— Кассия, проснитесь! Что с вами?! Кто-то обхватил ее сильными руками.
   — Нет! Пустите! Не мучьте меня, прошу вас! Ожидавшая страшного удара кулаком Кассия почувствовала вместо этого прикосновение к своему лицу нежного батиста. Это Рольф прижимал ее голову к своей груди. Она подалась навстречу этому благодатному теплу.
   — Ну вот, все хорошо. Вы в безопасности. Это был всего лишь дурной сон.
   Голос Рольфа подействовал успокаивающе, кошмарные видения стали расплываться и пропадать. Сердцебиение вновь стало нормальным. Кассия расслабилась в его объятиях, вдыхая его запах и отдаваясь силе его рук.
   Зарывшись лицом в ее волосы, он тихо нашептывал ей успокаивающие слова и не отошел до тех пор, пока не понял, что она наконец заснула.
   Куда, черт возьми, провалилась эта Уинифред?! Он только что вернулся из Уайтхолла, снял Кигмана с поста внизу лестницы и в ту же секунду услышал душераздирающие рыдания Кассии, словно ее преследовали по пятам адские псы.
   Он бросился по лестнице, и стоило ему распахнуть дверь в ее спальню, как он понял, что Кассия захвачена в тиски дикого ночного кошмара. Она сидела на кровати, Выпрямившись и выставив перед собой руки, словно пытаясь тем самым отогнать от себя бесов. Глаза ее были широко раскрыты, и в них был страх, хотя было совершенно очевидно, что она спит и не видит его.
   Рольф еще находился под впечатлением рассказа Корделии о той нескончаемой муке, в которую превратилась жизнь Кассии после ее возвращения в Англию, поэтому ему нетрудно было представить, что могло ей сниться. Он обнял ее, стал нежно баюкать, потом опять уложил на постель. Как только он убрал от нее свои руки, Кассия свернулась калачиком и вся напружинилась, словно боялась возвращения кошмара. В спальне было холодно, невероятно холодно. Только сейчас Рольф обратил внимание на то, что изо рта его вырывается пар, и увидел, что окно опять не закрыто. Почему Кассия по ночам держит окно открытым? Может, это мера предосторожности? Единственный возможный способ избежать опасности? Он повернулся, чтобы закрыть окно и в эту минуту почувствовал, как кто-то вошел в спальню.
   — Что вы здесь делаете?! Кто вам позволил вот так просто входить в спальню моей хозяйки?!
   На пороге застыла Уинифред со стаканом чая в одной руке и бутылочкой настойки опия в другой. Она угрожающе уставилась на Рольфа.
   — Где вас носило? — рявкнул Рольф в ответ. — Здесь холодно, как на полюсе!
   — Миледи любит держать окно ночью открытым. А если холодно, то я сейчас разожгу огонь в камине. — Она вошла в комнату.
   — Здесь потребуется разжечь поистине адово пламя, чтобы согреть эту комнату! Где вы были?
   — Я пошла за чаем для леди Кассии. Ей снился дурной сон, а чай порой помогает ей успокоиться.
   — Я и без вас знаю, что у нее был кошмар, ибо она рыдала так, что было слышно в прихожей! Не смейте больше оставлять ее, когда она в таком состоянии. — Он неожиданно выхватил из рук Уинифред бутылочку с опием и швырнул ее в камин. Стекло разбилось при ударе о камень. — И не смейте больше опаивать ее этим дурманом.
   — Врач говорил, что это хорошее снотворное.
   — Кассия должна посмотреть в лицо своим страхам, а не прятаться от них всю жизнь, затуманивая свое сознание наркотиками. Иначе она никогда от них не избавится. Не дай Бог я снова увижу у вас в руках опий. И чтобы это чертово окно больше по ночам не открывали, если вы не хотите, чтобы она в итоге простудилась и умерла. И если я увижу, что мои распоряжения не выполняются, вы мне ответите за это лично.
