Страница:
— Я не собираюсь, как ты это называешь, развлекаться, — ровно ответил он. — Я хочу убедиться, что с тобой все в порядке. Ты разденешься сама или хочешь, чтобы я тебе помог?
Кэти глядела на него с яростью. Он стоял, высокий и несокрушимый, холодный и подтянутый. Казалось, события сегодняшней ночи не тронули его ни в малейшей степени.
— Тебя волнует мое самочувствие? Ты поздно спохватился! — мстительно выпалила она. — Если со мной что-то случится, виноват в этом будешь ты, так и знай!
— Разденься, Кэти, — отрывисто повторил он и, шагнув к камельку, расположился в кресле, которое до этого занимала Марта. Во внезапном приступе ярости Кэти сорвала со своих плеч его фрак и запустила им в Джона.
Джон поймал необычный снаряд без всякого труда. Кэти бессильно сжала кулачки и тяжело опустилась на постель. Эта небольшая вспышка до конца истощила ее силы. Голова у нее шла кругом, но она согласилась бы скорей умереть, чем позволила бы ему раздеть себя после тех унижений, которым он ее подверг!
Джон, слава Богу, на нее уже не смотрел. Он извлек из фрачного кармана толстую коричневую сигару и нагнулся к огню, чтобы прикурить от тлеющей головешки. Пристрастие к виргинским сигарам появилось у него после возвращения в Вудхэм — к вящему неудовольствию Кэти, не любившей запаха табака.
Глубоко вздохнув, Кэти подняла руки и принялась возиться с крючками, на которые было застегнуто на спине ее платье. Джон развалился в кресле и, вытянув вперед длинные ноги, рассеянно созерцал пляшущие языки пламени и лениво попыхивал сигарой. Над его головой образовалось облачко густого дыма. Дым пополз к Кэти и, окружив ее, забился в ноздри; при этом она почувствовала, как зловещая судорога сжала ее желудок. Она торопливо поднесла ко рту ладонь, но было уже слишком поздно. У Кэти потемнело в глазах, и ее вырвало прямо на пол.
Когда сотрясавшие ее спазмы утихли, Кэти увидела, что рядом с ней стоит Джон.
— Это все из-за твоей проклятой сигары! — выдавила она в свое оправдание, когда он уселся на край постели и начал осторожно вытирать ей лицо влажным полотенцем.
— Не думаю, — ответил он, становясь на колени, чтобы стащить с нее туфельки. Кэти была настолько слаба, что не могла даже сидеть. Она откинулась на перину, ее ноги остались болтаться над краем постели. Джон продолжал: — Сколько же ты выпила?
— Я не пьяна! — возмущенно возразила Кэти, негодуя при одной мысли о том, что он посмел приписать ей такое. — Я пила только лимонад.
— И шампанское, — спокойно поправил ее Джон. — Я видел, как ты его хлестала, но мне и в голову не приходило…
— Заткнись! — огрызнулась Кэти, дав волю своим чувствам. — От шампанского не пьянеют!
— У тебя это получилось как нельзя лучше, моя дорогая, — его насмешливый голос разъярил Кэти. После всего, что он учинил сегодняшней ночью, он еще имел наглость над ней подсмеиваться! Собрав остаток сил, она приподнялась, и ее рука, описав в воздухе широкую дугу, звучно хлестнула Джона по шершавой щеке. С некоторой опаской она смотрела, как он ошарашенно трет лицо. Он все еще стоял перед ней на коленях, и его глаза находились приблизительно на одном уровне с глазами Кэти.
— Ты это заслужил! — решительно сказала она, снова опрокидываясь на перину.
— Заслужил или нет, я тебе не советую повторять эти штучки, — протянул он после долгой паузы. — В следующий раз ты можешь получить сдачи.
— Пугай, пугай, — пробормотала Кэти, закрывая глаза, чтобы не видеть закружившегося над ней потолка. Когда она вновь разомкнула ресницы, над ней крепостною башней возвышался Джон. Пока она щурилась и моргала, его лицо опускалось все ближе и ближе, постепенно вплывая в фокус.
— Убирайся! — прошипела она.
— Через пару минут, — спокойно пообещал он и, бережно взяв ее за плечи, перевернул на живот. Она чувствовала, как его проворные пальцы движутся от крючка к крючку, расстегивая их. Он стянул с нее платье, отбросил его в сторону и начал колдовать над корсетом. По-видимому, его тесемки были стянуты в очень тугой узел. Кэти расслышала, как он пробормотал «черт!», пытаясь их развязать. Преуспев в этом, он ловко ослабил шнуровку и наконец снял корсет.
— Меня тошнит, — внезапно простонала она.
— Потерпи, — успокаивающе произнес он, ласково прикоснувшись руками к ее бедрам, прежде чем стянуть с ее ног чулки и подвязки. — Когда ты разденешься, я принесу тебе лекарство, которое тебе поможет.
— Стрихнин? — поинтересовалась она с мрачной бравадой, но Джон проигнорировал ее задиристый тон. Он перевернул ее на живот, и Кэти была слишком слаба, чтобы помышлять о сопротивлении. Теперь на ней оставались только полупрозрачная
нижняя сорочка и растерзанные панталоны. Джон рывком стащил сорочку через ее голову, а затем развязал на панталонах шелковый пояс, и они соскользнули с ее ног. Джон отвернулся и шагнул в дальний угол комнаты, где стоял платяной шкаф.
— Ты куда? — не удержавшись, спросила она, чувствуя себя покинутой. Джон, занятый перекладыванием стопок с нижним бельем, покосился на нее через плечо.
— Разве ты не хочешь спать в ночной рубашке?
— А-а, — пробормотала Кэти и кивнула. Ее недавний гнев потихоньку испарялся. Болезненная круговерть в голове не позволяла ей сосредоточиться на своей обиде.
Джон вернулся к постели, с его руки свешивалась шелковая сорочка. Она послушно дала поднять себя на ноги и с облегчением прислонилась к его широкой груди, пока он просовывал ее голову через узкий вырез сорочки. Исходящий от него терпкий мужской запах был очень приятен. Кэти невольно зарылась лицом в прохладное накрахмаленное полотно его манишки. Его руки обвили ее, и он, приподняв девушку, бережно уложил ее на перину так, чтобы ее голова оказалась прямо на подушке. Когда он аккуратно подтянул одеяло к ее подбородку, Кэти обиженно заморгала глазами.
— У меня болит голова, — заявила она, словно видела в этом и его вину. Он улыбнулся с неожиданной теплотой и обаянием.
— Я тебя вылечу, — пообещал он, шутливо проводя пальцем по ее точеному носику. — Эх ты, совсем пить не умеешь.
Не успела Кэти сонно нахмуриться, как он уже ушел, чтобы через пару минут вернуться с бокалом для бренди, полным какой-то бурой смеси, очень подозрительной на вид.
o — На, выпей, — он присел на край постели и протянул ей бокал.
