Страница:
— Немножко поздно строить из себя святую невинность, женушка, — сардонически прокомментировал ее смущение Джон, произнеся последнее слово как оскорбление.
— Не кричи на меня так! — резко запротестовала она.
Джон, рыча, подскочил к девушке и сомкнул руки у нее на плечах так, что Кэти застонала от боли. Джон притянул ее к себе, и лицо Кэти оказалось всего лишь в дюйме от его сверкающих глаз.
— Ты хоть знаешь, что я едва не придушил тебя прошлой ночью? — спросил он почти по-дружески. В его глазах вновь светилось безумие. Кэти испуганно потрясла головой. Она должна умиро-, творить его любой ценой. — Тебе повезло. На самом деле, если бы не мой ребенок, ты бы не дожила до сегодняшнего дня. Так что не пытайся меня поучать, а то я могу решить, что ребенок не стоит того, чтобы выносить твои сучьи выходки.
Он отдернул от нее руки, словно внезапно преисполнился к девушке отвращения. Кэти опрокинулась на матрас, ее глаза следили за каждым движением Джона, а дыхание стало глухим и прерывистым. Он повернулся к ней спиной и двинулся к окутанному паром чану. У Кэти вырвался сдавленный крик.
— Твоя спина? — выдохнула она. — Что случилось с твоей спиной?
Джон молниеносно развернулся кругом, едва не испепелив Кэти взглядом.
— Не пытайся меня провести, сучка, — прорычал он. — Я начинаю терять терпение. Смотри, меня не придется долго уговаривать, чтобы угостить тебя хорошей порцией розог.
Кэти смотрела на него во все глаза. Он выглядел безумным, однако его слова дышали внутренней уверенностью в собственной правоте. Вот и Петершэм обливал ее ледяным презрением. Догадка кристаллизовывалась в неоспоримый факт: они оба в чем-то ее обвиняли, но в чем, она не имела ни малейшего представления.
— Джон, ты, кажется, на меня сердишься, — мягко сказала она, не успев спросить о причине его враждебности, так как ее прервал его разъяренный рев.
— Сержусь? Сержусь! Дрянь, я бы с удовольствием разрезал тебя на куски тупой пилой, и, клянусь, я так и сделаю, если ты не будешь держать свой поганый язык за зубами.
Костяшки на его кулаках побелели, словно он едва удерживался от того, чтобы ее не ударить. Кэти хранила молчание, и Джон постепенно расслабился. Он отвернулся от нее и подошел к чану. Перекинув ногу через край, он осторожно погрузился в горячую воду, которая впилась в незажившие рубцы на его спине и заставила Джона скривиться от боли. Сидя на койке, Кэти могла хорошо разглядеть эти гнойные раны. Было похоже, что его долго и не один день били. «Где же он был? — лихорадочно недоумевала Кэти. — Что с ним происходит?»
— Джон, скажи мне, что с тобой случилось? — Спустя несколько минут она отважилась заговорить.
Он по-волчьи, из-под сдвинутых бровей зыркнул на девушку.
— У тебя очень нежный голосок, — протянул он в ответ. — Нежный и чарующий. И я было поверил, что ты и сама под стать этим трелям. Но ты преподала мне хороший урок, женушка. И тогда выяснилось, что под твоей ангельской личиной скрывается сердце из чистого камня и черствая, себялюбивая душа. Ты думаешь, что сможешь провести меня во второй раз? Я предупреждаю тебя — и не пытайся!
Кэти не могла оправдаться, потому что не знала, что ей вменялось в вину. Но если она не может доказать свою невиновность словами, она должна выразить ее поступками. Свесив ноги с кровати, она, приложив немало усилий, поднялась на ноги. Осторожно неся выпирающий через розовую сорочку живот, она медленно двинулась к Джону, который следил за ней бдительно прищуренными глазами. Его взгляд сначала скользнул по точеным чертам ее прекрасного лица, а потом, словно притянутый магнитом, опустился к ее грузному лону.
— О Боже, — пробормотал он, закрывая глаза, как будто был не в силах переносить ее вида. Кэти покраснела, полагая, что он, наверное, находит отталкивающей ее беременность, но она не стала отступать назад. Она медленно шла вперед, пока ее бедра не коснулись холодной металлической кромки чана. Джон угрюмо выпятил челюсть, но по-прежнему не открывал глаз. Кэти с собачьей преданностью смотрела вниз на его лохматую голову.
Наконец Джон открыл глаза и недобро взглянул на Кэти.
— Что это ты задумала, сука? — проскрежетал он. Стиснув зубы, Кэти проглотила это оскорбление, молча взяла
кусочек мыла и зачерпнула пригоршню воды. Она плеснула воду ему на грудь, но Джон тут же, вскинув руки, перехватил ее хрупкие запястья.
— Я спрашиваю, что это ты задумала? — проревел он, вращая глазами.
— Ты давно не мылся, — спокойно произнесла Кэти, маскируя свои мрачные предчувствия безмятежным выражением лица. Она многое поставила на карту, рассчитывая, что он не тронет ее — по крайней мере, пока она носит ребенка. Если она ошибалась, то ее ждали самые ужасные последствия этого неверного шага. Но если она была права… Когда-то ее ласковые прикосновения разбудили в нем нежность. Возможно, так будет и сейчас.
— И ты хочешь меня помыть? — спросил он очень сладким голосом, который странно контрастировал с его неумолимо жестоким взглядом. — Ты действительно думаешь, что ты можешь своими белыми ручками смыть с меня все следы, оставленные твоим предательством? Ну нет, женушка, ничего у тебя не выйдет, и не старайся. Я не собираюсь ни о чем забывать.
— Конечно, не надо ни о чем забывать, Джон, — спокойно сказала она, исподволь освобождая руки от его хватки. Она смочила губку и выжала ее над его темноволосой головой. С волос Джона струйками побежала вода; он не шевелился и как будто выжидал, что произойдет дальше. Кэти повторила свой маневр несколько раз, а затем начала намыливать его густые спутанные пряди, сбившиеся в колтун. Она глубоко зарывалась в них своими пальцами. Его волосы и кожа на голове были покрыты глубоко въевшейся грязью, но Кэти, казалось, забыла о всякой брезгливости.
— Черт с ней, пусть старается, — услышала Кэти его бормотание, обращенное скорее к себе самому, чем к ней. — Теперь-то я знаю, что ты за сука, и ты не обманешь меня во второй раз.
Кэти продолжала скрести его голову, мудро притворившись, что она ничего не слышала. Немного погодя, она подняла шайку с горячей водой, оставленную Петершэмом, и окатила ее содержимым голову Джона, чтобы смыть грязную мыльную пену. Джон отряхнулся, протер глаза и поднял свой взгляд на Кэти. С внезапно перекосившимся лицом он уставился на большую деревянную шайку, все еще полную воды, которую Кэти держала высоко над его головой.
