Страница:
– Дункан послал меня за тобой. Совет созывает всех в шатер клана, – он подал руку Аликс и помог ей подняться. – Мы отправляемся на войну, мэйха.
Аликс молча встала, Финн тоже больше ничего не говорил. Они направились к шатру клана – огромному, черному, украшенному изображениями всех мыслимых лиир.
Дункан уже сидел там у огня на пятнистой шкуре, наблюдая за людьми, тихо входившими в шатер и занимавшими свои места. Справа от места вождя было расстелено одеяло цвета охры – для Аликс и Финна. Тишина окутала молодую женщину, как тяжелый темный плащ, она села рядом с вождем, вглядываясь в лицо Дункана. Рядом был Финн.
Дункан подождал, пока соберутся все. взглянул ни шар тэла, сидевшего напротив него и, кивнув, медленно поднялся:
– Вихан послал к нам лиир из Мухаары. Этого послания мы ждали вот уже несколько месяцев. Тинстар привел в Мухаару своих чародеев-Айлини. Они захватили город.
Аликс почувствовала, как в ее душе вместе с волной страха поднимается еще неясное недоброе предчувствие. Чэйсули молча ждали, что еще скажет Дункан.
– Западные границы пали три месяца назад. За Беллэма сражается Кеуф Атвийский, он продвигается к Мухааре, где наступающих уже ждут Айлини. Выстояла только Хомейна-Мухаар.
Аликс закрыла глаза, вспоминая богато убранный тронный зал Хомейны-Мухаар, канделябры и гобелены…
И Шейна.
– Если падет Хомейна-Мухаар, падет и Хомейна. И мы как наследники Чэйсули, создавших дворец и город, не можем допустить, чтобы это случилось.
Финн пошевелился:
– И поэтому ты посылаешь нас в город Мухаара, рухо, где нам придется сражаться сразу с двумя врагами.
Дункан бросил на брата острый взгляд:
– С двумя?
– Да, – коротко подтвердил Финн. – Или ты забыл о Шейне? Он натравит стражу на нас вместо того, чтобы отправить ее сражаться с Айлини.
Дункан сжал руку в кулак:
– Я не забыл о Шейне, рухо. Но я готов отбросить личную вражду, чтобы спасти Хомейну.
– Ты – да. А Шейн ?
– Мы не оставим ему выбора, – Дункан медленно обвел глазами шатер, словно хотел заглянуть в лицо каждому воину Чэйсули. – Мы не можем идти в Мухаару все – нужно оставить здесь воинов, чтобы защищать Обитель. Но мне нужны сильные бойцы, которые готовы войти в город и сражаться с Айлини любыми средствами. Нас немного. И тот отряд, который мы отправим туда, должен состоять из отборных воинов. Открытый бой унесет слишком много жизней. Мы должны справиться с Айлини хитростью.
Он вновь посмотрел на Финна:
– Я посылаю туда лучших и сильнейших. Вернутся не все.
Финн криво усмехнулся:
– Что ж, рухо, ты не сказал ничего нового для меня. Как, думается мне, и всегда, – он пожал плечами. – Разумеется, я иду.
Многие воины поддержали Финна. Слушая их, Аликс поняла, почему Дункан хотел остаться одиноким. Он все время знал, что Чэйсули придется рисковать жизнью, чтобы спасти родину своих предков.
Это толмоора, прошептала она про себя. Вечно – толмоора…
К своему шатру Аликс вернулась одна, и тревоге и в слезах. Она достаточно успела узнать Дункана, чтобы не просить его остаться с ней, и знала, что он упал бы в ее глазах, если бы остался. Быть может, Дункан и не так рвался в бой, как Финн, но гордости в нем было не меньше.
Огонь в очаге погас, Аликс пришлось заново раздувать его. Шатер стал ее домом, как когда-то ферма Торрина. Теперь даже гобелены многое значили для нее – Дункан постарался объяснить ей каждую руну, каждый рисунок, каждый завиток орнамента. Гобелен отражал знания Чэйсули, славил силу и обычаи народа Изменяющихся. Быть может, поход воинов в столицу добавит новую главу к истории Чэйсули. Но о чем будет повествовать эта глава – о славе или о гибели…
Дункан вошел бесшумно и остановился, серьезно глядя на Аликс, она ответила ему таким же взглядом:
– Дункан, – ласково начала она, – когда ты отправляешься в Мухаару?
Он ответил не сразу – взял в руки боевой лук и проверил, хорошо ли натянута тетива. Лук был похож на обычный охотничий, но полированное дерево было черным, украшенным золотом и кошачьим глазом, черная тетива низко загудела, когда воин натянул ее.
Из сундука Дункан достал черные стрелы с желтым оперением и обсидиановыми наконечниками и начал тщательно осматривать одну за другой.
Аликс терпеливо молчала, ожидая ответа.
Наконец, Дункан заговорил:
– Утром.
– Так скоро…
– Война не ждет, чэйсула. Аликс тщательно оправила зеленые юбки и опустилась на колени на пятнистую шкуру.
– Дункан, – после долгого молчания сказала она. – Я тоже хочу ехать.
Вместе с тобой. Он продолжал заниматься стрелами:
– Ехать? – спросил без выражения, словно не понял смысла слов Аликс.
– Да. В Мухаару.
– Нет.
– Со мной ничего не случится.
– Тебе там не место.
– Пожалуйста, – ее тон вовсе не был тоном просьбы. – Я не смогу оставаться здесь в неведении и ожидании.
– Я сказал – нет.
– Я не стану мешать. Я тоже могу принимать облик лиир. Со мной не будет хлопот.
Мгновение он серьезно смотрел на нее, потом улыбнулся:
– Ты – сплошные хлопоты, Аликс.
– Дункан!
– Я не стану тобой рисковать.
– Но ты же рискуешь собой!
Он отложил одну стрелу и взял другую:
– Чэйсули, – медленно проговорил он, – всегда рисковали собой. Хомейна того стоит.
– Но Шейн?
– Мухаар и есть Хомейна. Шейн берег эту землю сорок лет, Аликс. Быть может, наш народ видел от него немного хорошего – зато все остальные жили в мире и покое. Если ему нужна помощь, чтобы отстоять Хомейну сейчас, мы должны помочь ему, – Дункан снова опустил глаза. – И мы должны подумать о том, кто станет его наследником.
– Позволь мне помочь, чем могу. Шейн – мой дед…
Дункан наконец покончил со стрелами и сел, сплетя пальцы рук. Аликс вдруг поняла, что старательно избегает его взгляда, разглядывая тяжелые золотые браслеты на его бронзово-загорелых обнаженных руках. Когда она все же заставила себя поднять голову, его глаза лучились теплотой и гордостью:
– Чэйсула, – ласково сказал он. – Я знаю твое упорство. Я благодарен тебе, но не хочу, чтобы ты рисковала собой. Тем более ради человека, который вычеркнул тебя из своей жизни, едва ты родилась, и выгнал из дворца много лет спустя.
