Страница:
— Заткнись, никчемный мужик! У девочки мозгов больше, чем у тебя, взрослого дурака! Если бы не она, мы сейчас уже сдохли бы с голоду!
Кэтти резко повернулась и пошла к спальне, но перед самой дверью остановилась.
— Запомни: кормилец в этой семье — Мария. А ты — нахлебник. Дармоед. Слава Богу, что девочка пошла в своего отца. Ты не стоишь и мизинца настоящего мужика, такого, каким был Генри. Я молю Всевышнего, чтобы твои родные дети были похожи на моего покойного мужа, а не на тебя!
Питер вскочил и, качаясь, побежал к входной двери.
— Я покажу вам, кто здесь хозяин! В моем доме шлюх не будет!
Пытаясь остановить пьяного, Кэтти повисла на его плече:
— Не смей ее трогать, скотина! Она — моя дочь, а не твоя!
Питер резко взмахнул рукой, и Кэтти отлетела к столу, ударившись животом об острый край. Горячая волна боли прокатилась по телу женщины, перед глазами проплыл красный туман. Через эту колеблющуюся пелену Кэтти видела, как Питер выдернул из брюк широкий ремень и взмахнул им перед самым ее носом. Сквозь звон в ушах донеслись обрывки брани:
— Прикуси язык... баба! ... или я проучу тебя как следует! Вот увидишь... после выволочки станет шелковой!
Злобно рыча, Питер выскочил на лестничную площадку.
Борясь с приближающимся обмороком, Кэтти на ватных ногах доковыляла до двери. Боже, он сошел с ума. Дочка была права, когда не хотела видеть Питера в их доме. Ах, почему Кэтти ее не послушалась! Как хорошо, как спокойно они жили бы теперь! Вдвоем с Марией...
В висках болезненно затикал какой-то маятник, к горлу подступила тошнота. Теряя последние силы, Кэтти схватила Питера за руки и рывком повернула лицом к себе. Ее угасающий взгляд остановился на выпученных глазах мужа, с губ слетел внятный шепот:
— Не смей! Если ты дотронешься до нее хотя бы одним пальцем, я вышвырну тебя вон!
Внезапно Питер протрезвел. Поеживаясь под ненавидящим взглядом, он стряхнул с себя ее руки и, перешагивая через порог, злобно пообещал:
— Ну, ладно. Только запомни: грехи твоей дочери упадут на твою голову.
Кэтти уже ничего не слышала. Лицо мужа расплылось в прямоугольнике открытой двери и померкло. Качнувшись, она неожиданно громко вскрикнула:
— Мария!
В этот миг вечность приняла облик лестничного пролета и поглотила несчастную.
Молодые люди беззаботно болтали на крыльце, когда до них донесся пронзительный вопль. Мария вскинула голову и молча понеслась вверх, Майк ринулся следом. Как подкошенная, девушка упала на колени возле изломанного женского тела.
— Мама... Ну, мама...
Майк слышал голос Марии и не узнавал его. Сейчас это был тоненький отчаянный крик беспомощного ребенка. Светлые волосы рассыпались по замусоренным ступеням, когда она прижалась губами к неподвижно-спокойному лицу матери.
— Мама!
— Кэтти!
Майк поднял голову — на верхней площадке стоял грузный мужчина. Серое лицо застыло, губы тряслись.
— Мария! Что случилось?
Судорожно дернув головой, девушка подняла остановившийся взгляд, и из ее широко открытых глаз на Майка выплеснулось беспросветное горе. Он обнял Марию за плечи:
— У кого-нибудь из соседей есть телефон?
Ответа не последовало. Дрожа всем телом, Мария беззвучно раскачивалась над мертвой матерью, по-видимому, ничего не слышала.
Волоча по ступеням ноги и держась обеими руками за перила, спустился серый мужчина. На нижней площадке открылась дверь, из нее выглянул заспанный человек. Майк подскочил к нему:
— Произошло несчастье. Можно от вас позвонить?
Человек молча кивнул и посторонился. В квартире немолодая женщина поспешно натягивала халат. Тоже молча она подвела Майка к телефону. И тут с лестницы донесся чуть слышный, щемяще-жалобный то ли стон, то ли шепот, от которого у Майка горестно сжалось сердце. Он бросил трубку, выбежал на площадку — плакала Мария. Майк слышал ее плач первый и последний раз.
16
17
18
Кэтти резко повернулась и пошла к спальне, но перед самой дверью остановилась.
— Запомни: кормилец в этой семье — Мария. А ты — нахлебник. Дармоед. Слава Богу, что девочка пошла в своего отца. Ты не стоишь и мизинца настоящего мужика, такого, каким был Генри. Я молю Всевышнего, чтобы твои родные дети были похожи на моего покойного мужа, а не на тебя!
Питер вскочил и, качаясь, побежал к входной двери.
— Я покажу вам, кто здесь хозяин! В моем доме шлюх не будет!
Пытаясь остановить пьяного, Кэтти повисла на его плече:
— Не смей ее трогать, скотина! Она — моя дочь, а не твоя!
Питер резко взмахнул рукой, и Кэтти отлетела к столу, ударившись животом об острый край. Горячая волна боли прокатилась по телу женщины, перед глазами проплыл красный туман. Через эту колеблющуюся пелену Кэтти видела, как Питер выдернул из брюк широкий ремень и взмахнул им перед самым ее носом. Сквозь звон в ушах донеслись обрывки брани:
— Прикуси язык... баба! ... или я проучу тебя как следует! Вот увидишь... после выволочки станет шелковой!
Злобно рыча, Питер выскочил на лестничную площадку.
Борясь с приближающимся обмороком, Кэтти на ватных ногах доковыляла до двери. Боже, он сошел с ума. Дочка была права, когда не хотела видеть Питера в их доме. Ах, почему Кэтти ее не послушалась! Как хорошо, как спокойно они жили бы теперь! Вдвоем с Марией...
В висках болезненно затикал какой-то маятник, к горлу подступила тошнота. Теряя последние силы, Кэтти схватила Питера за руки и рывком повернула лицом к себе. Ее угасающий взгляд остановился на выпученных глазах мужа, с губ слетел внятный шепот:
— Не смей! Если ты дотронешься до нее хотя бы одним пальцем, я вышвырну тебя вон!
Внезапно Питер протрезвел. Поеживаясь под ненавидящим взглядом, он стряхнул с себя ее руки и, перешагивая через порог, злобно пообещал:
— Ну, ладно. Только запомни: грехи твоей дочери упадут на твою голову.
Кэтти уже ничего не слышала. Лицо мужа расплылось в прямоугольнике открытой двери и померкло. Качнувшись, она неожиданно громко вскрикнула:
— Мария!