— Поставь на место! — яростно рявкнул он.
Кэти была так напугана, что не удержала шайку в руках. Она с грохотом полетела на пол, обдав Кэти каскадом брызг. Она смотрела на Джона огромными непонимающими глазами, прижав ладошки ко рту. Не переставая ругаться, Джон выскочил из чана и, схватив полотенце, вытерся досуха.
— Снова думаешь поймать меня на удочку, сука? — бушевал он — Думаешь избежать наказания, которое тебя ждет после рождения ребенка? Ну уж нет! Я поклялся увидеть тебя в аду. Думать об этом, предвкушать это — вот что сохранило меня в живых, и ты не уйдешь от возмездия, нет, не уйдешь!
Пока Кэти силилась проникнуть в смысл его обвинений, он натянул на себя чистую одежду и ураганом вылетел из каюты, едва не сорвав дверь с петель. Кэти осталась одна в окружении четырех стен. Ужасная истина пронизала ее, как разряд электрического тока. Джон ненавидел и презирал ее, а она… она любила его по-прежнему.
В этот день Джон больше не возвращался в каюту. Пришла Марта и заставила ее улечься в постель, а затем Петершэм, смотря прямо перед собой, принес им обед. Кэти нетерпеливо отмахивалась от назойливых услуг Марты и едва не расплакалась, когда в ответ на ее расспросы Петершэм обратился в глухонемого.
Наконец наступила ночь, и весь корабль затих. Кэти нервно ждала, что Джон все-таки вернется в постель, и только около полуночи она поняла: он не придет. Какие же силы питали его презрение, если он даже не хочет делить с ней одну каюту. Глотая катившиеся по ее щекам слезы, Кэти задула свечу и тяжело опустилась на койку, где уже посапывала давно уснувшая Марта. Скоро начнется новый день, так утешала она себя, и она наконец сможет кое-что разузнать. Если она не добьется своего от Джона или Петершэма, она пойдет к Гарри, к Майклсону, к Стетсону, к любому матросу из команды «Маргариты», и кто-нибудь из них расскажет ей правду — Кэти была в этом уверена.
Все ее планы были разбиты погодой. Проснувшись утром, она обнаружила, что идет снег, да еще какой: не лениво вальсирующие хлопья, а сплошная белая стена, сквозь которую нельзя было разглядеть небо. Здравый смысл и отсутствие теплой одежды вынудили их с Мартой оставаться в каюте, приклеенными к крохотному пятачку вокруг угольной печки. Кэти пришлось смириться с тем, что ответы на мучившие ее вопросы опять откладываются на неопределенное время.
Вскоре явился Петершэм с завтраком. Кэти открыла дверь в ответ на его отрывистый стук, но вместо того чтобы взять у него поднос, она схватила старика за руку и втащила в каюту. Затем она захлопнула дверь и, скрестив руки на груди, встала напротив него так, что Петершэму пришлось бы ее оттолкнуть, чтобы выйти. Зная щепетильность Петершэма по отношению к женщинам, можно было с уверенностью сказать, что он не станет вырываться из западни силой.
Петершэм поставил поднос на стол и с величайшим достоинством приблизился к двери. Кэти откинулась назад и решительно улыбнулась. Толстое стеганое одеяло, накинутое на ее плечи, и волосы, заплетенные в две длинные косы, делали девушку похожей на индианку-скво. Петершэм замер в паре шагов от нее, не зная, что делать дальше.
— Позвольте пройти, мэм, — чопорно произнес он, смотря ей под ноги.
— Я хочу знать, что произошло с Джоном, Петершэм, — мягко сказала Кэти. — Я не тронусь с места, пока ты мне все не расскажешь.
— Спросите об этом самого капитана, мэм, — бесцветным голосом ответил слуга, наконец поднимая глаза, в которых светилась колючая неприязнь. — Не мое дело — обсуждать его личную жизнь.
Кэти попробовала зайти с другой стороны.
— Петершэм, я его жена. Я имею право знать, что с ним стряслось.
— Насколько я знаю, ничего, миссис Хейл. — Ее официальное имя прозвучало в устах старика почти презрительно. Пылкий нрав Кэти, оскорбленный беспричинным антагонизмом сначала Джона, а сейчас Петершэма, самолюбиво восстал. Сверкнув глазами, как дикая кошка, она стала медленно надвигаться на Петершэма. Старик попятился назад, решительно не зная, что ему делать. Марта, мигом оказавшись около Кэти, схватила ее за руку.
— Мисс Кэти, не забывайте о ребенке! — звенящим от тревоги голосом предупредила няня. Кэти заметила сочувственный огонек, вспыхнувший в глазах Петершэма при виде ее живота, и внезапно поняла, каким способом она сможет выманить у него ответы на интересующие ее вопросы.
— Ах, Марта, — прошептала она, схватившись руками за живот и сгибаясь едва ли не вдвое.
Побледневшая Марта яростно напустилась на слугу.
— Видишь, что ты с ней сделал, мерзавец! — бушевала она. — Так растревожить мисс Кэти, когда она донашивает ребеночка! Ты доведешь ее до того, что ребеночек родится мертвым!
— Я не хотел… — пробормотал Петершэм, склоняясь над Кэти. Кэти взглянула на него, не переставая стонать
— Петершэм, что произошло с Джоном? — спросила она, изображая жестокие муки. Лицо Петершэма вновь поскучнело, но, после того как Кэти испустила очередной душераздирающий стон, он сдался, хотя и без особой охоты.
— Вы очень хорошо это знаете, мисс Кэти, — строго сказал он, и при звуке своего имени, нечаянно вырвавшегося у Петершэма, Кэти подавила в себе триумфальную улыбку. — Но если вы хотите развлечься и выслушать то, что вам давным-давно известно, извольте, я скажу. Мастер Джон сидел в тюрьме и был приговорен к повешению. Казнь состоялась бы сегодняшним утром, если бы мастер Гарри не подкупил главного тюремщика. Мы спасли мастера Джона, о чем вы, наверное, очень горюете. Женщина, которая бросила своего мужа в тюрьму, где его били и морили голодом, заслуживает самого сурового наказания, миссис Хейл, и перед Богом и перед людьми. Вы, миссис Хейл, не получите от нас никакой помощи.
В голос Петершэма опять возвратилась колючая неприязнь. Кэти быстро выпрямилась, позабыв о своих воображаемых мучениях.
