Рэнни Карен. Его единственная любовь

   – Какое слово? – спросила она с опаской.
   – Что вы не попытаетесь бежать, – ответил он серьезно.
   Она кивнула и улыбнулась. Она не сомневалась в том, что, если она сбежит, Мясник выполнит угрозу поймать и повесить Хемиша. Но он ведь ничего не говорил об угрозе мятежа.
   Как только Дональд вышел из комнаты, она прижалась ухом к дверной створке. Его шаги удалялись, становились все глуше, вот он уже во дворе.
   Лейтис осторожно открыла дверь, выскользнула и побежала в часовню.
   Прошлой ночью буря миновала замок, прошла стороной, и предзакатное небо было исчерчено узкими пурпурными полосами облаков, суливших хорошую погоду.
   Лейтис стояла в часовне, крепко прижимая к груди руки, и старалась дышать как можно медленнее и тише. Ее сердце билось так гулко, что казалось, его удары были сродни раскатам грома.
   Страх, возбуждение, предвкушение и волнение заставляли ее кровь бешено бурлить в жилах. Интересно, так ли чувствует себя солдат, идущий в бой? Зная, что ему грозит опасность, и страшась ее до такой степени, что колени у него становятся ватными и ноги подгибаются?
   Она услышала какой-то звук и с улыбкой обернулась. Но это был не он. Что-то прошуршало, должно быть, пробежал какой-нибудь грызун, а возможно, ветер прошелестел в обломках арки, валявшихся на полу. Она ждала так долго, что время тянулось вечно и каждая минута казалась длиннее предыдущей.
   Англичане могут ее схватить. Это само по себе достаточно страшно, но что тогда станется с Хемишем? Могут ли ее действия угрожать его жизни?
   Она услышала странный звук, будто кирпичи терлись друг о друга, и, повернув голову, пошла на этот звук. Она прижималась к стене, бесшумно пробираясь по усеянному острыми обломками камней полу часовни, как одна из несметного полчища мышей, населявших теперь Гилмур.
   Лейтис остановилась, испуганная тем, что камень у нее под ногами зашатался, и стремительно отступила назад. Он снова пришел в движение. Потом снизу появилась голова, за ней торс, будто человеческое тело выросло прямо из пола.
   Перед ней возникло черное облако. Привидение? Она сделала еще один шаг назад, прежде чем осознала, что это не дух, а человек. Человек был во всем черном, маска закрывала половину его лица. Значит, она придумала для него подходящее имя. Ворон. Он наклонился, подвинул камень на место и медленно выпрямился.
   – Значит, я так и не узнаю, кто ты?
   Он повернулся на звук ее голоса.
   – Эта маска предназначена для того, чтобы защитить тебя, – непринужденно ответил он. – Если англичане станут тебя допрашивать, ты честно сможешь сказать, что никогда меня не видела.
   – Я в любом случае сказала бы так, – пообещала она.
   – А так будет вернее, – возразил он. – И не спрашивай меня больше о моем имени, – сказал он мягко, но непреклонно.
   Она кивнула, подозревая, что если ответит отказом, то он уйдет без нее.
   – Ты нарочно заставил меня ждать? – спросила она. – Чтобы я хорошенько подумала о том, что делаю?
   – И это была правильная затея, как по-твоему?
   – Пожалуй, – признала она. – Мне неприятно чувство страха.
   – А кому оно приятно? – спокойно согласился он. – Вся хитрость в том, чтобы умело его скрыть и не дать никому догадаться о том, что ты чувствуешь.
   – Что это за место? – спросила она, приближаясь ближе к камню, из-под которого он появился. – Там потайное помещение?
   – Там лестница, – ответил он. – Это одна из тайн Гилмура.
   Она резко подняла голову и уставилась на него.
   – Одна из тайн?
   – Возможно, как и я сам, – сказал он, понизив голос до шепота. – Так ты готова узнать тайну, Лейтис?
