Рич Лейни Дайан. Улыбка святого Валентина

   Но еще больнее жалили меня совсем иные мысли – о том, что ему вовсе не безразлично то, что я его жалею. И о том, что, считая себя неудачником, он страдал больше всего именно потому, что я чувствую себя несчастной из-за его страданий.
   А мне было невдомек, что я – главная причина всех его терзаний. Вот такая, оказывается, я «тефлоновая вагина».
   И в этот момент меня словно осенило: а вдруг, подумалось мне, этот феномен вовсе никакое не родовое проклятие, ставшее причиной разрыва Веры и Бриджа, Мэгс и Джека, Бев и моего дедушки Генри, и не таинственное химическое соединение, а чисто психологический изъян, приобретаемый в процессе взросления? Особенность поведения, которую все «барышни» Фаллон передавали из поколения в поколение, сами того не осознавая?
   – Но если это так, – продолжала рассуждать я вслух, тыча в воображаемого слушателя зажатой между пальцами зажженной сигаретой, – тогда мы можем избавиться от этой порочной поведенческой модели! Отвадить друг друга от вредных замашек! Эврика!
   Я радостно рассмеялась и затушила окурок в пепельнице. Сердце мое затрепетало в грудной клетке, словно птичка, почувствовавшая скорую свободу. Я расправила плечи и глубоко вздохнула, согретая и обласканная светлым лучом надежды, рассеявшим мрак отчаяния в пыльных уголках моих мозгов. – Значит, я еще не совсем безнадежна! – воскликнула я.
   И, схватив жакет, пулей вылетела за дверь, чтобы кубарем скатиться по ступеням и вихрем ворваться в «Пейдж», где я собиралась созвать экстренное семейное совещание.

Глава 10

   – Молодцы, что быстро пришли! – сказала я, разливая в кружки горячий кофе для «барышень», усевшихся на стульях за барной стойкой. Магазин уже закрылся, а включить светильники в зале никто не удосужился, поэтому помещение освещалось только светом уличных фонарей.
   Бев от предложенного ей кофе отказалась. Нахмурив брови, она убрала руки со стойки и положила их на колени. Вера не сводила с меня пытливого взгляда, сжав кружку пальцами, словно ей было зябко. Мэгс взяла из моих рук кружку, хотя пить кофе, как я догадывалась, не собиралась, и наградила меня своей коронной жизнеутверждающей улыбкой.
   Пока все шло нормально. Я сделала глубокий вдох и объявила:
   – Я собрала вас здесь, девушки, чтобы сообщить нечто чрезвычайно важное!
   «Барышни» замерли в тревожном ожидании. Прислонившись спиной к барной стойке, я вцепилась в нее пальцами и продолжила:
   – По-моему, я разгадала секрет пенисоотталкивающей вагины!
   – Секрет чего? – прищурившись, переспросила Бев.
   – Пенисоотталкивающей вагины, – ответила за меня Мэгс.
   – Порция имеет в виду, что поняла, почему от нас уходят мужчины, – виновато улыбнувшись, пояснила Вера.
   – Именно так, – подтвердила я, не сводя глаз с рук Бев. – И в связи с этим мне понадобится ваша помощь.
   Совершенно обомлев, «барышни» пораскрывали рты.
   Я села на стул за стойку и стала излагать им свою идею, для пущей доходчивости иллюстрируя рассказ выразительными жестами.
   – Раньше мне казалось, что над всеми нами тяготеет родовое проклятие; либо что это нечто типа ауры, отторгающей мужчин... На худой конец – специфический душок...
   – Душок? – Бев вскинула брови и недоуменно заморгала.
   – Да, нечто в этом роде, – кивнула я. – Но сегодня, после мучительных раздумий, я неожиданно поняла, что причина этого странного явления кроется в нас самих: в нашем поведении и в наших предпочтениях. И скорее всего мы этого даже не осознаем! К такому умозаключению я пришла после задушевного разговора за ужином в ресторане с Питером. Это было подобно озарению! Бум – и мне все стало ясно!
