Рейли Мэтью. Храм

   — Они не...
   Коупленд озабоченно кивнул.
   — Они украли «Сверхновую».
   Несколько мгновений Нэш смотрел в пустоту.
   — Это единственное, что они взяли, — сказал Коупленд. — Они точно знали, где она стоит. Знали коды саркофага и имели ключи к особым замкам. Мы полагаем, что они должны знать и коды к замку из титана на самом приборе, а также — как привести его в действие.
   — Кто это может быть?
   — Туда уже прибыл NCIS. По первичным данным, это может быть работа вооруженных отрядов, например, «Борцов за Свободу».
   — Черт, — сказал Нэш. — Черт! Значит, они знают про идола.
   — Очень может быть.
   — Нам надо добраться туда первыми.
   — Согласен, — ответил Коупленд.
   Рейс следил за разговором как зритель на теннисном матче. Понятно, кто-то ворвался в штаб АПНИОР, но что именно украли, оставалось для него секретом. Нечто под названием «Сверхновая». А кто такие эти борцы за свободу?
   Нэш поднялся.
   — Насколько мы их опережаем?
   — Часа на три, — сказал Коупленд.
   — Тогда нам надо двигаться побыстрее, — Нэш повернулся к Рейсу. — Извините, профессор Рейс, но ставки в игре только что возросли. Нельзя терять ни минуты. Теперь необходимо иметь перевод рукописи к тому времени, когда подлетим к Куско. Потому что, как только сядем, надо будет спешить.
   С этими словами Нэш, Коупленд и Чемберс пересели, оставив Рейса наедине с манускриптом.
   Рейс снова взглянул на обложку, заметив как грубы чернила копировальной машины. Потом глубоко вздохнул и перевернул страницу.
   Увидел первую строку, выведенную средневековым каллиграфом:
   meus nominus est alberto luis Santiago et ille est meum rem...
   Он перевел: «меня зовут Альберто Луис Сантьяго и вот моя история...»

Первое прочтение

   Первого дня девятого месяца года 1565 от Рождества Господня, стал я предателем своей страны.
   Причина: я помог бежать узнику из тюрьмы моих сограждан.
   Имя его было Ренко Капак, и он утверждал, что является принцем инков, младшим братом верховного владыки Манко Капака, которого называли Сапа Инка.
   Он был красив, с гладкой оливковой кожей и длинными черными волосами. Самой его отличительной чертой, однако, было яркое родимое пятно прямо под левым глазом. Оно походило на перевернутую горную вершину — неровный треугольник коричневой кожи на ясном лице.
   Впервые я встретился с ним на борту «Сан Висенте», тюремном корабле, посреди реки Урубамба, десять миль к северу от столицы инков, Куско.
   «Сан Висенте» было самым гнилым из всех тюремных корыт, что стоят на якоре в реках Новой Испании — старый галеон, на котором уже в океане не поплаваешь, так что с него сняли мачты и протащили по земле только для того, чтобы было куда засунуть враждебных или опасных индейцев.
   Вооруженный, как всегда, моей дорогой Библией в кожаном переплете, толстым — в триста страниц — списком с Книги книг, подаренным мне родителями, когда я вступил в монашеский орден, я пришел к тюремной барже, чтобы научить этих язычников Слову Божию.
   Именно как слуга веры я и встретил молодого принца Ренко. В отличие от других обитателей тюрьмы — вонючих страшил, которые в этих условиях стали больше похожи на собак, чем на людей — он был учтив и образован. Он также был чувствителен в той степени, в какой это качество не встречалось мне больше ни в ком. Его кротость, понимание, взгляд его проникал мне в самую душу.
   Способностей он был редких. Мои соотечественники пришли в Новую Испанию всего-то три года назад, а он уже мог изъясняться на нашем языке. Ему хотелось узнать нашу веру и понять обычаи и характер моего народа, в чем я ему с радостью помогал. Во всяком случае, мы быстро подружились, и я часто приходил к нему.
