Страница:
Молли усмехнулась, осознав, насколько глупо все они, включая ее, выглядят, приняв в союзники человека, которого до сего дня в глаза не видели. Он ведь оказался здесь совершенно случайно и помогал лишь потому, что рассчитывал получить помощь от нее. Он мог лишить их своей поддержки в любую минуту, как только перестанет нуждаться в ее услугах.
Молли перехватила устремленный на нее взгляд Уилла, различимый в пелене тусклого света, проникающего из дома.
– У нас нет денег на адвоката, – резко бросила она, поежившись от холода.
Уилл пожал плечами и невозмутимо сунул руки в карманы.
– Об этом не волнуйтесь.
– Не волнуйтесь… – начала было Молли, повысив голос, и тут же осеклась, заметив мелькнувшую за домом тень. Темная фигура показалась из-за угла, потом замерла в нерешительности. Проследив за направлением взгляда Молли, Уилл и дети обернулись и увидели темный силуэт.
– Что они хотели? – спросил Майк, приблизившись.
10
11
Пронзительные крики вторгались в ее сновидения. Крики из далекого прошлого. Крики выпотрошенной мышки, изувеченного котенка. Крики попугая, отчаянно мечущегося по дому с объятыми пламенем крыльями и хвостом. Крики собаки. Лошади. Ребенка.
О Боже, ребенок. Она так и не выдала тайны.
Вдохнув побольше воздуха, чтобы сдержать подступившие рыдания, женщина попыталась успокоиться. Это не могло повториться, не могло. Двадцать лет прошло с тех пор. Все. Кончено. Забыто почти что всеми. Даже для тех, кто еще помнил, время сотворило чудо, завесив пеленой воспоминания и притупив боль.
Крики, разбудившие ее, несомненно, были частью ночного кошмара. И не более того.
Хотя ночь и не была прохладной, женщину колотила дрожь. Когда она все-таки заставила себя лечь в постель и укрылась одеялом, сразу стала ясна причина озноба: тонкая шелковая ночная сорочка, надетая на ней, была насквозь мокрой от пота.
Виной тому оказался ночной кошмар.
До самого рассвета она так и не сомкнула глаз, опасаясь, как бы он не вернулся.
12
Сооруженный в тридцатые годы нынешнего столетия из серого известняка, безупречно отделанный, Кинленд был одним из красивейших ипподромов в мире. Раскинувшийся на территории в девятьсот акров, окруженный высокой, в три фута, увитой плющом каменной стеной, он официально величался, по европейской традиции – Кинлендским ипподромом, а не треком, как это повелось у американцев. На территории запрещалось размещение афиш и вывесок, и это был, пожалуй, единственный в мире крупный ипподром, не имевший справочной службы. Это сделали умышленно: таким образом подчеркивалась эксклюзивность заведения. Предполагалось, что посетители Кинленда – люди не случайные и могут самостоятельно, без помощи консультантов, разобраться во всех тонкостях скачек.
Собственно, как на то и было рассчитано, Кинленд источал аромат аристократизма и старинных состояний.
Возможно, не столь известный, как ипподром Черчилл-Лаунс, Саратога или Бельмонт, Кинленд тем не менее был местом изысканным и тщательно оберегаемым от посторонних глаз. Даже в столь ранний час мужчины, завтракавшие на террасе, выходившей на беговые дорожки, были одеты в синие блейзеры и погружены в копии сводок о результатах скачек. Несколько женщин, присутствовавших за завтраком, были одеты поярче, однако так же стильно и дорого, соответственно негласному кодексу манер, принятому в подобном заведении. Для этой публики не существовало экстравагантных платьев и огромных шляп.
Тренер-наездник, оседлав беспокойного жеребца, направил его рысью к овальному треку. Молли отступила в сторону, пропуская лошадь и всадника. Жеребец – скорее по глупости, нежели от злости – вдруг попытался лягнуть ее задним копытом, но был резко одернут наездником. Молли увернулась от удара и невозмутимо проследовала дальше. Как и всем конюхам, ей не раз доставалось от лошадей, и она к этому привыкла. Непредсказуемость животных Молли воспринимала как данность.
Топот копыт, раздавшийся неподалеку, подсказал, что ее подопечные уже вышли на беговые дорожки. Было семь утра, и утренняя разминка лошадей была в самом разгаре.
– Доброе утро. – Охранник в форме взглянул на пропуск, приколотый к серому свитеру Молли.
Этот новичок был ей не знаком. Кивнув, она прошла на территорию конюшен.
Выкрашенные в белый цвет конюшни были разбросаны среди деревьев. Возле конюшни номер пятнадцать стояли два восьмиместных трейлера для перевозки лошадей и грузовик, принадлежавший фирме по уходу за газонами. Марта Бейтс, еще один конюх Уайландской фермы и подруга Молли, вела Табаско Соуса на лужок. Внимание ее было целиком приковано к жеребцу, который слыл буйным, так что Молли она поприветствовала, рассеянно махнув рукой.
Молли испытала такое чувство, будто и не отлучалась отсюда вовсе.
В конюшне было тихо, если не считать приглушенного топота копыт находившихся в стойлах лошадей. Здесь царила идеальная чистота, просторное помещение блестело свежей белой краской. Тяжелые раздвижные двери обеспечивали доступ к конюшне с двух сторон. Сейчас была приоткрыта лишь одна, боковая, дверь, к которой и подошла Молли. Тридцать два стойла располагались в два ряда, и разделяла их аккуратная дорожка из дерна. К стенке каждого стойла была прикреплена пластинка с кличкой обитателя. Возле каждого третьего стойла стояли бочонки с темно-фиолетовыми хризантемами. В конюшне пахло древесными опилками, дезинфицирующим средством и лошадьми.
Молли сделала глубокий вдох – своего рода неосознанный ритуал. Запах конюшни был для нее знакомым и желанным, как запах родного дома.
Росарио Аргуэлло, старший конюх Уайландской фермы, что-то нашептывал себе под нос, когда показался прямо из стойла возле входа в конюшню. Молли заглянула в приоткрытую дверь.
– Эй, Рози, где мистер Симпсон? – спросила она. Смуглый и худощавый аргентинец, когда-то надеявшийся стать жокеем, Рози был, пожалуй, еще более верным, нежели Марта, другом Молли. Он посмотрел на дверь, и глаза его округлились, когда он увидел, кто его спрашивает.
– Молли! – воскликнул он на своем ломаном английском и, отбросив вилы, направился к ней. – Черт возьми, Молли, что ты творишь? Как посмела уйти, оставив нас? Вот так запросто? Даже не простившись?