   Мэгс отозвалась радостным смехом.
   – А как прошел ужин? Вы славно провели время? Много ли выпили вина? – отдышавшись, поинтересовалась она.
   – Все было замечательно. Но не это главное! Я пытаюсь объяснить вам, что осознала причину своей размолвки с Питером. Я считала, что не виновата в этом, но оказалось, что доля моей вины в нашем конфликте все-таки была. Я совершала такие поступки, которые исподволь отдаляли его от меня, хотя сама этого и не понимала. В конце концов он просто ушел...
   Я умолкла, чтобы перевести дух. «Барышни» захлопали глазами. Судя по выражению лица Бев, я окончательно утратила ее благосклонность. А коль скоро такое все равно уже случилось, я решилась закончить свою мысль:
   – Короче говоря, мне нужно знать, что произошло с мужчинами у каждой из вас.
   Бев заерзала на стуле, прикидывая, как ей лучше покарать меня за эти дерзкие слова. Упреждая ее поползновения, я вскинула руку и воскликнула:
   – Выслушайте меня! Поймите, я не смогу избавиться от этого наваждения, пока не узнаю, с чего оно началось. Мне ведь ровным счетом ничего не известно ни об отношениях Бев с моим дедушкой, ни о том, почему расстались мои родители. Кстати, дедушку действительно звали Генри?
   Стоило только мне произнести это имя, как глаза Бев стали ледяными. Мэгс потупилась и начала разглаживать ладонями подол юбки. Все складывалось не так, как мне того хотелось, я не сумела подобрать нужный ключик к своим милым родственницам. Я принялась расхаживать перед ними взад и вперед, лихорадочно пытаясь придумать новую тактику подхода к ним, какой-нибудь хитроумный маневр, который позволил бы мне проникнуть в их замкнутый мир, крохотную зацепку, которая помогла бы мне понять логику поступков этих женщин.
   Все эти годы мы ни разу не касались этой проблемы, на обсуждение ее было наложено табу. Но теперь настал конец моему долготерпению, я должна была узнать семейную тайну.
   Во что бы то ни стало.
   Я перестала метаться вдоль стойки бара и медленно обвела всех «барышень» испытующим взглядом.
   – Вы всегда уверяли меня, что желаете мне счастья, – наконец произнесла я. – Тогда мне просто жизненно важно понять, почему до сих пор у меня не складывались отношения ни с одним мужчиной, что отталкивало от меня их всех, включая Питера. Расскажите мне свои истории, возможно, я сумею разгадать секрет «тефлоновой вагины». Чего вы боитесь? Ведь у вас все в прошлом, а мне еще только предстоит через это пройти, с Питером или с кем-то другим. Помогите же мне!
   После продолжительной мертвой тишины со стула вскочила Бев. Гневно сверкая глазами, она ткнула в меня указательным пальцем и с надрывом воскликнула:
   – Вот что я тебе скажу, деточка! Не перекладывай свою вину на нас! Научись налаживать с мужчинами нормальные отношения! Питер хочет на тебе жениться, он тебя любит! А ты продолжаешь отталкивать его своим поведением. И вдобавок имеешь наглость заявляться к нам и нести вздор о каком-то родовом проклятии! Не смей вешать на нас дурацкие ярлыки!
   Я замерла, обескураженная отповедью своей бабушки. Мне доводилось и раньше ее злить, но впервые она разъярилась до белого каления. Губы у нее тряслись; едва не заскрежетав зубами, она опустила вытянутую вперед руку и шагнула ко мне. Я уже приготовилась получить пощечину. Но она только посмотрела на меня своими синими, со стальным отливом глазами и добавила:
   – И впредь никогда не произноси при мне имя своего деда! Ты поняла?
   Я кивнула, словно насмерть перепуганная шестилетняя девочка. Бев одернула на себе свитер и вышла из помещения, хлопнув дверью так, что зазвонили дверные колокольчики. Перед моими округлившимися глазами запрыгали звездочки. Обтерев пылающее лицо рукой, я взглянула на Мэгс и Веру и спросила:
   – Ну а что скажете мне вы?
