Страница:
Она вышла за дверь. Свет, горевший теперь в офисе, проникал в коридор. Соседним помещением была лаборатория. Ее дверь была тоже открыта, и, заглянув туда, Молли не увидела ничего, кроме металлических стеллажей. Находившаяся напротив операционная тоже была пуста, если не считать забытого на гидравлическом крюке под потолком ремня. Послеоперационная была завалена мешками с теперь уже ненужным кормом.
Серия глухих ударов и тихое ржание привели Молли ко второму стойлу. Молодая гнедая кобылка, спокойно жующая корм, подняла на Молли нежный взгляд своих темных глаз.
Кобыла была породистой, по возрасту годной к скачкам – может быть, трех-четырех лет от роду. Лошадей таких размеров, масти и возраста трудно отличить от других, им подобных, если только не знать их как следует. Молли не могла сказать с уверенностью, но ей все-таки казалось, что эту лошадь она раньше не видела.
Она не думала, что эта лошадь принадлежит Уайландским конюшням. Но, даже если предположить, что она ошибалась, уместен был вопрос: почему эта кобыла здесь, в госпитале?
Оглядев стойло, Молли убедилась, что на полу не было навозных куч. Значит, лошадь поместили сюда совсем недавно.
– Привет, малышка. – Молли зашла в стойло, двигаясь осторожно, чтобы не вспугнуть кобылу. Она коснулась ее гривы, потом провела рукой по шее, и кобылка покачала головой.
В последнее время Молли так часто приходилось проверять губную татуировку, что это вошло у нее в привычку. Она нежно провела рукой по лошадиной морде, бормоча какие-то утешительные слова, и оттянула нижнюю губу.
У кобылы не было татуировки. Губа была чистой.
Всем лошадям ежегодно, в обязательном порядке, наносили татуировку с целью их идентификации. Если у этой кобылы татуировки нет, значит, дело было нечисто.
Молли зафиксировала в памяти эту важную деталь и вышла из стойла. Вернувшись в офис, она первым делом полезла в сумочку за клочком бумаги, на котором Уилл оставил номер своего мобильного телефона. Потом погасила свет.
И только после этого позвонила Уиллу.
38
39
40
Отсутствие Уилла она переживала как физическую боль, которая никак не отступала, хотя она и старалась не поддаваться ей. Впервые в жизни ей не удавалось загнать неприятные мысли в ту черную дыру, куда она прятала мрачные воспоминания. Боль, которую она не могла подавить, казалось, поселилась в ней навечно.
Братья и сестры тоже скучали по Уиллу, но, к немалому удивлению Молли, острее всех переживал разлуку Майк. Мальчик сначала хандрил, потом стал злиться и наконец замкнулся в себе. Молли заподозрила, что он опять связался с дурной компанией, и с ужасом думала о том, чем все это может кончиться.
Разговоры с Майком были пустой тратой времени. Он или оставался глух к ее словам, или огрызался на любое замечание.
Тревор бросил Эшли и начал ухаживать за Бет Ocборн, так что к печалям Молли добавились переживания сестры. Молли вынуждена была признать, что Эшли, не в пример ей, стойко переносила душевную травму.
Было совершено очередное нападение на лошадь – на этот раз в полях фермы Кловерлот. Полицейские связались с Томом Крамером, сообщив, что вновь хотят встретиться с Майком. Приезжали представители полиции штата. К счастью, у Майка было железное алиби: в ночь нападения он находился дома, в постели. Все четверо родственников могли это подтвердить.
Джимми Миллер и Торнтон Уайланд наперебой приглашали ее на свидания. Звонили и несколько друзей Торнтона, с которыми она познакомилась на вечеринке в доме Уайландов. Молли всем отвечала отказом. Настроение ее в эти дни было таково, что ей до конца дней своих не хотелось видеться ни с одним мужчиной.
Если не испытывать к ним никаких чувств – тогда зачем встречаться? А если любить… нет. Любовь к мужчине несла с собой нестерпимую боль.
Во вторую и третью недели ноября лексингтонский охотничий клуб объявил сезон охоты, и по полям носились оголтелые любители этого удовольствия в погоне за несуществующей лисицей. Ежегодное появление в округе разодетых в алое охотников было неизменным предвестником холодной погоды. Действительно, температура резко понизилась. Деревья сбросили последнюю листву, а сочная трава пожухла и превратилась в коричневую. Пейзаж стал по-зимнему унылым, и это как нельзя более соответствовало настроению Молли. Казалось, солнце уже никогда не выглянет. Самым светлым пятном было радостное известие о том, что Сьюзан дали роль в школьной театральной постановке «Мудрец из страны Оз». Она играла злую ведьму. Самая большая трудность, по словам Сьюзан, была связана с ведром воды. Девочка, игравшая роль Дороти, все время швыряла его мимо, и Сьюзан никак не удавалось убедительно умереть, не будучи даже смоченной водой.
Была среда, Молли на кухне готовила яйца к ужину, вполуха прислушиваясь к тому, как Сьюзан репетировала роль. Сэм делал домашнее задание, сидя за столом. Эшли и Майк разбрелись по своим комнатам, тоже занимаясь уроками. В пятницу Эшли предстояла большая контрольная по химии, и отличная отметка была ей необходима. У Майка тоже надвигался зачет по общественным наукам. Молли была бы счастлива, если бы он принес хотя бы удовлетворительную отметку.
Серия глухих ударов и тихое ржание привели Молли ко второму стойлу. Молодая гнедая кобылка, спокойно жующая корм, подняла на Молли нежный взгляд своих темных глаз.
Кобыла была породистой, по возрасту годной к скачкам – может быть, трех-четырех лет от роду. Лошадей таких размеров, масти и возраста трудно отличить от других, им подобных, если только не знать их как следует. Молли не могла сказать с уверенностью, но ей все-таки казалось, что эту лошадь она раньше не видела.
Она не думала, что эта лошадь принадлежит Уайландским конюшням. Но, даже если предположить, что она ошибалась, уместен был вопрос: почему эта кобыла здесь, в госпитале?
Оглядев стойло, Молли убедилась, что на полу не было навозных куч. Значит, лошадь поместили сюда совсем недавно.
– Привет, малышка. – Молли зашла в стойло, двигаясь осторожно, чтобы не вспугнуть кобылу. Она коснулась ее гривы, потом провела рукой по шее, и кобылка покачала головой.
