Рэнни Карен. Его единственная любовь

   Слова стремились вырваться на свободу, и не успела она хорошенько подумать, как сорвались с ее языка:
   – Почему ты поцеловал меня так, что я вся дрожу?
   – Я должен просить у тебя за это прощения? – пробормотал он.
   Он дышал столь же прерывисто, как и она. Мудрая женщина ответила бы положительно, собрав всю свою гордость. Лейтис же только покачала головой. Щекой она прижималась к его груди, потом поцеловала его в грудь через рубашку, туда, где так сильно и. быстро билось его сердце.
   «Поцелуй меня еще раз». Она не посмела высказать своего желания вслух. Но ее рука разглаживала складки на рукавах его рубашки, и этот жест можно было истолковать как мольбу.
   Он приподнял ее голову за подбородок, запрокинул назад и снова поцеловал. Это был долгий, медленный, бесконечный поцелуй, пробудивший в ней жар греховного желания. Под ее сомкнутыми веками сверкала разноцветная радуга, горели ярко-синие колокольчики и пурпурный вереск.
   Он вдруг отстранился от нее, подошел к столу и встал спиной к ней.
   – Я пришел просить тебя о помощи, – сказал он, – а вовсе не осаждать тебя своими ласками.
   – Так вот что это было? – спросила она ласково. – Значит, мне следовало разгневаться? Или устыдиться?
   Он вопросительно посмотрел на нее через плечо.
   – Ведь мне это было приятно.
   Его мягкий, необидный смех озадачил ее.
   – Я никогда не могу угадать, что ты скажешь.
   – Конечно, в женщине всегда должна оставаться загадка, – поддразнила она его, ощущая удивительную легкость и бесшабашность. Как странно, что такое действие мог оказать на нее поцелуй!
   Она протянула руку и провела кончиками пальцев по его спине. Это прикосновение было нежным, как трепетание крыльев бабочки, но ей показалось, что они чувствуют одинаково. Он оцепенел и замер. Его оцепенение вызвало у нее усмешку, будто действие поцелуя передалось прикосновению ее пальцев. Никогда прежде она не ощущала ничего подобного и поддалась волшебству этой минуты, молчаливая, полная ожидания.
   – Как я могу тебе помочь? Что я могу сделать?
   Когда он повернулся и посмотрел на нее, ее рука упала. Он смотрел на нее в тусклом свете свечи, искажавшем его лицо, и так наполовину тонувшее в тени.
   – Ты так легко предлагаешь мне помощь! – сказан он. – Почему?
   – Ты украл фургон, – сказала она улыбаясь. – И накормил людей, потому что хотел спасти их от голода. Неужели я могу отказать тебе в помощи?
   – Ты должна предложить жителям деревни, своим соседям, переселиться в другое место, – отрывисто приказал он.
   Она внимательно разглядывала его лицо в свете свечи.
   – Ты думаешь, они захотят?
   – Думаю, они поступят глупо, если откажутся, – ответил он искренне. – Англичане пришли сюда надолго и решили обосноваться здесь прочно, а жизнь шотландцев здесь станет невыносимой.
   Она подошла к ткацкому стану и остановилась, глядя в окно.
   – Печальным будет тот день, когда скотт будет вынужден покинуть Шотландию.
   – Они могут устроить свою жизнь везде, где захотят, куда бы ни отправились, – сказал он. Он придумал этот аргумент прошлой ночью.
   Лейтис повернулась и посмотрела ему в лицо.
   – Почему бы тебе самому не поговорить с ними об этом? – спросила она с любопытством.
   – Есть причины, – ответил он загадочно.
   – Ты не хочешь, чтобы они узнали Йена Макрея? Он смотрел на нее, окаменев от изумления.
   – Ты думал, что я не догадаюсь? – Ее забавляло его смятение. – Но ведь все наводит на мысль об этом.
   Он вес еще стоял молча.
   – Теперь-то ты не станешь этого отрицать, – заметила она со вздохом.