   И однажды он рассказал мне о своей миссии.
   Перед тем, как его поймали, он должен был отправиться в Куско и найти некий идол. Не просто истукан, заметьте, но весьма уважаемый идол, может быть самый важный для этих индейцев идол. Они говорят, что в нем воплощен их дух.
   Но Ренко был сбит с пути и попал в засаду, организованную губернатором с помощью чанка, весьма враждебного племени из северных джунглей, которое инки завоевали.
   Как и многие другие племена, чанка радовались приходу моих сограждан, как средству в борьбе с ярмом инков. Они тут же предложили губернатору свои услуги в качестве шпионов и проводников, в обмен на что им дали мушкеты и железные мечи, потому что племена Новой Испании не знали ни бронзы, ни металла.
   Когда Ренко рассказывал мне о своей миссии и о пленении, я увидел за его спиной человека из племени чанка, тоже узника в Сан Висенте.
   Его звали Кастино, и он был ужасен. Высокий, волосатый, бородатый и немытый — ни в чем не походил он на аристократа Ренко. Он был совершенно отвратителен, самое гадкое человеческое существо, которое я имел несчастье видеть. Заостренный кусок белой кости пронзал его левую щеку, отличительная примета чанка. Кастино все время враждебно смотрел в спину Ренко, когда я приходил к молодому принцу.
   Когда он рассказывал мне о своем задании найти идола, Ренко был очень расстроен.
   По его словам, предмет поисков заперт в ниши Кориканчи, или храма солнца, в Куско. Но в тот день Ренко подслушал разговор охранников и понял, что город Куско пал и что испанцы уже там, разоряют и мародерствуют без преград.
   Я тоже слышал про взятие Куско. Говорили, что мародеры там разгулялись как нигде до сих пор. Ходили слухи, что испанские солдаты убивали друг друга ради груд золота внутри городских стен.
   Эти разговоры возмущали меня, Я прибыл в Новую Испанию только шесть месяцев назад, молодой послушник, полный глупых идей — я хотел обратить всех туземцев-язычников в нашу благородную католическую веру, я мечтал, как поведу колонну солдат, подняв распятие, я представлял себе, как мы построим церкви с высокими шпилями на зависть Европе, Но иллюзии развеялись, как только я стал ежедневным свидетелем жестокости и жадности моих соплеменников.
   Убийства, грабежи, насилия — это не борьба во имя Бога, а поступки мерзавцев и негодяев, Иногда мое разочарование достигало вселенских масштабов, и когда я видел, как солдат отрубает голову женщине, чтобы сорвать с нее золотое ожерелье, я спрашивал себя, на правильной ли стороне я сражаюсь. Меня не удивило, что испанские солдаты убивали друг друга, когда грабили Куско.
   Здесь я должен добавить, что уже и раньше слышал о священном идоле Ренко.
   Было широко известно, что Эрнандо Писарро, брат губернатора и старший лейтенант, пообещал огромное вознаграждение тому, кто поможет найти таинственный идол. Свидетельством уважения и преданности инков своему идолу для меня стало то, что ни один из них не открыл его места в обмен на сказочное вознаграждение Писарро. Стыдно признаться, но я не верю, что мои соотечественники в подобной ситуации поступили бы так же.
   Но что бы ни говорили о разграблении Куско, я нигде не слышал, чтобы обнаружили идол.
   На самом деле, если бы его нашли, слух облетел бы всех быстрее ветра. Поскольку нашедший его пехотинец был бы тут же посвящен в рыцари, пожалован титулом маркиза и жил бы в Испании богатым и довольным до конца своих дней.
   А об этом никто не рассказывал.
   Из чего я заключил, что испанцы в Куско идола не обнаружили.
   — Брат Альберто, — сказал Ренко с мольбой в глазах, — помоги. Помоги мне убежать из этой плавающей клетки, чтобы выполнить мою миссию. Только я могу вернуть идол моего народа. Теперь, когда испанцы в Куско, они рано или поздно его найдут.