В этот миг вечность приняла облик лестничного пролета и поглотила несчастную.
Молодые люди беззаботно болтали на крыльце, когда до них донесся пронзительный вопль. Мария вскинула голову и молча понеслась вверх, Майк ринулся следом. Как подкошенная, девушка упала на колени возле изломанного женского тела.
— Мама... Ну, мама...
Майк слышал голос Марии и не узнавал его. Сейчас это был тоненький отчаянный крик беспомощного ребенка. Светлые волосы рассыпались по замусоренным ступеням, когда она прижалась губами к неподвижно-спокойному лицу матери.
— Мама!
— Кэтти!
Майк поднял голову — на верхней площадке стоял грузный мужчина. Серое лицо застыло, губы тряслись.
— Мария! Что случилось?
Судорожно дернув головой, девушка подняла остановившийся взгляд, и из ее широко открытых глаз на Майка выплеснулось беспросветное горе. Он обнял Марию за плечи:
— У кого-нибудь из соседей есть телефон?
Ответа не последовало. Дрожа всем телом, Мария беззвучно раскачивалась над мертвой матерью, по-видимому, ничего не слышала.
Волоча по ступеням ноги и держась обеими руками за перила, спустился серый мужчина. На нижней площадке открылась дверь, из нее выглянул заспанный человек. Майк подскочил к нему:
— Произошло несчастье. Можно от вас позвонить?
Человек молча кивнул и посторонился. В квартире немолодая женщина поспешно натягивала халат. Тоже молча она подвела Майка к телефону. И тут с лестницы донесся чуть слышный, щемяще-жалобный то ли стон, то ли шепот, от которого у Майка горестно сжалось сердце. Он бросил трубку, выбежал на площадку — плакала Мария. Майк слышал ее плач первый и последний раз.
16
Только через неделю Мария снова пришла в «Золотое сияние». Осунувшаяся, с черными тенями вокруг сухих безжизненных глаз. Все, что происходило после смерти матери, казалось ей неотвязным тягостным сном.
Сначала были похороны. Простая скромная панихида в церкви Святого Августина, во время которой добрый отец Янович очень хорошо сказал про мужество Кэтти. Он помолился о том, чтобы ее дети следовали примеру матери не только в жизни, но и в католической вере. За катафалком на кладбище ехала всего одна машина. В ней сидели Питер и молчаливая, словно неживая, Мария. Недорогие похороны закончились быстро. Кэтти опустили в могилу и закопали, а Питер с Марией вернулись в осиротевший дом. Там их уже поджидали попечители и соседка, мать толстушки Фрэнси, присматривавшая за ребенком. Соседка тут же ушла к себе, а попечители приступили к выполнению своей миссии.
Их было двое: молодой человек и пожилая дама. От имени благотворительных организаций они выразили озабоченность судьбой младенца и поинтересовались, сумеет ли семья обеспечить ему надлежащий уход. Мария похолодела от страха, поскольку эти люди могли забрать у нее маленького Питера, но уже через секунду справилась со своей растерянностью и принялась горячо убеждать обоих гостей в самом серьезном отношении к братику. Она сказала, что сможет ухаживать за ним днем, а Питер, то есть отец, будет это делать вечерами, когда Мария занята на работе. В конце концов попечители согласились оставить ребенка до нового учебного года и ушли.
Девушка остановилась у входа в зал. Как странно: мамы уже нет, а здесь ничего не изменилось. Дешевая мишура на стенах, пыльные голубые плафоны, усталые, постоянно фальшивящие оркестранты — все то же.
Подошел вышибала с привычно-невозмутимым выражением на тупой физиономии:
— Мистер Мартин просит вас зайти к нему.
Она молча кивнула, пересекла зал и постучала в дверь. Изнутри послышался знакомый — неприятный голос:
— Войдите.
Мария открыла дверь и, поскольку Джокер Мартин был занят разбором бумаг на своем столе, остановилась у порога. Наконец, он поднял голову, и девушка вошла.
— Вы хотели меня видеть?
— Да. Садись. Сейчас я освобожусь.
Мария тихонько опустилась на стул перед столом и впервые внимательно рассмотрела лицо Мартина. Глубокие морщины делали его жестким, а седина подчеркивала хищный холод голубых глаз. Тонкие, нежно изогнутые губы не сочетались с твердым квадратным подбородком, словно предназначались мягкому застенчивому человеку, а по ошибке достались Джокеру. Через некоторое время он отложил бумаги и тихо сказал:
— Прими мои соболезнования, Мария.
Девушка быстро опустила лицо, как будто рассматривала свои руки, проглотила подкативший к горлу ком.
— Спасибо.
Джокер деликатно помолчал еще минуту, потом объявил:
— Позавчера к нам приходил инспектор из попечительской организации. Проверял, чем здесь занимается Мэриен Флад.
Мария испуганно вскинула голову:
— И что?
Мартин ободряюще подмигнул:
— Не волнуйся, все в порядке. Ты у нас работаешь кассиром, не правда ли? Так я ему и сказал.
Она снова уткнулась в руки, а когда заговорила, голос дрожал и прерывался — Мария глотала слезы.
— Не знаю, как мне вас благодарить, мистер Мартин... за все...
Мартин перебросил какие-то листочки на столе и вдруг спросил:
— Почему ты скрыла от меня свой возраст?
— А вы бы взяли меня на работу, если бы я сказала правду?
Он неопределенно пожал плечами:
— Не знаю. Вряд ли...
— Вот поэтому и скрыла. К тому же, вы никогда не спрашивали меня о возрасте.
Мартин внимательно обвел взглядом ее лицо, плечи, шею.
— Знаешь, Мария, мне в голову не приходило, что ты еще малолетка. Вид-то у тебя совсем взрослый.
Она слабо улыбнулась:
— А я и есть совсем взрослая.
Мартин невесело задумался, потом встал и, подойдя к Марии, положил руку на ее плечо. Ему вспомнилась полуголодная юность в бедном квартале, таком же убогом и грязном, как тот, в котором живет эта девочка.
— Наверное, ты права. Здесь рано взрослеют.
Девушка встрепенулась:
— Скажите, мистер Мартин, я по-прежнему смогу работать в «Золотом сиянии»?
— Да, но держи ухо востро. Если, не дай Бог, начнется какая-нибудь заварушка, немедленно удирай. Тебе нельзя попадаться, а то подведешь всех: и себя, и меня.
— Я буду осторожна, мистер Мартин. Обещаю.