– Но ты же рискуешь собой, – повторила она, чувствуя, что проиграла. Он тихо вздохнул:
– Такова судьба воина, чэйсула, и толмоора вождя клана. Ты не можешь мне этого запретить.
– Нет, – так же тихо проговорила Аликс, дотянулась до лука, положила его себе на колени и погладила полированное дерево.
– Ты будешь осторожен? – тихо спросила она.
– Обычно я осторожен, по крайней мере, Финн не устает напоминать мне об этом.
– Ты будешь очень осторожен? Он улыбнулся уголками губ:
– Я буду очень осторожен. Аликс положила лук перед ним:
– Что ж… помни, я не хочу, чтобы твой первенец родился сиротой.
Мгновение Дункан молчал. Аликс, опустив глаза с непривычным для себя смирением, ожидала его удивления и радости – но он вдруг схватил ее за плечи и тряхнул, в глазах его пылал гнев:
– И ты собиралась рисковать этим, отправляясь в город, где идет бой?
– Дункан…
– Ты дура, Аликс! – он резко отпустил ее.
Аликс смотрела на него, открыв рот, а он поднялся и решительно шагнул к выходу, задержавшись только затем, чтобы выглянуть на улицу.
– Я думала, ты будешь рад, – растерянно, почти обиженно проговорила она, обращаясь к спине вождя Чэйсули. Дункан обернулся:
– Рад ? Ты умоляешь меня взять тебя на войну, а потом говоришь, что беременна!.. Ты что, хочешь потерять ребенка?
– Нет!
– Тогда оставайся здесь и веди себя, как подобает чэйсуле вождя клана.
Аликс, онемев от изумления, ошеломленная этой вспышкой гнева, не ответила ничего. Дункан вышел. Она передернула плечами, словно от холода, потом прикрыла руками свой, все еще плоский, живот. Слезы текли по ее лицу, а она все сидела и раскачивалась, раскачивалась из стороны в сторону, словно пыталась монотонными движениями убаюкать боль…
Глава 3
Аликс молча встала, Финн тоже больше ничего не говорил. Они направились к шатру клана – огромному, черному, украшенному изображениями всех мыслимых лиир.
Дункан уже сидел там у огня на пятнистой шкуре, наблюдая за людьми, тихо входившими в шатер и занимавшими свои места. Справа от места вождя было расстелено одеяло цвета охры – для Аликс и Финна. Тишина окутала молодую женщину, как тяжелый темный плащ, она села рядом с вождем, вглядываясь в лицо Дункана. Рядом был Финн.
Дункан подождал, пока соберутся все. взглянул ни шар тэла, сидевшего напротив него и, кивнув, медленно поднялся:
– Вихан послал к нам лиир из Мухаары. Этого послания мы ждали вот уже несколько месяцев. Тинстар привел в Мухаару своих чародеев-Айлини. Они захватили город.
Аликс почувствовала, как в ее душе вместе с волной страха поднимается еще неясное недоброе предчувствие. Чэйсули молча ждали, что еще скажет Дункан.
– Западные границы пали три месяца назад. За Беллэма сражается Кеуф Атвийский, он продвигается к Мухааре, где наступающих уже ждут Айлини. Выстояла только Хомейна-Мухаар.
Аликс закрыла глаза, вспоминая богато убранный тронный зал Хомейны-Мухаар, канделябры и гобелены…
И Шейна.
– Если падет Хомейна-Мухаар, падет и Хомейна. И мы как наследники Чэйсули, создавших дворец и город, не можем допустить, чтобы это случилось.
Финн пошевелился:
– И поэтому ты посылаешь нас в город Мухаара, рухо, где нам придется сражаться сразу с двумя врагами.
Дункан бросил на брата острый взгляд:
– С двумя?
– Да, – коротко подтвердил Финн. – Или ты забыл о Шейне? Он натравит стражу на нас вместо того, чтобы отправить ее сражаться с Айлини.
Дункан сжал руку в кулак:
– Я не забыл о Шейне, рухо. Но я готов отбросить личную вражду, чтобы спасти Хомейну.
– Ты – да. А Шейн ?
– Мы не оставим ему выбора, – Дункан медленно обвел глазами шатер, словно хотел заглянуть в лицо каждому воину Чэйсули. – Мы не можем идти в Мухаару все – нужно оставить здесь воинов, чтобы защищать Обитель. Но мне нужны сильные бойцы, которые готовы войти в город и сражаться с Айлини любыми средствами. Нас немного. И тот отряд, который мы отправим туда, должен состоять из отборных воинов. Открытый бой унесет слишком много жизней. Мы должны справиться с Айлини хитростью.
Он вновь посмотрел на Финна:
– Я посылаю туда лучших и сильнейших. Вернутся не все.
Финн криво усмехнулся:
– Что ж, рухо, ты не сказал ничего нового для меня. Как, думается мне, и всегда, – он пожал плечами. – Разумеется, я иду.
Многие воины поддержали Финна. Слушая их, Аликс поняла, почему Дункан хотел остаться одиноким. Он все время знал, что Чэйсули придется рисковать жизнью, чтобы спасти родину своих предков.
Это толмоора, прошептала она про себя. Вечно – толмоора…
К своему шатру Аликс вернулась одна, и тревоге и в слезах. Она достаточно успела узнать Дункана, чтобы не просить его остаться с ней, и знала, что он упал бы в ее глазах, если бы остался. Быть может, Дункан и не так рвался в бой, как Финн, но гордости в нем было не меньше.
Огонь в очаге погас, Аликс пришлось заново раздувать его. Шатер стал ее домом, как когда-то ферма Торрина. Теперь даже гобелены многое значили для нее – Дункан постарался объяснить ей каждую руну, каждый рисунок, каждый завиток орнамента. Гобелен отражал знания Чэйсули, славил силу и обычаи народа Изменяющихся. Быть может, поход воинов в столицу добавит новую главу к истории Чэйсули. Но о чем будет повествовать эта глава – о славе или о гибели…
Дункан вошел бесшумно и остановился, серьезно глядя на Аликс, она ответила ему таким же взглядом:
– Дункан, – ласково начала она, – когда ты отправляешься в Мухаару?
Он ответил не сразу – взял в руки боевой лук и проверил, хорошо ли натянута тетива. Лук был похож на обычный охотничий, но полированное дерево было черным, украшенным золотом и кошачьим глазом, черная тетива низко загудела, когда воин натянул ее.
Из сундука Дункан достал черные стрелы с желтым оперением и обсидиановыми наконечниками и начал тщательно осматривать одну за другой.
Аликс терпеливо молчала, ожидая ответа.
Наконец, Дункан заговорил:
– Утром.
– Так скоро…
– Война не ждет, чэйсула. Аликс тщательно оправила зеленые юбки и опустилась на колени на пятнистую шкуру.