   Поколебавшись, Мэгс встала, бледная, с влажными глазами, и тоже покинула «Пейдж», ступая совершенно бесшумно в своих красных домашних тапочках.
   Дождавшись, пока стихнет прощальный звон колокольчика, я обратилась к Вере:
   – Теперь твоя очередь, милая тетушка! Давай иди, и я запру входную дверь.
   Она пожевала губами и промолвила, с грустью взглянув на меня:
   – А ведь ты была права, деточка.
   – Права? В чем?
   – Когда сказала, что мне пора прекратить прикидываться дурочкой. Я не стану рассказывать истории Бев и Мэгс, но готова поведать тебе о том, что произошло между мной и Бриджем. Если, разумеется, это тебя действительно волнует.
   – Я вся внимание, Вера! – На радостях я была готова расцеловать ее. – Это мне очень поможет.
   – Хорошо. Но сначала объясни мне еще раз, почему это так важно для тебя. Назови мне хотя бы одну причину!
   – Ну хотя бы уже потому, что Питер сказал, что он ушел от меня, устав чувствовать себя неудачником.
   – Не думаю, что дело только в этом, – покачала головой Вера.
   Я заморгала, посмотрела на потолок, пожала плечами и выдвинула еще одну гипотезу:
   – Может быть, потому, что я боюсь потерять его, если не раскрою семейный секрет? А терять его я не хочу.
   – Это уже больше похоже на правду, – удовлетворенно сказала Вера, даже не уточнив, о ком именно я говорю. Но я все равно была ей признательна, поскольку сама толком не знала, кого имею в виду.
   – Мы с Бриджем познакомились еще в школе, – начала Вера, поудобнее устроившись на стуле и сложив на животе свои тонкие пальцы. – Но встречаться стали, когда Бев наняла его, чтобы смонтировать стеллажи в торговом зале.
   – Я помню! – обрадовалась я. – Мне тогда еще показалось странным, что он стал часто наведываться к нам и проверять, ровно ли они стоят. Я тогда училась в шестом классе.
   – Да, – печально вздохнула Вера. – Незадолго до твоего отъезда в колледж Бридж сделал мне предложение.
   – В самом деле? Впервые слышу об этом! – изумилась я. – И ты согласилась?
   –Я не знала, как мне поступить, – продолжала Вера, – и решила погадать на картах Таро. Карты дали отрицательный ответ. И я отказала Бриджу. Он спросил, почему я не хочу стать его женой, а когда узнал причину, то пришел в ярость. Мы с ним потом не разговаривали много лет. И только недавно стали приветствовать друг друга при встрече.
   – Ты любила его? – выдержав паузу, спросила я. Она мечтательно улыбнулась:
   – Да!
   – Но тогда почему ты поверила картам? Не разумнее ли было просто взять и выйти замуж за любимого человека?
   – Видишь ли, деточка, с этими картами Таро все не так просто! Их расклад можно толковать двояко, определенного ответа на заданный вопрос они ведь не дают. Все решает сам человек.
   Вера вздохнула, запрокинула голову и пояснила:
   – И я тогда сказала Бриджу «нет». Со страху. Я так боялась, что не сумею спокойно жить, если вдруг мы поссоримся и расстанемся, что предпочла не рисковать... Похоже, что не ты первая задумалась над загадкой «тефлоновой вагины»... – Она рассмеялась, но глаза ее остались грустными.
   Ошеломленная ее признанием, я плюхнулась на стул и спросила:
   – Неужели и я оттолкнула Питера, потому что подспудно ощущала страх? Какой кошмар! Как ты думаешь, это возможно?
   – Тебе виднее, – пожала плечами Вера и встала. – Пожалуй, я оставлю тебя, чтобы ты поразмышляла над этим в одиночестве. Пока!
   – Спасибо, Вера! – Я вскочила со стула и прижалась щекой к ее плечу, как маленькая девочка.