   Так.
   Я не знал, что сказать. Мне нельзя было этого делать. Я не мог помочь ему убежать. За мной самим погнались бы, как за предателем родины. И если бы поймали, посадили бы сюда же, в адскую плавучую темницу. Так что я покинул баржу, не проронив ни слова.
   Но я вернусь. Я снова заговорю с Ренко, и он снова попросит меня помочь ему, страстно, с мольбой в глазах.
   Каждый раз, когда я задумывался, два предмета вставали перед мысленным взором: полное мое разочарование при виде мерзких поступков тех людей, что звались моими согражданами, и, наоборот, восхищение тем, как инки стоически отказывались назвать место сокрытия идола даже перед лицом грозящих им ужасов.
   Я действительно никогда не видал столь беззаветного почитания. Я завидовал их вере. Я слышал о пытках, которым Эрнандо подвергал целые деревни в поисках идола, слышал о его зверствах. Думал, как бы повел себя сам, если бы видел, как рубят и жгут мой собственный народ. Открыл бы тогда, где путь в Иерусалим?
   В конце концов, я понял, что открыл бы, и устыдился дважды.
   И так, в пику самому себе, вере своей и верности моей стране, я решил помочь Ренко.
   Я ушел с корабля и вернулся позже, ночью, с молодым пажом, инком по имени Тупак, как Ренко попросил меня. Чтобы защититься от холода, мы оба надели плащи с капюшоном и спрятали руки в рукава.
   Мы подошли к пропускному пункту на берегу реки. Поскольку почти все наши войска принимали участие в разграблении Куско, в палаточном лагере у баржи оставалось всего несколько солдат. Лишь один ночной сторож, мадридский громила с нечищеными ногтями и запахом алкоголя изо рта, охранял мост на баржу.
   Дважды взглянув на юного Тупака — молодые индейцы нередко служили пажами таким, как я, монахам — ночной сторож громко рыгнул и велел нам написать наши имена в регистре.
   Я нацарапал оба наши имени. Потом мы вступили на узкий деревянный мостик, что вел от берега к двери на борту тюремной баржи посреди реки.
   Но как только мы прошли мимо грязного охранника, молодой Тупак быстро повернулся, схватил его сзади и крутанул ему голову, тут же сломав шею. Тело дежурного обвисло на стуле. Я содрогнулся от жестокости, но, странным образом, я почти не чувствовал сострадания к сторожу. Я вынес окончательное решение, я заключил союз со врагом, и обратного пути не было.
   Мой юный друг тут же схватил ружье охранника и его «пистальо», или пистолет, как называли его теперь мои сограждане, а затем ключи. Потом он намотал веревку с камнем на ногу трупа и сбросил его в реку.
   Под серебристым светом луны мы пересекли шаткий деревянный мостик и вошли на корабль.
   Охранник на борту вскочил на ноги, когда мы вошли, но Тупак опередил его. Не сделав лишнего шага, он выстрелил в него. Звук выстрела в замкнутом пространстве судна оглушающе прогремел, разбудив всех узников.
   Когда мы подошли к клетке Ренко, тот был уже на ногах. Ключ охранника подошел к замку его камеры, и дверь легко открылась. Все узники вокруг нас кричали, ударяя по прутьям клеток, и молили выпустить их. Глаза мои бегали по сторонам, и посреди этого шума я заметил нечто, отчего у меня кровь застыла в жилах.
   Я увидел, как чанка Кастино недвижно стоит у себя в камере, не сводя с меня глаз.
   Освобожденный, Ренко подбежал к телу охранника, схватил его оружие и передал его мне.
   — Пошли, — молвил он, пробудив от гипноза, в который меня погрузил взгляд Кастино. Скинув тюремные отрепья, он быстро раздел труп и натянул толстую кожаную куртку, панталоны и сапоги охранника.
   Одевшись, он поспешил отпереть другие клетки. Я заметил, что он открывает только те камеры, в которых сидели воины-инки, обходя узников из побежденных племен, таких, как чанка.