   Он ее испытывал, намеренно старался вызвать ее на дерзкий ответ, но она только улыбнулась и кивнула.
   – Тогда обещай, – сказал он, – что никогда не расскажешь о том, что я тебе покажу.
   Она хмуро смотрела на него.
   – Обещаю, – сказала она, наконец, так и не поняв, чего он от нее хочет.
   Он повернулся и посмотрел на арку.
   – Твой тюремщик ждет тебя?
   – Нет, сегодня вечером не ждет, – ответила она. – Вероятно, мне следует благодарить Мясника за то, что он умеет занять своих людей.
   Он ничего не ответил, только опустился на колени и протянул ей руку в перчатке. Человек, обещавший открыть ей неведомое, был сам окутан непроницаемой тайной. Его глаза, темные, манящие, оглядывали ее сквозь прорези маски, будто измеряли ее отвагу и решимость, и его рука, протянутая к ней, повисла в воздухе.
   И снова он напомнил ей кого-то, и это воспоминание вызвало у нее непонятные волнение и тревогу. Но Лейтис попыталась их отогнать и шагнула к нему.
   – Ты дрожишь, – сказал он, когда она вложила свою руку в протянутую к ней ладонь. – Еще не поздно передумать, – добавил он мягко.
   – Я не слабая и выдержу, – ответила она улыбаясь. Он выпустил ее руку, перекинул ноги через край отверстия и оперся о другой край.
   – Здесь темно, – предупредил он, – и довольно скверно пахнет.
   – Ни то ни другое меня не беспокоит, – сказала она, опускаясь на колени на каменный пол.
   Он начал спускаться куда-то во мрак, и она медленно последовала за ним. Когда ее нога нащупала первую ступеньку, он протянул руку, слегка коснувшись ее, и задвинул камень, закрыв отверстие.
   Ее дыхание прервалось, когда его губы оказались почти у самого ее уха.
   – Прости меня, – сказал он, и у нее возникло странное чувство, что он просит у нее прощения не за это невольное прикосновение, а за нечто большее.
   Она кивнула, но он не отстранился. Мрак был полным, и то, что они оказались так близко друг от друга в полной темноте, ее беспокоило. И снова он кого-то ей напомнил.
   – В чем дело, Лейтис?
   – Все в порядке, – сказала она, убеждая себя, что глупо было об этом думать.
   – Не бойся меня, Лейтис, – сказал он. Его голос был тихим, а то, что он говорил на гэльском, было просто усладой для ее ушей. Был этот язык запрещенным или нет, но сельчане, собираясь вместе, говорили на нем. Но в эти последние дни она была оторвана от тех, кого хорошо знала, и стала пленницей в мире англичан.
   – Я не боюсь, – ответила она, но ее голос слегка дрогнул.
   Поколебавшись с минуту, он отстранился и начал спускаться вниз по ступенькам.
   – Будет легче, если ты станешь упираться в стенки обеими руками, – спокойно посоветовал он, будто предыдущей минуты не было и в помине. – Стены липкие и скользкие, но лучше держаться за них, чем упасть.
   Она последовала за ним, разведя руки в стороны и касаясь пальцами стен. При этом она обнаружила, что он был прав. Стены были влажными, и она надеялась, что их покрывали только лишайники. Спускаться вниз было неприятно.
   – Далеко еще? – спросила она через несколько минут.
   – Нет, уже немного осталось, – ответил он.
   – Было бы намного легче, будь у нас фонарь, – сказала она.
   – Нет, – ответил он решительно, и в его голосе она уловила мягкую, необидную насмешку. – Легче бы не было. Вряд ли тебе бы понравилось то, что ты увидела бы при свете фонаря.
   Она резко отдернула от стен руки и хмуро уставилась на него. Но в темноте они не могли видеть друг друга. Однако до конца спуска она держала руки прижатыми к бокам и старалась случайно не прикоснуться к стене.