В последнее время Молли так часто приходилось проверять губную татуировку, что это вошло у нее в привычку. Она нежно провела рукой по лошадиной морде, бормоча какие-то утешительные слова, и оттянула нижнюю губу.
У кобылы не было татуировки. Губа была чистой.
Всем лошадям ежегодно, в обязательном порядке, наносили татуировку с целью их идентификации. Если у этой кобылы татуировки нет, значит, дело было нечисто.
Молли зафиксировала в памяти эту важную деталь и вышла из стойла. Вернувшись в офис, она первым делом полезла в сумочку за клочком бумаги, на котором Уилл оставил номер своего мобильного телефона. Потом погасила свет.
И только после этого позвонила Уиллу.
38
Уилл приехал минут через пятнадцать, Молли ждала его у обочины дороги. Она вышла из тени и помахала ему рукой. Машина остановилась. Из нее вышел Уилл.
Он выслушал ее рассказ и взглянул в сторону госпиталя, на который она указала пальцем.
– Поехали, – сказала Молли, сгорая от нетерпения показать ему то, что увидела.
– Я пойду. Один. А ты останешься ждать здесь, в машине, – тоном, не терпящим возражений, заявил Уилл.
Вглядевшись в его лицо, она не обнаружила в нем и следа от того обаятельного и нежного мужчины, в которого была влюблена. Взгляд его был суров, рот плотно сжат.
– Но… – начала было Молли, но Уилл оборвал ее на полуслове, крепко взяв за руку и насильно усадив в машину. Потом он полез в отделение для перчаток и достал оттуда пистолет.
У Молли широко раскрылись глаза. Ее мужчина, агент ФБР, был вооружен.
Уилл бросил ей на колени ключи от машины.
– Как только я уйду, закроешь все двери. Оставайся в машине. Если заметишь что-нибудь подозрительное, уезжай. Если через пятнадцать минут меня не будет, все равно уезжай. Только не домой. Езжай в полицейский участок в Версаль. И, что бы ни случилось, не вылезай из машины и никого не впускай. Поняла?
Молли кивнула. С пистолетом в руке Уилл показался ей чужим. Молли вспомнила о том, что он федеральный агент и занимается серьезным делом.
Может быть, даже опасным для жизни.
– Будь осторожен, – сказала она.
Он кивнул и захлопнул дверцу машины.
Молли проследила за тем, как он движется по заросшей тропинке в сторону заброшенного госпиталя, и вскоре он исчез из виду.
Ровно через двенадцать с половиной минут – все это время Молли сидела, уставившись на циферблат часов на приборной доске – Уилл показался на тропинке. Он пробирался сквозь заросли травы, одновременно разговаривая по мобильному телефону.
Дойдя до машины, он еще с минуту оставался на улице – очевидно, заканчивая разговор. Потом сел за руль.
– Ну? – спросила Молли, когда он потянулся к перчаточному отделению, чтобы вернуть пистолет на место, и положил телефон на консоль между сиденьями.
– Кажется, ты нашла, – без тени улыбки произнес он. – Готов спорить на любые деньга, что эта лошадь и есть то, что мы ищем.
– Да! – торжествующе воскликнула Молли, потрясая кулаком в воздухе. Она удивилась тому, что Уилл не разделяет ее восторга. Он притих, и выражение его лица оставалось мрачным. Молли пришлось напомнить себе о том, что их отношения перешли в другую плоскость. С тех пор как он поцеловал ее в конюшне и она приняла приглашение Торнтона, они обменивались исключительно деловой информацией. Он давал ей списки лошадей для проверки и дважды просил сфотографировать документы своей чудо-ручкой. В тот вечер, когда он заезжал, чтобы взять Майка на баскетбол, он вел себя с ней как со старшей сестрой Майка. Ни больше ни меньше.
Волнение, которое захлестнуло ее в связи с неожиданной находкой, заставило ее забыть обо всем этом. Сдержанное поведение Уилла вернуло ее к реальности.
– Мы чего-то ждем? – озадаченно спросила Молли, видя, что он не заводит машину.
– Мерфи едет сюда, – сказал Уилл. – Я не хочу упускать эту лошадь из виду до тех пор, пока не увижу собственными глазами, что они намерены с ней делать. Как только подъедет Мерфи, я отвезу тебя домой. Потом мне придется вернуться.
Его взгляд упал на ее лицо. Что-то в его выражении озадачило Молли. В ситуации, когда дело, которым он занимался, нашло свою разгадку, он вел себя совсем не так, как она того ожидала.
– Пока мы ждем, – сказал он, – может быть, ты расскажешь мне, каким образом оказалась в этом здании среди ночи.
На дороге показались огни фар, которые яркими лучами прорезали темноту и осветили «таурус». Подъехавший автомобиль остановился сзади.
– Мерфи, – сказал Уилл, вылезая из машины. – Оставайся на месте.
Он вернулся через несколько минут и снова сел за руль. Машина Мерфи отъехала, когда Уилл завел двигатель. Молли вопросительно посмотрела на него.
– Он поищет более подходящее место для парковки. Уилл съехал с обочины, сделал резкий разворот, так что Молли даже удивилась, как это они не рухнули в канаву, и помчался по направлению к ее дому.
– Итак, – произнес он, – расскажи мне все, что произошло, с самого начала. Я полагал, у тебя на сегодняшний вечер было назначено свидание с Торнтоном Уайландом.
– Да, – сказала Молли. – Мы были на приеме в Большом Доме. Я… решила пойти домой пешком. Самый короткий путь – через поля, так я и пошла. Но у меня сломался каблук – на босоножках Эшли, кстати, – и к тому же было прохладнее, чем я ожидала, и, увидев госпиталь, я вспомнила, что там есть телефон. Я решила позвонить Эшли, чтобы она приехала за мной.
– А ты не была уверена в том, что рядом с этом лошадью могли оказаться и люди, для которых появление маленькой глупой девчонки было бы неприятным сюрпризом?
– Не называй меня маленькой глупой девчонкой. – Молли сощурилась.
Уилл виновато вздохнул.
– Извини, – вежливо произнес он. – Я имел в виду большую глупую девчонку. Или женщину. Как тебе больше нравится. Ключевое слово – глупая.
– Я нашла для тебя чужака!
– Да, верно. – Уилл зажег верхний свет и перевел взгляд на нее. – А что с твоим платьем?
Молли оглядела себя. Она забыла о порванной бретельке, забыла о том, что платье свисало с одной стороны, обнажая плечо. Она была одета, но весьма условно.
– Я порвала бретельку, – сказала она.
