалился с другими мужчинами, чтобы сесть за игорный стол.
Прохрипев горничной, чтобы та входила, Эйлин стала удобнее устраиваться в постели. Она не должна жаловаться на то, что Дрейк все вечера проводит за игорным столом – ведь это был единственный их источник дохода, если не считать тех денег, которые великодушно предлагал им дядюшка. Дрейк был слишком гордым человеком, чтобы брать у графа деньги, и Эйлин не могла его в этом винить. Здесь Дрейку не было места, так же как и ей.
В последние месяцы Дрейк настолько был занят своим делом, что стал Эйлин совершенно чужим. Сближала их только постель. Да и то в последнее время и здесь у них не ладилось. Когда в начале недели Эйлин почувствовала себя нехорошо, она попросила Дрейка уйти, чтобы немного отдохнуть. И с тех пор он больше так и не приходил к ней.
Вздохнув, Эйлин встала, позволяя горничной затянуть на себе корсет. Девушка задержала дыхание, и служанка принялась быстро завязывать шнурки. Рядом на кровати уже лежало очередное платье. Эйлин не знала, откуда брались все эти наряды, а спрашивать не решалась. У Дрейка, разумеется, не было столько денег, чтобы регулярно покупать ей все эти шелковые и атласные платья. Но кто бы ни покупал их, скоро ему придется выбирать платья с гораздо более широкой талией.
Внимательно осмотрев сделанную горничной шнуровку, Эйлин наконец призналась себе в том, о чем старалась не думать вот уже несколько недель. Ее груди всегда были высокими и полными, но ложбинка между ними с каждым днем становилась все уже и глубже, и лиф платья уже с трудом сходился у девушки на груди. К тому же груди почти постоянно болели, чего, не было раньше. Хотя они занимались любовью каждую ночь и Дрейк часто оставлял на них яркие синие пятна. По-видимому, тошнота не имела ничего общего с выпитым накануне вином, а была скорее результатом невежества Эйлин. Девушка слышала о том, что случившееся можно было предотвратить, но подробностей не знала. А здесь, во Франции, не было ни одного человека, у которого она могла бы спросить. К тому времени, как Дрейк додумался наконец предпринять хоть какие-то меры предосторожности, уже было слишком поздно.
Золотистый шелк облаком вился вокруг нее, юбка широкими складками спускалась к самому полу. Глубокий V-образный вырез доходил почти до солнечного сплетения, но высокий корсаж из атласных лент искусно прикрывал грудь.
Глядя на себя в большое зеркало в позолоченной раме, Эйлин задавалась вопросом: а заметны ли изменения в ее внешности кому-либо еще, кроме нее самой? Горничная уложила ее волосы в виде короны, украсив пряди золотыми шнурами и атласными лентами, и Эйлин стала точь-в-точь похожа на тех элегантных дам, что сидели сейчас в холле, но в душе девушка понимала, что не имеет права называться леди. Не имея возможности назвать свое истинное имя, здесь Эйлин была не больше чем любовница сбежавшего из Англии маркиза. А если бы не Дрейк, у нее не было бы даже этого. Без него ей тут вообще не было бы места. Для придворных она была всего лишь мелким развлечением, забавой. Ее присутствие давало повод для сплетен, а именно в этом и нуждалось общество Версаля.
Настало время прийти к какому-нибудь решению.
С серьезным видом Эйлин ступила на мраморную лестницу, и ее маленькие ножки быстро понесли девушку вниз, в большие золоченые залы. Обитатели графского замка только-только начали просыпаться, поэтому по пути девушке никто не встретился. Эйлин нарочно попросила горничную зайти сегодня пораньше, потому что собиралась посвятить некоторое время самой себе, чтобы никто не мешал.
Дрейк достал для нее бумагу, карандаши и те краски, которые сумел найти. И она была чрезвычайно благодарна ему за это. Эйлин вообще была за многое ему благодарна, а в том, что увязалась за ним во Францию, могла винить лишь себя саму. Он говорил ей не ехать. Он знал, что ей здесь не место, и оказался прав. Она чувствовала себя среди всех этих напыщенных вельмож крайне неуютно. Единственное, что было здесь у нее, – это Дрейк да еще ее рисование.