Молли улыбнулась, когда он схватил ее за плечи и грубовато, по-мужски, обнял. Сорокалетний Рози имел жену, четверых детей и никаких грязных помыслов. В течение всех семи лет их знакомства он относился к Молли исключительно по-приятельски, и она это ценила.
– Ну как себя сегодня чувствует мистер Симпсон? – спросила Молли. В ее вопросе скрывайся намек на непредсказуемость шефа, который частенько пребывал в миноре.
Рози намек понял и многозначительно закатил глаза.
– Плохо, да? – Молли скорчила гримасу. – Вот это удача.
– Леди Валор сегодня утром захромала.
– О нет!
Родившаяся на Уанландской ферме, Леди Валор была одной из подопечных Молли. Молли ухаживала за двухлетней кобылкой с самого ее рождения и питала к ней особую слабость.
– Думаю, мистер Симпсон сейчас с ней, – крикнул Рози вдогонку, поскольку Молли уже поспешила прочь.
Проходя мимо других конюшен, она заметила, что стойла в большинстве своем пустовали. Лошади были на беговом поле. В стойле по соседству с тем, в котором обитал Табаско Соус, лежала, подобрав под себя ноги, Офелия. Завидев Молли, ослица поднялась, навострив мохнатые заячьи ушки. Она явно ждала сладкого корма, с которым у нее ассоциировалось присутствие Молли.
– Потом, Офелия, – пообещала Молли и устремилась дальше.
Стойло Леди Валор находилось в одной из дальних конюшен. Симпсон – в рабочих брюках цвета хаки и голубой форменной рубашке на пуговицах с засученными рукавами – и ветеринар Херб Мотт суетились в стойле возле кобылицы. Густые седые волосы Симпсона, обычно аккуратно уложенные, сейчас были взъерошены. Семидесятилетний худощавый доктор Мотт стоял на коленях и массировал ногу Леди Валop, а Симпсон склонился над ним, заглядывая ему через плечо. Энджи Арчер, молоденькая разносчица горячих закусок, которую, как предположила Молли, взяли на ее место, стояла у головы лошади. Леди Валор прядала ушами. Молли была знакома эта повадка. Несмотря на свой прелестный облик, Леди Валор кусалась.
– Могу я помочь? – Не дожидаясь ответа, Молли вошла в стойло и кинулась к лошади.
Кобылица приветствовала ее тихим ржанием и кивком головы. Энджи, узнав Молли, с явным облегчением уступила ей место. Заметив следы укусов на крепкой руке брюнетки, Молли едва удержалась от улыбки. Проявления недовольства Леди Валор были весьма болезненны.
– Она повредила коленную чашечку, черт бы ее побрал! – Симпсон злобно взглянул на Молли.
– О нет! – с искренней тревогой в голосе воскликнула Молли. Повреждение коленной чашечки у лошади было не менее серьезной травмой, чем у человека.
– Сегодня ночью, прямо в стойле, – почти простонал Симпсон.
– Она сможет подняться до воскресенья? – спросила Молли, имея в виду предстоящие большие скачки. Леди Валор была фаворитом последнего сезона.
– Похоже, что нет.
Ветеринар поднял взгляд и покачал головой в подтверждение слов Симпсона. Симпсон выругался.
– Сожалею, Дон, – сказал доктор Мотт, нежно опуская ногу Леди Валор и поднимаясь с колен. – Травма серьезная, требует времени.
– Я знаю. – Симпсон утер пот с лица, покачал головой и, взяв себя в руки, пошел проводить доктора Мотта до двери.
– Она поправится через месяц, может, недель через шесть.
– Знаю.
Доктор Мотт ушел. Симпсон запер за ветеринаром дверь и вернулся к стойлу. Взгляд его задержался на Молли.
– Иногда я жалею, что не принадлежу к породе толстокожих. И не живу по принципу: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». – Симпсон говорил скорее сам с собою, Молли это знала, как знала и то, что никакого ответа он не ждал, да и не хотел услышать. Внезапно кустистые брови Симпсона сошлись на переносице.
– Какого черта ты здесь торчишь? – закричал он, как будто только сию минуту вспомнил о том, что ее присутствие в конюшне незаконно. – Мне кажется, я выгнал тебя.
– Вы меня не выгоняли. Я сама ушла, – ответила Молли и так же хмуро уставилась на него.
Она уже давно усвоила для себя, что слабостью Дона Симпсона не проймешь, шестидесятидвухлетний Симпсон когда-то был классным наездником. Серия сокрушительных неудач, преследовавших его в течение последних пяти лет, поставила крест на его блистательной карьере и заставила заняться более прозаичным ремеслом на Уайландской ферме, имя которой так же, как и его, когда-то гремело в конном бизнесе. И Уайландская ферма, и Симпсон отныне относились к разряду «бывших». Но Симпсон до сих пор считал себя суперзвездой. Его самомнение не упало вместе с престижем. Это был озлобленный тип, который с радостью и удовольствием терроризировал любого слабака. Единственным достоинством Симпсона – во всяком случае, как считала Молли – было его почти интуитивное понимание лошадей и безграничная любовь к этим животным.
– Да? – прорычал Симпсон – Тогда какого черта ты снова здесь?
– Вы мне должны заплатить за две недели. – Молли гордо вздернула подбородок.
– Я это засчитаю за двухнедельное уведомление.
– Вы не имеете права! В конце концов, тому, кого выгоняют, не дают уведомления.
– Я думал, ты ушла по собственному желанию.
– Если мне это будет стоить двухнедельного жалованья, тогда уж лучше выгоняйте. – Последнее Молли процедила сквозь зубы. И тут же спохватилась, поймав себя на том, что чуть не забыла о своей миссии. Взяв себя в руки, она разжала зубы и выдавила из себя улыбку. – Как бы там ни было, я… мм… подумала, что, возможно, пригожусь вам. По крайней мере, до конца сезона.
Симпсон в упор уставился на нее.
– Мы и без тебя прекрасно обходились. Молли многозначительно посмотрела на коленку Леди Валор.
– Я уж вижу. Симпсон помрачнел.
– Так ты хочешь вернуться на свое место? Молли смирила гордыню.
– Да.
– И опять будешь обзывать меня говнюком? Утверждать, что у меня вместо башки задница?
Искорки веселья зажглись в глазах Молли, но она не осмелилась улыбнуться.
– Нет, я буду держать себя в руках.
– Так-то лучше, – проворчал он. – Запомни: еще раз вздумаешь дерзить мне, вылетишь к чертовой матери. Поняла?
Молли кивнула.
