Страница:
Васька с Серегой сидели у костра. Чай пили. Ветер не унимался. Тент то мелко дребезжал, то начинал громко хлопать провисшим концом.
— Что-то Мишаня у нас скис, — морщился Се-рега, отклоняясь от дыма, — переживает, что поехали сюда. Весной-то у него здесь все по-другому было, вот и чувствует себя виноватым, — Сере-га помолчал. — У него же все должно быть, как задумал. А тут — хотел красиво — охота, рыбы полно, а уже нет ничего. Может, из-за погоды не клюет?
Васька промолчал, соглашаясь, и безо всякой надежды посмотрел на речку, в которой за два дня не удалось поймать ни одного хвоста. Поскреб рыжую с сединой щетину.
— В тайге все же получше было бы.
— Ну. — Серега задумчиво глядел на огонь. — Но мне здесь вроде даже и нравится… необычно, конечно — такие просторы. Привыкнем.
Васька встал развесить мокрые Мишкины штаны и носки, валявшиеся у палатки.
— Слышь, Вась, — Серега заговорил тише, — Мишка ведь до конца, до Пясины хочет идти. Ты что думаешь?
— Не знаю.
— Точно, — Серега достал сигареты, но прикуривать не стал. Замер. — Думаю, не надо нам… бензина не хватит на четыреста километров, — он почесал небритую щеку. — И потом, не башка у него болит. Простыл он. Куда в таком состоянии упираться?! Надо короткий маршрут делать. До балка до этого. Побичуем там. В тундру сходим.
Они еще посидели. Васька сушил Мишкины вещи, Серега курил, глядя в костер из сырого ольховника, который больше дымил, чем горел. Ветер вынимал душу, обещая на завтра такой же дурной, пасмурный, как и вчера, и сегодня, день. Они впервые были в тундре и не знали, как тут с погодой — могло, наверное, и неделю так дуть, да и с рыбалкой и с маршрутом много было неясностей. И эти неясности представлялись теперь пустым, пронизанным ветром пространством тундры. И они в этом пространстве не имели пока своего места.
Проснулся Васька рано. Мужики храпели вовсю. Он посмотрел на часы и стал одеваться. Надел штаны, свитер, осторожно потянул куртку, которую клал под голову — Мишка тоже на ней спал. Расстегнул молнию и, сощурившись от неожиданно яркого света, вылез наружу.
Кругом было бело. На земле, на кустах, на провисшем тенте толсто лежал снег. Лодка, мотор, весь противоположный берег — все было белое-белое. Только в воде свинцово отражалось небо. Васька тряхнул тент — снег сполз мокрым пирогом, — постоял, было зябко и хотелось зажечь костер. Он поежился, пошел к лодке и достал спиннинг. Надо бы поймать рыбы. Она была бы сейчас очень кстати. Мужики проснутся, а у него уха горячая.
Снег был сырой. В воду превращался под ногами. И небо такое же — обложено все, казалось, задень и потечет — водой или снегом. Васька ушел далеко, облавливал все более-менее подходящие места, но вода по-прежнему была мутная, и нигде не клевало. Река будто была пустой. Он менял блесны, ставил самые яркие, большие и маленькие, — ничего не помогало. Руки совсем замерзли.
Когда он вернулся в лагерь, Мишка возился у костра. Стоял враскорячку и раздувал огонь. Васька достал нож. Ольховые ветки пачкали руки черной скользкой корой, только внутри были посуше. Костер долго не хотел, дымил, но потихоньку уговорился, затрещал мокрыми дровами. Белый дым лощинкой спускался к реке и висел над черной водой.
— Ты как? — спросил Васька.
— Да-а… получше вроде, — глаза у Мишки были больные. Он устало поднялся с колен, сдвинул упрямо темные брови. — Надо до Пясины идти, — сказал, будто продолжая разговор. Видно было, что у него уже есть свое решение и ему хочется закрыть этот вопрос окончательно.
— Бензина не хватит. Мы вчера прикидывали.
— Я слышал. Виноватым я себя считаю, не виноватым — это не важно. До балка осталось — ерунда: километров шестьдесят. День-два. И что потом? Неделю нары давить? — он помолчал. — Если уж ни рыбалки, ни охоты — так хоть маршрут хороший сделаем.
Васька поставил на огонь вчерашнюю кашу. Открыл «буфет» — большой непромокаемый ящик для продуктов, достал хлеб.
— Бензина хватит… — продолжал Мишка, — километров на триста. Дальше на веслах. Дней за пять-семь, бог даст, пройдем.
Они давно знали друг друга. И Мишкина на-стырность Василию хорошо была известна. Благодаря ей много чего удалось в конце концов, но сейчас Мишка перегибал. Сто километров на веслах по такой реке, да не дай бог против ветра — каторга. Васька хорошо это понимал, но промолчал. Помешал кашу.
Серега вылез из палатки. Нахмурился не проснувшимися еще, заплывшими со сна глазами на свежий снег.
— О!.. С Новым годом, друзья! — отошел к кустам, расстегнулся и оттуда уже добавил: — С новым счастьем! Валенок ни у кого лишних нет?
Сел к костру и снял легкомысленную, в красненький цветочек бандану с головы. Слегка вьющиеся русые волосы были схваченные сзади резинкой в хвост. Тонкие почти круглые очки под мохнатыми бровями, шрам через всю щеку. Сере-га, по крайней мере внешне, был человеком легкой натуры. За что его все и любили. Васька же с Мишкой не просто его любили, но и хорошо знали, что за этой легкостью был спрятан нормальный мужской характер.
Поели и стали собираться. Все было мокрое, но сушить не на чем было. Один мелкий ольховник вокруг. Подкачались, загрузили лодку и отчалили.
Река в белых берегах казалась черной и глубокой. Камни торчали из воды сероватыми шапочками мокрого снега. Необычно было, зябко и красиво. Пока ждали погоды в Дудинке, местные мужики пророчили зиму и отговаривали лететь. Тогда они лишь щурились небрежно, теперь же привычное чувство радости от первого снега — люди же всегда ему радуются — было где-то глубоко внутри, снаружи была сосредоточенность.
Мишка дернул мотор. Лодка с мокрыми вещами огрузла, тяжелым утюгом давила перед собой воду. Двигатель ревел и никак не выводил на глиссер. Мишка заглушился.
— Не хочет, — он посмотрел на навигатор, — два с половиной километра в час! Пошли, что ли?
Взялись за весла.
— Что-то мы и в тундру ни разу не сходили? Снегом завалит, не увидим ничего. А, Мишань, может ведь?.. — кивнул Серега на берег.
— Не должно бы… август, рано еще, — сказал Мишка неуверенно, — а завалит, так следы будут. Зайца можно потропить. Тут зайцев должно быть много.
— И рыбы, — поддакнул Серега, — руки не пропихнешь, сколько рыбы!