Мартин проводил Марию до двери, постоял на пороге, глядя на ее легкую походку, восхищенно покачал головой: хороша! Просто невозможно поверить, что девчонке нет и шестнадцати. Он несколько раз слышал, будто польские цветы распускаются раньше других. Пожалуй, это утверждение имеет под собой почву. Мартин снова — покачал головой и вернулся к столу. Мария легко шла к раздевалке. Возраст... Она редко думала о своем возрасте. Наверное потому, что еще ребенком почувствовала себя полноценной женщиной, владеющей тайнами покорения мужских сердец. Увы, эти тайны остаются недоступными для большинства представительниц слабого пола. Женщиной нельзя стать, ею можно только родиться.
В квартире было тихо. Питер чинно сидел за кухонным столом и с преувеличенным интересом смотрел в газету.
— Как малыш?
Он поднял голову и сухо бросил:
— Нормально. Спит.
Мария прошла в комнату, задумчиво склонилась над кроваткой. Ребенок мирно посапывал, засунув в слюнявый ротик крошечный палец. Девушка нежно дотронулась до пушистой головки, удобно положила ручку малыша поверх одеяла, но вдруг замерла под тяжелым взглядом. Она резко повернулась — на нее, не мигая, смотрел отчим.
— Чего тебе здесь нужно?
— Ничего.
Питер смущенно кашлянул и поплелся обратно.
Мария быстро переоделась. Вместо платья и комбинации накинула на плечи старенький халат, перебросила через плечо полотенце и вышла на кухню к умывальнику.
Питер уже сидел на прежнем месте возле стола. Осторожно подбирая слова, он спросил:
— Скажи, этот парень... Майк... он проводил тебя до дому?
Мария тщательно терла щеки мылом.
— Да.
— Может быть, он влюблен в тебя?
— Вполне возможно.
— Ты чересчур долго торчишь с ним у подъезда.
В голосе отчима появились злобные нотки:
— Что, не слишком-то спешишь домой?
Девушка досадливо провела полотенцем по лицу:
— А почему тебя это волнует?
Питер опустил глаза:
— Так...
— Тогда не суй свой нос в чужие дела.
Раздраженно скрипя половицами, Мария скрылась в своей комнате, а когда вышла — оттуда, карауливший у двери Питер схватил ее за локоть.
Девушка не сказала ни слова, лишь презрительно сощурила глаза и стряхнула с себя липкую руку.
— Мария, ты очень красивая девушка.
Голос его звучал умоляюще:
— Может быть, ты согласишься любить меня так же, как его? Хоть иногда, а? Тогда всем нам будет хорошо...
Она не ответила. Сегодня был трудный день, и у Марии не осталось сил ни на возмущение, ни на выяснение отношений. Бесцветным ровным голосом она проговорила:
— Питер, не будь идиотом. Я живу здесь только потому, что этого хотела бы мама. И все.
Впервые Мария назвала отчима по имени, не добавляя слова «дядя»: Она направилась в свою комнату, и Питер потащился следом за ней.
— Мария, ты же знаешь, как я к тебе отношусь и...
Девушка холодно оборвала:
— Знаю. Но ты мне не нравишься. Если тебе позарез нужна женщина, ступай на улицу и найди.
Она резко захлопнула перед его носом дверь, два раза громко повернула ключ и несколько мгновений прислушивалась к звукам за порогом комнаты. Скрипя половицами, тяжелые шаги отчима удалились на кухню. Через минуту хлопнула дверца холодильника. Только тогда Мария скинула халат и скользнула под одеяло.
От невидимого окна до нее долетел легкий ночной ветерок. Внутри ныла боль, тупая непроходящая боль тоски. Девушка закрыла глаза, и сразу над ее головой склонилось светлое мамино лицо. Кэтти что-то сказала, и Мария ее услышала.
— Будь умницей, дочка.
— Хорошо, мама.
Мария повернулась на бок и, уже засыпая, услышала, как Питер открыл очередную банку пива.
Сначала были похороны. Простая скромная панихида в церкви Святого Августина, во время которой добрый отец Янович очень хорошо сказал про мужество Кэтти. Он помолился о том, чтобы ее дети следовали примеру матери не только в жизни, но и в католической вере. За катафалком на кладбище ехала всего одна машина. В ней сидели Питер и молчаливая, словно неживая, Мария. Недорогие похороны закончились быстро. Кэтти опустили в могилу и закопали, а Питер с Марией вернулись в осиротевший дом. Там их уже поджидали попечители и соседка, мать толстушки Фрэнси, присматривавшая за ребенком. Соседка тут же ушла к себе, а попечители приступили к выполнению своей миссии.
Их было двое: молодой человек и пожилая дама. От имени благотворительных организаций они выразили озабоченность судьбой младенца и поинтересовались, сумеет ли семья обеспечить ему надлежащий уход. Мария похолодела от страха, поскольку эти люди могли забрать у нее маленького Питера, но уже через секунду справилась со своей растерянностью и принялась горячо убеждать обоих гостей в самом серьезном отношении к братику. Она сказала, что сможет ухаживать за ним днем, а Питер, то есть отец, будет это делать вечерами, когда Мария занята на работе. В конце концов попечители согласились оставить ребенка до нового учебного года и ушли.
Девушка остановилась у входа в зал. Как странно: мамы уже нет, а здесь ничего не изменилось. Дешевая мишура на стенах, пыльные голубые плафоны, усталые, постоянно фальшивящие оркестранты — все то же.
Подошел вышибала с привычно-невозмутимым выражением на тупой физиономии:
— Мистер Мартин просит вас зайти к нему.
Она молча кивнула, пересекла зал и постучала в дверь. Изнутри послышался знакомый — неприятный голос:
— Войдите.
Мария открыла дверь и, поскольку Джокер Мартин был занят разбором бумаг на своем столе, остановилась у порога. Наконец, он поднял голову, и девушка вошла.
— Вы хотели меня видеть?
— Да. Садись. Сейчас я освобожусь.
Мария тихонько опустилась на стул перед столом и впервые внимательно рассмотрела лицо Мартина. Глубокие морщины делали его жестким, а седина подчеркивала хищный холод голубых глаз. Тонкие, нежно изогнутые губы не сочетались с твердым квадратным подбородком, словно предназначались мягкому застенчивому человеку, а по ошибке достались Джокеру. Через некоторое время он отложил бумаги и тихо сказал:
— Прими мои соболезнования, Мария.
Девушка быстро опустила лицо, как будто рассматривала свои руки, проглотила подкативший к горлу ком.
— Спасибо.
Джокер деликатно помолчал еще минуту, потом объявил:
— Позавчера к нам приходил инспектор из попечительской организации. Проверял, чем здесь занимается Мэриен Флад.
Мария испуганно вскинула голову:
— И что?
Мартин ободряюще подмигнул:
— Не волнуйся, все в порядке. Ты у нас работаешь кассиром, не правда ли? Так я ему и сказал.