   – Нет, – ответил он, и от этого слова ее сердце воспарило до небес.
   Значит, не случайно он был так знаком ей, не случайно она чувствовала в нем друга, а от его поцелуя ее сердце трепетало и замирало. Ей хотелось повернуться и исчезнуть вместе с ним во мраке, найти уютное и безопасное местечко и расспросить его о тех годах, что они провели вдали друг от друга.
   Она отступила на шаг, потрясенная внезапно пришедшей ей в голову мыслью. Он прожил все эти годы в Англии. Ведь он – наследник английского дворянина.
   – Ты один из них, Йен? – Она бросила взгляд на форт Уильям. – Ты один из английских солдат.
   – Да разве станет англичанин красть у своих провиант, Лейтис? – Он подошел к ней вплотную. – Разве станет англичанин заботиться о том, чтобы накормить голодных скоттов?
   Она покачала головой.
   – Тогда поговори с моими соседями сам.
   – Тебя они скорее послушают, – сказал он, и это прозвучало убедительно. – Они не вспомнят меня, и у них нет причины довериться мне.
   – А у меня есть? – спросила она. – Сними маску.
   – Сниму, когда придет время, – ответил он.
   Она пришла в смятение: слишком много чувств боролось в ней. Счастье, смущение, любопытство и странная тревога, от которой она не могла отделаться... Но все-таки Лейтис удалось побороть ее. В эту минуту ей было просто все равно.
   – Так пойдем? – Она протянула ему руку и улыбнулась ослепительной и счастливой улыбкой, а потом позволила повести себя в часовню и на лестницу, ведущую в подземелье.

Глава 19

   – Ты уверен, что не хочешь войти? – Лейтис обернулась к нему у дома Хемиша.
   Путешествие в долину заняло много времени, потому что пришлось идти кружным путем. Они не рискнули проскользнуть по мосту через лощину, где их мог заметить часовой.
   Им пришлось грести, чтобы пересечь бухту, а потом вернуться туда, где оставался конь Ворона.
   – Нет, но я подожду тебя вон там. – Он указал на рощицу.
   Лейтис кивнула и направилась к дому Хемиша, оглянувшись еще раз на сгущающиеся тени, прежде чем постучалась в дверь. Он уже исчез из виду. Ее поражала способность Ворона ускользать в темноту и сливаться с ней.
   Ответа на стук не последовало, Лейтис толкнула дверь и вошла в темный дом. Засветив свечу на столе, она оглядела комнату. Было не похоже, что жилище обитаемо, не было никаких признаков присутствия здесь ее дяди. Постель заправлена. Нет грязной посуды. Хемиш был чистоплотен, поэтому трудно сказать, долго ли его не было или он просто отлучился на минутку.
   Сначала Лейтис подумала, что, в конце концов, Мясник арестовал Хемиша, и при этой мысли она ощутила острую боль. Впрочем, возможно, дяде хватило предусмотрительности и осторожности укрыться там, где его не могли найти. В этом случае ей самой предстояло созвать собрание членов клана.
   Но вдруг она услышала свист: веселый мотивчик она знала так же хорошо, как и исполнявшего его свистуна. Хемиш отворил дверь и при виде Лейтис застыл на пороге.
   – Все никак не угомонишься, дядюшка! А если англичане повесят тебя? – спросила Лейтис, глядя на волынку, трубы которой спускались у него через плечо.
   – А, прекрасная дама Макреев явилась. – Он широко ухмыльнулся. – Значит, тебе удалось улизнуть от Мясника?
   Хемиш положил свою волынку на пол, потом постоял, явно колеблясь. Его взгляд блуждал по каменной стене, полу и, наконец, обратился на потолок.
   – Он воспользовался тобой, Лейтис? – спросил он. Она почувствовала, как горячая волна залила ее щеки, сменившись вскоре раздражением.
   – Не больше, чем тобой, – сказала она отрывисто. – Тебе, дядюшка, как видно, все равно, что я оказалась заложницей по твоей вине?