Кэти приподнялась на локтях. Малейшее усилие стоило ей очередного приступа тошноты.
— Что это такое? — подозрительно спросила она.
— Клин клином вышибают. Здесь виски и еще кое-что. Выпей, моя любимая.
Он обнял ее за спину, помогая держаться прямо, и поднес бокал к ее губам. Кэти, зажмурив глаза, проглотила жидкость. Отвратительный вкус заставил ее закашляться. Но когда бунт в ее желудке утих и она снова растянулась на постели, ей пришлось признать, что она действительно чувствует себя лучше.
Казалось, что она просто парит в пространстве, не ощущая веса своего тела. Вдруг она услышала, как скрипнули пружины кровати — это поднялся на ноги Джон.
— Не уходи, — пробормотала Кэти, едва размыкая слипающиеся глаза. — Пожалуйста.
— Я не уйду, — пообещал Джон.
Глядя на засыпающую жену, он поморщился, словно от зубной боли. Вопреки строжайшим запретам, принятым им самим, она могла вертеть им, как будто он был тряпичной игрушкой. Он подошел к камельку и невидящими глазами смотрел сквозь пламя, не уставая поражаться, до каких несуразностей может дойти человек, охваченный любовной страстью.
Спустя пару часов Кэти разбудил треск лопнувшей головешки. Спальня была погружена в темноту и населена таинственными тенями. В воздухе витал легкий запах табачного дыма, сразу же напомнивший ей о муже. События этой ночи припоминались Кэти очень смутно, но в ее памяти всплыло, как нежно он ее раздевал, а потом называл своей любимой. Любимой. Она довольно улыбнулась.
Ее внимание привлек яркий оранжевый огонек на кончике сигары. Она напрягла зрение и едва разглядела длинную худощавую тень, сгорбившуюся в кресле перед камином.
— Джон? — выдохнула она, наверняка зная, что здесь не могло быть никого, кроме него.
Сигара полетела в камин, а темная фигура, поднявшись на ноги, пересекла спальню и остановилась у ее постели. Это и в самом деле был Джон.
— Как ты себя чувствуешь? — тихо спросил он.
— Одиноко. — Кэти сопроводила свою жалобу глубоким вздохом Она больше не видела надобности скрывать от него свою любовь, коль скоро он сам признался ей в этом. Любимая… Любимая… Эти слова отзывались внутри нее благословенным эхом.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Джон после долгой паузы. Он говорил сухо, словно защищаясь от незаслуженного обвинения. Кэти хотелось разглядеть выражение его лица, но в спальне было слишком темно. Ах, все равно еще будет завтрашний день, чтобы говорить о любви от рассвета до сумерек. А сейчас Кэти желала более осязаемых доказательств.
— И к тому же мне холодно, — жалобно прошептала Кэти, и ее рука, выскользнув из-под одеяла, поползла вверх по его бедру. — Разве ты меня не согреешь?
— Господи, Кэти, ты до сих пор пьяна, — простонал он. Кэти улыбнулась в темноту. Да, она была пьяна. Пьяна хмельным нектаром его любви. Она передвинула руку еще выше, дразня пальцами выпуклость на его брюках. Он начал пятиться назад, но потом замер на месте. Он что-то прохрипел и своей рукой крепко прижал к себе ее нежную ладонь.
— Я тебя хочу, — придушенно произнес он. Растопыренные пальцы Кэти месили тонкое сукно его брюк. Она прикоснулась к гладкой на ощупь пуговице и высвободила ее из петли, а затем проделала то же самое с ее ближайшей соседкой. Ее холодные пальчики проникли внутрь и начали поглаживать его горячую плоть.
— Боже, — простонал он, опускаясь на постель рядом с нею. Теперь их слиянию препятствовало толстое атласное одеяло, и Джон нетерпеливо отшвырнул его в сторону, одновременно ловя жадным ртом ее губы. По его оплетенному мышцами телу пробегала судорожная дрожь, вызванная ее близостью.
Даже сквозь ткань сорочки его пальцы оставляли огненные следы на ее груди, на бедрах, плечах, животе. Она рванула ворот его рубашки так, что пуговицы, треща, посыпались на пол, открывая доступ к его заросшей темными волосами груди. Она оторвалась от его губ и принялась осыпать жаркими поцелуями мускулистое тело. Дыхание застревало у Джона в горле, словно воздух в спальне внезапно превратился в густую, тягучую субстанцию, наподобие расплавленного свинца.
Вдруг Джон резко выпрямился, и Кэти, чьи руки обнимали теперь пустоту, разочарованно вскрикнула.
— Дорогой? — Она на коленях поползла вслед за ним на край постели.
— Мне надо снять эти чертовы ботинки, — пояснил он, яростно дергая за концы шнурков. Кэти прижалась грудью к стальным мышцам на его спине, и Джон, не выдержав, со стоном оставил шнурки и пригнул к себе ее голову, приникнув к ней обжигающим поцелуем. Ботинки со стуком полетели на пол; Джон, словно подброшенный пружиной, вскочил на ноги, чтобы сорвать с себя оставшуюся одежду.
Кэти отдавалась ему, охваченная бурным экстазом. Она выгибалась дугой под тяжестью его тела, перемалывая свою нежность
в жерновах налитых силой мышц. Он задыхался, его сердце колотилось так сильно, что было похоже, будто между их телами кто-то бьет в барабан. Он взял ее три раза — без передышки. Когда наконец он обессиленно замер, нежно поглаживая рукой ее волосы, Кэти чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Блуждая, ее пальцы коснулась его щеки, и, не успев поделиться с ним своим блаженством, она погрузилась в глубокий сон.
Джон тоже уснул, но не так крепко, как Кэти. Он проснулся с первыми лучами солнца, проникшими в комнату. Он медленно провел рукой по ее шелковистой коже, но, не вызвав у спящей никакого отклика, оперся на локоть и начал пристально изучать нежные, плененные Морфеем черты девичьего лица. Он размышлял о невероятном счастье, дарованном ему этой ночью, и сам удивлялся глубине собственной страсти. Никогда в жизни он не испытывал ничего подобного, хотя бы отдаленно напоминающего эту ночь.
Солнечный блик коснулся завитка ее волос, превратив его в мерцающий золотой слиток. Джон поднес этот локон к губам, он ощущал пальцами его податливую упругость, вдыхал в себя его хрупкий апельсиновый аромат. Вдруг он замер, словно пораженный громом. Он вел себя как какой-то полоумный мальчишка. Ночью он был слеп ко всему, кроме ее красоты и сжигавшего его тело желания. Рассвет принес ему долгожданное отрезвление. Джон возблагодарил Бога за то, что Кэти еще спала. Иначе он бы наверняка, стоя на коленях, излил ей всю свою душу. Черт возьми, она бы получила от этого немалое удовольствие! Ее месть свершилась бы в полной мере.