— Я… бросила его в тюрьму? — недоверчиво повторила она, глядя на Петершэма как на сумасшедшего. — Где его били и морили голодом? Я даже не знала, что он в тюрьме! Он сбежал в тот день, когда солдаты захватили Лас-Пальмас! Откуда мне было знать, что потом он опять попал в плен? Я ничего не знала, Петершэм! Не знала! Ты должен мне поверить!
— Не надо меня убеждать, миссис Хейл. Пойдите убедите мастера Джона. Но позвольте дать вам добрый совет: не докучайте ему этими россказнями. Он стреляный воробей и не поверит такой явной лжи.
— Но это не ложь! — возопила Кэти, порываясь броситься вслед за Петершэмом, который взялся за ручку двери. Марта потянула ее назад, не подозревая, что физическое недомогание Кэти было чистым притворством. Кэти легко стряхнула с себя ее руки, но Петершэм уже успел исчезнуть за дверью.
Кэти уселась на койку, и пока Марта хлопотала вокруг нее, она напряженно обдумывала свое положение. Так или иначе, она должна убедить Джона в своей невиновности. Но как ей это сделать, если Джон и носа в каюте не показывает? Ответ был до боли очевиден: она должна пойти к нему сама.
Шторм и снежная буря, застигнувшие «Маргариту», не прекращались весь день. Корабль кидало из стороны в сторону, словно игрушку в руках любопытного великана. Марту одолевали жестокие приступы морской болезни. Кэти, чей желудок уже привык к превратностям океана во время прошлого путешествия, уложила няню под одеяло, зная, что от морской болезни нет другого лекарства. Постепенно стоны Марты утихли, и она уснула.
Скрючившись на стуле перед печкой, Кэти задумчиво прислушивалась к доносящемуся до нее похрапыванию. Покуда Марта бодрствовала, нечего было и думать, чтобы улизнуть из каюты. Марта скорее привязала бы ее к койке, чем позволила выйти на палубу в такую непогоду. Но Кэти во что бы то ни стало требовалось поговорить с Джоном, и она не собиралась робеть перед такой досадной помехой, как шторм.
Приняв решение, Кэти тихонько слезла со стула и осторожно прокралась к двери. На прощание она бросила виноватый взгляд на свою нянюшку, которая спала сном праведницы.
Накинув на себя одеяло, чтобы хоть как-то защититься от ветра, Кэти выскользнула наружу. Палубный настил обжег ее босые ступни ледяной сыростью. Она зябко поджала пальцы на ногах и с ужасом огляделась кругом. То, что она увидела, можно было бы назвать этюдом в серых и белых тонах. Море и небо были одинакового свинцового цвета, причем последнее нависало над «Маргаритой» так низко, что казалось, оно вот-вот раздавит корабль. Зернистые крупинки снега и льда, смешиваясь с солеными брызгами, жалили ее лицо тысячами миниатюрных жал. Завывающий ветер словно негодовал на хрупкое суденышко, осмелившееся бросить ему вызов.
Одной рукой придерживая одеяло под чудовищной силой ветра, Кэти карабкалась вверх по лестнице, ведущей на ют, где она рассчитывала найти Джона. Ее окоченевшие ноги потеряли чувствительность, и она с трудом передвигала их по обледенелым ступенькам. Дважды, поскользнувшись, она падала на колени, и дважды, подымаясь, она продолжала свой путь, пока все вокруг нее стонало, скрипело и скрежетало, словно души дантовских грешников. Кэти не обращала внимания на холод и боль, ею владела одна-единственная мысль: она должна сказать Джону о своей непричастности к его заточению и пыткам. Только это могло воскресить его любовь.
Наконец она взобралась на ют. Держась за тонкие деревянные перила, она озиралась кругом и не верила своим глазам. На юте никого не было. Чтобы удерживать избранный курс, к спицам штурвала были привязаны кожаные ремни. Кэти напряженно вглядывалась в темноту. Нижняя палуба также была пустынной. Девушка заподозрила самое страшное. Наверное, гигантская волна смыла за борт экипаж «Маргариты», и они с Мартой остались единственными людьми на всем корабле.
— Джон! — закричала она в ужасе. — Джон! Джон!
— Дерьмо! — услышала она в ответ откуда-то сверху.
Все еще не оправившись от страха, Кэти задрала голову, но ей не удалось разглядеть говорившего, впрочем, она смутно догадывалась, что существо небесного происхождения вряд ли снизошло бы к такого рода словечкам. Наконец, когда ее глаза привыкли к темноте, она увидела, что вся грот-мачта облеплена человеческими фигурками, которые, как размытые серые тени, висели на вантах и отчаянно дергали за веревки, стараясь то ли поднять, то ли опустить полощущийся на ветру парус. Один из этих людей оставил свое место на вантах и, быстро перебирая руками и ногами, спускался вниз. Его лица нельзя было разглядеть из-за метели, но Кэти с какой-то необъяснимой уверенностью поняла, что это Джон.
В тот момент, когда его ноги коснулись палубы, в ушах Кэти возник какой-то странный глухой рокот. Джон опрометью бросился к юту, а Кэти потрясла головой, чтобы избавиться от нарастающего шума. Выписывая зигзаги в такт качке, Джон добежал до подножия трапа, и в это время рокот стал таким оглушительным, что Кэти инстинктивно оглянулась.
Увиденное заставило замереть ее сердце. На нее мчался исполинский водяной вал, темный и угрожающий, как сама смерть. Понимая, что она не успеет вовремя достичь безопасного укрытия, Кэти лишь беспомощно закрыла лицо руками.
Внезапно она была опрокинута на палубу, и чье-то тяжелое тело навалилось на нее со всего размаху.
— Набери воздуха! — прокричал ей Джон в самое ухо.
Кэти машинально повиновалась. Едва она закрыла рот, как тонны ледяной воды обрушились на нее, грозя раздавить ее, как скорлупку, и вырвать из сильных рук, которые припечатали ее к палубе. Она чувствовала, как бурлящий поток хочет засосать ее в свою пучину. В одиночку ей было не под силу тягаться с мощью стихии, но рядом с ней находился Джон.
Все кончилось через считанные доли секунды. «Маргарита» запрокинулась на корму, потом выровнялась, стряхивая с себя остатки потока, как промокший пес. Джон встал и рывком поднял на ноги девушку.
— Проклятая дура! — негодовал Джон, слишком сердитый, чтобы заметить, что рев шторма почти перекрывал звук его слов. — Ты чуть было не погибла!
— Я должна тебе сказать… — Кэти вдруг поняла, что он тоже не слышит ее.
— Послушай меня! — заорала Кэти, дергая его за руку. Джон недовольно осклабился и сомкнул пальцы вокруг ее горла.