   Она уставилась на его волынку.
   – Значит, ты пришла, чтобы снова на меня ворчать? – Он подбоченился, и его лицо исказилось гневом.
   – Сомневаюсь, что ты меня послушаешь. – Лейтис старалась скрыть, что уязвлена.
   Как странно, подумала она, но именно Мясник сказал ей об эгоизме Хемиша. Она попыталась выбросить полковника из головы, раздраженная тем, что вообще вспомнила о нем.
   – Я пришла поговорить с кланом, дядя. – Она шагнула к дверям. – Можем мы все собраться здесь?
   – Зачем, Лейтис?
   – Я скажу об этом, дядюшка, если ты мне поможешь собрать людей.
   Он некоторое время хмуро разглядывал ее, потом кивнул.
   – Ты обойдешь восточную часть деревни, а я западную. Так будет быстрее. Раньше начнем, раньше закончим.
   Один за другим члены клана оказывались в доме Хемиша. Пришли матери с детьми, старики, опираясь на костыли, молодые люди, уже много повидавшие на своем коротком веку.
   Вновь прибывшие приветствовали Лейтис, расспрашивали ее о здоровье и причинах ее появления, исподлобья бросая быстрые и укоризненные взгляды на Хемиша. Тот притворялся, что ему ни до кого нет дела.
   Лейтис ждала, пока не собрались все жители деревни.
   – Я пришла спросить кое о чем народ Гилмура, – сказала она нерешительно. – Если бы вы могли переселиться в другое место, где-нибудь вдали от Шотландии, вы бы отправились туда?
   – Ты хочешь, чтобы народ Гилмура покинул эти места? – Глаза Хемиша превратились в пылающие гневом щелочки. – С чего это ты задаешь такой глупый вопрос?
   Он сидел за столом, скрестив руки на груди, и его лицо выражало осуждение.
   Лейтис гадала, почему она до сих пор не замечала снедавшей его горечи. Или этих складок вокруг плотно сжатого рта, будто он решил никогда больше не улыбаться, разве что насмехаясь над англичанами. Она поняла, разглядывая дядю, что его действия вызваны не гордостью и не упрямством, а ненавистью, упорной и долголетней.
   – Потому что для нас это единственный способ выжить, – тихо ответила она.
   – Мы и здесь проживем неплохо. – Голос Хемиша прозвучал хрипло и резко.
   Она повернулась к остальным:
   – Итак, что нам делать? В конце концов, право решать за вами, а не за Хемишем.
   – Как мы покинем Шотландию, Лейтис? – спросил Малькольм.
   – Не знаю, – ответила она честно. – Меня только попросили спросить вас об этом. Есть человек, который хочет вас спасти. Он просил меня узнать, что вы думаете.
   – Кто бы это мог быть? – спросила Дора.
   Лейтис посмотрела на нее и ответила:
   – Этого человека вы все знаете. Это Йен Макрей.
   – Ах, Йен Макрей? – переспросил Хемиш хмурясь. – Он вернулся в Гилмур, чтобы стать здесь лэрдом? Ему не известно, что клана больше не существует?
   – Вот поэтому-то он и хочет помочь вам, дядя. – Она отвернулась от Хемиша, обращаясь к остальным членам клана. – Он говорит, что при англичанах нам здесь совсем не будет житья, и я ему верю. Нам не пережить следующей зимы, если она будет такой, как предыдущая.
   Дора молча кивнула.
   – Куда же мы отправимся? – спросила Мэри.
   – Не знаю, – ответила Лейтис. – Куда-нибудь в безопасное место. Возможно, следует сообща решить, куда нам отправиться.
   – Ну, уж конечно, куда-нибудь подальше от англичан, – сказала Ада.
   – Туда, где мы сможем оставаться скоттами и не подвергаться преследованиям, – уточнила еще одна женщина.