Серега не был ни рыбаком, ни охотником, поэтому ему дозволялось острить на эти темы. Васька улыбнулся на его шутку и недовольно посмотрел на воду. Он ничего не сказал им про утреннюю рыбалку.
В природе, казалось, все затихло. Только чуть всплескивались весла вдоль бортов. С серого низкого неба на черную воду, как будто подчеркивая тишину, полетели редкие снежинки. Падали на лодку и таяли на глазах. Стекали капельками по гладкому пластику баллонов. Потом они полетели гуще и гуще, и начался настоящий снегопад — берегов не стало видно. Лодка, гермомешки, канистры с бензином, одежда — все побелело.
Они загребали, толкая лодку по темной поверхности, на снегопад смотрели. Мишка привычно цеплял воду и задумчиво глядел куда-то вперед. В белую рябую пелену. Вдруг он перестал грести. Лицо было спокойное, только дурные, счастливые искорки плясали в уголках прищуренных, больных еще, конечно, глаз.
— А хорошо ведь, братцы! — сказал хрипло и тихо, — ей-богу, хорошо! Ничего не видно в этом снегу. Как будто. Бог знает, где мы и есть. Плыви да плыви, куда Господь выведет…
— Это да! — Васька тщательно вытер руки о штаны, полез за сигаретами. Достал сразу три и, согнувшись и прикрывая их от снега, стал прикуривать.
— Слышь! — Серега перестал грести и повернулся к друзьям. Очки снегом залепило так, что глаза едва видно было. — А чего сидим как дурачки?! Давай врежем! Новый год у нас или что?
— Да можно, — улыбнулся Мишка, — только… с водки-то мне.
— С водки только лучше бывает, — Серега аккуратно приоткрыл «буфет». — Вот она, родимая, — он тоже говорил тихо, как будто не хотел нарушить мягкой тишины снегопада. — На-ка, Вась, порежь, — он протянул луковицу и кусочек копченого мяса.
Выставил кружки на «буфет», налил и, аккуратно завинтив пробку, пристроил бутылку в ногах:
— Ну, с праздником первого снега! — заговорщицки шепнул.
— Давай выздоравливай! — поднял Васька свою кружку.
— И вы не болейте!
Захрустели луковицей. И снова смотрели на снежинки, выбирая какие покрупнее и провожая их полет до черной воды. Водка начала согревать. Грести не особенно хотелось. Плыли бы так и плыли, слушая эту осторожно шуршащую белую тишину.
…И они плыли. Мишка совсем севшим, тихим голосом рассказывал про весеннюю охоту в этих местах. Оживал даже, улыбался. Вспоминал, как быстро сходил снег, стремительно наполнялась жизнью тундра, как все свистало, ликовало и пело. Он замолкал, и они опять плыли в тишине. Природа тоже была тихой и, если бы не сырость, то и милой, но что это значило, было не совсем понятно.
То ли действительно наступала зима, то ли этот снег должен был растаять, и могло начаться солнечное и ясное бабье лето с бодрыми утренними заморозками. Мишка думал про четырехсоткилометровый маршрут, и в нем совсем не было уверенности, что так и надо поступать. Слишком много неясного было впереди. Он пытался и не мог себе представить, как оно там все будет. Короткий же маршрут ему не нравился потому, что тут все было слишком ясно. Гуси прокричали где-то над самыми головами в снежном небе. Как в сказке.
Обедать устроились на песке у самой воды. Были бы они в тайге, они наверняка забрались бы в лес, в соснячок или ельник — так, чтобы и речку было видно, и вокруг были бы стены. В незнакомой ситуации человек инстинктивно хочет спрятаться, стать незаметным. Здесь же это было невозможно — где ни встань, всюду как на ладони, поэтому и остановились на мокром песке под береговым откосом. Хоть чем-то прикрыты. Все кругом было мокрое, и в другой ситуации они поели бы всухомятку, но Мишка дрожал, вид у него был нездоровый, и друзья пошли за дровами.
Они долго возились с костром. И когда наконец зажгли, навалили всё, что собрали. Грелись. Васька достал Мишкины вещи и заставил переодеться. Майка и рубашка были мокрые от пота. Друзья почти молча за ним ухаживали. Серега развел шипучую таблетку. Разлили кофе. Пока Серега раздувал костер и варил кофе, весь вывозился в песке и саже. Нос был наполовину черный. «Очки поправлял», — понял Мишка и невольно улыбнулся От сухой одежды, от тепла костра, а может, и от таблетки ему стало получше.
Они слили воду из лодки и опять попытались выйти на глиссер, но опять ничего не вышло. Чуть-чуть не хватало. И они снова то шли на веслах, то бросали, закуривали и просто стекали по течению.
Снег так же внезапно прекратился, как и начался. Далеко стало видно, тучи неподвижно свисали вокруг, касаясь земли. Лодка, медленно разворачиваясь, сплывала недалеко от берега. За поворотом в черной заводи плавал лебедь. Друзья замерли, удивленные. Большая птица сначала почему-то направилась к ним, но потом повернула к реке. До лебедя было совсем недалеко.
— Молодой. — шепнул Мишка.
— Откуда знаешь? — Серега полез в кофр за фотоаппаратом.
— Пестрый еще, он только на следующий год белым станет, — Мишка аккуратно, чтобы не пугать, положил весло, — странно, что бросили.
— Может, раненый? — Серега сделал несколько быстрых кадров.
— Вряд ли. Тут нет никого. Поздно, наверное, родился или болел.
— Ну да — пил, курил.
— Да вроде здоровый, — Васька смотрел на лебедя в бинокль. — Может, он летает?
— Это вряд ли. Улетел бы… — их крутило, и Мишка осторожно подрабатывал веслом.
— И что теперь?
— Замерзнет без еды, когда река встанет. Песцы сожрут.
Между тем лодка почти перекрыла птице выход из заливчика. Лебедь заволновался, прибавил ходу, потом вытянул длинную неловкую шею и тяжело побежал по воде, помогая себе огромными крыльями. Казалось, еще немного и он взлетит. Серега щелкал затвором.
— Давай, давай, милый, чуть-чуть еще, — Васька сунул пальцы в рот и пронзительно засвистел.
Лебедь долго бежал, оставляя на серой воде следы от лап и крыльев, но в конце плеса снова сел.
— Вот черт, — Васька оторвался от бинокля и глянул на ребят, — почти ведь взлетел.
— Сейчас мы ему поможем, — Мишка привстал, дернул двигатель, и лодка тяжело двинулась вперед.
Когда они приблизились, лебедь отплыл к берегу, как бы давая дорогу, но Мишка свернул за ним. Васька с Серегой дружно свистели, хлопали, отбивая ладоши, и махали руками, а Мишка прибавлял газу, бесполезно расходуя бензин. Лебедь снова побежал по воде. Так повторилось еще дважды, и они уже сами устали и решили оставить его в покое, как неожиданно лодка пошла, пошла и выскочила на глиссер. Серега с Васькой радостно смотрели на Мишку, но тот показывал куда-то вперед. И тоже улыбался и махал над собой рукой. Их лебедь летел невысоко над водой, и видно было, что он поднимается. Он уже был над тундрой, разворачивался медленно, все набирая и набирая высоту.