– Это что, кровь? – Уилл коснулся бурых пятнышек, которыми было усеяно платье. Молли предположила, что удар по носу Торнтона оказался слишком сокрушительным.
– Возможно.
– Тебя ударили? – резко спросил он.
– Это не моя.
– Тогда чья же?
– Торнтона, – неохотно призналась Молли. Взгляд на Уилла словно подтолкнул ее к откровенности. – Хорошо, ты хочешь знать все? Так вот: Торнтон слишком много выпил и попытался поцеловать меня, при этом он порвал мне бретельку платья. Я расквасила ему нос. Потом убежала из его дома. Уже в поле я испугалась и, завидев госпиталь, решила позвонить оттуда Эшли, чтобы она забрала меня на машине. Но вышло так, что я обнаружила лошадь и вместо Эшли позвонила тебе. Большая ошибка с моей стороны.
– Действительно, большая ошибка, – согласился Уилл. Его рот был плотно сжат, а глаза были такими темными, что в них почти не угадывалось синевы.
Уилл издал какой-то неопределенный звук. Молли покосилась на него.
– Значит, ты разбила окно и забралась в здание, – сказал Уилл.
Молли уже рассказала ему эту часть истории, когда звонила по телефону. Она предположила, что и он пробрался внутрь через разбитое окно. Молли кивнула.
– Когда я очутилась в офисе, до меня донесся какой-то шум. Я зажгла свет и пошла на разведку. Там я увидела лошадь.
Выглянув в окно, она обнаружила, что они проезжают мимо ее дома.
– Эй, мы уже проехали, – сказала она.
– Я доставлю тебя домой через минуту. Прежде я хочу закончить разговор, так чтобы нам не мешали дети. – Уилл свернул на грязную дорогу, пролегавшую рядом с домом. Он остановил машину, выключил фары и повернулся лицом к ней.
Луна уже висела прямо над ними, но ее свет не проникал сквозь заросли деревьев. Молли не видела лица Уилла, он казался темной крупной массой, занимавшей соседнее сиденье.
– Позволь, я задам прямой вопрос, – сказал он. – Итак, ты решила идти домой пешком через поля среди ночи. А ты подумала о том, что какой-нибудь проходимец – ну хотя бы тот, кто нападает на лошадей, – может встретиться тебе на пути?
– Я совсем забыла об этом и вспомнила, лишь когда оказалась в поле, – виновато произнесла Молли. – Признаюсь, я занервничала. Поэтому-то и решила непременно залезть в здание, чтобы пробраться к телефону. Мне не хотелось идти домой пешком.
Какое-то мгновение Уилл молчал. Потом продолжил:
– Итак, ты разбила окно, чтобы воспользоваться телефоном. Ты расслышала какие-то звуки в пустом здании. И ты зажгла свет и отправилась на разведку?
– Это была лошадь, – сказала Молли. – Я была почти уверена в этом.
Молли догадалась, что он злится. – Мне даже немного жаль Уайланда. Когда ты принимала его приглашение, тебе следовало бы подумать о последствиях. Вряд ли этот бедный мерзавец рассчитывал схлопотать по носу, вместо того чтобы получить желаемое.
– Иди ты к черту, – сказала Молли, открывая дверцу машины. – Я не обязана все это выслушивать. В конце концов, я не ваша собственность, мистер федеральный агент.
Она вышла из машины, хлопнув дверцей, рассчитывая дойти до дома пешком. В машине погас свет. Уилл тоже вышел из машины и догнал ее.
Он схватил ее за руку. Он был так близко, и даже в темноте Молли могла различить его глаза. Взгляд их был мрачным, пристальным и… сердитым.
– Пусти меня! – крикнула она, пытаясь высвободиться. Нога ее оказалась прижатой к бамперу.
– Ты что, нарочно лезешь на рожон? – с плохо скрываемым раздражением спросил Уилл. – Идешь на свидание с негодяем, который так и ищет случая, чтобы уложить тебя в постель, а ты делаешь вид, будто этого не замечаешь. Потом тащишься домой ночью, одна, по пустынным полям, где бродит маньяк. Ты ведь знаешь, что мы расследуем криминальное дело, я предупреждал тебя об опасности, и ты все равно лезешь в заброшенное здание, заслышав шум, отправляешься на разведку! Ты когда-нибудь встречала такую сумасбродку?
– Ну а тебе-то какое дело? – Она стояла так близко к нему, что ей даже пришлось запрокинуть голову, чтобы увидеть его лицо. Разутая – босоножки она скинула в машине, – она казалась такой маленькой рядом с ним – широкоплечим, высоким, грозным.
Только она ничуть не боялась грозного Уилла Лаймана.
– Какое дело мне? Мне? Вот какое, – сквозь зубы процедил он и поцеловал ее.
Прикосновение его губ растопило гнев Молли, в то время как Уилл, казалось, распалился еще больше. Он всегда был таким сдержанным, таким спокойным, преисполненным важности своего дела. Сегодня впервые она увидела его потерявшим контроль над собой.
Она наконец добилась того, чего так долго желала. Он был взбешен, дрожат от ярости.
Его рот был требовательным и безжалостным, а руки своей мертвой хваткой словно наказывали ее за содеянное. Язык был обжигающе горячим. Сейчас все его действия были пропитаны не техникой исполнения, а живыми эмоциями. Молли содрогнулась, закрыла глаза и отдалась во власть чувств. Она прижалась к нему и целовала его так же неистово, как и он, объятая пламенем рук, которые блуждали по ее телу, теснее прижимая ее к его разгоряченному телу. Когда большие теплые руки легли на ее ягодицы, она застонала. Она едва соображала, что он усаживает ее на капот машины.
Она открыла глаза. Он слегка завалил ее назад, грубо задирая ей юбку. Молли легла на холодный жесткий металл, расставляя ноги для него. Он был в темном костюме и галстуке. Его белоснежная рубашка ярко выделялась в темноте. Лицо же, напротив, оставалось в тени. Ее голые бедра ощущали прикосновение мягкой шерстяной ткани его брюк. Это ощущение заставило ее еще шире расставить нога – настолько оно было волнующим и возбуждающим. Его губы оторвались от ее рта и скользнули вниз – сначала по горлу, потом к груди. Молли крепче прижала его голову к своей груди, направляя его губы к соскам.
Его губы сомкнулись вокруг соска.
Молли закрыла глаза. Застонав, она еще крепче прижала его голову. Его рот был горячим и мокрым, когда он сосал ее грудь, словно младенец. Молли выгнулась, предлагая ему всю себя, без остатка, а он продолжал целовать ее груди, сосать их, дразнить, в то время как она извивалась под ним, словно дикое животное.