— Я не желаю тебя слушать! Лучше заткнись, а не то я придушу тебя на месте!
Кэти попыталась вырваться, и вдруг кинжальная боль пронизала ее живот. Она закричала и согнулась пополам.
— Что за черт!..
Кэти упала на колени, инстинктивно прижимая руки к своему лону, чтобы его защитить. Боль огненными когтями разрывала ее внутренности, и Кэти приготовилась к самому худшему из всех зол, понимая, что она находится на волоске от выкидыша. Джон склонился над ней и, мгновенно оценив ее состояние, подхватил девушку на руки и устремился вниз по скользкому трапу. Завывающий ветер уносил далеко в сторону бешеные ругательства, которые непрерывным потоком текли из его рта. Кэти стонала, пытаясь удержать ребенка в себе, прижав обе руки к конвульсивно подрагивающей выпуклости на животе. Она встретила глаза Джона и увидела в них прыгающие огоньки паники. Она смутно удивилась тому, что он тоже напуган. Затем все мысли исчезли под новым натиском невыносимой боли. Она закричала, и благословенная чернота опустилась перед ее глазами как занавес. Почувствовав, как она обмякла у него на руках, Джон прибавил ход и внес ее под спасительный кров каюты.
Глава 14
— Не кричи на меня так! — резко запротестовала она.
Джон, рыча, подскочил к девушке и сомкнул руки у нее на плечах так, что Кэти застонала от боли. Джон притянул ее к себе, и лицо Кэти оказалось всего лишь в дюйме от его сверкающих глаз.
— Ты хоть знаешь, что я едва не придушил тебя прошлой ночью? — спросил он почти по-дружески. В его глазах вновь светилось безумие. Кэти испуганно потрясла головой. Она должна умиро-, творить его любой ценой. — Тебе повезло. На самом деле, если бы не мой ребенок, ты бы не дожила до сегодняшнего дня. Так что не пытайся меня поучать, а то я могу решить, что ребенок не стоит того, чтобы выносить твои сучьи выходки.
Он отдернул от нее руки, словно внезапно преисполнился к девушке отвращения. Кэти опрокинулась на матрас, ее глаза следили за каждым движением Джона, а дыхание стало глухим и прерывистым. Он повернулся к ней спиной и двинулся к окутанному паром чану. У Кэти вырвался сдавленный крик.
— Твоя спина? — выдохнула она. — Что случилось с твоей спиной?
Джон молниеносно развернулся кругом, едва не испепелив Кэти взглядом.
— Не пытайся меня провести, сучка, — прорычал он. — Я начинаю терять терпение. Смотри, меня не придется долго уговаривать, чтобы угостить тебя хорошей порцией розог.
Кэти смотрела на него во все глаза. Он выглядел безумным, однако его слова дышали внутренней уверенностью в собственной правоте. Вот и Петершэм обливал ее ледяным презрением. Догадка кристаллизовывалась в неоспоримый факт: они оба в чем-то ее обвиняли, но в чем, она не имела ни малейшего представления.
— Джон, ты, кажется, на меня сердишься, — мягко сказала она, не успев спросить о причине его враждебности, так как ее прервал его разъяренный рев.
— Сержусь? Сержусь! Дрянь, я бы с удовольствием разрезал тебя на куски тупой пилой, и, клянусь, я так и сделаю, если ты не будешь держать свой поганый язык за зубами.
Костяшки на его кулаках побелели, словно он едва удерживался от того, чтобы ее не ударить. Кэти хранила молчание, и Джон постепенно расслабился. Он отвернулся от нее и подошел к чану. Перекинув ногу через край, он осторожно погрузился в горячую воду, которая впилась в незажившие рубцы на его спине и заставила Джона скривиться от боли. Сидя на койке, Кэти могла хорошо разглядеть эти гнойные раны. Было похоже, что его долго и не один день били. «Где же он был? — лихорадочно недоумевала Кэти. — Что с ним происходит?»
— Джон, скажи мне, что с тобой случилось? — Спустя несколько минут она отважилась заговорить.
Он по-волчьи, из-под сдвинутых бровей зыркнул на девушку.
— У тебя очень нежный голосок, — протянул он в ответ. — Нежный и чарующий. И я было поверил, что ты и сама под стать этим трелям. Но ты преподала мне хороший урок, женушка. И тогда выяснилось, что под твоей ангельской личиной скрывается сердце из чистого камня и черствая, себялюбивая душа. Ты думаешь, что сможешь провести меня во второй раз? Я предупреждаю тебя — и не пытайся!
Кэти не могла оправдаться, потому что не знала, что ей вменялось в вину. Но если она не может доказать свою невиновность словами, она должна выразить ее поступками. Свесив ноги с кровати, она, приложив немало усилий, поднялась на ноги. Осторожно неся выпирающий через розовую сорочку живот, она медленно двинулась к Джону, который следил за ней бдительно прищуренными глазами. Его взгляд сначала скользнул по точеным чертам ее прекрасного лица, а потом, словно притянутый магнитом, опустился к ее грузному лону.
— О Боже, — пробормотал он, закрывая глаза, как будто был не в силах переносить ее вида. Кэти покраснела, полагая, что он, наверное, находит отталкивающей ее беременность, но она не стала отступать назад. Она медленно шла вперед, пока ее бедра не коснулись холодной металлической кромки чана. Джон угрюмо выпятил челюсть, но по-прежнему не открывал глаз. Кэти с собачьей преданностью смотрела вниз на его лохматую голову.
Наконец Джон открыл глаза и недобро взглянул на Кэти.
— Что это ты задумала, сука? — проскрежетал он. Стиснув зубы, Кэти проглотила это оскорбление, молча взяла
кусочек мыла и зачерпнула пригоршню воды. Она плеснула воду ему на грудь, но Джон тут же, вскинув руки, перехватил ее хрупкие запястья.
— Я спрашиваю, что это ты задумала? — проревел он, вращая глазами.
— Ты давно не мылся, — спокойно произнесла Кэти, маскируя свои мрачные предчувствия безмятежным выражением лица. Она многое поставила на карту, рассчитывая, что он не тронет ее — по крайней мере, пока она носит ребенка. Если она ошибалась, то ее ждали самые ужасные последствия этого неверного шага. Но если она была права… Когда-то ее ласковые прикосновения разбудили в нем нежность. Возможно, так будет и сейчас.
— И ты хочешь меня помыть? — спросил он очень сладким голосом, который странно контрастировал с его неумолимо жестоким взглядом. — Ты действительно думаешь, что ты можешь своими белыми ручками смыть с меня все следы, оставленные твоим предательством? Ну нет, женушка, ничего у тебя не выйдет, и не старайся. Я не собираюсь ни о чем забывать.