   С этими словами Рольф повернулся и вышел из комнаты. С открытым от изумления ртом, Уинифред, замерев на середине спальни, смотрела ему вслед.

Глава 13

   Держа в руке угольный карандаш, Кассия сделала им широкий смелый штрих по листку бумаги, потом легкими движениями затенила линию. Прищурив глаза, она внимательно посмотрела на четкие очертания линии рисунка. Кассия никогда прежде не пробовала изображать что-либо по памяти. Она привыкла к тому, что объект, с которого она делает набросок, находится в поле зрения, а когда его нет…
   Но Кассия твердо решила довести дело до конца.
   Пока рука ее, сжимавшая угольный карандаш, быстро и уверенно двигалась по бумаге, мысли ее были заняты все тем же: она думала об отцовском письме, о его последних словах, обращенных к ней. Снова и снова перебирая в уме строчки этого письма, она пыталась разгадать их тайну.
   «Спасение твое в одном документе… Только тебе одной может быть известно это место».
   Что же это за документ, который она должна найти? И где его искать? Отец писал, что если она хорошенько подумает, то догадается, где он спрятан. Но она уже все осмотрела, перетрясла все сундуки и ящики. Заглядывала даже под ковры, но пока все поиски не принесли результатов.
   Кассия стала припоминать те редкие беседы с отцом, которые случались, когда он не напивался до животного состояния и вел себя с ней относительно вежливо. Но странно: она ничего так и не вспомнила, словно эти разговоры были навсегда вычеркнуты из ее памяти.
   Отложив карандаш, Кассия внимательно и критически посмотрела на то, что у нее получилось. Взгляд ее застыл на рисунке. Оказывается, пока ее мысли были заняты отцом и его письмом, рука продолжала уверенно рисовать, но уже независимо от воли Кассии.
   Поначалу она думала изобразить малыша, которого видела сегодня утром. Ребенок играл со щенком на улице под окнами ее спальни. Детский смех, который привлек поначалу ее внимание и заставил подойти к окну, таким теплом отозвался в ее душе, что она решила попробовать выразить свое чувство на бумаге.
   Но, оказывается, она нарисовала нечто совсем другое. Рука ее, помимо воли, вывела прекрасное обнаженное тело лорда Рэйвенскрофта. Рисунок был выписан до последней детали: линии талии и бедер, мышцы спины, ямочки на ягодицах, широкие мускулистые плечи… Все, что она тогда увидела своими глазами, прочно отложилось в памяти и теперь было отражено на бумаге.
   Интересно, что скажет Уинифред, если вдруг случайно наткнется на этот рисунок среди прочих? Наверное, ничего, разве что неодобрительно поцокает языком, давая понять, что хозяйке не пристало делать столь неприличные наброски. Нельзя рисовать обнаженных мужчин, какими бы красивыми ни были их тела.
   Будет лучше всего, если Уинифред вообще не увидит этого рисунка.
   Кассия взяла его со стола и уже хотела было смять в комок и швырнуть в огонь, но передумала. Что-то заставило ее вновь внимательно посмотреть на рисунок. Это была хорошая работа, и она знала, что ею можно гордиться. Вне зависимости от того, что именно было изображено. Для того чтобы Уинифред не увидела рисунка, его вовсе не обязательно выбрасывать. Кассия будет держать его только для себя. Открыв верхний ящик стола, она сунула набросок на самое дно, спрятав под стопкой бумаги для рисования и коробкой с запасными карандашами. Задвинув ящик, она повернулась к окну.
   Было еще рано, но туман, который по утрам обычно тянулся вдоль улицы, рассеялся сегодня очень быстро, и в окно заглянуло необычно теплое для поздней осени солнышко. Перед тем как сесть за стол. Кассия несколько приоткрыла окно, чтобы впустить в комнату свежий утренний воздух и бодрящий ветерок.