   – И часто ты спускаешься по этой лестнице? – спросила она.
   – Не часто, – ответил он и замолчал. По-видимому, он не собирался посвящать ее в тайны этой ночной экспедиции.
   – Как ты нашел это место?
   – Мне его показали двое друзей, – ответил он.
   – Тебе неприятны мои вопросы? – спросила она. – Ты поэтому стараешься оставить их без ответа?
   – А ты всегда задаешь так много вопросов? – возразил он.
   – Да, – честно призналась она.
   – Должно быть, ты не была подарком для своих родителей.
   – Я-то что, а вот мои братья были отчаянными сорванцами, – сообщила она. – Хотя и я внесла свою лепту. Кое-какие приключения у меня были.
   – Поэтому ты здесь, Лейтис? Потому что любишь приключения?
   – Да, – ответила она и сама удивилась правдивости своего ответа. – А также для того, чтобы на час-другой почувствовать себя мятежницей.
   – Чтобы понять, что это такое?
   Понимание им мотивов ее поведения удивило и даже испугало ее.
   – Я часто гадала, – призналась она, – что это такое. Братья и я были очень близки, но потом отдалились друг от друга. Повзрослев, они зажили жизнью, отличной от моей.
   – В каком смысле? – спросил он.
   По звуку его голоса она поняла, что он остановился. Возможно, ждал ее ответа?
   – Было очевидно, что я выйду замуж, буду растить детей и заниматься тем, чем обычно занимаются женщины. А Джеймс и Фергус остались сами собой. Они охотились, рыбачили, как всегда, и, когда им этого хотелось, плавали в озере и время от времени вели себя как настоящие придурки. Хоть они и выросли, но остались мальчишками.
   – А от тебя ждали, что ты станешь взрослой степенной женщиной? – спросил он.
   – В моем образе жизни были некоторые преимущества, – признала она. – Им пришлось отправиться на войну и заплатить за это дорогую цену, а я осталась дома и уцелела.
   Окружавшая их темнота странно сближала их, склоняла к интимности. Лейтис не собиралась рассказывать ему всего этого.
   – Вот мы почти на месте. Дай мне руку, – сказал он. Она протянула ему руку и почувствовала, как его пальцы в перчатке обвились вокруг ее пальцев. Он потянул ее к себе, и она покорно подалась к нему. Возможно, ее все-таки смущала темнота, или она просто чувствовала, что знает его, что он не чужой.
   Еще через несколько шагов они внезапно оказались в маленькой пещере, слабо освещенной последними лучами солнца. На стенах мелькали тени, когда она медленно ступила в середину, плененная и очарованная картинами на стенах пещеры.
   – Еще одна тайна? – спросила она.
   – Разве ты никогда не слышала истории Иониса?
   Она покачала головой.
   – Я расскажу ее тебе, как сам услышал, – сказал он. – Однажды, в давние времена, жил-был человек по имени Ионис. Его все почитали за набожность и любовь к Господу. Но тут вмешался дьявол и принялся соблазнять его грехом, пытаясь нарушить его святость.
   Он улыбнулся ей, и совсем мальчишеское выражение появилось на той части его лица, что не было скрыто под маской.
   – И это была, конечно, женщина, – сказала Лейтис, поняв его с полуслова.
   – Но разве бывает иначе? – спросил он.
   Она хмуро смотрела на него, а он протянул к ней руку, чтобы поддержать ее.
   – Но Бог, – продолжал он, – затосковал без преданности Иониса. Наступил день, когда любимая Иониса заболела и умерла, и он был безутешен.
   – Почему все наши легенды и сказания такие мрачные? – спросила она.
   Он пожал плечами.
   – Но ангелы пожалели Иониса и умолили Господа простить его. Бог согласился, но с одним условием: Ионис мог соединиться со своей любимой навеки только после своей смерти. А до этого у Иониса могла быть только одна любовь – к Богу. Поэтому он пришел сюда и жил отшельником в созерцании и святых размышлениях.
