Страница:
Он направился к койке, сорвав по дороге плащ и рубашку. Кэти раздосадованно смотрела на его широкую спину. Шторм кончился, и она снова зависела от прихотей этого негодяя. С усилием подавив раздражение, она попробовала заговорить более любезным тоном.
— Я бы очень хотела подняться на палубу, капитан.
— А что вас останавливает? Последние два дня дверь не запиралась. Мы вышли в открытое море, и вам будет некуда убежать, как ни старайтесь. Кстати, что вам нужно на палубе? Неужели вы предпочитаете строить глазки грубым матросам, а не мне — воспитанному джентльмену?
Он насмешливо прищурился, и Кэти чуть не задохнулась от злости.
— Я предпочту строить глазки кому угодно, лишь бы не терпеть ваше присутствие, — выпалила она.
— О, в самом деле? Тогда побыстрее идите на палубу. Матросы вас заждались. Интересно, долго ли вы протянете, когда они начнут пропускать вас по очереди? Держу пари — не успеет пробить и шести склянок, как вы отправитесь на тот свет.
Глаза капитана потемнели от гнева; его слова осыпали девушку словно картечь. Кэти хранила гордое молчание. Откинувшись на спинку стула, она выдерживала взгляд Хейла с видом оскорбленной невинности. Замолчав, он во весь рост растянулся на койке и некоторое время лежал неподвижно. Наконец он произнес более спокойным голосом:
— Я не против прогулок при условии, что вы будете оставаться на задней палубе и держаться подальше от матросов. Они несколько месяцев не ступали на берег, а когда рядом появляется такая *енщина… В общем, нет смысла искушать судьбу. У меня каждый человек на вес золота. Я не хочу никого убивать из-за того, что ваше прелестное личико сведет беднягу с ума.
— Боже упаси! — ответила Кэти, полная сарказма. — Но возникаст одна пустяковая проблема. Что, скажите, я буду носить во время занимательного круиза, в который вы меня увлекли? Исключительно ночные сорочки? Ваши драгоценные матросы, если вы помните, изодрали мне платье!
Хейл не ответил на ее дерзкий выпад, и она рискнула пойти еще
дальше.
— Зачем бравым матросам понадобились мои сундуки, капитан? Что они с ними сделали? Вышвырнули в море? Или используют мои платья как тряпки, чтобы скрести палубу?
— Сундуки с вашими платьями, миледи, взяты на борт и внесены в опись, как и остальной груз с «Анны Грир». У вас недурной гардероб — платья, которые стоят столько, что могут прокормить целую семью в течение года; нижние юбки из шелка; кружевные панталоны брюссельской работы. Ценная добыча, мэм, хотя, похоже, вы об этом не подозревали.
Произнося эту издевательскую тираду, он смотрел в потолок, словно не замечая, в какое бешенство пришла Кэти.
— Вы отдадите мою одежду? — Ее голос дрожал от ярости, а с губ были готовы сорваться самые оскорбительные слова. При одной мысли, что Хейл рылся в ее нижнем белье, девушкой овладевал неописуемый гнев.
— Я уже сказал, миледи, она стоит кучу денег. И потом, она принадлежит всей команде. Я не могу разбрасываться корабельным имуществом как мне вздумается. Впрочем, если вы пожелаете ее купить…
Он умолк и одним рывком уселся на краю кровати, глядя на Кэти с насмешливым любопытством.
— Вы знаете, что у меня нет денег, — горько сказала она.
— Деньги? Разве я что-нибудь сказал о деньгах? Мы могли бы устроить маленькую сделку, вы и я. Ну, например, одно платье… за один поцелуй.
Кэти негодующе покраснела. Какой хитрец, задумал совершить сделку! Он, должно быть, считает ее простушкой. Она отлично понимает, что на уме у этого американца отнюдь не одни поцелуи.
— Согласна, Кэти? — мягко произнес он, не сводя с нее глаз. — Платье за поцелуй. Мне кажется, это достаточно честно.
Кэти ощупала его внимательным взглядом, стараясь проникнуть в ход мыслей, спрятанных за этой неясной ухмылкой. Хейл был непроницаем, но в самой глубине его зрачков мерцали какие-то крохотные огоньки. Кэти стало страшно. Он выглядел таким сильным и несокрушимым. Сидя на краю койки, он следил за ней, словно голодный кот, нацелившийся на облюбованную им мышку. Кэти сглотнула слюну, храбро встретила его взгляд и выпятила подбородок.
— Я скорее поцелую свинью!
Казалось, Хейла совсем не рассердил ее грубый ответ. Наоборот, он засмеялся с довольным видом.
— Вы скорее поцелуете свинью, леди Кэтрин? Вы уверены? Я сильно сомневаюсь, что вы, во время безмятежного существования под родительским крылышком, имели возможность с кем-нибудь целоваться, тем более со свиньей. Выходит, вам нечего сравнивать. Вы должны сначала поцеловать меня и только потом свинью. Тогда вы сможете сравнить два поцелуя и решить, какой из них вам понравился больше.
Он издевался, смеялся над ней, и Кэти почувствовала, как возмущенно бурлит кровь в ее жилах. Никогда в жизни никто не осмеливался над ней издеваться! Как посмел этот наглец сделать ее мишенью для своих шуток! Ее глаза дико блеснули, а губы раздвинулись, словно она собиралась зарычать.
— Я вас ненавижу, — прошипела она Хейлу и обожгла его взглядом голубых глаз, из которых, казалось, сыпались искры.
Воспламененная гневом и ненавистью, она была столь прекрасна, что Джон чувствовал, как желание мучительной судорогой сводит все его тело. Она напоминала ему загнанную в угол огненно-рыжую лисицу. Он встал и очень медленно, как бы подкрадываясь, двинулся к ней.
Как только он сделал первый шаг, Кэти вскочила на ноги, забыв простыню, которую она все время, стесняясь Хейла, прижимала к себе. Под тонкой сорочкой выпукло обозначилась ее грудь. Джон широко улыбнулся, и Кэти начала пятиться назад, остановившись за резделяющим их столом. Он неумолимо последовал за ней, улыбаясь, с холодной уверенностью в исходе этой игры.
Кэти в панике отступала, пока не обнаружила, что прижалась спиной к стене. Он молниеносно скользнул вперед, выставив руки, которые, словно два шлагбаума, отрезали девушке все пути к бегству. Она задрожала, внезапно поняв, что наступил решающий миг и Хейл наконец раскроет свои ужасные козыри. Страх ледяными когтями вонзился ей в сердце. Хейл был близко, так близко, что она могла обонять теплый, мускусный запах, исходящий от его тела.
Присущая Кэти храбрость помогла ей гордо расправить плечи и, не мигая, встретить взгляд хищника.
— Пустите меня, вы, животное! — выпалила она. — Только попробуйте ко мне притронуться!