Эйлин нравилось бродить по замку и с замиранием сердца рассматривать сокровища, притаившиеся в самых отдаленных его уголках, но ни разу не довелось ей полюбоваться прелестями имения графа одной, без сопровождающих. Когда-нибудь она прокрадется мимо охраны и в полном одиночестве побродит по многочисленным залам.
Но наверное, этого не будет никогда. Решительно разложив мольберт, Эйлин задумчиво посмотрела на раскинувшийся перед ней огромный фонтан. В центре его стояла статуя Аполлона. Сегодня она видит его в последний раз. Вечером она поговорит с Дрейком и завтра утром навсегда покинет это место.
Эйлин не тешила себя пустой надеждой, что Дрейк попросит ее остаться. Вернуть себе свои земли стало для него навязчивой идеей, и Эйлин нисколько не осуждала его. Письмо, полученное от Дианы, отнюдь не успокаивало, и судьба всех обитателей Шерборна, включая саму Диану, все еще висела на волоске. Суд разрешил Диане оставаться в замке и не отдал титул Эдмунду. Пока. Этого удалось добиться в результате того, что Дрейка признали временно невменяемым. Адвокатам удавалось все время откладывать слушание дела, но было совершенно очевидно, что их доводы скоро иссякнут. И по-прежнему не нашлось никого, кто смог бы подтвердить невиновность Дрейка. Ни одного свидетеля, ни одного доказательства.
Эйлин все время надеялась, что что-то изменится, но этого не происходило. Она была бы счастлива, даже если бы они с Дрейком жили в простой лачуге, и ей приходилось бы продавать свои рисунки, чтобы сводить концы с концами, но Дрейк никогда не пошел бы на это. Его не удовлетворила бы жизнь простого бедняка. Он с самого детства мечтал о том, как Шерборн станет его, как он будет управлять имением и распоряжаться деньгами, воплощать в жизнь идеи отца, о которых тот рассказывал ему много раз. И вот, только его мечта начала осуществляться, все перевернулось буквально с ног на голову. Теперь Дрейк не сможет спать спокойно, пока не вернет себе свое состояние, титул и земли. Он будет драться за то, что принадлежит ему, до самого конца.
На холст упала чья-то тень, и Эйлин с испугом обернулась. Несколько секунд граф д'Авиньон внимательно рассматривал ее рисунок, потом глубокомысленно поднял бровь. Эйлин подозревала, что он только сейчас обратил внимание на живопись, а до этого смотрел не на холст, а на нее. В замке постоянно было много гостей мужского пола, и все они по очереди подходили к ней, будто бы интересуясь ее работами. На самом же деле из их уст она неоднократно слышала непристойные предложения, правда, в весьма завуалированной форме. Этот же человек был ей неприятен чисто физически, и к тому же его ум и нравственные устои находились в стадии разложения. Эйлин вовсе не считала себя святой, но об этом вельможе ходили такие грязные слухи, что после каждой встречи с ним девушке хотелось пойти помыться.
– О, вы очень талантливы, мадемуазель. Мне очень хочется повесить несколько ваших работ у себя в доме в Париже. У меня там много знакомых художников, которых очень заинтересовала бы ваша живопись.
Он говорил по-английски с легким французским акцентом. Эйлин же ответила ему на своем ужасном французском:
– Спасибо, месье, но я рисую только для собственного удовольствия.
Ее холодный тон, однако, не уменьшил пыла ловеласа.
– Вы так скромны! Вам это не к лицу. Вы красивейшая женщина, которая к тому же обладает изумительным талантом. В Париже вы смогли бы полностью реализовать себя, и ваша жизнь станет легкой и полной удовольствий. Зачем же лишаться всего этого из-за своей ложной скромности?
– Сэр, вам не следовало подходить ко мне. Пожалуйста, уйдите.
Эйлин старалась не смотреть в его сальное лицо с отвисшими щеками, обрамленное нелепыми кудряшками белого парика. Граф был крупным мужчиной. Не очень толстым, но хорошо физически развитым. Эйлин подумала, что его живот, такой же отвисший, как пухлые щеки, наверное, затянут огромным корсетом. Правда, желания выяснить, так ли это, у девушки не возникло. В кои-то веки ей выпала возможность уединиться, а д'Авиньон так нагло нарушил ее одиночество. Сейчас Эйлин хотелось только одного: чтобы он провалился сквозь землю.