– А теперь давай живо за работу. Ты! – Симпсон теперь уже обращался к Энджи, которая стояла ни жива ни мертва. – Убирайся отсюда. Возвращайся на свое место. Конюх из тебя все равно никудышный. Он свирепо взглянул на Энджи, которая, вспыхнув ярким румянцем, еле сдерживая слезы, поспешила к двери. Симпсон с явным удовлетворением наблюдал за тем, как сникла бедная девушка.
Потом он перевел взгляд на Молли, словно вызывая ее на очередную перебранку. Но Молли оказалась мудрее. Леди Валор ткнулась мордой ей в плечо. Молли почесала кобылице шею, зная, что, если она сейчас не уделит животному внимания, которого от нее требовали, следующим действием Леди Валор станет укус.
– Принимайся за работу, – рявкнул Симпсон и вышел из стойла.
В автофургоне фирмы по уходу за газонами, припаркованном возле конюшни номер пятнадцать, Уилл хмуро наблюдай за монитором. Сидевший за компьютером Мерфи тоже уставился на экран.
– Уф! На мгновение мне показалось, что он вышвырнет ее из конюшни, – сказал Мерфи.
Уилл фыркнул. С отлаженной системой видеонаблюдения – Мерфи постарался – сыщикам теперь несложно было следить за передвижениями Молли, начиная с того момента, как та зашла в конюшню. Уилл уже начинал опасаться, что она вообще не появится. Вчера утром она пришла в конюшню на три часа раньше. Он не знал, почему сегодня она так задержалась; впрочем, это было не столь важно. Главное, что ей удалось выполнить поставленную им задачу: вернуться на работу. Живая связь с ипподромом была восстановлена.
На мгновение Уилл вспомнил о том, как оборвалась прежняя связующая нить, но тут же отогнал сопутствовавшее этому воспоминанию беспокойство. Смерть Лоуренса никоим образом не могла коснуться Молли. Это было самоубийство: Лоуренс страдал психическим расстройством.
Сейчас Молли находилась в стойле, рядом с казавшимся огромным животным, способным растоптать ее в любую минуту. Она что-то бормотала, перевязывая лошади заднюю ногу. Вид стойла, лошади и хрупкой женщины занимал весь экран монитора.
– Ее не назовешь мисс Тактичность, верно? – заметил Мерфи.
Уилл снова фыркнул.
– Впрочем, чертовски сексуальна. – Мерфи усмехнулся и поднялся, чтобы отрегулировать настройку.
Видеокамера сосредоточилась на Молли, заскользила по ее фигуре. Уилл мысленно отметил, что с убранными в хвост волосами, с ангельским личиком без следов макияжа девушка выглядела лет на шестнадцать. И тут же задался вопросом, почему его вдруг посетили подобные мысли.
– Ей определенно идут джинсы и майка, – с восхищением отметил Мерфи.
Уилл почувствовал, как в нем нарастает раздражение. Он пытался не замечать того, как подчеркивают линялые джинсы округлость ее ягодиц и длину точеных ног, как льнет к высоким упругим грудям простая белая майка, как выделяется в ней тонкая талия. Серый свитер, в котором она пришла, был переброшен через дверцу стойла. Как ни нелепо это выглядело, но Уиллу не понравилось, что она разделась.
Сам того не желая, он уперся в ту часть ее тела, которая более всего притягивала его. Соски ее грудей явственно проступали сквозь тонкий мягкий хлопок и терлись о него при каждом ее движении. «Интересно, носит ли она когда-нибудь лифчик?» – подумал он.
Молли перехватила устремленный на нее взгляд Уилла, различимый в пелене тусклого света, проникающего из дома.
– У нас нет денег на адвоката, – резко бросила она, поежившись от холода.
Уилл пожал плечами и невозмутимо сунул руки в карманы.
– Об этом не волнуйтесь.
– Не волнуйтесь… – начала было Молли, повысив голос, и тут же осеклась, заметив мелькнувшую за домом тень. Темная фигура показалась из-за угла, потом замерла в нерешительности. Проследив за направлением взгляда Молли, Уилл и дети обернулись и увидели темный силуэт.
– Что они хотели? – спросил Майк, приблизившись.
10
– Тебя искали, – с нарочитой любезностью произнесла Молли и оглядела своего непутевого братца с ног до головы. Дополнением к его вечернему наряду – джинсам, футболке и фланелевой рубашке – служила черная стеганая куртка с капюшоном. Прядь темных волос выбилась из конского хвоста и падала на лицо. Одинокая сережка сверкала на свету. Молли не могла не признать, что выглядит он как уличный панк. Она приблизилась к нему на шаг, принюхиваясь, не пахнет ли от него алкоголем или марихуаной. Лишь запах осенней ночи, сдобренный ароматами прелых листьев, ударил ей в ноздри. – Как и все мы. Во-первых, ты пришел почти на час позже. Где ты был?
Майк пожал плечами.
– Нигде. Копы ведь не из-за меня приходили?
– Они сказали, что ты курил наркотики, Майк! – раздался взволнованный голос Сэма, прежде чем Молли сумела ответить. – И еще пил пиво!
– Ну и врун же ты, – укоризненно произнес Майк.
– А вот и нет! – Сьюзан отважно бросилась на защиту своего брата-близнеца. – Сэм никогда не врет!
– Они действительно так сказали, Майк, – подтвердила Эшли.
Майк, широко раскрыв глаза, посмотрел на Молли. Она кивнула, плотно сжав губы.
– Они сказали, что группа подростков хулиганила в конюшнях Суит Мэдоу. Когда они подъехали, мальчишки разбежались. Остались одни улики, подтверждающие, что в конюшне пили пиво и курили марихуану. Свидетельница опознала тебя как одного из тех хулиганов.
– Какая свидетельница? – Нарочитая воинственность Майка подтвердила худшие опасения Молли. У нее сжалось сердце.
– Ты был в той компании, Майк, так ведь?
О Боже, что же ей делать? Воспитание брата-подростка оказалось непосильной задачей. Запреты на просмотр телепередач и телефонные разговоры не приносили никаких результатов. Что осталось? Пороть его? Смешно даже думать об этом. Майк был намного сильнее ее.
Майк заколебался, отвел взгляд в сторону.
– Может быть, – произнес он.
– Может быть! – Голос Молли повысился на октаву.
Майк начал было что-то говорить, но вдруг посмотрел на Уилла, который молча стоял слева от Молли, утопив руки в карманах и пристально глядя ему в лицо.
– Что, ему обязательно присутствовать при этом? – спросил Майк, кивнув в сторону Уилла.