— Ага, значит, я — животное, — протянул он, не спуская с девушки глаз. — Но вас, миледи, это, кажется, привлекает. Разве вы не признались в своей удивительной любви к свиньям? Сейчас мы посмотрим, как вам понравится такой зверь, как я.
Он, не спеша, склонился над девушкой. Кэти закрыла глаза и, повернув в сторону лицо, уперлась обеими кулачками в его широкую грудь. Она пыталась оттолкнуть Хейла, но ее усилия оказались тщетными. Он прижался ртом к ее моментально вспыхнувшей щеке, а потом, ухватив Кэти за подбородок, силой повернул ее голову, чтобы впиться в губы. Накрепко стиснув рот, Кэти сопротивлялась его поцелуям изо всех сил. Она слишком хорошо помнила прошлый раз и знала, что в них таится какая-то коварная сила. Она не опозорит себя повторно, попавшись на его удочку.
Хейл обвил руками ее талию и тянул Кэти в свои объятия. Она хотела вцепиться ногтями ему в лицо, но он поймал ее кисти и резко отвел их вниз. Он опять приник к ее рту, и на этот раз ему удалось раздвинуть языком ее трясущиеся губы. Кэти изогнулась дугой в безнадежном стремлении освободиться, но в следующую секунду ее хрупкое девичье тело было смято неудержимым напором мужской плоти. Ее бедра охватил незнакомый жар. Хейл начал гладить ее спину и ягодицы, и Кэти почувствовала, что огонь разливается по всему телу. Внезапно у нее подкосились колени, и, чтобы не упасть, она была вынуждена прижаться к его плечу. Он вертел ее во все стороны, как ненасытный ребенок свою любимую игрушку. Несколько минут он не мог оторваться от ее белой и тонкой шеи, а затем вновь жадно накинулся на ее губы. Кэти с ужасом поняла, что она пропала. По своей собственной воле она обхватила руками его затылок, с наслаждением зарывшись пальцами в густые темные волосы.
Увидев, что она отвечает на его ласку, Хейл застонал и, словно перышко подхватив Кэти на руки, понес ее к койке. Она, как доверчивый котенок, устроилась у его голой мускулистой груди, не переставая лихорадочно теребить его пряди. Она больше не могла заставить себя сопротивляться, так же как он не мог заставить себя остановиться.
Он нежно положил ее на постель и лег рядом с ней. Он прижимал ее к себе и целовал неистово, по-звериному, сводя Кэти с ума. Она потеряла остаток сил и прижалась губами к его судорожно искривленному рту.
«Ты поступаешь дурно», — прозвучал у нее в голове чуть слышный голос. Однако этот благой совет исчез в захлестнувшей ее сладкой, горячей волне.
Руки Джона исследовали каждый изгиб ее тела, скрытого тонкой тканью, и упивались его цветущими женскими линиями. Отзываясь на прикосновение мужских пальцев, ее соски отвердели. Он нетерпеливо разорвал прикрывающую их ткань, и у него перехватило дыхание, словно вид ее молочно-белых грудей с розовыми кружками причинял ему физическую боль. Он вытянул палец и благоговейно провел им по нежным полушариям, изумляясь бархатистости ее кожи.
Он склонил голову и нежно поцеловал сначала один сосок, а затем второй, обхватив его губами и теребя языком. Учащенно задышав от пронзившего ее чувства, Кэти невольно распахнула глаза. Черноволосая голова Хейла, жадно припавшая к ее груди, немного отрезвила девушку, и она вновь почувствовала стыд, залившись румянцем. Она положила руки ему на плечи и попыталась оттолкнуть от себя.
— Нет! Пожалуйста, не надо! Джон, не надо! — сбивчиво молила она, впиваясь ногтями в его спину.
— Тс-с-с, тихо, Кэти, — низким голосом пробормотал он в ответ. — Тихо, Кэти, тихо, моя любовь
Он приподнялся и мягко разжал ее скрюченные пальцы, после чего крепко придавил ее руки к подушке, а сам продолжал покрывать горячими поцелуями девичью грудь. Не на шутку испуганная, Кэти рвалась из его объятий.
— Просто лежи не двигаясь, — прошептал он на ухо Кэти. — Тебе не будет больно. Успокойся. Просто не двигайся. Голубка моя.
Одной рукой он держал девичьи кисти придавленными к подушке, а второй в это же время срывал с нее остатки разорванной ночной сорочки. Через несколько секунд его безумно сверкающим глазам предстала абсолютно обнаженная девушка. Он медленно и одержимо исследовал ее тело, словно собирался снять с нее кожу. Пока он изучал ее от макушки до пят, Кэти беспомощно всхлипывала, униженная таким бесцеремонным обращением. Когда он взялся расстегивать пуговицы на своих брюках, Кэти возобновила яростные попытки освободиться.
Раздевшись догола, он навалился на нее, заглушая жалобные вопли, рвущиеся с губ девушки, своим ртом. Он целовал ее жадно и нежно; его руки продолжали беззастенчиво обшаривать каждый уголок ее тела. Они то замирали на самых чувствительных бугорках ее груди, то скользили вниз, чтобы распластаться на ее животе, то лихорадочно вдавливались в ягодицы. Она стонала, мотая головой из стороны в сторону, и, словно кошка, терзала ногтями плечи и шею Хейла. Он снова начал ласково месить пальцами девичий живот, не обращая внимания на кровоточащие ссадины, оставленные ее ногтями. Его рука переместилась еще ниже и принялась гладить шелковистую поверхность с внутренней стороны ее бедер.
— Нет! — истошно закричала она, почувствовав, как его огрубелая ладонь опустилась на место, где соединялись ее ноги.
Ужас придал ей сил, и она плотно сдвинула ноги, пытаясь лягнуть ими Хейла, который, в свою очередь, прилагал неимоверные усилия, чтобы вновь развести их в разные стороны.
— Расслабься, Кэти. Расслабься, голубка, — хрипло бормотал Джон. — Раздвинь свои ножки, Кэти, любимая. Тебе не будет больно.
Эти успокоительные слова до того напугали Кэти, что в ее теле напряглась каждая жилка, и она, как попавший в сетку зверек, извивалась и корчилась, принимая невероятные акробатические позы, чтобы ускользнуть от его стальной хватки. Но Хейл был слишком силен, и наконец одновременно с вырвавшимся из ее груди стоном, Кэти безвольно обмякла: у нее не оставалось сил для борьбы.
Джон привстал над девушкой на одно колено, а другое, как клин, вставил меж ее скрещенных ног. Ему наконец удалось раздвинуть девичьи бедра. Конвульсивно рванувшись в последний раз, когда он прижал их к матрацу, Кэти больше не пыталась сопротивляться и только беззвучно плакала.
