Барбара взяла отгул и отправилась на собеседование. Нервничая, стояла она в коридоре у самого большого номера отеля, откуда доносились хриплые взрывы смеха. Пока силы совсем не оставили ее, она нажала на кнопку звонка. Дверь открылась. Перед ней стоял высокий молодой человек.
   Она глубоко вздохнула и запинаясь произнесла:
   — Я Барбара Ланг. Меня прислало агентство. Они сказали, что вам требуется девушка для рекламной работы.
   Молодой человек постоял неподвижно какое-то мгновение, рассматривая ее. Затем улыбнулся. Улыбка была приятной и очень украшала его довольно бесцветное лицо. Он отступил назад и широко открыл дверь.
   — Я Джед Голиаф и занимаюсь рекламой. Входите, я представлю вас присутствующим.
   Она вошла в комнату, надеясь, что ее нервозность незаметна, но почувствовала, что над ее верхней губой выступили капельки пота, как это часто бывает с ней, и молча выругалась.
   В гостиной находились еще трое мужчин, а в углу стоял столик со всем необходимым для приготовления коктейлей.
   Голиаф подвел ее к одному из них, сидевшему в кресле у открытого окна. Несмотря на улыбку, лицо его имело замученное, обеспокоенное выражение. Это был Мендель Бейлис, автор-постановщик картины, а обеспокоенное выражение лица было вызвано тем, что он вложил в эту картину свои собственные деньги.
   — Привет, — сказал он. — Жарко. Не выпьете?
   Второго мужчину Барбара узнала сразу. Он был вторым комиком в еженедельном телевизионном шоу. Его называли Падающий-на-зад-малыш. Он заскочил на минутку, чтобы встретиться с продюсером, на которого работал несколько лет назад в шоу, не получившем успеха.
   Третьим был Джонни Глисон, управляющий местным отделением кинокомпании, высокий краснолицый мужчина, в данный момент находящийся в состоянии сильного подпития. Он встал, поклонился, когда их представили друг другу, и едва не упал на стоявший перед ним столик.
   Джед ободряюще улыбнулся Барбаре, помогая управляющему благополучно водрузиться обратно на кушетку.
   — Мы начали пить с восьми утра, — пояснил он.
   Ей удалось выдавить из себя улыбку, подразумевающую, что подобное в ее жизни случается каждый день.
   — В агентстве сказали, что у вас есть какая-то работа по рекламе фильма. — Она попыталась внести деловую нотку в их встречу.
   — Да, — ответил Джед. — Нам нужна девушка для “Никогда-никогда”.
   — Что? — от изумления открыв рот, спросила она.
   — Девушка для “Никогда-никогда”. Название нашей картины: “Никогда-никогда”, — объяснил он.
   — Ты высокая, — сказал Бейлис.
   — Пять футов девять дюймов, — ответила она.
   — Сними туфли, — попросил он, вставая.
   Она сняла туфли и стояла, держа их в руке, а он подошел и встал с ней рядом.
   — Во мне пять и семь, — заявил он с гордостью. — Мы не можем позволить себе, чтобы девушка била выше меня на всех фотографиях в газетах. Тебе придется надеть туфли на низком каблуке.
   — Хорошо, сэр, — ответила она. Он вернулся к креслу и сел, глаза его оценивающе пробежали по ее фигуре.
   — Ты принесла купальник? — спросил он.
   Барбара молча кивнула. Купальник входил в комплект ее обычного снаряжения, находившегося в шляпной коробке, которую она носила всегда с собой, куда бы ни шла.
   — Надень его, — сказал он отрывисто. — Посмотрим, что у тебя есть.
   Падающий-на-зад-малыш сразу взял быка за рога — качаясь подошел к ней и стал изучающе рассматривать ее лицо. Потом он заявил похотливо:
   — Мы не возражали бы, крошка, если бы ты показалась нам вообще без купальника, — прошептал он довольно громко.