   Лейтис кивнула, благодарная соседкам за поддержку. Может быть, женщины больше поддерживали ее, потому что они кормят младенцев грудью и выхаживают больных? Может, это давало им способность быстрее воспринимать горькие истины? Много ли найдется женщин, которые высказались бы за бунт, если спросить их мнение, если предоставить им право решать? Возможно, это был глупый вопрос, потому что ответ на него не имел никакого значения.
   – Печален тот дом, – сказал Питер, – где куры квохчут громче, чем кричит петух.
   Дора подошла к нему вплотную и подбоченилась.
   – Лучше прятаться в кроличьи норы, чем быть съеденными псами, – сказала она язвительно. – Или ты не заметил, Питер, сколько людей осталось в клане?
   – Ну, я не курица, – возразил Малькольм, – но согласен с женщинами. Нам следует покинуть это место.
   – Не думал, что когда-нибудь услышу такие речи! – гневно воскликнул Хемиш, сурово глядя на Малькольма. – Это предательство!
   – Кого я предаю, Хемиш? – спросил Малькольм. – Наших предводителей? Они бежали во Францию, приняли присягу на верность Англии или погибли. Предаю свою страну? Где наша Шотландия? Ее поглотила Англия.
   – Мы снова восстанем. И снова станем свободными! – упрямо возразил Хемиш.
   – Только в мыслях, – сказал Алисдэйр, выступая вперед. – Теперь я скажу. Я готов покинуть это место хотя бы из-за того, чтобы избавиться от тоски, которая гнетет меня здесь.
   Он оглянулся на своих родичей, стоявших позади него, и многие из них согласно кивнули головами.
   – Лучше быть сытым, чем мертвым? – насмешливо спросил Питер.
   – Англичане не остановятся, пока не истребят нас всех, – сказал Ангус. – Теперь, когда Мясник вступил на этот пост, нам придется туго.
   – Да вы что, все тронулись умом? – недоверчиво спросил Хемиш.
   – Ты не обязан уезжать, дядя, – спокойно возразила Лейтис. – Англичанам нравится охотиться за тобой, и они не успокоятся, пока не убьют тебя. А потом ты сможешь целую вечность их преследовать, став привидением. И это будет для тебя единственным способом утихомириться.
   Он смотрел на нее, будто не слышал дерзости ее слов. Но сегодня вечером, когда Лейтис увидела его волынку, что-то в ней изменилось. Ему наплевать, что он подверг ее смертельной опасности. И боль этого открытия была так сильна, что ей захотелось плакать.
   – Лихо она тебя отбрила, Хемиш. – Питер улыбнулся. – Я представляю, как твоя тень шагает с волынкой впереди англичан и призывает их бегать и ловить тебя.
   – Ты, старый дурак! – сказал раздраженный Хемиш.
   – Кого ты называешь старым? – Питер прищурился. – Я на два года моложе тебя и лет на десять умнее.
   Лейтис вышла на середину комнаты и оказалась окруженной людьми клана. Все важные решения вплоть до избрания лэрда принимались общим голосованием. Пришло время проголосовать и покончить с болтовней.
   – Кто из вас за то, чтобы уехать отсюда? – спросила она.
   Лейтис пересчитала поднятые руки и поняла, что большинство присутствующих готовы покинуть Гилмур.
   – Кто за то, чтобы остаться?
   Подняли руки только Хемиш и Питер.
   – Я сообщу вам, когда план нашего исхода будет готов, – сказала она.
   – А где ты будешь до тех пор? И позволит ли тебе Мясник так легко ускользнуть, Лейтис? – язвительно спросил Хемиш.
   Члены клана замерли, нетерпеливо ожидая ее ответа.
   – Ты осуждаешь меня за минуту свободы, дядя, которую мне удалось добыть с помощью тайных ухищрений? Скоро я вернусь в свою клетку, чтобы доказать англичанам, что ты полон раскаяния и готов повиноваться. Но, похоже, тебя ничуть не заботит, что по твоей милости я стала заложницей, – ответила она с достоинством, бросая взгляд на волынку, лежащую на полу у ног старика. – Интересно, будет ли тебе довольно компании волынки, когда никого из нас здесь не останется?