Казалось, ее пронизали языки пламени, когда он, осторожно нащупав отверстие между ее ног, слегка вошел внутрь. Затем одним резким толчком он погрузился еще глубже. Невыносимая кинжальная боль вынудила Кэти закричать. Он прильнул к ней губами, заталкивая ее крики обратно в горло. Он лежал неподвижно, намертво втиснувшись в ее тело и учащенно дыша, словно после многомильного бега. Почувствовав жаркий запах из его рта, Кэти с отвращением отвернулась. Наконец, будто не в силах более сдерживаться, он начал раскачиваться, сначала медленно, так, чтобы не причинить девушке лишнюю боль, а затем со все нарастающей силой.
Оглушенная шоком, Кэти лежала под его тяжестью, не сопротивляясь, и позволяла ему делать все, что угодно. Ей не верилось, что эта ужасная вещь действительно произошла. Ее насиловал американский пират, и с этим нельзя было ничего поделать. Слишком поздно. Она обесчещена и унижена. Она никогда не сможет снова поднять свою голову, чтобы посмотреть в глаза честным людям. А все из-за этого гнусного и подлого животного, которое с омерзительным пыхтением возилось над ней… Как она его ненавидела!
Она попыталась заставить себя думать о чем-нибудь другом, но разгоряченное мужское тело, тесно переплетенное с ее собственным, мешало Кэти сосредоточиться. Затем она осторожно пошевелилась, пробуя, не удастся ли ей немного ослабить давление волосатой груди Хейла, которая, как наковальня, прижимала ее к матрасу. Ее движение, казалось, привело мужчину в еще большее возбуждение. Кэти невольно ощутила, что начинает поддаваться его страсти. Приняв подсказанное инстинктом решение, она выгнула поясницу в ответ на его особенно сильный толчок. Хейл с шумом выдохнул воздух, задрожал и обмяк, раскинув в стороны руки и ноги. Кэти кольнула смутная боль разочарования.
Спустя секунду, скатившись на матрас, он лег на спину и уставился в потолок. Кэти отползла к дальнему краю койки и повернулась к нему спиной. Она была липкой от пота и чувствовала себя униженной. Вспомнив, как под конец ей изменило ее собственное тело, когда она не смогла удержаться от инстинктивного движения тазом, Кэти заплакала. Это были слезы стыда и гнева. Из гордости она отчаянно закусила губу, но Джон услышал негромкие сдавленные рыдания и грубо привлек ее к себе. С отсутствующим видом он провел рукой по ее волосам, и этот рассеянный, имитирующий ласку жест заставил ее забыть про свою гордость и ненависть и расплакаться во весь голос. Он продолжал обнимать ее, поглаживая ее волосы и шепча на ухо разные ласковые словечки. Наконец, когда ее слезы иссякли, он, разомкнув объятия, быстро встал и оделся. Некоторое время он смотрел на нее; его пальцы возились с пряжкой ремня, а губы кривила легкая усмешка. Кэти закрыла глаза, отказываясь встречать его взгляд.
— Не расстраивайся, дорогая. Даю слово, в следующий раз тебе понравится больше, — мягко сказал он и усмехнулся, увидев, как гневно вспыхнула Кэти, когда осознала полный смысл его фразы.
Неужели этот подонок действительно думает, что она вынесет это отвратительное упражнение во второй раз?! Кутаясь в простыню, она в ярости соскочила с койки. В ее глазах светилась жажда убийства. Кэти дико озиралась в поисках подходящего оружия, но, прежде чем она сумела найти что-нибудь достаточно твердое и острое, он подхватил ее на руки и швырнул обратно на койку. Пока она беспомощно путалась в головоломном узле одеял и простыней, Хейл оглушительно хохотал. Когда она все-таки выбралась из бесформенного кома белья, он уже ушел из каюты. Кэти, скрежеща зубами, смотрела на закрытую дверь. Он думал, что может обращаться с ней как со шлюхой и это сойдет ему с рук! Скоро он убедится, что встретил в ее лице достойного противника!
Глава 3
— Я бы очень хотела подняться на палубу, капитан.
— А что вас останавливает? Последние два дня дверь не запиралась. Мы вышли в открытое море, и вам будет некуда убежать, как ни старайтесь. Кстати, что вам нужно на палубе? Неужели вы предпочитаете строить глазки грубым матросам, а не мне — воспитанному джентльмену?
Он насмешливо прищурился, и Кэти чуть не задохнулась от злости.
— Я предпочту строить глазки кому угодно, лишь бы не терпеть ваше присутствие, — выпалила она.
— О, в самом деле? Тогда побыстрее идите на палубу. Матросы вас заждались. Интересно, долго ли вы протянете, когда они начнут пропускать вас по очереди? Держу пари — не успеет пробить и шести склянок, как вы отправитесь на тот свет.
Глаза капитана потемнели от гнева; его слова осыпали девушку словно картечь. Кэти хранила гордое молчание. Откинувшись на спинку стула, она выдерживала взгляд Хейла с видом оскорбленной невинности. Замолчав, он во весь рост растянулся на койке и некоторое время лежал неподвижно. Наконец он произнес более спокойным голосом:
— Я не против прогулок при условии, что вы будете оставаться на задней палубе и держаться подальше от матросов. Они несколько месяцев не ступали на берег, а когда рядом появляется такая *енщина… В общем, нет смысла искушать судьбу. У меня каждый человек на вес золота. Я не хочу никого убивать из-за того, что ваше прелестное личико сведет беднягу с ума.
— Боже упаси! — ответила Кэти, полная сарказма. — Но возникаст одна пустяковая проблема. Что, скажите, я буду носить во время занимательного круиза, в который вы меня увлекли? Исключительно ночные сорочки? Ваши драгоценные матросы, если вы помните, изодрали мне платье!
Хейл не ответил на ее дерзкий выпад, и она рискнула пойти еще
дальше.
— Зачем бравым матросам понадобились мои сундуки, капитан? Что они с ними сделали? Вышвырнули в море? Или используют мои платья как тряпки, чтобы скрести палубу?
— Сундуки с вашими платьями, миледи, взяты на борт и внесены в опись, как и остальной груз с «Анны Грир». У вас недурной гардероб — платья, которые стоят столько, что могут прокормить целую семью в течение года; нижние юбки из шелка; кружевные панталоны брюссельской работы. Ценная добыча, мэм, хотя, похоже, вы об этом не подозревали.
Произнося эту издевательскую тираду, он смотрел в потолок, словно не замечая, в какое бешенство пришла Кэти.
— Вы отдадите мою одежду? — Ее голос дрожал от ярости, а с губ были готовы сорваться самые оскорбительные слова. При одной мысли, что Хейл рылся в ее нижнем белье, девушкой овладевал неописуемый гнев.