— А-а-а!.. — заорали мужики в один голос и кинулись обниматься и хлопать друг друга, — а-а-а!..
Вскоре его уже не стало видно. Лебедь тянул на юг, лодка, ровно гудя мотором, уходила на север. Река то петляла, то выпрямлялась длинными плесами в невысоких корытообразных берегах. Опять пошел густой снег. Лодка, казалось, прибавила в скорости и стремительно полетела над седой пушистой рекой.
Они уже здорово замерзли, когда из-за очередного поворота выскочили в неожиданно широкое место — справа приходил большой, почти такой же, как Агапа, приток. Мишка сбросил скорость. Берег слева был обрывистый. Под высокой, чуть нависающей скалой — ровная площадка, покрытая мхом и слегка присыпанная снегом.
Место было хорошее. Друзья бегом разгружали лодку. Грелись. Со стороны на них посмотреть — так, какие-то чудаки городят что-то под снегом. Толкаются, подножки друг другу ставят. Мишка чувствовал себя как в бреду. Все тело и ноги ватные. Он хоть и не бегом, а тоже носил и улыбался, глядя на Ваську с Серегой.
Тент поставили к скале. Притащили с берега большие камни и растянули все как следует. С воды казалось, что пещера. Мужики вошли довольные.
— А?! — Серега театрально склонил голову набок и провел рукой в сторону реки. — Бунгало с видом на реку. Будьте любезны. Виски со льдом или чистый?
Васька с Мишкой улыбнулись.
— С видом на снегопад! — уточнил Васька. Мужики сняли дождевики, куртки, остались в свитерах. Хлопотали по хозяйству. Громко трещал костер, красно отражаясь на скале. Мох, выгорая, пах сухим летом и солнцем. Тепло, хорошо было. Снег пошел гуще. И он, и наступающая ночь заслонили их от реки недостающей стеной.
…На «буфете» стояли три кружки с налитой уже водкой. И три бутерброда с колбасой.
— А колбаса-то откуда?
— Места надо знать, — Мишка взял свою кружку, — но с продуктами у нас не очень. Три банки тушенки всего. Надо чего-то добывать.
— Завтра попробую порыбачить.
Васька пережаривал лук. Помешивал его, уворачиваясь от дыма. Пахло вкусно.
— Боюсь, на блесну не получится, — Мишка выпил, откусил бутерброд, — на наживку можно попробовать. На тушенку вон, что ль?
— Тушенку можно и так сожрать, — Серега, поблескивая очками, развешивал носки у огня. Пар от них шел.
— Что-нибудь придумаем. Куропатки, зайцы должны быть. Не пропадем.
— Вот мяска бы я сейчас пожарил, — мечтательно произнес Серега.
— Ты вон смотри, что жаришь! — захохотал Васька, тыча ложкой в костер.
— Ой, еп… и-е-х, — крякнул Серега, выдергивая задымившийся носок.
Проснулся Мишка здоровым. Пошатывало немного, но ничего. Он оделся и вылез из палатки. Серега мыл посуду у воды. На костре закипал чай. Под ногами хрустело. Ночью подморозило, понял Мишка и посмотрел на небо. И оно было получше. По-прежнему серое, но как будто поднялось немного. Бугор на другом берегу пестрел бурыми и оранжевыми плешинами морошки среди заснеженных кустарников. Серега шел от речки.
— О! Больной! Как ночевали?! — красными от ледяной воды руками, громко сгрузил посуду на скатерть. — Кашки горяченькой не желаем? Подгорела, правда, зараза.
— Плесни чайку, Серег.
Васька пришел. Спиннинг поставил к скале.
— Нету рыбы, мужики. Не берет.
— А на тушенку? — спросил Мишка.
— Ни на что не берет.
— Слышь, — Серега снял котелок с огня и всыпал туда жменю заварки, — а может, побичуем здесь денек? Местечко шикарное. Погода, может, наладится? Утром, между прочим, кусок голубого неба был.
— Надо идти, — покачал головой Мишка, — балок скоро будет.
— Что же это за балок такой волшебный? — Серега раскладывал кашу и косился с недоверием на Мишку. — Он с трудом представлял себе жилье в этом полном безлюдье.
— Нормальный балок. С печкой.
Не рано, конечно, вышли. Жалко было покидать обжитое место. Подсушили спальники, шмотки, палатку. Долили бензин и сожгли освободившуюся канистру. Полегчавшая лодка бодро набрала скорость.
Мишка старался держаться на основной струе и считал, сколько они прошли и сколько осталось горючего. Получалась все та же не сильно приятная арифметика.
— А ветер-то южный, Мишань, — наклонился к нему Васька.
— Ну? — не понял Мишка.
— Может, еще лето вернется?
— Смотрите, мужики! — сдавленно заорал Се-рега, вытянув руку и всем телом подавшись вперед.
Через реку плыли какие-то крупные животные. Васька схватил бинокль, но и так было видно, что это олени. Они были почти на середине. Лодка быстро приближалась.
— Берите ружья, — Мишка видел, что они успевают, — пули зарядите.
У Васьки руки тряслись. Он переломил двустволку и никак не мог вставить патроны в стволы. Серега зарядился и хмуро, но как будто решительно смотрел на плывущих животных. На Мишку оборачивался, ожидая команды.
Это были три больших коричневато-седых быка с огромными рогами. Мишка отжал их от берега.
Передний развернулся, они на секунду закрутились на месте, но тут же, закинув рога на спину, вытянулись друг за другом к ближайшей косе. Лодка шла чуть сбоку сзади в десяти метрах. Вокруг быков бурлила вода, лопатки и ляжки мощно ходили под шкурой. Олени испуганно озирались огромными черными глазами. Васька пролез вперед и стоял на коленях, держа стволы вверх. Лодку подбрасывало на волнах, он то хватался рукой за борт, то снова брался за ружье двумя руками. И тоже — все время растерянно оглядывался на Мишку. Вдруг он поднялся и, придерживаясь рукой за Серегу, вернулся на свое место. Лицо у него горело. Он отвернулся от животных и, досадливо нахмурившись, ждал выстрела.
Ему не хотелось смотреть на Мишку, и все же он глянул и недовольно покачал головой.
— Чего делаем-то?! — растерянно оглянулся Серега.
Мишка прибавил газу, обогнал животных, быки повернули к берегу и вскоре тяжелыми прыжками заскакали по отмели, далеко разбрызгивая воду.
— Ну их.
— Что?! — не понял Серега, — он все глядел вслед оленям, скрывающимся в тундре.
— Надо как-то по-честному, — крякнул Мишка с досадой.
Васька с Серегой вынули патроны, засунули ружья под вещи. Сигареты достали. Закуривали, представляя, что бы было, если бы они стали стрелять. Воду, окрашенную кровью.
