Ответом послужило гробовое молчание. Выругавшись, Конана подошел к ближайшему костру, взял горящую головню и поднес ее к подвешенному на ремне узелку. Тот задымился. Вдруг волосы на голове у варвара встали дыбом: узелок начал извиваться и корчиться. Эти гнусные корчи шли откуда-то изнутри узелка. Наконец вспыхнул ремень. Узелок упал на землю и стал раскрываться, словно диковинный цветок. Оттуда показался гомункулус - с крыльями летучей мыши, черный, как полночное небо, ростом в два фута. Уродец зашипел на варвара, обнажив два ряда крохотных острых зубов. Гомункулус был совершенно лысый, глаза - как два сверкающих уголька. Гаденыш, словно чародей - в плащ, кутался в клубы едкого дыма. Гирканийцы, трясясь от страха, попятились.
Уродец завопил истошным голоском и бросился на киммерийца. Конан выхватил меч и разрубил маленького демона надвое. Меч прошел сквозь гомункулуса так легко, будто он был из дыма. Но две разрубленные половины сразу же срослись вместе, и враг в прежнем обличье вновь скрючился перед Конаном. Варвар рубанул еще, на этот раз - хлестким, зигзагообразным ударом. И пока куски маленького чудовища опять срастались, поддел на меч и швырнул в огонь все еще дымящийся узелок.
Крылатый гомункулус громко зашипел и закрутился волчком. Когда остатки узелка догорели, уродец изошел вонючим дымком и сгинул.
- Обычный призрак, ничего особенного, - презрительно фыркнул Конан. Трюк балаганного фокусника, не страшнее зубочистки.
- Нет, командир, - пробормотал Гаюк. - Это был улу-бек. Дух воздуха. Он повинуется шаманам. У шаманов большая власть над духами.
- Вы прямо как дети неразумные, - усмехнулся Конан. - Ваши шаманы просто шуты гороховые. Держат вас в страхе дешевыми фокусами! - Конан чувствовал, что напрасно тратят слова, вразумляя степняков. Уговаривать их без толку. Когда человек верит во что-то сверхъестественное, никакие доводы, и даже опыт на собственной шкуре, не переубедят его.
- Идите спать, - приказал киммериец. - На сегодня представление окончено.
Мало-помалу, переговариваясь друг с другом, степняки разошлись. Рустуф и Фауд двинулись за Конаном в шатер. Они уселись на войлочную кошму, скрестив ноги. Фауд протянул Конану чашу с вином, и киммериец наконец промочил глотку, пересохшую за день изнурительной схватки и дальнего перехода.
- Завтра, - сообщил он, - я разворошу все это шаманье гнездо. Бартатуя меня поддержит. Они ему тоже давно поперек горла стоят.
- Толковая идея, - согласился Рустуф. - Но покажи мне такого колдуна, который не талдычит всем встречным-поперечным, что, если он умрет, на них падет страшное проклятие?
- Так и есть, - кивнул Фауд. - Спроси ребят-степняков: они как один скажут, что, если шаман умрет насильственной смертью, несчастья падут на всю орду. Шаманам приходится так защищаться - у них много врагов. Если ты открыто против них выступишь, кочевники тебя попросту пристукнут.
- Но как мне держать в узде своих воинов, если они считают, что я заклят и обречен? Почему эти тупорылые вонючки взъелись на меня? Разве я причинил им какой-то вред?
Конан на мгновение помрачнел. Он и прежде, в лучшие времена, ненавидел чародейство, но уж совсем унизительно было страдать от таких презренных людишек.
- Думаю, - проговорил он, - пора нанести этим пустобрехам ответный визит.
- Долго ходить не придется, - сказал Рустуф. - Если я не ошибаюсь, поблизости слышны шаманские бубны.
Все трое встали и бесшумно выскользнули из шатра. Барабаны стучали негромко. Но, судя по всему, шаманы устроили свое действо совсем неподалеку. Конан с дружками подкрался поближе и увидел, что несколько степняков сидят кружком вокруг костра. Ближе к огню расположился старый шаман Данакан, рядом с ним - женоподобный мальчик. Мальчик легко постукивал пальцами по бубну, представлявшему собой череп с отрубленной макушкой, затянутый человеческой кожей. В глазницах черепа были серебряные слитки, и они зловеще поблескивали в свете костра.
- Горе всем вам! - завывал старикан, обращаясь к собравшимся. - Не к добру каган возвысил раба-чужестранца. Это человек без роду без племени. Его предки не погребены в освященном месте в степи. Его боги - не наши боги. Духи бескрайней степи прогневались. Они принесут град и грозу, если вы будете следовать за чужестранцем. Придет степной пожар, окутает дымом Предвечное Небо. Не подобает вам...
Внезапно голос шамана оборвался: на плечо опустилась чья-то весьма тяжелая рука. Это была здоровенная ручища варвара. Шаман попытался сбросить ее, но железные пальцы бывалого фехтовальщика впились ему в загривок и стали понемногу сжиматься. Дикая боль пронзила тощую шею старика. Потом хватка немного ослабла.
- Дружище Данакан, - задушевным голосом произнес киммериец, - между нами, кажется, возникло недоразумение. Я желаю одного - служить кагану сколько в моих силах. А если я неумышленно прогневал ваших богов, скажи мне, пожалуйста, как я могу принести им мои извинения. Ты большой чародей, ты единственный напрямую говоришь с духами. И уж конечно сможешь стать посредником между мной и богами.
Шаман попытался встать, но пальцы у него на шее вновь сжались и он не мог даже шевельнуться.
- Может, - просипел он, - что-то и удастся сделать. Силы мои велики, и духи слушаются меня.
- Отлично! - рявкнул Конан - Что ж, пойдем поговорим наедине. Какая может быть вражда между двумя отличными парнями вроде нас с тобой?
Конан переложил руку на плечо старикана и слегка тряхнул его.
- Да, - выдавил Данакан, пытаясь освободиться от медвежьих объятий варвара, ~ поговорим наедине, чужестранец.
Конан улыбнулся своим воинам:
- А теперь идите спать, завтра нам опять выступать в поход - таков приказ кагана. Мы с этим добрым шаманом потолкуем и все уладим.
Степняки явно успокоились, но мальчик с бубном продолжал дрожать от страха. Варвар смерил его таким взглядом, от которого кровь точно должна была застыть в жилах. Мальчик покачнулся, закатил глаза, бубен выпал из рук, и подручный шамана рухнул в траву.
- Он, кажется, впал в священный сон, - пояснил Конан. - Беседует с духами. Не будем его будить, чтобы духи не прогневались.