Внезапно холодная рука прикоснулась к ее затылку, и тонкие пальцы графа принялись поигрывать с одной выбившейся из прически темно-рыжей прядью.
– Я не думаю, что вы глупы, моя дорогая. Ваш кавалер, по-моему, уже утомился и скоро примется искать себе свежее пастбище. Если хотите, я мог бы помочь вам удержать его или, если пожелаете, отмстить.
Ужас охватил Эйлин, и она быстро встала.
– Нет, месье. Спасибо, но в подобного рода вещах я могу разобраться сама, без вашей помощи, – поспешно проговорила девушка и, стараясь унять дрожь в коленях, принялась быстро сворачивать холст и складывать мольберт.
Не успел граф возразить, как вдруг раздался резкий голос Дрейка:
– По-моему, леди просила вас уйти, Франсуа. Я посоветовал бы вам впредь прислушиваться к ее словам.
Эйлин быстро обернулась. Позади графа стоял Дрейк, держа ладонь на рукояти меча, и гневно смотрел на д'Авиньона. Казалось, что он готов отрубить графу руку, которой тот посмел коснуться Эйлин. Д'Авиньон много раз сражался на мечах, но сейчас ему совсем не улыбалось вступить в схватку, тем более что соперник был гораздо моложе его. Драться с разгневанным человеком – дело опасное. Поэтому граф благоразумно решил ретироваться. Высокомерно кивнув, он произнес:
– Мы говорили об искусстве, Шерборн. Полагаю, что ваши выводы были слишком поспешными. Счастливо!
С этими словами граф удалился, покачивая инкрустированной золотом тростью. Его прекрасно скроенный, расшитый золотой тесьмой сюртук блестел на солнце.
– Старый развратник! – пробормотал Дрейк, отпуская меч. – Не нужно было поощрять этого негодяя, Эйлин.
– Поощрять?! – вспыхнула от возмущения Эйлин. – В следующий раз я воткну ему в ребра нож и посмотрю, поощрю ли его этим! Тебе легко говорить. Ты оставляешь меня одну в компании подобных ему мужчин, а сам тем временем развлекаешься с любовницей короля и еще смеешь говорить мне, чтобы я его не поощряла? Да пошел ты к черту, Дрейк Невилл!
Напрочь забыв о мольберте, Эйлин подхватила сумку, куда убрала краски и холст, и бросилась в свою комнату.
Маркиз смотрел вслед быстро удаляющейся Эйлин, еде сдерживаясь, чтобы не кинуться за ней. Дрейк прекрасно знал, что она может постоять за себя, но, когда он увидел, как д'Авиньон трогает ее, у него внутри все закипело. Гнев, не дающий юноше спать по ночам и снедавший его днем, выплеснулся наружу. Нужно, чтобы Эйлин уехала отсюда, пока он не убил кого-нибудь.
У Дрейка было предостаточно времени, чтобы все тщательно обдумать, но он подозревал, что своенравная Эйлин не согласится с ним так просто. К тому же сегодня она явно встала не с той ноги. В последнее время она стала очень раздражительной и нетерпимой. С ней невозможно говорить. Но все же рано или поздно Дрейку придется объясниться с ней.
Когда Эйлин скрылась из виду, Дрейк вдруг почувствовал себя очень одиноко. Эта маленькая колдунья сумела наполнить своим теплом его душу. Без нее она станет пустой. Расстаться с Эйлин – все равно что вырвать из груди сердце, но именно это Дрейку и предстояло сделать. Ни он, ни она не; могут так дальше жить. И что самое главное, он не мог больше здесь оставаться, но взять с собой Эйлин туда, куда решил отправиться, тоже не мог. Существовало только одно место, где, как полагал Дрейк, Эйлин будет в безопасности. Она возненавидит его за это, но иного выхода нет. Он уже послал нужное письмо.
Эйлин послала свои письма уже давным-давно и теперь очень, сожалела о своей поспешности. Когда ей нужно было думать только о себе, это казалось вполне разумным решением. Теперь же, когда внутри ее рос малыш, опасность была слишком большой. Возможно, ее письмо просто не дошло до адресата. Она ведь так и не получила ответа. Не было и никаких перемен в деле Дрейка. Все было по-прежнему, так, будто она никогда ничего не писала.