   Она похлопала меня по спине, отстранилась и спросила, взяв меня пальцами за подбородок:
   – Ты ведь расскажешь мне, что ты решила?
   – Обязательно расскажу, – улыбнувшись, пообещала я.
   Выждав несколько минут после ее ухода, я заперла Дверь и, едва волоча ноги, поднялась в свою квартирку. Чистя на ночь зубы, я размышляла о Вере и Бридже, которые, в чем я была почти уверена, по-прежнему любили друг друга, но одиннадцать лет прожили порознь, отдав свое счастье в жертву мужской гордости и женской трусости.
   Впрочем, их любовная история вполне могла обернуться и драматическим разрывом, как это произошло с Мэгс и Джеком, и тогда сердца обоих были бы окончательно разбиты.
   Я прополоскала рот и, взглянув на свое отражение в зеркале, произнесла:
   – Все это бред.
   Но мое отражение было с этим не согласно.
   – Да что ты можешь в этом понимать? – разозлилась я, вышла из ванной и, выключив свет, легла спать.
   – Порция! Йен! – всплеснув руками, воскликнула мать Бьюджи, Уэнди, открывшая нам входную дверь. – Милости просим!
   Она увидела в руке Йена бутылку вина и корзиночку с подарками для малыша, которую несла я, и с умилением добавила:
   – Напрасно вы все это принесли, но все равно спасибо. Проходите в гостиную, – кивнула она в сторону большой комнаты. – Все уже там. Я сейчас тоже туда приду.
   В гостиной мы увидели счастливых родителей малыша и его дедушку, сидящих на корточках вокруг колыбели. Завидев нас, Бью Старший вскочил, по-свойски обнял и поцеловал меня в щеку, а Йену крепко пожал руку.
   – Здравствуйте. Еще раз хочу поблагодарить вас обоих за заботу о моей дочери.
   – Не за что! – улыбнулся Йен.
   – К сожалению, Бридж не смог прийти, у него дела, – сказала Бьюджи. – Папа послал ему в подарок пять фунтов персиков. – Она указала на диван: – Присаживайтесь.
   Но едва Йен собрался сесть, как его схватил за руку Дэви и заговорщицки произнес:
   – Должен предупредить тебя, старина, что Уэнди большая поклонница твоего таланта. – Он обернулся и бросил быстрый взгляд в сторону кухни. – Она прочитала все твои книги и за последние полчаса уже четыре раза переодевалась.
   – Неужели? – Йен с тревогой посмотрел на меня. Отец Бьюджи подошел к нему и дружески хлопнул по плечу.
   – Не волнуйтесь, Уэнди дала мне слово, что будет держать себя в руках. Но скажу вам по секрету, я бы на вашем месте постоянно оставался начеку: от моей прекрасной невесты можно ожидать любых сюрпризов.
   Я улыбнулась, услышав, как забавно он назвал свою жену. Бьюджи закатила глаза к потолку.
   – В лучшем случае, – вмешался Дэви, – тебе придется подписать стопку своих книг, старина.
   – Я думаю, что и фотографирования на память тоже не избежать, – добавила Бьюджи, – чтобы потом хвастаться снимками перед своими подругами.
   – У моей невесты неуемный темперамент, – доверительно поведал Йену Бью Старший.
   Это было еще слабо сказано. Оценить ее темперамент в полной мере можно было, сходив на футбольный матч на стадионе Трули и посмотрев, как самоотверженно Уэнди поддерживает игроков своей любимой команды с трибуны.
   – Я тронут, – сказал Йен, побледнев.
   В следующий момент в гостиную вошла, держа в руках поднос с закусками, сама Уэнди. Взгляд ее был устремлен на Йена. Она поставила поднос на столик и тут же схватила Йена за руку:
   – Я горячая поклонница вашего таланта! Все ваши романы я перечитывала по пять раз. Отведайте, пожалуйста, моих домашних грибков! – Она расплылась в улыбке. – Объедение!