   Она почувствовала, что краснеет, и беспомощно посмотрела на Джеда. Тот вновь ободряюще улыбнулся и повел ее в ванную.
   — Вы можете тут переодеться, — сказал он, прикрывая за ней дверь.
   Она быстро переоделась, задержавшись только на мгновение, чтобы осмотреть себя в имевшемся здесь зеркале. И снова с удовлетворением отметила золотистый загар, приставший к ней с лета. Взяла бумажную салфетку и сняла с верхней губы выступивший пот, затем вернулась в гостиную.
   Как только она открыла дверь, все взгляды обратились к ней. На мгновение Барбара почувствовала себя неловко, затем профессиональной походкой модели плавно прошла в центр комнаты и медленно повернулась кругом.
   — У нее хорошая фигурка, — отметил продюсер.
   — Слишком малы сиськи, — хихикнул Падающий-на-зад-малыш.
   Продюсер все еще молча изучал ее.
   — Что ты хочешь от манекенщиц, рекламирующих самые последние модели? Лучше, когда они в платьях, чем без них. У нее вроде бы все на месте. — Он посмотрел ей в лицо. — Тридцать пять?
   Она кивнула.
   Продюсер встал, улыбаясь.
   — У меня лучшие глаза в Голливуде. Я ни разу не ошибся за двадцать лет. — Он повернулся к Джеду. — Она подойдет.
   Падающий-на-зад-малыш похотливо посмотрел на ее бюст.
   — Благодарю за грудь, — запел он фальшивым голосом. Бейлис рассмеялся.
   — Прекрати паясничать. Пошли, пора что-нибудь перекусить. — Он направился к двери.
   Падающий-на-зад-малыш и управляющий отделением кинокомпании пошатываясь направились за ним. В дверях Бейлис обернулся и обратился к Джеду.
   — Расскажи, что ей предстоит делать, и пусть она будет на пресс-конференции в пять часов.
   Дверь за ними закрылась. Она и Джед посмотрели друг на друга. Он улыбнулся.
   — Возможно, вы хотели бы присесть и перевести дыхание?
   Ее ноги неожиданно ослабли. Она благодарно улыбнулась и погрузилась в кресло, которое только что освободил продюсер. Оно все еще сохраняло его тепло.
   Джед бросил в стакан несколько кубиков льда и налил туда кока-колу. Стакан передал ей.
   — Спасибо, — сказала она, беря стакан и делая глоток.
   На следующей неделе она стала самой известной девушкой в Буффало. Не проходило и дня, чтобы ее фотография не появлялась в журналах, дважды за неделю ее помещали в газете “Ниагара Фоллс”. Она принимала участие во всех шоу по местному радио и телевидению, встречалась со всеми влиятельными в этой округе корреспондентами и официальными лицами, Джед всегда был рядом. Ненавязчиво он организовывал съемки ее и продюсера, вместе и порознь. Где-нибудь на фотографии всегда находилось место для рекламы фильма.
   В первый подобный вечер она попала домой только в три часа ночи. На следующий вечер вообще не добралась домой, проведя ночь в комнате Джеда.
   Она не забыла, что Джед сказал ей прошлой ночью:
   — Ты, Барбара, переросла этот захолустный городишко. Поезжай-ка в Нью-Йорк. Это город для девушек, подобных тебе.
   Он дал ей свою визитную карточку, а также визитку фотографа, которого знал.
   Спустя шесть месяцев она поехала в Нью-Йорк. Управляющий зданием, в котором обитал Джед, сообщил ей, что тот уехал в Калифорнию, но фотограф все еще здесь.
   Джед оказался прав. Нью-Йорк — место для нее. В течение двух недель с ней заключили контракт на публикацию ее фотографий на обложке журнала “Вог”. Не прошло и года, как она стала одной из самых популярных манекенщиц в Нью-Йорке. Ее почасовая оплата составляла шестьдесят долларов, и она зарабатывала почти двадцать тысяч долларов в год.