Киммериец отвел Данакана к краю лагеря, где стояли часовые. Тут Конан легким толчком сбил старика с ног. Шаман вскочил с земли и принялся выкрикивать гортанным голосом какие-то проклятия, указывая рукой на Конана. Киммериец хлопнул его ладонью по спине. Шаман, прежде чем упасть, пролетел несколько шагов, гремя всеми своими бусами и амулетами.
- Кто? - коротко спросил Конан. - Кто подкупил тебя? Кто заплатил тебе, чтобы ты наложил на меня заклятие? Если это не твоя затея, отвечай - чья?
- Проклятый чужестранец! Ты умрешь... - глаза старика вылезли из орбит.
Конан достал из ножен меч и молниеносным ударом рассек на старике одежду. Клочья грязной хламиды полетели во все стороны. Посыпались священные амулеты и костяные бусы. Шаман сжался от ужаса. Однако тщедушного тела клинок не коснулся.
- Вот так может развалиться и твоя тушка, колдун, - проговорил Конан. Я могу разрубить надвое твое заячье сердечко. Думай, пока я не ударил по-настоящему!
- Это была вендийка, - сдавленным голосом произнес Данакан. - Наложница кагана пришла к нам. Она жаждет твоей смерти.
- Значит, тайные убийства - по вашей части, - усмехнулся Конан. Бедным мастеровым заказали работенку! Так чем же я не угодил вендийской шлюхе?
Шаман пожал плечами:
- Она ревнива. Ты достиг слишком больших высот - и слишком быстро. Каган привечает тебя, а ей не нравится, когда он благоволит к кому-то кроме нее.
- Ну так я и с ней потолкую. Надеюсь, девка будет так же сговорчива, как и ты. Я знаю, что твои жалкие чары вреда мне не причинят. Думаю, что ты не настолько глуп, чтобы пытаться отравить меня. Прежде поразмысли. Самый сильный яд не убьет здорового мужчину меньше чем за несколько часов. Как только у меня заболит живот, я приду и пристукну тебя - и всех твоих поганых собратьев-шаманов заодно. Теперь иди и благодари судьбу, что я сегодня добрый.
Возвращаясь к себе в шатер. Конан праздновал победу: больше шаман его не потревожит. Хорошо, что он взял дело в свои руки, а не стал впутывать Бартатую. Ведь нить вела, как оказалось, прямо в шатер кагана! Конан покачал головой. Царь, жрец, наложница... Из подобного треугольника так просто не выберешься! В дикой степи плетутся такие же мерзкие козни, как и во Дворцах цивилизованных стран.
Рустуф и Фауд спокойно сидели в шатре, опустошая бурдюк с вином.
- Ну как? - полюбопытствовал Рустуф.
- Под конец он проявил здравомыслие. И все же не худо нам троим с этого дня держать под боком быстроногих скакунов.
- Я тоже так думаю, - ответствовал Рустуф.
ГЛАВА 9
Багровый шар солнца тяжело опустился в серое марево далеких степных облаков. Ворота Согарии закрылись последний раз, чтобы распахнуться вновь лишь тогда, когда последний степной воин исчезнет с согарийской земли. Под звуки труб и удары гонга закрылись тяжелые створки, и огромный засов вошел в железные скобы. Изнутри ворота заложили камнем. Оставили только несколько маленьких проходов, через которые могли выехать один-два всадника, - такие воротца легко было защитить от внезапного нападения.
На вершине стены горожане, призванные на оборону крепости, стояли плечом к плечу с солдатами, державшими наготове кипящее масло и метательные снаряды - достойную встречу недругам, А часовые с самых высоких башен тревожно вглядывались в степь - не покажется ли орда.
В конце концов с одной из башен раздался крик. На вершине невысокого хребта на западе появилась колонна всадников. Потом с юга, на крутой склон, выехал другой отряд, побольше. Но взоры согарийцев были устремлены на север: бесчисленные конники стояли на обрыве, обозначавшем границу степной страны.
Бесчисленные наездники-дикари представляли собой жуткое зрелище, но те из горожан, кто был поумнее и поопытнее, знали, что это еще не самое худшее. Настоящая опасность - невинные с виду толпы рабов-землекопов. Им под силу медленно, скрытно подкопать стены Согарии, наполнить землей рвы, построить лестницы...
Многие согарийцы гадали, что стряслось с отрядом Красных Орлов, покинувших город несколько дней назад во главе с туранским колдуном Хондемиром.
А Хондемир в это время пересекал Голодную Степь. Эта безжизненная земля, где очень редко попадались источники живительной влаги, вполне заслужила свое имя. В согарийском обозе имелось фуражное зерно; не будь его, лошади каждый день разбредались бы на многие версты в поисках корма, и на это уходили бы часы.
Княжна Ишкала ехала в шатком экипаже, печальная и испуганная. Кто знает, какая участь ей уготована? Если только безрассудный влюбленный, Мансур, не попытается спасти ее. Княжна слишком хорошо знала юношу, чтобы поверить, что он покорно, как было приказано, сидит в Согарии и ждет ее возвращения.
Неспокойно было у нее на сердце. Хондемир - человек надменный и холодный. А разговаривая с княжной, он едва давал себе труд соблюдать необходимые правила вежливости. Каждую ночь из его шатра доносились странные звуки. По утрам колдуя выпускал голубя, к ноге которого был привязан маленький запечатанный футляр. Каждый вечер прилетала другая птица, и ее немедленно доставляли в шатер чародея. Никто не знал, что за вести носят эти голуби. Птица-вестник - отнюдь не диковинка. Но как они находят дорогу к движущемуся каждый день войску?
Ишкала высунулась в окошко и помахала рукой капитану Джеку, командиру эскорта. Доблестный офицер подъехал к повозке княжны и отдал честь коротким серебряным хлыстом.
- Да, госпожа?
- Капитан, что вы думаете об этом туранце, Хондемире?
- Думаю, госпожа? - Он нахмурился, будто речь зашла о чем-то бесконечно далеком. - Что я могу о нем думать? Я получил приказ сопровождать Хондемира туда, куда ему угодно будет направиться. Это я и делаю.
- Конечно, - нетерпеливо перебила княжна. - Я понимаю, что вы обязаны повиноваться приказам моего отца. Но, надеюсь, от вас не ускользнуло, что Хондемир посылает почтовых голубей и получает ответы?
Капитан тревожно огляделся:
- Я плохо разбираюсь в колдовстве, госпожа. Пока он не замышляет ничего против князя, я в его дела не вмешиваюсь.