   – И все же Ионис не провел всю свою жизнь в безгрешных размышлениях, – лукаво возразила Лейтис.
   Он улыбнулся.
   – Но он прославился как святой, и эта пещера стала местом паломничества. Так продолжалось до тех пор, пока здесь не поселились Макреи.
   Она смотрела на него загадочно.
   – Откуда тебе это известно? Я живу здесь всю жизнь и никогда не слышала этой истории.
   – Возможно, та ветвь Макреев, к которой принадлежу я, лучше знает свою историю, – поддразнил он ее.
   – И что же это за ветвь? – спросила она.
   Он только улыбнулся, потом повернулся к ней спиной и вышел из пещеры. Она последовала за ним на берег, с хмурым изумлением глядя на озеро. Кольцо высоких скал, расположенных строго полукругом, открылось ее взорам. Она подняла глаза на Гилмур, гадая, почему никогда прежде не видела этой бухты, и поняла, что нависающие утесы укрывали ее от взоров. И крепость отсюда невозможно было увидеть. Она переводила взгляд со скал на утесы, потом посмотрела на Ворона.
   – Это потайная бухта, – сказал он, внимательно изучая выражение ее лица.
   – Вот и еще одна вещь, которой я не знала, – сказала Лейтис с удивлением. – Но ведь ты обещал мне открыть много тайн.
   – У меня еще остались в запасе, – сказал он, снова улыбнувшись.
   Он шел по тропинке вдоль берега озера, по-видимому, хорошо ему знакомой. В небольшом заливчике на невысоких волнах подпрыгивал ялик. Спутник Лейтис протянул руку, ухватился за трос и подтянул к себе лодку одной рукой, а другой сделал ей знак шагнуть в нее. Она ступила в лодочку и устроилась на задней скамье. Он отвязал трос, прикрепленный к большому валуну, и бросил его на нос. Потом поднял весла и принялся грести, бесшумно погружая их в воду.
   – Можешь больше не скрывать от меня лица и сказать, кто ты, – предложила Лейтис. – Если ты снимешь маску и откроешься мне, обещаю, что никому не скажу.
   – Ты не сможешь рассказать того, чего не знаешь, – возразил он с яростью.
   – Так ты не хочешь мне довериться?
   – При чем тут доверие? Это осторожность и попытка защитить тебя.
   – А твое имя? Ты и его мне не откроешь?
   – Ворон, – ответил он с улыбкой.
   Похоже, он не заметил ее раздражения и все его внимание было приковано к треугольным скалам, куда он направлял свой ялик. Эти скалы ограждали бухту от замка. Подняв голову, она наконец, увидела высоко над собой тень Гилмура.
   – Куда мы направляемся? – спросила она.
   Он не ответил, и она почувствовала, что его молчание дает ей свободу.
   – Я снова проявила слишком неуместное любопытство? – не унималась Лейтис.
   Он посмотрел на нее, потом отвел глаза.
   – Сейчас я спрашивал самого себя о том же, – признался он.
   – Ты передумал?
   – Следовало бы, но я не передумал. Мы отправляемся в английский форт.
   – Зачем?
   Это было единственное слово, которое она смогла произнести.
   – А где же еще мы сможем найти фургон для перевозки продовольствия?
   – Мы собираемся украсть еду у англичан? – удивленно спросила она.
   – А ты знаешь более действенный способ им отомстить? – спросил он. – Ведь именно из-за англичан горцы умирают голодной смертью.
   – Еще даже не совсем стемнело, – сказала она, еще более изумленная его дерзостью.
   – Если мы будем дожидаться темноты, Лейтис, – сказал он с улыбкой, – то лошадей распрягут и нам придется тащить фургон на себе.
   Она, будучи не в силах вымолвить хоть слово, только покачала головой.
   Он греб легко, огибая последнюю скалу, и только теперь Лейтис заметила, что среди скал есть выход к морю.