Джон вскочил с постели и собрал свою одежду, разбросанную по всей спальне. Глубокие складки залегли на его лбу. Ему нужно время, чтобы все хорошенько обдумать, прежде чем снова встретиться с Кэти. Отношениям двух счастливых влюбленных, возникшим между ними прошлой ночью, должен быть положен конец. Он не имеет права забывать ее предательство. Натянув брюки, он не стал утруждать себя возней с прочими деталями туалета и тихо выскользнул из комнаты.
Когда Кэти проснулась, день был в самом разгаре, пели птицы, солнце сияло высоко в небе. Она сонно ворочалась, ощущая досадную утрату теплого тела, гревшего ее в своих объятиях всю ночь. Кэти, моргая, открыла глаза и любовно прижалась лицом к вмятинке на соседней подушке. Джон, должно быть, уже ушел
на плантацию. Он, наверное, считает ее ужасной лентяйкой! Но это не важно. Джон любил ее. Своей хрустальной чистотой эта мысль затмевала все прочие недобрые воспоминания. Могла ли она сомневаться в нем и в его сумасшедшей страсти? Но мало-помалу, более подробно восстановив в своей голове ход вчерашних событий, Кэти нахмурила лоб. Она вспомнила, как они после бала возвращались домой в карете. Жестокое насилие Джона над ее телом всплыло в ее памяти со всеми отвратительными подробностями. Боже, как он мог сделать это? Ведь он ее любил. Любил? Действительно ли он сказал, что любит ее, или она только вообразила это, торопливо подменив реальность желанным вымыслом? Она сосредоточилась, пытаясь вспомнить. Глубокий румянец залил ее лицо до самых корней волос, когда некоторые подробности ее вчерашнего поведения предстали перед ней во всей неприглядной красе. Господи, она вела себя словно сука во время течки, практически умоляя его с ней совокупиться! Она вспомнила, с каким бесстыдством она осыпала каждую частичку его тела жаркими поцелуями, и ей от стыда захотелось провалиться свозь землю.
Он ее не любил. Он недвусмысленно подтвердил это, зверски изнасиловав ее в карете. Шампанское, поглощенное ею, вкупе со взвинченным настроением, в котором она пребывала, заставило ее нафантазировать невесть что. Теперь он, должно быть, смеется над ней! Смеется и презирает! Или, что еще хуже, просто не думает об этом. Такие ночи наверняка были ему не в диковинку, чтобы он лелеял воспоминания о них.
Негромкий стук в дверь прервал самобичевание Кэти. Она вздохнула поглубже, желая выглядеть спокойной.
— Да?
— Пора вам вставать, мисс Кэти, — добродушно проворчала Марта, открывая дверь. — Мастер Джон сказал, чтобы я дала вам выспаться, но всему нужна мера. Мастер Крэй ревет в три ручья, словно его не кормили целую неделю.
— Ты видела Джона этим утром? — спросила Кэти с подчеркнутым равнодушием.
— Да! Ну и встрепенутым же он выглядел! Вы, должно быть, как следует разогнали в нем кровь.
Кэти почувствовала, как на ее щеках выступает предательский румянец. Марта верно подметила — она разогнала в нем кровь! Унижение горьким комком желчи стояло у нее в горле, а
от добродушных шуточек Марты у девушки на душе становилось еще горше.
— Он пошел на плантацию? — Она должна была знать, когда ей предстоит повторная встреча с Джоном, чтобы к ней подготовиться.
Марта удивленно расширила глаза:
— Да нет, голубушка, он сказал, что ему нужно съездить в Атланту. По делам. Он сказал, что его не будет неделю. Разве он вам этого не говорил?
Голос Марты стал участливым, словно она стала подозревать что-то неладное. Кэти приложила все силы, чтобы ответить ей беспечной улыбкой.
— Ах да, конечно, говорил. Я просто забыла, — соврала она. — Так ты говоришь, что Крэй проголодался? Бедный малыш! Неси его сюда, я его накормлю.
Остаток дня Кэти провела как сомнамбула. Она улыбалась, она играла с Крэем, она как ни в чем не бывало беседовала с Мартой, но все это время в ее голове пульсировала только одна мысль: Джон был настолько к ней безразличен, он с таким равнодушием воспринял все происшедшее между ними прошлой ночью, что смог укатить в Атланту, даже не попрощавшись с ней.
Перед ужином, когда Кэти вместе с Крэем прогуливалась по саду, она услышала, как к воротам усадьбы подъехала чья-то карета. «Ну почему именно сейчас?» — уныло подумала она, настраиваясь на обмен светскими любезностями и сплетнями с одной из своих соседок. Покраснев, Кэти поняла, что кое-какие любопытные расспросы будут касаться и ее собственной персоны. И какого черта ей взбрело в голову флиртовать с этим Харрисоном!..
— Вас хотят видеть, мисс Кэти. — Из-за розовых куп показался Петершэм, чей голос звучал явно неодобрительно.
— Кто это? — Кэти была озадачена его тоном.
— Какой-то джентльмен, мисс Кэти. Он не назвался.
Чем и заслужил неодобрение Петершэма, мысленно завершила Кэти этот простенький силлогизм. Она очень надеялась, что этим джентльменом не окажется Пол Харрисон, явившийся с извинениями или, что еще хуже, с намерениями завязать знакомство прочнее. Она подхватила Крэя на руки и прошла в дом вслед за Петершэмом, который указал ей на дверь гостиной.
— Я проводил его сюда, мисс Кэти. В случае чего, я — неподалеку.
Чудак, неужели он думает, что этот человек нападет на нее в ее собственном доме? Нахмурившись, Кэти толкнула дверь. Одетый в дорожное платье седовласый джентльмен стоял посреди комнаты к ней спиной. Услышав, как открывается дверь, он медленно повернулся. Кэти сразу же узнала его. Радостный крик вырвался из ее горла, и она бегом кинулась к нему в объятия.
— Папа! Ах, папа, я так рада, что ты здесь!
Глава 17
Кэти глядела на него с яростью. Он стоял, высокий и несокрушимый, холодный и подтянутый. Казалось, события сегодняшней ночи не тронули его ни в малейшей степени.
— Тебя волнует мое самочувствие? Ты поздно спохватился! — мстительно выпалила она. — Если со мной что-то случится, виноват в этом будешь ты, так и знай!
— Разденься, Кэти, — отрывисто повторил он и, шагнув к камельку, расположился в кресле, которое до этого занимала Марта. Во внезапном приступе ярости Кэти сорвала со своих плеч его фрак и запустила им в Джона.
Джон поймал необычный снаряд без всякого труда. Кэти бессильно сжала кулачки и тяжело опустилась на постель. Эта небольшая вспышка до конца истощила ее силы. Голова у нее шла кругом, но она согласилась бы скорей умереть, чем позволила бы ему раздеть себя после тех унижений, которым он ее подверг!