— Конечно, не надо ни о чем забывать, Джон, — спокойно сказала она, исподволь освобождая руки от его хватки. Она смочила губку и выжала ее над его темноволосой головой. С волос Джона струйками побежала вода; он не шевелился и как будто выжидал, что произойдет дальше. Кэти повторила свой маневр несколько раз, а затем начала намыливать его густые спутанные пряди, сбившиеся в колтун. Она глубоко зарывалась в них своими пальцами. Его волосы и кожа на голове были покрыты глубоко въевшейся грязью, но Кэти, казалось, забыла о всякой брезгливости.
— Черт с ней, пусть старается, — услышала Кэти его бормотание, обращенное скорее к себе самому, чем к ней. — Теперь-то я знаю, что ты за сука, и ты не обманешь меня во второй раз.
Кэти продолжала скрести его голову, мудро притворившись, что она ничего не слышала. Немного погодя, она подняла шайку с горячей водой, оставленную Петершэмом, и окатила ее содержимым голову Джона, чтобы смыть грязную мыльную пену. Джон отряхнулся, протер глаза и поднял свой взгляд на Кэти. С внезапно перекосившимся лицом он уставился на большую деревянную шайку, все еще полную воды, которую Кэти держала высоко над его головой.
— Поставь на место! — яростно рявкнул он.
Кэти была так напугана, что не удержала шайку в руках. Она с грохотом полетела на пол, обдав Кэти каскадом брызг. Она смотрела на Джона огромными непонимающими глазами, прижав ладошки ко рту. Не переставая ругаться, Джон выскочил из чана и, схватив полотенце, вытерся досуха.
— Снова думаешь поймать меня на удочку, сука? — бушевал он — Думаешь избежать наказания, которое тебя ждет после рождения ребенка? Ну уж нет! Я поклялся увидеть тебя в аду. Думать об этом, предвкушать это — вот что сохранило меня в живых, и ты не уйдешь от возмездия, нет, не уйдешь!
Пока Кэти силилась проникнуть в смысл его обвинений, он натянул на себя чистую одежду и ураганом вылетел из каюты, едва не сорвав дверь с петель. Кэти осталась одна в окружении четырех стен. Ужасная истина пронизала ее, как разряд электрического тока. Джон ненавидел и презирал ее, а она… она любила его по-прежнему.
В этот день Джон больше не возвращался в каюту. Пришла Марта и заставила ее улечься в постель, а затем Петершэм, смотря прямо перед собой, принес им обед. Кэти нетерпеливо отмахивалась от назойливых услуг Марты и едва не расплакалась, когда в ответ на ее расспросы Петершэм обратился в глухонемого.
Наконец наступила ночь, и весь корабль затих. Кэти нервно ждала, что Джон все-таки вернется в постель, и только около полуночи она поняла: он не придет. Какие же силы питали его презрение, если он даже не хочет делить с ней одну каюту. Глотая катившиеся по ее щекам слезы, Кэти задула свечу и тяжело опустилась на койку, где уже посапывала давно уснувшая Марта. Скоро начнется новый день, так утешала она себя, и она наконец сможет кое-что разузнать. Если она не добьется своего от Джона или Петершэма, она пойдет к Гарри, к Майклсону, к Стетсону, к любому матросу из команды «Маргариты», и кто-нибудь из них расскажет ей правду — Кэти была в этом уверена.
Все ее планы были разбиты погодой. Проснувшись утром, она обнаружила, что идет снег, да еще какой: не лениво вальсирующие хлопья, а сплошная белая стена, сквозь которую нельзя было разглядеть небо. Здравый смысл и отсутствие теплой одежды вынудили их с Мартой оставаться в каюте, приклеенными к крохотному пятачку вокруг угольной печки. Кэти пришлось смириться с тем, что ответы на мучившие ее вопросы опять откладываются на неопределенное время.
Вскоре явился Петершэм с завтраком. Кэти открыла дверь в ответ на его отрывистый стук, но вместо того чтобы взять у него поднос, она схватила старика за руку и втащила в каюту. Затем она захлопнула дверь и, скрестив руки на груди, встала напротив него так, что Петершэму пришлось бы ее оттолкнуть, чтобы выйти. Зная щепетильность Петершэма по отношению к женщинам, можно было с уверенностью сказать, что он не станет вырываться из западни силой.
Петершэм поставил поднос на стол и с величайшим достоинством приблизился к двери. Кэти откинулась назад и решительно улыбнулась. Толстое стеганое одеяло, накинутое на ее плечи, и волосы, заплетенные в две длинные косы, делали девушку похожей на индианку-скво. Петершэм замер в паре шагов от нее, не зная, что делать дальше.
— Позвольте пройти, мэм, — чопорно произнес он, смотря ей под ноги.
— Я хочу знать, что произошло с Джоном, Петершэм, — мягко сказала Кэти. — Я не тронусь с места, пока ты мне все не расскажешь.
— Спросите об этом самого капитана, мэм, — бесцветным голосом ответил слуга, наконец поднимая глаза, в которых светилась колючая неприязнь. — Не мое дело — обсуждать его личную жизнь.
Кэти попробовала зайти с другой стороны.
— Петершэм, я его жена. Я имею право знать, что с ним стряслось.
— Насколько я знаю, ничего, миссис Хейл. — Ее официальное имя прозвучало в устах старика почти презрительно. Пылкий нрав Кэти, оскорбленный беспричинным антагонизмом сначала Джона, а сейчас Петершэма, самолюбиво восстал. Сверкнув глазами, как дикая кошка, она стала медленно надвигаться на Петершэма. Старик попятился назад, решительно не зная, что ему делать. Марта, мигом оказавшись около Кэти, схватила ее за руку.
— Мисс Кэти, не забывайте о ребенке! — звенящим от тревоги голосом предупредила няня. Кэти заметила сочувственный огонек, вспыхнувший в глазах Петершэма при виде ее живота, и внезапно поняла, каким способом она сможет выманить у него ответы на интересующие ее вопросы.
— Ах, Марта, — прошептала она, схватившись руками за живот и сгибаясь едва ли не вдвое.
Побледневшая Марта яростно напустилась на слугу.
— Видишь, что ты с ней сделал, мерзавец! — бушевала она. — Так растревожить мисс Кэти, когда она донашивает ребеночка! Ты доведешь ее до того, что ребеночек родится мертвым!
— Я не хотел… — пробормотал Петершэм, склоняясь над Кэти. Кэти взглянула на него, не переставая стонать
— Петершэм, что произошло с Джоном? — спросила она, изображая жестокие муки. Лицо Петершэма вновь поскучнело, но, после того как Кэти испустила очередной душераздирающий стон, он сдался, хотя и без особой охоты.