   – Ты хочешь сказать: когда вы все сваляете дурака! – яростно возразил Хемиш, поднимая с полу свой музыкальный инструмент. Он проводил всех ненавидящим взглядом, пока они выходили из его дома.
   – По ту сторону озера живет моя сестра. – Мэри выступила вперед. – Может ли она уехать с нами?
   – А моя дочь? – неожиданно спросила Дора. – Она замужем за Маклишем, как вам всем известно.
   Прозвучало еще с дюжину имен.
   – Не знаю, сможем ли мы переправить всех, – беспомощно ответила Лейтис. – Но я спрошу.
   Ее удивило отношение односельчан к ее предложению. Возможно, они уже осознали то, что она поняла только теперь. Они жили надеждой на удачу и свободу, хотя вот уже много лет в Шотландии для скоттов не было ни удачи, ни свободы.
   Она спросила: «Значит, ты один из английских солдат?» Его ответ был столь лукав, что Алек и сам удивился тому, насколько он был правдив. Нет, он не был одним из солдат. Он командовал ими.
   Она его изумила, поймала врасплох. Заставила замолчать, исполниться восхищения и трепета.
   «Все было слишком очевидно. Все лежало на поверхности». Возможно, он намеренно подсказал ей отгадку, чтобы надежнее скрыть другую, более важную тайну. Он себе поклялся в ожидании ее возвращения рассказать ей, что мальчик, которого она знала под именем Йен, был вместе с тем и полковником, командовавшим фортом Уильям.
   Укрывшись в тени деревьев, он наблюдал, как люди заходили в дом Хемиша. Спор был яростным и страстным. Голос Лейтис, кажется, отрезвлял всех и усмирял.
   Из дома вышел Хемиш. Под мышкой он держал свою волынку. Постепенно начали расходиться и остальные. Свечи погасли, и когда Лейтис вышла за дверь и шагнула к Алеку, ее окутала темнота.
   Вызывающий звук волынки в летней ночи заставил ее остановиться. С минуту она прислушивалась, потом продолжила свой путь.
   Он протянул руку и привлек ее к себе.
   – Дурак твой дядюшка, – сказал он тихо. – Неужели он не понимает, что его поведение может навлечь беду на тебя?
   Она тяжело вздохнула и покачала головой. Он понял, что она плачет. Лейтис Макрей плакала! Это оказалось для него новым потрясением. Его руки обвились вокруг ее талии, и он притянул ее еще ближе.
   – В чем дело, Лейтис? – прошептал он. – Скажи мне. Как ему хотелось снять у нее тяжесть с души, защитить ее, но сейчас у него не было слов.
   – Ничего не вышло? – спросил он.
   Она кивнула, прижимаясь головой к его груди. Проведя ладонью по ее щеке, он ощутил ее горячие слезы.
   – О, Лейтис, – сказал он, смущенный и беспомощный. – Скажи мне все.
   Она снова вздохнула – с досады или от гнева, – в эту минуту он не мог понять. Лейтис тряхнула головой и ладонью вытерла слезы со щек.
   – Они готовы уехать, – сказала она. – Все, кроме Хемиша и Питера. Эти останутся.
   – И ты плачешь из-за Хемиша? – спросил он, все еще силясь понять причину ее слез.
   Она снова покачала головой.
   – Я плачу, – призналась она, – потому что не хочу уезжать. Я понимаю, что должна, но ведь здесь мой дом. И Хемиш, каким бы глупцом он ни был, мой последний оставшийся в живых родственник. – Она оглянулась. – Гилмур всегда был свободным. Что бы ни происходило с Шотландией, это нас не затрагивало. А теперь мы вынуждены расстаться с родиной.
   Он не находил слов, чтобы ее утешить. Голая и горькая правда заключалась в том, что для скоттов не было возврата к прежней жизни.