– Он на нашей стороне, – возникла Сьюзан. Эшли и Сэм закивали в знак поддержки. Молли едва сдержалась, чтобы не поддаться общему порыву.
– Грубо себя ведешь, – сказала она брату. Майк пожал плечами.
– Между прочим, он собирается достать тебе адвоката, – сказала Эшли. – Прежде чем ты будешь беседовать с полицией.
– Я не намерен беседовать с полицией, и адвокат мне не нужен. Меня не было в той конюшне.
Майк помрачнел и озлобился; к сожалению, в последнее время Молли очень часто видела его таким. Он лгал. Она это чувствовала. Внезапный приступ ярости охватил ее. Да как он посмел так обойтись с собой, с ней, со всеми? Грубая брань уже готова была сорваться с ее губ. Ей пришлось стиснуть зубы, чтобы сдержать этот поток. Молли знала, что кричать на Майка бессмысленно, но в то же время не могла найти иного, более подходящего, средства.
– Ты что, мне не веришь? – со злостью произнес Майк.
Глядя на него, Молли вдруг увидела перед собой дистрофичного восьмилетнего мальчика, которого вернули в семью после долгих скитаний по приютам, и гнев ее поутих. В конце концов, и у Майка воинственность была защитной реакцией.
– Неважно, верю я тебе или нет, но ты попал в беду, дружок, – тихо сказала она. – Тебе это так не пройдет. Полицейские, которые были здесь, хотят, чтобы я им позвонила завтра и условилась о времени беседы с тобой. Наверняка они поговорят и с другими ребятами, и дай Бог, если выяснится, что все это недоразумение. Но это не самое худшее. Больше всего меня беспокоит то, что ты делаешь с собой. Если ты пил или курил марихуану, я должна это знать. Ты обязан сказать мне правду.
Майк сурово взглянул на нее.
– Зачем? Ты ведь все равно не поверишь ни единому моему слову.
Молли не успела ответить – он отвернулся и зашагал прочь. Чувствуя себя совершенно беспомощной, она лишь смотрела на него, пока он, одним прыжком преодолев ступеньки лестницы, не скрылся в доме.
– У него сейчас переходный возраст, – сказала Эшли, явно желая и успокоить Молли, и найти оправдание Майку.
Молли глубоко вздохнула.
– Я знаю. – То же самое она говорила себе самой бессчетное количество раз, но именно сейчас это утешение казалось слишком слабым. Она подняла взгляд на Уилла. – Вы в самом деле полагаете, что ему нужен адвокат?
– Это вам решать, – с явным безразличием произнес Уилл. – Вы можете и сами отвести его в полицию и уговорить дать показания. Если он действительно курил марихуану и пил пиво, исправительная колония, возможно, и отобьет у него охоту к подобным забавам.
– Но ему всего лишь четырнадцать, – резко возразила Молли.
– Если он в четырнадцать курит марихуану, что же с ним будет в двадцать?
Вопрос был справедливым, Молли и сама не раз задавала его себе и не находила ответа. Ее плечи поникли.
– Если бы вы смогли помочь нам с адвокатом, мы были бы очень признательны вам, – обратилась она к Уиллу, сознавая, что, возможно, и совершает ошибку, но не в силах отказаться от защиты брата.
Уилл кивнул.
– Майка ведь не посадят в тюрьму? – спросила Сьюзан, заглядывая в глаза Молли.
Девочка, похоже, была напугана, и Молли обняла ее за плечики.
– Нет, конечно же, нет, – твердо сказала Молли, пытаясь вселить уверенность в сестренку.
Дети, в том числе и Эшли, вздохнули с облегчением, как будто слова Молли имели силу закона. Выражение лица Уилла оставалось непроницаемым.
Сьюзан зевнула.
– Ты устала, да, Сьюзан? – спросила Молли.
Сьюзан тут же замотала головой, выражая решительное «нет», но Молли, уже умудренная опытом, знала, что это не более чем притворство. Взглянув на Сэма и Эшли, она добавила: – Мы все устали. Пойдемте домой.
– И он тоже? – с надеждой спросил Сэм, подняв взгляд на Уилла. Никогда не имевший отца и даже достойной его замены, Сэм всегда охотно тянулся к взрослым мужчинам.
– Нет! – сказала Молли резко, презрев тактичность. Но тут же одернув себя, обернулась к Уиллу и протянула ему руку. – Мне жаль, что вечер закончился именно так. Спасибо, что вызвались помочь нам с адвокатом. Спокойной ночи.
– Могу я задержать вас на минутку? – спросил Уилл, не обращая внимания на ее протянутую руку.
Любой непосвященный истолковал бы это обращение как вежливую просьбу, но Молли воприняла его как приказ.
Эшли, переведя взгляд с сестры на Уилла, двинулась к дому, уводя с собой Сьюзан и Сэма.
– Пошли, ребята.
Эшли, вероятно, решила, что, как истинный кавалер, Уилл хотел поцеловать Молли на прощанье!
– Что? – резко спросила Молли, когда они с Уиллом остались одни.
– Я надеюсь, что с завтрашнего дня вы приступите к работе.
Молли, настроившаяся выслушать лекцию о воспитании брата, совсем забыла о недавно заключенной сделке.
– Я постараюсь.
– Не надо стараться. Просто сделайте это, – жестко произнес Уилл. Он какое-то мгновение изучал ее взглядом, потом полез во внутренний карман пальто и вытащил бумажник. – Сколько вам нужно, чтобы подключили телефон?
– Мне не нужны ваши деньги.
Он тем не менее раскрыл бумажник и пробежал пальцами по пачке банкнот.
– Это не мои деньги, а государственные. Вы не забыли, что отныне работаете на дядю Сэма? А мне нужно, чтобы я в любой момент мог связаться с вами. Вот почему вам придется подключить телефон.
– Так выходит, мне не положен сотовый? – Молли попыталась закамуфлировать свое унижение дерзким юмором.
– Сколько? – Уилл оставил без внимания ее жалкую попытку вызвать смех.
Молли сквозь зубы процедила нужную сумму.
– Я договорюсь, чтобы адвокат позвонил вам завтра, – сказал Уилл, вручая ей пять двадцатидолларовых банкнот. – На вашем месте я был бы построже с братом.
– Это слишком много… – Молли на глаз определила сумму денег и попыталась вернуть ему лишние. – А скольких подростков воспитали вы за последнее время?
– Оставьте себе. Вдруг у вас появится желание поесть булочек, а мне бы не хотелось, чтобы вас застукали за кражей в «Севен-илевен». – Он криво усмехнулся. – А что касается воспитания подростков, у меня есть восемнадцатилетний сын. Хороший парень. Но мне довелось видеть очень многих, кто плохо кончил.