Его рука оказалась меж ее бедер, и вот уже она срывала с нее трусики. Он коснулся ее лобка, который напрягся от возбуждения, потом скользнул ниже и глубже.
Молли вцепилась в его плечи, прошептав ему в раскрытые губы свою просьбу. Он склонился над ней, одной рукой упираясь в капот, а другой продолжая овладевать ее телом. Она приподняла бедра в молчаливом призыве – старом как мир.
– Уилл! – выдохнула она.
Он наклонил голову. Его рука с такой силой впилась в ее сосок, что, не сгорай она от страсти, испытала бы дикую боль. Он убрал руку с ее тела. Молли застонала, умоляя вернуть ее назад.
– Люби меня, Уилл, – прошептала она, открывая глаза.
На какое-то мгновение он оказался прямо над ней; взгляд его почти черных глаз был устремлен на нее.
Потом он вошел в нее – горячо и яростно; его резкие и порывистые движения вновь и вновь заставляли ее испытывать экстаз. Молли была пьяна от наслаждения, ее ногти впивались ему в спину сквозь ткань пиджака и рубашки.
– Уилл, Уилл, Уилл, Уилл, Уилл! – кричала она в порыве страсти, пока ее не захлестнуло волной оргазма.
Мучительным стоном он возвестил о том, что и его возбуждение обрело счастливое завершение, и глубоко погрузился в ее дрожащее тело.
Потом Молли лежала под ним, закрыв глаза, опустошенная и безвольная. Она проиграла в этой войне – окончательно и безнадежно. Все в ней – сердце, разум, тело – стало добычей завоевателя. Все отныне принадлежало Уиллу.
Проблема была лишь в том, что Уилл не принадлежал ей.
Он выслушал ее рассказ и взглянул в сторону госпиталя, на который она указала пальцем.
– Поехали, – сказала Молли, сгорая от нетерпения показать ему то, что увидела.
– Я пойду. Один. А ты останешься ждать здесь, в машине, – тоном, не терпящим возражений, заявил Уилл.
Вглядевшись в его лицо, она не обнаружила в нем и следа от того обаятельного и нежного мужчины, в которого была влюблена. Взгляд его был суров, рот плотно сжат.
– Но… – начала было Молли, но Уилл оборвал ее на полуслове, крепко взяв за руку и насильно усадив в машину. Потом он полез в отделение для перчаток и достал оттуда пистолет.
У Молли широко раскрылись глаза. Ее мужчина, агент ФБР, был вооружен.
Уилл бросил ей на колени ключи от машины.
– Как только я уйду, закроешь все двери. Оставайся в машине. Если заметишь что-нибудь подозрительное, уезжай. Если через пятнадцать минут меня не будет, все равно уезжай. Только не домой. Езжай в полицейский участок в Версаль. И, что бы ни случилось, не вылезай из машины и никого не впускай. Поняла?
Молли кивнула. С пистолетом в руке Уилл показался ей чужим. Молли вспомнила о том, что он федеральный агент и занимается серьезным делом.
Может быть, даже опасным для жизни.
– Будь осторожен, – сказала она.
Он кивнул и захлопнул дверцу машины.
Молли проследила за тем, как он движется по заросшей тропинке в сторону заброшенного госпиталя, и вскоре он исчез из виду.
Ровно через двенадцать с половиной минут – все это время Молли сидела, уставившись на циферблат часов на приборной доске – Уилл показался на тропинке. Он пробирался сквозь заросли травы, одновременно разговаривая по мобильному телефону.
Дойдя до машины, он еще с минуту оставался на улице – очевидно, заканчивая разговор. Потом сел за руль.
– Ну? – спросила Молли, когда он потянулся к перчаточному отделению, чтобы вернуть пистолет на место, и положил телефон на консоль между сиденьями.
– Кажется, ты нашла, – без тени улыбки произнес он. – Готов спорить на любые деньга, что эта лошадь и есть то, что мы ищем.
– Да! – торжествующе воскликнула Молли, потрясая кулаком в воздухе. Она удивилась тому, что Уилл не разделяет ее восторга. Он притих, и выражение его лица оставалось мрачным. Молли пришлось напомнить себе о том, что их отношения перешли в другую плоскость. С тех пор как он поцеловал ее в конюшне и она приняла приглашение Торнтона, они обменивались исключительно деловой информацией. Он давал ей списки лошадей для проверки и дважды просил сфотографировать документы своей чудо-ручкой. В тот вечер, когда он заезжал, чтобы взять Майка на баскетбол, он вел себя с ней как со старшей сестрой Майка. Ни больше ни меньше.
Волнение, которое захлестнуло ее в связи с неожиданной находкой, заставило ее забыть обо всем этом. Сдержанное поведение Уилла вернуло ее к реальности.
– Мы чего-то ждем? – озадаченно спросила Молли, видя, что он не заводит машину.
– Мерфи едет сюда, – сказал Уилл. – Я не хочу упускать эту лошадь из виду до тех пор, пока не увижу собственными глазами, что они намерены с ней делать. Как только подъедет Мерфи, я отвезу тебя домой. Потом мне придется вернуться.
Его взгляд упал на ее лицо. Что-то в его выражении озадачило Молли. В ситуации, когда дело, которым он занимался, нашло свою разгадку, он вел себя совсем не так, как она того ожидала.
– Пока мы ждем, – сказал он, – может быть, ты расскажешь мне, каким образом оказалась в этом здании среди ночи.
На дороге показались огни фар, которые яркими лучами прорезали темноту и осветили «таурус». Подъехавший автомобиль остановился сзади.
– Мерфи, – сказал Уилл, вылезая из машины. – Оставайся на месте.
Он вернулся через несколько минут и снова сел за руль. Машина Мерфи отъехала, когда Уилл завел двигатель. Молли вопросительно посмотрела на него.
– Он поищет более подходящее место для парковки. Уилл съехал с обочины, сделал резкий разворот, так что Молли даже удивилась, как это они не рухнули в канаву, и помчался по направлению к ее дому.
– Итак, – произнес он, – расскажи мне все, что произошло, с самого начала. Я полагал, у тебя на сегодняшний вечер было назначено свидание с Торнтоном Уайландом.