Джон, слава Богу, на нее уже не смотрел. Он извлек из фрачного кармана толстую коричневую сигару и нагнулся к огню, чтобы прикурить от тлеющей головешки. Пристрастие к виргинским сигарам появилось у него после возвращения в Вудхэм — к вящему неудовольствию Кэти, не любившей запаха табака.
Глубоко вздохнув, Кэти подняла руки и принялась возиться с крючками, на которые было застегнуто на спине ее платье. Джон развалился в кресле и, вытянув вперед длинные ноги, рассеянно созерцал пляшущие языки пламени и лениво попыхивал сигарой. Над его головой образовалось облачко густого дыма. Дым пополз к Кэти и, окружив ее, забился в ноздри; при этом она почувствовала, как зловещая судорога сжала ее желудок. Она торопливо поднесла ко рту ладонь, но было уже слишком поздно. У Кэти потемнело в глазах, и ее вырвало прямо на пол.
Когда сотрясавшие ее спазмы утихли, Кэти увидела, что рядом с ней стоит Джон.
— Это все из-за твоей проклятой сигары! — выдавила она в свое оправдание, когда он уселся на край постели и начал осторожно вытирать ей лицо влажным полотенцем.
— Не думаю, — ответил он, становясь на колени, чтобы стащить с нее туфельки. Кэти была настолько слаба, что не могла даже сидеть. Она откинулась на перину, ее ноги остались болтаться над краем постели. Джон продолжал: — Сколько же ты выпила?
— Я не пьяна! — возмущенно возразила Кэти, негодуя при одной мысли о том, что он посмел приписать ей такое. — Я пила только лимонад.
— И шампанское, — спокойно поправил ее Джон. — Я видел, как ты его хлестала, но мне и в голову не приходило…
— Заткнись! — огрызнулась Кэти, дав волю своим чувствам. — От шампанского не пьянеют!
— У тебя это получилось как нельзя лучше, моя дорогая, — его насмешливый голос разъярил Кэти. После всего, что он учинил сегодняшней ночью, он еще имел наглость над ней подсмеиваться! Собрав остаток сил, она приподнялась, и ее рука, описав в воздухе широкую дугу, звучно хлестнула Джона по шершавой щеке. С некоторой опаской она смотрела, как он ошарашенно трет лицо. Он все еще стоял перед ней на коленях, и его глаза находились приблизительно на одном уровне с глазами Кэти.
— Ты это заслужил! — решительно сказала она, снова опрокидываясь на перину.
— Заслужил или нет, я тебе не советую повторять эти штучки, — протянул он после долгой паузы. — В следующий раз ты можешь получить сдачи.
— Пугай, пугай, — пробормотала Кэти, закрывая глаза, чтобы не видеть закружившегося над ней потолка. Когда она вновь разомкнула ресницы, над ней крепостною башней возвышался Джон. Пока она щурилась и моргала, его лицо опускалось все ближе и ближе, постепенно вплывая в фокус.
— Убирайся! — прошипела она.
— Через пару минут, — спокойно пообещал он и, бережно взяв ее за плечи, перевернул на живот. Она чувствовала, как его проворные пальцы движутся от крючка к крючку, расстегивая их. Он стянул с нее платье, отбросил его в сторону и начал колдовать над корсетом. По-видимому, его тесемки были стянуты в очень тугой узел. Кэти расслышала, как он пробормотал «черт!», пытаясь их развязать. Преуспев в этом, он ловко ослабил шнуровку и наконец снял корсет.
— Меня тошнит, — внезапно простонала она.
— Потерпи, — успокаивающе произнес он, ласково прикоснувшись руками к ее бедрам, прежде чем стянуть с ее ног чулки и подвязки. — Когда ты разденешься, я принесу тебе лекарство, которое тебе поможет.
— Стрихнин? — поинтересовалась она с мрачной бравадой, но Джон проигнорировал ее задиристый тон. Он перевернул ее на живот, и Кэти была слишком слаба, чтобы помышлять о сопротивлении. Теперь на ней оставались только полупрозрачная
нижняя сорочка и растерзанные панталоны. Джон рывком стащил сорочку через ее голову, а затем развязал на панталонах шелковый пояс, и они соскользнули с ее ног. Джон отвернулся и шагнул в дальний угол комнаты, где стоял платяной шкаф.
— Ты куда? — не удержавшись, спросила она, чувствуя себя покинутой. Джон, занятый перекладыванием стопок с нижним бельем, покосился на нее через плечо.
— Разве ты не хочешь спать в ночной рубашке?
— А-а, — пробормотала Кэти и кивнула. Ее недавний гнев потихоньку испарялся. Болезненная круговерть в голове не позволяла ей сосредоточиться на своей обиде.
Джон вернулся к постели, с его руки свешивалась шелковая сорочка. Она послушно дала поднять себя на ноги и с облегчением прислонилась к его широкой груди, пока он просовывал ее голову через узкий вырез сорочки. Исходящий от него терпкий мужской запах был очень приятен. Кэти невольно зарылась лицом в прохладное накрахмаленное полотно его манишки. Его руки обвили ее, и он, приподняв девушку, бережно уложил ее на перину так, чтобы ее голова оказалась прямо на подушке. Когда он аккуратно подтянул одеяло к ее подбородку, Кэти обиженно заморгала глазами.
— У меня болит голова, — заявила она, словно видела в этом и его вину. Он улыбнулся с неожиданной теплотой и обаянием.
— Я тебя вылечу, — пообещал он, шутливо проводя пальцем по ее точеному носику. — Эх ты, совсем пить не умеешь.
Не успела Кэти сонно нахмуриться, как он уже ушел, чтобы через пару минут вернуться с бокалом для бренди, полным какой-то бурой смеси, очень подозрительной на вид.
o — На, выпей, — он присел на край постели и протянул ей бокал.
Кэти приподнялась на локтях. Малейшее усилие стоило ей очередного приступа тошноты.
— Что это такое? — подозрительно спросила она.
— Клин клином вышибают. Здесь виски и еще кое-что. Выпей, моя любимая.
Он обнял ее за спину, помогая держаться прямо, и поднес бокал к ее губам. Кэти, зажмурив глаза, проглотила жидкость. Отвратительный вкус заставил ее закашляться. Но когда бунт в ее желудке утих и она снова растянулась на постели, ей пришлось признать, что она действительно чувствует себя лучше.
Казалось, что она просто парит в пространстве, не ощущая веса своего тела. Вдруг она услышала, как скрипнули пружины кровати — это поднялся на ноги Джон.
— Не уходи, — пробормотала Кэти, едва размыкая слипающиеся глаза. — Пожалуйста.
— Я не уйду, — пообещал Джон.
Глядя на засыпающую жену, он поморщился, словно от зубной боли. Вопреки строжайшим запретам, принятым им самим, она могла вертеть им, как будто он был тряпичной игрушкой. Он подошел к камельку и невидящими глазами смотрел сквозь пламя, не уставая поражаться, до каких несуразностей может дойти человек, охваченный любовной страстью.