   И вдруг он выбежал из дверей, не обращая внимания на крики оставшихся заключенных, и позвал меня за собой.
   Мы побежали обратно по шаткому мосту посреди толпы бегущих пленников. К этому времени другие услышали шум на борту плавучей тюрьмы. Четыре испанца из палаточного лагеря прискакали на берег, когда мы как раз прыгали через забор. Они стреляли по нам из мушкетов, и пули звучали в ночи, как раскаты грома.
   Ренко стал отстреливаться. Он обращался с мушкетом как опытнейший испанский пехотинец и выбил одного из седла. Два других узника-инка бежали перед нами и застрели еще пару.
   Последний всадник повернул коня так, что он оказался прямо передо мной. За одно мгновение он уловил мое лицо — европейца, помогающего язычникам. Я увидел, как вспыхнул гнев в его глазах, и он нацелился в меня.
   Мне не оставалось ничего другого, как быстро поднять пистолет и выстрелить. Выстрел прогрохотал, и я готов поклясться на Библии, что отдача чуть не выдернула мне руку из плечевого сустава. Всадник качнулся назад в седле и упал на землю мертвым.
   Я стоял ошеломленный, с пистолетом в руке, и смотрел на мертвое тело. Я пытался убедить себя, что не сделал ничего плохого. Ведь иначе он бы убил меня...
   — Брат! — внезапно закричал Ренко.
   Я обернулся и увидел его верхом на испанской лошади.
   — Давай! — позвал он, — бери его лошадь! Скорее в Куско!
   Город Куско лежит в начале большого плоскогорья, вытянутого с севера на юг. Окруженный стенами, он располагается меж двух параллельных рек, Гуатанай и Туллумайо, служащих ему рвами.
   На холме к северу от города возвышается самая главная достопримечательность в долине Куско. Сверху вниз на город взирает, как бог, каменная крепость Саксайгуаман.
   Такого здания, как Саксайгуаман, я нигде больше в мире не видел. Ничто в Испании, да и во всех Европе, не сравнится с ним размерами и внушительностью.
   Это истинно пугающая цитадель. Объемом похоже на пирамиду, состоит из трех колоссальных платформ, каждая — ладоней сто в вышину, а стены сложены из валунов весом в сто тонн.
   У инков нет цемента, но его недостаток с лихвой искупается их удивительным мастерством каменной резьбы. Не склеивая камни цементом, они, когда строят все свои крепости, храмы и дворцы, составляют и пригоняют вплотную друг к другу огромные камни. Они так подогнаны друг к другу и так искусно вырезаны, что меж ними не пройдет и лезвие ножа.
   Здесь надо заметить, что осада Куско должна считаться одной из самых необычных в современной военной истории.
   Странность заключается в том, что во время осады нападающие (мои сограждане, испанцы) находились внутри городских стен, а хозяева города, инки, — снаружи.
   Другими словами, инки осаждали свой собственный город.
   Честно говоря, ситуация сложилась таким образом в результате длинной и сложной цепи событий. В 1533 году мои испанские соплеменники вошли в Куско без преград и сначала вели себя дружелюбно по отношению к инкам. Только когда поняли, сколько богатств лежит в пределах города, вежливое обхождение исчезло.
   Мои сограждане разорили Куско с невиданной доселе яростью. Туземцев превратили в рабов, туземок — в наложниц. Золото плавили вагонами, после чего инки стали звать моих земляков «пожирателями золота». Они-то думали, что жадность моих соплеменников объясняется потребностью есть золото.
   К 1535 году Сапа Инка — брат Ренко, Манко Капак — который до сих пор вел себя лояльно по отношению к моим землякам, бежал из столицы в горы и собрал огромную армию, с которой хотел отвоевать Куско.
   Армия инков, численностью в 100000 мужчин, но вооруженная только палками, дубинами и стрелами — яростно набросилась на Куско и за день заняла Саксайгуаман, крупную каменную цитадель над городом. Испанцы спрятались за городскими стенами.