Она снова уткнулась в руки, а когда заговорила, голос дрожал и прерывался — Мария глотала слезы.
— Не знаю, как мне вас благодарить, мистер Мартин... за все...
Мартин перебросил какие-то листочки на столе и вдруг спросил:
— Почему ты скрыла от меня свой возраст?
— А вы бы взяли меня на работу, если бы я сказала правду?
Он неопределенно пожал плечами:
— Не знаю. Вряд ли...
— Вот поэтому и скрыла. К тому же, вы никогда не спрашивали меня о возрасте.
Мартин внимательно обвел взглядом ее лицо, плечи, шею.
— Знаешь, Мария, мне в голову не приходило, что ты еще малолетка. Вид-то у тебя совсем взрослый.
Она слабо улыбнулась:
— А я и есть совсем взрослая.
Мартин невесело задумался, потом встал и, подойдя к Марии, положил руку на ее плечо. Ему вспомнилась полуголодная юность в бедном квартале, таком же убогом и грязном, как тот, в котором живет эта девочка.
— Наверное, ты права. Здесь рано взрослеют.
Девушка встрепенулась:
— Скажите, мистер Мартин, я по-прежнему смогу работать в «Золотом сиянии»?
— Да, но держи ухо востро. Если, не дай Бог, начнется какая-нибудь заварушка, немедленно удирай. Тебе нельзя попадаться, а то подведешь всех: и себя, и меня.
— Я буду осторожна, мистер Мартин. Обещаю.
Мартин проводил Марию до двери, постоял на пороге, глядя на ее легкую походку, восхищенно покачал головой: хороша! Просто невозможно поверить, что девчонке нет и шестнадцати. Он несколько раз слышал, будто польские цветы распускаются раньше других. Пожалуй, это утверждение имеет под собой почву. Мартин снова — покачал головой и вернулся к столу. Мария легко шла к раздевалке. Возраст... Она редко думала о своем возрасте. Наверное потому, что еще ребенком почувствовала себя полноценной женщиной, владеющей тайнами покорения мужских сердец. Увы, эти тайны остаются недоступными для большинства представительниц слабого пола. Женщиной нельзя стать, ею можно только родиться.
* * *
Девушка открыла входную дверь.В квартире было тихо. Питер чинно сидел за кухонным столом и с преувеличенным интересом смотрел в газету.
— Как малыш?
Он поднял голову и сухо бросил:
— Нормально. Спит.
Мария прошла в комнату, задумчиво склонилась над кроваткой. Ребенок мирно посапывал, засунув в слюнявый ротик крошечный палец. Девушка нежно дотронулась до пушистой головки, удобно положила ручку малыша поверх одеяла, но вдруг замерла под тяжелым взглядом. Она резко повернулась — на нее, не мигая, смотрел отчим.
— Чего тебе здесь нужно?
— Ничего.
Питер смущенно кашлянул и поплелся обратно.
Мария быстро переоделась. Вместо платья и комбинации накинула на плечи старенький халат, перебросила через плечо полотенце и вышла на кухню к умывальнику.
Питер уже сидел на прежнем месте возле стола. Осторожно подбирая слова, он спросил:
— Скажи, этот парень... Майк... он проводил тебя до дому?
Мария тщательно терла щеки мылом.
— Да.
— Может быть, он влюблен в тебя?
— Вполне возможно.
— Ты чересчур долго торчишь с ним у подъезда.
В голосе отчима появились злобные нотки:
— Что, не слишком-то спешишь домой?
Девушка досадливо провела полотенцем по лицу:
— А почему тебя это волнует?
Питер опустил глаза:
— Так...
— Тогда не суй свой нос в чужие дела.
Раздраженно скрипя половицами, Мария скрылась в своей комнате, а когда вышла — оттуда, карауливший у двери Питер схватил ее за локоть.
Девушка не сказала ни слова, лишь презрительно сощурила глаза и стряхнула с себя липкую руку.
— Мария, ты очень красивая девушка.
Голос его звучал умоляюще:
— Может быть, ты согласишься любить меня так же, как его? Хоть иногда, а? Тогда всем нам будет хорошо...
Она не ответила. Сегодня был трудный день, и у Марии не осталось сил ни на возмущение, ни на выяснение отношений. Бесцветным ровным голосом она проговорила:
— Питер, не будь идиотом. Я живу здесь только потому, что этого хотела бы мама. И все.
Впервые Мария назвала отчима по имени, не добавляя слова «дядя»: Она направилась в свою комнату, и Питер потащился следом за ней.
— Мария, ты же знаешь, как я к тебе отношусь и...
Девушка холодно оборвала:
— Знаю. Но ты мне не нравишься. Если тебе позарез нужна женщина, ступай на улицу и найди.
Она резко захлопнула перед его носом дверь, два раза громко повернула ключ и несколько мгновений прислушивалась к звукам за порогом комнаты. Скрипя половицами, тяжелые шаги отчима удалились на кухню. Через минуту хлопнула дверца холодильника. Только тогда Мария скинула халат и скользнула под одеяло.
От невидимого окна до нее долетел легкий ночной ветерок. Внутри ныла боль, тупая непроходящая боль тоски. Девушка закрыла глаза, и сразу над ее головой склонилось светлое мамино лицо. Кэтти что-то сказала, и Мария ее услышала.
— Будь умницей, дочка.
— Хорошо, мама.
Мария повернулась на бок и, уже засыпая, услышала, как Питер открыл очередную банку пива.
17
Мария стояла перед столом Мартина.
— Все в порядке. Я договорился с попечительской службой. Тебе разрешили учиться во вторую смену и по вечерам работать в «Сиянии».
Она радостно захлопала в ладоши:
— Не знаю, как вас благодарить, мистер Мартин! Вы все время мне помогаете.
Джокер улыбнулся, и Марии показалось, что он почему-то смутился.
— Просто ты мне нравишься, девочка.
Она промолчала.
— Ты — надежная, с тобой просто. Приходишь каждый вечер в одно и то же время. Никаких прогулов, никаких опозданий. И — никаких проблем, чего нельзя сказать обо всех остальных.
В эту минуту зазвонил телефон, и Джокер поднял трубку:
— Алло, Мартин слушает.
С другого конца провода долетело клокотанье громкого мужского голоса, и Мария повернулась, чтобы уйти. Жестом остановив ее, Мартин почтительно ответил невидимому собеседнику:
— Да... Да, я понял. Подождите минуту.
Он прикрыл рукой микрофон:
— Мария, тебе представилась возможность оказать мне ответную услугу. Сейчас я разговариваю с одним очень важным господином. Ему нужна дама для вечеринки. Мне кажется, лишних пять долларов тебе не помешают.