— Вы очень хорошо это знаете, мисс Кэти, — строго сказал он, и при звуке своего имени, нечаянно вырвавшегося у Петершэма, Кэти подавила в себе триумфальную улыбку. — Но если вы хотите развлечься и выслушать то, что вам давным-давно известно, извольте, я скажу. Мастер Джон сидел в тюрьме и был приговорен к повешению. Казнь состоялась бы сегодняшним утром, если бы мастер Гарри не подкупил главного тюремщика. Мы спасли мастера Джона, о чем вы, наверное, очень горюете. Женщина, которая бросила своего мужа в тюрьму, где его били и морили голодом, заслуживает самого сурового наказания, миссис Хейл, и перед Богом и перед людьми. Вы, миссис Хейл, не получите от нас никакой помощи.
В голос Петершэма опять возвратилась колючая неприязнь. Кэти быстро выпрямилась, позабыв о своих воображаемых мучениях.
— Я… бросила его в тюрьму? — недоверчиво повторила она, глядя на Петершэма как на сумасшедшего. — Где его били и морили голодом? Я даже не знала, что он в тюрьме! Он сбежал в тот день, когда солдаты захватили Лас-Пальмас! Откуда мне было знать, что потом он опять попал в плен? Я ничего не знала, Петершэм! Не знала! Ты должен мне поверить!
— Не надо меня убеждать, миссис Хейл. Пойдите убедите мастера Джона. Но позвольте дать вам добрый совет: не докучайте ему этими россказнями. Он стреляный воробей и не поверит такой явной лжи.
— Но это не ложь! — возопила Кэти, порываясь броситься вслед за Петершэмом, который взялся за ручку двери. Марта потянула ее назад, не подозревая, что физическое недомогание Кэти было чистым притворством. Кэти легко стряхнула с себя ее руки, но Петершэм уже успел исчезнуть за дверью.
Кэти уселась на койку, и пока Марта хлопотала вокруг нее, она напряженно обдумывала свое положение. Так или иначе, она должна убедить Джона в своей невиновности. Но как ей это сделать, если Джон и носа в каюте не показывает? Ответ был до боли очевиден: она должна пойти к нему сама.
Шторм и снежная буря, застигнувшие «Маргариту», не прекращались весь день. Корабль кидало из стороны в сторону, словно игрушку в руках любопытного великана. Марту одолевали жестокие приступы морской болезни. Кэти, чей желудок уже привык к превратностям океана во время прошлого путешествия, уложила няню под одеяло, зная, что от морской болезни нет другого лекарства. Постепенно стоны Марты утихли, и она уснула.
Скрючившись на стуле перед печкой, Кэти задумчиво прислушивалась к доносящемуся до нее похрапыванию. Покуда Марта бодрствовала, нечего было и думать, чтобы улизнуть из каюты. Марта скорее привязала бы ее к койке, чем позволила выйти на палубу в такую непогоду. Но Кэти во что бы то ни стало требовалось поговорить с Джоном, и она не собиралась робеть перед такой досадной помехой, как шторм.
Приняв решение, Кэти тихонько слезла со стула и осторожно прокралась к двери. На прощание она бросила виноватый взгляд на свою нянюшку, которая спала сном праведницы.
Накинув на себя одеяло, чтобы хоть как-то защититься от ветра, Кэти выскользнула наружу. Палубный настил обжег ее босые ступни ледяной сыростью. Она зябко поджала пальцы на ногах и с ужасом огляделась кругом. То, что она увидела, можно было бы назвать этюдом в серых и белых тонах. Море и небо были одинакового свинцового цвета, причем последнее нависало над «Маргаритой» так низко, что казалось, оно вот-вот раздавит корабль. Зернистые крупинки снега и льда, смешиваясь с солеными брызгами, жалили ее лицо тысячами миниатюрных жал. Завывающий ветер словно негодовал на хрупкое суденышко, осмелившееся бросить ему вызов.
Одной рукой придерживая одеяло под чудовищной силой ветра, Кэти карабкалась вверх по лестнице, ведущей на ют, где она рассчитывала найти Джона. Ее окоченевшие ноги потеряли чувствительность, и она с трудом передвигала их по обледенелым ступенькам. Дважды, поскользнувшись, она падала на колени, и дважды, подымаясь, она продолжала свой путь, пока все вокруг нее стонало, скрипело и скрежетало, словно души дантовских грешников. Кэти не обращала внимания на холод и боль, ею владела одна-единственная мысль: она должна сказать Джону о своей непричастности к его заточению и пыткам. Только это могло воскресить его любовь.
Наконец она взобралась на ют. Держась за тонкие деревянные перила, она озиралась кругом и не верила своим глазам. На юте никого не было. Чтобы удерживать избранный курс, к спицам штурвала были привязаны кожаные ремни. Кэти напряженно вглядывалась в темноту. Нижняя палуба также была пустынной. Девушка заподозрила самое страшное. Наверное, гигантская волна смыла за борт экипаж «Маргариты», и они с Мартой остались единственными людьми на всем корабле.
— Джон! — закричала она в ужасе. — Джон! Джон!
— Дерьмо! — услышала она в ответ откуда-то сверху.
Все еще не оправившись от страха, Кэти задрала голову, но ей не удалось разглядеть говорившего, впрочем, она смутно догадывалась, что существо небесного происхождения вряд ли снизошло бы к такого рода словечкам. Наконец, когда ее глаза привыкли к темноте, она увидела, что вся грот-мачта облеплена человеческими фигурками, которые, как размытые серые тени, висели на вантах и отчаянно дергали за веревки, стараясь то ли поднять, то ли опустить полощущийся на ветру парус. Один из этих людей оставил свое место на вантах и, быстро перебирая руками и ногами, спускался вниз. Его лица нельзя было разглядеть из-за метели, но Кэти с какой-то необъяснимой уверенностью поняла, что это Джон.
В тот момент, когда его ноги коснулись палубы, в ушах Кэти возник какой-то странный глухой рокот. Джон опрометью бросился к юту, а Кэти потрясла головой, чтобы избавиться от нарастающего шума. Выписывая зигзаги в такт качке, Джон добежал до подножия трапа, и в это время рокот стал таким оглушительным, что Кэти инстинктивно оглянулась.
Увиденное заставило замереть ее сердце. На нее мчался исполинский водяной вал, темный и угрожающий, как сама смерть. Понимая, что она не успеет вовремя достичь безопасного укрытия, Кэти лишь беспомощно закрыла лицо руками.