Ишкала молча откинулась на сиденье медленно ползущего экипажа и задернула занавеску. Княжна выросла в прекрасном дворце, и окружавшая ее сейчас обстановка была непривычна. Экипаж - это еще роскошь в сравнении с тем, как приходилось путешествовать остальным согарийцам. В дорогу, к сожалению, нельзя было взять ни одной служанки. И княжну тяготило скорее одиночество, нежели отсутствие расторопной прислуги. Ишкала была девушкой покладистой и не капризной, вполне могла снести трудности дальнего странствия, только вот поболтать было не с кем.
На шестой день пути Ишкала услышала резкие крики солдат, звуки труб и барабанный бой. Много раз наблюдавшая прежде за боевыми учениями, княжна отлично знала, что зов трубы - это тревога. Знак, что враг в пределах видимости. Здесь, в глухой степи, тревога не может быть учебной, солдаты всерьез выстраивались в боевые порядки.
- Что случилось? - спросила Ишкала у Джеку, когда тот подъехал к ее экипажу.
- Дикари, госпожа, - ответил офицер. - Оставайтесь на месте. Мы прикроем вас.
Девушке уже доводилось слышать жуткие истории о кочевниках-гирканийцах, и сейчас ей не верилось, что даже самые храбрые из согарийских воинов смогут надежно защитить от безжалостных степных убийц. Княжна взобралась на козлы повозки, заняв место рядом с возницей. Неподалеку расположился капитан Джеку и его офицеры. Красные Орлы выстроились в четыре ряда. По приказу капитана воины опустили пики в направлении врага.
- Что толку стоять здесь и дожидаться, пока посыплются вражеские стрелы, - рассуждал капитан. - Как только они приблизятся на расстояние выстрела - идем в атаку.
- Стойте! - послышался голос Хондемира. Чародей спешным шагом подошел к Джеку. - Это не гирканийцы.
- Да? - откликнулся капитан, метнув на чародея яростный взгляд. - А кто же это, почтеннейший?
- Это союзники, мои земляки из Турана. Мы уже не на согарийских землях, капитан.
- А почему они присоединились к нам именно здесь? Князь не давал мне на сей счет никаких распоряжений. Это непорядок.
- Порядок, непорядок, только мне эти люди нужны. Почему - пусть вас не заботит. Достаточно того, что это союзники. Они, в случае необходимости, помогут нам против степняков. Надеюсь, вы сможете удержать своих солдат от неподобающих выходок?
Лицо Джеку потемнело, как грозовая туча.
- У моих солдат дисциплина образцовая, сударь. Будьте уверены. Надеюсь, и вы удержите в узде этих туранцев, если они действительно подчиняются вам. У нас с Тураном много лет мир, так что ссориться солдатам вроде бы не из-за чего. И все же, когда мы вернемся в Согарию, мне придется доложить об этих... особых обстоятельствах.
- У князя не будет оснований для беспокойства, - сказал Хонде ми р.
Туранцы находились сейчас на расстоянии полета стрелы и никаких враждебных намерений не выказывали. Они неторопливо подъехали к согарийской колонне ярдов на десять, потом по приказу своего командира остановились. Группа всадников отделилась от туранского отряда и поскакала прямиком к Хондемиру.
- Долгих лет жизни, господин! - издалека поприветствовал чародея один из воинов. - Я и мои товарищи прибыли, дабы сопровождать вас к месту назначения...
- Довольно, Буламб, - прервал его Хондемир. - Пусть твои люди присоединятся к нашим достопочтенным союзникам, согарийцам. Мы идем в одно место в глубине засушливой равнины. Это недалеко отсюда.
Человек по имени Буламб взглянул на Джеку и его офицеров; во взгляде его сквозила оскорбительная ирония.
- Всегда рад встретить... союзников. Жду ваших приказаний.
- Отлично. За час до заката мы разобьем лагерь. Зайди сегодня вечером в мою палатку, - ответил Хондемир.
Туранцы отдали салют и повернули коней назад.
Сейчас Ишкале представился случай разглядеть чужестранцев поближе. Одежда, оружие и упряжь действительно были туранскими. В воинском деле княжна понимала немного, но, кажется, чужаки уступали Красным Орлам и выправкой, и дисциплиной. Они не одевались в какую-то определенную военную форму, не носили знаков различия и больше напоминали самых обыкновенных разбойников, чем настоящих солдат. Численностью туранские всадники на первый взгляд не превосходили, их было примерно столько же, сколько и согарийцев.
Чужаки притащили за собой достаточно внушительный обоз. Они предусмотрительно захватили вдоволь провизии, фуража и бурдюков с водой. Но все равно согарийцы смотрели на незваных пришельцев косо, как всегда глядят настоящие воины на ополченцев, особенно если те так сильно похожи на бандитов.
Ишкала вернулась в экипаж. Увидев скачущего мимо капитана Джеку, княжна вновь позвала его:
- А теперь, капитан, что вы думаете про туранского колдуна? Лицо капитана вытянулось. Он пытался побороть рвущийся наружу гнев.
- Это уже что-то невообразимое! Мало того что он затащил нас в эту глухомань, когда наш город в опасности. Так он еще привел в наш лагерь это... туранское отребье! Не беспокойтесь, госпожа, ваш отец обо всем узнает!
Мансур стоял, опершись на копье, и мрачно смотрел, как враги скапливаются у стен Согарии. Осада вызывала у юноши лишь одно всеобъемлющее чувство - скуку. Меч и старую кольчугу Мансур взял в городском арсенале, а шлем выиграл в кости у часового. Заняв свой пост на городской стене, юноша был в боевом настроении. Это случилось две ночи назад. Возбуждение от новизны происходящего прошло в первую же ночь.
Мансур пытался сложить стихи, где слышался бы звон оружия, ржание боевых коней, голоса серебряных горнов и барабанный бой. Только, к сожалению, здесь, под Согарией, ничего подобного не происходило. За день выпало лишь одно происшествие - мимо пролетела вражеская стрела. Степняки забавлялись, стреляя наугад в укрытых за стенами защитников. А по ночам слышно было, как гирканийские рабы-землекопы подкалывают стены.
А из самой крепости доносилось тяжкое зловоние - слишком много людей и животных скопилось в городе. "Об этой стороне войны древние поэты не писали", - уныло подумал юноша. Осада может продлиться недели, а то и месяцы... Эта мысль была невыносима. Мансур был убежден, что он заслуживает лучшего. Он страстно мечтал сразиться с врагами Ишкалы и вызволить ее. Но как ему теперь избежать бесславной смерти от скуки, как догнать и спасти свою любимую?
Внезапный шум внизу привлек внимание юноши. Он приложил ухо к проему между двумя щитами из толстых прутьев, сооруженными на крепостной стене для защиты от стрел. Шум доносился из одного из проходов в заложенных воротах, кажется, сейчас он был открыт. До ушей донесся глухой стук копыт. Потом этот стук растаял где-то вдали, и наконец Мансур услышал, как вновь закрываются створки прохода. Вернувшись на пост, юноша заметил своему напарнику:
- Еще одного гонца послали искать подкрепление. Как ты думаешь, многие ли минуют живыми вражеские рубежи?