   – Благодарю вас, Уэнди. – Йен с опаской покосился на тарелочку, которую она ему всучила. – Вы чрезвычайно любезны. Надеюсь, вы позволите мне подписать вам какую-нибудь книгу на память? – Очевидно, он надеялся таким образом уклониться от угощения.
   – Вы не шутите? Как это мило с вашей стороны! – Уэнди от радости запрыгала и захлопала в ладоши.
   Лицо у писателя вытянулось.
   – Может быть, прямо сейчас и пройдем в кабинет? – немного успокоившись, предложила Уэнди. Она взяла Йена под руку и потащила его в коридор. Все оставшиеся в гостиной вздохнули с облегчением.
   – Мне надо промочить горло, – сказал Бью Старший.
   – Что будешь пить, Порция? – спросил Дэви.
   – Джин с тоником, – ответила я не задумываясь.
   – Прекрасно! – воскликнул Дэви. —А для новоиспеченной мамочки я принесу имбирного эля домашнего приготовления. – Он послал Бьюджи воздушный поцелуй и вместе с ее папашей вышел из комнаты.
   Бьюджи подошла ко мне.
   – Ну разве мой малыш не самый красивый ребенок в мире?
   Мы одновременно взглянули на колыбель.
   – Он просто ангелочек, – искренне согласилась я, отметив, что за две минувшие после родов недели личико Майлса уже меньше походило на печеное яблоко, что было добрым знаком.
   – А у меня есть домашний телефон и адрес Джека, – шепнула Бьюджи.
   – Ты шутишь? – обернулась к ней я.
   – Нет, я говорю серьезно, – покачала она головой и, наклонившись к колыбели, достала оттуда лист желтой бумаги. – Он живет в штате Алабама, в городке Тускалуса. Адрес я нашла в Интернете.
   Я взяла у нее листок и сжала его в кулаке, не в силах промолвить ни слова.
   – Все будет хорошо, – подбодрила меня Бьюджи. – Убери это в карман и пока не думай о Джеке, ты еще не готова к разговору с ним. Расслабься и отдыхай.
   Вымученно улыбнувшись, я спрятала листок в карман своего голубого летнего платья. Вернувшийся в гостиную как нельзя более кстати Дэви подал мне бокал, и я, с благодарностью взглянув на него, сделала большой глоток джина.
   – Ты была подозрительно молчалива за столом, – сказал Йен, когда мы сели в машину. – Надеюсь, ты не переела домашних грибов? С одним из героев моего последнего романа после их дегустации случилась пренеприятнейшая история...
   – Уэнди чудесно их готовит, – сказала я. – Кстати, ты совершенно ее покорил.
   Йен пожал плечами и включил мотор.
   Автомобиль плавно тронулся с места и словно бы поплыл по дороге в направлении центра города. Йен был прекрасным водителем. Я посмотрела в окно и спросила:
   – А почему ты пользуешься псевдонимом? Ты ведь уже не новичок, а маститый мастер, миллионер!
   – Кто это тебе сказал? – с удивлением спросил он.
   – Это всем известно!
   – Вообще-то писатели не зарабатывают бешеных денег, – рассмеялся он.
   – А как же фильмы?
   – Я все же не настолько знаменит, чтобы получать миллионы, – сказал Йен. – Но почему мы вдруг заговорили не о тебе, а обо мне?
   – Просто мне так захотелось, – ответила я.
   Краем глаза я заметила, что мышцы его лица напряглись. Он свернул на Мэйн-стрит и вскоре затормозил у «Пейдж». Я продолжала сидеть, не выражая желания выйти из машины. Йен выключил двигатель и, помолчав, спросил:
   – А что именно тебя интересует?
   Я зажмурилась, ослепленная ярким светом фар встречного автомобиля на шоссе, поморгала и сказала:
   – Мне бы хотелось знать, почему тебе не нравится повышенное внимание к твоей персоне... Чего ты стесняешься? Разве стыдно быть известным богатым писателем?