Девушка замялась:
— Я не знаю, что вам сказать, мистер Мартин. Я не знаю-Боюсь, что не смогу.
Джокер сразу понял и рассеял ее страхи:
— Не бойся. Он — приличный состоятельный человек, поэтому хамство исключено. Все, что от тебя требуется, так это: веселиться, танцевать. Словом, не быть букой. В половине четвертого ты должна приехать к нему. Поторопись.
Она все еще колебалась:
— Вы обещаете, что кроме этого мне ничего не придется делать?
— Обещаю.
— О, Господи! У меня же нет ни одного приличного платья... Извините, господин Мартин, но я вынуждена отказаться.
— Возьми то, в котором ты здесь танцуешь, оно тебе к лицу. Принесешь завтра вечером. Ну что, договорились?
Других причин для отказа Мария не нашла и, тяжело вздохнув, кивнула головой. Да и как отказать своему благодетелю?
— Договорились, мистер Мартин.
Он улыбнулся:
— Я знал, что ты умная девочка. Собирайся и приходи сюда за адресом.
Мартин подождал, пока за девушкой захлопнулась дверь и тихо проговорил в трубку:
— Джек, сегодня к тебе придет совсем зеленая малышка. Будь поаккуратней. Она мне нужна, так что не спугни.
Минуту-другую Джокер слушал своего приятеля, потом решительно возразил:
— Послушай, разве я тебя когда-нибудь обманывал? Такой роскошной девочки ты еще не видел. Это — точно. Но смотри, не влипни в историю. Она несовершеннолетняя, хотя выглядит на все двадцать. Веди себя как джентльмен и не гони картину. Подожди, пока крошка привыкнет. Да ты и сам все знаешь.
Не успел он положить трубку, как, сверкая дешевыми украшениями, появилась одетая в бальное платье Мария. Она взяла адрес и вышла из «Золотого сияния».
— Семнадцатый этаж, мисс.
Точно так же на Марию смотрел и лифтер, когда они поднимались вверх.
Кабина остановилась.
— Пожалуйста, налево, мисс.
Девушка нажала кнопку звонка, дверь немедленно открылась. Перед Марией стоял высокий мужчина во фраке.
— Мистер Остер? Меня зовут Мария Флад.
Мужчина бесстрастно отчеканил:
— Войдите. Я доложу мистеру Остеру о вашем приходе.
Мария осталась у порога, а через минуту в холл стремительно ворвался низенький круглый человек в темном деловом костюме. Он издали протянул девушке руку.
— Добрый день, мисс. Я — Джек Остер.
— Мария Флад.
Коротышка отступил на шаг, с неподдельным восторгом оглядел гостью, потом театрально всплеснул пухлыми руками:
— Боже мой! Раз в жизни Джокер сказал правду. Вы сказочно красивы!
Мария самодовольно улыбнулась:
— Благодарю, мистер Остер.
— Называйте меня просто Джеком, так будет удобнее. Входите. Сегодня вы — хозяйка.
Остер взял девушку за руку и ввел в гостиную. Марии никогда не доводилось видеть такой огромной, такой роскошной комнаты. Длиной она была не меньше двенадцати метров, а высокие окна во всю стену создавали впечатление удивительной легкости и простора.
Пока Мария изумленно озиралась по сторонам, хозяин подлетел к передвижному бару на колесиках.
— Что предпочитаете: «Манхэттен»? «Мартини»?
Девушка неуверенно спросила:
— Можно «Коку»?
Джек собрал круглое лицо в гримасу тупого изумления, но тут же, вежливо улыбнувшись, дернул за какой-то шнур у стены. Немедленно появился неслышный лакей во фраке:
— Да, сэр?
— Джордан, «Коку» для мисс Флад.
Марии показалось, что Джордан сейчас тоже рассмеется, но он бесстрастно подтвердил:
— Да, сэр.
Девушка осмелела:
— И побольше льда.
Лакей повернул к ней учтиво-холодное лицо:
— Слушаюсь, мэм. Побольше льда.
Через мгновение он исчез.
Мария повернулась к хозяину:
— Джокер попросил меня приехать сюда в половине четвертого. Надеюсь, я появилась не слишком рано?
Остер налил себе виски со льдом, быстро и с видимым удовольствием отпил.
— Ну разве такая красавица может приехать к кому-нибудь слишком рано? Мне бы хотелось увидеть вас намного раньше.
Звякнул колокольчик.
— Мария, я вынужден вас покинуть. Пожалуйста, простите меня. Пришел кто-то из приглашенных, и мне необходимо его встретить.
Джек ушел, а вместо него в комнате появился лакей с бутылкой «Коки» на серебряном подносе. Стараясь держаться непринужденно, Мария принялась потягивать из хрустального бокала свой любимый напиток, но когда в комнату вместе с хозяином вошли несколько человек, едва не ахнула от удивления: среди гостей сияла улыбкой популярная кинозвезда. Шикарные фильмы с ее участием частенько демонстрировались в кинотеатре на 86-ой улице. Вместе с ней пожаловал известный журналист; его статьи Мария встречала на первых полосах утренних газет.
Снова звякнул колокольчик. Джек умчался и через минуту привел еще кого-то, потом еще... В просторной гостиной стало тесновато, туда набилось довольно много народу, и у Марии сложилось впечатление, будто она попала на парад знаменитостей. Теряясь в догадках, о чем можно беседовать со столь замечательными людьми, девушка почти не открывала рта, а лишь улыбалась и внимательно прислушивалась к разговорам гостей. В конце концов ей стало ясно, что сказочно богатый Остер финансирует какие-то театральные постановки и поддерживает артистов.
Несмотря на свое богатство, Джек Остер показался Марии приятным, хотя и излишне суетливым человеком. Он все время бегал по комнате. Беседуя то с одним, то с другим важным гостем. Остер не забывал спросить Марию, удобно ли, весело ли ей. Этакий заботливый папаша.
В середине вечера к ней подошел журналист — тот самый, знаменитый и развязно спросил, чем занимается Мария в свободное от вечеринок время. На секунду девушка смешалась, но очень быстро нашла ответ, причем, правдивый.
— Я — танцовщица.
Из дальнего угла гостиной к ним подлетел озабоченный Остер. Убедившись, что Марии не нужна его помощь, он одобрительно улыбнулся и тут же унесся прочь. Журналист не отставал.
— Где вы работаете? Я хочу написать о вас в своей статье.
Мария лучезарно улыбнулась:
— О, это замечательно! Но я пока не готова к широкой известности. Хочу надеяться, что вы вспомните свое обещание, когда мне понадобится реклама.