- Держу пари, что нет, - ответил старик ветеран, снова призванный князем на службу.
- Но если кочевники перехватывают наших гонцов, - рассуждал Мансур, почему они не приводят их к стенам и не показывают нам - дескать, смотрите, какие вы простофили?
- Эти дикари - не дураки, - ответил старый воин, сжимая узловатыми пальцами копье. - Мы не знаем, кого они пленили, а кого нет. Им это на руку. И потом - если у нас опустятся руки, мы перестанем посылать гонцов, то у степняков не будет пленных. Как же им тогда добывать сведения о положении в городе?
Мансур кивнул. В голове его начал вызревать план.
- Гонцы, должно быть, бравые ребята. Хорошо бы с ними потолковать люблю храбрецов. Не знаешь, где их можно отыскать?
- Парни из Отряда Гонцов обычно торчат в таверне "Усталый всадник", что у кавалерийских казарм, - ответил старик.
В полночь Мансур сменился. Он отправился не домой, а в таверну "Усталый всадник". Улицы были заполнены беженцами, лежавшими вповалку прямо на мостовой. Мансур спотыкался в потемках - масло в городе экономили, горело лишь несколько уличных фонарей.
Найти трактир оказалось нетрудно: у входа стояла наготове дюжина лошадей. Теперь это стало редким зрелищем. Но здесь, у трактира, лошадей не запускали в загон: вестник должен быть готов в любую минуту по срочному приказу вскочить в седло и поскакать куда велят.
Внутри трактира особого веселья не наблюдалось. Посетители что-то ели и пили по углам, тихо переговариваясь между собой. Мрачная обстановка осажденного города не располагала к тому бесшабашному разгулу, каким всегда отличались городские кабаки. Мансур приметил, что на столе в центре зала, за которым сидело несколько мужчин, лежит шлем с желтыми перьями Отряда Гонцов. Эти люди никогда не бывали по-настоящему в увольнении. Даже сейчас они при оружии - том легком оружии, которое необходимо на их требующей скорости и подвижности службе.
Вскоре Мансур нашел то, что искал. В углу он увидел одинокого воина, мрачно глядевшего на дно своей пустой чаши. Мансур хорошо понимал, что это за человек и в каком он положении: парень, видно, пропивает все, что зарабатывает. Деньги кончились, а взаймы ему больше не дают. Мансур прошел к его столику.
- Извините, сударь, - сказал юноша.
Солдат посмотрел на него налитыми кровью глазами:
- Что? Кто ты? Посыльный из дворца с очередным безумным приказом? Дурацким распоряжением для ребят, которые одни только и приносят пользу городу, пока не свернут себе шеи...
Мансур пропустил мимо ушей воркотню усталого солдата. Она означает лишь, что гонец уже прилично нализался, а это только облегчало Мансуру задачу.
- Простите, что нарушаю ваш отдых, - начал Мансур, - но я наслышан о парнях из Отряда Гонцов. Мне доставит честь, если вы позволите мне угостить вас чашей-другой вина. А я буду рад послушать про ваши подвиги. Я поэт и собираюсь сложить эпическую поэму про войну с дикарями.
При упоминании о выпивке гонец заметно оживился.
- Некому будет слушать твои вирши, когда все закончится, ну да ладно садись... Да, мы лучший отряд во всем войске, все как один - крутые ребята на отборных скакунах. И вот это, - он показал на золотой футляр, висевший у него на поясе, - наша защита в любой дружественной стране. Встречаюсь я, к примеру, с каким-нибудь расфуфыренным герцогом... Конь мой устал, жрать охота, да и горло промочить... Я запросто могу потребовать, чтоб он отдал мне свою лошадь! Все, что он сможет, - это пожаловаться потом князю!
На столе появился кувшин крепкого вина; Мансур щедро наполнил чашу гонца и скупо - свою.
- Рассказывай еще, - потребовал он.
Часа два гонец занимал Мансура рассказами о своих подвигах. В конце концов он истощился и стал повторяться. Наконец он начал клониться вперед и точно долбанулся бы лицом о стол. Однако Мансур поддержал его и помог встать на ноги.
- Пора тебе возвращаться в казарму, дружок, - сказал он. - Дай-ка я помогу тебе.
Никто не шевельнулся, видя, как Мансур чуть не на руках вытаскивает пьяного хвастуна из таверны, Видно, другие гонцы не больно любили этого парня. Мансур и не думал вести его в казарму; вместо этого он зашел в проулок, отделяющий таверну от внутренней стены городских укреплений. Здесь он снял с незадачливого гонца форменную одежду Отряда и надел ее на себя. Только меч и кинжал он оставил свои - такое оружие не было форменным, каждый подбирал его себе по вкусу.
Торопясь, Мансур осмотрел коней, привязанных у таверны. Ему не хотелось, чтобы кто-то из гонцов заметил его сейчас. Наконец он увидел вырезанное на одном из седел имя своего собеседника. Он отвязал лошадь и повел ее под уздцы. Отойдя немного от таверны, он вскочил в седло и осторожно поскакал по переполненным беженцами улицам.
У северных ворот малочисленная стража, увидев желтое перо, учтиво поклонилась всаднику.
- Вторая депеша сегодня? - спросил начальник стражи. - Куда держите путь, господин гонец?
- Сами знаете куда, - с нарочито уверенным видом ответил Мансур.
- Конечно, - кивнул стражник. - В самом деле. Сейчас откроем ворота. Скачите как можно быстрее, а то не минуете заставы дикарей до темноты. А теперь спешитесь, пожалуйста...
- Спешиться? - в замешательстве переспросил Мансур.
- Ну да, должны же мы закутать копыта вашего коня. Здесь у стены сплошные камни, лошадь будет слышно на полмили.
- Конечно, - ответил Мансур, - у меня все в голове перемешалось. Трудно привыкнуть к мысли, что Согария осаждена.
Юноша надеялся, что его легкомысленный тон усыпит подозрения, и все же он чувствовал себя беспокойно, пока часовые надевали на копыта его коня чехольчики из плотно сплетенной соломы.
Наконец они закончили; он вновь забрался в седло и стал ждать, когда они откроют проход в воротах. Лошадь ступала неуверенно, пытаясь сбросить непривычную "обувь". Медленно, стараясь производить как можно меньше шума, они выехали за крепостную стену. Его нервы были напряжены, как струна, и он вздохнул с облегчением, лишь когда все любезности были позади и проход в воротах закрылся.