Легче всех это было представить Мишке. Он был охотником. И все оружие было его. Мужики без него не охотились. Хотя стреляли оба хорошо. Особенно Серега. Тот по уткам почти не мазал. Но тут были не утки. И ситуация была не охотничья. Это все понимали.
— Но азарт-то какой, а?! — Мишка даже плечами передернул. — Могли бы и… насвинячить!
— Я чуть ружье за борт не бросил, — Васька развел могучие ладони, а голову вжал в плечи непонимающе, будто спрашивал у Мишки, правильно ли он сделал, но и упрямая уверенность была на лице. — Было бы мое, бросил бы!
— Все правильно. Скотство так стрелять.
— Это наверное, — Серега все глядел на то место, где только что были животные, — только если бы ты сказал… я бы выстрелил, видно, — чувствовалось, что Серега взволнован не меньше других, но он придавал голосу легкомысленности и равнодушия.
— Если бы я сказал! — Мишка слегка заводился. — Сам-то не смог. Что-то тебя тормозило!
Это был их старый спор. Серега почему-то считал, что шутить можно на любую тему. И легко ко всему относиться не только можно, а и нужно. Вслух он, правда, об этом не говорил, но так выходило. Мишка, с его куда более тяжелым характером, так не думал, более того, он знал, что Серега просто прячется за этой внешней легкостью. От кого и зачем прячется — непонятно было. Сейчас был как раз тот случай.
— Да без разницы ему, тут ты его убьешь или где-то в кустах, — Серега задумчиво посмотрел на небо. Спорить не хотелось. Он вообще не любил спорить с Мишкой.
— Ему — да, а нам не все равно. Есть разница между убийством и охотой. И все ее чувствуют… и ты тоже чувствуешь, только выдрючиваешься, не пойми зачем!
— Ну, я себя охотником не считаю. Я, наверное, убийца, — шкодливые чертики запрыгали в Серегиных глазах, — убил бы и печенки вам нажарил!
— Жалко, — Васька упрямо мотнул головой, — не то что жалко.
— А уже не надо, Вась, я уже убил. Вот печенка, — Серега поднес большое блюдо к Васькиному носу и сам с удовольствием его обнюхал, шмыгая соплями.
Все заулыбались. Покуривали, прикрывая сигареты от ветра. Лодка, оставляя сзади белый след, мягко подрагивала на мелкой волне. Мишка все время вглядывался куда-то вперед.
— Посмотрите-ка, друзья мои, что это у нас там показалось.
Река будто разливалась на два рукава, на мысу, если присмотреться, виднелось какое-то жилье. Васька достал бинокль.
— Домики, что ли.
— Ну… река направо пошла, а налево вход в озеро, — щурился Мишка на балок, вспоминая свою весеннюю охоту.
Они причалили. Спиной к воде стоял небольшой, обитый старой жестью, домик, похожий на вагончик. С окошком на озеро. Напротив сарай с навесом и рядом, ближе к речке, совсем маленькая банька из досок. Мужики радостно разбрелись. Кричали, находя что-то нужное.
Мишка сразу понял, что летом здесь кто-то был. Возле балка лежали бочки с соляркой, а сам он был заперт на огромный замок. Мишка удивленно подергал. Заперто было крепко. Он постоял в задумчивости. Васька с Серегой сидели в бане. Мишка заглянул. Чисто. Тазик на полке. Черпак.
— Ну, ты понял, что у нас будет сегодня вечером?! — Серега постучал по тазу. — Давай за вениками иди!
— Балок заперт.
— Как это? — не понял Васька.
— На замок! — усмехнулся Мишка.
— Ладно врать, — Серега смотрел на него недоверчиво.
— Точно. И замок неслабый.
Серега с Васькой, все еще не веря, пошли к балку, а Мишка в сарай. Он надеялся на него. Весной там было много сетей, которые сейчас очень пригодились бы. Открыл покосившуюся дверь. Сети, аккуратно набранные, висели по стене. Он снял одну и, радостно приплясывая, вышел к мужикам. Васька как раз пытался подцепить дверь какой-то железкой, Серега, прильнув к окну, заглядывал внутрь.
— Не, Вась, там, кажется, на болтах всё. Не выдрать.
— А?! Эй, медвежатники! — пропел Мишка, показывая сетку.
— Че?
— Через плечо!
— О! — Васька бросил железку, — о-о-о!.. С рыбой будем!
— Слушайте, а что с замком-то делать? — Се-рега опять приник к окну. — Хорошо там — нары, стол, печка. Может, окно разбить?
— И что, лазить через него? Ключ где-то должен быть, — Васька внимательно посмотрел вокруг.
Они обшарили все возле двери, баню, сарай — ключа нигде не было. Мишке первому надоело и он занялся сетями. Они были старые, нитяные, с дырками, но еще крепкие. Кольца грузил из толстой проволоки висели отдельно.
Мишка вынес их на улицу.
— Можно вырубить косяк на хер, вместе с замком, — предложил Серега.
— Как? — повернулся к нему Мишка.
— Топором!
— Я не знаю, мужики, может, ну ее… в бане переночуем? — он стал навешивать грузила.
— Ну, — Васька сдвинул шапку на лоб и почесал затылок. — Но странно… первый раз вижу, чтоб зимовье на ключ запирали.
— Хозяйственный, видно, хозяин-то. — Мишка закончил вешать грузила, снял сеть с гвоздя, встряхнул ее любовно, — хрен с ним, так перекантуемся.
Они разгрузили лодку, и Васька с Мишкой поплыли на другой берег, выметывая сеть. Их потихоньку сносило течением. Серега с другим ее концом шел вдоль воды. Снасть у него в руках задергалась сразу, как только растянули.
— Что-то есть уже, мужики! — крикнул через речку.
— Держи, держи, — ответил Мишка, — ровно иди, не обгоняй.
Они не провели и сотни метров, когда стало понятно, что хватит. Уже в нескольких местах на поверхность реки выворачивались белые бока. Стали закручивать к берегу.
Сетка здорово дергалась. В раздувшемся на течении прозрачном полотне белела и извивалась рыба. И хотя Серега не был рыбаком, детского азарта в нем было не меньше, чем в друзьях, Мишка два раза уже крикнул, чтобы он не тянул, но он потихоньку выбирал. По поверхности, пытаясь освободиться от сети, заплясали две рыбины сразу. Одна здоровая, желтоватая, другая поменьше, серебристая, как селедка. Он вытащил их на берег и, не зная, что делать, прижал коленками. Мужики причалили, вытянули лодку.
Васька стал осторожно вытаскивать. Впереди в сетке ворочалась большая рыбина.
— Нельма, ребят! — заорал Мишка радостно, заглядывая Ваське через плечо, — осторожнее, Рыжий, еле держится…
Васька приподнял верхний урез, быстро опустил руку в воду и не без труда вытащил толстое серебряное полено с небольшой по-щучьи вытянутой мордой.