– Майк не такой! – Его предостережение больно ужалило Молли.
– В самом деле? – Уилл пожат плечами. – Что ж, вы его знаете лучше, чем я. Я разыщу вас. Спокойной ночи.
Кивнув, Уилл развернулся и направился к машине. Молли смотрела ему вслед. Ветер резвился в кронах деревьев, обрушивая на землю, прямо к ногам Молли, ворох листьев. Машина дата задний ход, затем повернула направо, в сторону города.
Оставшись одна в темноте, Молли вдруг почувствовала, что ей холодно. Обхватив себя руками, она повернулась и зашагала к дому. Несмотря на озноб, Молли не торопилась оказаться в тепле. Ведь там, дома, ей предстояло встретиться с Майком.
А она попросту не знала, что делать.
И не только с Майком.
Майк пожал плечами.
– Нигде. Копы ведь не из-за меня приходили?
– Они сказали, что ты курил наркотики, Майк! – раздался взволнованный голос Сэма, прежде чем Молли сумела ответить. – И еще пил пиво!
– Ну и врун же ты, – укоризненно произнес Майк.
– А вот и нет! – Сьюзан отважно бросилась на защиту своего брата-близнеца. – Сэм никогда не врет!
– Они действительно так сказали, Майк, – подтвердила Эшли.
Майк, широко раскрыв глаза, посмотрел на Молли. Она кивнула, плотно сжав губы.
– Они сказали, что группа подростков хулиганила в конюшнях Суит Мэдоу. Когда они подъехали, мальчишки разбежались. Остались одни улики, подтверждающие, что в конюшне пили пиво и курили марихуану. Свидетельница опознала тебя как одного из тех хулиганов.
– Какая свидетельница? – Нарочитая воинственность Майка подтвердила худшие опасения Молли. У нее сжалось сердце.
– Ты был в той компании, Майк, так ведь?
О Боже, что же ей делать? Воспитание брата-подростка оказалось непосильной задачей. Запреты на просмотр телепередач и телефонные разговоры не приносили никаких результатов. Что осталось? Пороть его? Смешно даже думать об этом. Майк был намного сильнее ее.
Майк заколебался, отвел взгляд в сторону.
– Может быть, – произнес он.
– Может быть! – Голос Молли повысился на октаву.
Майк начал было что-то говорить, но вдруг посмотрел на Уилла, который молча стоял слева от Молли, утопив руки в карманах и пристально глядя ему в лицо.
– Что, ему обязательно присутствовать при этом? – спросил Майк, кивнув в сторону Уилла.
– Он на нашей стороне, – возникла Сьюзан. Эшли и Сэм закивали в знак поддержки. Молли едва сдержалась, чтобы не поддаться общему порыву.
– Грубо себя ведешь, – сказала она брату. Майк пожал плечами.
– Между прочим, он собирается достать тебе адвоката, – сказала Эшли. – Прежде чем ты будешь беседовать с полицией.
– Я не намерен беседовать с полицией, и адвокат мне не нужен. Меня не было в той конюшне.
Майк помрачнел и озлобился; к сожалению, в последнее время Молли очень часто видела его таким. Он лгал. Она это чувствовала. Внезапный приступ ярости охватил ее. Да как он посмел так обойтись с собой, с ней, со всеми? Грубая брань уже готова была сорваться с ее губ. Ей пришлось стиснуть зубы, чтобы сдержать этот поток. Молли знала, что кричать на Майка бессмысленно, но в то же время не могла найти иного, более подходящего, средства.
– Ты что, мне не веришь? – со злостью произнес Майк.
Глядя на него, Молли вдруг увидела перед собой дистрофичного восьмилетнего мальчика, которого вернули в семью после долгих скитаний по приютам, и гнев ее поутих. В конце концов, и у Майка воинственность была защитной реакцией.
– Неважно, верю я тебе или нет, но ты попал в беду, дружок, – тихо сказала она. – Тебе это так не пройдет. Полицейские, которые были здесь, хотят, чтобы я им позвонила завтра и условилась о времени беседы с тобой. Наверняка они поговорят и с другими ребятами, и дай Бог, если выяснится, что все это недоразумение. Но это не самое худшее. Больше всего меня беспокоит то, что ты делаешь с собой. Если ты пил или курил марихуану, я должна это знать. Ты обязан сказать мне правду.
Майк сурово взглянул на нее.
– Зачем? Ты ведь все равно не поверишь ни единому моему слову.
Молли не успела ответить – он отвернулся и зашагал прочь. Чувствуя себя совершенно беспомощной, она лишь смотрела на него, пока он, одним прыжком преодолев ступеньки лестницы, не скрылся в доме.
– У него сейчас переходный возраст, – сказала Эшли, явно желая и успокоить Молли, и найти оправдание Майку.
Молли глубоко вздохнула.
– Я знаю. – То же самое она говорила себе самой бессчетное количество раз, но именно сейчас это утешение казалось слишком слабым. Она подняла взгляд на Уилла. – Вы в самом деле полагаете, что ему нужен адвокат?
– Это вам решать, – с явным безразличием произнес Уилл. – Вы можете и сами отвести его в полицию и уговорить дать показания. Если он действительно курил марихуану и пил пиво, исправительная колония, возможно, и отобьет у него охоту к подобным забавам.
– Но ему всего лишь четырнадцать, – резко возразила Молли.
– Если он в четырнадцать курит марихуану, что же с ним будет в двадцать?
Вопрос был справедливым, Молли и сама не раз задавала его себе и не находила ответа. Ее плечи поникли.
– Если бы вы смогли помочь нам с адвокатом, мы были бы очень признательны вам, – обратилась она к Уиллу, сознавая, что, возможно, и совершает ошибку, но не в силах отказаться от защиты брата.
Уилл кивнул.
– Майка ведь не посадят в тюрьму? – спросила Сьюзан, заглядывая в глаза Молли.
Девочка, похоже, была напугана, и Молли обняла ее за плечики.
– Нет, конечно же, нет, – твердо сказала Молли, пытаясь вселить уверенность в сестренку.
Дети, в том числе и Эшли, вздохнули с облегчением, как будто слова Молли имели силу закона. Выражение лица Уилла оставалось непроницаемым.
Сьюзан зевнула.
– Ты устала, да, Сьюзан? – спросила Молли.
Сьюзан тут же замотала головой, выражая решительное «нет», но Молли, уже умудренная опытом, знала, что это не более чем притворство. Взглянув на Сэма и Эшли, она добавила: – Мы все устали. Пойдемте домой.