– Дункан, – после долгого молчания сказала она. – Я тоже хочу ехать.
Вместе с тобой. Он продолжал заниматься стрелами:
– Ехать? – спросил без выражения, словно не понял смысла слов Аликс.
– Да. В Мухаару.
– Нет.
– Со мной ничего не случится.
– Тебе там не место.
– Пожалуйста, – ее тон вовсе не был тоном просьбы. – Я не смогу оставаться здесь в неведении и ожидании.
– Я сказал – нет.
– Я не стану мешать. Я тоже могу принимать облик лиир. Со мной не будет хлопот.
Мгновение он серьезно смотрел на нее, потом улыбнулся:
– Ты – сплошные хлопоты, Аликс.
– Дункан!
– Я не стану тобой рисковать.
– Но ты же рискуешь собой!
Он отложил одну стрелу и взял другую:
– Чэйсули, – медленно проговорил он, – всегда рисковали собой. Хомейна того стоит.
– Но Шейн?
– Мухаар и есть Хомейна. Шейн берег эту землю сорок лет, Аликс. Быть может, наш народ видел от него немного хорошего – зато все остальные жили в мире и покое. Если ему нужна помощь, чтобы отстоять Хомейну сейчас, мы должны помочь ему, – Дункан снова опустил глаза. – И мы должны подумать о том, кто станет его наследником.
– Позволь мне помочь, чем могу. Шейн – мой дед…
Дункан наконец покончил со стрелами и сел, сплетя пальцы рук. Аликс вдруг поняла, что старательно избегает его взгляда, разглядывая тяжелые золотые браслеты на его бронзово-загорелых обнаженных руках. Когда она все же заставила себя поднять голову, его глаза лучились теплотой и гордостью:
– Чэйсула, – ласково сказал он. – Я знаю твое упорство. Я благодарен тебе, но не хочу, чтобы ты рисковала собой. Тем более ради человека, который вычеркнул тебя из своей жизни, едва ты родилась, и выгнал из дворца много лет спустя.
– Но ты же рискуешь собой, – повторила она, чувствуя, что проиграла. Он тихо вздохнул:
– Такова судьба воина, чэйсула, и толмоора вождя клана. Ты не можешь мне этого запретить.
– Нет, – так же тихо проговорила Аликс, дотянулась до лука, положила его себе на колени и погладила полированное дерево.
– Ты будешь осторожен? – тихо спросила она.
– Обычно я осторожен, по крайней мере, Финн не устает напоминать мне об этом.
– Ты будешь очень осторожен? Он улыбнулся уголками губ:
– Я буду очень осторожен. Аликс положила лук перед ним:
– Что ж… помни, я не хочу, чтобы твой первенец родился сиротой.
Мгновение Дункан молчал. Аликс, опустив глаза с непривычным для себя смирением, ожидала его удивления и радости – но он вдруг схватил ее за плечи и тряхнул, в глазах его пылал гнев:
– И ты собиралась рисковать этим, отправляясь в город, где идет бой?
– Дункан…
– Ты дура, Аликс! – он резко отпустил ее.
Аликс смотрела на него, открыв рот, а он поднялся и решительно шагнул к выходу, задержавшись только затем, чтобы выглянуть на улицу.
– Я думала, ты будешь рад, – растерянно, почти обиженно проговорила она, обращаясь к спине вождя Чэйсули. Дункан обернулся:
– Рад ? Ты умоляешь меня взять тебя на войну, а потом говоришь, что беременна!.. Ты что, хочешь потерять ребенка?
– Нет!
– Тогда оставайся здесь и веди себя, как подобает чэйсуле вождя клана.
Аликс, онемев от изумления, ошеломленная этой вспышкой гнева, не ответила ничего. Дункан вышел. Она передернула плечами, словно от холода, потом прикрыла руками свой, все еще плоский, живот. Слезы текли по ее лицу, а она все сидела и раскачивалась, раскачивалась из стороны в сторону, словно пыталась монотонными движениями убаюкать боль…
Глава 3
Когда чья-то рука откинула дверной полог, Аликс поспешно выпрямилась и вытерла слезы. Она была готова достойно встретить Дункана – но потеряла самообладание, увидев Финна.
– Дункана здесь нет, – коротко сказала она.
Финн молча смотрел на нее несколько мгновений, потом ответил:
– Я знаю. Он прошел мимо меня только что, и мысли его были темнее его лица, – он помолчал. – У вас было первое сражение, мэйха?
Она нахмурилась, изо всех сил стараясь удержать слезы и не расплакаться перед Финном:
– Это не твое дело.
– Он – мой рухолли, ты – рухолла… Мне всегда есть дело до вас.
– Уходи! – крикнула она – и разрыдалась.
Финн не ушел. Он посмотрел на нее с насмешливым удивлением, потом шагнул внутрь Шатра. Аликс отвернулась от него и закрыла лицо руками.
– Что, неужели и вправду так плохо? – тихо спросил он.
– Ты – последний, кому я расскажу, – сумела выговорить она сквозь всхлипывания.
– Почему? У меня тоже есть уши.
– Но ты никогда не слушаешь.
Финн вздохнул и сел рядом с ней, стараясь не касаться ее.
– Он мой рухо, Аликс, но это вовсе не делает его совершенным. Если ты расскажешь мне, как ужасно он вел себя с тобой, я охотно выслушаю.
Она метнула в него гневный взгляд:
– Дункан не может вести себя «ужасно». Он поднял брови:
– Еще как может! Ты забыла – мы росли вместе.
Что-то в его небрежном тоне – может быть, тень участия – разрушило последнюю преграду в душе Аликс. Слезы почти иссякли, но лучше ей не стало.
– Он никогда раньше не гневался на меня, – прошептала она.
– Ты думаешь, Дункан выше этого? Большую часть времени он заботится о нашем вымирающем народе, но в остальном он такой же, как и все. Мой рухо всегда был спокойнее, чем я, но горечи и злости в нем не меньше. Просто он лучше умеет скрывать это. Всякое бывает…
Аликс вспомнила о том, что так разгневало Дункана – и поняла, что Финну об этом рассказать не сумеет. Это было слишком новым, слишком ее. Может, по законам Чэйсули такая весть – радость для всех, но… нет, не теперь.
– Мне очень тяжело, – сказала она, смахнув слезы.
– Быть его чэйсулой? – удивленно спросил Финн, – Что ж, у тебя был выбор… когда-то, – его лицо скривилось в сардонической усмешке. – Тебе всего-навсего надо было стать моей мэйхой…
– Я не об этом, – резко оборвала его Аликс. – Я говорила о новых законах, которые узнаю, о том, что мне приходится вести себя, как женщине Чэйсули.
Финна ее слова заставили задуматься:
– Может, это и правда. Я никогда об этом не думал, – он пожал плечами. – Я просто не знаю другой жизни.
– Зато я знаю, – тяжело выговорила она.