   Она вновь вспомнила о документе и задумалась о том, где же он все-таки может быть. Где-нибудь в доме, где она еще не смотрела. Она уже в который раз осмотрела отцовскую спальню, но ничего там не нашла. Нужно было вернуться в кабинет и снова поискать, но Кассия избегала заглядывать туда, ибо знала, что войти в ту комнату — значит, вновь вспомнить все, что произошло, а эти воспоминания и так не давали ей покоя по ночам.
   В то же время она понимала, что без этого документа ей не удастся доказать свою невиновность.
   Кассия вышла из спальни и, приблизившись к двери отцовского кабинета, задержалась перед ней. Она понимала, что это глупо, и все-таки боялась, что, открыв дверь, увидит отца, сидящего за столом со своей тростью в руке, поджидающего ее…
   Кабинет располагался на первом этаже в конце узкого коридорчика, ведущего к лестнице. Рядом — под самой лестницей — была еще только маленькая кладовка.
   Но почему же у нее такое ощущение, будто она стоит пред вратами ада?
   «Бояться нечего», — сказала она себе, решительно берясь за ручку двери и, глубоко вздохнув, открыла ее.
   — Привет, Кассия, — неожиданно раздался чей-то голос изнутри.
   Кассия вздрогнула от ужаса. Отнюдь не сразу до нее дошло, что это не отец, а Джеффри. Кузен сидел за отцовским рабочим столом в костюме из ярко-синего сатина, который резко и нелепо выделялся на общем сумрачном фоне комнаты.
   «А он неплохо здесь устроился», — мелькнуло у нее в голове.
   Он сидел, закинув ноги на стол и держа в руке бокал с отцовским бургундским. Сидел как хозяин. Страх стал уходить, когда она поняла, что в действительности ее пугает не сам вид этой комнаты, а лишь воспоминания о том, что в ней произошло.
   — Клайдсуорс не передавал, что ты решил навестить меня.
   Джеффри допил вино и с шумом поставил бокал на стол. По этому движению Кассия поняла, что он сегодня начал прикладываться к бутылке задолго до того, как пришел сюда.
   — Он ничего не смог передать, вероятно, потому, что не знает о том, что я здесь. Когда я пришел, его не было поблизости. Поэтому я решил войти без церемоний. Не забывай о том, что я по-прежнему остаюсь членом этой семьи. Я единственный живой Монтфор, если не считать тебя. И не нуждаюсь в особом приглашении для того, чтобы посетить семейное гнездо. Тебе нужно уволить этого жалкого старика Клайдсуорса, Кассия. Лично я уволил бы, если бы…
   Джеффри умолк на полуслове, задумчиво уставившись в рисунок на ковре. После некоторой паузы он, однако, заговорил вновь:
   — Он, этот твой Клаудсуорс, все время смотрит на меня такими глазами, как будто хочет сказать, что я ничтожный деревенщина. В прошлый раз, когда мы к тебе заходили, он провожал меня такими глазами, словно он хозяин дома… Дома, который по праву должен был принадлежать мне.
   Кассия нахмурилась. У Джеффри все больше начинал заплетаться язык, и тон, которым он говорил, был неприятен.
   — Извини, Джеффри. Мне сегодня нездоровится, и я…
   — Да, бедняжка Кассия, твоя головка, должно быть, трещит от осознания того, в каком затруднительном положении ты столь неожиданно оказалась: каким образом потратить все эти денежки, отцовские денежки, перешедшие к тебе. Денежки, которые по праву должны были перейти ко мне.
   — Джеффри, я и мысли не допускала, что отец решит вопрос о наследстве подобным образом. Мы узнали об этом вместе со слов мистера Финчли. И меня его сообщение поразило не меньше, чем тебя. Ты же знаешь, что мне это было не нужно. Если бы у меня было право выбора, я предпочла бы, чтобы наследником считался ты.
   — Да-с, но, увы, я не являюсь наследником благодаря твоему чертовому папашке и его предусмотрительности.