— Что-то Мишаня у нас скис, — морщился Се-рега, отклоняясь от дыма, — переживает, что поехали сюда. Весной-то у него здесь все по-другому было, вот и чувствует себя виноватым, — Сере-га помолчал. — У него же все должно быть, как задумал. А тут — хотел красиво — охота, рыбы полно, а уже нет ничего. Может, из-за погоды не клюет?
Васька промолчал, соглашаясь, и безо всякой надежды посмотрел на речку, в которой за два дня не удалось поймать ни одного хвоста. Поскреб рыжую с сединой щетину.
— В тайге все же получше было бы.
— Ну. — Серега задумчиво глядел на огонь. — Но мне здесь вроде даже и нравится… необычно, конечно — такие просторы. Привыкнем.
Васька встал развесить мокрые Мишкины штаны и носки, валявшиеся у палатки.
— Слышь, Вась, — Серега заговорил тише, — Мишка ведь до конца, до Пясины хочет идти. Ты что думаешь?
— Не знаю.
— Точно, — Серега достал сигареты, но прикуривать не стал. Замер. — Думаю, не надо нам… бензина не хватит на четыреста километров, — он почесал небритую щеку. — И потом, не башка у него болит. Простыл он. Куда в таком состоянии упираться?! Надо короткий маршрут делать. До балка до этого. Побичуем там. В тундру сходим.
Они еще посидели. Васька сушил Мишкины вещи, Серега курил, глядя в костер из сырого ольховника, который больше дымил, чем горел. Ветер вынимал душу, обещая на завтра такой же дурной, пасмурный, как и вчера, и сегодня, день. Они впервые были в тундре и не знали, как тут с погодой — могло, наверное, и неделю так дуть, да и с рыбалкой и с маршрутом много было неясностей. И эти неясности представлялись теперь пустым, пронизанным ветром пространством тундры. И они в этом пространстве не имели пока своего места.
Проснулся Васька рано. Мужики храпели вовсю. Он посмотрел на часы и стал одеваться. Надел штаны, свитер, осторожно потянул куртку, которую клал под голову — Мишка тоже на ней спал. Расстегнул молнию и, сощурившись от неожиданно яркого света, вылез наружу.
Кругом было бело. На земле, на кустах, на провисшем тенте толсто лежал снег. Лодка, мотор, весь противоположный берег — все было белое-белое. Только в воде свинцово отражалось небо. Васька тряхнул тент — снег сполз мокрым пирогом, — постоял, было зябко и хотелось зажечь костер. Он поежился, пошел к лодке и достал спиннинг. Надо бы поймать рыбы. Она была бы сейчас очень кстати. Мужики проснутся, а у него уха горячая.
Снег был сырой. В воду превращался под ногами. И небо такое же — обложено все, казалось, задень и потечет — водой или снегом. Васька ушел далеко, облавливал все более-менее подходящие места, но вода по-прежнему была мутная, и нигде не клевало. Река будто была пустой. Он менял блесны, ставил самые яркие, большие и маленькие, — ничего не помогало. Руки совсем замерзли.
Когда он вернулся в лагерь, Мишка возился у костра. Стоял враскорячку и раздувал огонь. Васька достал нож. Ольховые ветки пачкали руки черной скользкой корой, только внутри были посуше. Костер долго не хотел, дымил, но потихоньку уговорился, затрещал мокрыми дровами. Белый дым лощинкой спускался к реке и висел над черной водой.
— Ты как? — спросил Васька.
— Да-а… получше вроде, — глаза у Мишки были больные. Он устало поднялся с колен, сдвинул упрямо темные брови. — Надо до Пясины идти, — сказал, будто продолжая разговор. Видно было, что у него уже есть свое решение и ему хочется закрыть этот вопрос окончательно.
— Бензина не хватит. Мы вчера прикидывали.
— Я слышал. Виноватым я себя считаю, не виноватым — это не важно. До балка осталось — ерунда: километров шестьдесят. День-два. И что потом? Неделю нары давить? — он помолчал. — Если уж ни рыбалки, ни охоты — так хоть маршрут хороший сделаем.
Васька поставил на огонь вчерашнюю кашу. Открыл «буфет» — большой непромокаемый ящик для продуктов, достал хлеб.
— Бензина хватит… — продолжал Мишка, — километров на триста. Дальше на веслах. Дней за пять-семь, бог даст, пройдем.
Они давно знали друг друга. И Мишкина на-стырность Василию хорошо была известна. Благодаря ей много чего удалось в конце концов, но сейчас Мишка перегибал. Сто километров на веслах по такой реке, да не дай бог против ветра — каторга. Васька хорошо это понимал, но промолчал. Помешал кашу.
Серега вылез из палатки. Нахмурился не проснувшимися еще, заплывшими со сна глазами на свежий снег.
— О!.. С Новым годом, друзья! — отошел к кустам, расстегнулся и оттуда уже добавил: — С новым счастьем! Валенок ни у кого лишних нет?
Сел к костру и снял легкомысленную, в красненький цветочек бандану с головы. Слегка вьющиеся русые волосы были схваченные сзади резинкой в хвост. Тонкие почти круглые очки под мохнатыми бровями, шрам через всю щеку. Сере-га, по крайней мере внешне, был человеком легкой натуры. За что его все и любили. Васька же с Мишкой не просто его любили, но и хорошо знали, что за этой легкостью был спрятан нормальный мужской характер.
Поели и стали собираться. Все было мокрое, но сушить не на чем было. Один мелкий ольховник вокруг. Подкачались, загрузили лодку и отчалили.
Река в белых берегах казалась черной и глубокой. Камни торчали из воды сероватыми шапочками мокрого снега. Необычно было, зябко и красиво. Пока ждали погоды в Дудинке, местные мужики пророчили зиму и отговаривали лететь. Тогда они лишь щурились небрежно, теперь же привычное чувство радости от первого снега — люди же всегда ему радуются — было где-то глубоко внутри, снаружи была сосредоточенность.
Мишка дернул мотор. Лодка с мокрыми вещами огрузла, тяжелым утюгом давила перед собой воду. Двигатель ревел и никак не выводил на глиссер. Мишка заглушился.
— Не хочет, — он посмотрел на навигатор, — два с половиной километра в час! Пошли, что ли?
Взялись за весла.
— Что-то мы и в тундру ни разу не сходили? Снегом завалит, не увидим ничего. А, Мишань, может ведь?.. — кивнул Серега на берег.
— Не должно бы… август, рано еще, — сказал Мишка неуверенно, — а завалит, так следы будут. Зайца можно потропить. Тут зайцев должно быть много.
— И рыбы, — поддакнул Серега, — руки не пропихнешь, сколько рыбы!
Серега не был ни рыбаком, ни охотником, поэтому ему дозволялось острить на эти темы. Васька улыбнулся на его шутку и недовольно посмотрел на воду. Он ничего не сказал им про утреннюю рыбалку.