Кинув сумку на пол, Эйлин уставилась на маленький письменный столик в углу комнаты. Посылать лорду де Лейси письма с угрозами было не очень-то умно, но в тот момент Эйлин была просто в отчаянии. Девушка не была уверена, что де Лейси мог заставить Эдмунда признать невиновность Дрейка, но подозревала, что если у него будет на то веская причина, этот человек способен абсолютно на все. А угроза рассказать всем, что он подлый убийца и насильник, казалась девушке вполне резонной.
Но это было глупо. Ужасно глупо. Она сожгла за собой все мосты и никогда не сможет вернуться в Саммер-Холл. Он будет ждать ее. Она слишком много сил положила, оберегая от всего этого Саммервиллов, чтобы теперь доставить им столько неприятностей. В Версале де Лейси не найдет ее, но дольше оставаться здесь Эйлин не могла. Ей надо думать о том, что лучше для малыша. Для ребенка Дрейка.
Эйлин резко опустилась на кровать, все еще не в силах поверить в случившееся. Раньше она смутно представляла себе, что бывает, когда женщина ложится в постель с мужчиной, а о том, что могут быть какие-то последствия, вообще никогда не задумывалась. Ей всегда хотелось иметь ребенка, но, когда наконец это стало реальностью, все оказалось не так просто, как она думала. Ей безумно хотелось узнать обо всем этом как можно больше, но, кроме как у Дрейка, спросить ей было больше не у кого. А Эйлин уже твердо решила скрыть от Дрейка правду. У него и так достаточно проблем, чтобы взваливать на его плечи еще одну.
Эйлин легла на подушки и закрыла глаза. Все становилось намного проще, когда ни с кем ничего не нужно согласовывать. В свое время ей очень не нравилось расстраивать тетю и дядю. Когда она уйдет, Дрейк, возможно, вздохнет с облегчением. Может быть, Эйлин напишет Саммервиллам письмо уже после рождения ребенка. Но опять-таки они будут за нее волноваться.
Так, лежа на постели и размышляя о своем положении, Эйлин незаметно для самой себя уснула.
Когда, войдя, Дрейк увидел по-детски невинное лицо спящей девушки, дурное настроение, владевшее им в последние дни, внезапно улетучилось. Он скучал по тем дням, когда мог просыпаться рядом с Эйлин, видеть ее великолепные волосы, рассыпавшиеся по подушке, трогать ее нежную кожу, чувствовать ее теплое дыхание на своем плече. Она всегда охотно отзывалась на его ласки. Но сейчас Дрейк не решился будить Эйлин.
Осторожно присев на краешек кровати, он принялся тихонько расшнуровывать платье и корсет, чтобы ей было удобнее спать. Наверное, их совместные ночи так утомили ее, что Эйлин теперь отсыпается днем. А может быть, она, как и сам Дрейк, долго не может уснуть, когда ложится одна.
Когда Дрейк ослабил корсет, Эйлин зашевелилась, но так и не проснулась. Было так просто снять с нее лиф и всю расцеловать. Тогда она, несомненно, пробудилась бы и они занялись бы любовью, но Дрейк силой воли подавил в себе это желание. Уже несколько недель он очень волновался из-за того, что у Эйлин прекратились ежемесячные кровотечения. Он старался избежать этого как мог, но ни один метод не был безупречным. Однако когда Эйлин вдруг сказала, что «болеет», Дрейк понял, что зря беспокоился. Теперь, когда он знал, что она не беременна, нужно было отослать ее как можно скорее. Это было единственным разумным решением.
Поднявшись с кровати, Дрейк еще некоторое время смотрел на спящую Эйлин. Его ладони постепенно сжимались в кулаки. Настанет день, когда он сумеет заставить своего кузена заплатить за все. Но прежде чем это случится, Дрейку предстоит решить много других, не менее важных вопросов.
Июль 1746 года
Уже который день стояла ужасная жара. Во дворце было очень душно, особенно на верхних этажах. В комнату Эйлин постучала горничная, и девушка резко села в постели. По привычке она потянулась к подушке, но та была пуста.