— Я уже сказал, миледи, она стоит кучу денег. И потом, она принадлежит всей команде. Я не могу разбрасываться корабельным имуществом как мне вздумается. Впрочем, если вы пожелаете ее купить…
Он умолк и одним рывком уселся на краю кровати, глядя на Кэти с насмешливым любопытством.
— Вы знаете, что у меня нет денег, — горько сказала она.
— Деньги? Разве я что-нибудь сказал о деньгах? Мы могли бы устроить маленькую сделку, вы и я. Ну, например, одно платье… за один поцелуй.
Кэти негодующе покраснела. Какой хитрец, задумал совершить сделку! Он, должно быть, считает ее простушкой. Она отлично понимает, что на уме у этого американца отнюдь не одни поцелуи.
— Согласна, Кэти? — мягко произнес он, не сводя с нее глаз. — Платье за поцелуй. Мне кажется, это достаточно честно.
Кэти ощупала его внимательным взглядом, стараясь проникнуть в ход мыслей, спрятанных за этой неясной ухмылкой. Хейл был непроницаем, но в самой глубине его зрачков мерцали какие-то крохотные огоньки. Кэти стало страшно. Он выглядел таким сильным и несокрушимым. Сидя на краю койки, он следил за ней, словно голодный кот, нацелившийся на облюбованную им мышку. Кэти сглотнула слюну, храбро встретила его взгляд и выпятила подбородок.
— Я скорее поцелую свинью!
Казалось, Хейла совсем не рассердил ее грубый ответ. Наоборот, он засмеялся с довольным видом.
— Вы скорее поцелуете свинью, леди Кэтрин? Вы уверены? Я сильно сомневаюсь, что вы, во время безмятежного существования под родительским крылышком, имели возможность с кем-нибудь целоваться, тем более со свиньей. Выходит, вам нечего сравнивать. Вы должны сначала поцеловать меня и только потом свинью. Тогда вы сможете сравнить два поцелуя и решить, какой из них вам понравился больше.
Он издевался, смеялся над ней, и Кэти почувствовала, как возмущенно бурлит кровь в ее жилах. Никогда в жизни никто не осмеливался над ней издеваться! Как посмел этот наглец сделать ее мишенью для своих шуток! Ее глаза дико блеснули, а губы раздвинулись, словно она собиралась зарычать.
— Я вас ненавижу, — прошипела она Хейлу и обожгла его взглядом голубых глаз, из которых, казалось, сыпались искры.
Воспламененная гневом и ненавистью, она была столь прекрасна, что Джон чувствовал, как желание мучительной судорогой сводит все его тело. Она напоминала ему загнанную в угол огненно-рыжую лисицу. Он встал и очень медленно, как бы подкрадываясь, двинулся к ней.
Как только он сделал первый шаг, Кэти вскочила на ноги, забыв простыню, которую она все время, стесняясь Хейла, прижимала к себе. Под тонкой сорочкой выпукло обозначилась ее грудь. Джон широко улыбнулся, и Кэти начала пятиться назад, остановившись за резделяющим их столом. Он неумолимо последовал за ней, улыбаясь, с холодной уверенностью в исходе этой игры.
Кэти в панике отступала, пока не обнаружила, что прижалась спиной к стене. Он молниеносно скользнул вперед, выставив руки, которые, словно два шлагбаума, отрезали девушке все пути к бегству. Она задрожала, внезапно поняв, что наступил решающий миг и Хейл наконец раскроет свои ужасные козыри. Страх ледяными когтями вонзился ей в сердце. Хейл был близко, так близко, что она могла обонять теплый, мускусный запах, исходящий от его тела.
Присущая Кэти храбрость помогла ей гордо расправить плечи и, не мигая, встретить взгляд хищника.
— Пустите меня, вы, животное! — выпалила она. — Только попробуйте ко мне притронуться!
— Ага, значит, я — животное, — протянул он, не спуская с девушки глаз. — Но вас, миледи, это, кажется, привлекает. Разве вы не признались в своей удивительной любви к свиньям? Сейчас мы посмотрим, как вам понравится такой зверь, как я.
Он, не спеша, склонился над девушкой. Кэти закрыла глаза и, повернув в сторону лицо, уперлась обеими кулачками в его широкую грудь. Она пыталась оттолкнуть Хейла, но ее усилия оказались тщетными. Он прижался ртом к ее моментально вспыхнувшей щеке, а потом, ухватив Кэти за подбородок, силой повернул ее голову, чтобы впиться в губы. Накрепко стиснув рот, Кэти сопротивлялась его поцелуям изо всех сил. Она слишком хорошо помнила прошлый раз и знала, что в них таится какая-то коварная сила. Она не опозорит себя повторно, попавшись на его удочку.
Хейл обвил руками ее талию и тянул Кэти в свои объятия. Она хотела вцепиться ногтями ему в лицо, но он поймал ее кисти и резко отвел их вниз. Он опять приник к ее рту, и на этот раз ему удалось раздвинуть языком ее трясущиеся губы. Кэти изогнулась дугой в безнадежном стремлении освободиться, но в следующую секунду ее хрупкое девичье тело было смято неудержимым напором мужской плоти. Ее бедра охватил незнакомый жар. Хейл начал гладить ее спину и ягодицы, и Кэти почувствовала, что огонь разливается по всему телу. Внезапно у нее подкосились колени, и, чтобы не упасть, она была вынуждена прижаться к его плечу. Он вертел ее во все стороны, как ненасытный ребенок свою любимую игрушку. Несколько минут он не мог оторваться от ее белой и тонкой шеи, а затем вновь жадно накинулся на ее губы. Кэти с ужасом поняла, что она пропала. По своей собственной воле она обхватила руками его затылок, с наслаждением зарывшись пальцами в густые темные волосы.
Увидев, что она отвечает на его ласку, Хейл застонал и, словно перышко подхватив Кэти на руки, понес ее к койке. Она, как доверчивый котенок, устроилась у его голой мускулистой груди, не переставая лихорадочно теребить его пряди. Она больше не могла заставить себя сопротивляться, так же как он не мог заставить себя остановиться.
Он нежно положил ее на постель и лег рядом с ней. Он прижимал ее к себе и целовал неистово, по-звериному, сводя Кэти с ума. Она потеряла остаток сил и прижалась губами к его судорожно искривленному рту.
«Ты поступаешь дурно», — прозвучал у нее в голове чуть слышный голос. Однако этот благой совет исчез в захлестнувшей ее сладкой, горячей волне.
Руки Джона исследовали каждый изгиб ее тела, скрытого тонкой тканью, и упивались его цветущими женскими линиями. Отзываясь на прикосновение мужских пальцев, ее соски отвердели. Он нетерпеливо разорвал прикрывающую их ткань, и у него перехватило дыхание, словно вид ее молочно-белых грудей с розовыми кружками причинял ему физическую боль. Он вытянул палец и благоговейно провел им по нежным полушариям, изумляясь бархатистости ее кожи.