   Работала она очень много и редко выходила в свет. Фотокамера была слишком безжалостной и фиксировала все без прикрас, когда она мало отдыхала. На уик-энды Барбара улетала домой в Буффало и бродила по саду перед новым домом, который купила для своей матери.
   Однажды она демонстрировала новые модели костюмов перед гостиницей “Плаза”. Одним из реквизитов был ярко-красный спортивный автомобиль “альфа-ромео”. Когда она позировала, открывая дверцу этой машины, к ней подошел администратор из агентства. С ним был высокий, худощавый, выглядевший как иностранец мужчина. У него было приятное, несколько диковатое выражение лица, и когда он улыбался, то показывал прочные белые зубы.
   — Барбара, — сказал администратор. — Я хотел бы познакомить тебя с графом Кардинале. Он был настолько любезен, что предоставил нам машину для этих кадров.
   Барбара взглянула на мужчину. Она слышала это имя — граф Кардинале. Это имя из тех, о которых вы читаете в газетах. Почти легенда, подобное ди Портаго и Пиньятори, которые, как вы полагаете, не существуют в реальной жизни.
   Чезаре взял ее руку и поцеловал.
   — Очень рад познакомиться с вами, — улыбнулся он.
   В ответ она также улыбнулась и кивнула. Он отошел в сторону, а она вернулась к работе.
   В тот вечер, развалясь в кресле, она смотрела телевизор, когда раздался телефонный звонок.
   — Алло, — ответила она.
   — Барбара? — Его акцент был несколько сильнее, когда он говорил по телефону. — Это Чезаре Кардинале. Как вы отнесетесь к тому, чтобы сегодня поужинать со мной?
   — Я.., не знаю, — ответила она, неожиданно придя в волнение. — Я просто бездельничаю.
   Его голос звучал весьма уверенно.
   — Это хорошо. Я буду у вас не ранее одиннадцати часов. Мы поедем в “Эль-Марокко”.
   Он положил трубку, прежде чем она смогла ответить. Барбара прошла в ванную и запустила воду. Только когда из ванны пошел пар, она поняла, что действительно собирается встретиться с ним сегодня.
   Позже, когда они сидели в ресторане, он поднял бокал с шампанским и серьезно произнес:
   — Барбара! В этом городе много говорят о том, что вы становитесь неразборчивой в связях. Мне это нравится. И я буду рад, если вы разрешите мне оказать вам помощь в этом деле.
   — Что? — изумилась она, глядя на него с испугом.
   Но он улыбнулся, и она поняла, что граф дурачит ее. Она тоже стала улыбаться и подняла бокал. Ему еще многое следовало узнать об американских девушках.
   Голос Чезаре вывел ее из задумчивости:
   — Я заеду за тобой около девяти тридцати, — говорил он. — Это даст мне время заскочить в суд и забрать документы, прежде чем мы поедем в аэропорт.
   — Хорошо, — сказала она. — Я буду готова.

Глава 3

   Чезаре поставил свою красную “альфа-ромео” на стоянку у здания, предназначенную только для служебных машин, и улыбнулся Барбаре.
   — Ты не подождешь несколько минут, пока я сбегаю и заберу документы?
   Она кивнула, соглашаясь, но, испытывая традиционный страх представителей среднего класса перед официальными знаками и указаниями, сказала:
   — Поторопись. Я не хочу, чтобы меня прогнали с этого места.
   — Не прогонят, — уверенно сказал Чезаре, выходя из машины и направляясь к зданию. Тирольская шляпа небрежно сидела у него на голове.
   Она смотрела ему вслед, пока он шел к подъезду и, пройдя пол вывеской, на которой было написано “Служба департамента иммиграции и натурализации США”, исчез в здании. Чем-то он напоминал ей мальчишку.
   Так было, когда он позвонил ей на прошлой неделе. Сказал, что только что вернулся из Европы, где побывал у себя дома. Сейчас наконец решился — он примет американское гражданство. И, чтобы отпраздновать это событие, не согласится ли она после получения документов разделить с ним недельный отдых в каком-нибудь местечке, где ярко сияет солнце?
   Она не раздумывая согласилась, но, когда положила трубку, начала улыбаться про себя. Может быть, на этот раз у него серьезные намерения? Конечно, она слышала о других девушках, но прошла целая неделя — многое могло перемениться за неделю.
   Из-за угла послышался какой-то шум, и она посмотрела в том направлении. Кажется, там собралась толпа. Подошел полицейский, остановился у машины и взглянул на нее.
   — Вы долго здесь простоите, мисс? — спросил он.
   — Нет, недолго, инспектор, — быстро ответила она. — Мой друг только что зашел в здание, чтобы получить документы.
   Полицейский кивнул и собрался уходить.
   Из-за угла снова донесся шум. Она спросила его вдогонку:
   — Инспектор, что там происходит? Он посмотрел на угол, а затем снова на нее.
   — Это на Фоули-сквер, мисс. Сегодня утром здесь начинается крупный процесс над гангстерами. Кажется, каждый житель Нью-Йорка хочет попасть в зал суда.
   Чезаре вошел в первую приемную. Клерк за конторкой посмотрел на него.
   — Я Чезаре Кардинале, — сказал он. — Пришел, чтобы взять свои документы.
   Клерк проверил картотеку на своем столе, вытащил небольшую карточку и взглянул на нее.
   — Вы бы присели, мистер Кардинале. Они будут готовы минут через десять. Чезаре улыбнулся.
   — Это было бы хорошо. — Он немного поколебался, а затем спросил:
   — Есть ли здесь поблизости туалет?
   — Через зал налево.
   — Спасибо, — поблагодарил Чезаре, направляясь к двери. — Я скоро вернусь.
   Он вышел за дверь и прошел через зал. Остановился у мужского туалета и огляделся. Никто не смотрел на него. Он быстро вышел и открыл дверь с надписью “Лестница”. Дверь за ним закрылась, и он начал быстро, через две ступеньки подниматься по лестнице.
   Перед зданием суда остановился черный лимузин. Вокруг него тут же собралась толпа. Бейкер выглянул наружу и, обернувшись к сидевшему рядом с ним свидетелю, сказал:
   — Ты — большая приманка. Свидетель Динки Адаме, человек с удлиненным лицом, откинулся на спинку сиденья и надвинул на лицо шляпу.
   — Крупная игра, — проворчал он без тени юмора. — Моя жизнь не будет стоить и двух центов, как только они узнают меня.
   — Никто тебя не побеспокоит, — заявил Бейкер ободряюще. — Мы уже говорили, что тебя будут охранять, и до сих пор у нас все было в порядке.
   Отряд полицейских очистил площадь вокруг машины. Капитан Стрэнг нагнул голову к окну.
   — Все в порядке, выходите.
   Первым вышел Бейкер, за ним три других агента. Они постояли немного у машины, оглядываясь вокруг, затем Бейкер кивнул Адамсу, и тот стал вылезать.
   Из толпы донесся шум, подтверждающий, что его узнали. Сквозь нее они проходили в окружении полиции и агентов Федерального бюро расследований.
   Репортеры выкрикивали им вопросы, но они, не отвечая, поднялись по ступенькам, вошли в здание суда и двинулись по коридору.
   — Сюда, — указал Стрэнг.
   Вслед за капитаном полиции они вошли в пустой лифт. Двери тут же закрылись, и лифт начал подниматься. Напряжение незаметно стало спадать.
   Бейкер посмотрел на Стрэнга.
   — Ну, дело сделано, — сказал он, улыбаясь.
   Полицейский кивнул и улыбнулся в ответ.
   — Самое худшее позади. Наверху останется только пробиться сквозь репортеров.
   Динки посмотрел на них. Его лицо было бледным и все еще испуганным.
   — Я буду остаток своей жизни благословлять вас, парни. Если только проживу достаточно долго.
   Улыбка исчезла с лица Бейкера. Детективы посмотрели друг на друга и c серьезными выражениями на лицах повернулись к открывающейся двери.
   Чезаре поднялся по лестнице на четвертый этаж, повернул и быстро зашагал в сторону лифтов. Взглянул через толпу на двери зала судебных заседаний. Там стояли двое полицейских. Он втянул правую руку в рукав шоферской куртки и ощутил в пальцах холодный металл стилета. На его губах появилась странная улыбка.
   Он почувствовал, как сердце глухо забилось в груди. Похоже было на то, что он испытывал, когда направлял машину в крутой вираж и не знал, хватит ли силы сцепления, чтобы выполнить маневр. Он глубоко вздохнул, и улыбка застыла на его лице.
   Дверь лифта раскрылась, и толпа бросилась к нему. Чезаре не сдвинулся с места. Он знал, что они поднимутся не в этом лифте. Его информация была исчерпывающей и точной. Тревожило лишь то, что у него было мало времени для подготовки. Он прислонился к стенке между вторым и третьим лифтами.
   Открылась еще одна дверь, и из лифта вышел свидетель, окруженный со всех сторон детективами. Чезаре тут же оказался за ними, дав возможность толпе подталкивать его вперед. Здесь у него не было никаких шансов, поскольку между ним и свидетелем находился детектив. Репортеры выкрикивали вопросы, остававшиеся без ответа. Беспрерывно “стреляли” вспышки, фотографы подпрыгивали, пытаясь запечатлеть на пленку свидетеля. Как только этот человек попадет в зал заседаний, будет слишком поздно.
   Они почти подошли к дверям, а стилет все еще отдавал холодом в руке Чезаре. Он давно перестал дышать. Его легкие были наполнены готовым взорваться кислородом, который, похоже, не потребуется. В ушах давило; казалось, все двигаются, как в замедленной съемке.
   На какое-то мгновение группа остановилась перед закрытой дверью. Детектив, прикрывавший свидетеля сзади, немного сдвинулся в сторону. Воздух судорожно вырвался из легких Чезаре. Толпа навалилась ему на спину, толкая вперед. Теперь! Теперь — самое время!
   Чезаре даже не почувствовал, как его рука пришла в движение, она как бы и не была его частью. Стилет вошел в сердце свидетеля так же легко, как нагретый нож входит в масло. Чезаре разжал ладонь и ощутил, как лезвие вновь скользнуло в рукав, подтянутое пружиной, прикрепленной к поясу.
   Свидетель слегка споткнулся, когда двое полицейских шагнули вперед, чтобы открыть дверь в зал суда.
   Чезаре начал протискиваться в сторону лестницы. Вспышка фотокамеры сработала почти у его лица, на мгновение ослепив его, но через пару секунд зрение восстановилось и он продолжил путь.
   В зале заседаний стояла тишина. Затем из коридора послышался нарастающий шум. Звуки голосов становились все громче.
   Маттео посмотрел на других обвиняемых. Большой Голландец нервно играл зажимом на галстуке. Элли Фарго ломал ногти на пальцах, Дэнди Ник машинально что-то рисовал в желтом блокноте, лежавшем перед ним. Шум становился все громче.
   Большой Голландец наклонился к нему.
   — Хотел бы я знать, кого они приведут, — сказал он.
   Дэнди Ник ухмыльнулся. Ухмылка вышла болезненной, с выражением страха.
   — Скоро узнаешь.
   Маттео жестом заставил их замолчать, его глаза наблюдали за дверью в зал заседаний. Другие стали смотреть туда же.
   В дверях показалась первая пара детективов, затем свидетель. Он споткнулся на мгновение, и полицейский протянул руку, чтобы поддержать его.
   Большой Голландец вскочил на ноги с гневным ревом.
   — Это Динки Адаме, сукин сын! Молоток судьи ударил по столу. Свидетель сделал еще несколько шагов в зал. Его лицо, казалось, остекленело от страха. Он снова споткнулся, посмотрел через зал в сторону скамьи подсудимых, открыл рот, словно собирался что-то сказать, но не издал ни звука. В уголке его губ показалась струйка крови, а взгляд выражал предсмертную муку. Он снова споткнулся и начал падать. Попытался ухватиться за пиджак Бейкера, но не смог удержаться и соскользнул на пол.
   В зале началось столпотворение, остановить которое не мог даже молоток судьи.
   — Заприте двери! — закричал Стрэнг. Большой Голландец склонился к Маттео, чтобы что-то сказать.
   — Заткнись! — рявкнул Маттео, и темные глаза сверкнули на его бесстрастном лице.
   Клерк поднял голову и улыбнулся, когда Чезаре показался в дверях.
   — Я подготовил для вас бумаги, мистер Кардинале, вы должны только вот здесь расписаться.
   Чезаре взял у него ручку, небрежно нацарапал свою фамилию на бумагах и вернул ручку клерку.
   — Спасибо, — поблагодарил он и забрал документы.
   Какая-то тяжесть все еще теснила его грудь, когда он вышел на яркий солнечный свет, невольно прищурив глаза. Барбара помахала ему из машины. Он улыбнулся и помахал ей в ответ документами, белевшими в его руке.
   Барбара озорно улыбнулась ему, когда он подошел к машине.
   — Поздравляю, граф Кардинале. Он засмеялся, обошел автомобиль и сел в него.
   — Ты же не читала документы, моя дорогая. Нет больше графа Кардинале. Есть просто мистер Чезаре Кардинале.
   Она громко рассмеялась, а он стал заводить двигатель.
   — Просто Чезаре. Мне так больше нравится. Звучит так приятно, по-домашнему.
   Выводя машину в уличный поток, Чезаре посмотрел на нее.
   — Знаешь, мне кажется, ты меня поддразниваешь.
   — Нет, ничуть, — быстро ответила она. — Я действительно тобой очень горжусь.
   Когда они завернули за угол и стали удаляться от здания суда, тяжесть исчезла из его груди.
   — Прикури-ка мне сигарету, дорогая, — попросил он.
   Чезаре почувствовал, как в его пояснице разливается тепло, как забился пульс в бедрах.
   Она вставила ему в рот сигарету.
   — Интересно, что бы подумала моя мама, — сказала она беспечно. — Ехать на неделю отдыхать с мужчиной. Не будучи замужем за ним. Даже не будучи помолвленной.
   Краем глаза он заметил ее улыбку.
   — Чего твоя мама не знает, ее не расстроит.
   Барбара все еще продолжала улыбаться.
   — Конечно, она могла бы понять, если бы я ехала с графом. Европейцы в этом вопросе совсем другие. Но с простым мистером...
   Чезаре перебил ее:
   — Ты знаешь, что я думаю? Она посмотрела на него, широко раскрыв глаза.
   — Нет. А что?
   Боль в его пояснице становилась невыносимой. Он взял ее руку и положил на напрягшуюся мышцу бедра. Улыбка неожиданно пропала с ее лица, когда она почувствовала его напряженное состояние. Он повернул к ней лицо, и на мгновение в его глазах мелькнула мировая скорбь. Затем над ними вновь опустилась завеса.
   — Думаю, твоя мама просто сноб, — сказал он.
   Она рассмеялась, и они замолчали; Чезаре повернул машину в Мидлтаун-туннель, направляя ее к аллеям аэропорта. Он вел машину автоматически, инстинктивно, а его мысли постоянно возвращались на Сицилию, к своему дому. Он был там всего лишь несколько недель назад, но казалось, что прошли годы.
   Как однажды дон Эмилио назвал его дядю? Шейлок. Он усмехнулся про себя, подумав, что бы сейчас дон Эмилио сказал о нем.
   Человек, оставшийся лежать мертвым, представляет собой лишь главную плату в счет его долга. Двое следующих составят проценты, набежавшие за двенадцать лет. Три жизни за одну.
   Он вспомнил, как это было той ночью, когда дон Эмилио изложил свое предложение.

Глава 4

   Во дворе замка Кардинале никого не было, когда Чезаре въехал туда на машине и остановился перед домом, выключив двигатель. Тут же открылась дверь, и из нее выглянул старик. Когда он увидел Чезаре, его лицо расплылось в широкой счастливой улыбке, и он поспешил по скрипучим ступенькам.
   — Дон Чезаре, дон Чезаре! — закричал он старческим голосом.
   Чезаре повернулся к нему с улыбкой.
   — Гио! — воскликнул он. Старик стал неуклюже кланяться.
   — Вам следовало дать нам знать о своем приезде, дон Чезаре, — сказал он. — Мы бы приготовили для вас дом.
   Чезаре улыбнулся.
   — Это неожиданный визит, Гио. Я могу остаться только на ночь, а завтра должен отправляться домой.
   Лицо старика нахмурилось.
   — Домой, дон Чезаре? Ваш дом здесь. Чезаре сделал несколько шагов к дому.
   — Да, — сказал он мягко. — Я все забываю. Но сейчас я живу в Америке.
   Гио подхватил саквояж с заднего сиденья машины и поспешил вслед за Чезаре.
   — Как прошли гонки, дон Чезаре? Вы выиграли?
   Чезаре покачал головой.
   — Нет, Гио. У меня сгорел генератор. Я был вынужден прекратить гонку. Вот поэтому у меня появилась возможность заехать сюда.
   Он пересек большой холодный холл и остановился перед портретом отца. Какое-то время рассматривал тонкое лицо с чертами патриция, которое с портрета смотрело на него. Война сломала его. Духовно и физически. Он высказывался против немцев, и дуче приказал конфисковать его земли. Вскоре после этого старик умер.
   — Мне очень жаль, что так получилось с вашей машиной, дон Чезаре, раздался голос Гио позади "него.
   — С машиной? О да, конечно. — Чезаре оторвался от портрета и прошел в библиотеку.
   Он не думал ни о машине, ни даже о своем отце. Просто размышлял о том, как все изменилось.
   Когда он вернулся сюда после войны, все было потеряно. К тому времени его дядя завладел всем. Банком, землей. Всем, за исключением замка и титула. Его дядюшка никогда не мог простить своего брата за передачу титула незаконнорожденному Чезаре. Тем самым он сам лишился права наследования этого титула.
   Об этом никогда не говорилось вслух, но все знали, что чувствовал скупой маленький человечек, владевший банком для клиринговых расчетов. Чезаре с горечью вспоминал, как он шел первый раз на встречу со своим дядей.
   — Синьор Раймонди, — заявил он самонадеянно. — Мне сказали, что у моего отца были денежные средства, хранившиеся у вас.
   Раймонди пристально посмотрел на него через грязный черный стол.
   — Тебя не правильно информировали, племянник, — ответил он тонким пронзительным голосом. — На самом деле как раз наоборот: покойный граф, мой добрый брат, к несчастью, умер, задолжав мне большую сумму, и у меня здесь, в моем столе, находятся закладные на замок и на все его земли.
   Это было правдой. Все правильно и по закону. Все оставалось в руках Раймонди Кардинале. На протяжении трех лет после войны Чезаре пришлось жить всецело во власти этого старика. Будучи зависимым от него во всем, он в конце концов возненавидел его. Даже за деньгами для проезда на свои любимые соревнования по фехтованию он был вынужден приходить в контору дядюшки.
   Именно в один из таких дней Чезаре впервые встретился с Эмилио Маттео. Он был в конторе дяди в банке, когда на улице поднялась суматоха. Он повернулся и посмотрел через застекленную дверь.
   К ней приближался хорошо одетый седовласый мужчина. Люди на улице старательно ему кланялись, когда он проходил мимо них.
   — Кто это? — спросил Чезаре.
   — Эмилио Маттео, — ответил Раймонди, заранее вскочивший на ноги.
   Чезаре вопросительно поднял брови. Он никогда не слышал об этом человеке.