– У меня была другая жизнь, которую ты украл у меня, а теперь мне приходится привыкать к новой. И, смею тебя уверить, иногда я жалею о том, что мы вообще встретились.
– Ну да, ведь ты могла бы и дальше миловаться с малюткой принцем, а, повзрослев, стала бы его любовницей.
– Может быть. Но ты отнял у меня последнюю возможность жить так.
– Лучше не говори этого при Дункане, – спокойно посоветовал Финн.
Несмотря на все свое горе, Аликс была удивлена:
– Дункан знает о моих чувствах к Кэриллону. Разве нет?
– Финн помедлил с ответом:
– Он до сих пор боится, что ты вернешься к принцу.
– Почему?
– Кэриллон может предложить тебе больше, чем мы. Роскошь Хомейны-Мухаар, богатство, высокая честь быть любовницей принца… Это много больше, чем может дать Чэйсули.
– Я выбираю мужчину не потому, что он что-то может предложить мне, твердо ответила она, – а по любви. Дункан говорит, что нас свела толмоора, может, это и так, но не она соединяет нас теперь.
Похоже, этот разговор заставлял Финна чувствовать себя неуютно:
– Значит, ты останешься с кланом?
– Дункан не отпустил бы меня, ты, кажется мне, тоже, – Аликс смотрела прямо в глаза Финну, – И я сама не хочу возвращаться назад… теперь. Мое место с Дунканом.
– Несмотря на то, что тебе трудно понять нас?
Аликс обреченно вздохнула:
– Постепенно пойму…
Финн взял ее за запястье:
– Если твои чувства к нему изменятся, или если он погибнет в этой войне…
Аликс, ты можешь прийти ко мне, – он не дал ей возможности возразить. – Нет. Не потому, что ты желанна мне – хотя это так и есть… Я хотел сказать, ты можешь прийти ко мне, если тебе нужна будет поддержка.
– Финн…
Он выпустил ее руку:
– Я не всегда такой грубый, рухолла. Ты просто не даешь мне возможности быть другим.
Он вышел прежде, чем она успела собраться с мыслями и хоть как-то ответить.
И в первый раз Аликс пришла в голову мысль, что, быть может, она все-таки была несправедлива к Финну.
На следующее утро они простились. Женщины Чэйсули прощаются с мужчинами перед их шатрами, на виду у всех – древний обычай, сказал Дункан, воину трудно отправляться в путь, оставляя дома рыдающую женщину, это отнимает у него уверенность. Перед всеми женщине приходится сдерживать слезы.
Аликс уже решила, что будет делать, но на словах признавала правоту Дункана и соглашалась, что ей нужно остаться в Обители.
И воины ускакали по пылящей дороге: крылатые лиир с криками летели впереди, четвероногие бежали следом за лошадьми.
Я буду ими всеми, подумала Аликс с мрачным удовлетворением.
Молодая женщина была очень спокойна и рассудительна. Она хорошо понимала, что ей придется нелегко. Лишь дважды Аликс была волком, да и то результат оказался плачевным – хотя вряд ли по ее вине. На этот раз у нее получится лучше, решила она. Должно получиться.
Но ей придется лететь, как птица – В незнакомом облике: волк бежит слишком медленно, чтобы догнать отряд воинов.
Если бы Кай был здесь и научил меня летать…
На душе у Аликс было неспокойно. Наверно, страшно впервые подняться в воздух, доверившись хрупким крыльям. Но она знала, что должна уйти вслед за воинами.
Аликс собралась быстро: ей нужно было отправиться в путь не позже вечера.
Она вытащила из сундука пару старых штанов и мягкую кожаную куртку Дункана, подогнала их под себя. Верхняя часть платья, которое она надевала в Хомейне-Мухаар, превратилась в грубое подобие рубахи: не слишком красиво, зато закрывает руки и помогает скрыть фигуру. Полоса кожи служила поясом, на ногах была обувь из волчьей шкуры с ремешками до колен. Аликс мрачно оглядела себя.
Я выгляжу воином не больше, чем какой-нибудь мальчишка Чэйсули, решивший поиграть во взрослого. Но придется терпеть. На войне юбок не носят.
Она присела на шкуру у огня и задумалась. Итак, как же стать птицей?..
Аликс попыталась забыть обо всем, что ее окружало и представить себя птицей.
Она думала об облаках и вершинах деревьев, о небе и быстром как молния соколе, о перьях, когтях и загнутом клюве, ярких глазах и чудесной свободе полета…
И только когда она вылетела из шатра, ныряя и кружа в струях воздуха, когда ветер туго ударил в ее распахнутые крылья, Аликс поняла – ей удалось.
Сперва она просто кружила, пьянея от восторга, над Обителью, над разноцветными шатрами, приютившими последних из древнего народа Хомейны. Шатер Дункана был единственным серо-голубым пятном среди других, окрашенных в цвета земли, камня и листьев.
Потом Аликс решила, что достаточно наслаждалась радостями полета, и отправилась на поиски других лиир.
Однако с непривычки она быстро устала, ей пришлось признать свое поражение. К долгим перелетам нужно было привыкать. К тому же, она была голодна, необходимость сохранять облик лиир стоила ей слишком больших усилий молодая женщина была почти на пределе, а потому опустилась на землю и приняла человеческий облик, возблагодарив богов за то, что одежда изменялась вместе с ней. Невесело было бы оказаться в лесу голой…
Аликс поднялась по скале, покрытой тонким слоем земли, и остановилась у пещерки, полу скрытой кустами и тенью. Она подошла ближе и разглядела, что пещерка тщательно и довольно искусно прикрыта ветвями и листвой – это явно сделал человек. Аликс раздвинула ветви и вползла в неглубокую пещеру.
На неровном полу было расстелено коричневое одеяло, сотканное из грубой шерсти, рядом, у разгорающегося костерка – кожаный мешок, заколотый деревянной шпилькой. Аликс задумалась: возможно, здесь вовсе не будут рады незваной гостье.
Ее размышления прервал треск в кустах, заставивший женщину испуганно распахнуть. глаза.
В пещеру, тяжело дыша, вполз человек с луком грубой работы на одном плече, пожалуй, подумала Аликс, разглядывая висящий у него на поясе длинный нож, она поторопилась, забравшись сюда. Подмышкой человек держал убитого кролика.
Аликс отодвинулась подальше, прижавшись спиной к стене. Услышав какой-то звук, человек выронил кролика, одним движением вырвал из ножен нож и привстал на одном колене, готовый к нападению.
Однако когда он понял, что перед ним женщина, в его карих глазах вспыхнуло изумление. Он тихо выругался и, спрятав нож, присел на корточки, стараясь не испугать ее:
– Госпожа, я не причиню вам зла. Если вы ищете здесь убежища, вы, должно быть, тоже скрываетесь от солдат Беллэма.
– Скрываюсь?.. Он кивнул:
– Да. От войны, – нахмурился. – Конечно же, госпожа слышала о войне.
