Страница:
– Пообедай со мной до отъезда.
– У меня будет много дел
– Пообедай со мной до отъезда, – повторил Ной и снова прикоснулся к ней, на этот раз дотронувшись до подбородка. – Мне нравится видеть тебя. Ты хотела начать с нуля. Дай мне шанс.
Оливия прекрасно представляла себе, как это будет. Они будут стоять рядом, на небе будет гореть закат, откуда-то будет доноситься музыка – медленная и одновременно тревожная. И пока темно-красное солнце не опустится в море, он будет прикасаться к ней так же, как когда-то. Держать за подбородок. И целовать ее – так же, как когда-то. Медленно, умело и эротично.
А ей будет все равно, теперь – все равно.
– Тебе нужен рассказ. – Она увернулась от его руки. – А я еще ничего не решила.
– Мне нужен рассказ. – Хотя в его глазах загорелся гнев, тон остался спокойным. – Но сейчас я говорю о другом. Я сказал, что мне нравится видеть тебя. И рассказ здесь ни при чем. Я думал о тебе, Оливия.
Ной сделал шаг, и Оливия оказалась между ним и перилами.
– Думал годами. Может быть, даже против своей воли. Хотя ты ясно дала понять, что предпочла бы, чтобы я не думал о тебе вообще.
– Мои предпочтения не имеют значения. – Он стоял слишком близко, и к раздражению Оливии добавлялось возбуждение.
– Тут я с тобой согласен. – Он поставил бокал на перила. – Знаешь, о чем я подумал, когда вернулся и увидел тебя в саду? Вот о чем.
На этот раз все получилось очень быстро. Она ощутила укол гнева, когда губы Ноя припали к ее губам, и укол раздражения, когда его кулак уперся ей в спину. Но ощущение желания, переполнявшего его тело и передававшегося ей, было намного сильнее всего остального.
Это желание было таким же примитивным, как окружавшая ее природа. Таким же стихийным, как океан, плескавшийся за их спинами. И таким же неодолимым, как ее желание. Неужели она всегда желала его? И это желание всегда было таким диким?
Она обязана уступить ему. Если не хочет умереть с голоду.
«Это судьба», – поняла Оливия и бросилась в пропасть. Ее пальцы вплелись в густые выгоревшие на солнце волосы, язык коснулся его языка. Обжигающее пламя, бушевавшее в крови, говорило Оливии, что она живая и может получить все, что хочет.
Ее пылкий ответ пробудил в Ное небывалые силы. Вкус ее губ заставил забыть все остальное. Хотелось съесть ее, вырывать куски плоти и жадно поглотить ее всю, без остатка, вобрать в себя, только так он сможет утолить обуревавший его дикий голод.
Но чем больше он брал, тем сильнее жаждал.
Наконец Ной отстранился, чтобы увидеть ее лицо, залитое густым румянцем, и лихорадочно блестящие глаза.
– Если хочешь, чтобы я поверил, будто ты злишься, то перестань мне отвечать.
Оливия подумала, что гнев – наверно, единственное чувство, которого она не испытывает.
– Отойди, Брэди.
– Слушай…
– Подожди. – Она перевела дух и положила руку ему на грудь. – Подожди минутку…
– О'кей. – Ной сам удивился, каких гигантских усилий ему стоило сделать этот шаг и оторваться от ее тела. – Этого достаточно?
– Да… Я не собираюсь делать вид, что не ждала или не хотела этого. Меня действительно влечет к тебе. Но уступать этому инстинкту я не собираюсь.
– Почему?
– Потому что это глупо. Но… – Она снова взяла бокал – свой или его? – и сделала глоток, не сводя с Ноя глаз. – Если бы я решила сделать глупость, то легла бы с тобой в постель. Я не против секса и думаю, что ты хороший любовник.
Он открыл рот, но тут же закрыл его и откашлялся.
– Извини. Сейчас я отдышусь и соображу… Ты размышляешь, не стоит ли тебе сделать глупость и лечь со мной в постель?