В природе, казалось, все затихло. Только чуть всплескивались весла вдоль бортов. С серого низкого неба на черную воду, как будто подчеркивая тишину, полетели редкие снежинки. Падали на лодку и таяли на глазах. Стекали капельками по гладкому пластику баллонов. Потом они полетели гуще и гуще, и начался настоящий снегопад — берегов не стало видно. Лодка, гермомешки, канистры с бензином, одежда — все побелело.
Они загребали, толкая лодку по темной поверхности, на снегопад смотрели. Мишка привычно цеплял воду и задумчиво глядел куда-то вперед. В белую рябую пелену. Вдруг он перестал грести. Лицо было спокойное, только дурные, счастливые искорки плясали в уголках прищуренных, больных еще, конечно, глаз.
— А хорошо ведь, братцы! — сказал хрипло и тихо, — ей-богу, хорошо! Ничего не видно в этом снегу. Как будто. Бог знает, где мы и есть. Плыви да плыви, куда Господь выведет…
— Это да! — Васька тщательно вытер руки о штаны, полез за сигаретами. Достал сразу три и, согнувшись и прикрывая их от снега, стал прикуривать.
— Слышь! — Серега перестал грести и повернулся к друзьям. Очки снегом залепило так, что глаза едва видно было. — А чего сидим как дурачки?! Давай врежем! Новый год у нас или что?
— Да можно, — улыбнулся Мишка, — только… с водки-то мне.
— С водки только лучше бывает, — Серега аккуратно приоткрыл «буфет». — Вот она, родимая, — он тоже говорил тихо, как будто не хотел нарушить мягкой тишины снегопада. — На-ка, Вась, порежь, — он протянул луковицу и кусочек копченого мяса.
Выставил кружки на «буфет», налил и, аккуратно завинтив пробку, пристроил бутылку в ногах:
— Ну, с праздником первого снега! — заговорщицки шепнул.
— Давай выздоравливай! — поднял Васька свою кружку.
— И вы не болейте!
Захрустели луковицей. И снова смотрели на снежинки, выбирая какие покрупнее и провожая их полет до черной воды. Водка начала согревать. Грести не особенно хотелось. Плыли бы так и плыли, слушая эту осторожно шуршащую белую тишину.
…И они плыли. Мишка совсем севшим, тихим голосом рассказывал про весеннюю охоту в этих местах. Оживал даже, улыбался. Вспоминал, как быстро сходил снег, стремительно наполнялась жизнью тундра, как все свистало, ликовало и пело. Он замолкал, и они опять плыли в тишине. Природа тоже была тихой и, если бы не сырость, то и милой, но что это значило, было не совсем понятно.
То ли действительно наступала зима, то ли этот снег должен был растаять, и могло начаться солнечное и ясное бабье лето с бодрыми утренними заморозками. Мишка думал про четырехсоткилометровый маршрут, и в нем совсем не было уверенности, что так и надо поступать. Слишком много неясного было впереди. Он пытался и не мог себе представить, как оно там все будет. Короткий же маршрут ему не нравился потому, что тут все было слишком ясно. Гуси прокричали где-то над самыми головами в снежном небе. Как в сказке.
Обедать устроились на песке у самой воды. Были бы они в тайге, они наверняка забрались бы в лес, в соснячок или ельник — так, чтобы и речку было видно, и вокруг были бы стены. В незнакомой ситуации человек инстинктивно хочет спрятаться, стать незаметным. Здесь же это было невозможно — где ни встань, всюду как на ладони, поэтому и остановились на мокром песке под береговым откосом. Хоть чем-то прикрыты. Все кругом было мокрое, и в другой ситуации они поели бы всухомятку, но Мишка дрожал, вид у него был нездоровый, и друзья пошли за дровами.
Они долго возились с костром. И когда наконец зажгли, навалили всё, что собрали. Грелись. Васька достал Мишкины вещи и заставил переодеться. Майка и рубашка были мокрые от пота. Друзья почти молча за ним ухаживали. Серега развел шипучую таблетку. Разлили кофе. Пока Серега раздувал костер и варил кофе, весь вывозился в песке и саже. Нос был наполовину черный. «Очки поправлял», — понял Мишка и невольно улыбнулся От сухой одежды, от тепла костра, а может, и от таблетки ему стало получше.
Они слили воду из лодки и опять попытались выйти на глиссер, но опять ничего не вышло. Чуть-чуть не хватало. И они снова то шли на веслах, то бросали, закуривали и просто стекали по течению.
Снег так же внезапно прекратился, как и начался. Далеко стало видно, тучи неподвижно свисали вокруг, касаясь земли. Лодка, медленно разворачиваясь, сплывала недалеко от берега. За поворотом в черной заводи плавал лебедь. Друзья замерли, удивленные. Большая птица сначала почему-то направилась к ним, но потом повернула к реке. До лебедя было совсем недалеко.
— Молодой. — шепнул Мишка.
— Откуда знаешь? — Серега полез в кофр за фотоаппаратом.
— Пестрый еще, он только на следующий год белым станет, — Мишка аккуратно, чтобы не пугать, положил весло, — странно, что бросили.
— Может, раненый? — Серега сделал несколько быстрых кадров.
— Вряд ли. Тут нет никого. Поздно, наверное, родился или болел.
— Ну да — пил, курил.
— Да вроде здоровый, — Васька смотрел на лебедя в бинокль. — Может, он летает?
— Это вряд ли. Улетел бы… — их крутило, и Мишка осторожно подрабатывал веслом.
— И что теперь?
— Замерзнет без еды, когда река встанет. Песцы сожрут.
Между тем лодка почти перекрыла птице выход из заливчика. Лебедь заволновался, прибавил ходу, потом вытянул длинную неловкую шею и тяжело побежал по воде, помогая себе огромными крыльями. Казалось, еще немного и он взлетит. Серега щелкал затвором.
— Давай, давай, милый, чуть-чуть еще, — Васька сунул пальцы в рот и пронзительно засвистел.
Лебедь долго бежал, оставляя на серой воде следы от лап и крыльев, но в конце плеса снова сел.
— Вот черт, — Васька оторвался от бинокля и глянул на ребят, — почти ведь взлетел.
— Сейчас мы ему поможем, — Мишка привстал, дернул двигатель, и лодка тяжело двинулась вперед.
Когда они приблизились, лебедь отплыл к берегу, как бы давая дорогу, но Мишка свернул за ним. Васька с Серегой дружно свистели, хлопали, отбивая ладоши, и махали руками, а Мишка прибавлял газу, бесполезно расходуя бензин. Лебедь снова побежал по воде. Так повторилось еще дважды, и они уже сами устали и решили оставить его в покое, как неожиданно лодка пошла, пошла и выскочила на глиссер. Серега с Васькой радостно смотрели на Мишку, но тот показывал куда-то вперед. И тоже улыбался и махал над собой рукой. Их лебедь летел невысоко над водой, и видно было, что он поднимается. Он уже был над тундрой, разворачивался медленно, все набирая и набирая высоту.