– Слышала, – она разглядывала его старый потрескавшийся кожаный доспех и грязную, когда-то бывшую алой тунику с черным гербовым львом Мухаара. На его доспехах, похоже, запеклась кровь.
Аликс охватило недоброе предчувствие.
– Меня зовут Оран, – сказал человек, проведя рукой по свалявшимся тусклым волосам. – Я солдат Хомейны.
Настал ее черед сдвинуть брови: .
– Тогда почему ты здесь ? Разве ты не должен быть со своим господином?
– Мой господин убит. Кеуф Атвийский, вонючий приспешник Беллэма, перебил нас, как собак. Это было двадцать дней назад, – его глаза сузились от ярости. Была ночь – темная, безлунная. Мы спали, измотанные трехдневной битвой.
Атвийские солдаты прокрались к нам, и к рассвету наше войско было уничтожено.
Аликс облизнула пересохшие губы:
– Где это было, Оран? В Мухааре?
Он рассмеялся:
– Не-ет… скажешь тоже, в Мухааре! Я не из шикарной гвардии Мухаара. Я простой солдат, у которого когда-то была ферма на землях принца Фергуса, брата Мухаара.
– Фергус… – Аликс села на колени. – Значит, ты бился в войске Фергуса?
– Да. Мы были в семи днях езды от Мухаары, – Оран прочистил горло и сплюнул, отвернувшись от Аликс, вытер губы и снова посмотрел на нее. – Принц Фергус был убит.
– Почему же ты не остался? – требовательно спросила она. – Почему покинул своего господина?
– Меня тошнит от всего этого. Я родился не для того, чтобы убивать людей, как диких зверей, и не для того, чтобы сдохнуть по приказу труса, который прячется в безопасности за заколдованными стенами Хомейны-Мухаар, – Оран снова сплюнул. – У Шейна есть Стражи, госпожа, это такие колдовские штучки, которые не позволяют Айлини войти во дворец. С ним-то ничего не станется, забери его демоны, а тысячи людей умирают во имя Мухаара!
Аликс стиснула кулаки:
– А Кэриллон? Что с принцем?
Губы Орана дернулись в горькой усмешке:
– Кэриллон – пленник самого Кеуфа.
– Пленник?!
– Да. Я видел, как он уложил двоих, пытавшихся схватить его, он дрался как демон, но сыну Кеуфа удалось обезоружить его. Тори, атвийский принц, взял меч Кэриллона, а его самого отвел к своему отцу, – Оран остро взглянул на нее. Они убьют его, госпожа, или отведут к Беллэму в Мухаару.
– Нет… – упавшим голосом проговорила Аликс.
Оран пожал плечами:
– Такова, видно, его доля. Он наследник Мухаара и ценный пленник. Кеуф будет держать его у себя, пока не отдаст в руки Беллэма. Или Тинстара.
Аликс прикрыла глаза, пытаясь справиться с собой, ей вспоминались ласковые голубые глаза Кэриллона, его упрямое лицо… Его улыбка – он всегда улыбался, когда смотрел на нее…
Оран пошевелился, и Аликс подняла веки. Солдат усмехнулся, показав желтые гнилые зубы, и, вытащив деревянную шпильку, скалывавшую мешок, рассыпал его содержимое по полу.
На камни Звонким потоком потекли украшения – броши, кольца из золота и серебра тонкой работы, сверкающие драгоценными камнями, медный браслет…
Оран потрогал свои сокровища пальцем:
– Солиндские, госпожа. Красивые, верно?
Аликс нахмурилась:
– Откуда они у тебя? Он хрипло рассмеялся:
– От тех, кому эти побрякушки уже не нужны.
Она отшатнулась:
– Ты украл их… снял с… с мертвых?
– А как еще прожить бедному солдату? Я не из этих ваших богатых господинчиков – таких, как Кэриллон, я не из Мухаарской знати, рожденной для золота и шелков. Как я еще могу получить такие вещички?
Алчность горела в его глазах, он разглядывал Аликс, словно обыскивал ее на шее у нее поблескивало золотое ожерелье, дар Дункана, из ушей свисали топазовые капли серег.
– Значит, – сказала она, глубоко вдохнув, – ты убьешь меня, чтобы забрать мои украшения?
Он ухмыльнулся.
– Зачем же убивать, госпожа. Просто отдай их мне, – он задумчиво потрогал нижнюю губу. – Я никогда не видел таких, как ты. Ты, видно, любовница кого-нибудь из господ?
Оскорбительные слова почему-то не задели ее. Впрочем, Оран, похоже, вообще не считал это оскорблением, да и Чэйсули изменили взгляд Аликс на подобные вещи.
– Нет.
– Тогда откуда у тебя такое? Внезапно ее осенило. Она спокойно взглянула на Орана:
– Мне подарил это мой чэйсул. Оран нахмурился:
– Говори по-хомейнски, женщина. Что ты сказала?
– Мой муж, Оран. Он сделал для меня эти вещи.
Человек усмехнулся:
– Значит, может сделать и новые. Послушай, госпожа, отдай-ка ты это мне, и разойдемся по-хорошему.
– Нет. И неразумно хомэйну желать того, что сделано Чэйсули.
– Чэйсули? – его брови взлетели вверх. – Ты живешь среди оборотней?
– Я сама – одна из них. На мгновение в глазах Орана мелькнул страх, но жадность, как видно, победила:
– Оборотни приговорены к смерти Мухааром. Я должен убить тебя, а тогда все, что у тебя есть, все равно будет моим.
Это разозлило ее настолько, что она даже не стала скрывать гнева:
– Сомневаюсь, что тебе это удастся. Его рука метнулась к ножу:
– Думаешь, не удастся, ведьма? Не пугай меня вашим колдовством, я не такой глупец, как ты думаешь. Только воины могут менять облик, так что ты не страшна. Он усмехнулся и поднял нож:
– Ну, что ты теперь скажешь, ведьма?
Аликс не сказала ничего. Теперь Оран закрывал своим телом выход из пещеры и медленно двигался к молодой женщине.
– Не делай этого, – вкрадчиво предупредила она.
Оран беззвучно рассмеялся, протянул руку к ожерелью…
И, отшатнувшись, рухнул на спину с криком ужаса. Нож выпал из разжавшихся пальцев, волчица оскалилась и одним прыжком перелетела через вжавшегося в пол человека. Аликс услышала, как он взвизгнул от ужаса – но мгновением позже она уже скрылась в темноте леса.
Там, остановившись, она задрала морду к небу и послала во тьму ночи торжествующий вой.
Дункан перевернулся на спину и сел, его движение разбудило Финна, и они одновременно поднялись на ноги, бесшумно вынув ножи, пристально следя за волчицей.