Он видел вдалеке невысокие костры гирканийского войска. Несколько минут он неподвижно сидел верхом, прислушиваясь; потом двинулся на северо-запад. Мальчиком он часто бывал на дальней ферме, на краю принадлежащих городу возделанных земель, - хозяин фермы был его родичем. Сейчас ферма, конечно, разрушена; но он помнил, что земля там рассечена руслом пересохшей реки. По нему-то и можно будет незаметно пройти мимо вражеских постов.
Уродец завопил истошным голоском и бросился на киммерийца. Конан выхватил меч и разрубил маленького демона надвое. Меч прошел сквозь гомункулуса так легко, будто он был из дыма. Но две разрубленные половины сразу же срослись вместе, и враг в прежнем обличье вновь скрючился перед Конаном. Варвар рубанул еще, на этот раз - хлестким, зигзагообразным ударом. И пока куски маленького чудовища опять срастались, поддел на меч и швырнул в огонь все еще дымящийся узелок.
Крылатый гомункулус громко зашипел и закрутился волчком. Когда остатки узелка догорели, уродец изошел вонючим дымком и сгинул.
- Обычный призрак, ничего особенного, - презрительно фыркнул Конан. Трюк балаганного фокусника, не страшнее зубочистки.
- Нет, командир, - пробормотал Гаюк. - Это был улу-бек. Дух воздуха. Он повинуется шаманам. У шаманов большая власть над духами.
- Вы прямо как дети неразумные, - усмехнулся Конан. - Ваши шаманы просто шуты гороховые. Держат вас в страхе дешевыми фокусами! - Конан чувствовал, что напрасно тратят слова, вразумляя степняков. Уговаривать их без толку. Когда человек верит во что-то сверхъестественное, никакие доводы, и даже опыт на собственной шкуре, не переубедят его.
- Идите спать, - приказал киммериец. - На сегодня представление окончено.
Мало-помалу, переговариваясь друг с другом, степняки разошлись. Рустуф и Фауд двинулись за Конаном в шатер. Они уселись на войлочную кошму, скрестив ноги. Фауд протянул Конану чашу с вином, и киммериец наконец промочил глотку, пересохшую за день изнурительной схватки и дальнего перехода.
- Завтра, - сообщил он, - я разворошу все это шаманье гнездо. Бартатуя меня поддержит. Они ему тоже давно поперек горла стоят.
- Толковая идея, - согласился Рустуф. - Но покажи мне такого колдуна, который не талдычит всем встречным-поперечным, что, если он умрет, на них падет страшное проклятие?
- Так и есть, - кивнул Фауд. - Спроси ребят-степняков: они как один скажут, что, если шаман умрет насильственной смертью, несчастья падут на всю орду. Шаманам приходится так защищаться - у них много врагов. Если ты открыто против них выступишь, кочевники тебя попросту пристукнут.
- Но как мне держать в узде своих воинов, если они считают, что я заклят и обречен? Почему эти тупорылые вонючки взъелись на меня? Разве я причинил им какой-то вред?
Конан на мгновение помрачнел. Он и прежде, в лучшие времена, ненавидел чародейство, но уж совсем унизительно было страдать от таких презренных людишек.
- Думаю, - проговорил он, - пора нанести этим пустобрехам ответный визит.
- Долго ходить не придется, - сказал Рустуф. - Если я не ошибаюсь, поблизости слышны шаманские бубны.
Все трое встали и бесшумно выскользнули из шатра. Барабаны стучали негромко. Но, судя по всему, шаманы устроили свое действо совсем неподалеку. Конан с дружками подкрался поближе и увидел, что несколько степняков сидят кружком вокруг костра. Ближе к огню расположился старый шаман Данакан, рядом с ним - женоподобный мальчик. Мальчик легко постукивал пальцами по бубну, представлявшему собой череп с отрубленной макушкой, затянутый человеческой кожей. В глазницах черепа были серебряные слитки, и они зловеще поблескивали в свете костра.
- Горе всем вам! - завывал старикан, обращаясь к собравшимся. - Не к добру каган возвысил раба-чужестранца. Это человек без роду без племени. Его предки не погребены в освященном месте в степи. Его боги - не наши боги. Духи бескрайней степи прогневались. Они принесут град и грозу, если вы будете следовать за чужестранцем. Придет степной пожар, окутает дымом Предвечное Небо. Не подобает вам...
Внезапно голос шамана оборвался: на плечо опустилась чья-то весьма тяжелая рука. Это была здоровенная ручища варвара. Шаман попытался сбросить ее, но железные пальцы бывалого фехтовальщика впились ему в загривок и стали понемногу сжиматься. Дикая боль пронзила тощую шею старика. Потом хватка немного ослабла.
- Дружище Данакан, - задушевным голосом произнес киммериец, - между нами, кажется, возникло недоразумение. Я желаю одного - служить кагану сколько в моих силах. А если я неумышленно прогневал ваших богов, скажи мне, пожалуйста, как я могу принести им мои извинения. Ты большой чародей, ты единственный напрямую говоришь с духами. И уж конечно сможешь стать посредником между мной и богами.
Шаман попытался встать, но пальцы у него на шее вновь сжались и он не мог даже шевельнуться.
- Может, - просипел он, - что-то и удастся сделать. Силы мои велики, и духи слушаются меня.
- Отлично! - рявкнул Конан - Что ж, пойдем поговорим наедине. Какая может быть вражда между двумя отличными парнями вроде нас с тобой?
Конан переложил руку на плечо старикана и слегка тряхнул его.
- Да, - выдавил Данакан, пытаясь освободиться от медвежьих объятий варвара, ~ поговорим наедине, чужестранец.
Конан улыбнулся своим воинам:
- А теперь идите спать, завтра нам опять выступать в поход - таков приказ кагана. Мы с этим добрым шаманом потолкуем и все уладим.
Степняки явно успокоились, но мальчик с бубном продолжал дрожать от страха. Варвар смерил его таким взглядом, от которого кровь точно должна была застыть в жилах. Мальчик покачнулся, закатил глаза, бубен выпал из рук, и подручный шамана рухнул в траву.
- Он, кажется, впал в священный сон, - пояснил Конан. - Беседует с духами. Не будем его будить, чтобы духи не прогневались.
Киммериец отвел Данакана к краю лагеря, где стояли часовые. Тут Конан легким толчком сбил старика с ног. Шаман вскочил с земли и принялся выкрикивать гортанным голосом какие-то проклятия, указывая рукой на Конана. Киммериец хлопнул его ладонью по спине. Шаман, прежде чем упасть, пролетел несколько шагов, гремя всеми своими бусами и амулетами.
- Кто? - коротко спросил Конан. - Кто подкупил тебя? Кто заплатил тебе, чтобы ты наложил на меня заклятие? Если это не твоя затея, отвечай - чья?