   – Вы станете свободными, если найдете место, где обретете свободу, – сказал он, чувствуя, что слова его звучат вяло и неубедительно. Он обнял ее за плечи и привлек к себе.
   – Может быть, другие тоже захотят уехать. – Она, поколебавшись, призналась: – По правде говоря, их довольно много.
   – Я зафрахтую корабль. Трудно будет рассчитать все точно, – сказал он. – Но еще несколько человек погоды не сделают.
   Осуществить задуманное было бы не так уж трудно. Он использовал наследство, доставшееся ему от бабушки, чтобы купить себе патент на офицерский чин, но большую часть огромного состояния не трогал.
   – Единственная трудность, которую я предвижу, – сказал он, думая вслух, – это как организовать исход. Все придется делать очень быстро, как только прибудет корабль.
   – Или как раз наоборот, – возразила она, поднимая на него глаза и улыбаясь. – Корабль заметить легче, чем обратить внимание на исчезновение горцев. Что, если до прихода судна собрать их в одном месте?
   – И где ты предлагаешь укрыть несколько десятков скоттов?
   – Лучше всего спрятать ягненка в стаде овец. Я права? – спросила она. – Можно использовать пустые дома здесь, в деревне.
   – При условии, если англичане не заметят, что они теперь обитаемы? – предположил он. – Один скотт, на их взгляд, ничем не отличается от другого, не так ли?
   Она кивнула.
   – Неужто они так беспечны? – спросил он осторожно.
   – А что, легче быть скоттом, чем англичанином? – внезапно поинтересовалась Лейтис, и этот вопрос показался ему настолько удивительным, что он отстранился от нее и посмотрел ей в лицо.
   – И тем и другим быть нелегко, – ответил он честно.
   – Но ведь большую часть жизни ты был англичанином.
   – Да, – ответил он просто.
   – А теперь стал скоттом. И что заставило тебя так измениться?
   Он обдумывал ответ. Тому есть множество причин. Во-первых, Куллоден и Инвернесс, отчаяние скоттов, жестокие, варварские распоряжения Камберленда. Но самой главной и важной причиной было внезапное открытие, что его мать убита англичанами.
   – Я никогда не хотел быть Джоном Булем и пугалом, – ответил он наконец. – И мне пришло в голову, что мне пора прийти на помощь Шотландии.
   – Мои братья одобрили бы твое поведение, – сказала она, снова удивив его.
   – Расскажи, какими они были, – попросил он.
   Они уже шли между деревьями, поднимаясь вверх по склону.
   – Они не так уж изменились за последние годы и мало отличились от тех мальчиков, которых ты знал. Возможно, только внешне стали другими. Фергус вырос и стая великаном, и мама удивлялась, глядя на него, и не верила, что это ее сын. Он отрастил огромную рыжую бороду и очень ею гордился, бахвалясь, что она нравится девушкам.
   По голосу Лейтис Алекс почувствовал, что она улыбается, и был благодарен ей за это.
   – А Джеймс? – спросил он.
   – Джеймс был более миролюбив, как и в детстве. Он вырос высоким и стройным и, конечно, серьезным. Но именно Фергус выступал против бунта. Однако его одинокий голос ничего не значил, и вопрос о войне с англичанами был решен.
   – Он не хотел участвовать в войне? – удивился Алек.
   – Не хотел, но, конечно, пошел на войну из-за отца и Джеймса. А ты, Йен? Как сложилась твоя жизнь?
   Он улыбнулся, пытаясь в нескольких словах уместить все прожитые годы.
   – Я вернулся в Англию, – сказал он. – Мой отец снова женился, и, по-моему, слишком поспешил. У него родился еще один сын. Я рос, учился и вот стал взрослым.
   Он не осмелился рассказать ей, что был награжден за отвагу, у него просто не хватило храбрости полностью перед ней раскрыться.
   – И у тебя нет ни жены, ни возлюбленной? – спросила она с прежней интонацией.
   Он улыбнулся, потому что ее будничный тон не обманул его.