Поняв, что они приняли ее за дикого зверя, Аликс тихонько рассмеялась про себя. А Дункан-то назвал меня беспомощной… Дункан настороженно следил за волчицей, Финн бесшумно подошел ближе, Аликс подумала было притвориться, что нападает на него, но решила, что он, скорее всего, убьет ее – а это вовсе не входило в ее планы. И она приняла человеческий облик. Дункан удивленно моргнул, потом нахмурился. Финн рассмеялся:
– Да, рухо, я недооценил тебя. Велика, видно, твоя сила, если твоя чэйсула не может расстаться с тобой и на два дня.
Аликс внезапно почувствовала, что замерзла и устала – последние часы отняли у нее слишком много сил. Не обращая внимания на мужчин, она подошла к огню и, опустившись на колени, принялась греть озябшие руки над раскаленными углями.
Дункан молча убрал нож. Финн снова рассмеялся и, подойдя к Аликс, набросил ей на плечи свое одеяло.
– Вот так-то будет лучше, рухолла, – насмешливо промолвил он. – Видишь если Дункан способен позволить тебе замерзнуть до смерти, по крайней мере, этого не позволю я.
Она ответила Финну гневным взглядом и поплотнее закуталась в одеяло. Тот пожал плечами и сел на прежнее место, скрестив ноги.
Дункан подошел к Аликс и остановился за ее спиной:
– Может, ты случайно захочешь объяснить мне, почему…
– Уж не потому, о чем тут болтал Финн!
– Что ж, – вздохнул Дункан, – видно, я хочу слишком многого… Чтобы заставить тебя слушаться, на тебя нужно наложить заклятие.
Она обернулась так резко, что одеяло сползло с ее плеча:
– И ты сможешь это сделать? Дункан рассмеялся и присел рядом, вороша палкой угли в костре:
– Ты еще не знаешь всех наших даров, чэйсула. Так вот, их три. Чэйсули могут принимать облик лиир, лечить земной магией, а также могут заставить подчиняться себе любого – кроме Айлини, – он все-таки улыбнулся. – Но это уж в самом крайнем случае.
– Дункана здесь нет, – коротко сказала она.
Финн молча смотрел на нее несколько мгновений, потом ответил:
– Я знаю. Он прошел мимо меня только что, и мысли его были темнее его лица, – он помолчал. – У вас было первое сражение, мэйха?
Она нахмурилась, изо всех сил стараясь удержать слезы и не расплакаться перед Финном:
– Это не твое дело.
– Он – мой рухолли, ты – рухолла… Мне всегда есть дело до вас.
– Уходи! – крикнула она – и разрыдалась.
Финн не ушел. Он посмотрел на нее с насмешливым удивлением, потом шагнул внутрь Шатра. Аликс отвернулась от него и закрыла лицо руками.
– Что, неужели и вправду так плохо? – тихо спросил он.
– Ты – последний, кому я расскажу, – сумела выговорить она сквозь всхлипывания.
– Почему? У меня тоже есть уши.
– Но ты никогда не слушаешь.
Финн вздохнул и сел рядом с ней, стараясь не касаться ее.
– Он мой рухо, Аликс, но это вовсе не делает его совершенным. Если ты расскажешь мне, как ужасно он вел себя с тобой, я охотно выслушаю.
Она метнула в него гневный взгляд:
– Дункан не может вести себя «ужасно». Он поднял брови:
– Еще как может! Ты забыла – мы росли вместе.
Что-то в его небрежном тоне – может быть, тень участия – разрушило последнюю преграду в душе Аликс. Слезы почти иссякли, но лучше ей не стало.
– Он никогда раньше не гневался на меня, – прошептала она.
– Ты думаешь, Дункан выше этого? Большую часть времени он заботится о нашем вымирающем народе, но в остальном он такой же, как и все. Мой рухо всегда был спокойнее, чем я, но горечи и злости в нем не меньше. Просто он лучше умеет скрывать это. Всякое бывает…
Аликс вспомнила о том, что так разгневало Дункана – и поняла, что Финну об этом рассказать не сумеет. Это было слишком новым, слишком ее. Может, по законам Чэйсули такая весть – радость для всех, но… нет, не теперь.
– Мне очень тяжело, – сказала она, смахнув слезы.
– Быть его чэйсулой? – удивленно спросил Финн, – Что ж, у тебя был выбор… когда-то, – его лицо скривилось в сардонической усмешке. – Тебе всего-навсего надо было стать моей мэйхой…
– Я не об этом, – резко оборвала его Аликс. – Я говорила о новых законах, которые узнаю, о том, что мне приходится вести себя, как женщине Чэйсули.
Финна ее слова заставили задуматься:
– Может, это и правда. Я никогда об этом не думал, – он пожал плечами. – Я просто не знаю другой жизни.
– Зато я знаю, – тяжело выговорила она.
– У меня была другая жизнь, которую ты украл у меня, а теперь мне приходится привыкать к новой. И, смею тебя уверить, иногда я жалею о том, что мы вообще встретились.
– Ну да, ведь ты могла бы и дальше миловаться с малюткой принцем, а, повзрослев, стала бы его любовницей.
– Может быть. Но ты отнял у меня последнюю возможность жить так.
– Лучше не говори этого при Дункане, – спокойно посоветовал Финн.
Несмотря на все свое горе, Аликс была удивлена:
– Дункан знает о моих чувствах к Кэриллону. Разве нет?
– Финн помедлил с ответом:
– Он до сих пор боится, что ты вернешься к принцу.
– Почему?
– Кэриллон может предложить тебе больше, чем мы. Роскошь Хомейны-Мухаар, богатство, высокая честь быть любовницей принца… Это много больше, чем может дать Чэйсули.
– Я выбираю мужчину не потому, что он что-то может предложить мне, твердо ответила она, – а по любви. Дункан говорит, что нас свела толмоора, может, это и так, но не она соединяет нас теперь.
Похоже, этот разговор заставлял Финна чувствовать себя неуютно:
– Значит, ты останешься с кланом?
– Дункан не отпустил бы меня, ты, кажется мне, тоже, – Аликс смотрела прямо в глаза Финну, – И я сама не хочу возвращаться назад… теперь. Мое место с Дунканом.
– Несмотря на то, что тебе трудно понять нас?
Аликс обреченно вздохнула:
– Постепенно пойму…
Финн взял ее за запястье:
– Если твои чувства к нему изменятся, или если он погибнет в этой войне…
Аликс, ты можешь прийти ко мне, – он не дал ей возможности возразить. – Нет. Не потому, что ты желанна мне – хотя это так и есть… Я хотел сказать, ты можешь прийти ко мне, если тебе нужна будет поддержка.
– Финн…
Он выпустил ее руку:
– Я не всегда такой грубый, рухолла. Ты просто не даешь мне возможности быть другим.
Он вышел прежде, чем она успела собраться с мыслями и хоть как-то ответить.
И в первый раз Аликс пришла в голову мысль, что, быть может, она все-таки была несправедлива к Финну.