Он склонил голову и нежно поцеловал сначала один сосок, а затем второй, обхватив его губами и теребя языком. Учащенно задышав от пронзившего ее чувства, Кэти невольно распахнула глаза. Черноволосая голова Хейла, жадно припавшая к ее груди, немного отрезвила девушку, и она вновь почувствовала стыд, залившись румянцем. Она положила руки ему на плечи и попыталась оттолкнуть от себя.
— Нет! Пожалуйста, не надо! Джон, не надо! — сбивчиво молила она, впиваясь ногтями в его спину.
— Тс-с-с, тихо, Кэти, — низким голосом пробормотал он в ответ. — Тихо, Кэти, тихо, моя любовь
Он приподнялся и мягко разжал ее скрюченные пальцы, после чего крепко придавил ее руки к подушке, а сам продолжал покрывать горячими поцелуями девичью грудь. Не на шутку испуганная, Кэти рвалась из его объятий.
— Просто лежи не двигаясь, — прошептал он на ухо Кэти. — Тебе не будет больно. Успокойся. Просто не двигайся. Голубка моя.
Одной рукой он держал девичьи кисти придавленными к подушке, а второй в это же время срывал с нее остатки разорванной ночной сорочки. Через несколько секунд его безумно сверкающим глазам предстала абсолютно обнаженная девушка. Он медленно и одержимо исследовал ее тело, словно собирался снять с нее кожу. Пока он изучал ее от макушки до пят, Кэти беспомощно всхлипывала, униженная таким бесцеремонным обращением. Когда он взялся расстегивать пуговицы на своих брюках, Кэти возобновила яростные попытки освободиться.
Раздевшись догола, он навалился на нее, заглушая жалобные вопли, рвущиеся с губ девушки, своим ртом. Он целовал ее жадно и нежно; его руки продолжали беззастенчиво обшаривать каждый уголок ее тела. Они то замирали на самых чувствительных бугорках ее груди, то скользили вниз, чтобы распластаться на ее животе, то лихорадочно вдавливались в ягодицы. Она стонала, мотая головой из стороны в сторону, и, словно кошка, терзала ногтями плечи и шею Хейла. Он снова начал ласково месить пальцами девичий живот, не обращая внимания на кровоточащие ссадины, оставленные ее ногтями. Его рука переместилась еще ниже и принялась гладить шелковистую поверхность с внутренней стороны ее бедер.
— Нет! — истошно закричала она, почувствовав, как его огрубелая ладонь опустилась на место, где соединялись ее ноги.
Ужас придал ей сил, и она плотно сдвинула ноги, пытаясь лягнуть ими Хейла, который, в свою очередь, прилагал неимоверные усилия, чтобы вновь развести их в разные стороны.
— Расслабься, Кэти. Расслабься, голубка, — хрипло бормотал Джон. — Раздвинь свои ножки, Кэти, любимая. Тебе не будет больно.
Эти успокоительные слова до того напугали Кэти, что в ее теле напряглась каждая жилка, и она, как попавший в сетку зверек, извивалась и корчилась, принимая невероятные акробатические позы, чтобы ускользнуть от его стальной хватки. Но Хейл был слишком силен, и наконец одновременно с вырвавшимся из ее груди стоном, Кэти безвольно обмякла: у нее не оставалось сил для борьбы.
Джон привстал над девушкой на одно колено, а другое, как клин, вставил меж ее скрещенных ног. Ему наконец удалось раздвинуть девичьи бедра. Конвульсивно рванувшись в последний раз, когда он прижал их к матрацу, Кэти больше не пыталась сопротивляться и только беззвучно плакала.
Казалось, ее пронизали языки пламени, когда он, осторожно нащупав отверстие между ее ног, слегка вошел внутрь. Затем одним резким толчком он погрузился еще глубже. Невыносимая кинжальная боль вынудила Кэти закричать. Он прильнул к ней губами, заталкивая ее крики обратно в горло. Он лежал неподвижно, намертво втиснувшись в ее тело и учащенно дыша, словно после многомильного бега. Почувствовав жаркий запах из его рта, Кэти с отвращением отвернулась. Наконец, будто не в силах более сдерживаться, он начал раскачиваться, сначала медленно, так, чтобы не причинить девушке лишнюю боль, а затем со все нарастающей силой.
Оглушенная шоком, Кэти лежала под его тяжестью, не сопротивляясь, и позволяла ему делать все, что угодно. Ей не верилось, что эта ужасная вещь действительно произошла. Ее насиловал американский пират, и с этим нельзя было ничего поделать. Слишком поздно. Она обесчещена и унижена. Она никогда не сможет снова поднять свою голову, чтобы посмотреть в глаза честным людям. А все из-за этого гнусного и подлого животного, которое с омерзительным пыхтением возилось над ней… Как она его ненавидела!
Она попыталась заставить себя думать о чем-нибудь другом, но разгоряченное мужское тело, тесно переплетенное с ее собственным, мешало Кэти сосредоточиться. Затем она осторожно пошевелилась, пробуя, не удастся ли ей немного ослабить давление волосатой груди Хейла, которая, как наковальня, прижимала ее к матрасу. Ее движение, казалось, привело мужчину в еще большее возбуждение. Кэти невольно ощутила, что начинает поддаваться его страсти. Приняв подсказанное инстинктом решение, она выгнула поясницу в ответ на его особенно сильный толчок. Хейл с шумом выдохнул воздух, задрожал и обмяк, раскинув в стороны руки и ноги. Кэти кольнула смутная боль разочарования.
Спустя секунду, скатившись на матрас, он лег на спину и уставился в потолок. Кэти отползла к дальнему краю койки и повернулась к нему спиной. Она была липкой от пота и чувствовала себя униженной. Вспомнив, как под конец ей изменило ее собственное тело, когда она не смогла удержаться от инстинктивного движения тазом, Кэти заплакала. Это были слезы стыда и гнева. Из гордости она отчаянно закусила губу, но Джон услышал негромкие сдавленные рыдания и грубо привлек ее к себе. С отсутствующим видом он провел рукой по ее волосам, и этот рассеянный, имитирующий ласку жест заставил ее забыть про свою гордость и ненависть и расплакаться во весь голос. Он продолжал обнимать ее, поглаживая ее волосы и шепча на ухо разные ласковые словечки. Наконец, когда ее слезы иссякли, он, разомкнув объятия, быстро встал и оделся. Некоторое время он смотрел на нее; его пальцы возились с пряжкой ремня, а губы кривила легкая усмешка. Кэти закрыла глаза, отказываясь встречать его взгляд.
— Не расстраивайся, дорогая. Даю слово, в следующий раз тебе понравится больше, — мягко сказал он и усмехнулся, увидев, как гневно вспыхнула Кэти, когда осознала полный смысл его фразы.