- Проклятый чужестранец! Ты умрешь... - глаза старика вылезли из орбит.
Конан достал из ножен меч и молниеносным ударом рассек на старике одежду. Клочья грязной хламиды полетели во все стороны. Посыпались священные амулеты и костяные бусы. Шаман сжался от ужаса. Однако тщедушного тела клинок не коснулся.
- Вот так может развалиться и твоя тушка, колдун, - проговорил Конан. Я могу разрубить надвое твое заячье сердечко. Думай, пока я не ударил по-настоящему!
- Это была вендийка, - сдавленным голосом произнес Данакан. - Наложница кагана пришла к нам. Она жаждет твоей смерти.
- Значит, тайные убийства - по вашей части, - усмехнулся Конан. Бедным мастеровым заказали работенку! Так чем же я не угодил вендийской шлюхе?
Шаман пожал плечами:
- Она ревнива. Ты достиг слишком больших высот - и слишком быстро. Каган привечает тебя, а ей не нравится, когда он благоволит к кому-то кроме нее.
- Ну так я и с ней потолкую. Надеюсь, девка будет так же сговорчива, как и ты. Я знаю, что твои жалкие чары вреда мне не причинят. Думаю, что ты не настолько глуп, чтобы пытаться отравить меня. Прежде поразмысли. Самый сильный яд не убьет здорового мужчину меньше чем за несколько часов. Как только у меня заболит живот, я приду и пристукну тебя - и всех твоих поганых собратьев-шаманов заодно. Теперь иди и благодари судьбу, что я сегодня добрый.
Возвращаясь к себе в шатер. Конан праздновал победу: больше шаман его не потревожит. Хорошо, что он взял дело в свои руки, а не стал впутывать Бартатую. Ведь нить вела, как оказалось, прямо в шатер кагана! Конан покачал головой. Царь, жрец, наложница... Из подобного треугольника так просто не выберешься! В дикой степи плетутся такие же мерзкие козни, как и во Дворцах цивилизованных стран.
Рустуф и Фауд спокойно сидели в шатре, опустошая бурдюк с вином.
- Ну как? - полюбопытствовал Рустуф.
- Под конец он проявил здравомыслие. И все же не худо нам троим с этого дня держать под боком быстроногих скакунов.
- Я тоже так думаю, - ответствовал Рустуф.
ГЛАВА 9
Багровый шар солнца тяжело опустился в серое марево далеких степных облаков. Ворота Согарии закрылись последний раз, чтобы распахнуться вновь лишь тогда, когда последний степной воин исчезнет с согарийской земли. Под звуки труб и удары гонга закрылись тяжелые створки, и огромный засов вошел в железные скобы. Изнутри ворота заложили камнем. Оставили только несколько маленьких проходов, через которые могли выехать один-два всадника, - такие воротца легко было защитить от внезапного нападения.
На вершине стены горожане, призванные на оборону крепости, стояли плечом к плечу с солдатами, державшими наготове кипящее масло и метательные снаряды - достойную встречу недругам, А часовые с самых высоких башен тревожно вглядывались в степь - не покажется ли орда.
В конце концов с одной из башен раздался крик. На вершине невысокого хребта на западе появилась колонна всадников. Потом с юга, на крутой склон, выехал другой отряд, побольше. Но взоры согарийцев были устремлены на север: бесчисленные конники стояли на обрыве, обозначавшем границу степной страны.
Бесчисленные наездники-дикари представляли собой жуткое зрелище, но те из горожан, кто был поумнее и поопытнее, знали, что это еще не самое худшее. Настоящая опасность - невинные с виду толпы рабов-землекопов. Им под силу медленно, скрытно подкопать стены Согарии, наполнить землей рвы, построить лестницы...
Многие согарийцы гадали, что стряслось с отрядом Красных Орлов, покинувших город несколько дней назад во главе с туранским колдуном Хондемиром.
А Хондемир в это время пересекал Голодную Степь. Эта безжизненная земля, где очень редко попадались источники живительной влаги, вполне заслужила свое имя. В согарийском обозе имелось фуражное зерно; не будь его, лошади каждый день разбредались бы на многие версты в поисках корма, и на это уходили бы часы.
Княжна Ишкала ехала в шатком экипаже, печальная и испуганная. Кто знает, какая участь ей уготована? Если только безрассудный влюбленный, Мансур, не попытается спасти ее. Княжна слишком хорошо знала юношу, чтобы поверить, что он покорно, как было приказано, сидит в Согарии и ждет ее возвращения.
Неспокойно было у нее на сердце. Хондемир - человек надменный и холодный. А разговаривая с княжной, он едва давал себе труд соблюдать необходимые правила вежливости. Каждую ночь из его шатра доносились странные звуки. По утрам колдуя выпускал голубя, к ноге которого был привязан маленький запечатанный футляр. Каждый вечер прилетала другая птица, и ее немедленно доставляли в шатер чародея. Никто не знал, что за вести носят эти голуби. Птица-вестник - отнюдь не диковинка. Но как они находят дорогу к движущемуся каждый день войску?
Ишкала высунулась в окошко и помахала рукой капитану Джеку, командиру эскорта. Доблестный офицер подъехал к повозке княжны и отдал честь коротким серебряным хлыстом.
- Да, госпожа?
- Капитан, что вы думаете об этом туранце, Хондемире?
- Думаю, госпожа? - Он нахмурился, будто речь зашла о чем-то бесконечно далеком. - Что я могу о нем думать? Я получил приказ сопровождать Хондемира туда, куда ему угодно будет направиться. Это я и делаю.
- Конечно, - нетерпеливо перебила княжна. - Я понимаю, что вы обязаны повиноваться приказам моего отца. Но, надеюсь, от вас не ускользнуло, что Хондемир посылает почтовых голубей и получает ответы?
Капитан тревожно огляделся:
- Я плохо разбираюсь в колдовстве, госпожа. Пока он не замышляет ничего против князя, я в его дела не вмешиваюсь.
Ишкала молча откинулась на сиденье медленно ползущего экипажа и задернула занавеску. Княжна выросла в прекрасном дворце, и окружавшая ее сейчас обстановка была непривычна. Экипаж - это еще роскошь в сравнении с тем, как приходилось путешествовать остальным согарийцам. В дорогу, к сожалению, нельзя было взять ни одной служанки. И княжну тяготило скорее одиночество, нежели отсутствие расторопной прислуги. Ишкала была девушкой покладистой и не капризной, вполне могла снести трудности дальнего странствия, только вот поболтать было не с кем.
