– Они решили уехать с нами, – пояснил он. – Но не думаю, что нам с ними повезло.
   Он помог Хемишу выбраться наверх.
   – Я прошу простить меня за то, что я навлек на тебя опасность, – сказал Хемиш Лейтис. – За то, что ты стала из-за меня заложницей, – добавил он, не глядя на Йена. – Хотя, думаю, тебе стоило бы поблагодарить меня за это.
   Йен только покачал головой и протянул руку, чтобы помочь выбраться и Питеру.
   – Уж лучше жить в страхе и опасности, чем оказаться здесь, – высказался Питер, оказавшись наверху.
   – Ты когда-нибудь умолкнешь, старик? – огрызнулся Хемиш. – Мне жаль, что я не бросил тебя одного в деревне.
   – Бросил меня одного? – переспросил Питер раздраженно. – Я уже и сам решил тронуться с места.
   – Ты лжешь, – заявил Хемиш, хмуро оглядывая своего друга и недруга.
   – Две кошки с одной мышью – что две мыши в одном доме, – грустно произнес Питер.
   Хемиш воздел руки к небу.
   – И что это значит, старый идиот?
   – Не пора ли вам обоим помолчать? – не вытерпел раздраженный Йен. – Сейчас мы в большей опасности, чем когда-либо. И нам ни к чему склоки.
   Хемиш бросил на него удивленный взгляд.
   – Мы не ссоримся и не склочничаем, – ответил он, – а просто беседуем.
   – В таком случае беседуйте шепотом, – распорядился Йен, но минутой позже понял, что все напрасно. Пререкания стариков даже на пониженных тонах все-таки оставались досадной помехой.
   Йен вышел на середину часовни, наклонился и вытянул камень, прикрывавший железное кольцо. Лейтис подошла к нему, а ее односельчане потянулись за ней следом в полном молчании, потрясенные увиденным. Судя по всему, Фергус и Джеймс хранили свою тайну все эти годы и унесли ее с собой. Он стоял рядом с Лейтис, стараясь говорить так тихо, чтобы звуки их голосов не доносились до остальных.
   – Ты отведешь их на корабль? Я должен еще кое-что сделать до отплытия. Потом я последую за вами.
   В угасающем свете дня она вглядывалась в его лицо и вслушивалась в слова.
   – Ты ведь не вернешься обратно в форт, Йен? – спросила она с беспокойством.
   Он провел ладонью по ее щеке и улыбнулся.
   – Нет, – ответил он. – Меня не привлекает слава мученика.
   Йен торопливо поцеловал Лейтис.
   Она кивнула и присела рядом с открывшимся входом в подземелье, болтая в темноте ногами.
   Путешествие вниз по лестнице вызывало у нее воспоминания и питало иллюзии. Лейтис почти ощущала присутствие Фергуса, когда тот был еще мальчиком. Лестничный колодец для нее был наполнен его шепотом, а также едва слышным голосом Джеймса, всегда такого осторожного и советовавшего и брату проявлять осторожность. Как странно, что именно Джеймс настаивал на участии в бунте, а Фергус, всегда такой своевольный, предпочел остаться в Гилмуре.
   Что было бы, если бы они вернулись из Куллодена? Их присутствие ничего не изменило бы: исход из Гилмура был неизбежен. Англичане расположились здесь навсегда, несмотря на то что она собиралась увезти с собой их командира. Эта мысль вызвала у нее улыбку.
   За своей спиной она слышала приглушенные стоны: колени стариков, пораженные артритом, протестовали против крутизны спуска. Все проявили беспримерное мужество. Жалобы слышались только от Питера и Хемиша, да и те в основном были обращены друг к другу.
   И все же путешествие казалось нескончаемым, потому что вела их одна Лейтис. Прежде с ней всегда был Йен, успокаивавший ее шуткой или просто державший за руку. Чувство ответственности за судьбу следовавших за ней людей, которую она взяла на себя, должно было изгнать из ее мыслей другие заботы, но она не могла не думать о безопасности любимого.