– И он тоже? – с надеждой спросил Сэм, подняв взгляд на Уилла. Никогда не имевший отца и даже достойной его замены, Сэм всегда охотно тянулся к взрослым мужчинам.
– Нет! – сказала Молли резко, презрев тактичность. Но тут же одернув себя, обернулась к Уиллу и протянула ему руку. – Мне жаль, что вечер закончился именно так. Спасибо, что вызвались помочь нам с адвокатом. Спокойной ночи.
– Могу я задержать вас на минутку? – спросил Уилл, не обращая внимания на ее протянутую руку.
Любой непосвященный истолковал бы это обращение как вежливую просьбу, но Молли воприняла его как приказ.
Эшли, переведя взгляд с сестры на Уилла, двинулась к дому, уводя с собой Сьюзан и Сэма.
– Пошли, ребята.
Эшли, вероятно, решила, что, как истинный кавалер, Уилл хотел поцеловать Молли на прощанье!
– Что? – резко спросила Молли, когда они с Уиллом остались одни.
– Я надеюсь, что с завтрашнего дня вы приступите к работе.
Молли, настроившаяся выслушать лекцию о воспитании брата, совсем забыла о недавно заключенной сделке.
– Я постараюсь.
– Не надо стараться. Просто сделайте это, – жестко произнес Уилл. Он какое-то мгновение изучал ее взглядом, потом полез во внутренний карман пальто и вытащил бумажник. – Сколько вам нужно, чтобы подключили телефон?
– Мне не нужны ваши деньги.
Он тем не менее раскрыл бумажник и пробежал пальцами по пачке банкнот.
– Это не мои деньги, а государственные. Вы не забыли, что отныне работаете на дядю Сэма? А мне нужно, чтобы я в любой момент мог связаться с вами. Вот почему вам придется подключить телефон.
– Так выходит, мне не положен сотовый? – Молли попыталась закамуфлировать свое унижение дерзким юмором.
– Сколько? – Уилл оставил без внимания ее жалкую попытку вызвать смех.
Молли сквозь зубы процедила нужную сумму.
– Я договорюсь, чтобы адвокат позвонил вам завтра, – сказал Уилл, вручая ей пять двадцатидолларовых банкнот. – На вашем месте я был бы построже с братом.
– Это слишком много… – Молли на глаз определила сумму денег и попыталась вернуть ему лишние. – А скольких подростков воспитали вы за последнее время?
– Оставьте себе. Вдруг у вас появится желание поесть булочек, а мне бы не хотелось, чтобы вас застукали за кражей в «Севен-илевен». – Он криво усмехнулся. – А что касается воспитания подростков, у меня есть восемнадцатилетний сын. Хороший парень. Но мне довелось видеть очень многих, кто плохо кончил.
– Майк не такой! – Его предостережение больно ужалило Молли.
– В самом деле? – Уилл пожат плечами. – Что ж, вы его знаете лучше, чем я. Я разыщу вас. Спокойной ночи.
Кивнув, Уилл развернулся и направился к машине. Молли смотрела ему вслед. Ветер резвился в кронах деревьев, обрушивая на землю, прямо к ногам Молли, ворох листьев. Машина дата задний ход, затем повернула направо, в сторону города.
Оставшись одна в темноте, Молли вдруг почувствовала, что ей холодно. Обхватив себя руками, она повернулась и зашагала к дому. Несмотря на озноб, Молли не торопилась оказаться в тепле. Ведь там, дома, ей предстояло встретиться с Майком.
А она попросту не знала, что делать.
И не только с Майком.
11
12 октября 1995 года
Было три часа утра. Пожилая женщина села в постели, пробудившись от глубокого сна. Это опять повторилось. Она была убеждена.Пронзительные крики вторгались в ее сновидения. Крики из далекого прошлого. Крики выпотрошенной мышки, изувеченного котенка. Крики попугая, отчаянно мечущегося по дому с объятыми пламенем крыльями и хвостом. Крики собаки. Лошади. Ребенка.
О Боже, ребенок. Она так и не выдала тайны.
Вдохнув побольше воздуха, чтобы сдержать подступившие рыдания, женщина попыталась успокоиться. Это не могло повториться, не могло. Двадцать лет прошло с тех пор. Все. Кончено. Забыто почти что всеми. Даже для тех, кто еще помнил, время сотворило чудо, завесив пеленой воспоминания и притупив боль.
Крики, разбудившие ее, несомненно, были частью ночного кошмара. И не более того.
Хотя ночь и не была прохладной, женщину колотила дрожь. Когда она все-таки заставила себя лечь в постель и укрылась одеялом, сразу стала ясна причина озноба: тонкая шелковая ночная сорочка, надетая на ней, была насквозь мокрой от пота.
Виной тому оказался ночной кошмар.
До самого рассвета она так и не сомкнула глаз, опасаясь, как бы он не вернулся.
12
12 октября 1995 года
Омытая утренней росой, сочная трава искрилась в лучах восходящего солнца, когда Молли шла по дорожке к конюшне номер пятнадцать. В прохладном хрустящем воздухе витали запахи навоза и древесных опилок. Аккуратно подстриженные живые изгороди из бирючины, окантованные густыми кустами золотистых хризантем, создавали затейливый лабиринт, по которому можно было добраться с конюшен на беговые дорожки и пройти дальше, к трибунам ипподрома.Сооруженный в тридцатые годы нынешнего столетия из серого известняка, безупречно отделанный, Кинленд был одним из красивейших ипподромов в мире. Раскинувшийся на территории в девятьсот акров, окруженный высокой, в три фута, увитой плющом каменной стеной, он официально величался, по европейской традиции – Кинлендским ипподромом, а не треком, как это повелось у американцев. На территории запрещалось размещение афиш и вывесок, и это был, пожалуй, единственный в мире крупный ипподром, не имевший справочной службы. Это сделали умышленно: таким образом подчеркивалась эксклюзивность заведения. Предполагалось, что посетители Кинленда – люди не случайные и могут самостоятельно, без помощи консультантов, разобраться во всех тонкостях скачек.
Собственно, как на то и было рассчитано, Кинленд источал аромат аристократизма и старинных состояний.
Возможно, не столь известный, как ипподром Черчилл-Лаунс, Саратога или Бельмонт, Кинленд тем не менее был местом изысканным и тщательно оберегаемым от посторонних глаз. Даже в столь ранний час мужчины, завтракавшие на террасе, выходившей на беговые дорожки, были одеты в синие блейзеры и погружены в копии сводок о результатах скачек. Несколько женщин, присутствовавших за завтраком, были одеты поярче, однако так же стильно и дорого, соответственно негласному кодексу манер, принятому в подобном заведении. Для этой публики не существовало экстравагантных платьев и огромных шляп.