   И так началась осада.
   Она продолжалась три месяца.
   Ничто на свете не могло бы подготовить меня к тому, что я увидел, когда проезжал сквозь огромные каменные ворота на северном краю долины Куско.
   Стояла ночь, но это мог быть и день. Повсюду горели костры, внутри и вне городских стен. Все казалось адом.
   Передо мной из цитадели над городом высыпало самое великое множество людей, которых мне когда-либо довелось видеть, и заполнило собой долину — 100000 инков, все пешком. Они кричали, орали, махали факелами и оружием. Весь город был окружен. Внутри городских стен языки огня лизали каменные здания.
   Ренко ехал впереди, прямо в толпу, и, как Красное море перед Моисеем, толпа расступилась перед ним.
   Когда он проезжал мимо, инки разразились радостным воплем, в котором звучало столь сильное воодушевление и ярость, что у меня мороз пробежал по коже.
   Казалось, что все они тут же узнали Ренко, хотя он был одет по-испански, и расступились перед ним. Казалось, будто каждый из них знает о его миссии и сделает все возможное, чтобы она как можно скорее увенчалась успехом.
   Ренко и я скакали галопом сквозь гущу народа, а орды ликующих инков расступались и подбадривали нас.
   Мы спешились возле мощной крепости Саксайгуаман и быстро прошли сквозь толпу индейских воинов.
   Когда мы проходили сквозь их ряды, я увидел, что повсюду в землю воткнуты колья. На них были насажаны окровавленные головы испанских солдат. Некоторые колья пронзали целые тела испанцев. Им отсекли головы и ступни. Я шел быстро, ни на шаг не отставая от друга моего Ренко.
   Вдруг толпа перед нами расступилась, и передо мной, у входа в гигантскую каменную крепость, возник на славу разряженный индеец. В ослепляющей красной накидке и витом ожерелье из золота стоял он, с жемчужной короной на голове. Его окружала свита, по крайней мере, из двадцати воинов и помощников.
   Это был Манко. Сапа Инка.
   Манко обнял Ренко и они обменялись словами на кечуа, языке инков. Позже Ренко перевел мне:
   — Брат, — сказал Сапа Инка — мы волновались за тебя. Мы слышали, что тебя взяли в плен или хуже, убили. А ты — единственный, кому позволено войти в нишу и спасти...
   — Да, брат, я знаю, — ответил Ренко. — Послушай, у нас нет времени. Я должен войти в город сейчас. Речной вход уже пробовали?
   — Нет, — промолвил Манко. — Мы воздержались, следуя твоим указаниям, чтобы пожиратели золота о нем не прознали.
   — Хорошо, — сказал Ренко. Он помедлил, прежде чем продолжить. — У меня есть еще вопрос.
   — О чем?
   — Бассарио. Он внутри города?
   — Бассарио? — Манко нахмурился. — Ну... Я не знаю...
   — Он был там, когда город пал?
   — Ну, да.
   — Где он был?
   — Он? В тюрьме для крестьян, — ответил Манко. — Где и весь предыдущий год. Где ему и место. А что? Зачем тебе такой дружок?
   — Пусть это не волнует тебя, брат, — сказал Ренко. — Если я сначала не найду идола, то это будет уже неважно.
   Тогда вдруг ряды смешались где-то за нами, и мы обернулись.
   То, что я увидел, заставило мое сердце сжаться от ужаса: колонна испанских солдат, не менее трехсот, сверкая доспехами из фальшивого серебра и гребнями на шлемах, скакали вниз в долину из северных пропускных ворот, стреляя из мушкетов. На их лошадях были тяжелые панцири из серебра, и под их прикрытием испанская кавалерия беспрепятственно прорезала ряды инков.