   Джеффри поднялся и, закручивая тонкий ус, обогнул стол.
   — Он посчитал меня недостойным стать его наследником, хотя по праву именно я должен был им стать. «Предполагаемый наследничек…» Вот как он отзывался обо мне — перед своими приятелями, будто уже заранее знал, что лишит меня моих прав. Впрочем, конечно, знал! Твой отец уже тогда знал, как поступить, чтобы в последний раз как следует меня унизить.
   — Джеффри, я…
   — Я один остался в этой забытой Богом стране на все годы военного лихолетья, ухаживал за ним, исполнял все его капризы, И все это, пока ты и твоя шлюха-мать разъезжали по всей Европе вслед за своим королем и его двором. А он, достопочтенный маркиз Сигрейв, посчитал, что я недостоин быть его наследником. И тогда он выбрал в наследницы тебя, свою дочь, которую почти не видел в своей жизни и рождения которой не желал. Он даже не оставил мне своих карманных часов в качестве жалкой подачки, хотя прекрасно знал, что они мне всегда нравились.
   — Его часы? Тебе нравились его часы? Да, ему, конечно, следовало оставить тебе что-нибудь в этом роде…
   — А он ничего мне не оставил! Он сделал из меня посмешище перед всем честным людом, а ты, его дочь, которая скорее всего и угробила его, сорвала главный куш!
   Этот разговор уже начал ее утомлять.
   — Надеюсь, ты понимаешь, что я теперь уже ничего не могу поделать с этим прошением? Даже если я решу никогда не выходить замуж — а именно таково мое твердое намерение, — наследство все равно не перейдет к тебе. Никогда. Так что, если ты пришел сюда за тем, чтобы попытаться найти какой-нибудь способ…
   — Я пришел сюда, дорогая кузина, потому что мне нужны деньги.
   Джеффри уставился на Кассию, напряженно ожидая от нее ответа.
   — Конечно, твои пятьдесят фунтов. — Кассия подошла к столу. — Я прямо сейчас напишу записку мистеру Финчли и прикажу ему незамедлительно выдать тебе твое содержание.
   — Пятьдесят фунтов? Галантерейщик не возьмет их даже в качестве первого взноса в счет моего долга!
   Кассия быстро оглянулась на дверь. Она поняла, что Джеффри становится неуправляемым и оставаться с ним наедине опасно.
   — Ищешь своего ангела-хранителя лорда Рэйвенскрофта? Скажи, дорогая кузина, как это тебе удалось сделать из лорда мальчика на побегушках? — Джеффри, заметно пошатываясь, стал надвигаться на нее. — Впрочем, это глупый вопрос! — воскликнул он со смехом. — Все очевидно, не так ли? Бьюсь об заклад, что ты унаследовала некоторые способности своей мамаши, ее талант к убеждению! Это у тебя в крови. Всем известно, что ты расточаешь свои ласки по адресу нашего короля. О, только этого мужчину ты допускаешь меж своих невинных ножек! Но, может быть, пришла пора попробовать тебя и твоему кузену Джеффри?..
   Он еще ближе подошел к ней.
   — Если ты сделаешь еще хоть шаг, Монтфор, тебе придется попробовать моей шпаги.
   Джеффри замер на месте, мгновенно протрезвев, словно его окатили из ведра ледяной водой. Кассия увидела через его плечо вошедшего в комнату Рольфа. Он вытащил шпагу из ножен, и клинок, уткнувшийся Джеффри в спину, блестел на солнце.
   Наступила немая сцена.
   Наконец Рольф обошел вокруг Джеффри и сунул шпагу обратно в ножны:
   — Будь спокоен: если ты попытаешься сделать какое-нибудь резкое движение, я вытащу ее снова и проткну тебя, как свинью, ты и глазом моргнуть не успеешь.
   Джеффри устремил на Рольфа испепеляющий взгляд, но промолчал. Он продолжал стоять на месте как вкопанный.