   – Это действительно тайна, да? – спросила она с удивлением. – Бухта не видна из Гилмура, а проход незаметен, если не знаешь, где его искать.
   Он улыбнулся ей, будто был доволен ее открытием, но ничего не сказал.
   Он правил к насыпи и проворно выпрыгнул из лодки, чтобы надежно закрепить ее, привязав канат к какому-то столбу, а потом протянул ей руку, чтобы помочь сойти на берег, который полого поднимался вверх. На вершине холма стоял конь под черным седлом, украшенным двумя серебряными щитами.
   Она некоторое время смотрела на коня, потрясенная его дерзостью.
   – Ты украл коня у англичан, – сказала она, наконец, не в силах сдержать изумления.
   – Они не обеднеют. У них много лошадей, – спокойно ответил он. – Пропажи одной лошади даже и не заметят.
   Он посмотрел на нее.
   – А с чего ты взяла, что он английский? – спросил он. Она не спеша поднялась на берег по отлогому склону и остановилась рядом с животным, потом указала на серебряные щиты.
   – Это символ Одиннадцатого полка, – сказала она.
   – Ты изучила все символы? – спросил он, удивленный.
   – Они день и ночь гарцуют под окном замка, – пояснила она. – И я не могу этого не замечать.
   – В таком случае мы сделаем вид, что это не английский конь, – решил Ворон.
   Он легко вскочил в седло и протянул ей руку. Она вложила свою руку в его ладонь, ожидая, что он поможет ей взобраться на круп коня и устроиться у него за спиной. Вместо этого она оказалась сидящей впереди него, и его руки обхватили ее талию, ограждая от возможного падения.
   Она сидела так близко от него, что чувствовала его дыхание на щеке. Его рука оказалась совсем близко от ее груди, а ее колени упирались в его бедро. Но она не пошевелилась и заставила себя оставаться на месте. Ею овладело какое-то странное возбуждение, вероятно, отчасти из-за того, что они ввязались в эту авантюру, а отчасти потому, что на нее так действовала его близость.
   Она отметила про себя, что его глаза такого же цвета, как земля Гилмура, а волосы черны, как безлунная ночь. Похоже было, что рот его создан для смеха, но подбородок и челюсть выдавали человека решительного и упрямого, всегда стремящегося настоять на своем, хозяина своей судьбы. А для скотта в последние годы это было нелегко.
   – Где же ты был все это время? – спросила она.
   – Где я только не был, – ответил он загадочно.
   – И ты выжил, – заключила она спокойно.
   – Ты осуждаешь меня за это? – спросил он.
   – Нет, – возразила она, отводя глаза. – А впрочем, да, – тотчас же поправила она себя.
   Некоторое время он молча ждал продолжения.
   – Я хотела бы, чтобы все вернулись назад.
   – И Маркус, о котором ты говорила? За которого приняла было меня? – спросил он мягко.
   Она кивнула.
   – Чтобы вернулись мои братья, отец и многие другие.
   – Ты очень любила Маркуса, да?
   Она любила Маркуса со всей нежностью и невинностью дружбы. Хотя она никогда никого об этом не спрашивала, но сама чувствовала, что любовь между мужчиной и женщиной нечто более естественное и властное, нечто похожее на то, что она испытывала, когда смотрела, как солнце садится в озеро Лох-Юлисс. В такие минуты, а также когда облака раздвигались, пропуская на землю грозовой ливень, а от грома содрогались холмы, она испытывала прилив радости и изумления. И любовь, думала она, должна быть сродни этому чувству, охватывавшему сердце с быстротой молнии.
   Этого чувства она не испытывала к Маркусу, но своей тайной не делилась ни с кем.