На следующее утро они простились. Женщины Чэйсули прощаются с мужчинами перед их шатрами, на виду у всех – древний обычай, сказал Дункан, воину трудно отправляться в путь, оставляя дома рыдающую женщину, это отнимает у него уверенность. Перед всеми женщине приходится сдерживать слезы.
Аликс уже решила, что будет делать, но на словах признавала правоту Дункана и соглашалась, что ей нужно остаться в Обители.
И воины ускакали по пылящей дороге: крылатые лиир с криками летели впереди, четвероногие бежали следом за лошадьми.
Я буду ими всеми, подумала Аликс с мрачным удовлетворением.
Молодая женщина была очень спокойна и рассудительна. Она хорошо понимала, что ей придется нелегко. Лишь дважды Аликс была волком, да и то результат оказался плачевным – хотя вряд ли по ее вине. На этот раз у нее получится лучше, решила она. Должно получиться.
Но ей придется лететь, как птица – В незнакомом облике: волк бежит слишком медленно, чтобы догнать отряд воинов.
Если бы Кай был здесь и научил меня летать…
На душе у Аликс было неспокойно. Наверно, страшно впервые подняться в воздух, доверившись хрупким крыльям. Но она знала, что должна уйти вслед за воинами.
Аликс собралась быстро: ей нужно было отправиться в путь не позже вечера.
Она вытащила из сундука пару старых штанов и мягкую кожаную куртку Дункана, подогнала их под себя. Верхняя часть платья, которое она надевала в Хомейне-Мухаар, превратилась в грубое подобие рубахи: не слишком красиво, зато закрывает руки и помогает скрыть фигуру. Полоса кожи служила поясом, на ногах была обувь из волчьей шкуры с ремешками до колен. Аликс мрачно оглядела себя.
Я выгляжу воином не больше, чем какой-нибудь мальчишка Чэйсули, решивший поиграть во взрослого. Но придется терпеть. На войне юбок не носят.
Она присела на шкуру у огня и задумалась. Итак, как же стать птицей?..
Аликс попыталась забыть обо всем, что ее окружало и представить себя птицей.
Она думала об облаках и вершинах деревьев, о небе и быстром как молния соколе, о перьях, когтях и загнутом клюве, ярких глазах и чудесной свободе полета…
И только когда она вылетела из шатра, ныряя и кружа в струях воздуха, когда ветер туго ударил в ее распахнутые крылья, Аликс поняла – ей удалось.
Сперва она просто кружила, пьянея от восторга, над Обителью, над разноцветными шатрами, приютившими последних из древнего народа Хомейны. Шатер Дункана был единственным серо-голубым пятном среди других, окрашенных в цвета земли, камня и листьев.
Потом Аликс решила, что достаточно наслаждалась радостями полета, и отправилась на поиски других лиир.
Однако с непривычки она быстро устала, ей пришлось признать свое поражение. К долгим перелетам нужно было привыкать. К тому же, она была голодна, необходимость сохранять облик лиир стоила ей слишком больших усилий молодая женщина была почти на пределе, а потому опустилась на землю и приняла человеческий облик, возблагодарив богов за то, что одежда изменялась вместе с ней. Невесело было бы оказаться в лесу голой…
Аликс поднялась по скале, покрытой тонким слоем земли, и остановилась у пещерки, полу скрытой кустами и тенью. Она подошла ближе и разглядела, что пещерка тщательно и довольно искусно прикрыта ветвями и листвой – это явно сделал человек. Аликс раздвинула ветви и вползла в неглубокую пещеру.
На неровном полу было расстелено коричневое одеяло, сотканное из грубой шерсти, рядом, у разгорающегося костерка – кожаный мешок, заколотый деревянной шпилькой. Аликс задумалась: возможно, здесь вовсе не будут рады незваной гостье.
Ее размышления прервал треск в кустах, заставивший женщину испуганно распахнуть. глаза.
В пещеру, тяжело дыша, вполз человек с луком грубой работы на одном плече, пожалуй, подумала Аликс, разглядывая висящий у него на поясе длинный нож, она поторопилась, забравшись сюда. Подмышкой человек держал убитого кролика.
Аликс отодвинулась подальше, прижавшись спиной к стене. Услышав какой-то звук, человек выронил кролика, одним движением вырвал из ножен нож и привстал на одном колене, готовый к нападению.
Однако когда он понял, что перед ним женщина, в его карих глазах вспыхнуло изумление. Он тихо выругался и, спрятав нож, присел на корточки, стараясь не испугать ее:
– Госпожа, я не причиню вам зла. Если вы ищете здесь убежища, вы, должно быть, тоже скрываетесь от солдат Беллэма.
– Скрываюсь?.. Он кивнул:
– Да. От войны, – нахмурился. – Конечно же, госпожа слышала о войне.
– Слышала, – она разглядывала его старый потрескавшийся кожаный доспех и грязную, когда-то бывшую алой тунику с черным гербовым львом Мухаара. На его доспехах, похоже, запеклась кровь.
Аликс охватило недоброе предчувствие.
– Меня зовут Оран, – сказал человек, проведя рукой по свалявшимся тусклым волосам. – Я солдат Хомейны.
Настал ее черед сдвинуть брови: .
– Тогда почему ты здесь ? Разве ты не должен быть со своим господином?
– Мой господин убит. Кеуф Атвийский, вонючий приспешник Беллэма, перебил нас, как собак. Это было двадцать дней назад, – его глаза сузились от ярости. Была ночь – темная, безлунная. Мы спали, измотанные трехдневной битвой.
Атвийские солдаты прокрались к нам, и к рассвету наше войско было уничтожено.
Аликс облизнула пересохшие губы:
– Где это было, Оран? В Мухааре?
Он рассмеялся:
– Не-ет… скажешь тоже, в Мухааре! Я не из шикарной гвардии Мухаара. Я простой солдат, у которого когда-то была ферма на землях принца Фергуса, брата Мухаара.
– Фергус… – Аликс села на колени. – Значит, ты бился в войске Фергуса?
– Да. Мы были в семи днях езды от Мухаары, – Оран прочистил горло и сплюнул, отвернувшись от Аликс, вытер губы и снова посмотрел на нее. – Принц Фергус был убит.
– Почему же ты не остался? – требовательно спросила она. – Почему покинул своего господина?
– Меня тошнит от всего этого. Я родился не для того, чтобы убивать людей, как диких зверей, и не для того, чтобы сдохнуть по приказу труса, который прячется в безопасности за заколдованными стенами Хомейны-Мухаар, – Оран снова сплюнул. – У Шейна есть Стражи, госпожа, это такие колдовские штучки, которые не позволяют Айлини войти во дворец. С ним-то ничего не станется, забери его демоны, а тысячи людей умирают во имя Мухаара!
Аликс стиснула кулаки:
– А Кэриллон? Что с принцем?
Губы Орана дернулись в горькой усмешке:
– Кэриллон – пленник самого Кеуфа.
– Пленник?!