   — В следующий раз когда тебе захочется навестить леди Кассию, ты объявишь об этом заранее, как это заведено. И, если она сочтет нужным уделить тебе несколько минут своего времени, ты придешь и будешь обращаться с ней, как с леди.
   Рольф так посмотрел на Джеффри, что тот увидел в его глазах свою смерть.
   — Кигман, проводи господина Монтфора до двери. Грум вышел вперед и взял Джеффри под локоть. Тот вырвался:
   — Я сам пойду.
   Напоследок Джеффри обернулся к Кассии и, криво усмехнувшись, процедил:
   — Запомни то, о чем мы с тобой говорили, милая кузина. Может быть, в следующий раз?
   Кассия не ответила. Джеффри повернулся и нарочито неторопливо вышел из комнаты. После того как он ушел, Кассия еще несколько минут не двигалась с места. Она просто не могла. Перед ее мысленным взором до сих пор стояло лицо Джеффри и его темный, холодный взгляд, с которым он приближался к ней, сравнивая ее с матерью, как это неоднократно делал отец…
   Что было бы, если бы Рэйвенскрофт не успел вовремя войти в кабинет? Неужели Джеффри в самом деле попытался бы совершить над ней насилие? И хватило бы у нее сил отразить его нападение?
   Лишь через несколько минут после его ухода Кассия сумела разжать пальцы, которыми нервно сжимала спинку стула. Не сказав Рольфу ни слова, она направилась к выходу из кабинета.
   Она уже почти дошла до двери, как вдруг услышала за спиной его голос:
   — Я прошу прощения.
   Она остановилась, но не стала оборачиваться:
   — За что, лорд Рэйвенскрофт? Или вы просите прощения за Джеффри? Но вы за него не отвечаете.
   — Зато я отвечаю за вас. Меня выманили из дома под ложным предлогом. Обманули так, как до сих пор редко кому удавалось. И сделал это, как я теперь понимаю, Джеффри. Для того, чтобы беспрепятственно пробраться в дом. Меня обвели вокруг пальца, и в этом моя вина. Но даю слово: этого больше не повторится.
   — Спасибо, милорд. Кассия дошла до порога.
   — Что все-таки случилось той ночью?
   Кассия снова остановилась, но опять не обернулась.
   Она тщательно обдумала свои слова, перед тем как ответить:
   — Я не понимаю, о чем вы говорите.
   — Ведь все произошло здесь, в этой комнате, не так ли? Здесь был убит ваш отец?
   Холодок пробежал у нее по спине от этого вопроса. Она не знала, как поступить. Не обратить на его слова внимания и выйти из кабинета? Но она знала, что он не отступит. Он будет преследовать ее со своими расспросами до тех пор, пока не загонит в угол. И вдруг ей самой захотелось рассказать все, поделиться хоть с кем-нибудь…
   — Было уже поздно, и мы только что вернулись с бала…
   — Бал состоялся у герцога Мантонского?
   Кассия недоуменно посмотрела на Рольфа, не понимая, откуда ему это известно. Может, он знает и все остальное? Ту версию, которую придумали при дворе? А в самом деле, чем он лучше придворных сплетников? И с чего это она взяла, что он поверит ей, сумеет отличить правду от лжи, распространяемой в кулуарах дворца?
   — Да. Я сразу поднялась к себе в комнату. Очень устала. Хотелось спать. Отца убили в тот же вечер… несколько позже.
   — Мне кажется, вы кое-что пропустили в своей рассказе, леди Кассия. Разве вас не было рядом с ним, когда его обнаружили слуги? Уже мертвого?
   Кассия внимательно взглянула ему в глаза:
   — Да, я была рядом. Отец хотел поговорить со мной, и для этого он привел меня сюда.
   — Это произошло после того, как вы публично отклонили предложение, сделанное вам сыном герцога Малькольмом, — опять вставил Рольф.