Тренер-наездник, оседлав беспокойного жеребца, направил его рысью к овальному треку. Молли отступила в сторону, пропуская лошадь и всадника. Жеребец – скорее по глупости, нежели от злости – вдруг попытался лягнуть ее задним копытом, но был резко одернут наездником. Молли увернулась от удара и невозмутимо проследовала дальше. Как и всем конюхам, ей не раз доставалось от лошадей, и она к этому привыкла. Непредсказуемость животных Молли воспринимала как данность.
Топот копыт, раздавшийся неподалеку, подсказал, что ее подопечные уже вышли на беговые дорожки. Было семь утра, и утренняя разминка лошадей была в самом разгаре.
– Доброе утро. – Охранник в форме взглянул на пропуск, приколотый к серому свитеру Молли.
Этот новичок был ей не знаком. Кивнув, она прошла на территорию конюшен.
Выкрашенные в белый цвет конюшни были разбросаны среди деревьев. Возле конюшни номер пятнадцать стояли два восьмиместных трейлера для перевозки лошадей и грузовик, принадлежавший фирме по уходу за газонами. Марта Бейтс, еще один конюх Уайландской фермы и подруга Молли, вела Табаско Соуса на лужок. Внимание ее было целиком приковано к жеребцу, который слыл буйным, так что Молли она поприветствовала, рассеянно махнув рукой.
Молли испытала такое чувство, будто и не отлучалась отсюда вовсе.
В конюшне было тихо, если не считать приглушенного топота копыт находившихся в стойлах лошадей. Здесь царила идеальная чистота, просторное помещение блестело свежей белой краской. Тяжелые раздвижные двери обеспечивали доступ к конюшне с двух сторон. Сейчас была приоткрыта лишь одна, боковая, дверь, к которой и подошла Молли. Тридцать два стойла располагались в два ряда, и разделяла их аккуратная дорожка из дерна. К стенке каждого стойла была прикреплена пластинка с кличкой обитателя. Возле каждого третьего стойла стояли бочонки с темно-фиолетовыми хризантемами. В конюшне пахло древесными опилками, дезинфицирующим средством и лошадьми.
Молли сделала глубокий вдох – своего рода неосознанный ритуал. Запах конюшни был для нее знакомым и желанным, как запах родного дома.
Росарио Аргуэлло, старший конюх Уайландской фермы, что-то нашептывал себе под нос, когда показался прямо из стойла возле входа в конюшню. Молли заглянула в приоткрытую дверь.
– Эй, Рози, где мистер Симпсон? – спросила она. Смуглый и худощавый аргентинец, когда-то надеявшийся стать жокеем, Рози был, пожалуй, еще более верным, нежели Марта, другом Молли. Он посмотрел на дверь, и глаза его округлились, когда он увидел, кто его спрашивает.
– Молли! – воскликнул он на своем ломаном английском и, отбросив вилы, направился к ней. – Черт возьми, Молли, что ты творишь? Как посмела уйти, оставив нас? Вот так запросто? Даже не простившись?
Молли улыбнулась, когда он схватил ее за плечи и грубовато, по-мужски, обнял. Сорокалетний Рози имел жену, четверых детей и никаких грязных помыслов. В течение всех семи лет их знакомства он относился к Молли исключительно по-приятельски, и она это ценила.
– Ну как себя сегодня чувствует мистер Симпсон? – спросила Молли. В ее вопросе скрывайся намек на непредсказуемость шефа, который частенько пребывал в миноре.
Рози намек понял и многозначительно закатил глаза.
– Плохо, да? – Молли скорчила гримасу. – Вот это удача.
– Леди Валор сегодня утром захромала.
– О нет!
Родившаяся на Уанландской ферме, Леди Валор была одной из подопечных Молли. Молли ухаживала за двухлетней кобылкой с самого ее рождения и питала к ней особую слабость.
– Думаю, мистер Симпсон сейчас с ней, – крикнул Рози вдогонку, поскольку Молли уже поспешила прочь.
Проходя мимо других конюшен, она заметила, что стойла в большинстве своем пустовали. Лошади были на беговом поле. В стойле по соседству с тем, в котором обитал Табаско Соус, лежала, подобрав под себя ноги, Офелия. Завидев Молли, ослица поднялась, навострив мохнатые заячьи ушки. Она явно ждала сладкого корма, с которым у нее ассоциировалось присутствие Молли.
– Потом, Офелия, – пообещала Молли и устремилась дальше.
Стойло Леди Валор находилось в одной из дальних конюшен. Симпсон – в рабочих брюках цвета хаки и голубой форменной рубашке на пуговицах с засученными рукавами – и ветеринар Херб Мотт суетились в стойле возле кобылицы. Густые седые волосы Симпсона, обычно аккуратно уложенные, сейчас были взъерошены. Семидесятилетний худощавый доктор Мотт стоял на коленях и массировал ногу Леди Валop, а Симпсон склонился над ним, заглядывая ему через плечо. Энджи Арчер, молоденькая разносчица горячих закусок, которую, как предположила Молли, взяли на ее место, стояла у головы лошади. Леди Валор прядала ушами. Молли была знакома эта повадка. Несмотря на свой прелестный облик, Леди Валор кусалась.
– Могу я помочь? – Не дожидаясь ответа, Молли вошла в стойло и кинулась к лошади.
Кобылица приветствовала ее тихим ржанием и кивком головы. Энджи, узнав Молли, с явным облегчением уступила ей место. Заметив следы укусов на крепкой руке брюнетки, Молли едва удержалась от улыбки. Проявления недовольства Леди Валор были весьма болезненны.
– Она повредила коленную чашечку, черт бы ее побрал! – Симпсон злобно взглянул на Молли.
– О нет! – с искренней тревогой в голосе воскликнула Молли. Повреждение коленной чашечки у лошади было не менее серьезной травмой, чем у человека.
– Сегодня ночью, прямо в стойле, – почти простонал Симпсон.
– Она сможет подняться до воскресенья? – спросила Молли, имея в виду предстоящие большие скачки. Леди Валор была фаворитом последнего сезона.
– Похоже, что нет.
Ветеринар поднял взгляд и покачал головой в подтверждение слов Симпсона. Симпсон выругался.
– Сожалею, Дон, – сказал доктор Мотт, нежно опуская ногу Леди Валор и поднимаясь с колен. – Травма серьезная, требует времени.
– Я знаю. – Симпсон утер пот с лица, покачал головой и, взяв себя в руки, пошел проводить доктора Мотта до двери.