Собеседник Марии был сильно навеселе. Уж он-то прекрасно знал, каких девочек приглашал к себе Остер, поэтому решил поставить на место зарвавшуюся шлюшку.
— Так вы — танцовщица? Исполните нам что-нибудь. Ну, не ломайтесь. Станцуйте.
В гостиной повисла напряженная тишина. С откровенным любопытством все уставились на Марию, эту очередную красотку с панели. Широко открытыми, по-детски искренними глазами она посмотрела своему недоброжелателю прямо в лицо:
— С удовольствием... в другой раз. Сегодня вынуждена вас огорчить, поскольку у меня обострилась профессиональная болезнь танцовщиц.
Журналист ухмыльнулся:
— Что это еще за профессиональная болезнь танцовщиц? Никогда не слышал о такой.
Мария сочувственно протянула:
— Боюсь, что вы не слышали о многом. В том числе, и о растяжении связок.
Грохнул дружный хохот — остроумие новой девочки Остера понравилось всем. Сам Джек одобрительно похлопал Марию по плечу:
— Умница.
Гости начали расходиться в половине третьего ночи, а уже около трех Мария и Остер остались в гостиной одни. Джек тяжело опустился на стул:
— Как я устал! Слава Богу, что на этой неделе ничего похожего уже не будет.
Девушка озадаченно спросила:
— Но если вам не нравятся такие сборища, зачем вы их устраиваете?
Он улыбнулся, развел руками:
— Я вынужден терпеть некоторые неудобства. Вынужден, поскольку интересы бизнеса превыше моих желаний. Кроме того, все эти люди будут страшно огорчены, если вдруг я перестану их приглашать. Еженедельные вечеринки стали нашей традицией.
— Вы хотите сказать, что все это происходит каждую-неделю?
— Да, именно.
И с гордостью добавил:
— Без остеровских вторников Нью-Йорк много потеряет!
Мария попыталась осмыслить услышанное, но не смогла: какая разница, будет кто-то огорчен или нет? Неожиданно она спохватилась:
— Мне пора, мистер Остер.
Джек томно закатил глаза:
— А нужно ли вам уходить? Ведь так поздно...
Мария резко поднялась:
— Нет, мистер Остер. Спасибо. Меня ждут дома.
Он тут же поднялся и полез в карман.
— Я вас понимаю. Простите мою забывчивость.
Через секунду из руки Остера в ее кулачок перекочевала смятая зеленая бумажка. Мария почему-то постеснялась ее развернуть и так, зажав банкноту в руке, направилась к выходу. Возле двери она улыбнулась прощальной улыбкой:
— Большое спасибо, мистер Остер! Я прекрасно провела у вас время.
— О, вы доставили мне огромное счастье видеть вас, дорогая. Надеюсь испытать эту радость еще раз. Ну, хотя бы на следующей неделе.
Мария замялась:
— Не могу обещать, мистер Остер. Сначала мне надо поговорить с мистером Мартином.
Джек рассмеялся:
— Пусть это вас не беспокоит. Со стариком Мартином я договорюсь сам.
— Спокойной ночи, мистер Остер.
— Спокойной ночи, Мария.
Девушка вошла в лифт, помахала из него Остеру и, когда дверцы закрылись, разжала ладонь. Невероятно, Джек дал целых двадцать долларов! Столько, сколько платил Мартин за полную рабочую неделю. То время, что кабина ползла вниз, Марию терзала тревога: а вдруг Остер дал ей крупную купюру по ошибке?
Лифт остановился, сомнения кончились. Она быстро засунула деньги в сумочку и вышла из подъезда. Швейцар встретил ее на крыльце изумленным взглядом:
— Такси, мэм?
Девушка недоверчиво покосилась на его застывшее в почтительной улыбке лицо, потом посмотрела на пустынную ночную улицу. А почему бы и нет? Сегодня у нее куча денег.
— Все в порядке. Я договорился с попечительской службой. Тебе разрешили учиться во вторую смену и по вечерам работать в «Сиянии».
Она радостно захлопала в ладоши:
— Не знаю, как вас благодарить, мистер Мартин! Вы все время мне помогаете.
Джокер улыбнулся, и Марии показалось, что он почему-то смутился.
— Просто ты мне нравишься, девочка.
Она промолчала.
— Ты — надежная, с тобой просто. Приходишь каждый вечер в одно и то же время. Никаких прогулов, никаких опозданий. И — никаких проблем, чего нельзя сказать обо всех остальных.
В эту минуту зазвонил телефон, и Джокер поднял трубку:
— Алло, Мартин слушает.
С другого конца провода долетело клокотанье громкого мужского голоса, и Мария повернулась, чтобы уйти. Жестом остановив ее, Мартин почтительно ответил невидимому собеседнику:
— Да... Да, я понял. Подождите минуту.
Он прикрыл рукой микрофон:
— Мария, тебе представилась возможность оказать мне ответную услугу. Сейчас я разговариваю с одним очень важным господином. Ему нужна дама для вечеринки. Мне кажется, лишних пять долларов тебе не помешают.
Девушка замялась:
— Я не знаю, что вам сказать, мистер Мартин. Я не знаю-Боюсь, что не смогу.
Джокер сразу понял и рассеял ее страхи:
— Не бойся. Он — приличный состоятельный человек, поэтому хамство исключено. Все, что от тебя требуется, так это: веселиться, танцевать. Словом, не быть букой. В половине четвертого ты должна приехать к нему. Поторопись.
Она все еще колебалась:
— Вы обещаете, что кроме этого мне ничего не придется делать?
— Обещаю.
— О, Господи! У меня же нет ни одного приличного платья... Извините, господин Мартин, но я вынуждена отказаться.
— Возьми то, в котором ты здесь танцуешь, оно тебе к лицу. Принесешь завтра вечером. Ну что, договорились?
Других причин для отказа Мария не нашла и, тяжело вздохнув, кивнула головой. Да и как отказать своему благодетелю?
— Договорились, мистер Мартин.
Он улыбнулся:
— Я знал, что ты умная девочка. Собирайся и приходи сюда за адресом.
Мартин подождал, пока за девушкой захлопнулась дверь и тихо проговорил в трубку:
— Джек, сегодня к тебе придет совсем зеленая малышка. Будь поаккуратней. Она мне нужна, так что не спугни.
Минуту-другую Джокер слушал своего приятеля, потом решительно возразил:
— Послушай, разве я тебя когда-нибудь обманывал? Такой роскошной девочки ты еще не видел. Это — точно. Но смотри, не влипни в историю. Она несовершеннолетняя, хотя выглядит на все двадцать. Веди себя как джентльмен и не гони картину. Подожди, пока крошка привыкнет. Да ты и сам все знаешь.