Неужели этот подонок действительно думает, что она вынесет это отвратительное упражнение во второй раз?! Кутаясь в простыню, она в ярости соскочила с койки. В ее глазах светилась жажда убийства. Кэти дико озиралась в поисках подходящего оружия, но, прежде чем она сумела найти что-нибудь достаточно твердое и острое, он подхватил ее на руки и швырнул обратно на койку. Пока она беспомощно путалась в головоломном узле одеял и простыней, Хейл оглушительно хохотал. Когда она все-таки выбралась из бесформенного кома белья, он уже ушел из каюты. Кэти, скрежеща зубами, смотрела на закрытую дверь. Он думал, что может обращаться с ней как со шлюхой и это сойдет ему с рук! Скоро он убедится, что встретил в ее лице достойного противника!
Глава 3
На несколько часов Кэти была оставлена клокотать от ярости в одиночестве, что было мудрым решением со стороны кого бы то ни было. Она с радостью выцарапала бы глаза любому, кто осмелился появиться в каюте. Все, без исключения, они были ворами и душегубами, а капитан Джонатан Хейл был настоящим дьяволом. С каким бы наслаждением она упивалась картиной его казни на виселице, когда его тело будет извиваться на конце длинной веревки, а всегда насмешливое лицо — вздуется и посинеет. Кэти улыбнулась, в первый раз за последние дни. Мучения Хейла, даже воображаемые, заметно улучшили ее настроение.
Она отдала бы все на свете за длинный и острый нож! Она бы постоянно носила его с собой спрятанным в рукаве просторной сорочки, чтобы по самую рукоятку вонзить его в спину этому варвару, когда он набросится на нее в следующий раз. Кэти, смакуя подробности, представила себе предсмертную агонию Хейла. К сожалению, в каюте не было ни одного ножа. Тогда она перевернула всю каюту вверх дном, стараясь отыскать что-нибудь, хоть отдаленно напоминающее оружие. Наконец, устав, она прекратила поиски. Собранный ею арсенал не производил грозного впечатления. Наиболее многообещающим экземпляром в этой маленькой коллекции стал массивный медный канделябр. Он вполне мог проломить череп, и Кэти спрятала его под матрас, чтобы всегда иметь под рукой. Фаянсовый ночной горшок тоже сулил Хейлу кое-какие неприятности, но Кэти боялась, что, хватившись его пропажи, ее тюремщик заподозрит неладное. Она уже убедилась, что, несмотря на свою подлость и низость, капитан «Маргариты» был далеко не глуп.
Она решительно не хотела вновь облачиться в одну из ночных сорочек ненавистного американца. Будь ее воля, она бы разложила из всех принадлежащих Хейлу вещей огромный костер. Она, словно мумия, закуталась в стеганое одеяло и в ожидании уселась на стул. Рано или поздно, капитан Джонатан Хейл должен вернуться в свою каюту. Кэти была уверена, что это возвращение запомнится ему на всю жизнь.
Однако первым, кто появился на пороге каюты, был всего-навсего Петершэм. Солнце уже садилось, в каюте начало темнеть, и у Кэти от долгого сидения на одном месте отчаянно затекли ноги, но она твердо решила, что не даст врагу застать себя врасплох во второй раз. Услышав стук, она напряглась, но почти сразу же облегченно расслабилась. Если в этом внезапно ставшем безумным мире еще можно быть в чем-то уверенной, так это в том, что у самонадеянного негодяя Хейла ни за что недостало бы вежливости постучать, перед тем как войти. Он ввалился бы, вышибив дверь пинком!
— Я принес вам поужинать, мисс, — сказал Петершэм. — Капитан говорил, что днем вам нездоровилось, но сейчас почти семь часов, и вам надобно подкрепиться. Вы станете слабенькой, как котенок, если не будете кушать во время морской болезни.
— Меня больше не укачивает, Петершэм, — кисло ответила Кэти, не вставая со стула.
Пока Петершэм расставлял на столе тарелки, он украдкой наблюдал за девушкой. Взгляд опытного слуги коснулся ее бледного лица, спутанных волос и наконец разорванной сорочки, лежавшей на койке среди простыней, что явилось завершающим штрихом. Ему стало ясно, что здесь произошло. Мистер Джон, которому больше не мешал шторм, провел это утро, наслаждаясь своим живым трофеем. Будучи мужчиной, Петершэм с пониманием относился к прихотям хозяина, но одновременно сочувствовал Кэти. Он прозакладывал бы десять лет жизни, что до сегодняшнего дня молоденькая барышня была невинна, как майская роза.
— С вами все в порядке, мисс? — спросил Петершэм.
— Да, у меня все в порядке, — огрызнулась Кэти, охваченная внезапным страхом, что Петершэм может догадаться о ее падении. Она просто умрет, если об этом кто-нибудь узнает! Но Петершэм не сказал больше ни слова и, закончив расставлять на столе еду, удалился.
Вздохнув, она пододвинула стул поближе к столу и начала есть. К своему удивлению, она обнаружила, что, вопреки гложущим ее душу переживаниям, изрядно проголодалась.
Она дожевывала последний кусок солонины, когда в каюту опять
постучали. Кэти оценивающе вскинула глаза на дубовую дверь. Кто явился на этот раз?
— Да, — осторожно произнесла она.
Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова Петершэма. Кэти с облегчением перевела дух.
— Я подумал, мисс, что вам, наверное, хочется принять горячую ванну. В трюме валяется старый чан, которым давным-давно никто не пользовался. Я буду рад принести его вам, мисс. Он совсем целый и крепкий, даже не заржавел.
Кэти лихорадочно размышляла. Измученное, покрытое потом тело умоляло ее немедленно согласиться. Но что, если этот широкий жест задуман американцем, чтобы скрасить содеянную им подлость? Тогда она скорее бросится за борт, чем примет предложенную им ванну!
— Кто тебя надоумил? — резко спросила она.
— Кто? Я сам, мисс. Кто же еще?
Это было так очевидно, что Кэти не удержалась от горькой улыбки. Как она могла подумать, что капитан Джонатан Хейл будет тратить свое драгоценное время на заботы о ее комфорте, особенно сейчас, когда он взял у нее все, что хотел? Невероятно! Для него она была только неодушевленной куклой без мыслей и чувств.
— Спасибо, Петершэм, я и в самом деле не прочь принять горячую ванну, — ответила она.
Улыбнувшись, как Сайта Клаус, Петершэм исчез за дверью. Кэти откинулась на спинку стула; внезапно она почувствовала легкий стыд за свое недавнее поведение. В конце концов, Петершэм никак не был виноват в том, что с нею случилось. С тех пор как она томилась в этой каюте, он не выказывал к ней ничего, кроме доброты.