– Да, – сказала Молли. – Мы были на приеме в Большом Доме. Я… решила пойти домой пешком. Самый короткий путь – через поля, так я и пошла. Но у меня сломался каблук – на босоножках Эшли, кстати, – и к тому же было прохладнее, чем я ожидала, и, увидев госпиталь, я вспомнила, что там есть телефон. Я решила позвонить Эшли, чтобы она приехала за мной.
– А ты не была уверена в том, что рядом с этом лошадью могли оказаться и люди, для которых появление маленькой глупой девчонки было бы неприятным сюрпризом?
– Не называй меня маленькой глупой девчонкой. – Молли сощурилась.
Уилл виновато вздохнул.
– Извини, – вежливо произнес он. – Я имел в виду большую глупую девчонку. Или женщину. Как тебе больше нравится. Ключевое слово – глупая.
– Я нашла для тебя чужака!
– Да, верно. – Уилл зажег верхний свет и перевел взгляд на нее. – А что с твоим платьем?
Молли оглядела себя. Она забыла о порванной бретельке, забыла о том, что платье свисало с одной стороны, обнажая плечо. Она была одета, но весьма условно.
– Я порвала бретельку, – сказала она.
– Это что, кровь? – Уилл коснулся бурых пятнышек, которыми было усеяно платье. Молли предположила, что удар по носу Торнтона оказался слишком сокрушительным.
– Возможно.
– Тебя ударили? – резко спросил он.
– Это не моя.
– Тогда чья же?
– Торнтона, – неохотно призналась Молли. Взгляд на Уилла словно подтолкнул ее к откровенности. – Хорошо, ты хочешь знать все? Так вот: Торнтон слишком много выпил и попытался поцеловать меня, при этом он порвал мне бретельку платья. Я расквасила ему нос. Потом убежала из его дома. Уже в поле я испугалась и, завидев госпиталь, решила позвонить оттуда Эшли, чтобы она забрала меня на машине. Но вышло так, что я обнаружила лошадь и вместо Эшли позвонила тебе. Большая ошибка с моей стороны.
– Действительно, большая ошибка, – согласился Уилл. Его рот был плотно сжат, а глаза были такими темными, что в них почти не угадывалось синевы.
Уилл издал какой-то неопределенный звук. Молли покосилась на него.
– Значит, ты разбила окно и забралась в здание, – сказал Уилл.
Молли уже рассказала ему эту часть истории, когда звонила по телефону. Она предположила, что и он пробрался внутрь через разбитое окно. Молли кивнула.
– Когда я очутилась в офисе, до меня донесся какой-то шум. Я зажгла свет и пошла на разведку. Там я увидела лошадь.
Выглянув в окно, она обнаружила, что они проезжают мимо ее дома.
– Эй, мы уже проехали, – сказала она.
– Я доставлю тебя домой через минуту. Прежде я хочу закончить разговор, так чтобы нам не мешали дети. – Уилл свернул на грязную дорогу, пролегавшую рядом с домом. Он остановил машину, выключил фары и повернулся лицом к ней.
Луна уже висела прямо над ними, но ее свет не проникал сквозь заросли деревьев. Молли не видела лица Уилла, он казался темной крупной массой, занимавшей соседнее сиденье.
– Позволь, я задам прямой вопрос, – сказал он. – Итак, ты решила идти домой пешком через поля среди ночи. А ты подумала о том, что какой-нибудь проходимец – ну хотя бы тот, кто нападает на лошадей, – может встретиться тебе на пути?
– Я совсем забыла об этом и вспомнила, лишь когда оказалась в поле, – виновато произнесла Молли. – Признаюсь, я занервничала. Поэтому-то и решила непременно залезть в здание, чтобы пробраться к телефону. Мне не хотелось идти домой пешком.
Какое-то мгновение Уилл молчал. Потом продолжил:
– Итак, ты разбила окно, чтобы воспользоваться телефоном. Ты расслышала какие-то звуки в пустом здании. И ты зажгла свет и отправилась на разведку?
– Это была лошадь, – сказала Молли. – Я была почти уверена в этом.
Молли догадалась, что он злится. – Мне даже немного жаль Уайланда. Когда ты принимала его приглашение, тебе следовало бы подумать о последствиях. Вряд ли этот бедный мерзавец рассчитывал схлопотать по носу, вместо того чтобы получить желаемое.
– Иди ты к черту, – сказала Молли, открывая дверцу машины. – Я не обязана все это выслушивать. В конце концов, я не ваша собственность, мистер федеральный агент.
Она вышла из машины, хлопнув дверцей, рассчитывая дойти до дома пешком. В машине погас свет. Уилл тоже вышел из машины и догнал ее.
Он схватил ее за руку. Он был так близко, и даже в темноте Молли могла различить его глаза. Взгляд их был мрачным, пристальным и… сердитым.
– Пусти меня! – крикнула она, пытаясь высвободиться. Нога ее оказалась прижатой к бамперу.
– Ты что, нарочно лезешь на рожон? – с плохо скрываемым раздражением спросил Уилл. – Идешь на свидание с негодяем, который так и ищет случая, чтобы уложить тебя в постель, а ты делаешь вид, будто этого не замечаешь. Потом тащишься домой ночью, одна, по пустынным полям, где бродит маньяк. Ты ведь знаешь, что мы расследуем криминальное дело, я предупреждал тебя об опасности, и ты все равно лезешь в заброшенное здание, заслышав шум, отправляешься на разведку! Ты когда-нибудь встречала такую сумасбродку?
– Ну а тебе-то какое дело? – Она стояла так близко к нему, что ей даже пришлось запрокинуть голову, чтобы увидеть его лицо. Разутая – босоножки она скинула в машине, – она казалась такой маленькой рядом с ним – широкоплечим, высоким, грозным.
Только она ничуть не боялась грозного Уилла Лаймана.
– Какое дело мне? Мне? Вот какое, – сквозь зубы процедил он и поцеловал ее.
Прикосновение его губ растопило гнев Молли, в то время как Уилл, казалось, распалился еще больше. Он всегда был таким сдержанным, таким спокойным, преисполненным важности своего дела. Сегодня впервые она увидела его потерявшим контроль над собой.
Она наконец добилась того, чего так долго желала. Он был взбешен, дрожат от ярости.
Его рот был требовательным и безжалостным, а руки своей мертвой хваткой словно наказывали ее за содеянное. Язык был обжигающе горячим. Сейчас все его действия были пропитаны не техникой исполнения, а живыми эмоциями. Молли содрогнулась, закрыла глаза и отдалась во власть чувств. Она прижалась к нему и целовала его так же неистово, как и он, объятая пламенем рук, которые блуждали по ее телу, теснее прижимая ее к его разгоряченному телу. Когда большие теплые руки легли на ее ягодицы, она застонала. Она едва соображала, что он усаживает ее на капот машины.