У Эйлин болела голова. Не стоило пить вчера столько вина, когда Дрейк удалился с другими мужчинами, чтобы сесть за игорный стол.
Прохрипев горничной, чтобы та входила, Эйлин стала удобнее устраиваться в постели. Она не должна жаловаться на то, что Дрейк все вечера проводит за игорным столом – ведь это был единственный их источник дохода, если не считать тех денег, которые великодушно предлагал им дядюшка. Дрейк был слишком гордым человеком, чтобы брать у графа деньги, и Эйлин не могла его в этом винить. Здесь Дрейку не было места, так же как и ей.
В последние месяцы Дрейк настолько был занят своим делом, что стал Эйлин совершенно чужим. Сближала их только постель. Да и то в последнее время и здесь у них не ладилось. Когда в начале недели Эйлин почувствовала себя нехорошо, она попросила Дрейка уйти, чтобы немного отдохнуть. И с тех пор он больше так и не приходил к ней.
Вздохнув, Эйлин встала, позволяя горничной затянуть на себе корсет. Девушка задержала дыхание, и служанка принялась быстро завязывать шнурки. Рядом на кровати уже лежало очередное платье. Эйлин не знала, откуда брались все эти наряды, а спрашивать не решалась. У Дрейка, разумеется, не было столько денег, чтобы регулярно покупать ей все эти шелковые и атласные платья. Но кто бы ни покупал их, скоро ему придется выбирать платья с гораздо более широкой талией.
Внимательно осмотрев сделанную горничной шнуровку, Эйлин наконец призналась себе в том, о чем старалась не думать вот уже несколько недель. Ее груди всегда были высокими и полными, но ложбинка между ними с каждым днем становилась все уже и глубже, и лиф платья уже с трудом сходился у девушки на груди. К тому же груди почти постоянно болели, чего, не было раньше. Хотя они занимались любовью каждую ночь и Дрейк часто оставлял на них яркие синие пятна. По-видимому, тошнота не имела ничего общего с выпитым накануне вином, а была скорее результатом невежества Эйлин. Девушка слышала о том, что случившееся можно было предотвратить, но подробностей не знала. А здесь, во Франции, не было ни одного человека, у которого она могла бы спросить. К тому времени, как Дрейк додумался наконец предпринять хоть какие-то меры предосторожности, уже было слишком поздно.
Золотистый шелк облаком вился вокруг нее, юбка широкими складками спускалась к самому полу. Глубокий V-образный вырез доходил почти до солнечного сплетения, но высокий корсаж из атласных лент искусно прикрывал грудь.
Глядя на себя в большое зеркало в позолоченной раме, Эйлин задавалась вопросом: а заметны ли изменения в ее внешности кому-либо еще, кроме нее самой? Горничная уложила ее волосы в виде короны, украсив пряди золотыми шнурами и атласными лентами, и Эйлин стала точь-в-точь похожа на тех элегантных дам, что сидели сейчас в холле, но в душе девушка понимала, что не имеет права называться леди. Не имея возможности назвать свое истинное имя, здесь Эйлин была не больше чем любовница сбежавшего из Англии маркиза. А если бы не Дрейк, у нее не было бы даже этого. Без него ей тут вообще не было бы места. Для придворных она была всего лишь мелким развлечением, забавой. Ее присутствие давало повод для сплетен, а именно в этом и нуждалось общество Версаля.
Настало время прийти к какому-нибудь решению.
С серьезным видом Эйлин ступила на мраморную лестницу, и ее маленькие ножки быстро понесли девушку вниз, в большие золоченые залы. Обитатели графского замка только-только начали просыпаться, поэтому по пути девушке никто не встретился. Эйлин нарочно попросила горничную зайти сегодня пораньше, потому что собиралась посвятить некоторое время самой себе, чтобы никто не мешал.
Дрейк достал для нее бумагу, карандаши и те краски, которые сумел найти. И она была чрезвычайно благодарна ему за это. Эйлин вообще была за многое ему благодарна, а в том, что увязалась за ним во Францию, могла винить лишь себя саму. Он говорил ей не ехать. Он знал, что ей здесь не место, и оказался прав. Она чувствовала себя среди всех этих напыщенных вельмож крайне неуютно. Единственное, что было здесь у нее, – это Дрейк да еще ее рисование.