   Ворон понукал своего коня, заставлял его скакать вдоль берега озера. Шаг коня все убыстрялся, пока не оказалось, что они мчатся во весь опор на запад. Прежде она никогда не слышала голоса ветра, но чем быстрее они мчались, тем громче она слышала его шепот. И он твердил ей не об осмотрительности и осторожности, ветер, казалось, восхвалял и славил внезапность и безумную отвагу. Ее лента давно потерялась. Пряди растрепанных волос хлестали по щекам.
   Долгие годы, всю свою жизнь она не осмеливалась на подобный поступок, всегда оставаясь трезвой и рассудительной. Лейтис обладала чувством ответственности и печально оплакивала украденное у нее счастье. Но сейчас, в эту минуту, глядя на облака, окрашенные фантастическими цветами заката, она чувствовала дикую радость от того, что живет. И ей захотелось смеяться от охватившей ее чистой радости.
   Они продолжали нестись вперед, конские копыта стучали как барабаны, будто сама природа призывала их к действию.
   За ними следовали их тени. Менее чем через час солнце зайдет, утонув в озере Лох-Юлисс, а небо окутает мрак ночи.
   Это стремительное и безрассудное приключение, эта безумная попытка подобраться к английскому укрепленному форту и обокрасть его должны были бы вызвать у нее беспокойство за свою безопасность. Или по крайней мере заставить ее осознать, почему она чувствует себя столь неуязвимой в обществе этого Ворона, несмотря на то что не знала его имени, несмотря на то что даже не видела его лица. И вот он оказался ее пособником. Даже в маске и перчатках, не позволявших узнать его, он казался ей старым знакомым.
   Он замедлил бег коня, обогнул рощицу, прежде чем спешиться, и протянул руки к Лейтис, чтобы помочь ей спрыгнуть на землю. Она легко соскользнула в его объятия, и он поставил ее на землю так мягко и нежно, будто она была бесценным сокровищем.
   Он подошел к седлу, отвязал кожаный мешок и извлек из него шарф. Расправив его концы, он обвязал им ее голову, спрятав под него волосы, потом завязал концы шарфа у нее на затылке.
   – У тебя очень приметный цвет волос, Лейтис, – сказал он тихо. – Англичанам не надо будет долго ломать голову над тем, каким образом исчезла их заложница.
   Кивнув в знак согласия, она поправила повязку на голове.
   – Хотя, – задумчиво добавил он, изучая ее, – твои волосы не такие яркие, как в детстве.
   Внезапно время замедлило свой ход каким-то странным, непостижимым образом. Их взгляды встретились и будто приковали их друг к другу, и это продолжалось, пока он не отвел глаза.
   – Когда же ты видел меня ребенком? – спросила она, с трудом выговаривая слова и чувствуя, как что-то сжало ее горло. В горах было великое множество Макреев, сотни. Его ответ был вполне объясним, и все же почему-то ей казалось, что она когда-то знала его.
   – Кто забыл бы Лейтис Макрей, бросив на нее даже один-единственный взгляд? Кто забыл бы эти необыкновенные волосы и этот заразительный смех? – сказал он, отворачиваясь, и поднырнул под голову коня, свободно обвязывая поводья вокруг молодого деревца.
   Прямо перед ними были разложены костры, возле которых кипела жизнь. Кто-то горланил песню, ее нехитрый напев и циничные слова вызывали у остальных смех. Солдаты расседлывали коней, другие сидели у огня, приводя в порядок амуницию.
   Лейтис хотела спросить, каков их план, но Ворон повернулся к ней и приложил палец к губам. Ее любопытство не удовлетворил этот жест. Что же они будут делать теперь?
   Три фургона, доверху нагруженные бочками, деревянными ящиками и коробками, стояли прямо перед ними, и, как и говорил ей Ворон, лошадей еще не распрягли.
   Он тихонько подошел к ней.
   – Тебе не удастся ничего сделать, – прошептала Лейтис. – Там не меньше сотни солдат.
   – Нет, их не так уж много, – возразил он спокойно. – Сколько бы их ни было, они ошибаются, думая, что им ничто не угрожает. Лучше всего предпринять что-то неожиданное.