– Верно. – «Замечательно, – подумала Оливия и сделала еще один глоток. – Просто замечательно». Наконец-то ей удалось сбить его с ритма. – Разве ты клонил не к этому?
– Ну… наверно. Но делал это весьма неуклюже, да?
– В твоем поцелуе не было ничего неуклюжего.
Ной потер ладонью щеку. С чего он взял, что знает ее вдоль и поперек?
– Почему я чувствую себя так, словно должен сказать тебе спасибо?
Она засмеялась и пожала плечами.
– Послушай, Ной, зачем смешивать здоровые животные инстинкты с чувствами и искать оправдания? Я не очень часто занимаюсь сексом, потому что… ну, во-первых, дел много, а во-вторых, я разборчива. Но когда занимаюсь, то считаю это естественным, а иногда приятным занятием, которое не следует портить жеманством и притворством. Иными словами, подхожу к этому как мужчина.
– Ага, понял. Гм-м…
– Если тебя это не устраивает, не стоит строить иллюзии. – Она допила вино и отставила бокал. – Кстати, я припоминаю, что ты говорил об обете целомудрия, так что, может быть, весь этот разговор вообще ни к чему?
– Ну, я пока такого обета не давал. Только так, подумывал…
– Значит, нам обоим есть о чем подумать. А теперь мне действительно пора.
– Я отвезу тебя.
– Сойдет и такси.
– Нет, отвезу. От вождения проясняется в голове. Ты очаровательна, Оливия. Ничего удивительного, что ты так надолго врезалась мне в душу. – Он снова взял ее за руку; казалось, Оливия начинала к этому привыкать. – Твои вещи все еще в машине, верно?
– Да.
– Тогда пошли. Давай ключи.
Оливия выудила их из кармана, отдала Ною, и они пошли к выходу.
– Разве ты не будешь включать сигнализацию?
– А, черт! Верно. – Говори, приказал он себе, набрав код и захлопнув дверь. Нужно было сменить тему; прежней его нервная система просто не выдержала бы. – Ты легко добралась сюда?
– У меня была карта. А в картах я разбираюсь. Машина у тебя хорошая, – добавила она, устроившись на пассажирском сиденье. – Слушается руля идеально.
– Сумеешь открыть крышу? Она слегка улыбнулась.
– Попробую. – Когда машина набрала скорость и в лицо ударил порыв ветра, Оливия засмеялась от удовольствия. – Да это настоящая пуля! Сколько раз в год тебя штрафуют за превышение скорости?
Он подмигнул.
– Я сын копа. И очень уважаю закон.
– О'кей. Сколько раз в год отцу приходится хлопотать за тебя?
– Какие счеты между родными? Слушай, раз уж ты здесь… Отец будет рад увидеть тебя. И мать тоже.
– Если будет время. Я пока не знаю, какие планы у тети.
– Я думал, ты не любишь притворства. Оливия взяла темные очки, оставленные ею на приборной доске, и надела их.
– Ладно. Я не знаю, сумею ли справиться с собой, если увижу его. Не знаю, как вообще переживу эти несколько дней. Я приехала специально для того, чтобы проверить себя.
Она опустила стиснутые кулаки на колени.
– Я не помню Лос-Анджелес. Все, что я помню, это… Ты знаешь, где стоит… нет, стоял дом моей матери?
– Да. – Надо будет договориться с нынешними владельцами об экскурсии.
– Поезжай туда. Я хочу туда.
– Лив, ты не сможешь войти внутрь.
– И не нужно. Я хочу посмотреть на него снаружи.
Страх что-то нашептывал на ухо, по коже бежали мурашки. Но она заставила себя постоять у ворот. Стены, окружавшие участок, были высокими, толстыми и ослепительно белыми. Дом стоял вдалеке и скрывался за деревьями, но она видела его очертания. Он был таким же ослепительно белым, с красной черепичной крышей.
– Здесь есть сады. Не помню, сколько их было. Чудесные сады с экзотическими деревьями. Один из них был разбит под огромными тенистыми деревьями. В нем был пруд с золотыми рыбками и кувшинками. А над прудом – мостик. Белый мостик. Мама говорила, что он как из сказки.
Оливия скрестила руки на груди, ссутулилась, как будто ей было холодно.
– А в другом росли только розы. Десятки розовых кустов. Когда я родилась, он купил белый розовый куст и сам посадил его. Я помню, что он говорил мне об этом. Посадил его сам, потому что этот куст был особенный. Когда он уезжал из города или возвращался домой, то всегда клал мне на подушку белую розу. Интересно, какими эти сады стали теперь…
Ной молчал. Просто растирал ладонью затылок и слушал.
– Дом был такой большой. Он казался мне дворцом. Парящие потолки и огромные окна. Комната за комнатой, комната за комнатой, и каждая из них отличается от другой. Я спала в кровати под балдахином. – Она сильно вздрогнула. – Теперь я не могу спать под чем-то. До сих пор я не понимала, почему. Кто-нибудь каждый вечер рассказывал мне сказку. Мать или он, а если их не было, то Роза. Но у Розы сказки были неинтересные. Иногда они устраивали вечеринки, а я лежала в кровати и слышала музыку и смех. Моя мать любила гостей. В доме постоянно кто-то был. Тетя Джейми, дядя Дэвид. Ее агент, дядя Лу. Он всегда приносил мне мятную палочку. Такую толстую, старомодную. Понятия не имею, где он их брал.
Часто приходил Лукас Мэннинг. Должно быть, это было тогда, когда мой… он ушел. – Она не могла сказать «мой отец». Просто не могла выговорить эти слова. – Я помню Лукаса в доме и на берегу пруда. Он умел рассмешить мою мать. Лукас казался мне хорошим, но как-то по-другому, чем остальные. Дети знают, когда перед ними притворяются. Я хотела, чтобы Лукас мне нравился, потому что он смешил маму, и в то же время мне хотелось, чтобы он перестал приходить, потому что тогда он мог бы вернуться домой.
Она опустила голову и уперлась лбом в ворота.
– И он вернулся. Вернулся домой и убил ее. А я не могу сделать это. Не могу сделать это. Не могу.
– Все в порядке. – Ной привлек ее к себе и продолжал крепко держать даже тогда, когда Оливия уперлась кулаками в его грудь, стараясь отстраниться. – И не нужно. Пойдем, Оливия.
Она открыла глаза и заставила себя снова взглянуть на белеющий вдали особняк.
– Я бегу от него и бегу к нему всю свою жизнь. Но на этот раз я выбрала направление и никуда не сверну.
Ною хотелось взять ее на руки, убаюкать, отнести в машину и увезти. Но кто-то уже делал это всю ее жизнь.
– Лив, когда ты убегаешь, это бежит за тобой. И всегда догоняет.
Испугавшись, что он прав и что чудовище гонится за нею по пятам, Оливия повернулась и быстро пошла к машине.
Глава 22
– У меня будет много дел
– Пообедай со мной до отъезда, – повторил Ной и снова прикоснулся к ней, на этот раз дотронувшись до подбородка. – Мне нравится видеть тебя. Ты хотела начать с нуля. Дай мне шанс.
Оливия прекрасно представляла себе, как это будет. Они будут стоять рядом, на небе будет гореть закат, откуда-то будет доноситься музыка – медленная и одновременно тревожная. И пока темно-красное солнце не опустится в море, он будет прикасаться к ней так же, как когда-то. Держать за подбородок. И целовать ее – так же, как когда-то. Медленно, умело и эротично.
А ей будет все равно, теперь – все равно.
– Тебе нужен рассказ. – Она увернулась от его руки. – А я еще ничего не решила.
– Мне нужен рассказ. – Хотя в его глазах загорелся гнев, тон остался спокойным. – Но сейчас я говорю о другом. Я сказал, что мне нравится видеть тебя. И рассказ здесь ни при чем. Я думал о тебе, Оливия.
Ной сделал шаг, и Оливия оказалась между ним и перилами.
– Думал годами. Может быть, даже против своей воли. Хотя ты ясно дала понять, что предпочла бы, чтобы я не думал о тебе вообще.
– Мои предпочтения не имеют значения. – Он стоял слишком близко, и к раздражению Оливии добавлялось возбуждение.
– Тут я с тобой согласен. – Он поставил бокал на перила. – Знаешь, о чем я подумал, когда вернулся и увидел тебя в саду? Вот о чем.
На этот раз все получилось очень быстро. Она ощутила укол гнева, когда губы Ноя припали к ее губам, и укол раздражения, когда его кулак уперся ей в спину. Но ощущение желания, переполнявшего его тело и передававшегося ей, было намного сильнее всего остального.
Это желание было таким же примитивным, как окружавшая ее природа. Таким же стихийным, как океан, плескавшийся за их спинами. И таким же неодолимым, как ее желание. Неужели она всегда желала его? И это желание всегда было таким диким?
Она обязана уступить ему. Если не хочет умереть с голоду.
«Это судьба», – поняла Оливия и бросилась в пропасть. Ее пальцы вплелись в густые выгоревшие на солнце волосы, язык коснулся его языка. Обжигающее пламя, бушевавшее в крови, говорило Оливии, что она живая и может получить все, что хочет.
Ее пылкий ответ пробудил в Ное небывалые силы. Вкус ее губ заставил забыть все остальное. Хотелось съесть ее, вырывать куски плоти и жадно поглотить ее всю, без остатка, вобрать в себя, только так он сможет утолить обуревавший его дикий голод.
Но чем больше он брал, тем сильнее жаждал.
Наконец Ной отстранился, чтобы увидеть ее лицо, залитое густым румянцем, и лихорадочно блестящие глаза.
– Если хочешь, чтобы я поверил, будто ты злишься, то перестань мне отвечать.
Оливия подумала, что гнев – наверно, единственное чувство, которого она не испытывает.
– Отойди, Брэди.
– Слушай…
– Подожди. – Она перевела дух и положила руку ему на грудь. – Подожди минутку…
– О'кей. – Ной сам удивился, каких гигантских усилий ему стоило сделать этот шаг и оторваться от ее тела. – Этого достаточно?
– Да… Я не собираюсь делать вид, что не ждала или не хотела этого. Меня действительно влечет к тебе. Но уступать этому инстинкту я не собираюсь.
– Почему?
– Потому что это глупо. Но… – Она снова взяла бокал – свой или его? – и сделала глоток, не сводя с Ноя глаз. – Если бы я решила сделать глупость, то легла бы с тобой в постель. Я не против секса и думаю, что ты хороший любовник.
Он открыл рот, но тут же закрыл его и откашлялся.
– Извини. Сейчас я отдышусь и соображу… Ты размышляешь, не стоит ли тебе сделать глупость и лечь со мной в постель?
– Верно. – «Замечательно, – подумала Оливия и сделала еще один глоток. – Просто замечательно». Наконец-то ей удалось сбить его с ритма. – Разве ты клонил не к этому?
– Ну… наверно. Но делал это весьма неуклюже, да?
– В твоем поцелуе не было ничего неуклюжего.
Ной потер ладонью щеку. С чего он взял, что знает ее вдоль и поперек?
– Почему я чувствую себя так, словно должен сказать тебе спасибо?
Она засмеялась и пожала плечами.
– Послушай, Ной, зачем смешивать здоровые животные инстинкты с чувствами и искать оправдания? Я не очень часто занимаюсь сексом, потому что… ну, во-первых, дел много, а во-вторых, я разборчива. Но когда занимаюсь, то считаю это естественным, а иногда приятным занятием, которое не следует портить жеманством и притворством. Иными словами, подхожу к этому как мужчина.
– Ага, понял. Гм-м…
– Если тебя это не устраивает, не стоит строить иллюзии. – Она допила вино и отставила бокал. – Кстати, я припоминаю, что ты говорил об обете целомудрия, так что, может быть, весь этот разговор вообще ни к чему?
– Ну, я пока такого обета не давал. Только так, подумывал…
– Значит, нам обоим есть о чем подумать. А теперь мне действительно пора.
– Я отвезу тебя.
– Сойдет и такси.
– Нет, отвезу. От вождения проясняется в голове. Ты очаровательна, Оливия. Ничего удивительного, что ты так надолго врезалась мне в душу. – Он снова взял ее за руку; казалось, Оливия начинала к этому привыкать. – Твои вещи все еще в машине, верно?
– Да.
– Тогда пошли. Давай ключи.
Оливия выудила их из кармана, отдала Ною, и они пошли к выходу.
– Разве ты не будешь включать сигнализацию?
– А, черт! Верно. – Говори, приказал он себе, набрав код и захлопнув дверь. Нужно было сменить тему; прежней его нервная система просто не выдержала бы. – Ты легко добралась сюда?
– У меня была карта. А в картах я разбираюсь. Машина у тебя хорошая, – добавила она, устроившись на пассажирском сиденье. – Слушается руля идеально.
– Сумеешь открыть крышу? Она слегка улыбнулась.
– Попробую. – Когда машина набрала скорость и в лицо ударил порыв ветра, Оливия засмеялась от удовольствия. – Да это настоящая пуля! Сколько раз в год тебя штрафуют за превышение скорости?
Он подмигнул.
– Я сын копа. И очень уважаю закон.
– О'кей. Сколько раз в год отцу приходится хлопотать за тебя?
– Какие счеты между родными? Слушай, раз уж ты здесь… Отец будет рад увидеть тебя. И мать тоже.
– Если будет время. Я пока не знаю, какие планы у тети.
– Я думал, ты не любишь притворства. Оливия взяла темные очки, оставленные ею на приборной доске, и надела их.
– Ладно. Я не знаю, сумею ли справиться с собой, если увижу его. Не знаю, как вообще переживу эти несколько дней. Я приехала специально для того, чтобы проверить себя.
Она опустила стиснутые кулаки на колени.
– Я не помню Лос-Анджелес. Все, что я помню, это… Ты знаешь, где стоит… нет, стоял дом моей матери?
– Да. – Надо будет договориться с нынешними владельцами об экскурсии.
– Поезжай туда. Я хочу туда.
– Лив, ты не сможешь войти внутрь.
– И не нужно. Я хочу посмотреть на него снаружи.
Страх что-то нашептывал на ухо, по коже бежали мурашки. Но она заставила себя постоять у ворот. Стены, окружавшие участок, были высокими, толстыми и ослепительно белыми. Дом стоял вдалеке и скрывался за деревьями, но она видела его очертания. Он был таким же ослепительно белым, с красной черепичной крышей.
– Здесь есть сады. Не помню, сколько их было. Чудесные сады с экзотическими деревьями. Один из них был разбит под огромными тенистыми деревьями. В нем был пруд с золотыми рыбками и кувшинками. А над прудом – мостик. Белый мостик. Мама говорила, что он как из сказки.
Оливия скрестила руки на груди, ссутулилась, как будто ей было холодно.
– А в другом росли только розы. Десятки розовых кустов. Когда я родилась, он купил белый розовый куст и сам посадил его. Я помню, что он говорил мне об этом. Посадил его сам, потому что этот куст был особенный. Когда он уезжал из города или возвращался домой, то всегда клал мне на подушку белую розу. Интересно, какими эти сады стали теперь…
Ной молчал. Просто растирал ладонью затылок и слушал.
– Дом был такой большой. Он казался мне дворцом. Парящие потолки и огромные окна. Комната за комнатой, комната за комнатой, и каждая из них отличается от другой. Я спала в кровати под балдахином. – Она сильно вздрогнула. – Теперь я не могу спать под чем-то. До сих пор я не понимала, почему. Кто-нибудь каждый вечер рассказывал мне сказку. Мать или он, а если их не было, то Роза. Но у Розы сказки были неинтересные. Иногда они устраивали вечеринки, а я лежала в кровати и слышала музыку и смех. Моя мать любила гостей. В доме постоянно кто-то был. Тетя Джейми, дядя Дэвид. Ее агент, дядя Лу. Он всегда приносил мне мятную палочку. Такую толстую, старомодную. Понятия не имею, где он их брал.
Часто приходил Лукас Мэннинг. Должно быть, это было тогда, когда мой… он ушел. – Она не могла сказать «мой отец». Просто не могла выговорить эти слова. – Я помню Лукаса в доме и на берегу пруда. Он умел рассмешить мою мать. Лукас казался мне хорошим, но как-то по-другому, чем остальные. Дети знают, когда перед ними притворяются. Я хотела, чтобы Лукас мне нравился, потому что он смешил маму, и в то же время мне хотелось, чтобы он перестал приходить, потому что тогда он мог бы вернуться домой.
Она опустила голову и уперлась лбом в ворота.
– И он вернулся. Вернулся домой и убил ее. А я не могу сделать это. Не могу сделать это. Не могу.
– Все в порядке. – Ной привлек ее к себе и продолжал крепко держать даже тогда, когда Оливия уперлась кулаками в его грудь, стараясь отстраниться. – И не нужно. Пойдем, Оливия.
Она открыла глаза и заставила себя снова взглянуть на белеющий вдали особняк.
– Я бегу от него и бегу к нему всю свою жизнь. Но на этот раз я выбрала направление и никуда не сверну.
Ною хотелось взять ее на руки, убаюкать, отнести в машину и увезти. Но кто-то уже делал это всю ее жизнь.
– Лив, когда ты убегаешь, это бежит за тобой. И всегда догоняет.
Испугавшись, что он прав и что чудовище гонится за нею по пятам, Оливия повернулась и быстро пошла к машине.
Глава 22
К тому времени, когда Ной свернул на подъездную аллею особняка Мелбернов, Оливия уже пришла в себя, на ее щеки вернулся румянец.
– Ой… – Вид дома заставил ее улыбнуться. Улыбка была по-детски естественной. – У нас есть фотографии дома, но вблизи все выглядит по-другому.
– Одна из шикарных вилл, предназначенных для молодоженов.
Она засмеялась и заерзала на месте, увидев бегущих по двору собак.
– Вот они! Ах, как жаль, что я не взяла с собой Ширли!
– А почему не взяла?
– Я боялась, что она испачкает шерстью и обслюнявит твою роскошную машину. Да и дедушка скучал бы без нее.
Как только Ной остановился, она выскочила и бросилась к собакам.
Беззащитной девочки с испуганными глазами, стоявшей у ворот дома ее детства, больше не существовало. Во всяком случае, она не хотела представать в таком виде перед дядей, вышедшим на крыльцо.
Оливия радостно вскрикнула и устремилась в его распростертые объятия.
«Он хорошо сохранился», – думал Ной, сравнивая внешность человека, обнимавшего Оливию, с фотографиями двадцатилетней давности. Дэвид сохранил отличную фигуру. Либо он открыл источник молодости, либо пользовался услугами отличного хирурга-косметолога.
Морщины на его лице были скорее мимическими, чем старческими; на висках пробивалось серебро. Одет Мелберн был весьма непринужденно: на нем были широкие желтые брюки и рубашка цвета киви.
– Добро пожаловать, путешественница! – Он засмеялся и взял в ладони ее лицо. – Дай-ка посмотреть на тебя. Красавица, впрочем, как всегда.
– Я соскучилась.
– А мы еще больше. – Он поцеловал ее, обнял за плечи и повернулся к Ною. Взгляд и тон Дэвида были весьма прохладными; сомневаться в этом не приходилось. – Спасибо, что привезли мою девочку.
– Не за что.
– Дядя Дэвид, это Ной Брэди.
– Я уже догадался.
– Мне нужно достать вещи из багажника.
– Сейчас достану. – Ной открыл багажник и вынул оттуда один-единственный чемодан.
– И это все? – удивился Дэвид.
– Я всего на пару дней.
– Думаю, Джейми с удовольствием приоденет тебя.
– Да ну вас, франтов…
Он подмигнул и взял у Ноя чемодан.
– Джейми висит на телефоне. Ливи, входи скорее. Роза не находит себе места. Бродит внизу – все ждет тебя.
– А ты не пойдешь со мной?
– