Рэнни Карен. Его единственная любовь

   – Этого я не могу вам позволить, мисс.
   – Вы не можете позволить мне погулять на свежем воздухе в вашем присутствии? – спросила она умоляюще. – Если я не буду выходить из этой комнаты, Дональд, то просто заору.
   Казалось, это обещание его напугало.
   – Вы не шутите, мисс?
   – Отнюдь, – сказала она твердо. – Давайте играть на прогулку по лощине. Если проиграю, я вычищу сапоги Мясника.
   – Не могу, мисс, – ответил Дональд, уже не скрывая своего испуга. – Форт почти пуст, но если до полковника дойдет весть о вашей прогулке, я могу потерять свое место.
   – Быть ординарцем полковника так важно для вас?
   – Я бы стал служить полковнику Лэндерсу и в самом аду, мисс. Прошу меня простить, – сказал он.
   «Что же это за человек, если внушает такое уважение и подчиненные так ему преданы?» Она покачала головой, решив отбросить все мысли об инвернесском Мяснике.
   – Ну, тогда хотя бы вы разрешите мне дойти до общего зала клана. И до часовни, – быстро добавила она. – Только туда, и никуда больше.
   За один глоток свежего воздуха, за одно ласковое прикосновение ветра к лицу – она все бы отдала за возможность увидеть что-нибудь, кроме этих стен!
   – Если вы пообещаете не пытаться убежать, – сказал он. Она кивнула. Пусть он только ей поверит, она готова пойти на такую жертву. Ей некуда деваться.
   – В таком случае пара отлично начищенных сапог против короткой прогулки, – сказал Дональд с улыбкой.
   Она улыбнулась ему в ответ в знак согласия, и они принялись за игру.

Глава 14

   Алек стоял, глядя на озеро Лох-Юлисс. Они находились на восточном берегу озера, волнистые холмы заслоняли от них Гилмур. Но он все же смотрел в ту сторону, будто рассчитывал увидеть остатки рухнувших стен.
   – Ты смотришь на меня с неодобрением, Харрисон. – Алек повернулся к своему адъютанту.
   Тот на мгновение взглянул на него и отвел глаза.
   – Кто я такой, сэр, чтобы одобрять или не одобрять вас?
   – Правильный ответ, – сказал Алек лукаво, – но сейчас я хочу услышать правду.
   – Я думаю, то, что вы делаете, сэр, очень опасно, – неохотно ответил Харрисон. – Вы рискуете своей жизнью. В Инвернессе было достаточно опасно, но теперь вам грозят куда большие неприятности.
   – Я должен это сделать, – сказал Алек. – Но я понимаю, что ты не хочешь мне помочь.
   – Хочу, сэр. Как и каждый, кто был с вами в деле под Инвернессом, – преданно возразил Харрисон. – Но меня беспокоят Седжуик и его люди, особенно Армстронг. Похоже, он подхалим и готов пресмыкаться перед Седжуиком.
   – В таком случае мне придется усыпить его подозрения или лучше не возбуждать их, – с улыбкой возразил Алек.
   Он поднял глаза на мрачное темнеющее небо. Наступало полнолуние, но едва ли будет виден освещенный диск луны из-за приближающейся бури. По небу яростный ветер гнал серые тучи. И даже деревья были готовы заплатить дань буре – они почтительно склоняли кроны, содрогаясь от порывов ветра.
   – Опять буря, полковник, – заметил Харрисон.
   – Шотландия гневается на нас, – сказал Алек, удивив адъютанта, потому что обычно полковник был скуп на слова.
   Любое военное действие должно быть тщательно спланировано, а тем более предательство. Первой мыслью Алека было ускользнуть из форта ночью, чтобы помогать скоттам. Но это было не слишком удобно. Ему требовалось покидать форт Уильям и возвращаться туда незамеченным. Его смущало и удивляло то, как быстро он опять стал одним из вольных Макреев. При этом у него возникло удивительное, прежде не изведанное ощущение свободы.
   В конце концов, его можно повесить только один раз.
   – Если Армстронг захочет меня видеть, – обратился он к Харрисону, – скажешь, что я не велел себя беспокоить.
   – Охотно, – отвечал Харрисон.
   – Остальным скажи что положено, – добавил Алек. – Рассчитываю на твою скромность.
   Это означало, что его будут сопровождать только ветераны, бывшие с ним при Инвернессе.
   Йен вскочил в лодку, дернул для надежности узел на канате, соединявшем его лодку со второй, – обе они были добычей Каслтона. Не зря он назначил его ответственным за снабжение провиантом для форта. Молодой лейтенант выказал себя мастером своего дела – он мог раздобыть что угодно.
   Вытащив лодчонку на каменистый берег, он прочно поставил вторую лодку на якорь. Было разумно подготовиться заранее к любой случайности, включая и необходимость быстро ретироваться из форта Уильям.
   Галька хрустела под его сапогами, пока он шел к скале, обращенной к озеру отвесной стеной. Память подвела его, когда он попытался найти вход в пещеру. Потом он осознал, что видел его одиннадцатилетним мальчуганом и искать отверстие в скале следует чуть ниже. Он наклонился и тотчас же нашел дыру в скале. Просунув в нее голову, он нырнул в пещеру. Внутри он почувствовал, что свод пещеры вздымается вверх над его головой, и выпрямился. Тогда он снова зажег фонарь.
   Мальчиком он был очарован красками и таинственностью пещеры, но теперь он осознал, что художник любил женщину, изображенную им на портретах. Эта любовь была столь явной и очевидной, что Алеку стало неловко да непрошеное вторжение в чужую жизнь.
   Он поставил зажженный фонарь у подножия лестницы и начал подниматься в часовню. Ему показалось, что время надолго остановилось, пока его здесь не было. Ощущение опасности и сильный запах тлена были такими же, как в детстве.
   Он отодвинул два камня, закрывавшие вход, и, подтянувшись, проскользнул как тень в темноту часовни.
   – Вы ведь обещали, что будете на виду, мисс, – крикнул Дональд неуверенно, – и не попытаетесь бежать?
   Лейтис улыбнулась и кивнула, ступая в общий зал клана. Она с облегчением вдыхала воздух, пахнущий пылью веков.
   Они так долго играли в карты, что не заметили, как стемнело и наступила ночь. Лейтис наконец повезло, и она выиграла. Дональд разрешил ей прогуляться до часовни.
   Она обернулась через плечо. Дональд стоял сзади, на том же расстоянии, будто понимал, что его присутствие здесь – святотатство.
   Холодная влага, оседавшая на ее лице, резкий ветер и духота были предвестниками надвигающейся бури. В Гилмуре гром, казалось, звучал громче и раскатистее, а молнии сверкали ослепительнее. Возможно, потому, что замок был окружен утесами и ветру приходилось преодолевать сопротивление каменной тверди.
   Она закрыла глаза и запрокинула голову, отдаваясь предвкушению бури. Лейтис казалось, что она еще девочка, бегает наперегонки с братьями по земле с ее волнистыми перекатами и пологими холмами, по лощине, вверх-вниз, хохочет в ожидании грозы и не боится ни грома, ни молний.
   В ее памяти всплыл еще один мальчик – Йен. Так его звали. Его приезды в замок всегда обещали непредвиденную и неописуемую радость. Она каждый год ждала его приезда, смотрела на цветущий в лощине вереск и знала, что в один из летних дней он с матерью приедет в красивой карете и ее снова пригласят в Гилмур как равную, как его друга.
   Она вглядывалась во тьму, но Дональда не было. Она увидела приоткрытую дверь комнаты и на стене – тень ординарца. Она улыбнулась, благодарная ему за то, что он проявил понимание и неожиданную доброту.
   «Ты смеешься лучше всех девочек. У тебя такой красивый смех!» Йен признался в этом в последний раз, когда был здесь. Как странно, но эти воспоминания вызывали в ней боль. Возможно, потому, что если они снова встретятся, то он будет ее врагом. И все же она помолилась за этого английского мальчика и за то, чтобы его не втянули в войну.
   Из тени, в которой стоял, Алек наблюдал, как Лейтис медленно бродит по часовне. Наступало полнолуние, и тьма отчасти рассеялась, ночь уже не была угольно-черной. Буря прошла стороной и бушевала где-то вдали, но ветер все еще дико завывал и в воздухе отчетливо ощущался запах дождя.
   Лейтис задумчиво опустила голову, пробираясь под сводами арок, заложив руки за спину. Задумчивая Лейтис. Такой он никогда прежде ее не видел. Что открылось ей? Чувствовала она печаль или гнев? Или в ее глазах отразились следы пережитого, хорошо скрываемый страх, заметный тому, кто захочет поглубже заглянуть в ее душу?
   Ему хотелось заговорить с ней, но он не находил подходящих слов. Попытайся он успокоить ее и заверить, что ей ничего не угрожает, – это будет только уловка, потому что он не может ей обещать ни безопасности, ни утешения, ни даже того, что наступит завтра. Утешение? Она не примет его от него. Дружбу? Он улыбнулся этой нелепой мысли.
   Его тревожило и будоражило ее присутствие и то, как она смотрела на море вдали. Ее поза выражала одиночество, ее спокойствие было кажущимся и нестойким, в любой момент готовое смениться печалью.
   Он протянул к ней руку. Ему хотелось положить ее на плечо Лейтис, коснуться ее. Но он оставался неподвижным.
   С тех пор как он ступил на шотландскую землю, Алек все чаще вспоминал годы юности и людей, которых любил и которыми восхищался. То, что он оказался в Гилмуре, выпустило на свободу его воспоминания, дотоле хранимые глубоко в его памяти, пока они не затопили все его существо.
   «Для английского мальчишки ты не такой уж плохой пловец. Пошли, Йен! Мы с тобой побьем, Фергуса и Джеймса! До чего же я ненавижу Фергуса, право же!» Она поведала ему это однажды, и слезы в ее голосе отозвались странной болью в его сердце. Он не мог припомнить, из-за чего она поссорилась с братом, но очень скоро они помирились.
   Лейтис! Мысленно он произносил ее имя, и на миг ему почудилось, что она слышит его мысли. Она двинулась к нему, потом остановилась, подняла с пола какой-то блестящий камешек, оглядела его и осторожно, почти с религиозным чувством положила на место.
   Она медленно двигалась к арке рядом с ним и остановилась под ней с откинутой назад головой и с закрытыми глазами, будто пробуя на вкус ветер, унесший бурю в сторону. В эту минуту она была похожа на женскую фигуру, украшающую нос корабля: высокая и гордая, с каштановыми волосами, которыми играл ветер.
   Он заметил какое-то движение под сводами, известковую пыль, посыпавшуюся оттуда. И тут же сверху упал обломок камня.
   Он бросил к Лейтис, рванул ее к себе и толкнул к западной стене. Она прикрывала руками голову, а он защищал ее от камней обвалившейся арки.
   Пол дрожал у них под ногами. Он наклонился, его лицо оказалось рядом с ее лицом. Их дыхание смешалось, а вокруг клубилось облако пыли. Кирпичи с грохотом обрушивались в озеро, и это походило на ворчание, на протестующий рев старого строения.
   Когда через несколько минут Алек поднял голову, он увидел, что три кирпичные колонны рассыпались в прах. На месте часовни зияла рваная дыра. Она выдерживала натиск стихий на протяжении веков, для того чтобы рухнуть под пушечными ядрами.
   Он медленно выпустил Лейтис, оторвав руку от кирпичной кладки. Он стоял неподвижно и прямо, стараясь отстраниться от нее, хотя все еще ощущал изгибы ее тела у своей груди. Они оказались так близко друг к другу, что он слышал ее хриплое неровное дыхание.
   Время, казалось, остановилось. Темнота усугубляла таинственность минуты.
   – С вами все хорошо? – спросил он, ощущая под пальцами ее округлые плечи.
   – Да, – ответила она, задыхаясь.
   – Мисс! – послышался тревожный голос Дональда. Она осторожно отстранилась от Алека и вышла из тени в сероватый полумрак.
   – Все хорошо, Дональд. – Она повысила голос почти до крика, чтобы он мог ее услышать.
   Она смотрела на разрушенную арку. Там, где она только что стояла, громоздилась гора битых кирпичей и камней.
   – Меня могло убить, – сказала Лейтис удивленно и обратилась к нему: – Кто вы?
   Он улыбнулся тому, что она попала прямо в точку, задав самый трудный для обоих вопрос.
   В темноте она не могла его разглядеть. Но она еще ощущала прикосновение его рук и тела, когда он с силой прижат ее к стене, почти вдавив в неё. Он действовал так стремительно, что она не успела испугаться. Даже теперь она была скорее удивлена, чем испугана.
   Он не ответил, но в его движениях ей почудилось что-то настолько знакомое и узнаваемое, что ее сердце подскочило к горлу.
   – Маркус? Это ты? – Она, затаив дыхание, ждала ответа.
   – Нет, – сказал он, наконец. – Я не Маркус, Лейтис.
   Он говорил с ней на безупречном гэльском.
   – Откуда ты знаешь мое имя?
   – Здесь, в Гилмуре, мало такого, чего я не знаю, – сказал он и снова скользнул в тень. Только на краткое мгновение неяркий лунный свет сделал его едва-едва различимым.
   – Кто ты? – спросила она снова, благоразумно отступив на шаг.
   С минуту он колебался, потом вынул какой-то предмет из-за пазухи и протянул ей на ладони, затянутой в перчатку. Она увидела брошь Макреев. В лунном свете она казалась золотой.
   – Это мое по праву рождения, – сказал он.
   – Так ты Макрей? – спросила она недоверчиво.
   – Да, – признался он просто, пряча брошь.
   – Нас здесь осталось немного, – сказала Лейтис. – Я тебя знаю?
   – Не думаю, – ответил он мрачно, отступая дальше в тень.
   Она оглядывала углы комнаты, напрягая зрение в попытке увидеть его. Но вокруг была только чернильная темнота.
   – Ты плод моего воображения? – спросила она.
   – Нет, я существую, – ответил он, и его звучный голос эхом отозвался в часовне почти без крыши.
   – Как тебя зовут?
   – Назови меня сама. Дай мне имя, – с вызовом ответил он.
   – Тень? – предположила она.
   – В этом имени нет характера, и звучит оно слишком сурово и мрачно, – сказал он, и по его тону она почувствовала, что он улыбается. И невольно, хоть и с неохотой, улыбнулась сама.
   – Но почему ты в черном?
   – Вероятно, чтобы избежать излишнего любопытства к своей персоне и остаться незамеченным, – пояснил он. – Особенно англичанами.
   – И какова твоя цель?
   – Ты всегда задаешь столько вопросов?
   – Ты ведь здесь не для того, чтобы найти скотта среди множества английских солдат?
   – Голубя среди кошек? – спросил он. – У тебя не хватит фантазии придумать для меня имя. Тебе недостает умения поэтически мыслить. Неужели в твоей памяти не сохранилось воспоминаний ни об одном герое, именем которого ты могла бы меня назвать?
   – Разве герои прячутся в тени?
   – Возможно, прячутся, если хотят прожить еще Денек-другой.
   – Ворон, – сказала она. – Черный, как ночь, и коварный.
   – Пожалуй, это неплохо, – одобрил он.
   – Зачем ты здесь, Ворон, в английской крепости? Поколебавшись, он, наконец, заговорил, и ей показалось, что он неохотно открыл ей правду.
   – Чтобы спасать Макреев.
   – Тогда, Ворон, – сказала она с улыбкой, – ты такой же безумец, как мой дядюшка, пытающийся в одиночку противостоять англичанам. Разве от одного человека что-то зависит?
   – Ведь полковник – всего лишь человек, Лейтис, – мягко возразил он. – Такой же, как герцог Камберленд или принц.
   На щеках ее вспыхнул румянец, будто он пристыдил ее.
   – У них есть соратники. И армия. А у тебя?
   – Только я сам, – ответил он мрачно.
   – Один среди англичан, в английской крепости? Ты или отчаянный храбрец, или просто очень азартный игрок, любящий риск.
   – Гилмур не принадлежит англичанам, – сказал он сдержанно. – А что касается меня, то я не претендую ни на то, ни на другое.
   – Ты еще и скромен вдобавок, – заметила она с улыбкой.
   – Мисс, пора возвращаться, – окликнул ее Дональд.
   – Тебе лучше уйти, – сказала Лейтис, не желая, чтобы Ворона схватил серьезный сержант.
   – Почему ты хочешь меня защитить? – спросил он шепотом.
   – Ты ведь Макрей.
   – Разве все Макреи так безупречны, что ты стоишь с одним из них в темноте и ничего не опасаешься? – спросил он, и в его голосе она различила насмешку.
   – Да, – ответила она не раздумывая.
   – Тогда только дурак не назвал бы себя Макреем, – сказал он.
   – Мисс! – Дональд уже стоял в дверях и всматривался в темноту.
   – Минутку, Дональд, пожалуйста, еще одну минутку, – крикнула она и снова повернулась к Ворону: – Будь осторожен. Берегись. Тут рядом целый полк солдат.
   – Я считал, что они патрулируют окрестности форта.
   – Большинство, но не все. К тому же здесь есть часовые.
   – И он один из них? – спросил Ворон, глядя на Дональда, все еще стоявшего в дверях.
   – Это мой тюремщик, – призналась она. – Полковник оставил его стеречь меня.
   – В таком случае беречься следует тебе, – посоветовал он.
   – Позволь мне помогать тебе. – Она сама удивилась своей просьбе и внезапному восторгу, наполнившему ее при этой мысли. – Ты хочешь спасать Макреев, и я хочу того же. Я ведь могу что-нибудь сделать.
   – Это ведь не приключение, Лейтис. Это опасно, и если тебя схватят англичане, не жди от них мягкости и снисхождения только потому, что ты женщина.
   – Они и сейчас не слишком добры, – возразила она, тряхнув головой. – Или ты полагаешь, я здесь по доброй воле?
   – Кое-кто утверждает, будто полковник очарован тобой и ведет себя не так, как обычно. Здесь для тебя безопаснее, чем в другом месте.
   Свои мысли о полковнике она предпочитала хранить при себе и не делиться ими ни с кем, будь он даже одним из Макреев.
   – В последний год я не жила под твоей защитой, Ворон, – сказала она тихо. – Мы чуть не умерли от голода. Нас поднимали с постелей ночью и заставляли собираться в круг посреди деревни в одних ночных сорочках. Мы, женщины, не знали, изнасилуют ли нас или просто оставят замерзать, а мужчины были не в силах защитить нас. Наш скот англичане прирезали прямо у нас на глазах, и не из-за голода, а просто чтобы нам он не достался. Но тебя здесь не было.
   – Значит, у тебя еще больше оснований опасаться, – он понизил голос, – а у меня охранять тебя.
   – Нет, – решительно, но спокойно возразила она, – это не так. Я смогу выжить, Ворон. Я это доказала.
   – Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, Лейтис, – сказал он ласково.
   – Тогда поверни время вспять, – ответила она так же мягко. – Потому что это уже случилось.
   Прошла минута, другая.
   – У тебя скорбит душа? – Он нарушил молчание. – Чего ты боишься?
   Лейтис улыбнулась – его вопросы показались ей смешными и нелепыми. Она подошла к нему поближе.
   – Я буду отчаянно храброй, – пообещала Лейтис. – Но ведь таковы все Макреи.
   – Даже женщины?
   – [ Женщины в особенности, – ответила она. – У нас больше поводов для отваги.
   – Тогда давай встретимся здесь, – предложил он, – перед закатом солнца.
   Она отошла от него и двинулась к арке, где было светлее. Он не последовал за ней, стоя на месте как прикованный под покровом темноты.
   – Ты не можешь избавиться от своего тюремщика? Я не хочу, чтобы за нами следовал англичанин.
   – Постараюсь, – пообещала она.
   Лейтис была уверена, что найдет способ отделаться от Дональда.
   Она повернулась, вглядываясь в темные тени, но Ворон исчез, как дым, развеянный ветром.
   – Мисс! – снова послышался голос Дональда теперь уже совсем близко.
   – Иду, – откликнулась она и неохотно покинула часовню. Алек смотрел на нее из темноты. Она расправила плечи, гордо вздернула подбородок и решительно направилась в комнату лэрда. Ее фигурка казалась бесплотной легкой тенью. Но память подсказывала ему, какая она: волосы цвета опавшей листвы и лицо, будто выточенное из слоновой кости. А в ее прекрасных глазах он видел искреннюю боль и в то же время отвагу, порожденные скорбью.
   Он вернулся ко входу в подземелье. Отодвинув камень, закрывавший отверстие, он шагнул на первую ступеньку.
   Нужно пересмотреть свои планы. Очевидно, ему не удастся воспользоваться лестницей, чтобы покидать форт Уильям и возвращаться туда незамеченным. Слишком велика вероятность, что его увидит Лейтис.
   Возможно, было бы разумнее отослать ее назад, в деревню. Но поступи он так, это привлечет внимание, если при этом прекратить поиски Хемиша. Старика нужно найти во что бы то ни стало, а потом придется его казнить. Да, он упрям как осел, он раздражает своей неукротимой ненавистью к англичанам, но Хемиш не заслуживал столь сурового наказания, как виселица.
   Возможно, было глупостью позволить Лейтис ему помогать. Но разве можно со стороны наблюдать за чудовищной жестокостью и поступками англичан и быть бессильным предотвратить их! Он должен продумать все основательно и принять меры предосторожности, стать более осмотрительным. Кроме того, нужно поговорить с Дональдом и предупредить, чтобы Лейтис могла беспрепятственно покидать свою комнату и возвращаться туда. Это было не так уж и трудно, потому что Алек доверился ему и Дональд знал правду о нем.
   Но превыше всего – безопасность Лейтис. Она ни в коем случае не должна пострадать.
   В этой дикой и суровой стране не было гостиниц, и Патриции Лэндерс, графине Шербурн, пришлось с этим смириться.
   Путешествие было трудным. По дороге у них дважды ломалось колесо, и во второй раз пришлось искать кузницу, чтобы его починить. Грозы сопровождали их на всем пути из Англии, будто гнали назад, домой.
   Но, несмотря на это, Дэвид оставался по-детски радостным и возбужденным. Возможно, было даром Божьим обладать таким характером, как у него.
   – Мы скоро приедем? – спрашивал он, и его лицо освещалось улыбкой, когда он смотрел в окно кареты на дикую неприветливую страну.
   Брэндидж-Холл находился в графстве Сари, среди пологих невысоких волнистых холмов. Это было знакомым и приятным зрелищем на фоне бледно-голубого английского неба. Будто природа нарочно создала пейзаж, отрадный глазу и не оскорбляющий его.
   Здесь, в Шотландии, все было суровым. Закаты были кричаще-яркими, будто требовали особого внимания к себе. И даже орлы, парившие высоко над пустынными холмами, приветствовали мир чересчур громкими и хриплыми криками.
   – Довольно скоро, – ответила Дэвиду мать с вымученной улыбкой.
   Любой приют был для них желанным. Ей казалось, что до конца жизни придется без конца трястись на этой жесткой подушке.
   – Вспомнит ли он меня?
   По лицу Дэвида скользнула тень беспокойства, и мать поспешила его рассеять.
   – Конечно, вспомнит, – ответила она ласково. – Ведь ты его брат.
   Кучер остановился на ночлег на обочине дороги. Графиня предпочла лечь в карете. Это лучше, чем спать на земле, под деревом. На узкой скамье сиденья ее не тревожили насекомые, не гудели ночные мошки и жуки, не заглядывали любопытные лягушки и другие маленькие юркие и скользкие создания, пленявшие Дэвида. Его зачаровывали все букашки и насекомые, сотворенные Господом.
   Кроме того, он был явно потрясен пейзажем за окном кареты. Дни тянулись и тянулись, а пейзаж не менялся: за окном было суровое серое небо, а под ним мрачные горы и зеленые холмы. Лишь иногда начинал хлестать дождь, или вдруг выглядывало солнце и посылало свои жаркие лучи внутрь кареты.
   Графиня бранила себя за недостойные мысли. Жаловаться бессмысленно – это не приносило облегчения, и дорога не становилась легче или короче.
   – Я расскажу ему о своей кошке, хорошо? – спросил Дэвид, выходя из кареты.
   Ральф затаилась в корзинке, прижала уши, а ее желтые глаза походили на щелочки. Патриция сомневалась, что Алеку захочется слушать рассказы о представительнице кошачьего племени, но кивнула, не желая огорчать сына.
   Едва ли темы разговоров Дэвида будут интересны новому графу Шербуру. Патриция не знала, каким стал Алек за эти годы, но, глядя на своего сына, надеялась, что он остался добрым. Дэвид прижимал к груди корзинку с кошкой, завороженный видом костра, только что разведенного их кучером. Его глаза были ясными, широко раскрытыми и доверчивыми.
   «Господи, пусть ничто его не ранит». Она часто молилась об этом с тех пор, как выяснилось, что Дэвид не в состоянии защитить себя.
   Ральф зарычала, и Патриция внезапно улыбнулась, осознав, что у нее и кошки Шотландия вызывает одинаковые чувства.

Глава 15

   Лейтис с нетерпением ожидала конца дня и встречи с Вороном в часовне. Ее комната была вычищена до блеска. Живи она дома, у нее нашлась бы куча дел, только успевай: нужно выполоть маленький садик, пойти за ягодами и диким луком, подоить корову, постирать – она особо следила за чистотой своей одежды и гордилась этим. Ее платье всегда выглядело чистым и свежим.
   Но ее дом уничтожен, корову забили и забрали англичане, а единственное платье едва ли можно назвать достойной одеждой. Она улыбнулась своим мыслям. В этом она вся: готова к бунту, а думает о нарядах.
   Однако она ведь даже предложила в шутку чинить и латать одежду англичан. Ее вынужденное бездействие становилось невыносимым, а время текло страшно медленно.
   Нужно больше думать о том, как ей избавиться от Дональда. Пожаловаться на женское недомогание? На его месте ее братьев бы как ветром сдуло, но он, вне всякого сомнения, останется караулить у двери. Объявить, что она занемогла и опасается, что ее недуг заразен? Вряд ли он ей поверит. Предложить ему сыграть в карты в надежде на выигрыш? Это не сулило безусловного успеха. Ведь она могла и проиграть. День тянулся медленно, каждая минута растягивалась до бесконечности. Она никак не могла найти решение своей задачи.
   На стук Дональда она открыла дверь и посторонилась, дав ему возможность внести ужин и накрыть на стол. Единственное, что скрашивало ее пребывание в плену, – это хорошая и сытная еда.
   Она с улыбкой поблагодарила его, все еще не придумав, как избавиться от него и покориться на сегодняшний вечер своей судьбе узницы.
   – Мне надо позаботиться об одежде полковника, мисс. – Он осторожно и тщательно подбирал слова. – Есть у меня и другие дела, которые я запустил. Я могу вызвать на смену другого стража или положиться на ваше обещание, на ваше честное слово.