– Она поправится через месяц, может, недель через шесть.
– Знаю.
Доктор Мотт ушел. Симпсон запер за ветеринаром дверь и вернулся к стойлу. Взгляд его задержался на Молли.
– Иногда я жалею, что не принадлежу к породе толстокожих. И не живу по принципу: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». – Симпсон говорил скорее сам с собою, Молли это знала, как знала и то, что никакого ответа он не ждал, да и не хотел услышать. Внезапно кустистые брови Симпсона сошлись на переносице.
– Какого черта ты здесь торчишь? – закричал он, как будто только сию минуту вспомнил о том, что ее присутствие в конюшне незаконно. – Мне кажется, я выгнал тебя.
– Вы меня не выгоняли. Я сама ушла, – ответила Молли и так же хмуро уставилась на него.
Она уже давно усвоила для себя, что слабостью Дона Симпсона не проймешь, шестидесятидвухлетний Симпсон когда-то был классным наездником. Серия сокрушительных неудач, преследовавших его в течение последних пяти лет, поставила крест на его блистательной карьере и заставила заняться более прозаичным ремеслом на Уайландской ферме, имя которой так же, как и его, когда-то гремело в конном бизнесе. И Уайландская ферма, и Симпсон отныне относились к разряду «бывших». Но Симпсон до сих пор считал себя суперзвездой. Его самомнение не упало вместе с престижем. Это был озлобленный тип, который с радостью и удовольствием терроризировал любого слабака. Единственным достоинством Симпсона – во всяком случае, как считала Молли – было его почти интуитивное понимание лошадей и безграничная любовь к этим животным.
– Да? – прорычал Симпсон – Тогда какого черта ты снова здесь?
– Вы мне должны заплатить за две недели. – Молли гордо вздернула подбородок.
– Я это засчитаю за двухнедельное уведомление.
– Вы не имеете права! В конце концов, тому, кого выгоняют, не дают уведомления.
– Я думал, ты ушла по собственному желанию.
– Если мне это будет стоить двухнедельного жалованья, тогда уж лучше выгоняйте. – Последнее Молли процедила сквозь зубы. И тут же спохватилась, поймав себя на том, что чуть не забыла о своей миссии. Взяв себя в руки, она разжала зубы и выдавила из себя улыбку. – Как бы там ни было, я… мм… подумала, что, возможно, пригожусь вам. По крайней мере, до конца сезона.
Симпсон в упор уставился на нее.
– Мы и без тебя прекрасно обходились. Молли многозначительно посмотрела на коленку Леди Валор.
– Я уж вижу. Симпсон помрачнел.
– Так ты хочешь вернуться на свое место? Молли смирила гордыню.
– Да.
– И опять будешь обзывать меня говнюком? Утверждать, что у меня вместо башки задница?
Искорки веселья зажглись в глазах Молли, но она не осмелилась улыбнуться.
– Нет, я буду держать себя в руках.
– Так-то лучше, – проворчал он. – Запомни: еще раз вздумаешь дерзить мне, вылетишь к чертовой матери. Поняла?
Молли кивнула.
– А теперь давай живо за работу. Ты! – Симпсон теперь уже обращался к Энджи, которая стояла ни жива ни мертва. – Убирайся отсюда. Возвращайся на свое место. Конюх из тебя все равно никудышный. Он свирепо взглянул на Энджи, которая, вспыхнув ярким румянцем, еле сдерживая слезы, поспешила к двери. Симпсон с явным удовлетворением наблюдал за тем, как сникла бедная девушка.
Потом он перевел взгляд на Молли, словно вызывая ее на очередную перебранку. Но Молли оказалась мудрее. Леди Валор ткнулась мордой ей в плечо. Молли почесала кобылице шею, зная, что, если она сейчас не уделит животному внимания, которого от нее требовали, следующим действием Леди Валор станет укус.
– Принимайся за работу, – рявкнул Симпсон и вышел из стойла.
В автофургоне фирмы по уходу за газонами, припаркованном возле конюшни номер пятнадцать, Уилл хмуро наблюдай за монитором. Сидевший за компьютером Мерфи тоже уставился на экран.
– Уф! На мгновение мне показалось, что он вышвырнет ее из конюшни, – сказал Мерфи.
Уилл фыркнул. С отлаженной системой видеонаблюдения – Мерфи постарался – сыщикам теперь несложно было следить за передвижениями Молли, начиная с того момента, как та зашла в конюшню. Уилл уже начинал опасаться, что она вообще не появится. Вчера утром она пришла в конюшню на три часа раньше. Он не знал, почему сегодня она так задержалась; впрочем, это было не столь важно. Главное, что ей удалось выполнить поставленную им задачу: вернуться на работу. Живая связь с ипподромом была восстановлена.
На мгновение Уилл вспомнил о том, как оборвалась прежняя связующая нить, но тут же отогнал сопутствовавшее этому воспоминанию беспокойство. Смерть Лоуренса никоим образом не могла коснуться Молли. Это было самоубийство: Лоуренс страдал психическим расстройством.
Сейчас Молли находилась в стойле, рядом с казавшимся огромным животным, способным растоптать ее в любую минуту. Она что-то бормотала, перевязывая лошади заднюю ногу. Вид стойла, лошади и хрупкой женщины занимал весь экран монитора.
– Ее не назовешь мисс Тактичность, верно? – заметил Мерфи.
Уилл снова фыркнул.
– Впрочем, чертовски сексуальна. – Мерфи усмехнулся и поднялся, чтобы отрегулировать настройку.
Видеокамера сосредоточилась на Молли, заскользила по ее фигуре. Уилл мысленно отметил, что с убранными в хвост волосами, с ангельским личиком без следов макияжа девушка выглядела лет на шестнадцать. И тут же задался вопросом, почему его вдруг посетили подобные мысли.
– Ей определенно идут джинсы и майка, – с восхищением отметил Мерфи.
Уилл почувствовал, как в нем нарастает раздражение. Он пытался не замечать того, как подчеркивают линялые джинсы округлость ее ягодиц и длину точеных ног, как льнет к высоким упругим грудям простая белая майка, как выделяется в ней тонкая талия. Серый свитер, в котором она пришла, был переброшен через дверцу стойла. Как ни нелепо это выглядело, но Уиллу не понравилось, что она разделась.
Сам того не желая, он уперся в ту часть ее тела, которая более всего притягивала его. Соски ее грудей явственно проступали сквозь тонкий мягкий хлопок и терлись о него при каждом ее движении. «Интересно, носит ли она когда-нибудь лифчик?» – подумал он.