На этот раз, услышав деликатный стук, Кэти не встрепенулась. В ответ на ее вежливое «войдите» дверь отворилась, и в каюту вошел Петершэм в сопровождении двух матросов, один из которых Держал в руках сидячую ванну, а второй — маленький сундучок с ее одеждой.
— Мои платья! — радостно воскликнула Кэти.
— Капитан разрешил принести кое-что из ваших вещей, мисс, — улыбаясь, сказал Петершэм. — Я выбрал сундучок с фланелевой пелеринкой. Вы не против?
Простого упоминания о Хейле было достаточно, чтобы вогнать Кэти в краску, особенно если учесть ту легкость, с которой проклятый американец распоряжался ее гардеробом. Однако, получая один болезненный щелчок за другим, Кэти становилась мудрее.
Если сейчас, задрав нос, она велит Петершэму отнести сундучок назад и передать своему хозяину, что он может носить эти платья сам, то она ничего не выиграет, кроме сиюминутной иллюзии мести. Благоразумнее, воспользовавшись сундучком, продолжать выжидать удобного случая, который поможет ей отомстить капитану по-настоящему. А Кэти была уверена, что такой случай вскоре представится.
— Вы поступили очень разумно, Петершэм, — пробормотала она; ее лицо превратилось в холодную маску, за которой скрывались мысли.
Потом, когда матросы начали таскать ведра с кипящей водой и наполнять ими ванну, она отрывисто добавила:
— Петершэм, вечером… когда ты принес ужин… Мне тогда было не по себе. Если я вела себя грубо… прошу прощения.
Первый раз в жизни Кэти пришлось перед кем-то извиниться, и она чувствовала себя до смешного смущенной. Однако сияющая улыбка Петершэма послужила ей достойной наградой.
— Ничего страшного, мисс. Черные дни бывают у каждого. «Чересчур мягко сказано», — мрачно подумала Кэти, но вслух ничего не сказала.
Когда Петершэм решил, что воды в чане достаточно, он вместе с матросами удалился, оставив Кэти в одиночестве. Первым делом она выбрала стул покрепче и вставила его между дверной ручкой и стеной. Такая преграда ненадолго удержит Хейла, если ему вдруг приспичит войти, но, по крайней мере, она будет предупреждена и не даст застать себя голышом.
Запершись, она подошла к своему сундучку и любовно откинула крышку. Одного взгляда на домашние вещи было достаточно, чтобы ее глаза увлажнились. Вновь услышать ворчание Марты или раздраженный отцовский бас — как она об этом мечтала! Твердой рукой Кэти вытерла со щеки слезы. Унывать значило обрекать себя на беспросветный кошмар.
Она осторожно достала миниатюрный несессер с душистым мылом и ароматическими солями, аккуратно уложенный над одеждой. Она потрясла над поверхностью воды флакончиком с розовым маслом, со знанием дела принюхиваясь к клубам благоуханного пара, достигшим ее ноздрей. Взяв брусок мыла и губку, она окунулась в чан по самую шею. Ощущать вокруг своего тела горячую воду было для Кэти подлинным благословением. Она откинула голову на покатую стенку чана и замерла, предвкушая, как скоро вымоется от
макушки до пят. Блаженно позволив себе минуту побыть неподвижной, она принялась яростно орудовать губкой, готовая скорее содрать кожу, чем оставить на теле следы прикосновений Хейла. Она несколько раз усердно намыливала лицо, пока щеки не заблистали розовым глянцем. Наконец невымытыми остались только волосы, и, набрав побольше воздуха в легкие, Кэти погрузила голову под воду. Она расправляла руками длинные пряди и тщательно проводила по ним мылом.
Когда Кэти снова нырнула в воду, чтобы сполоснуть свои золотистые кудри, дверная ручка с хрустом зашевелилась. Послышалось нетерпеливое проклятие, на дверь налегли мощным плечом, и стул, рассыпавшись в щепки, полетел на пол. Ворвавшись в пробитую брешь, Хейл настороженно оглядел каюту и расплылся в широкой улыбке. От девчонки осталось только окруженное водой золотоволосое темечко и выступающие наружу плечи. Он тихо подошел к чану. Ну и лицо у нее будет, когда она вынырнет!
Она отдала бы все на свете за длинный и острый нож! Она бы постоянно носила его с собой спрятанным в рукаве просторной сорочки, чтобы по самую рукоятку вонзить его в спину этому варвару, когда он набросится на нее в следующий раз. Кэти, смакуя подробности, представила себе предсмертную агонию Хейла. К сожалению, в каюте не было ни одного ножа. Тогда она перевернула всю каюту вверх дном, стараясь отыскать что-нибудь, хоть отдаленно напоминающее оружие. Наконец, устав, она прекратила поиски. Собранный ею арсенал не производил грозного впечатления. Наиболее многообещающим экземпляром в этой маленькой коллекции стал массивный медный канделябр. Он вполне мог проломить череп, и Кэти спрятала его под матрас, чтобы всегда иметь под рукой. Фаянсовый ночной горшок тоже сулил Хейлу кое-какие неприятности, но Кэти боялась, что, хватившись его пропажи, ее тюремщик заподозрит неладное. Она уже убедилась, что, несмотря на свою подлость и низость, капитан «Маргариты» был далеко не глуп.
Она решительно не хотела вновь облачиться в одну из ночных сорочек ненавистного американца. Будь ее воля, она бы разложила из всех принадлежащих Хейлу вещей огромный костер. Она, словно мумия, закуталась в стеганое одеяло и в ожидании уселась на стул. Рано или поздно, капитан Джонатан Хейл должен вернуться в свою каюту. Кэти была уверена, что это возвращение запомнится ему на всю жизнь.
Однако первым, кто появился на пороге каюты, был всего-навсего Петершэм. Солнце уже садилось, в каюте начало темнеть, и у Кэти от долгого сидения на одном месте отчаянно затекли ноги, но она твердо решила, что не даст врагу застать себя врасплох во второй раз. Услышав стук, она напряглась, но почти сразу же облегченно расслабилась. Если в этом внезапно ставшем безумным мире еще можно быть в чем-то уверенной, так это в том, что у самонадеянного негодяя Хейла ни за что недостало бы вежливости постучать, перед тем как войти. Он ввалился бы, вышибив дверь пинком!
— Я принес вам поужинать, мисс, — сказал Петершэм. — Капитан говорил, что днем вам нездоровилось, но сейчас почти семь часов, и вам надобно подкрепиться. Вы станете слабенькой, как котенок, если не будете кушать во время морской болезни.
— Меня больше не укачивает, Петершэм, — кисло ответила Кэти, не вставая со стула.