   Следя за тем, как колонна конквистадоров сечет и топчет ряды воинов, я узнал двух всадников во главе процессии. Один был капитан, Эрнандо Писарро, брат губернатора и очень жестокий человек. Его характерные черные усы и нечесаная борода заметны были даже с того места, где я стоял, то есть в четырехстах шагах.
   Другой всадник заставил меня испугаться. До того, что я еще раз всмотрелся в него. Но мои страхи подтвердились.
   Это был Кастино, грубый индеец-чанка, что был в тюрьме вместе с Ренко. Но теперь на его руках не было оков, и он, свободный, скакал рядом с Эрнандо.
   А затем я вдруг все понял.
   Кастино подслушал мои разговоры с Ренко...
   Он вел Эрнандо к нише внутри Кориканчи...
   Ренко тоже понял это.
   — О боги, — вымолвил он, второпях повернувшись к брату. — Я должен идти. Мне надо торопиться.
   — Удачи, брат, — ответил Манко.
   Ренко вежливо кивнул Сапа Инке и, обернувшись, проговорил по-испански:
   — Пойдем. Нельзя терять ни минуты.
   Мы оставили Сапа Инку и поспешили к южной стороне города, самой дальней от Саксайгуамана. В это время я увидел, как Эрнандо и его всадники проскакали сквозь северные городские ворота.
   — Куда мы? — спросил я, пока мы пробирались сквозь толпу.
   — К низовью реки, — мой товарищ бросил в ответ.
   Через некоторое время мы подъехали к реке, что бежала вдоль южной стены города. Я взглянул на стену на том берегу и увидел, как по ней идут испанские солдаты с мушкетами и мечами. Их силуэты вырисовывались на фоне оранжевого пламени, что полыхало за ними.
   Ренко уверенно направлялся к реке и, к моему величайшему изумлению, вошел в воду, не снимая сапок и платья.
   — Подожди! — закричал я. — Ты куда?
   — Туда вот, — он указал на воду.
   — Но я... Я не могу туда с тобой.
   Ренко цепко схватил меня за руку:
   — Друг мой Альберто, благодарю тебя от всего сердца за то, что ты сделал, за то, что ты пошел на риск, чтобы дать мне выполнить мое предназначение. Но теперь мне надо торопиться, если я хочу преуспеть. Иди со мной, Альберто. Останься со мной. Исполни со мной мою миссию. Посмотри на них. Пока ты со мной, ты для них — герой. А когда нет, ты просто еще один пожиратель золота, которого надо убить. А теперь мне надо идти. Я не могу оставаться с тобой. Если ты останешься, я не смогу тебе помочь. Пойдем со мной, Альберто. Осмелься жить.
   Я взглянул на индейских воинов за моей спиной. Даже с простыми палками и дубинами они пугали. Я увидел голову испанца на острие кола, чей рот раскрывался в гротескном зевке.
   — Думаю, что пойду с тобой, — сказал я и по пояс зашел в воду рядом с ним.
   — Хорошо. Сделай глубокий вдох, — ответил он, — и следуй за мной.
   И тогда он задержал дыхание и скрылся под водой. Я покачал головой и, наперекор себе, вдохнул воздух и последовал за ним.
   Молчание.
   Шум и крики инкских орд остались позади.
   В темной, мутной реке я последовал за Ренко внутрь круглой трубы, что входила в подводную часть городской стены.
   Я с трудом протискивался сквозь цилиндрический туннель — слишком узок он был. Время тянулось бесконечно. Но когда легкие готовы были уже взорваться, я увидел конец трубы и рябь на поверхности воды за нею. Я удвоил силы.
   Поднявшись, я очутился в некоем подобии подземной клоаки. Ее освещали пылавшие у стен факелы. Я стоял по пояс в воде: меня окружали влажные каменные стены. Квадратные туннели уводили во тьму. В воздухе стоял гнилостный запах человеческих экскрементов.
   Ренко уходил вброд к перекрестку туннелей. Я поспешил за ним.