Спустя пару часов Кэти разбудил треск лопнувшей головешки. Спальня была погружена в темноту и населена таинственными тенями. В воздухе витал легкий запах табачного дыма, сразу же напомнивший ей о муже. События этой ночи припоминались Кэти очень смутно, но в ее памяти всплыло, как нежно он ее раздевал, а потом называл своей любимой. Любимой. Она довольно улыбнулась.
Ее внимание привлек яркий оранжевый огонек на кончике сигары. Она напрягла зрение и едва разглядела длинную худощавую тень, сгорбившуюся в кресле перед камином.
— Джон? — выдохнула она, наверняка зная, что здесь не могло быть никого, кроме него.
Сигара полетела в камин, а темная фигура, поднявшись на ноги, пересекла спальню и остановилась у ее постели. Это и в самом деле был Джон.
— Как ты себя чувствуешь? — тихо спросил он.
— Одиноко. — Кэти сопроводила свою жалобу глубоким вздохом Она больше не видела надобности скрывать от него свою любовь, коль скоро он сам признался ей в этом. Любимая… Любимая… Эти слова отзывались внутри нее благословенным эхом.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Джон после долгой паузы. Он говорил сухо, словно защищаясь от незаслуженного обвинения. Кэти хотелось разглядеть выражение его лица, но в спальне было слишком темно. Ах, все равно еще будет завтрашний день, чтобы говорить о любви от рассвета до сумерек. А сейчас Кэти желала более осязаемых доказательств.
— И к тому же мне холодно, — жалобно прошептала Кэти, и ее рука, выскользнув из-под одеяла, поползла вверх по его бедру. — Разве ты меня не согреешь?
— Господи, Кэти, ты до сих пор пьяна, — простонал он. Кэти улыбнулась в темноту. Да, она была пьяна. Пьяна хмельным нектаром его любви. Она передвинула руку еще выше, дразня пальцами выпуклость на его брюках. Он начал пятиться назад, но потом замер на месте. Он что-то прохрипел и своей рукой крепко прижал к себе ее нежную ладонь.
— Я тебя хочу, — придушенно произнес он. Растопыренные пальцы Кэти месили тонкое сукно его брюк. Она прикоснулась к гладкой на ощупь пуговице и высвободила ее из петли, а затем проделала то же самое с ее ближайшей соседкой. Ее холодные пальчики проникли внутрь и начали поглаживать его горячую плоть.
— Боже, — простонал он, опускаясь на постель рядом с нею. Теперь их слиянию препятствовало толстое атласное одеяло, и Джон нетерпеливо отшвырнул его в сторону, одновременно ловя жадным ртом ее губы. По его оплетенному мышцами телу пробегала судорожная дрожь, вызванная ее близостью.
Даже сквозь ткань сорочки его пальцы оставляли огненные следы на ее груди, на бедрах, плечах, животе. Она рванула ворот его рубашки так, что пуговицы, треща, посыпались на пол, открывая доступ к его заросшей темными волосами груди. Она оторвалась от его губ и принялась осыпать жаркими поцелуями мускулистое тело. Дыхание застревало у Джона в горле, словно воздух в спальне внезапно превратился в густую, тягучую субстанцию, наподобие расплавленного свинца.
Вдруг Джон резко выпрямился, и Кэти, чьи руки обнимали теперь пустоту, разочарованно вскрикнула.
— Дорогой? — Она на коленях поползла вслед за ним на край постели.
— Мне надо снять эти чертовы ботинки, — пояснил он, яростно дергая за концы шнурков. Кэти прижалась грудью к стальным мышцам на его спине, и Джон, не выдержав, со стоном оставил шнурки и пригнул к себе ее голову, приникнув к ней обжигающим поцелуем. Ботинки со стуком полетели на пол; Джон, словно подброшенный пружиной, вскочил на ноги, чтобы сорвать с себя оставшуюся одежду.
Кэти отдавалась ему, охваченная бурным экстазом. Она выгибалась дугой под тяжестью его тела, перемалывая свою нежность
в жерновах налитых силой мышц. Он задыхался, его сердце колотилось так сильно, что было похоже, будто между их телами кто-то бьет в барабан. Он взял ее три раза — без передышки. Когда наконец он обессиленно замер, нежно поглаживая рукой ее волосы, Кэти чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Блуждая, ее пальцы коснулась его щеки, и, не успев поделиться с ним своим блаженством, она погрузилась в глубокий сон.
Джон тоже уснул, но не так крепко, как Кэти. Он проснулся с первыми лучами солнца, проникшими в комнату. Он медленно провел рукой по ее шелковистой коже, но, не вызвав у спящей никакого отклика, оперся на локоть и начал пристально изучать нежные, плененные Морфеем черты девичьего лица. Он размышлял о невероятном счастье, дарованном ему этой ночью, и сам удивлялся глубине собственной страсти. Никогда в жизни он не испытывал ничего подобного, хотя бы отдаленно напоминающего эту ночь.
Солнечный блик коснулся завитка ее волос, превратив его в мерцающий золотой слиток. Джон поднес этот локон к губам, он ощущал пальцами его податливую упругость, вдыхал в себя его хрупкий апельсиновый аромат. Вдруг он замер, словно пораженный громом. Он вел себя как какой-то полоумный мальчишка. Ночью он был слеп ко всему, кроме ее красоты и сжигавшего его тело желания. Рассвет принес ему долгожданное отрезвление. Джон возблагодарил Бога за то, что Кэти еще спала. Иначе он бы наверняка, стоя на коленях, излил ей всю свою душу. Черт возьми, она бы получила от этого немалое удовольствие! Ее месть свершилась бы в полной мере.
Джон вскочил с постели и собрал свою одежду, разбросанную по всей спальне. Глубокие складки залегли на его лбу. Ему нужно время, чтобы все хорошенько обдумать, прежде чем снова встретиться с Кэти. Отношениям двух счастливых влюбленных, возникшим между ними прошлой ночью, должен быть положен конец. Он не имеет права забывать ее предательство. Натянув брюки, он не стал утруждать себя возней с прочими деталями туалета и тихо выскользнул из комнаты.
Когда Кэти проснулась, день был в самом разгаре, пели птицы, солнце сияло высоко в небе. Она сонно ворочалась, ощущая досадную утрату теплого тела, гревшего ее в своих объятиях всю ночь. Кэти, моргая, открыла глаза и любовно прижалась лицом к вмятинке на соседней подушке. Джон, должно быть, уже ушел
на плантацию. Он, наверное, считает ее ужасной лентяйкой! Но это не важно. Джон любил ее. Своей хрустальной чистотой эта мысль затмевала все прочие недобрые воспоминания. Могла ли она сомневаться в нем и в его сумасшедшей страсти? Но мало-помалу, более подробно восстановив в своей голове ход вчерашних событий, Кэти нахмурила лоб. Она вспомнила, как они после бала возвращались домой в карете. Жестокое насилие Джона над ее телом всплыло в ее памяти со всеми отвратительными подробностями. Боже, как он мог сделать это? Ведь он ее любил. Любил? Действительно ли он сказал, что любит ее, или она только вообразила это, торопливо подменив реальность желанным вымыслом? Она сосредоточилась, пытаясь вспомнить. Глубокий румянец залил ее лицо до самых корней волос, когда некоторые подробности ее вчерашнего поведения предстали перед ней во всей неприглядной красе. Господи, она вела себя словно сука во время течки, практически умоляя его с ней совокупиться! Она вспомнила, с каким бесстыдством она осыпала каждую частичку его тела жаркими поцелуями, и ей от стыда захотелось провалиться свозь землю.