   Чем он сейчас занят? Что за неотложное дело у него появилось? Ведь он мог отстать от них, и что тогда ей делать?
   Наконец, все они спустились вниз. В полумраке пещеры она подняла фонарь и зажгла его с помощью трутницы, которую ей оставил Йен. Как он и предупреждал, гораздо легче было спускаться по лестнице в темноте. Стены пещеры были покрыты зелеными водорослями, блестевшими в свете фонаря. И многие отдергивали руки, потому что, согласно суеверию, зеленый цвет считался цветом несчастья и скорби.
   Ступени из блестящего черного камня еще хранили следы поработавшего над ними резца. Лейтис могла только восхищаться и удивляться тому, как хорошо они сохранились. Неужели это сам святой Ионис вырезал их в скальной породе за долгие годы своей жизни на острове? Или это сделали задолго до него его предшественники?
   Изгнанники по одному просачивались в пещеру, и восклицания облегчения замирали на их устах, когда они поднимали глаза на потолок. Другой неожиданностью для них оказался портрет возлюбленной Иониса, которая смотрела на них в тусклом свете фонаря.
   Люди сгрудились, как стадо овец, – следы пережитого страха были заметны на их лицах. Лейтис предпочла бы, чтобы они немного отдохнули, но не было времени для этого – корабль ждал их.
   Она прошла по пещере, но то и дело оглядывалась на лестницу. «Пожалуйста, поспеши», – мысленно шептала она, обращаясь к Йену, и слова эти отдавались болью в ее сердце. Однако молитва, обращенная к Господу, не могла остаться без ответа.
   Она протиснулась сквозь толпу к выходу из пещеры и вывела людей на скалистый берег, усеянный камнями. Она была поражена размерами торгового судна. По сравнению с ним бухточка казалась крошечной. Высоко держа фонарь, она начала размахивать им над головой, так что его свет образовал огненную дугу. Она надеялась, что с корабля их заметят.
   Тотчас же на воду была спущена шлюпка с двумя матросами, которые быстро гребли к берегу.
   – Ты можешь меня простить, Лейтис? – спросил Хемиш, оказавшийся за ее спиной. – Ты еще ничего мне не сказала.
   Она бросила на него решительный взгляд.
   – Мне нечего тебе сказать, дядюшка, – ответила она спокойно. – Возможно, со временем я найду для тебя слова прощения.
   – Неужели тебе легче простить Мяснику все его злодеяния? – спросил Хемиш отрывисто.
   Ей показалось забавным, что даже теперь он не утратил своего высокомерия.
   – Он всегда был добр ко мне, – сказала она.
   – Я должен был лучше защищать тебя, племянница, – признал Хемиш.
   Ей было нечего ему ответить.
   – Итак, ты, значит, заставишь меня расплачиваться за мою глупость до моего смертного часа?
   Старик хмуро смотрел на нее, а она думала, почему он выбрал именно эту минуту, чтобы ее отчитывать.
   Шлюпка причалила, ткнулась в каменистый берег, и из нее выпрыгнули два матроса и принялись помогать пассажирам рассаживаться.
   – Умеешь грести, дядя? – спросила Лейтис. Он коротко кивнул.
   Она указала на ялик Йена, пришвартованный поблизости.
   – Если мы будем отправлять на борт сразу по две партии, это ускорит дело.
   – Значит, это и будет моим искуплением – стать бременем для жителей Гилмура?
   Его раздражение вызвало у нее смех. Она торопливо обняла старика, и по изумленному выражению его лица поняла, что это было для него неожиданностью.
   – Ты никогда не изменишься, дядя, – сказала она с уверенностью. – Да, – добавила она, улыбнувшись ему, – это и станет твоим наказанием и искуплением.
   Хемиш ничего не сказал, но на его лице расцвела улыбка, а Лейтис нечасто приходилось видеть ее на этом морщинистом лице.
   – Вполне заслуженно и справедливо, – сказал он.
   Он повернулся к Питеру, смущенно улыбаясь.
   – В таком случае ты станешь моим первым пассажиром, старый козел.
   – Мудрый человек и сам сможет позаботиться о себе, – ответил Питер.
   – Собираешься добираться вплавь? И думаешь, что это мудро?
   Старики направились к ялику, но посторонились, пропустив вперед Марту с дочерью и позволив им устроиться на носу.
   Лейтис знала, что до конца своих дней будет помнить этот исход. По небу бежали длинные перистые облака, освещенные снизу оранжевым сиянием закатного солнца. В этом угасающем солнечном свете ожерелье из скал, окружавших бухту, казалось янтарным. Она слышала, как вода мягко плещется о прибрежные скалы. Слышала вздохи тех, кто не хотел покидать Гилмур, но слишком хорошо понимала, что оставаться здесь бессмысленно. Возбужденные вопросы самых храбрых и любопытных из детей напомнили ей Фергуса и Джеймса и самого Йена, дерзких и отважных, но бессильных что-либо изменить.
   Ветерок трепал волосы Лейтис, сдувая их со лба назад, и нес с собой довольно ощутимую прохладу. Это было предвестием зимы, обещанием того, что скоро наступит иное время года. Она хотела бы быть здесь с Йеном зимой, когда ветви деревьев обрастут сосульками, а ветер задует с новой яростной силой. Она хотела бы сидеть у камина в уютном доме и ждать его прихода, увидеть его, улыбающегося ей, с разрумянившимся на холоде лицом.
   Он бы потоптался у порога, чтобы очистить свои сапоги, и рассказал ей, чем занимался днем. Она бы его сытно накормила и внимательно слушала бы его рассказ, а потом показала бы ему сотканный ею плед. Это было бы нечто похожее на тартан Макреев, в который вплелись бы новые нити. И когда пришло бы время ложиться спать, они заключили бы друг друга в объятия со смехом, нежностью и пылкой страстью.
   «Господи, молю тебя, пусть так и будет!»

Глава 30

   Когда последний из жителей деревни ступил на лестницу, Йен прикрыл отверстие плитой и стремительно направился в комнату лэрда.
   Он подошел к ткацкому стану и снял с него готовое полотнище. Спрятав его под жилетом, он вышел из комнаты и прошел под аркой в зал клана.
   Йен насторожился, услышав, как кто-то чихнул совсем близко.
   – Я повсюду его искал, сэр, – послышался простуженный голос Дональда, – но его нигде нет. И здесь тоже.
   – Но должен же он где-нибудь быть, – сказал Харрисон. – Мы должны найти его потайную лестницу.
   Йен выступил из тени и оказался лицом к лицу со своими адъютантом и денщиком.
   – Я пытался найти способ передать весточку вам обоим, – сказал он. – Вам здесь оставаться опасно. Скоро меня заклеймят как дезертира в дополнение к тому, что уже сочли предателем.
   – Но вы ведь не думали, что мы вас оставим, сэр? – спросил Харрисон.
   – Вы оба всегда были мне верны. Вы сделали для меня больше, чем мог бы пожелать любой человек и командир. Но теперь вы должны подумать о собственной безопасности.
   – Прошу прощения, сэр, но куда вы отправляетесь? – произнес простуженный Дональд.
   – Куда глаза глядят – в любую страну, кроме Шотландии и Англии, – сказал он. – Окончательный пункт нашего путешествия еще не определен.
   – Вы не желаете, чтобы мы вас сопровождали, сэр?
   – Я был бы счастлив, если бы вы оба, друзья, были со мной. Но такое решение не принимают с кондачка. Армия не очень-то ласкова к дезертирам.
   – Но они не смогут нас повесить, если не поймают, сэр, – сказал Дональд, ухмыляясь.
   Харрисон вытянулся по стойке «смирно».
   – Сэр, я считаю своим долгом кое в чем вам признаться.
   – Победоносное выражение твоего лица могло бы объясняться одним, – сухо заметил Йен. – Ты хочешь сказать, что намерен передать меня в руки Камберленда? Ничто иное не могло бы заставить тебя принять такой торжествующий вид, не так ли?
   – Она на борту корабля, сэр. Я говорю об Элисон.
   Йен посмотрел на своего адъютанта с улыбкой.
   – Так мисс Фултон решила пренебречь запретом своего отца?
   Харрисон ответил ему лукавой ухмылкой.
   – Она сказала, сэр, что не позволит мне отчалить без нее. Мы поженились в Инвернессе, сэр.
   – Теперь ты хочешь подать в отставку? В таком случае тебя не будут считать дезертиром.
   – Я предпочитаю лучше рискнуть, чем вести переговоры об отставке с Седжуиком, – ответил Харрисон.
   – Он больше тебе не угрожает, – сухо возразил Йен и поведал Харрисону о том, что произошло.
   – И все же, сэр, – сказал Харрисон, – не думаю, что было бы разумно нам оставаться в Шотландии после того, как отец Элисон узнает о нашем браке.
   – А я никогда и нигде не был, Сэр, кроме Фландрии и Шотландии, – подал голос Дональд, – но хочу увидеть часть света, более пригодную для житья. Я хочу туда, где нет войны.
   Йена тепло оглядел друзей.
   – В таком случае, если вы оба решились, добро пожаловать на борт корабля. Но с этой минуты я больше не ваш командир и не полковник, так что не обращайтесь ко мне как к старшему по званию, – сказал Йен.
   Он решил позже им объяснить, почему сменил имя.
   Втроем они вошли в часовню, отвалили камень и сдвинули плиту, скрывавшую вход в подземелье. Сначала спустился Дональд, затем Харрисон.
   Йен снова замыкал шествие. Он посидел немного, свесив ноги в отверстие, и в последний раз оглядел часовню. Тени окутывали древние стены, как тяжелые шелковые драпировки. В тайниках его памяти оживали воспоминания о церемониях и празднествах, которые бывали здесь, он слышал голоса и смех, давно отзвучавшие в этом зале, мольбы, обращенные к Богу о том, чтобы битва была удачной. Возможно, ему следовало бы сейчас обратиться к Всевышнему с такой мольбой, но он был уверен, что удача будет им сопутствовать.
   В его воображении вдруг возник образ деда, сидящего у стены и одобрительно кивающего ему. Его родители тоже были здесь. Рука отца обвивала талию матери, и оба улыбались ему. Джеймс и Фергус стояли поодаль и выглядели уже как взрослые мужчины. Они были в килтах и с вызовом улыбались ему.
   Йен кивнул всем на прощание и скользнул в отверстие в полу.
   Задвинув над головой плиту, Йен мог теперь только гадать, будет ли когда-нибудь это место снова открыто людьми. Хемиш вернулся на берег. Пассажиры, доставленные им на корабль, уже карабкались вверх по трапу на борт «Отважного».
   Он подошел к Лейтис, ступая по гравию и ракушкам, скрипевшим под его сапогами.
   – А ты когда поднимешься на борт, Лейтис? – спросил он хмуро.
   – Когда придет Йен, – твердо ответила она.
   – Ты, как всегда, упряма, любовь моя, – услышала она голос Йена, подошедшего сзади.
   Лейтис стремительно обернулась и увидела его, целого и невредимого, с нежной и лукавой улыбкой на устах. Она бросилась в его объятия, не в силах сдержать радости. Не обращая внимания на остальных, она обняла его за шею и притянула его голову к себе, чтобы поцеловать.
   – Тебя так долго не было, – сказала она, оторвавшись от него.
   Она не была слезлива, но сейчас ей очень хотелось заплакать. Ей была ненавистна мысль о разлуке с Гилмуром, но в то же время она чувствовала себя счастливее, чем когда-либо в жизни.
   – Мне пришлось захватить дополнительный груз, – сказал он ей тихо.
   Лейтис отстранилась и с любопытством посмотрела на него. Заглянув ему за спину, она увидела Харрисона и Дональда, скромно стоящих в стороне. Оба улыбались.
   – Вы едете с нами? – удивленно спросила Лейтис.
   Харрисон кивнул, а Дональд чихнул, подтверждая ее слова. Он улыбнулся ей, посмотрел на Йена и снова чихнул. Лейтис нахмурилась, внезапно поняв, когда и при каких обстоятельствах он простудился. Она бросила на Йена взгляд через плечо. Его улыбка подтвердила ее подозрения. Дональд отвел взгляд и снова чихнул.
   – А как вы? – спросила она Харрисона. – Так вы тоже были одним из нас?
   – Нет, – ответил он. – Я в этом не участвовал, мисс. Я был в Инвернессе.
   – Значит, это вы зафрахтовали корабль?
   Он посмотрел на Йена и кивнул.
   – Придется лечить вашу простуду, – сказала Лейтис, снова поворачиваясь к Дональду. Она пощупала его лоб. – Вы ведете себя так же глупо, как мой брат Фергус, – сказала она, слегка встревоженная тем, что лоб его показался ей очень горячим.
   – Что ты так кудахчешь и квохчешь над этими англичанами, Лейтис! – рявкнул Хемиш.
   Йен подошел к старику и схватил его за руки. Без видимых усилий он поднял его высоко над землей, так что их глаза оказались на одном уровне.
   – Не смей говорить с Лейтис в подобном тоне, Хемиш! – сказал Йен твердо. – Ни сейчас, ни на борту корабля, ни когда мы высадимся на берег. Никогда!
   Хемиш кивнул, и внезапно его мрачное лицо осветила улыбка.
   – Ты говоришь точно как твой дед, Йен, – сказал он, довольный. – Ты будешь лэрдом. Клан нуждается в предводителе.
   Йен еще некоторое время молча смотрел на старика, прежде чем опустить его на землю. Потом круто повернулся и шагнул к Лейтис.
   – Скажи, что я был прав, когда взял его с собой, – обратился к ней Йен. – Скажи, что я не свалял дурака.
   – Конечно, ты прав, – ответила она улыбаясь. – Но и Хемиш тоже прав. – Она отстранилась и посмотрела на него, будто оценивала. – Из тебя и вправду получится прекрасный лэрд.
   В ответ он покачал головой.
   Лейтенант Армстронг постучался в дверь покоев генерала не без трепета. Генерал занял комнаты полковника, и за последний час вереница адъютантов, денщиков и просто солдат на побегушках сновала туда и сюда с бутылками вина и хрустальными бокалами. Генерал явно не чурался радостей жизни.
   Уэсткотт сам открыл дверь. В руке он держал бокал вина, точно такой же был в руке графини Шербурн. Рядом с ней сидел ее сын, а на дальнем конце стола возлежала кошка, свернувшись клубочком у своей пустой корзинки. Это была весьма впечатляющая сцена, походившая скорее не на ужин, а на любовное свидание. Лицо графини разрумянилось, а генерал Уэсткотт просто сиял.
   – В чем дело, лейтенант? – спросил генерал, и приветливое выражение его лица мгновенно сменилось раздражением. – Ведь я просил меня не беспокоить.
   – Прошу прошения, сэр, но мы нигде не можем найти майора Седжуика.
   – Я уверен, что Седжуик достаточно взрослый малый, чтобы не потеряться, лейтенант, – сухо возразил Уэсткотт.
   – Но в последний раз его видели, когда он направлялся к замку, сэр. И с тех пор о нем ни слуху ни духу.
   – Я видела его совсем недавно, – неожиданно вмешалась графиня. Она приветливо улыбнулась лейтенанту. – Этот милый человек сказал, что у него полно дел, и что он должен выполнять свои обязанности. Но, конечно, я не осмелилась его расспрашивать в подробностях, о чем идет речь.
   Армстронг пристально посмотрел на графиню. Она поставила свой бокал на стол и улыбнулась генералу.
   – Мне уйти, Найджел? – спросила она тихо.
   Уэсткотт посмотрел на нее, потом повернулся к Армстронгу и обжег его взглядом.
   – Нет, Патриция, не думаю, что это необходимо. Если Седжуик не вернется к утру, лейтенант, тогда я и сам встревожусь. А до тех пор прошу меня не беспокоить.
   У Армстронга возникло неприятное ощущение, что графиня Шербурн обвела его вокруг пальца. Он кивнул и мгновенно ретировался, не дожидаясь, пока генерал Уэсткотт захлопнет дверь у него перед носом.
   «Отважный» сидел в воде очень низко и издали походил на утку с темно-рыжим оперением. Погружение людей на борт проходило гораздо медленнее, чем рассчитывал Йен. Он нетерпеливо ждал, пока Харрисон и Дональд вскарабкаются по веревочному трапу.
   Наконец наступила и очередь Лейтис.
   – Я не смогу подняться по этой лестнице, если буду знать, что ты глазеешь на мои ноги, – сказала она ему раздраженно. – Мне ведь придется приподнять юбки.
   – Я не буду смотреть, – пообещал он и, когда она ответила ему недоверчивым взглядом, улыбнулся. – Ну ладно, краешком глаза.
   Она все еще колебалась, и он подвел ее к самому борту корабля и поднял так высоко, что у нее не осталось иного выбора, кроме как вцепиться в лестницу. Через несколько минут Лейтис оказалась на борту «Отважного».
   Йен последовал за ней. На палубе его приветствовал капитан Брэддок.
   – Очень рад вас видеть, – сказал он с видимым облегчением. – Если поспешим, то сможем пройти через скалы до ночи. – Он с опаской оглядел бухту. – Должен признаться, что не чаю, как бы поскорее выбраться из этого места.
   Йен подошел к поручням и посмотрел вниз. Оставалась всего одна лодка, да и то в ней были не пассажиры, а только пожитки беглецов.
   – Мы отчалим через минуту, – успокоил он капитана.
   После того как погрузили все узлы и коробки, Йен перешел на нос. Тот самый матрос-итальянец, которого он уже встречал раньше, снова принялся измерять глубину бухты.
   Судно медленно миновало цепь скал, и капитан отдал приказ поднять паруса. Они покидали бухту. Йен все оглядывался назад, радуясь тому, что все жители Гилмура, включая и Лейтис, столпились в другом конце палубы. Поэтому они не могли увидеть искалеченное тело Седжуика, лежавшее на вершине выступавшей из воды скалы, самой высокой из всех.
   Опасность теперь им уже не угрожала. Даже если бы солдаты форта Уильям их заметили, маловероятно, что их сумели бы перехватить. Менее чем через час они должны были выйти в открытое море.
   К Йену подошел капитан:
   – Сэр, если вы уделите мне минуту внимания, думаю, вы согласитесь с тем, что я нашел решение вашего вопроса. Я знаю, куда вам лучше всего направиться.
   Заинтересованный Йен последовал за капитаном в его каюту и с любопытством наблюдал, как тот разворачивает свернутую рулоном карту. Он расправил ее на небольшом квадратном столике.
   – Вот здесь, сэр, – сказал Брэддок, указывая на побережье Американского континента, где располагались английские колонии. – Это место называется Мэриленд. Я и прежде доставлял туда беженцев.
   Но внимание Йена привлекло другое место на карте, севернее Мэриленда. Он провел пальцем по карте, обводя его контуры. Извилистая береговая линия, бесчисленные заливы, бухты и устья рек напомнили ему Шотландию.
   – Нет, – возразил Йен улыбаясь. – Мы направимся вот сюда. Это место и станет нашим домом.
   – Вы уверены? – хмурясь, спросил капитан Брэддок.
   – Уверен, – твердо ответил Йен.
   Покинув каюту капитана, он увидел Хемиша.
   – Тебя избрали лэрдом, – сказал Хемиш решительно, и широкая улыбка расползлась по его лицу от уха до уха, при этом его морщины показались Йену еще более резкими и глубокими.
   – Что? – спросил пораженный Йен.
   – Теперь ты лэрд, Йен, – ответил Хемиш ухмыляясь и последовал за ним на бак.
   Из толпы выступила Лейтис и подошла к Йену. Они взялись, за руки, счастливые, что снова оказались вместе.
   – Он шутит? – Йен недоверчиво посмотрел на Хемиша.
   – Нет, он вполне серьезен, – возразила Лейтис. – Народ Гилмура считает, что внуку Нийла Макрея пристало быть их предводителем.
   В эту минуту он не знал, что и сказать, а ему очень хотелось ответить достойно. Но слова были невыразительными и вялыми, не способными передать переполнявшие его чувства и мысли.
   – Я не знаю ничего из того, что должен знать лэрд, – сказал Йен, и это признание прозвучало смущенно и неловко.
   – Нет, знаешь, – мягко укорила его Лейтис. – Все, что ты делал, все твои военные навыки пошли тебе впрок, и вот к чему это привело.
   – А если я обману их ожидания? – спросил Йен, глядя на взволнованную толпу людей.
   – Разве ты когда-нибудь подводил своих солдат? Или тех скоттов, что спасал в Инвернессе? Или меня? – спросила она улыбаясь.
   – Так ты тоже высказалась за меня, Лейтис?
   – Да, – ответила она, продолжая улыбаться. – Да, тебя выбрали почти что единогласно.
   – Дай-ка подумать, – сказал Йен. – Бьюсь об заклад, что Хемиш был против.
   Лейтис покачала головой.
   – Он-то как раз и предложил тебя избрать, – сказала она. – Питер был единственным, кто пошел наперекор большинству. Должно быть, потому, что ты так яростно отчитал его.
   – А я даже и не помню этого.
   – Тем хуже, – ответила она смеясь.
   Йен оглянулся на руины Гилмура, теперь уже почти полностью скрытые надвигающейся темнотой.
   – Ты полагаешь, дед одобрил бы мое избрание лэрдом? – спросил он, думая о привидевшихся ему духах.
   – Да, – сказала Лейтис взволнованно. – И он первый решил бы уехать, – добавила она, удивив Йена. – Он верил в людей, в их способность обживать новые места.
   Йен знал, что на всю жизнь запомнит ее такой. Лейтис улыбалась. Ее лицо было спокойным и прекрасным. Легкий морской бриз играл ее волосами. Йену казалось, что он всю свою жизнь шел к этой минуте.
   Запомнившаяся ему девочка стала взрослой женщиной. Вот Лейтис смеется, нежно улыбается ему. Вот ее прекрасные глаза сверкают негодованием, волосы развеваются на ветру. А вот она приподнимает юбки, когда они перебегают долину.
   Он повернулся, чтобы сказать что-нибудь людям, стоящим на палубе, и ему пришлось возвысить голос, чтобы его услышали.
   – По другую сторону океана есть место, которое называют Новой Шотландией. Там уже живут скотты.
   – Мне нравится это название, – сказал Малькольм, и несколько голосов его поддержали.
   – Там есть остров, – добавил Йен, – очень похожий на Гилмур. Я думаю, нам надо направиться туда, но я не могу принимать решения один. Кто за Новую Шотландию?
   – Мы готовы ехать куда скажете, сэр, – раздался голос Дональда откуда-то сзади. Рядом с ним стоял Харрисон с молодой женой, держась за руки. В знак одобрения они улыбались.
   Все подняли руки, включая и продолжающего брюзжать Питера.
   Йен посмотрел на Лейтис.
   – А ты, любовь моя? Что скажешь ты? Лейтис смотрела куда-то далеко, за горизонт.
   – Я думаю, – сказала она, наконец, лучезарно улыбнувшись, – что мой дом там, где ты.

Эпилог

   Через час Лейтис и Йен сочетались браком по закону скоттов. Слова обряда были простыми, и каждый произносил их, обращаясь к другому.
   – Я беру тебя в мужья, чтобы жить с тобой столько, сколько даст Господь, – сказала Лейтис. – Обещаю это в присутствии своего клана.
   – Я беру тебя в жены, чтобы жить с тобой столько, сколько даст Господь, – вторил ей Йен.
   Он повернул голову и огляделся. Почти все их свидетели, все односельчане Лейтис, одобрительно улыбались. И это было актом благословения.
   – В присутствии своего клана я обещаю это, – закончил Йен.
   Он крепко обнял Лейтис, но через мгновение отстранился и вытащил из-под своего жилета плед.
   – Ты захватил его с собой! – воскликнула Лейтис. Она сжала плед в руках, шерсть еще хранила тепло его тела.
   – Боюсь, что я не слишком бережно с ним обошелся, – признался Йен. – Но я хотел, чтобы он остался тебе на память.
   Лейтис потянулась к Йену и обвила его шею руками. Она слышала, как гулко бьется его сердце, и ощутила пьянящий восторг. Еще месяц назад у нее не было будущего. Теперь же Лейтис стояла рядом с любимым, и ее клан был с ней. Мир стал прекраснее, и в этом мире они сами были хозяевами своей судьбы.
   День угасал, последние лучи заката окрасили небо в пурпурный цвет, сменившийся темно-синим.
   Звук волынки сначала был едва слышен, потом зазвучал громче, пока не заполнил собой все пространство. И эта музыка не таила в себе вызова – она призывала к вечности и покою, к домашнему очагу, к счастью.
   Лейтис вздохнула и снова прижалась щекой к груди Йена, чувствуя, что слезы ее душат.
   Она знала, что слышит волынку Хемиша не в последний раз, но никогда больше изрезанная долинами и горными хребтами земля Шотландии не откликнется эхом на ее звуки.
   Хемиш играл на волынке прощальную песнь, а сумерки и легкий туман придавали ей оттенок нежности, будто в этот гимн родной стране вплетались сладостные нотки благословения. И мир вокруг них хранил безмолвие. Ни один человек на палубе не нарушал его, но многие утирали слезы.
   Руки Йена обнимали Лейтис, а она припоминала слова прощальной песни Макреев. Они на удивление подходили к моменту их расставания с родиной.
   Остров нашей гордости, славы и любви, Пусть не меркнет память. Прошлое, живи! В добрые, худые ль, в злые времена Вечно с нами Гилмур, родимая страна.

Послесловие

   Уильям Огастас, герцог Камберленд, действительно прославился как Мясник Камберленд из-за жестокости, проявленной после битвы при Куллодене. Приказ Камберленда вешать любого солдата, позволившего себе помочь шотландцам, – достоверный исторический факт.
   Замок Гилмур и остров, на котором он расположен, находятся в местности, где исстари правил клан Макреев.
   Форт Уильям весьма напоминает те крепости, что в свое время англичане понастроили повсюду в Шотландии. Форт Джордж действительно строился с 1748 по 1769 год и был одним из величайших сооружений такого рода в горах Шотландии. По иронии судьбы ни одно из его огромных орудий ни разу не выстрелило.
   Эмиграция в Новую Шотландию началась около 1750 года, когда туда прибыл корабль «Гектор» с эмигрантами.