— А-а-а!.. — заорали мужики в один голос и кинулись обниматься и хлопать друг друга, — а-а-а!..
Вскоре его уже не стало видно. Лебедь тянул на юг, лодка, ровно гудя мотором, уходила на север. Река то петляла, то выпрямлялась длинными плесами в невысоких корытообразных берегах. Опять пошел густой снег. Лодка, казалось, прибавила в скорости и стремительно полетела над седой пушистой рекой.
Они уже здорово замерзли, когда из-за очередного поворота выскочили в неожиданно широкое место — справа приходил большой, почти такой же, как Агапа, приток. Мишка сбросил скорость. Берег слева был обрывистый. Под высокой, чуть нависающей скалой — ровная площадка, покрытая мхом и слегка присыпанная снегом.
Место было хорошее. Друзья бегом разгружали лодку. Грелись. Со стороны на них посмотреть — так, какие-то чудаки городят что-то под снегом. Толкаются, подножки друг другу ставят. Мишка чувствовал себя как в бреду. Все тело и ноги ватные. Он хоть и не бегом, а тоже носил и улыбался, глядя на Ваську с Серегой.
Тент поставили к скале. Притащили с берега большие камни и растянули все как следует. С воды казалось, что пещера. Мужики вошли довольные.
— А?! — Серега театрально склонил голову набок и провел рукой в сторону реки. — Бунгало с видом на реку. Будьте любезны. Виски со льдом или чистый?
Васька с Мишкой улыбнулись.
— С видом на снегопад! — уточнил Васька. Мужики сняли дождевики, куртки, остались в свитерах. Хлопотали по хозяйству. Громко трещал костер, красно отражаясь на скале. Мох, выгорая, пах сухим летом и солнцем. Тепло, хорошо было. Снег пошел гуще. И он, и наступающая ночь заслонили их от реки недостающей стеной.
…На «буфете» стояли три кружки с налитой уже водкой. И три бутерброда с колбасой.
— А колбаса-то откуда?
— Места надо знать, — Мишка взял свою кружку, — но с продуктами у нас не очень. Три банки тушенки всего. Надо чего-то добывать.
— Завтра попробую порыбачить.
Васька пережаривал лук. Помешивал его, уворачиваясь от дыма. Пахло вкусно.
— Боюсь, на блесну не получится, — Мишка выпил, откусил бутерброд, — на наживку можно попробовать. На тушенку вон, что ль?
— Тушенку можно и так сожрать, — Серега, поблескивая очками, развешивал носки у огня. Пар от них шел.
— Что-нибудь придумаем. Куропатки, зайцы должны быть. Не пропадем.
— Вот мяска бы я сейчас пожарил, — мечтательно произнес Серега.
— Ты вон смотри, что жаришь! — захохотал Васька, тыча ложкой в костер.
— Ой, еп… и-е-х, — крякнул Серега, выдергивая задымившийся носок.
Проснулся Мишка здоровым. Пошатывало немного, но ничего. Он оделся и вылез из палатки. Серега мыл посуду у воды. На костре закипал чай. Под ногами хрустело. Ночью подморозило, понял Мишка и посмотрел на небо. И оно было получше. По-прежнему серое, но как будто поднялось немного. Бугор на другом берегу пестрел бурыми и оранжевыми плешинами морошки среди заснеженных кустарников. Серега шел от речки.
— О! Больной! Как ночевали?! — красными от ледяной воды руками, громко сгрузил посуду на скатерть. — Кашки горяченькой не желаем? Подгорела, правда, зараза.
— Плесни чайку, Серег.
Васька пришел. Спиннинг поставил к скале.
— Нету рыбы, мужики. Не берет.
— А на тушенку? — спросил Мишка.
— Ни на что не берет.
— Слышь, — Серега снял котелок с огня и всыпал туда жменю заварки, — а может, побичуем здесь денек? Местечко шикарное. Погода, может, наладится? Утром, между прочим, кусок голубого неба был.
— Надо идти, — покачал головой Мишка, — балок скоро будет.
— Что же это за балок такой волшебный? — Серега раскладывал кашу и косился с недоверием на Мишку. — Он с трудом представлял себе жилье в этом полном безлюдье.
— Нормальный балок. С печкой.
Не рано, конечно, вышли. Жалко было покидать обжитое место. Подсушили спальники, шмотки, палатку. Долили бензин и сожгли освободившуюся канистру. Полегчавшая лодка бодро набрала скорость.
Мишка старался держаться на основной струе и считал, сколько они прошли и сколько осталось горючего. Получалась все та же не сильно приятная арифметика.
— А ветер-то южный, Мишань, — наклонился к нему Васька.
— Ну? — не понял Мишка.
— Может, еще лето вернется?
— Смотрите, мужики! — сдавленно заорал Се-рега, вытянув руку и всем телом подавшись вперед.
Через реку плыли какие-то крупные животные. Васька схватил бинокль, но и так было видно, что это олени. Они были почти на середине. Лодка быстро приближалась.
— Берите ружья, — Мишка видел, что они успевают, — пули зарядите.
У Васьки руки тряслись. Он переломил двустволку и никак не мог вставить патроны в стволы. Серега зарядился и хмуро, но как будто решительно смотрел на плывущих животных. На Мишку оборачивался, ожидая команды.
Это были три больших коричневато-седых быка с огромными рогами. Мишка отжал их от берега.
Передний развернулся, они на секунду закрутились на месте, но тут же, закинув рога на спину, вытянулись друг за другом к ближайшей косе. Лодка шла чуть сбоку сзади в десяти метрах. Вокруг быков бурлила вода, лопатки и ляжки мощно ходили под шкурой. Олени испуганно озирались огромными черными глазами. Васька пролез вперед и стоял на коленях, держа стволы вверх. Лодку подбрасывало на волнах, он то хватался рукой за борт, то снова брался за ружье двумя руками. И тоже — все время растерянно оглядывался на Мишку. Вдруг он поднялся и, придерживаясь рукой за Серегу, вернулся на свое место. Лицо у него горело. Он отвернулся от животных и, досадливо нахмурившись, ждал выстрела.
Ему не хотелось смотреть на Мишку, и все же он глянул и недовольно покачал головой.
— Чего делаем-то?! — растерянно оглянулся Серега.
Мишка прибавил газу, обогнал животных, быки повернули к берегу и вскоре тяжелыми прыжками заскакали по отмели, далеко разбрызгивая воду.
— Ну их.
— Что?! — не понял Серега, — он все глядел вслед оленям, скрывающимся в тундре.
— Надо как-то по-честному, — крякнул Мишка с досадой.
Васька с Серегой вынули патроны, засунули ружья под вещи. Сигареты достали. Закуривали, представляя, что бы было, если бы они стали стрелять. Воду, окрашенную кровью.