   — Да. Отец разозлился. Он очень желал этого брака и…
   Кассия замолчала и, опустив голову, стала смотреть в пол. Господи, и с чего это она вдруг решила, что может рассказать ему всю правду?..
   Рольф приблизился к ней и приподнял ее лицо за подбородок так, чтобы встретиться с ней глазами:
   — Вы можете смело рассказать мне, леди Кассия. Он начал вас бить. И это было не первое избиение в вашей жизни. Не прячьте свое лицо. Вам лично нечего стыдиться.
   Кассия провела кончиком языка по внезапно пересохшим губам. Она не могла вслух сказать правду, даже несмотря на то, что это за нее уже сделал Рольф. Кассия не хотела вспоминать о том, что у нее было с отцом: от этих воспоминаний становилось больно.
   — Я могу лишь сказать, что около получаса находилась без сознания, а когда очнулась, отец был уже мертв. Не понимаю только одного: как убийца мог проникнуть в комнату, ведь отец запер дверь, когда привел меня сюда. — Она снова замолчала, а потом добавила: — Он всегда запирал дверь.
   — И поэтому вы всегда держали окно в своей спальне открытым? На тот случай, если пришлось бы бежать?
   Кассия не ответила. Отвечать и не требовалось. Слезы навернулись на глаза, несмотря на все ее усилия отогнать их. Она зажмурилась, но они все равно покатились у нее по щекам,
   — Мне очень жаль, что вам пришлось пройти через весь этот ад, — проговорил Рольф, мягко смахнув ее слезинки согнутым пальцем.
   Момент истины прошел, и поведение Кассии резко изменилось.
   — Ад? О чем вы говорите, лорд Рэйвенскрофт? Не забывайте о том, что я богата и не отношусь к тем людям, которые должны каждый день беспокоиться о том, будет ли у них крыша над головой и кусок хлеба на столе. Я могу удовлетворить все свои материальные желания, ибо унаследовала восемьдесят тысяч отцовских фунтов.
   — А как быть с другими желаниями, нематериального происхождения? Имеете ли вы возможность удовлетворить и их? К сожалению, восемьдесят тысяч отцовских фунтов не будут в этом подспорьем.
   Кассия вновь повернулась к двери:
   — Не понимаю, о чем вы. Рольф взял ее за руку:
   — А мне кажется, понимаете. По-моему, вы отличнейшим образом понимаете, о чем я. В материальном плане, согласен, вам доступно практически все, что только ни пожелается, но вот в остальном вашей жизни не позавидуешь. Детство вы провели с матерью, которая люто ненавидела вашего отца и построила всю свою карьеру при дворе на том, что спала с разными влиятельными мужчинами.
   — Хватит, лорд Рэйвенскрофт.
   — Более того, — продолжал Рольф, — когда вы вернулись из Франции домой, чтобы впервые увидеть человека, которого мир называл вашим отцом, вы столкнулись с пьяным зверем, у которого жестокость давно затмила разум. Вы столкнулись с человеком, который делал все, чтобы выпихнуть свою дочь замуж за самую высокую цену и самому влиятельному покупателю. После этого для меня лично нет ничего удивительного в том, что вы терпеть не можете мужчин.
   — Я сказала: хватит!
   — И как долго вы собираетесь копить все это внутри себя?
   Кассия вдруг разозлилась, у нее угрожающе сузились зрачки:
   — У каждого из нас есть свой крест, лорд Рэйвенскрофт, который нам приходится нести. Просто у некоторых он сделан из более тяжелых пород дерева.
   — Цинизм, которым вы постоянно прикрываетесь, не идет вам.
   — Траур мне тоже не идет, но я вынуждена прикрываться им точно так же, как и цинизмом, ибо таковы правила жизни в этом обществе. И я буду носить траур независимо от того, какие чувства в связи с кончиной отца испытываю на самом деле: скорбь или радость.
   Рольф крепко взял ее за плечи:
   — К черту правила жизни! Уж кто-кто, а вы-то точно не должны обращать внимания на то, что скажут люди. Если хотите, миледи, то можете сбросить траур. А заодно избавьтесь и от своего цинизма.