Эйлин нравилось бродить по замку и с замиранием сердца рассматривать сокровища, притаившиеся в самых отдаленных его уголках, но ни разу не довелось ей полюбоваться прелестями имения графа одной, без сопровождающих. Когда-нибудь она прокрадется мимо охраны и в полном одиночестве побродит по многочисленным залам.
Но наверное, этого не будет никогда. Решительно разложив мольберт, Эйлин задумчиво посмотрела на раскинувшийся перед ней огромный фонтан. В центре его стояла статуя Аполлона. Сегодня она видит его в последний раз. Вечером она поговорит с Дрейком и завтра утром навсегда покинет это место.
Эйлин не тешила себя пустой надеждой, что Дрейк попросит ее остаться. Вернуть себе свои земли стало для него навязчивой идеей, и Эйлин нисколько не осуждала его. Письмо, полученное от Дианы, отнюдь не успокаивало, и судьба всех обитателей Шерборна, включая саму Диану, все еще висела на волоске. Суд разрешил Диане оставаться в замке и не отдал титул Эдмунду. Пока. Этого удалось добиться в результате того, что Дрейка признали временно невменяемым. Адвокатам удавалось все время откладывать слушание дела, но было совершенно очевидно, что их доводы скоро иссякнут. И по-прежнему не нашлось никого, кто смог бы подтвердить невиновность Дрейка. Ни одного свидетеля, ни одного доказательства.
Эйлин все время надеялась, что что-то изменится, но этого не происходило. Она была бы счастлива, даже если бы они с Дрейком жили в простой лачуге, и ей приходилось бы продавать свои рисунки, чтобы сводить концы с концами, но Дрейк никогда не пошел бы на это. Его не удовлетворила бы жизнь простого бедняка. Он с самого детства мечтал о том, как Шерборн станет его, как он будет управлять имением и распоряжаться деньгами, воплощать в жизнь идеи отца, о которых тот рассказывал ему много раз. И вот, только его мечта начала осуществляться, все перевернулось буквально с ног на голову. Теперь Дрейк не сможет спать спокойно, пока не вернет себе свое состояние, титул и земли. Он будет драться за то, что принадлежит ему, до самого конца.
На холст упала чья-то тень, и Эйлин с испугом обернулась. Несколько секунд граф д'Авиньон внимательно рассматривал ее рисунок, потом глубокомысленно поднял бровь. Эйлин подозревала, что он только сейчас обратил внимание на живопись, а до этого смотрел не на холст, а на нее. В замке постоянно было много гостей мужского пола, и все они по очереди подходили к ней, будто бы интересуясь ее работами. На самом же деле из их уст она неоднократно слышала непристойные предложения, правда, в весьма завуалированной форме. Этот же человек был ей неприятен чисто физически, и к тому же его ум и нравственные устои находились в стадии разложения. Эйлин вовсе не считала себя святой, но об этом вельможе ходили такие грязные слухи, что после каждой встречи с ним девушке хотелось пойти помыться.
– О, вы очень талантливы, мадемуазель. Мне очень хочется повесить несколько ваших работ у себя в доме в Париже. У меня там много знакомых художников, которых очень заинтересовала бы ваша живопись.
Он говорил по-английски с легким французским акцентом. Эйлин же ответила ему на своем ужасном французском:
– Спасибо, месье, но я рисую только для собственного удовольствия.
Ее холодный тон, однако, не уменьшил пыла ловеласа.
– Вы так скромны! Вам это не к лицу. Вы красивейшая женщина, которая к тому же обладает изумительным талантом. В Париже вы смогли бы полностью реализовать себя, и ваша жизнь станет легкой и полной удовольствий. Зачем же лишаться всего этого из-за своей ложной скромности?
– Сэр, вам не следовало подходить ко мне. Пожалуйста, уйдите.