Внезапно она была опрокинута на палубу, и чье-то тяжелое тело навалилось на нее со всего размаху.
— Набери воздуха! — прокричал ей Джон в самое ухо.
Кэти машинально повиновалась. Едва она закрыла рот, как тонны ледяной воды обрушились на нее, грозя раздавить ее, как скорлупку, и вырвать из сильных рук, которые припечатали ее к палубе. Она чувствовала, как бурлящий поток хочет засосать ее в свою пучину. В одиночку ей было не под силу тягаться с мощью стихии, но рядом с ней находился Джон.
Все кончилось через считанные доли секунды. «Маргарита» запрокинулась на корму, потом выровнялась, стряхивая с себя остатки потока, как промокший пес. Джон встал и рывком поднял на ноги девушку.
— Проклятая дура! — негодовал Джон, слишком сердитый, чтобы заметить, что рев шторма почти перекрывал звук его слов. — Ты чуть было не погибла!
— Я должна тебе сказать… — Кэти вдруг поняла, что он тоже не слышит ее.
— Послушай меня! — заорала Кэти, дергая его за руку. Джон недовольно осклабился и сомкнул пальцы вокруг ее горла.
— Я не желаю тебя слушать! Лучше заткнись, а не то я придушу тебя на месте!
Кэти попыталась вырваться, и вдруг кинжальная боль пронизала ее живот. Она закричала и согнулась пополам.
— Что за черт!..
Кэти упала на колени, инстинктивно прижимая руки к своему лону, чтобы его защитить. Боль огненными когтями разрывала ее внутренности, и Кэти приготовилась к самому худшему из всех зол, понимая, что она находится на волоске от выкидыша. Джон склонился над ней и, мгновенно оценив ее состояние, подхватил девушку на руки и устремился вниз по скользкому трапу. Завывающий ветер уносил далеко в сторону бешеные ругательства, которые непрерывным потоком текли из его рта. Кэти стонала, пытаясь удержать ребенка в себе, прижав обе руки к конвульсивно подрагивающей выпуклости на животе. Она встретила глаза Джона и увидела в них прыгающие огоньки паники. Она смутно удивилась тому, что он тоже напуган. Затем все мысли исчезли под новым натиском невыносимой боли. Она закричала, и благословенная чернота опустилась перед ее глазами как занавес. Почувствовав, как она обмякла у него на руках, Джон прибавил ход и внес ее под спасительный кров каюты.
Глава 14
Только опыт и мастерство Марты, с которыми она ухаживала за девушкой, уберегли Кэти от выкидыша. Разбуженная дикими воплями Джона, Марта вскочила с постели и, забыв о морской болезни, начала прикладывать холодные компрессы между ног Кэти и на ее живот, надеясь остановить кровотечение, прежде чем случится беда. Джон беспомощно крутился поблизости, пока Марта, напустившись на него как взъерошенная наседка, не выгнала его из каюты, бормоча, что такие вещи джентльменам видеть определенно не полагается. Впрочем, в ее уничтожающем взгляде, которым она смерила Джона, читалось явственное сомнение в его принадлежности к этому благородному сословию. Понимая, что он сможет помочь Кэти и своему ребенку только тем, что благополучно выведет «Маргариту» из шторма, не дав ей потонуть, Джон подчинился с кротостью, которая сильно подняла его в глазах Марты. В качестве компромисса он послал в помощь старушке Петершэма, наказав ему делать все, что она скажет. Марта торжествовала, используя его как мальчика на побегушках. Превратив каюту в лазарет, она чувствовала себя в ней полновластной хозяйкой.
Сознание вернулось к Кэти только через два дня. К этому времени уже утих шторм. Однако она была еще очень слаба после всех испытаний, выпавших на ее долю, и Марта настояла, чтобы Кэти оставалась в постели до самых родов. Джон добавил свое веское слово в поддержку Марты, а Кэти была слишком напугана едва миновавшей бедой, чтобы их ослушаться. Грубоватое обращение Джона радовало ее больше, чем что-либо еще, так как в нем скрывались затаенные нотки участия. Он был насторожен и недоверчив, но ненависть пропала из его голоса. Немного стесняясь, она решила обсудить это с Мартой, которая ее ободрила и утешила.
— Капитан Хейл чуть не сошел с ума от беспокойства, — подтвердила она догадки Кэти. — Он из тех, кто принимает беременность своих жен близко к сердцу. Тут нет ничего удивительного. Этот старый дурак, его слуга, сказал мне, что мать капитана умерла во время родов. Знаете, миссис Кэти, я думаю, что я неверно судила об этом человеке. Он вовсе не такой ужасный, как мне казалось. Он сможет стать вам хорошим мужем. — В устах Марты такая похвала была равнозначна тому, как если бы она, будучи королевой, посвятила Джона в сан пэра.
Джон продолжал ночевать вне каюты, и Кэти с неохотой признавала, что это, пожалуй, было правильным решением. Но каждый день около полудня он наносил ей визит. И хотя он вел себя скованно и напряженно, Кэти бывала рада его присутствию и тепло улыбалась всякий раз, когда он появлялся на пороге.
Однажды, почти две недели спустя, Марта тактично оставила их с Джоном наедине. Кэти воспользовалась этой возможностью и, поймав Джона за руку, потянула его вниз, чтобы он присел на кровать рядом с ней. Он не вырвал руки, но его глаза сразу же настороженно зажглись, а в уголках рта возникли глубокие складки.
Так просто и убедительно, как она могла, Кэти рассказала ему, что она не имела никакого отношения к тому, что с ним произошло в тюрьме. Она даже не знала, что он снова попал в плен, так говорила ему Кэти, не понимая, отчего лицо Джона начинает темнеть. Не успела она довести свою оправдательную речь до конца, как он порывисто вскочил на ноги и вырвал руку из ее ладошек.
— Джон! — крикнула Кэти, увидев, что он направляется к двери. Его недоверие кромсало ее сердце как острый нож. Колеблясь, он обернулся к ней с порога, и если бы не желваки, перекатывающиеся на скулах, его лицо было бы абсолютно бесстрастным.
— Это все не имеет значения, — отрывисто произнес он. — Это все в прошлом, и нам надо это забыть. Ты моя жена. Мы больше не будем обсуждать эту тему.