   Она молча кивнула, думая, что нечто подобное мог бы сказать Фергус. Но ведь ее брат частенько бывал неразумным и дерзким, а такое сочетание черт характера опасно. И внезапно она подумала, что Фергус одобрил бы и их дерзкий план, и ее присутствие здесь.
   Ворон двинулся вокруг рощицы, наблюдая за солдатами, которые ужинали перед отбоем. Она уже было подумала, что Ворон решил изменить свой план, так как он отвязал своего коня от дерева и пустил его пастись.
   Она с любопытством посмотрела на него, но он ничего не сказал.
   – Ты быстро бегаешь? – спросил он, обнажая в улыбке ровные белые зубы.
   Лейтис кивнула, вспоминая свои детские игры, когда ей приходилось носиться наперегонки с братьями по лощине.
   В эту секунду он схватил ее за руку, и они побежали вокруг рощицы. Она была почти уверена, что их заметят, но он нагнулся, заставив ее сделать то же самое, и они укрылись за фургоном.
   Куры в повозке отчаянно закудахтали. Похоже, они взяли на себя роль часовых и громко возражали против уготованной им участи.
   – Тише, – прошептала Лейтис, обращаясь к беспокойным пернатым.
   Ворон обернулся и посмотрел на нее с улыбкой.
   – Сомневаюсь, что это на них повлияет, – сказал он тихо. – Куры известны как злостные саботажники.
   Лейтис хмуро смотрела на него, а шум все усиливался.
   – Они кудахчут потому, что это английские куры, – ответила она шепотом, не скрывая отвращения к мерзким птицам.
   Ворон обнял ее за плечи, и она почувствовала, что он сотрясается от беззвучного смеха.
   Он добрался до передка фургона, подтянулся и оказался на козлах, а потом помог влезть и Лейтис. Подняв кнут, он стегнул лошадей. Она чуть было не свалилась со скамьи от внезапного толчка, так как фургон сильно рвануло вперед, но Ворон протянул к ней руку и обнял за плечи.
   Кто-то из солдат закричал, но Ворон даже не оглянулся. Они неслись вниз с холма под громыхание фургона по камням и гневные крики, под истеричное кудахтанье кур и хохот Ворона.
   Лейтис оглянулась. Клетки с курами, связанные вместе, при каждом повороте колес по каменистой земле мотались и раскачивались. За ними рысью следовал украденный у англичан конь Ворона. По земле волочились его поводья.
   Им вслед смотрел один из людей Мясника. И, как показалось смятенной Лейтис, он веселился так же, как Ворон. Он стоял посреди дороги, подбоченившись и запрокинув голову, и хохотал до упаду.
   Когда она, наконец, оторвалась от диковинного зрелища, Ворон так внезапно притянул ее к себе, что она испугалась. И так же стремительно он наклонился и поцеловал ее.
   Она отпрянула и с изумлением посмотрела на него.
   – Это еще один пример внезапного нападения, чтобы застать неприятеля врасплох?
   – Возможно. Если я буду осужден за мои сегодняшние подвиги, то буду наказан и за все свои опрометчивые и неожиданные поступки, – бросил он загадочно.
   Он снова привлек ее к себе, на этот раз медленно. Ей нетрудно было бы отстраниться, но она не сделала этого.
   Куры снова в ужасе закудахтали, и их пронзительные крики странно аккомпанировали нежному поцелую.
   Минутой позже Лейтис выпрямилась на сиденье и немного отодвинулась от него.
   – Прости меня, – сказал Ворон тихо. – Это был порыв, которому мне не следовало поддаваться.
   Она кивнула, как бы соглашаясь, но на самом деле все еще была смущена и ошарашена. Ее губы все еще горели. Он поцеловал ее нежно, и этот поцелуй так ее взволновал, что ее сердце продолжало трепыхаться и подпрыгивать как безумное.