Он ее не любил. Он недвусмысленно подтвердил это, зверски изнасиловав ее в карете. Шампанское, поглощенное ею, вкупе со взвинченным настроением, в котором она пребывала, заставило ее нафантазировать невесть что. Теперь он, должно быть, смеется над ней! Смеется и презирает! Или, что еще хуже, просто не думает об этом. Такие ночи наверняка были ему не в диковинку, чтобы он лелеял воспоминания о них.
Негромкий стук в дверь прервал самобичевание Кэти. Она вздохнула поглубже, желая выглядеть спокойной.
— Да?
— Пора вам вставать, мисс Кэти, — добродушно проворчала Марта, открывая дверь. — Мастер Джон сказал, чтобы я дала вам выспаться, но всему нужна мера. Мастер Крэй ревет в три ручья, словно его не кормили целую неделю.
— Ты видела Джона этим утром? — спросила Кэти с подчеркнутым равнодушием.
— Да! Ну и встрепенутым же он выглядел! Вы, должно быть, как следует разогнали в нем кровь.
Кэти почувствовала, как на ее щеках выступает предательский румянец. Марта верно подметила — она разогнала в нем кровь! Унижение горьким комком желчи стояло у нее в горле, а
от добродушных шуточек Марты у девушки на душе становилось еще горше.
— Он пошел на плантацию? — Она должна была знать, когда ей предстоит повторная встреча с Джоном, чтобы к ней подготовиться.
Марта удивленно расширила глаза:
— Да нет, голубушка, он сказал, что ему нужно съездить в Атланту. По делам. Он сказал, что его не будет неделю. Разве он вам этого не говорил?
Голос Марты стал участливым, словно она стала подозревать что-то неладное. Кэти приложила все силы, чтобы ответить ей беспечной улыбкой.
— Ах да, конечно, говорил. Я просто забыла, — соврала она. — Так ты говоришь, что Крэй проголодался? Бедный малыш! Неси его сюда, я его накормлю.
Остаток дня Кэти провела как сомнамбула. Она улыбалась, она играла с Крэем, она как ни в чем не бывало беседовала с Мартой, но все это время в ее голове пульсировала только одна мысль: Джон был настолько к ней безразличен, он с таким равнодушием воспринял все происшедшее между ними прошлой ночью, что смог укатить в Атланту, даже не попрощавшись с ней.
Перед ужином, когда Кэти вместе с Крэем прогуливалась по саду, она услышала, как к воротам усадьбы подъехала чья-то карета. «Ну почему именно сейчас?» — уныло подумала она, настраиваясь на обмен светскими любезностями и сплетнями с одной из своих соседок. Покраснев, Кэти поняла, что кое-какие любопытные расспросы будут касаться и ее собственной персоны. И какого черта ей взбрело в голову флиртовать с этим Харрисоном!..
— Вас хотят видеть, мисс Кэти. — Из-за розовых куп показался Петершэм, чей голос звучал явно неодобрительно.
— Кто это? — Кэти была озадачена его тоном.
— Какой-то джентльмен, мисс Кэти. Он не назвался.
Чем и заслужил неодобрение Петершэма, мысленно завершила Кэти этот простенький силлогизм. Она очень надеялась, что этим джентльменом не окажется Пол Харрисон, явившийся с извинениями или, что еще хуже, с намерениями завязать знакомство прочнее. Она подхватила Крэя на руки и прошла в дом вслед за Петершэмом, который указал ей на дверь гостиной.
— Я проводил его сюда, мисс Кэти. В случае чего, я — неподалеку.
Чудак, неужели он думает, что этот человек нападет на нее в ее собственном доме? Нахмурившись, Кэти толкнула дверь. Одетый в дорожное платье седовласый джентльмен стоял посреди комнаты к ней спиной. Услышав, как открывается дверь, он медленно повернулся. Кэти сразу же узнала его. Радостный крик вырвался из ее горла, и она бегом кинулась к нему в объятия.
— Папа! Ах, папа, я так рада, что ты здесь!
Глава 17
— Вы уверены, что поступаете правильно, мисс Кэти? — очень обеспокоенно проговорила Марта, выливая очередной таз с горячей водой в исходящую паром ванну.
— Да, Марта, уверена, — твердо ответила Кэти. В душе она вовсе не испытывала той решимости, которую демонстрировала перед своей няней. Часть ее существа страстно рвалась, схватив в одну руку Крэя, а в другую — свой чемодан, лететь назад в Вудхэм — к Джону — словно на крыльях, внезапно выросших на ее ногах. Но это была слабая, мягкая, женская часть ее существа. Все остальное — ее гордость, ее чувство собственного достоинства и, наконец, здравый смысл — говорило о том, что пришло время окончательно сжечь за собой мосты. Джон ее не любил, предоставив тому более чем убедительные доказательства. Было бы глупостью — нет, сумасшествием — оставаться рядом с таким человеком. Она должна уехать, покуда у нее достает на это воли и покуда она не забеременела во второй раз.
Представляя себе реакцию Джона на ее бегство, Кэти судорожно сглатывала. Но, к счастью, до нее вряд ли докатятся отголоски устроенного им светопреставления. К тому времени, как Джон возвратится в Вудхэм, «Единорог» будет уже далеко в море. Он сказал, что его не будет неделю, а два дня уже миновало. Пройдет еще два, и «Единорог» отплывет в Англию.
Все складывалось удачно, и казалось, что ей помогает само Провидение. Если бы не отец, она бы ни за что не сумела устроить отъезд в подходящее для себя время. Но у сэра Томаса на борту «Единорога» уже была зарезервирована одна каюта, а с его влиянием было нетрудно выхлопотать еще две — для нее и для Марты.
Кое-что в поведении отца озадачивало Кэти. Он испытывал настоящее волнение, как будто был в чем-то виноват, и долго не мог поверить, что ей и ее ребенку не было причинено никакого вреда. Он даже допросил Марту, скрупулезно выспрашивая у нее каждую мелочь о пребывании его дочери в Вудхэме, и когда старушка без обиняков заявила, что капитан Хейл вел себя как примерный муж, сэр Томас погрузился в мрачную задумчивость. Когда Кэти объявила о своем намерении покинуть Вудхэм, не дожидаясь возвращения Джона, сэр Томас согласился на это с большой неохотой. Он сдался только тогда, когда Кэти, не выдержав, расплакалась у него на плече.
И вот она находилась в роскошной каюте на борту британского судна. Ее сын сладко дремал у нее на руках, заботливая няня была рядом, а любящий отец простирал над ними свое покровительство. Но тогда почему она чувствовала себя такой несчастной?
— Миссис Кэти, может быть, вы все-таки передумаете, пока не поздно? — завела Марта свою волынку.
— Нет, Марта, не передумаю, — Кэти уже устала от бесконечных дискуссий на эту тему. — Нам лучше вернуться в Англию по тысяче разных причин, о которых ты ничего не знаешь.
Вместо того чтобы сдаться, Марта просто переменила направление атаки, перейдя на доверительное «ты».
— Голубка, ты разобьешь бедняге сердце. Он по тебе с ума сходит.
Кэти сделала вид, что ее внимание поглощено Крэем, который беспокойно зашевелился во сне. Старушка не уступала.
— Капитан Хейл — прекрасный муж, миссис Кэти. Другого такого вы не найдете.
Кэти не смогла удержаться, чтобы не ответить на это.
— Капитан Хейл похитил меня, изнасиловал, и я зачала от него ребенка. После этого он бросил меня и вернулся только затем, чтобы отомстить за какую-то выдуманную в белой горячке обиду. Вот уж, прекрасный муж, другого такого действительно не найти!
— И все-таки он ваш муж, миссис Кэти, хотите вы этого или нет. Перед Богом и перед людьми. Покидать его — грех.
— Ах, Марта, пожалуйста, помолчи! — сердито крикнула Кэти. Ее резкий голос напугал Крэя, и он широко распахнул свои голубые глаза. Затем маленькая копия лица Джона зловеще сморщилась, и Крэй издал пронзительный вопль.
— Тихо, мой миленький, мамочка тебя успокоит. Ш-ш-ш, тихо, мой хороший мальчик, — ворковала Кэти, покачивая ребенка в такт словам. На Марту был брошен испепеляющий взгляд, который как бы говорил: «Вот, посмотри, что ты наделала». Однако старушка не выглядела раскаявшейся. С каменным выражением на лице она выкладывала из сундучка купальные принадлежности Кэти.
Наконец рыдания Крэя перешли в тихие всхлипывания, а потом и вовсе утихли. Кэти медленно подошла к кровати, держа его на руках. Ребенка надо было укладывать на постель очень тихо и осторожно, чтобы он снова не разревелся. Он капризничал весь день, и Кэти уже порядком устала его успокаивать. Можно было предположить, что перемена обстановки пришлась ему не по вкусу, на что и указала ей Марта чуть ли не со злорадством.
Кэти положила Крэя на животик рядом со стенкой, чтобы он не упал, и накрыла его вышитым одеяльцем, захваченным ею с собой из Вудхэма. Как бы ни любила она своего ребенка, но иногда ей очень хотелось, чтобы он наконец уснул. Над ванной призывно курились облачка пара, и Кэти не терпелось, забравшись в воду, всласть понежить затекшие мускулы.
Помогая Кэти раздеваться, Марта не проронила ни слова. Кэти знала, что причиной этой странной немоты не являюися те доводы, которые она расточала, стараясь убедить нянюшку в своей правоте. Марта просто боялась разбудить Крэя. Вскоре старушка снова начнет брюзжать и не успокоится до тех пор, пока «Единорог» не будет далеко в море.
Горячая вода подействовала на Кэти самым чудесным образом. Она погрузилась в ванну до самого подбородка, вдыхая нежный аромат жимолости. Она закрыла глаза, чтобы ничто не могло помешать ей наслаждаться первыми мгновениями тишины и покоя, которые она улучила за целый день. Вдруг на угольно-черной изнанке ее сомкнутых ресниц возникло смуглое мужское лицо, очерченное по-орлиному резко. Кэти торопливо открыла глаза. Нельзя позволять себе думать о Джоне.
Вооружившись губкой и куском мыла, Кэти начала энергично тереть руки и ноги. Один непослушный вихор выскользнул из узла волос, собранного на ее макушке, и она нетерпеливо заправила его на место. Под конец она тщательно намылила лицо, а затем смыла с себя всю пену. Марта уже стояла рядом — с полотенцем наготове.
Кэти выбралась из ванной, закуталась в пушистое полотенце, и вдруг в этот момент дверь в каюту распахнулась с такой силой, что едва не слетела с петель. Кэти вскрикнула и прижала полотенце покрепче к груди. Марта остолбенела, а малютка Крэй, чей сон был нарушен, испуганно заморгал глазами и приготовился зареветь.
Ужас, сковавший Кэти, был столь велик, что она даже не подумала о Крэе. Человеком, который мрачно уставился на нее с порога, был Джон. С его шляпы стекала вода, его одежда промокла до нитки; было видно, как за его спиной хлещет дождь, отчего темная ночь казалась еще темнее Его губы были твердо сжаты, а в глазах горело невысказанное возмущение
— Добрый вечер, Кэти, — насмешливо сказал он — Приятно видеть, что и без меня тебе обеспечен превосходный комфорт. — Он обежал взглядом импровизированный наряд, который едва прикрывал ее тело, блестевшее от капелек воды.
В свою очередь Кэти бегло осмотрела Джона. Он был одет подорожному: темные бриджи, плащ с капюшоном, доходивший до самых колен, высокие сапоги и широкополая шляпа. Было похоже, что он только что прискакал из Атланты, обнаружил ее исчезновение и каким-то образом сумел выследить ее на борту «Единорога». У Кэти пересохло во рту. Все ее планы и приготовления могли оказаться напрасными. Впрочем, наверное, она зря волновалась Это было британское судно, а ее отец находился в соседней каюте. Джон не мог увести ее с собой силой.
— Да, Марта, уверена, — твердо ответила Кэти. В душе она вовсе не испытывала той решимости, которую демонстрировала перед своей няней. Часть ее существа страстно рвалась, схватив в одну руку Крэя, а в другую — свой чемодан, лететь назад в Вудхэм — к Джону — словно на крыльях, внезапно выросших на ее ногах. Но это была слабая, мягкая, женская часть ее существа. Все остальное — ее гордость, ее чувство собственного достоинства и, наконец, здравый смысл — говорило о том, что пришло время окончательно сжечь за собой мосты. Джон ее не любил, предоставив тому более чем убедительные доказательства. Было бы глупостью — нет, сумасшествием — оставаться рядом с таким человеком. Она должна уехать, покуда у нее достает на это воли и покуда она не забеременела во второй раз.
Представляя себе реакцию Джона на ее бегство, Кэти судорожно сглатывала. Но, к счастью, до нее вряд ли докатятся отголоски устроенного им светопреставления. К тому времени, как Джон возвратится в Вудхэм, «Единорог» будет уже далеко в море. Он сказал, что его не будет неделю, а два дня уже миновало. Пройдет еще два, и «Единорог» отплывет в Англию.
Все складывалось удачно, и казалось, что ей помогает само Провидение. Если бы не отец, она бы ни за что не сумела устроить отъезд в подходящее для себя время. Но у сэра Томаса на борту «Единорога» уже была зарезервирована одна каюта, а с его влиянием было нетрудно выхлопотать еще две — для нее и для Марты.
Кое-что в поведении отца озадачивало Кэти. Он испытывал настоящее волнение, как будто был в чем-то виноват, и долго не мог поверить, что ей и ее ребенку не было причинено никакого вреда. Он даже допросил Марту, скрупулезно выспрашивая у нее каждую мелочь о пребывании его дочери в Вудхэме, и когда старушка без обиняков заявила, что капитан Хейл вел себя как примерный муж, сэр Томас погрузился в мрачную задумчивость. Когда Кэти объявила о своем намерении покинуть Вудхэм, не дожидаясь возвращения Джона, сэр Томас согласился на это с большой неохотой. Он сдался только тогда, когда Кэти, не выдержав, расплакалась у него на плече.
И вот она находилась в роскошной каюте на борту британского судна. Ее сын сладко дремал у нее на руках, заботливая няня была рядом, а любящий отец простирал над ними свое покровительство. Но тогда почему она чувствовала себя такой несчастной?
— Миссис Кэти, может быть, вы все-таки передумаете, пока не поздно? — завела Марта свою волынку.
— Нет, Марта, не передумаю, — Кэти уже устала от бесконечных дискуссий на эту тему. — Нам лучше вернуться в Англию по тысяче разных причин, о которых ты ничего не знаешь.
Вместо того чтобы сдаться, Марта просто переменила направление атаки, перейдя на доверительное «ты».
— Голубка, ты разобьешь бедняге сердце. Он по тебе с ума сходит.
Кэти сделала вид, что ее внимание поглощено Крэем, который беспокойно зашевелился во сне. Старушка не уступала.
— Капитан Хейл — прекрасный муж, миссис Кэти. Другого такого вы не найдете.
Кэти не смогла удержаться, чтобы не ответить на это.
— Капитан Хейл похитил меня, изнасиловал, и я зачала от него ребенка. После этого он бросил меня и вернулся только затем, чтобы отомстить за какую-то выдуманную в белой горячке обиду. Вот уж, прекрасный муж, другого такого действительно не найти!
— И все-таки он ваш муж, миссис Кэти, хотите вы этого или нет. Перед Богом и перед людьми. Покидать его — грех.
— Ах, Марта, пожалуйста, помолчи! — сердито крикнула Кэти. Ее резкий голос напугал Крэя, и он широко распахнул свои голубые глаза. Затем маленькая копия лица Джона зловеще сморщилась, и Крэй издал пронзительный вопль.
— Тихо, мой миленький, мамочка тебя успокоит. Ш-ш-ш, тихо, мой хороший мальчик, — ворковала Кэти, покачивая ребенка в такт словам. На Марту был брошен испепеляющий взгляд, который как бы говорил: «Вот, посмотри, что ты наделала». Однако старушка не выглядела раскаявшейся. С каменным выражением на лице она выкладывала из сундучка купальные принадлежности Кэти.
Наконец рыдания Крэя перешли в тихие всхлипывания, а потом и вовсе утихли. Кэти медленно подошла к кровати, держа его на руках. Ребенка надо было укладывать на постель очень тихо и осторожно, чтобы он снова не разревелся. Он капризничал весь день, и Кэти уже порядком устала его успокаивать. Можно было предположить, что перемена обстановки пришлась ему не по вкусу, на что и указала ей Марта чуть ли не со злорадством.
Кэти положила Крэя на животик рядом со стенкой, чтобы он не упал, и накрыла его вышитым одеяльцем, захваченным ею с собой из Вудхэма. Как бы ни любила она своего ребенка, но иногда ей очень хотелось, чтобы он наконец уснул. Над ванной призывно курились облачка пара, и Кэти не терпелось, забравшись в воду, всласть понежить затекшие мускулы.
Помогая Кэти раздеваться, Марта не проронила ни слова. Кэти знала, что причиной этой странной немоты не являюися те доводы, которые она расточала, стараясь убедить нянюшку в своей правоте. Марта просто боялась разбудить Крэя. Вскоре старушка снова начнет брюзжать и не успокоится до тех пор, пока «Единорог» не будет далеко в море.
Горячая вода подействовала на Кэти самым чудесным образом. Она погрузилась в ванну до самого подбородка, вдыхая нежный аромат жимолости. Она закрыла глаза, чтобы ничто не могло помешать ей наслаждаться первыми мгновениями тишины и покоя, которые она улучила за целый день. Вдруг на угольно-черной изнанке ее сомкнутых ресниц возникло смуглое мужское лицо, очерченное по-орлиному резко. Кэти торопливо открыла глаза. Нельзя позволять себе думать о Джоне.
Вооружившись губкой и куском мыла, Кэти начала энергично тереть руки и ноги. Один непослушный вихор выскользнул из узла волос, собранного на ее макушке, и она нетерпеливо заправила его на место. Под конец она тщательно намылила лицо, а затем смыла с себя всю пену. Марта уже стояла рядом — с полотенцем наготове.
Кэти выбралась из ванной, закуталась в пушистое полотенце, и вдруг в этот момент дверь в каюту распахнулась с такой силой, что едва не слетела с петель. Кэти вскрикнула и прижала полотенце покрепче к груди. Марта остолбенела, а малютка Крэй, чей сон был нарушен, испуганно заморгал глазами и приготовился зареветь.
Ужас, сковавший Кэти, был столь велик, что она даже не подумала о Крэе. Человеком, который мрачно уставился на нее с порога, был Джон. С его шляпы стекала вода, его одежда промокла до нитки; было видно, как за его спиной хлещет дождь, отчего темная ночь казалась еще темнее Его губы были твердо сжаты, а в глазах горело невысказанное возмущение
— Добрый вечер, Кэти, — насмешливо сказал он — Приятно видеть, что и без меня тебе обеспечен превосходный комфорт. — Он обежал взглядом импровизированный наряд, который едва прикрывал ее тело, блестевшее от капелек воды.
В свою очередь Кэти бегло осмотрела Джона. Он был одет подорожному: темные бриджи, плащ с капюшоном, доходивший до самых колен, высокие сапоги и широкополая шляпа. Было похоже, что он только что прискакал из Атланты, обнаружил ее исчезновение и каким-то образом сумел выследить ее на борту «Единорога». У Кэти пересохло во рту. Все ее планы и приготовления могли оказаться напрасными. Впрочем, наверное, она зря волновалась Это было британское судно, а ее отец находился в соседней каюте. Джон не мог увести ее с собой силой.