Объявив это лаконичное решение, он шагнул за дверь комнаты. Кэти неистово взывала ему вслед, полная решимости обсуждать это до тех пор, пока все не встанет на свои места, но Джон исчез безвозвратно. Отчаявшись, она рухнула на подушки. За холодной корректностью Джона скрывалось прежнее недоверие. Возможно, пройдут целые годы, прежде чем она сумеет его переубедить. По щекам Кэти потекли слезы и вскоре залили все ее лицо. Вернувшись в каюту, Марта в ужасе всплеснула руками, а потом насилу заставила свою подопечную вытереть глаза и выпить чашечку горячего укрепляющего чая. После этого она посоветовала девушке часок-другой соснуть, и Кэти, к своему собственному удивлению, так и сделала. С этого дня Марта бдительно следила за тем, чтобы в присутствии Джона Кэти не оставалась в каюте одна. К неимоверному раздражению Кэти, роль сторожа, которую взяла на себя старушка, казалось, вполне успокаивала самого Джона. Видя, что она попала в безвыходную ситуацию, Кэти неохотно смирилась с тем, что ей придется отложить решающий разговор на будущее. Как только родится ребенок… Эти слова звучали у нее в голове, словно хор из греческой трагедии. Она твердо поклялась, что, как только родится ребенок, она выяснит отношения с Джоном, как бы он ни стремился этого избежать. Она будет гнать и травить его, словно барсука, неутомимо и беспощадно, покуда, выбившись из сил перед ее напором, он не склонится к тому, чтобы признать истину. На ее щеках появились ямочки от позабавившей ее мысли. Кэти знала по опыту, что у нее были кое-какие способы, чтобы заставить Джона выслушать и поверить. Она не будет слишком щепетильна в их использовании… как только родится ребенок.
Кэти с удовольствием обнаружила, что, по крайней мере, Петер-шэм был не так упрям, как его хозяин. Постепенно, невидимыми для невооруженного глаза шажками, ее отношения со стариком вернулись к той теплой доверительности, которую прервали солдаты, взявшие штурмом Лас-Пальмас. Он нянчился с девушкой не менее усердно, чем Марта, выговаривая ей за плохой аппетит или же за дурное расположение духа.
Сознание вернулось к Кэти только через два дня. К этому времени уже утих шторм. Однако она была еще очень слаба после всех испытаний, выпавших на ее долю, и Марта настояла, чтобы Кэти оставалась в постели до самых родов. Джон добавил свое веское слово в поддержку Марты, а Кэти была слишком напугана едва миновавшей бедой, чтобы их ослушаться. Грубоватое обращение Джона радовало ее больше, чем что-либо еще, так как в нем скрывались затаенные нотки участия. Он был насторожен и недоверчив, но ненависть пропала из его голоса. Немного стесняясь, она решила обсудить это с Мартой, которая ее ободрила и утешила.
— Капитан Хейл чуть не сошел с ума от беспокойства, — подтвердила она догадки Кэти. — Он из тех, кто принимает беременность своих жен близко к сердцу. Тут нет ничего удивительного. Этот старый дурак, его слуга, сказал мне, что мать капитана умерла во время родов. Знаете, миссис Кэти, я думаю, что я неверно судила об этом человеке. Он вовсе не такой ужасный, как мне казалось. Он сможет стать вам хорошим мужем. — В устах Марты такая похвала была равнозначна тому, как если бы она, будучи королевой, посвятила Джона в сан пэра.
Джон продолжал ночевать вне каюты, и Кэти с неохотой признавала, что это, пожалуй, было правильным решением. Но каждый день около полудня он наносил ей визит. И хотя он вел себя скованно и напряженно, Кэти бывала рада его присутствию и тепло улыбалась всякий раз, когда он появлялся на пороге.
Однажды, почти две недели спустя, Марта тактично оставила их с Джоном наедине. Кэти воспользовалась этой возможностью и, поймав Джона за руку, потянула его вниз, чтобы он присел на кровать рядом с ней. Он не вырвал руки, но его глаза сразу же настороженно зажглись, а в уголках рта возникли глубокие складки.
Так просто и убедительно, как она могла, Кэти рассказала ему, что она не имела никакого отношения к тому, что с ним произошло в тюрьме. Она даже не знала, что он снова попал в плен, так говорила ему Кэти, не понимая, отчего лицо Джона начинает темнеть. Не успела она довести свою оправдательную речь до конца, как он порывисто вскочил на ноги и вырвал руку из ее ладошек.
— Джон! — крикнула Кэти, увидев, что он направляется к двери. Его недоверие кромсало ее сердце как острый нож. Колеблясь, он обернулся к ней с порога, и если бы не желваки, перекатывающиеся на скулах, его лицо было бы абсолютно бесстрастным.
— Это все не имеет значения, — отрывисто произнес он. — Это все в прошлом, и нам надо это забыть. Ты моя жена. Мы больше не будем обсуждать эту тему.
Объявив это лаконичное решение, он шагнул за дверь комнаты. Кэти неистово взывала ему вслед, полная решимости обсуждать это до тех пор, пока все не встанет на свои места, но Джон исчез безвозвратно. Отчаявшись, она рухнула на подушки. За холодной корректностью Джона скрывалось прежнее недоверие. Возможно, пройдут целые годы, прежде чем она сумеет его переубедить. По щекам Кэти потекли слезы и вскоре залили все ее лицо. Вернувшись в каюту, Марта в ужасе всплеснула руками, а потом насилу заставила свою подопечную вытереть глаза и выпить чашечку горячего укрепляющего чая. После этого она посоветовала девушке часок-другой соснуть, и Кэти, к своему собственному удивлению, так и сделала. С этого дня Марта бдительно следила за тем, чтобы в присутствии Джона Кэти не оставалась в каюте одна. К неимоверному раздражению Кэти, роль сторожа, которую взяла на себя старушка, казалось, вполне успокаивала самого Джона. Видя, что она попала в безвыходную ситуацию, Кэти неохотно смирилась с тем, что ей придется отложить решающий разговор на будущее. Как только родится ребенок… Эти слова звучали у нее в голове, словно хор из греческой трагедии. Она твердо поклялась, что, как только родится ребенок, она выяснит отношения с Джоном, как бы он ни стремился этого избежать. Она будет гнать и травить его, словно барсука, неутомимо и беспощадно, покуда, выбившись из сил перед ее напором, он не склонится к тому, чтобы признать истину. На ее щеках появились ямочки от позабавившей ее мысли. Кэти знала по опыту, что у нее были кое-какие способы, чтобы заставить Джона выслушать и поверить. Она не будет слишком щепетильна в их использовании… как только родится ребенок.
Кэти с удовольствием обнаружила, что, по крайней мере, Петер-шэм был не так упрям, как его хозяин. Постепенно, невидимыми для невооруженного глаза шажками, ее отношения со стариком вернулись к той теплой доверительности, которую прервали солдаты, взявшие штурмом Лас-Пальмас. Он нянчился с девушкой не менее усердно, чем Марта, выговаривая ей за плохой аппетит или же за дурное расположение духа.