   – До сих пор не было, – сказал он.
   Она стремительно подняла голову и посмотрела ему в лицо. Лунный свет падал на нее сквозь древесные кроны, и он разглядел улыбку на ее губах.
   – Ведь сегодня луны быть не должно, – сказал он вдруг. – Даже на ущербе.
   Она ничего не ответила, но продолжала ему улыбаться, смущенная этим внезапным заявлением.
   – Потому что, – продолжил он, притягивая ее к себе и легко касаясь губами ее губ, – потому что в лунном свете ты кажешься еще прекраснее.
   Она только вздохнула в ответ, и он был очарован этим вздохом.

Глава 20

   – Ты был самым привлекательным человеком, которого я встретила в жизни, – сказала она, наконец, отстраняясь.
   – А как же Маркус?
   Как это ни странно, воспоминание о Маркусе уже потускнело, будто его образ не был крепко запечатлен в ее памяти. Но она все еще представляла себе в мыслях Фергуса, Джеймса и своих родителей так ясно, как если бы они стояли сейчас перед ней. И все же было не очень достойно говорить о Маркусе, когда он не мог ничего возразить и не мог защитить себя. Поэтому она предпочла промолчать.
   – Где ты его встретила? – спросил он чуть позже.
   – Он был другом Фергуса. – Ее забавляло его любопытство. Но ведь и она испытывала такое же любопытство к его прошлому.
   Они шли рука об руку, пока не достигли пещеры, где она всегда находила пристанище. Лейтис улыбалась.
   – Я часто приходила сюда и думала о тебе, – призналась она.
   И это было правдой: после того как он ее поцеловал, она стала приходить в свое тайное убежище и часами смотрела отсюда на Гилмур. Смущение и восторг, которые она ощущала, были равны ее стыду. Она все еще помнила, как он изумился, когда она дала ему оплеуху. Она вернулась в Гилмур, чтобы извиниться перед ним, и узнала о трагедии.
   – Это правда? – Он был искренне удивлен.
   Их слова тонули в лесных шорохах, в свисте ветра, пробегавшего по листве, в потрескивании сучьев под ногами. Но даже лесные твари, привыкшие бесшумно двигаться ночью, были слышнее, чем ее признание. Пришло время открыть другую тайну.
   – Твой поцелуй, по правде говоря, не был мне неприятен, – сказала она, глядя вверх, на вершины деревьев. В лунном свете они были похожи на стрелы, нацеленные в небо.
   – Можно мне снова поцеловать тебя? – спросил он, и его губы изогнулись в улыбке. – Хочу проверить, правду ли ты говоришь.
   Она, улыбаясь, подняла на него глаза.
   – Разве ты уже этого не сделал?
   – Чертовски боюсь ошибиться, – поддразнил он ее.
   Он снова поцеловал ее, и несколько секунд спустя она отстранилась и слабым голосом пробормотала:
   – Нет, твой поцелуй мне не противен.
   Над их головами повис шар луны, придавая краям набегающих на нее облаков бледно-голубое сияние.
   Она потянула его за руку куда-то вниз по склону.
   – Куда ты меня тащишь? – В его голосе она различила смех.
   – В свое тайное убежище, – призналась она.
   . Он раздвинул кусты и последовал за ней в пещеру.
   – Нам бы следовало захватить свечу, – он улыбнулся, – или фонарь.
   – Чтобы лучше разглядеть, как мы изменились. – Она медленно повернулась к нему. – Ты, несомненно, сочтешь это место не слишком привлекательным и будешь разочарован.
   – Хочешь сказать, что сравнение моих детских воспоминаний и сегодняшних ощущений будет не в пользу настоящего?
   – Да, часто различие бывает чудовищным, – сказала она.
   – Не в этом случае. – В темноте его руки обвились вокруг ее талии. Он стоял совсем близко и шептал ей на ухо: – Я помню все о тебе, Лейтис. От формы твоих ушей до манеры смеяться. И ничто не может меня разочаровать.