   Кассия смерила Рольфа таким взглядом, от которого озноб прошел у него по коже. Никогда еще ему не приходилось выдерживать на себе такой взгляд женщины.
   — Я уже сказала вам, лорд Рэйвенскрофт, я не знаю, о чем вы говорите.
   «Черт бы ее побрал! Ее ничем не зацепишь! Почему она отказывает себе в чувствах?..» — с досадой подумал Рольф.
   Возможно, близкое расстояние между ними сыграло свою роль, но Рольфу вдруг смертельно захотелось заставить ее что-нибудь почувствовать. Хоть что-нибудь, кроме боли, гнева и отчаяния. Ему захотелось обрушить на нее то, чему она не смогла бы сопротивляться, нечто живое и настоящее, что заставило бы ее позабыть о зловещем призраке отца. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Рольф вдруг притянул Кассию к себе и накрыл ее полусомкнутые губы поцелуем.
   Он почувствовал, как немедленно волна прошла по всему ее телу. Он обнял ее крепче, не давая ей возможности освободиться. Что-что, а уж что такое поцелуй мужчины, она, конечно, отлично знала. Ведь она даже не попыталась опровергнуть обвинение, брошенное ей Джеффри, в том, что она спит с королем.
   Отчего же тогда Рольф вдруг почувствовал в ней сейчас, кроме сопротивления, еще что-то?.. Что-то вроде неопытности…
   Он попытался разжать ее губы. Напряжение в Кассии на мгновение ослабло. Воспользовавшись этим, он вошел в ее рот своим языком. Судя по всему, это поразило Кассию: реакция ее была такой, будто эти ощущения были совершенно новыми и незнакомыми ей. Осознав это, Рольф изумился и еще больше растерялся. Кассия вдруг перестала отталкивать его и еще плотнее прижалась к нему. И в тот момент Рольф понял, что наконец-то Кассия отдалась чувствам.
   Но как только он оторвался от ее губ, напряжение вновь вернулось к ней.
   Губы ее были влажными от поцелуя. Она смерила его горящим взглядом, но не проронила ни звука.
   — Попробуйте только сказать сейчас, что вы не знаете, о чем я говорю, — произнес Рольф.
   Не успела она ответить, — если ей вообще было что отвечать, — как у двери кто-то вежливо кашлянул.
   — Прошу прощения, миледи… Прошу прощения, милорд. Лорд Рэйвенскрофт, к вам посетитель, — проговорил Клайдсуорс и, судя по выражению его лица, он по меньшей мере уже несколько минут стоял здесь, прежде чем обратить их внимание на свое присутствие.
   — Оставляю вас с вашим гостем, — смущенно проговорила Кассия и поспешно вышла из кабинета.
   Через минуту появился Клайдсуорс, ведя за собой Данта Тремейна.

Глава 14

   Дант уже вошел в кабинет, а Рольф еще несколько секунд молча смотрел вслед Кассии.
   — Рольф, что-то случилось, дружище?
   — Ничего такого, о чем следовало бы рассказывать. Спасибо, что пришел так скоро, Дант. Прости, что сам не смог к тебе заглянуть, но, как я написал в записке, в эти дни я поневоле превратился в домоседа.
   Дант усмехнулся:
   — А очаровательная леди Зима случайно не с тобой тут домоседствует?
   Рольф нахмурился:
   — Ее зовут Кассия, Дант. Для тебя она леди Кассия, запомни.
   — Понял.
   Дант без лишних церемоний расположился в старом кожаном кресле напротив рабочего стола Сигрейва, благоразумно решив больше не использовать в своей речи придворных ярлыков, навешанных на Кассию.
   — Вам вроде нужна была кое-какая информация, милорд, — проговорил Дант.
   Он явно пытался развеселить Рольфа, но тот по-прежнему оставался хмурым.