Не успел он положить трубку, как, сверкая дешевыми украшениями, появилась одетая в бальное платье Мария. Она взяла адрес и вышла из «Золотого сияния».
* * *
Такси остановилось в дорогом квартале перед красивым многоэтажным домом. Мария еще расплачивалась с водителем, а швейцар уже распахнул тяжелую дверь. Услышав от девушки: «Квартира мистера Остера», он окинул ее понимающим взглядом и подсказал:— Семнадцатый этаж, мисс.
Точно так же на Марию смотрел и лифтер, когда они поднимались вверх.
Кабина остановилась.
— Пожалуйста, налево, мисс.
Девушка нажала кнопку звонка, дверь немедленно открылась. Перед Марией стоял высокий мужчина во фраке.
— Мистер Остер? Меня зовут Мария Флад.
Мужчина бесстрастно отчеканил:
— Войдите. Я доложу мистеру Остеру о вашем приходе.
Мария осталась у порога, а через минуту в холл стремительно ворвался низенький круглый человек в темном деловом костюме. Он издали протянул девушке руку.
— Добрый день, мисс. Я — Джек Остер.
— Мария Флад.
Коротышка отступил на шаг, с неподдельным восторгом оглядел гостью, потом театрально всплеснул пухлыми руками:
— Боже мой! Раз в жизни Джокер сказал правду. Вы сказочно красивы!
Мария самодовольно улыбнулась:
— Благодарю, мистер Остер.
— Называйте меня просто Джеком, так будет удобнее. Входите. Сегодня вы — хозяйка.
Остер взял девушку за руку и ввел в гостиную. Марии никогда не доводилось видеть такой огромной, такой роскошной комнаты. Длиной она была не меньше двенадцати метров, а высокие окна во всю стену создавали впечатление удивительной легкости и простора.
Пока Мария изумленно озиралась по сторонам, хозяин подлетел к передвижному бару на колесиках.
— Что предпочитаете: «Манхэттен»? «Мартини»?
Девушка неуверенно спросила:
— Можно «Коку»?
Джек собрал круглое лицо в гримасу тупого изумления, но тут же, вежливо улыбнувшись, дернул за какой-то шнур у стены. Немедленно появился неслышный лакей во фраке:
— Да, сэр?
— Джордан, «Коку» для мисс Флад.
Марии показалось, что Джордан сейчас тоже рассмеется, но он бесстрастно подтвердил:
— Да, сэр.
Девушка осмелела:
— И побольше льда.
Лакей повернул к ней учтиво-холодное лицо:
— Слушаюсь, мэм. Побольше льда.
Через мгновение он исчез.
Мария повернулась к хозяину:
— Джокер попросил меня приехать сюда в половине четвертого. Надеюсь, я появилась не слишком рано?
Остер налил себе виски со льдом, быстро и с видимым удовольствием отпил.
— Ну разве такая красавица может приехать к кому-нибудь слишком рано? Мне бы хотелось увидеть вас намного раньше.
Звякнул колокольчик.
— Мария, я вынужден вас покинуть. Пожалуйста, простите меня. Пришел кто-то из приглашенных, и мне необходимо его встретить.
Джек ушел, а вместо него в комнате появился лакей с бутылкой «Коки» на серебряном подносе. Стараясь держаться непринужденно, Мария принялась потягивать из хрустального бокала свой любимый напиток, но когда в комнату вместе с хозяином вошли несколько человек, едва не ахнула от удивления: среди гостей сияла улыбкой популярная кинозвезда. Шикарные фильмы с ее участием частенько демонстрировались в кинотеатре на 86-ой улице. Вместе с ней пожаловал известный журналист; его статьи Мария встречала на первых полосах утренних газет.
Снова звякнул колокольчик. Джек умчался и через минуту привел еще кого-то, потом еще... В просторной гостиной стало тесновато, туда набилось довольно много народу, и у Марии сложилось впечатление, будто она попала на парад знаменитостей. Теряясь в догадках, о чем можно беседовать со столь замечательными людьми, девушка почти не открывала рта, а лишь улыбалась и внимательно прислушивалась к разговорам гостей. В конце концов ей стало ясно, что сказочно богатый Остер финансирует какие-то театральные постановки и поддерживает артистов.
Несмотря на свое богатство, Джек Остер показался Марии приятным, хотя и излишне суетливым человеком. Он все время бегал по комнате. Беседуя то с одним, то с другим важным гостем. Остер не забывал спросить Марию, удобно ли, весело ли ей. Этакий заботливый папаша.
В середине вечера к ней подошел журналист — тот самый, знаменитый и развязно спросил, чем занимается Мария в свободное от вечеринок время. На секунду девушка смешалась, но очень быстро нашла ответ, причем, правдивый.
— Я — танцовщица.
Из дальнего угла гостиной к ним подлетел озабоченный Остер. Убедившись, что Марии не нужна его помощь, он одобрительно улыбнулся и тут же унесся прочь. Журналист не отставал.
— Где вы работаете? Я хочу написать о вас в своей статье.
Мария лучезарно улыбнулась:
— О, это замечательно! Но я пока не готова к широкой известности. Хочу надеяться, что вы вспомните свое обещание, когда мне понадобится реклама.
Собеседник Марии был сильно навеселе. Уж он-то прекрасно знал, каких девочек приглашал к себе Остер, поэтому решил поставить на место зарвавшуюся шлюшку.
— Так вы — танцовщица? Исполните нам что-нибудь. Ну, не ломайтесь. Станцуйте.
В гостиной повисла напряженная тишина. С откровенным любопытством все уставились на Марию, эту очередную красотку с панели. Широко открытыми, по-детски искренними глазами она посмотрела своему недоброжелателю прямо в лицо:
— С удовольствием... в другой раз. Сегодня вынуждена вас огорчить, поскольку у меня обострилась профессиональная болезнь танцовщиц.
Журналист ухмыльнулся:
— Что это еще за профессиональная болезнь танцовщиц? Никогда не слышал о такой.
Мария сочувственно протянула:
— Боюсь, что вы не слышали о многом. В том числе, и о растяжении связок.
Грохнул дружный хохот — остроумие новой девочки Остера понравилось всем. Сам Джек одобрительно похлопал Марию по плечу:
— Умница.
Гости начали расходиться в половине третьего ночи, а уже около трех Мария и Остер остались в гостиной одни. Джек тяжело опустился на стул:
— Как я устал! Слава Богу, что на этой неделе ничего похожего уже не будет.
Девушка озадаченно спросила:
— Но если вам не нравятся такие сборища, зачем вы их устраиваете?