   Мы петляли по туннелям. Налево — направо, налево — направо; мы торопились пройти лабиринты. Ни разу Ренко не засомневался и не потерялся. Он просто сворачивал в туннель за туннелем: его не покидало твердое сознание цели.
   Вдруг он остановился и уставился в потолок.
   Удивленный, я встал за ним. Я не видел разницы между этим туннелем и полудюжиной других, которые мы прошли.
   А затем, по неизвестной причине, Ренко нагнулся в зловонную воду. Через несколько мгновений он поднялся, держа в руке камень размером с мужской кулак. Потом он вылез из воды на тонкий выступ, что тянулся вдоль канала, и принялся ударять найденным камнем по одной из плит, что составляли потолок.
   Тук-тук. Тук.
   Подождал. Потом продолжил в таком же ритме.
   Тук-тук. Тук.
   Это был какой-то код. Ренко слез обратно в воду, и оба мы воззрились в ожидании чего-то на мокрый каменный потолок.
   Но ничего не произошло.
   Мы, однако, ждали. Я заметил, что в углу каменной плиты, которую долбил Ренко, вырезан маленький символ: круг с двойным "V" внутри.
   А потом вдруг: бум, бум, бум — сверху донесся глухой ряд ударов. Кто-то повторял код Ренко.
   Тот вздохнул с облегчением. Снова встал на выступ и постучал по плите.
   Через некоторое время весь квадратный участок потолка сдвинулся, издавая громкий звук трения, и обнажил темное, подобное пещере пространство над нами.
   Ренко тут же вылез из воды и пропал сквозь дыру в потолке.
   Я последовал за ним и оказался в великолепной комнате, по периметру которой возвышались золотые статуи. Стены были сложены из массивных каменных блоков, каждый шириной в десять футов и, должно быть, толщиной во столько же. Казалось, что двери нет — но в одной из стен был камень меньших размеров, вышиной лишь в шесть футов.
   Я был под сводами Кориканчи.
   Один-единственный пламенеющий факел освещал эту пещеру. Держал его грозный воин-инка. Три других свирепых воителя стояли за ним и разглядывали меня.
   Но там был еще один человек: пожилая женщина. Она не сводила с Ренко глаз.
   Даже седина и морщины не портили ее. Думаю, что в молодости она была красавицей. Ее облекало простое одеяние из хлопка, голову обхватывала диадема из золота и изумрудов. Должен сказать, что в простой своей белой одежде она была ангельски хороша, почти небесна, как жрица какой-то...
   Бум!
   Резкий звук заставил меня обернуться. Ренко тоже.
   Бум!
   Казалось, он доносится снаружи. Кто-то стучал в каменную дверь.
   Я замер в ужасе.
   Испанцы.
   Эрнандо.
   Они пытаются прорваться внутрь.
   Старая жрица сказала Ренко что-то на кечуа. Ренко быстро ответил и жестом указал на меня.
   Бум! Бум!
   Тогда жрица быстро повернулась к каменному пьедесталу позади. На нем я увидел некую вещь, завернутую в подобие пурпурного шелка.
   Жрица подняла эту вещь вместе с шелком и, несмотря на грохот, торжественно вручила ее Ренко. Я все еще не мог понять, что находится под покровом. Чем бы это ни оказалось, размером и формой оно напоминало человеческую голову.
   Ренко уважительно принял сей предмет.
   Бум! Бум!
   Почему он так медленно движется? В душу закрадывалось недоверие, когда взгляд встречался с дрожанием стен вокруг нас.
   Когда вещь оказалась в его надежных руках, Ренко медленно снял покров.
   Я увидел.
   Я смотрел, не отрываясь.
   Это был самый красивый и в то же время самый свирепый из всех идолов, что я видел.
   Совсем черный, он был выделан из квадратного куска весьма необычного камня. Шероховатый, с негладкими углами, неровный и грубоватый продукт ремесленника. Из середины его вырезана была свирепо оскалившаяся морда горного кота. Казалось, что в приступе безумной ярости кот ухитрился высунуть голову из самого камня.