На шестой день пути Ишкала услышала резкие крики солдат, звуки труб и барабанный бой. Много раз наблюдавшая прежде за боевыми учениями, княжна отлично знала, что зов трубы - это тревога. Знак, что враг в пределах видимости. Здесь, в глухой степи, тревога не может быть учебной, солдаты всерьез выстраивались в боевые порядки.
- Что случилось? - спросила Ишкала у Джеку, когда тот подъехал к ее экипажу.
- Дикари, госпожа, - ответил офицер. - Оставайтесь на месте. Мы прикроем вас.
Девушке уже доводилось слышать жуткие истории о кочевниках-гирканийцах, и сейчас ей не верилось, что даже самые храбрые из согарийских воинов смогут надежно защитить от безжалостных степных убийц. Княжна взобралась на козлы повозки, заняв место рядом с возницей. Неподалеку расположился капитан Джеку и его офицеры. Красные Орлы выстроились в четыре ряда. По приказу капитана воины опустили пики в направлении врага.
- Что толку стоять здесь и дожидаться, пока посыплются вражеские стрелы, - рассуждал капитан. - Как только они приблизятся на расстояние выстрела - идем в атаку.
- Стойте! - послышался голос Хондемира. Чародей спешным шагом подошел к Джеку. - Это не гирканийцы.
- Да? - откликнулся капитан, метнув на чародея яростный взгляд. - А кто же это, почтеннейший?
- Это союзники, мои земляки из Турана. Мы уже не на согарийских землях, капитан.
- А почему они присоединились к нам именно здесь? Князь не давал мне на сей счет никаких распоряжений. Это непорядок.
- Порядок, непорядок, только мне эти люди нужны. Почему - пусть вас не заботит. Достаточно того, что это союзники. Они, в случае необходимости, помогут нам против степняков. Надеюсь, вы сможете удержать своих солдат от неподобающих выходок?
Лицо Джеку потемнело, как грозовая туча.
- У моих солдат дисциплина образцовая, сударь. Будьте уверены. Надеюсь, и вы удержите в узде этих туранцев, если они действительно подчиняются вам. У нас с Тураном много лет мир, так что ссориться солдатам вроде бы не из-за чего. И все же, когда мы вернемся в Согарию, мне придется доложить об этих... особых обстоятельствах.
- У князя не будет оснований для беспокойства, - сказал Хонде ми р.
Туранцы находились сейчас на расстоянии полета стрелы и никаких враждебных намерений не выказывали. Они неторопливо подъехали к согарийской колонне ярдов на десять, потом по приказу своего командира остановились. Группа всадников отделилась от туранского отряда и поскакала прямиком к Хондемиру.
- Долгих лет жизни, господин! - издалека поприветствовал чародея один из воинов. - Я и мои товарищи прибыли, дабы сопровождать вас к месту назначения...
- Довольно, Буламб, - прервал его Хондемир. - Пусть твои люди присоединятся к нашим достопочтенным союзникам, согарийцам. Мы идем в одно место в глубине засушливой равнины. Это недалеко отсюда.
Человек по имени Буламб взглянул на Джеку и его офицеров; во взгляде его сквозила оскорбительная ирония.
- Всегда рад встретить... союзников. Жду ваших приказаний.
- Отлично. За час до заката мы разобьем лагерь. Зайди сегодня вечером в мою палатку, - ответил Хондемир.
Туранцы отдали салют и повернули коней назад.
Сейчас Ишкале представился случай разглядеть чужестранцев поближе. Одежда, оружие и упряжь действительно были туранскими. В воинском деле княжна понимала немного, но, кажется, чужаки уступали Красным Орлам и выправкой, и дисциплиной. Они не одевались в какую-то определенную военную форму, не носили знаков различия и больше напоминали самых обыкновенных разбойников, чем настоящих солдат. Численностью туранские всадники на первый взгляд не превосходили, их было примерно столько же, сколько и согарийцев.
Чужаки притащили за собой достаточно внушительный обоз. Они предусмотрительно захватили вдоволь провизии, фуража и бурдюков с водой. Но все равно согарийцы смотрели на незваных пришельцев косо, как всегда глядят настоящие воины на ополченцев, особенно если те так сильно похожи на бандитов.
Ишкала вернулась в экипаж. Увидев скачущего мимо капитана Джеку, княжна вновь позвала его:
- А теперь, капитан, что вы думаете про туранского колдуна? Лицо капитана вытянулось. Он пытался побороть рвущийся наружу гнев.
- Это уже что-то невообразимое! Мало того что он затащил нас в эту глухомань, когда наш город в опасности. Так он еще привел в наш лагерь это... туранское отребье! Не беспокойтесь, госпожа, ваш отец обо всем узнает!
Мансур стоял, опершись на копье, и мрачно смотрел, как враги скапливаются у стен Согарии. Осада вызывала у юноши лишь одно всеобъемлющее чувство - скуку. Меч и старую кольчугу Мансур взял в городском арсенале, а шлем выиграл в кости у часового. Заняв свой пост на городской стене, юноша был в боевом настроении. Это случилось две ночи назад. Возбуждение от новизны происходящего прошло в первую же ночь.
Мансур пытался сложить стихи, где слышался бы звон оружия, ржание боевых коней, голоса серебряных горнов и барабанный бой. Только, к сожалению, здесь, под Согарией, ничего подобного не происходило. За день выпало лишь одно происшествие - мимо пролетела вражеская стрела. Степняки забавлялись, стреляя наугад в укрытых за стенами защитников. А по ночам слышно было, как гирканийские рабы-землекопы подкалывают стены.
А из самой крепости доносилось тяжкое зловоние - слишком много людей и животных скопилось в городе. "Об этой стороне войны древние поэты не писали", - уныло подумал юноша. Осада может продлиться недели, а то и месяцы... Эта мысль была невыносима. Мансур был убежден, что он заслуживает лучшего. Он страстно мечтал сразиться с врагами Ишкалы и вызволить ее. Но как ему теперь избежать бесславной смерти от скуки, как догнать и спасти свою любимую?
Внезапный шум внизу привлек внимание юноши. Он приложил ухо к проему между двумя щитами из толстых прутьев, сооруженными на крепостной стене для защиты от стрел. Шум доносился из одного из проходов в заложенных воротах, кажется, сейчас он был открыт. До ушей донесся глухой стук копыт. Потом этот стук растаял где-то вдали, и наконец Мансур услышал, как вновь закрываются створки прохода. Вернувшись на пост, юноша заметил своему напарнику:
- Еще одного гонца послали искать подкрепление. Как ты думаешь, многие ли минуют живыми вражеские рубежи?
- Держу пари, что нет, - ответил старик ветеран, снова призванный князем на службу.
- Но если кочевники перехватывают наших гонцов, - рассуждал Мансур, почему они не приводят их к стенам и не показывают нам - дескать, смотрите, какие вы простофили?