Эйлин старалась не смотреть в его сальное лицо с отвисшими щеками, обрамленное нелепыми кудряшками белого парика. Граф был крупным мужчиной. Не очень толстым, но хорошо физически развитым. Эйлин подумала, что его живот, такой же отвисший, как пухлые щеки, наверное, затянут огромным корсетом. Правда, желания выяснить, так ли это, у девушки не возникло. В кои-то веки ей выпала возможность уединиться, а д'Авиньон так нагло нарушил ее одиночество. Сейчас Эйлин хотелось только одного: чтобы он провалился сквозь землю.
Внезапно холодная рука прикоснулась к ее затылку, и тонкие пальцы графа принялись поигрывать с одной выбившейся из прически темно-рыжей прядью.
– Я не думаю, что вы глупы, моя дорогая. Ваш кавалер, по-моему, уже утомился и скоро примется искать себе свежее пастбище. Если хотите, я мог бы помочь вам удержать его или, если пожелаете, отмстить.
Ужас охватил Эйлин, и она быстро встала.
– Нет, месье. Спасибо, но в подобного рода вещах я могу разобраться сама, без вашей помощи, – поспешно проговорила девушка и, стараясь унять дрожь в коленях, принялась быстро сворачивать холст и складывать мольберт.
Не успел граф возразить, как вдруг раздался резкий голос Дрейка:
– По-моему, леди просила вас уйти, Франсуа. Я посоветовал бы вам впредь прислушиваться к ее словам.
Эйлин быстро обернулась. Позади графа стоял Дрейк, держа ладонь на рукояти меча, и гневно смотрел на д'Авиньона. Казалось, что он готов отрубить графу руку, которой тот посмел коснуться Эйлин. Д'Авиньон много раз сражался на мечах, но сейчас ему совсем не улыбалось вступить в схватку, тем более что соперник был гораздо моложе его. Драться с разгневанным человеком – дело опасное. Поэтому граф благоразумно решил ретироваться. Высокомерно кивнув, он произнес:
– Мы говорили об искусстве, Шерборн. Полагаю, что ваши выводы были слишком поспешными. Счастливо!
С этими словами граф удалился, покачивая инкрустированной золотом тростью. Его прекрасно скроенный, расшитый золотой тесьмой сюртук блестел на солнце.
– Старый развратник! – пробормотал Дрейк, отпуская меч. – Не нужно было поощрять этого негодяя, Эйлин.
– Поощрять?! – вспыхнула от возмущения Эйлин. – В следующий раз я воткну ему в ребра нож и посмотрю, поощрю ли его этим! Тебе легко говорить. Ты оставляешь меня одну в компании подобных ему мужчин, а сам тем временем развлекаешься с любовницей короля и еще смеешь говорить мне, чтобы я его не поощряла? Да пошел ты к черту, Дрейк Невилл!
Напрочь забыв о мольберте, Эйлин подхватила сумку, куда убрала краски и холст, и бросилась в свою комнату.
Маркиз смотрел вслед быстро удаляющейся Эйлин, еде сдерживаясь, чтобы не кинуться за ней. Дрейк прекрасно знал, что она может постоять за себя, но, когда он увидел, как д'Авиньон трогает ее, у него внутри все закипело. Гнев, не дающий юноше спать по ночам и снедавший его днем, выплеснулся наружу. Нужно, чтобы Эйлин уехала отсюда, пока он не убил кого-нибудь.
У Дрейка было предостаточно времени, чтобы все тщательно обдумать, но он подозревал, что своенравная Эйлин не согласится с ним так просто. К тому же сегодня она явно встала не с той ноги. В последнее время она стала очень раздражительной и нетерпимой. С ней невозможно говорить. Но все же рано или поздно Дрейку придется объясниться с ней.
Когда Эйлин скрылась из виду, Дрейк вдруг почувствовал себя очень одиноко. Эта маленькая колдунья сумела наполнить своим теплом его душу. Без нее она станет пустой. Расстаться с Эйлин – все равно что вырвать из груди сердце, но именно это Дрейку и предстояло сделать. Ни он, ни она не; могут так дальше жить. И что самое главное, он не мог больше здесь оставаться, но взять с собой Эйлин туда, куда решил отправиться, тоже не мог. Существовало только одно место, где, как полагал Дрейк, Эйлин будет в безопасности. Она возненавидит его за это, но иного выхода нет. Он уже послал нужное письмо.