   – Во-первых, я всего лишь относительно популярный автор детективов. А во-вторых, мне стьщно за то, что я, сын профессора-филолога, подался в беллетристику.
   – Я тоже кое-что смыслю в литературе, – заметила я, – и хочу тебя успокоить: твои книги достойны наивысшей оценки.
   – Спасибо, Порция! – улыбнулся Йен. – Ты настоящий друг.
   – Мне кажется, что твой отец гордился бы тобой, – добавила я, похлопав его по плечу.
   – Спасибо, Порция, – повторил Йен, почему-то помрачнев. – И спокойной ночи.
   Я порывисто подалась к нему и легонько поцеловала его в губы.
   – И тебе, Йен!
   Он стиснул зубы, борясь с охватившим его волнением.
   Я заерзала на сиденье, но не отвела взгляда.
   – Все в порядке, Йен, – первой нарушила я молчание, пронизанное возбуждением. – Ты был прав, мы с тобой повстречались не в очень удачное время. Но могла же я, одна из так называемых «барышень» Фаллон, поцеловать хотя бы раз именитого английского писателя, пожаловавшего в наш провинциальный городок!
   Не дав ему возможности ответить, я открыла дверцу, выбралась из машины, бегом пересекла дорогу и, не оборачиваясь, быстро пошла к дому.
   Обернись я, и Йен очутился бы в эту ночь в моей постели, где овладел бы мной. А на следующее утро он бы от меня ушел, что стало бы невыносимым испытанием для моего истерзанного сердца. Не говоря уже об органах с тефлоновым покрытием, травмированных разлукой с Питером.
   – Привет, Ронда! Это Порция!
   Склонившись над письменным столом, освещенным зеленой лампой, я с тревогой поглядывала на распахнутую дверь конторы. Было уже четверть девятого вечера, магазин закрылся в восемь, но я все равно нервничала, опасаясь, как бы не вернулся кто-нибудь из «барышень». Всю неделю я собиралась с духом, чтобы позвонить по номеру, записанному на желтом листке бумаги. Однако набрать номер Джека так и не осмелилась.
   Вчера я наконец подняла телефонную трубку, послушала гудок и положила ее на рычаг.
   Сегодня я решилась позвонить Ронде, временно жившей в моей квартире в Сиракьюсе. Согласитесь, это все-таки был прогресс!
   – Порция? Тебя плохо слышно. Как твои дела?
   – Прекрасно! – соврала я, хотя по большому счету была близка к истине: ведь если не учитывать неудавшийся роман, испорченную карьеру и отсутствие перспективы когда-нибудь создать семью, то дела мои шли просто как в сказке, пусть и страшной. – А как твои успехи?
   – У меня все нормально, – ответила Ронда. – Правда, новое жилище я пока себе не нашла, но судья обязал этого гнилого поганца выплачивать мне ежемесячно восемьсот долларов компенсации. Приятная новость, не правда ли?
   До развода этого «поганца», ее мужа, звали Джоном.
   – Мне передали, что ты мне звонила, – сказала я.
   – Да, мне нужно кое-что тебе сообщить. – Послышался шорох бумаги. – Куда же она задевалась, эта бумажка? Ага, нашла! Извини, Порция, у меня на столе такой бардак!.. Вот. Тебе звонил Джек!
   – Джек? А как его фамилия? – Я резко выпрямилась, оставив в покое старую чернильницу, которую машинально теребила во время разговора.
   – Никак не разберу... Странная какая-то у него фамилия, Триплсек...
   – Может быть, Трипплхорн? – сглотнув ком, спросила я с замиранием сердца.
   – Точно! – обрадованно вскричала Ронда, так громко, что у меня зазвенело в ухе. – Я ему не сказала, где ты сейчас находишься. Вдруг это сексуальный маньяк или брачный аферист? Сейчас стало так опасно жить... – Она захрустела картофельными чипсами. Впрочем, это могла быть и морковка. – Он оставил номер своего телефона. Будешь записывать?
   – Нет, спасибо. У меня есть его номер. Больше никто не звонил?