Она открыла глаза. Он слегка завалил ее назад, грубо задирая ей юбку. Молли легла на холодный жесткий металл, расставляя ноги для него. Он был в темном костюме и галстуке. Его белоснежная рубашка ярко выделялась в темноте. Лицо же, напротив, оставалось в тени. Ее голые бедра ощущали прикосновение мягкой шерстяной ткани его брюк. Это ощущение заставило ее еще шире расставить нога – настолько оно было волнующим и возбуждающим. Его губы оторвались от ее рта и скользнули вниз – сначала по горлу, потом к груди. Молли крепче прижала его голову к своей груди, направляя его губы к соскам.
Его губы сомкнулись вокруг соска.
Молли закрыла глаза. Застонав, она еще крепче прижала его голову. Его рот был горячим и мокрым, когда он сосал ее грудь, словно младенец. Молли выгнулась, предлагая ему всю себя, без остатка, а он продолжал целовать ее груди, сосать их, дразнить, в то время как она извивалась под ним, словно дикое животное.
Его рука оказалась меж ее бедер, и вот уже она срывала с нее трусики. Он коснулся ее лобка, который напрягся от возбуждения, потом скользнул ниже и глубже.
Молли вцепилась в его плечи, прошептав ему в раскрытые губы свою просьбу. Он склонился над ней, одной рукой упираясь в капот, а другой продолжая овладевать ее телом. Она приподняла бедра в молчаливом призыве – старом как мир.
– Уилл! – выдохнула она.
Он наклонил голову. Его рука с такой силой впилась в ее сосок, что, не сгорай она от страсти, испытала бы дикую боль. Он убрал руку с ее тела. Молли застонала, умоляя вернуть ее назад.
– Люби меня, Уилл, – прошептала она, открывая глаза.
На какое-то мгновение он оказался прямо над ней; взгляд его почти черных глаз был устремлен на нее.
Потом он вошел в нее – горячо и яростно; его резкие и порывистые движения вновь и вновь заставляли ее испытывать экстаз. Молли была пьяна от наслаждения, ее ногти впивались ему в спину сквозь ткань пиджака и рубашки.
– Уилл, Уилл, Уилл, Уилл, Уилл! – кричала она в порыве страсти, пока ее не захлестнуло волной оргазма.
Мучительным стоном он возвестил о том, что и его возбуждение обрело счастливое завершение, и глубоко погрузился в ее дрожащее тело.
Потом Молли лежала под ним, закрыв глаза, опустошенная и безвольная. Она проиграла в этой войне – окончательно и безнадежно. Все в ней – сердце, разум, тело – стало добычей завоевателя. Все отныне принадлежало Уиллу.
Проблема была лишь в том, что Уилл не принадлежал ей.
39
Уилл оторвался от нее и, поднявшись, отступил на шаг. Молли увидела, что его брюки и трусы болтаются где-то на уровне коленей. Он подтянул их, заправил рубашку, застегнул пояс – и все это проделал молча.
Молли села, прикрыв обнаженные груди платьем. С порванными колготами и трусиками ей предстояло распрощаться – починке они не подлежали..
Ей с трудом верилось в то, что она только что предавалась страстной любви с мужчиной на капоте автомобиля. Даже в самых смелых фантазиях она не поднималась до таких высот воображения и представить не могла, какое блаженство нес в себе столь эротичный секс.
И насколько плохо ей станет после того, как все закончится. Что же случилось? Она любила Уилла. Но ему предстоял скорый отъезд. Который разобьет ей сердце.
Молли соскользнула с капота. Колени ее еще дрожали, но она заставила себя унять предательскую дрожь. Платье ей пришлось задрать вверх, чтобы прикрыть нагую грудь – теперь уже обе бретельки беспомощно свисали по бокам.
– Тебе осталось совсем немного, чтобы выглядеть полностью обнаженной. – Голос Уилла по-прежнему был суровым. Он все еще злился. В ответ на это Молли гордо вздернула подбородок.
– Это называется вечерним платьем, – с удивительным спокойствием произнесла она. – По крайней мере, еще совсем недавно оно называлось так.
– Ты даже не надела лифчика.
– Правда? У меня нет такого, который подходил бы к этому платью, К тому же мне он не требуется. – Она игриво опустила вырез платья. – Видишь? Ничего не отвисает.
Уилл молчал какое-то мгновение, но Молли показалось, что он заскрежетал зубами. :
– Ты не можешь идти домой в таком виде. У меня в багажнике есть кое-какая одежда. – Он двинулся к багажнику. Молли последовала за ним и увидела, как он, открыв багажник, начал рыться в голубой спортивной сумке.
– Теперь, когда мы нашли чужака, твое расследование в основном окончено? – К чести Молли, ее вопрос прозвучал бесстрастно.
Уилл достал из сумки какие-то вещи и захлопнул багажник.
– Если все состыкуется как надо, тогда – да. На, держи.
Молли поймала вещи, которые он кинул ей: спортивные брюки и майку. Его ответ ранил ее в самое сердце.
– Итак, когда я смогу получить деньги? – Ни за что на свете она не призналась бы ему в том, с каким страхом ожидала его ответа. Деньги уже не интересовали ее. Молли знала, что, получив расчет, она потеряет его навсегда.
Он рассмеялся, но веселья не было в его смехе.
– До моего отъезда.
– И когда это произойдет?
– Я дам тебе знать. Наверное, скоро.
– Тебе не следовало так располагать к себе детей. Делать с близнецами уроки, покупать Эшли платье, учить Майка играть в баскетбол. Они ведь не догадываются, что вскоре ты навсегда исчезнешь из их жизни.
– Они переживут.
– Да, я тоже так думаю, – горько произнесла Молли, зная, что эти слова относятся и к ней самой. Только ей будет тяжелее пережить расставание, и пройдет долгое время, прежде чем она справится со своей печалью.
– Я дам тебе свой чикагский телефон. Если что-нибудь понадобится – тебе или любому из вас, – вы сможете позвонить мне.
– О да, что-то вроде благотворительной горячей линии. Не думаю, что мы ею воспользуемся. Жили же мы без тебя, проживем и дальше.
– Очередная галочка в списке уложенных в постель, да?
Молли напряглась, чувствуя прилив негодования.
– Ты правильно понял.