– Да. Я видел, как он уложил двоих, пытавшихся схватить его, он дрался как демон, но сыну Кеуфа удалось обезоружить его. Тори, атвийский принц, взял меч Кэриллона, а его самого отвел к своему отцу, – Оран остро взглянул на нее. Они убьют его, госпожа, или отведут к Беллэму в Мухаару.
– Нет… – упавшим голосом проговорила Аликс.
Оран пожал плечами:
– Такова, видно, его доля. Он наследник Мухаара и ценный пленник. Кеуф будет держать его у себя, пока не отдаст в руки Беллэма. Или Тинстара.
Аликс прикрыла глаза, пытаясь справиться с собой, ей вспоминались ласковые голубые глаза Кэриллона, его упрямое лицо… Его улыбка – он всегда улыбался, когда смотрел на нее…
Оран пошевелился, и Аликс подняла веки. Солдат усмехнулся, показав желтые гнилые зубы, и, вытащив деревянную шпильку, скалывавшую мешок, рассыпал его содержимое по полу.
На камни Звонким потоком потекли украшения – броши, кольца из золота и серебра тонкой работы, сверкающие драгоценными камнями, медный браслет…
Оран потрогал свои сокровища пальцем:
– Солиндские, госпожа. Красивые, верно?
Аликс нахмурилась:
– Откуда они у тебя? Он хрипло рассмеялся:
– От тех, кому эти побрякушки уже не нужны.
Она отшатнулась:
– Ты украл их… снял с… с мертвых?
– А как еще прожить бедному солдату? Я не из этих ваших богатых господинчиков – таких, как Кэриллон, я не из Мухаарской знати, рожденной для золота и шелков. Как я еще могу получить такие вещички?
Алчность горела в его глазах, он разглядывал Аликс, словно обыскивал ее на шее у нее поблескивало золотое ожерелье, дар Дункана, из ушей свисали топазовые капли серег.
– Значит, – сказала она, глубоко вдохнув, – ты убьешь меня, чтобы забрать мои украшения?
Он ухмыльнулся.
– Зачем же убивать, госпожа. Просто отдай их мне, – он задумчиво потрогал нижнюю губу. – Я никогда не видел таких, как ты. Ты, видно, любовница кого-нибудь из господ?
Оскорбительные слова почему-то не задели ее. Впрочем, Оран, похоже, вообще не считал это оскорблением, да и Чэйсули изменили взгляд Аликс на подобные вещи.
– Нет.
– Тогда откуда у тебя такое? Внезапно ее осенило. Она спокойно взглянула на Орана:
– Мне подарил это мой чэйсул. Оран нахмурился:
– Говори по-хомейнски, женщина. Что ты сказала?
– Мой муж, Оран. Он сделал для меня эти вещи.
Человек усмехнулся:
– Значит, может сделать и новые. Послушай, госпожа, отдай-ка ты это мне, и разойдемся по-хорошему.
– Нет. И неразумно хомэйну желать того, что сделано Чэйсули.
– Чэйсули? – его брови взлетели вверх. – Ты живешь среди оборотней?
– Я сама – одна из них. На мгновение в глазах Орана мелькнул страх, но жадность, как видно, победила:
– Оборотни приговорены к смерти Мухааром. Я должен убить тебя, а тогда все, что у тебя есть, все равно будет моим.
Это разозлило ее настолько, что она даже не стала скрывать гнева:
– Сомневаюсь, что тебе это удастся. Его рука метнулась к ножу:
– Думаешь, не удастся, ведьма? Не пугай меня вашим колдовством, я не такой глупец, как ты думаешь. Только воины могут менять облик, так что ты не страшна. Он усмехнулся и поднял нож:
– Ну, что ты теперь скажешь, ведьма?
Аликс не сказала ничего. Теперь Оран закрывал своим телом выход из пещеры и медленно двигался к молодой женщине.
– Не делай этого, – вкрадчиво предупредила она.
Оран беззвучно рассмеялся, протянул руку к ожерелью…
И, отшатнувшись, рухнул на спину с криком ужаса. Нож выпал из разжавшихся пальцев, волчица оскалилась и одним прыжком перелетела через вжавшегося в пол человека. Аликс услышала, как он взвизгнул от ужаса – но мгновением позже она уже скрылась в темноте леса.
Там, остановившись, она задрала морду к небу и послала во тьму ночи торжествующий вой.
***
Серебряная в лунном свете волчица выскользнула из-за деревьев и вошла в лагерь Чэйсули. Она оглядела спящих там и тут людей, мыслью успокоила лиир, чтобы они не поднимали тревоги, и проскользнула к костру. Только Кай, сидевший на дереве, сказал какое-то слово своему лиир.Дункан перевернулся на спину и сел, его движение разбудило Финна, и они одновременно поднялись на ноги, бесшумно вынув ножи, пристально следя за волчицей.
Поняв, что они приняли ее за дикого зверя, Аликс тихонько рассмеялась про себя. А Дункан-то назвал меня беспомощной… Дункан настороженно следил за волчицей, Финн бесшумно подошел ближе, Аликс подумала было притвориться, что нападает на него, но решила, что он, скорее всего, убьет ее – а это вовсе не входило в ее планы. И она приняла человеческий облик. Дункан удивленно моргнул, потом нахмурился. Финн рассмеялся:
– Да, рухо, я недооценил тебя. Велика, видно, твоя сила, если твоя чэйсула не может расстаться с тобой и на два дня.
Аликс внезапно почувствовала, что замерзла и устала – последние часы отняли у нее слишком много сил. Не обращая внимания на мужчин, она подошла к огню и, опустившись на колени, принялась греть озябшие руки над раскаленными углями.
Дункан молча убрал нож. Финн снова рассмеялся и, подойдя к Аликс, набросил ей на плечи свое одеяло.
– Вот так-то будет лучше, рухолла, – насмешливо промолвил он. – Видишь если Дункан способен позволить тебе замерзнуть до смерти, по крайней мере, этого не позволю я.
Она ответила Финну гневным взглядом и поплотнее закуталась в одеяло. Тот пожал плечами и сел на прежнее место, скрестив ноги.
Дункан подошел к Аликс и остановился за ее спиной:
– Может, ты случайно захочешь объяснить мне, почему…
– Уж не потому, о чем тут болтал Финн!
– Что ж, – вздохнул Дункан, – видно, я хочу слишком многого… Чтобы заставить тебя слушаться, на тебя нужно наложить заклятие.
Она обернулась так резко, что одеяло сползло с ее плеча:
– И ты сможешь это сделать? Дункан рассмеялся и присел рядом, вороша палкой угли в костре:
– Ты еще не знаешь всех наших даров, чэйсула. Так вот, их три. Чэйсули могут принимать облик лиир, лечить земной магией, а также могут заставить подчиняться себе любого – кроме Айлини, – он все-таки улыбнулся. – Но это уж в самом крайнем случае.