Легче всех это было представить Мишке. Он был охотником. И все оружие было его. Мужики без него не охотились. Хотя стреляли оба хорошо. Особенно Серега. Тот по уткам почти не мазал. Но тут были не утки. И ситуация была не охотничья. Это все понимали.
— Но азарт-то какой, а?! — Мишка даже плечами передернул. — Могли бы и… насвинячить!
— Я чуть ружье за борт не бросил, — Васька развел могучие ладони, а голову вжал в плечи непонимающе, будто спрашивал у Мишки, правильно ли он сделал, но и упрямая уверенность была на лице. — Было бы мое, бросил бы!
— Все правильно. Скотство так стрелять.
— Это наверное, — Серега все глядел на то место, где только что были животные, — только если бы ты сказал… я бы выстрелил, видно, — чувствовалось, что Серега взволнован не меньше других, но он придавал голосу легкомысленности и равнодушия.
— Если бы я сказал! — Мишка слегка заводился. — Сам-то не смог. Что-то тебя тормозило!
Это был их старый спор. Серега почему-то считал, что шутить можно на любую тему. И легко ко всему относиться не только можно, а и нужно. Вслух он, правда, об этом не говорил, но так выходило. Мишка, с его куда более тяжелым характером, так не думал, более того, он знал, что Серега просто прячется за этой внешней легкостью. От кого и зачем прячется — непонятно было. Сейчас был как раз тот случай.
— Да без разницы ему, тут ты его убьешь или где-то в кустах, — Серега задумчиво посмотрел на небо. Спорить не хотелось. Он вообще не любил спорить с Мишкой.
— Ему — да, а нам не все равно. Есть разница между убийством и охотой. И все ее чувствуют… и ты тоже чувствуешь, только выдрючиваешься, не пойми зачем!
— Ну, я себя охотником не считаю. Я, наверное, убийца, — шкодливые чертики запрыгали в Серегиных глазах, — убил бы и печенки вам нажарил!
— Жалко, — Васька упрямо мотнул головой, — не то что жалко.
— А уже не надо, Вась, я уже убил. Вот печенка, — Серега поднес большое блюдо к Васькиному носу и сам с удовольствием его обнюхал, шмыгая соплями.
Все заулыбались. Покуривали, прикрывая сигареты от ветра. Лодка, оставляя сзади белый след, мягко подрагивала на мелкой волне. Мишка все время вглядывался куда-то вперед.
— Посмотрите-ка, друзья мои, что это у нас там показалось.
Река будто разливалась на два рукава, на мысу, если присмотреться, виднелось какое-то жилье. Васька достал бинокль.
— Домики, что ли.
— Ну… река направо пошла, а налево вход в озеро, — щурился Мишка на балок, вспоминая свою весеннюю охоту.
Они причалили. Спиной к воде стоял небольшой, обитый старой жестью, домик, похожий на вагончик. С окошком на озеро. Напротив сарай с навесом и рядом, ближе к речке, совсем маленькая банька из досок. Мужики радостно разбрелись. Кричали, находя что-то нужное.
Мишка сразу понял, что летом здесь кто-то был. Возле балка лежали бочки с соляркой, а сам он был заперт на огромный замок. Мишка удивленно подергал. Заперто было крепко. Он постоял в задумчивости. Васька с Серегой сидели в бане. Мишка заглянул. Чисто. Тазик на полке. Черпак.
— Ну, ты понял, что у нас будет сегодня вечером?! — Серега постучал по тазу. — Давай за вениками иди!
— Балок заперт.
— Как это? — не понял Васька.
— На замок! — усмехнулся Мишка.
— Ладно врать, — Серега смотрел на него недоверчиво.
— Точно. И замок неслабый.
Серега с Васькой, все еще не веря, пошли к балку, а Мишка в сарай. Он надеялся на него. Весной там было много сетей, которые сейчас очень пригодились бы. Открыл покосившуюся дверь. Сети, аккуратно набранные, висели по стене. Он снял одну и, радостно приплясывая, вышел к мужикам. Васька как раз пытался подцепить дверь какой-то железкой, Серега, прильнув к окну, заглядывал внутрь.
— Не, Вась, там, кажется, на болтах всё. Не выдрать.
— А?! Эй, медвежатники! — пропел Мишка, показывая сетку.
— Че?
— Через плечо!
— О! — Васька бросил железку, — о-о-о!.. С рыбой будем!
— Слушайте, а что с замком-то делать? — Се-рега опять приник к окну. — Хорошо там — нары, стол, печка. Может, окно разбить?
— И что, лазить через него? Ключ где-то должен быть, — Васька внимательно посмотрел вокруг.
Они обшарили все возле двери, баню, сарай — ключа нигде не было. Мишке первому надоело и он занялся сетями. Они были старые, нитяные, с дырками, но еще крепкие. Кольца грузил из толстой проволоки висели отдельно.
Мишка вынес их на улицу.
— Можно вырубить косяк на хер, вместе с замком, — предложил Серега.
— Как? — повернулся к нему Мишка.
— Топором!
— Я не знаю, мужики, может, ну ее… в бане переночуем? — он стал навешивать грузила.
— Ну, — Васька сдвинул шапку на лоб и почесал затылок. — Но странно… первый раз вижу, чтоб зимовье на ключ запирали.
— Хозяйственный, видно, хозяин-то. — Мишка закончил вешать грузила, снял сеть с гвоздя, встряхнул ее любовно, — хрен с ним, так перекантуемся.
Они разгрузили лодку, и Васька с Мишкой поплыли на другой берег, выметывая сеть. Их потихоньку сносило течением. Серега с другим ее концом шел вдоль воды. Снасть у него в руках задергалась сразу, как только растянули.
— Что-то есть уже, мужики! — крикнул через речку.
— Держи, держи, — ответил Мишка, — ровно иди, не обгоняй.
Они не провели и сотни метров, когда стало понятно, что хватит. Уже в нескольких местах на поверхность реки выворачивались белые бока. Стали закручивать к берегу.
Сетка здорово дергалась. В раздувшемся на течении прозрачном полотне белела и извивалась рыба. И хотя Серега не был рыбаком, детского азарта в нем было не меньше, чем в друзьях, Мишка два раза уже крикнул, чтобы он не тянул, но он потихоньку выбирал. По поверхности, пытаясь освободиться от сети, заплясали две рыбины сразу. Одна здоровая, желтоватая, другая поменьше, серебристая, как селедка. Он вытащил их на берег и, не зная, что делать, прижал коленками. Мужики причалили, вытянули лодку.
Васька стал осторожно вытаскивать. Впереди в сетке ворочалась большая рыбина.
— Нельма, ребят! — заорал Мишка радостно, заглядывая Ваське через плечо, — осторожнее, Рыжий, еле держится…
Васька приподнял верхний урез, быстро опустил руку в воду и не без труда вытащил толстое серебряное полено с небольшой по-щучьи вытянутой мордой.