   – Да вроде бы нет, – проглотив морковку, сказала она.
   – О'кей! Прекрасно. Пока!
   Я положила трубку, вышла в торговый зал и уставилась в окно. Закатное солнце окрасило интерьер магазина в апельсиновый цвет. У меня защемило сердце. Я прошлась по проходу между стеллажами, касаясь кончиками пальцев книжных корешков, как часто делала в детстве, и мне стало чуточку легче.
   Итак, дело обстояло следующим образом. Пока я трусливо медлила, не решаясь первой позвонить своему отцу, он сам позвонил мне в Сиракьюс. Вера сказала бы, что это телепатия. Я же была уверена, что это знак свыше.
   Пора было действовать, не дожидаясь небесной кары.
   Малодушие – тяжкий грех.
   – Я тебе не помешаю? – спросила я, когда Йен отпер мне входную дверь и с удивлением уставился на бутылку вина в моей руке. – Составишь мне компанию? Бьюджи временно не пьет...
   Йен рассмеялся и отступил в сторону, приглашая меня войти. Я прошла в кухню и стала открывать один за другим ящики стола в поисках штопора. Йен наблюдал за мной, стоя в проходе. Я чувствовала это копчиком.
   – Как идет работа над книгой? – спросила я.
   – Вполне успешно, скоро закончу.
   – И тогда ты вернешься в Англию? – Голос мой дрогнул.
   – Да, – сказал он.
   – Понятно... – Руки у меня почему-то вдруг задрожали, а в груди похолодело, словно бы это стало для меня новостью.
   Где же этот проклятый штопор? Я задвинула ящик, вытянула другой и стала шарить в нем. Однако штопора и там не оказалось. У меня вырвался нервный смешок.
   – Только не говори, что мне придется вытаскивать пробку зубами! – вскричала я чуть не плача.
   Йен нахмурился и открыл ящик слева от меня. Разумеется, в нем на самом видном месте лежал штопор. Йен взял его, закрыл ящик коленом и протянул штопор мне. От его пронзительного взгляда меня бросило в жар. И неожиданно я расплакалась.
   Йен обнял меня и привлек к себе. Я склонила голову ему на грудь. Он приподнял мне пальцем подбородок и спросил:
   – Что случилось? Вот уж не думал, что ты плакса! Мои всхлипывания перешли в рыдания.
   – Мне звонил отец, – с трудом переведя дух, сказала я. – Мы с ним еще не разговаривали, мне только передали номер его телефона...
   – Значит, поговорите, – поглаживая меня по спине ладонью, старался успокоить меня Йен. – И все разъяснится. Не плачь, глупенькая. Вот увидишь, все будет хорошо.
   – Ты так считаешь? – с надеждой спросила я.
   – Я в этом не сомневаюсь!
   Но слезы снова покатились по моим щекам.
   – Ты что-то скрываешь от меня? – наклонился ко мне Йен.
   – Да, – всхлипнув, ответила я. – Моя бабушка меня возненавидела.
   – Этого не может быть, – не поверил он.
   – Нет, это правда! Она не захотела ответить-на мой вопрос, почему они с дедушкой поссорились, накричала на меня и вот уже неделю со мной не разговаривает.
   Йен сжал мне щеки ладонями и, глядя в глаза, сказал:
   – Глупенькая! Бабушка любит тебя. Вот увидишь, скоро она остынет и перестанет сердиться.
   Но после таких его слов слезы хлынули у меня из глаз ручьями.
   – Теперь ты будешь думать, что я первая плакса в Америке, – прохныкала я и улыбнулась.
   Йен провел подушечками пальцев по моим заплаканным щекам и заправил мне за ухо прядь волос. Мне показалось, что в этот момент наши сердца застучали в унисон. О Боже!
   – И еще я не знаю, как мне быть с Питером, – пролепетала я, трепеща от страха перед реакцией Йена.
   Он уронил руки, отступил от меня и протянул руку к штопору. Я едва дышала, предчувствуя крах нашей дружбы.