- Эти дикари - не дураки, - ответил старый воин, сжимая узловатыми пальцами копье. - Мы не знаем, кого они пленили, а кого нет. Им это на руку. И потом - если у нас опустятся руки, мы перестанем посылать гонцов, то у степняков не будет пленных. Как же им тогда добывать сведения о положении в городе?
Мансур кивнул. В голове его начал вызревать план.
- Гонцы, должно быть, бравые ребята. Хорошо бы с ними потолковать люблю храбрецов. Не знаешь, где их можно отыскать?
- Парни из Отряда Гонцов обычно торчат в таверне "Усталый всадник", что у кавалерийских казарм, - ответил старик.
В полночь Мансур сменился. Он отправился не домой, а в таверну "Усталый всадник". Улицы были заполнены беженцами, лежавшими вповалку прямо на мостовой. Мансур спотыкался в потемках - масло в городе экономили, горело лишь несколько уличных фонарей.
Найти трактир оказалось нетрудно: у входа стояла наготове дюжина лошадей. Теперь это стало редким зрелищем. Но здесь, у трактира, лошадей не запускали в загон: вестник должен быть готов в любую минуту по срочному приказу вскочить в седло и поскакать куда велят.
Внутри трактира особого веселья не наблюдалось. Посетители что-то ели и пили по углам, тихо переговариваясь между собой. Мрачная обстановка осажденного города не располагала к тому бесшабашному разгулу, каким всегда отличались городские кабаки. Мансур приметил, что на столе в центре зала, за которым сидело несколько мужчин, лежит шлем с желтыми перьями Отряда Гонцов. Эти люди никогда не бывали по-настоящему в увольнении. Даже сейчас они при оружии - том легком оружии, которое необходимо на их требующей скорости и подвижности службе.
Вскоре Мансур нашел то, что искал. В углу он увидел одинокого воина, мрачно глядевшего на дно своей пустой чаши. Мансур хорошо понимал, что это за человек и в каком он положении: парень, видно, пропивает все, что зарабатывает. Деньги кончились, а взаймы ему больше не дают. Мансур прошел к его столику.
- Извините, сударь, - сказал юноша.
Солдат посмотрел на него налитыми кровью глазами:
- Что? Кто ты? Посыльный из дворца с очередным безумным приказом? Дурацким распоряжением для ребят, которые одни только и приносят пользу городу, пока не свернут себе шеи...
Мансур пропустил мимо ушей воркотню усталого солдата. Она означает лишь, что гонец уже прилично нализался, а это только облегчало Мансуру задачу.
- Простите, что нарушаю ваш отдых, - начал Мансур, - но я наслышан о парнях из Отряда Гонцов. Мне доставит честь, если вы позволите мне угостить вас чашей-другой вина. А я буду рад послушать про ваши подвиги. Я поэт и собираюсь сложить эпическую поэму про войну с дикарями.
При упоминании о выпивке гонец заметно оживился.
- Некому будет слушать твои вирши, когда все закончится, ну да ладно садись... Да, мы лучший отряд во всем войске, все как один - крутые ребята на отборных скакунах. И вот это, - он показал на золотой футляр, висевший у него на поясе, - наша защита в любой дружественной стране. Встречаюсь я, к примеру, с каким-нибудь расфуфыренным герцогом... Конь мой устал, жрать охота, да и горло промочить... Я запросто могу потребовать, чтоб он отдал мне свою лошадь! Все, что он сможет, - это пожаловаться потом князю!
На столе появился кувшин крепкого вина; Мансур щедро наполнил чашу гонца и скупо - свою.
- Рассказывай еще, - потребовал он.
Часа два гонец занимал Мансура рассказами о своих подвигах. В конце концов он истощился и стал повторяться. Наконец он начал клониться вперед и точно долбанулся бы лицом о стол. Однако Мансур поддержал его и помог встать на ноги.
- Пора тебе возвращаться в казарму, дружок, - сказал он. - Дай-ка я помогу тебе.
Никто не шевельнулся, видя, как Мансур чуть не на руках вытаскивает пьяного хвастуна из таверны, Видно, другие гонцы не больно любили этого парня. Мансур и не думал вести его в казарму; вместо этого он зашел в проулок, отделяющий таверну от внутренней стены городских укреплений. Здесь он снял с незадачливого гонца форменную одежду Отряда и надел ее на себя. Только меч и кинжал он оставил свои - такое оружие не было форменным, каждый подбирал его себе по вкусу.
Торопясь, Мансур осмотрел коней, привязанных у таверны. Ему не хотелось, чтобы кто-то из гонцов заметил его сейчас. Наконец он увидел вырезанное на одном из седел имя своего собеседника. Он отвязал лошадь и повел ее под уздцы. Отойдя немного от таверны, он вскочил в седло и осторожно поскакал по переполненным беженцами улицам.
У северных ворот малочисленная стража, увидев желтое перо, учтиво поклонилась всаднику.
- Вторая депеша сегодня? - спросил начальник стражи. - Куда держите путь, господин гонец?
- Сами знаете куда, - с нарочито уверенным видом ответил Мансур.
- Конечно, - кивнул стражник. - В самом деле. Сейчас откроем ворота. Скачите как можно быстрее, а то не минуете заставы дикарей до темноты. А теперь спешитесь, пожалуйста...
- Спешиться? - в замешательстве переспросил Мансур.
- Ну да, должны же мы закутать копыта вашего коня. Здесь у стены сплошные камни, лошадь будет слышно на полмили.
- Конечно, - ответил Мансур, - у меня все в голове перемешалось. Трудно привыкнуть к мысли, что Согария осаждена.
Юноша надеялся, что его легкомысленный тон усыпит подозрения, и все же он чувствовал себя беспокойно, пока часовые надевали на копыта его коня чехольчики из плотно сплетенной соломы.
Наконец они закончили; он вновь забрался в седло и стал ждать, когда они откроют проход в воротах. Лошадь ступала неуверенно, пытаясь сбросить непривычную "обувь". Медленно, стараясь производить как можно меньше шума, они выехали за крепостную стену. Его нервы были напряжены, как струна, и он вздохнул с облегчением, лишь когда все любезности были позади и проход в воротах закрылся.
Он видел вдалеке невысокие костры гирканийского войска. Несколько минут он неподвижно сидел верхом, прислушиваясь; потом двинулся на северо-запад. Мальчиком он часто бывал на дальней ферме, на краю принадлежащих городу возделанных земель, - хозяин фермы был его родичем. Сейчас ферма, конечно, разрушена; но он помнил, что земля там рассечена руслом пересохшей реки. По нему-то и можно будет незаметно пройти мимо вражеских постов.