– Будешь переодеваться? Мне нужно возвращаться.
– Конечно. Я не стану задерживать ценного общественного деятеля, отвлекая его от работы. – Сказав это, Молли отпустила платье, и мягкий шелк сполз на талию, обнажив груди.
Уилл молча наблюдал за ней, пока она снимала через ноги платье, потом порванные колготы и трусы. Какое-то мгновение она стояла совершенно нагая в лунном свете и радовалась тому, что вид ее тела приводит его в еще большее бешенство.
Очередная галочка в списке уложенных в постель. Она никогда не думала, что слова могут так больно жалить. Он решил, что она доступна и неприхотлива. «Что ж, – подумала она, – пусть лучше думает так, чем узнает правду: о том, что она доступна только с ним, потому что безумно, до боли, влюблена в него».
Он собирался уезжать.
– Девичья скромность – понятие не для тебя, верно? – спросил Уилл.
– Верно. – Тон ее был наглым и дерзким, поскольку она знала, что именно это взбесит его.
Но он промолчал. Его взгляд опять пробежал по ее телу, и он отвернулся, направляясь к машине. Натянув брюки, Молли завязала их шнурком на талии. Они были слишком велики ей и напоминали о нем, вызывая новую боль. Надев через голову такую же безразмерную майку, Молли собрала с земли свою порванную одежду и проследовала к машине.
– Знаешь, я буду скучать по тебе, – сказал он, выруливая на дорогу.
– Правда? – Молли взглянула на него, и в ней шевельнулась надежда. Может быть, а вдруг…
– Да, правда. Должен тебе признаться. Лучше, чем с тобой, мне трахаться не доводилось.
Молли на какое-то мгновение оцепенела, впитывая жестокий смысл прозвучавших слов, которые безжачо-стно стучались в сознание. Потом ярость – горячая, обжигающая – всколыхнулась в ее душе, словно подоспев на спасение.
– О да? – Голос ее звучал вежливо, даже душевно, блестяще маскируя боль и гнев, разъедающие душу. Она улыбнулась ему – так же сладко. – Я бы могла сказать то же самое, но врать не хочется. Мне было хорошо, но полного кайфа все-таки не испытала.
На том они и расстались. Уилл подвез ее к дому, проводил до двери, потом развернулся и ушел из ее жизни. Больше Молли его не видела и даже не смогла попрощаться с ним. Через три дня она получила по почте пакет, в котором лежал чек на пять тысяч долларов и визитная карточка фирмы по озеленению с нацарапанными на обратной стороне тремя телефонными номерами.
«Благотворительная горячая линия» – в этом она не сомневалась. Глядя на карточку и чек, Молли хотелось выть от боли и обиды, и краски жизни разом померкли для нее.
Поскольку это молчаливое послание несло в себе страшную правду: Уилл действительно навсегда ушел, из ее жизни.
Молли села, прикрыв обнаженные груди платьем. С порванными колготами и трусиками ей предстояло распрощаться – починке они не подлежали..
Ей с трудом верилось в то, что она только что предавалась страстной любви с мужчиной на капоте автомобиля. Даже в самых смелых фантазиях она не поднималась до таких высот воображения и представить не могла, какое блаженство нес в себе столь эротичный секс.
И насколько плохо ей станет после того, как все закончится. Что же случилось? Она любила Уилла. Но ему предстоял скорый отъезд. Который разобьет ей сердце.
Молли соскользнула с капота. Колени ее еще дрожали, но она заставила себя унять предательскую дрожь. Платье ей пришлось задрать вверх, чтобы прикрыть нагую грудь – теперь уже обе бретельки беспомощно свисали по бокам.
– Тебе осталось совсем немного, чтобы выглядеть полностью обнаженной. – Голос Уилла по-прежнему был суровым. Он все еще злился. В ответ на это Молли гордо вздернула подбородок.
– Это называется вечерним платьем, – с удивительным спокойствием произнесла она. – По крайней мере, еще совсем недавно оно называлось так.
– Ты даже не надела лифчика.
– Правда? У меня нет такого, который подходил бы к этому платью, К тому же мне он не требуется. – Она игриво опустила вырез платья. – Видишь? Ничего не отвисает.
Уилл молчал какое-то мгновение, но Молли показалось, что он заскрежетал зубами. :
– Ты не можешь идти домой в таком виде. У меня в багажнике есть кое-какая одежда. – Он двинулся к багажнику. Молли последовала за ним и увидела, как он, открыв багажник, начал рыться в голубой спортивной сумке.
– Теперь, когда мы нашли чужака, твое расследование в основном окончено? – К чести Молли, ее вопрос прозвучал бесстрастно.
Уилл достал из сумки какие-то вещи и захлопнул багажник.
– Если все состыкуется как надо, тогда – да. На, держи.
Молли поймала вещи, которые он кинул ей: спортивные брюки и майку. Его ответ ранил ее в самое сердце.
– Итак, когда я смогу получить деньги? – Ни за что на свете она не призналась бы ему в том, с каким страхом ожидала его ответа. Деньги уже не интересовали ее. Молли знала, что, получив расчет, она потеряет его навсегда.
Он рассмеялся, но веселья не было в его смехе.
– До моего отъезда.
– И когда это произойдет?
– Я дам тебе знать. Наверное, скоро.
– Тебе не следовало так располагать к себе детей. Делать с близнецами уроки, покупать Эшли платье, учить Майка играть в баскетбол. Они ведь не догадываются, что вскоре ты навсегда исчезнешь из их жизни.
– Они переживут.
– Да, я тоже так думаю, – горько произнесла Молли, зная, что эти слова относятся и к ней самой. Только ей будет тяжелее пережить расставание, и пройдет долгое время, прежде чем она справится со своей печалью.
– Я дам тебе свой чикагский телефон. Если что-нибудь понадобится – тебе или любому из вас, – вы сможете позвонить мне.
– О да, что-то вроде благотворительной горячей линии. Не думаю, что мы ею воспользуемся. Жили же мы без тебя, проживем и дальше.
– Очередная галочка в списке уложенных в постель, да?
Молли напряглась, чувствуя прилив негодования.
– Ты правильно понял.
– Будешь переодеваться? Мне нужно возвращаться.
– Конечно. Я не стану задерживать ценного общественного деятеля, отвлекая его от работы. – Сказав это, Молли отпустила платье, и мягкий шелк сполз на талию, обнажив груди.