Он улыбнулся, развел руками:
— Я вынужден терпеть некоторые неудобства. Вынужден, поскольку интересы бизнеса превыше моих желаний. Кроме того, все эти люди будут страшно огорчены, если вдруг я перестану их приглашать. Еженедельные вечеринки стали нашей традицией.
— Вы хотите сказать, что все это происходит каждую-неделю?
— Да, именно.
И с гордостью добавил:
— Без остеровских вторников Нью-Йорк много потеряет!
Мария попыталась осмыслить услышанное, но не смогла: какая разница, будет кто-то огорчен или нет? Неожиданно она спохватилась:
— Мне пора, мистер Остер.
Джек томно закатил глаза:
— А нужно ли вам уходить? Ведь так поздно...
Мария резко поднялась:
— Нет, мистер Остер. Спасибо. Меня ждут дома.
Он тут же поднялся и полез в карман.
— Я вас понимаю. Простите мою забывчивость.
Через секунду из руки Остера в ее кулачок перекочевала смятая зеленая бумажка. Мария почему-то постеснялась ее развернуть и так, зажав банкноту в руке, направилась к выходу. Возле двери она улыбнулась прощальной улыбкой:
— Большое спасибо, мистер Остер! Я прекрасно провела у вас время.
— О, вы доставили мне огромное счастье видеть вас, дорогая. Надеюсь испытать эту радость еще раз. Ну, хотя бы на следующей неделе.
Мария замялась:
— Не могу обещать, мистер Остер. Сначала мне надо поговорить с мистером Мартином.
Джек рассмеялся:
— Пусть это вас не беспокоит. Со стариком Мартином я договорюсь сам.
— Спокойной ночи, мистер Остер.
— Спокойной ночи, Мария.
Девушка вошла в лифт, помахала из него Остеру и, когда дверцы закрылись, разжала ладонь. Невероятно, Джек дал целых двадцать долларов! Столько, сколько платил Мартин за полную рабочую неделю. То время, что кабина ползла вниз, Марию терзала тревога: а вдруг Остер дал ей крупную купюру по ошибке?
Лифт остановился, сомнения кончились. Она быстро засунула деньги в сумочку и вышла из подъезда. Швейцар встретил ее на крыльце изумленным взглядом:
— Такси, мэм?
Девушка недоверчиво покосилась на его застывшее в почтительной улыбке лицо, потом посмотрела на пустынную ночную улицу. А почему бы и нет? Сегодня у нее куча денег.
18
В начале четвертого такси привезло Марию к ее давно уснувшему, темному дому. Она медленно поднялась на крыльцо.
— Мария!
Из непроглядной черноты возле подъезда вынырнула высокая фигура.
— Майк? Как ты здесь оказался?
— Очень просто, ведь мы договорились встретиться. Что-нибудь случилось?
Майк встревоженно смотрел на девушку. И этот взгляд, и весь его растерянный вид почему-то вызвали в Марии глухое раздражение. Чиркнув спичкой, она закурила.
— Я простоял у «Золотого сияния» до половины первого, потом мне сказали, что ты ушла еще днем. Здесь тебя тоже не оказалось. Я страшно волновался.
— Ну и напрасно волновался. Я была на вечеринке.
— На вечеринке? У кого?
— У Джека Остера. Ты его не знаешь.
— Как тебя туда занесло?
— Джокер попросил.
Майк тихо выдавил:
— Мне это не нравится.
Мария глубоко затянулась:
— Почему?
— Не нравится, и все. Мартин не имел права посылать тебя к кому-то на квартиру и вообще... втягивать в такие дела.
Мария взбесилась. В глубине души она понимала, что Майк прав, но двадцать долларов! И почти даром.
— Оставь свое мнение при себе. Меня оно совершенно не интересует.
Он твердо повторил:
— Ты не должна ходить на эти вечеринки.
— Послушай, мальчик, кто дал тебе право здесь командовать? Должна, не должна... Если бы ты не шпионил за мной, то вообще бы ничего не узнал. Дура я, что все рассказала. В следующий раз буду умнее.
— Зачем ты так, Мария? Я вовсе не шпионил, а пытался выяснить, не случилось ли с тобой чего-нибудь и...
Она резко перебила:
— Как видишь, со мной ничего не случилось. Теперь можешь спокойно двигать домой. Знаешь, что-то ты мне стал надоедать!
Глухо хлопнула дверь подъезда, стихли шаги на лестнице, а Майк все стоял под слепыми окнами темного дома, словно непривычная тяжесть в сердце мешала ему уйти.
— Где ты была?
— На работе.
— Тогда почему твоему парню сказали, будто тебя там нет?
— Мария!
Из непроглядной черноты возле подъезда вынырнула высокая фигура.
— Майк? Как ты здесь оказался?
— Очень просто, ведь мы договорились встретиться. Что-нибудь случилось?
Майк встревоженно смотрел на девушку. И этот взгляд, и весь его растерянный вид почему-то вызвали в Марии глухое раздражение. Чиркнув спичкой, она закурила.
— Я простоял у «Золотого сияния» до половины первого, потом мне сказали, что ты ушла еще днем. Здесь тебя тоже не оказалось. Я страшно волновался.
— Ну и напрасно волновался. Я была на вечеринке.
— На вечеринке? У кого?
— У Джека Остера. Ты его не знаешь.
— Как тебя туда занесло?
— Джокер попросил.
Майк тихо выдавил:
— Мне это не нравится.
Мария глубоко затянулась:
— Почему?
— Не нравится, и все. Мартин не имел права посылать тебя к кому-то на квартиру и вообще... втягивать в такие дела.
Мария взбесилась. В глубине души она понимала, что Майк прав, но двадцать долларов! И почти даром.
— Оставь свое мнение при себе. Меня оно совершенно не интересует.
Он твердо повторил:
— Ты не должна ходить на эти вечеринки.
— Послушай, мальчик, кто дал тебе право здесь командовать? Должна, не должна... Если бы ты не шпионил за мной, то вообще бы ничего не узнал. Дура я, что все рассказала. В следующий раз буду умнее.
— Зачем ты так, Мария? Я вовсе не шпионил, а пытался выяснить, не случилось ли с тобой чего-нибудь и...
Она резко перебила:
— Как видишь, со мной ничего не случилось. Теперь можешь спокойно двигать домой. Знаешь, что-то ты мне стал надоедать!
Глухо хлопнула дверь подъезда, стихли шаги на лестнице, а Майк все стоял под слепыми окнами темного дома, словно непривычная тяжесть в сердце мешала ему уйти.
* * *
Питер сидел за кухонным столом перед недопитой банкой пива. Увидев Марию в бальном платье, он поперхнулся и сквозь натужный кашель прохрипел:— Где ты была?
— На работе.
— Тогда почему твоему парню сказали, будто тебя там нет?