Эйлин послала свои письма уже давным-давно и теперь очень, сожалела о своей поспешности. Когда ей нужно было думать только о себе, это казалось вполне разумным решением. Теперь же, когда внутри ее рос малыш, опасность была слишком большой. Возможно, ее письмо просто не дошло до адресата. Она ведь так и не получила ответа. Не было и никаких перемен в деле Дрейка. Все было по-прежнему, так, будто она никогда ничего не писала.
Кинув сумку на пол, Эйлин уставилась на маленький письменный столик в углу комнаты. Посылать лорду де Лейси письма с угрозами было не очень-то умно, но в тот момент Эйлин была просто в отчаянии. Девушка не была уверена, что де Лейси мог заставить Эдмунда признать невиновность Дрейка, но подозревала, что если у него будет на то веская причина, этот человек способен абсолютно на все. А угроза рассказать всем, что он подлый убийца и насильник, казалась девушке вполне резонной.
Но это было глупо. Ужасно глупо. Она сожгла за собой все мосты и никогда не сможет вернуться в Саммер-Холл. Он будет ждать ее. Она слишком много сил положила, оберегая от всего этого Саммервиллов, чтобы теперь доставить им столько неприятностей. В Версале де Лейси не найдет ее, но дольше оставаться здесь Эйлин не могла. Ей надо думать о том, что лучше для малыша. Для ребенка Дрейка.
Эйлин резко опустилась на кровать, все еще не в силах поверить в случившееся. Раньше она смутно представляла себе, что бывает, когда женщина ложится в постель с мужчиной, а о том, что могут быть какие-то последствия, вообще никогда не задумывалась. Ей всегда хотелось иметь ребенка, но, когда наконец это стало реальностью, все оказалось не так просто, как она думала. Ей безумно хотелось узнать обо всем этом как можно больше, но, кроме как у Дрейка, спросить ей было больше не у кого. А Эйлин уже твердо решила скрыть от Дрейка правду. У него и так достаточно проблем, чтобы взваливать на его плечи еще одну.
Эйлин легла на подушки и закрыла глаза. Все становилось намного проще, когда ни с кем ничего не нужно согласовывать. В свое время ей очень не нравилось расстраивать тетю и дядю. Когда она уйдет, Дрейк, возможно, вздохнет с облегчением. Может быть, Эйлин напишет Саммервиллам письмо уже после рождения ребенка. Но опять-таки они будут за нее волноваться.
Так, лежа на постели и размышляя о своем положении, Эйлин незаметно для самой себя уснула.
Когда, войдя, Дрейк увидел по-детски невинное лицо спящей девушки, дурное настроение, владевшее им в последние дни, внезапно улетучилось. Он скучал по тем дням, когда мог просыпаться рядом с Эйлин, видеть ее великолепные волосы, рассыпавшиеся по подушке, трогать ее нежную кожу, чувствовать ее теплое дыхание на своем плече. Она всегда охотно отзывалась на его ласки. Но сейчас Дрейк не решился будить Эйлин.
Осторожно присев на краешек кровати, он принялся тихонько расшнуровывать платье и корсет, чтобы ей было удобнее спать. Наверное, их совместные ночи так утомили ее, что Эйлин теперь отсыпается днем. А может быть, она, как и сам Дрейк, долго не может уснуть, когда ложится одна.
Когда Дрейк ослабил корсет, Эйлин зашевелилась, но так и не проснулась. Было так просто снять с нее лиф и всю расцеловать. Тогда она, несомненно, пробудилась бы и они занялись бы любовью, но Дрейк силой воли подавил в себе это желание. Уже несколько недель он очень волновался из-за того, что у Эйлин прекратились ежемесячные кровотечения. Он старался избежать этого как мог, но ни один метод не был безупречным. Однако когда Эйлин вдруг сказала, что «болеет», Дрейк понял, что зря беспокоился. Теперь, когда он знал, что она не беременна, нужно было отослать ее как можно скорее. Это было единственным разумным решением.
Поднявшись с кровати, Дрейк еще некоторое время смотрел на спящую Эйлин. Его ладони постепенно сжимались в кулаки. Настанет день, когда он сумеет заставить своего кузена заплатить за все. Но прежде чем это случится, Дрейку предстоит решить много других, не менее важных вопросов.