Уилл молча наблюдал за ней, пока она снимала через ноги платье, потом порванные колготы и трусы. Какое-то мгновение она стояла совершенно нагая в лунном свете и радовалась тому, что вид ее тела приводит его в еще большее бешенство.
Очередная галочка в списке уложенных в постель. Она никогда не думала, что слова могут так больно жалить. Он решил, что она доступна и неприхотлива. «Что ж, – подумала она, – пусть лучше думает так, чем узнает правду: о том, что она доступна только с ним, потому что безумно, до боли, влюблена в него».
Он собирался уезжать.
– Девичья скромность – понятие не для тебя, верно? – спросил Уилл.
– Верно. – Тон ее был наглым и дерзким, поскольку она знала, что именно это взбесит его.
Но он промолчал. Его взгляд опять пробежал по ее телу, и он отвернулся, направляясь к машине. Натянув брюки, Молли завязала их шнурком на талии. Они были слишком велики ей и напоминали о нем, вызывая новую боль. Надев через голову такую же безразмерную майку, Молли собрала с земли свою порванную одежду и проследовала к машине.
– Знаешь, я буду скучать по тебе, – сказал он, выруливая на дорогу.
– Правда? – Молли взглянула на него, и в ней шевельнулась надежда. Может быть, а вдруг…
– Да, правда. Должен тебе признаться. Лучше, чем с тобой, мне трахаться не доводилось.
Молли на какое-то мгновение оцепенела, впитывая жестокий смысл прозвучавших слов, которые безжачо-стно стучались в сознание. Потом ярость – горячая, обжигающая – всколыхнулась в ее душе, словно подоспев на спасение.
– О да? – Голос ее звучал вежливо, даже душевно, блестяще маскируя боль и гнев, разъедающие душу. Она улыбнулась ему – так же сладко. – Я бы могла сказать то же самое, но врать не хочется. Мне было хорошо, но полного кайфа все-таки не испытала.
На том они и расстались. Уилл подвез ее к дому, проводил до двери, потом развернулся и ушел из ее жизни. Больше Молли его не видела и даже не смогла попрощаться с ним. Через три дня она получила по почте пакет, в котором лежал чек на пять тысяч долларов и визитная карточка фирмы по озеленению с нацарапанными на обратной стороне тремя телефонными номерами.
«Благотворительная горячая линия» – в этом она не сомневалась. Глядя на карточку и чек, Молли хотелось выть от боли и обиды, и краски жизни разом померкли для нее.
Поскольку это молчаливое послание несло в себе страшную правду: Уилл действительно навсегда ушел, из ее жизни.
40
15 ноября 1995 года
Прошло более трех недель. Сезон скачек в Кинленде окончился, и Молли вернулась к своим повседневным обязанностям на Уайландской ферме. Ходили слухи о том, что обвинения были предъявлены некоторым членам жюри и ожидались новые разоблачения, касающиеся ряда тренеров, но никто не мог утверждать ничего определенного, так что сенсационных событий не последовало. Несколько лошадей с Уайландской фермы были переправлены на другие ипподромы для участия в сезонных скачках, но подопечные Молли остались в конюшнях, так что работы ей хватало. Дон Симпсон уехал вместе с Табаско Соусом, и для Молли это оказалось как нельзя более кстати, поскольку настроение не располагало к чересчур активной работе. Она с трудом заставляла себя вставать по утрам, и трудовые будни проходили для нее словно во сне.Отсутствие Уилла она переживала как физическую боль, которая никак не отступала, хотя она и старалась не поддаваться ей. Впервые в жизни ей не удавалось загнать неприятные мысли в ту черную дыру, куда она прятала мрачные воспоминания. Боль, которую она не могла подавить, казалось, поселилась в ней навечно.
Братья и сестры тоже скучали по Уиллу, но, к немалому удивлению Молли, острее всех переживал разлуку Майк. Мальчик сначала хандрил, потом стал злиться и наконец замкнулся в себе. Молли заподозрила, что он опять связался с дурной компанией, и с ужасом думала о том, чем все это может кончиться.
Разговоры с Майком были пустой тратой времени. Он или оставался глух к ее словам, или огрызался на любое замечание.
Тревор бросил Эшли и начал ухаживать за Бет Ocборн, так что к печалям Молли добавились переживания сестры. Молли вынуждена была признать, что Эшли, не в пример ей, стойко переносила душевную травму.
Было совершено очередное нападение на лошадь – на этот раз в полях фермы Кловерлот. Полицейские связались с Томом Крамером, сообщив, что вновь хотят встретиться с Майком. Приезжали представители полиции штата. К счастью, у Майка было железное алиби: в ночь нападения он находился дома, в постели. Все четверо родственников могли это подтвердить.
Джимми Миллер и Торнтон Уайланд наперебой приглашали ее на свидания. Звонили и несколько друзей Торнтона, с которыми она познакомилась на вечеринке в доме Уайландов. Молли всем отвечала отказом. Настроение ее в эти дни было таково, что ей до конца дней своих не хотелось видеться ни с одним мужчиной.
Если не испытывать к ним никаких чувств – тогда зачем встречаться? А если любить… нет. Любовь к мужчине несла с собой нестерпимую боль.
Во вторую и третью недели ноября лексингтонский охотничий клуб объявил сезон охоты, и по полям носились оголтелые любители этого удовольствия в погоне за несуществующей лисицей. Ежегодное появление в округе разодетых в алое охотников было неизменным предвестником холодной погоды. Действительно, температура резко понизилась. Деревья сбросили последнюю листву, а сочная трава пожухла и превратилась в коричневую. Пейзаж стал по-зимнему унылым, и это как нельзя более соответствовало настроению Молли. Казалось, солнце уже никогда не выглянет. Самым светлым пятном было радостное известие о том, что Сьюзан дали роль в школьной театральной постановке «Мудрец из страны Оз». Она играла злую ведьму. Самая большая трудность, по словам Сьюзан, была связана с ведром воды. Девочка, игравшая роль Дороти, все время швыряла его мимо, и Сьюзан никак не удавалось убедительно умереть, не будучи даже смоченной водой.
Была среда, Молли на кухне готовила яйца к ужину, вполуха прислушиваясь к тому, как Сьюзан репетировала роль. Сэм делал домашнее задание, сидя за столом. Эшли и Майк разбрелись по своим комнатам, тоже занимаясь уроками. В пятницу Эшли предстояла большая контрольная по химии, и отличная отметка была ей необходима. У Майка тоже надвигался зачет по общественным наукам. Молли была бы счастлива, если бы он принес хотя бы удовлетворительную отметку.