Пока Петершэм расставлял на столе тарелки, он украдкой наблюдал за девушкой. Взгляд опытного слуги коснулся ее бледного лица, спутанных волос и наконец разорванной сорочки, лежавшей на койке среди простыней, что явилось завершающим штрихом. Ему стало ясно, что здесь произошло. Мистер Джон, которому больше не мешал шторм, провел это утро, наслаждаясь своим живым трофеем. Будучи мужчиной, Петершэм с пониманием относился к прихотям хозяина, но одновременно сочувствовал Кэти. Он прозакладывал бы десять лет жизни, что до сегодняшнего дня молоденькая барышня была невинна, как майская роза.
— С вами все в порядке, мисс? — спросил Петершэм.
— Да, у меня все в порядке, — огрызнулась Кэти, охваченная внезапным страхом, что Петершэм может догадаться о ее падении. Она просто умрет, если об этом кто-нибудь узнает! Но Петершэм не сказал больше ни слова и, закончив расставлять на столе еду, удалился.
Вздохнув, она пододвинула стул поближе к столу и начала есть. К своему удивлению, она обнаружила, что, вопреки гложущим ее душу переживаниям, изрядно проголодалась.
Она дожевывала последний кусок солонины, когда в каюту опять
постучали. Кэти оценивающе вскинула глаза на дубовую дверь. Кто явился на этот раз?
— Да, — осторожно произнесла она.
Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова Петершэма. Кэти с облегчением перевела дух.
— Я подумал, мисс, что вам, наверное, хочется принять горячую ванну. В трюме валяется старый чан, которым давным-давно никто не пользовался. Я буду рад принести его вам, мисс. Он совсем целый и крепкий, даже не заржавел.
Кэти лихорадочно размышляла. Измученное, покрытое потом тело умоляло ее немедленно согласиться. Но что, если этот широкий жест задуман американцем, чтобы скрасить содеянную им подлость? Тогда она скорее бросится за борт, чем примет предложенную им ванну!
— Кто тебя надоумил? — резко спросила она.
— Кто? Я сам, мисс. Кто же еще?
Это было так очевидно, что Кэти не удержалась от горькой улыбки. Как она могла подумать, что капитан Джонатан Хейл будет тратить свое драгоценное время на заботы о ее комфорте, особенно сейчас, когда он взял у нее все, что хотел? Невероятно! Для него она была только неодушевленной куклой без мыслей и чувств.
— Спасибо, Петершэм, я и в самом деле не прочь принять горячую ванну, — ответила она.
Улыбнувшись, как Сайта Клаус, Петершэм исчез за дверью. Кэти откинулась на спинку стула; внезапно она почувствовала легкий стыд за свое недавнее поведение. В конце концов, Петершэм никак не был виноват в том, что с нею случилось. С тех пор как она томилась в этой каюте, он не выказывал к ней ничего, кроме доброты.
На этот раз, услышав деликатный стук, Кэти не встрепенулась. В ответ на ее вежливое «войдите» дверь отворилась, и в каюту вошел Петершэм в сопровождении двух матросов, один из которых Держал в руках сидячую ванну, а второй — маленький сундучок с ее одеждой.
— Мои платья! — радостно воскликнула Кэти.
— Капитан разрешил принести кое-что из ваших вещей, мисс, — улыбаясь, сказал Петершэм. — Я выбрал сундучок с фланелевой пелеринкой. Вы не против?
Простого упоминания о Хейле было достаточно, чтобы вогнать Кэти в краску, особенно если учесть ту легкость, с которой проклятый американец распоряжался ее гардеробом. Однако, получая один болезненный щелчок за другим, Кэти становилась мудрее.
Если сейчас, задрав нос, она велит Петершэму отнести сундучок назад и передать своему хозяину, что он может носить эти платья сам, то она ничего не выиграет, кроме сиюминутной иллюзии мести. Благоразумнее, воспользовавшись сундучком, продолжать выжидать удобного случая, который поможет ей отомстить капитану по-настоящему. А Кэти была уверена, что такой случай вскоре представится.
— Вы поступили очень разумно, Петершэм, — пробормотала она; ее лицо превратилось в холодную маску, за которой скрывались мысли.
Потом, когда матросы начали таскать ведра с кипящей водой и наполнять ими ванну, она отрывисто добавила:
— Петершэм, вечером… когда ты принес ужин… Мне тогда было не по себе. Если я вела себя грубо… прошу прощения.
Первый раз в жизни Кэти пришлось перед кем-то извиниться, и она чувствовала себя до смешного смущенной. Однако сияющая улыбка Петершэма послужила ей достойной наградой.
— Ничего страшного, мисс. Черные дни бывают у каждого. «Чересчур мягко сказано», — мрачно подумала Кэти, но вслух ничего не сказала.
Когда Петершэм решил, что воды в чане достаточно, он вместе с матросами удалился, оставив Кэти в одиночестве. Первым делом она выбрала стул покрепче и вставила его между дверной ручкой и стеной. Такая преграда ненадолго удержит Хейла, если ему вдруг приспичит войти, но, по крайней мере, она будет предупреждена и не даст застать себя голышом.
Запершись, она подошла к своему сундучку и любовно откинула крышку. Одного взгляда на домашние вещи было достаточно, чтобы ее глаза увлажнились. Вновь услышать ворчание Марты или раздраженный отцовский бас — как она об этом мечтала! Твердой рукой Кэти вытерла со щеки слезы. Унывать значило обрекать себя на беспросветный кошмар.
Она осторожно достала миниатюрный несессер с душистым мылом и ароматическими солями, аккуратно уложенный над одеждой. Она потрясла над поверхностью воды флакончиком с розовым маслом, со знанием дела принюхиваясь к клубам благоуханного пара, достигшим ее ноздрей. Взяв брусок мыла и губку, она окунулась в чан по самую шею. Ощущать вокруг своего тела горячую воду было для Кэти подлинным благословением. Она откинула голову на покатую стенку чана и замерла, предвкушая, как скоро вымоется от
макушки до пят. Блаженно позволив себе минуту побыть неподвижной, она принялась яростно орудовать губкой, готовая скорее содрать кожу, чем оставить на теле следы прикосновений Хейла. Она несколько раз усердно намыливала лицо, пока щеки не заблистали розовым глянцем. Наконец невымытыми остались только волосы, и, набрав побольше воздуха в легкие, Кэти погрузила голову под воду. Она расправляла руками длинные пряди и тщательно проводила по ним мылом.
Когда Кэти снова нырнула в воду, чтобы сполоснуть свои золотистые кудри, дверная ручка с хрустом зашевелилась. Послышалось нетерпеливое проклятие, на дверь налегли мощным плечом, и стул, рассыпавшись в щепки, полетел на пол. Ворвавшись в пробитую брешь, Хейл настороженно оглядел каюту и расплылся в широкой улыбке. От девчонки осталось только окруженное водой золотоволосое темечко и выступающие наружу плечи. Он тихо подошел к чану. Ну и лицо у нее будет, когда она вынырнет!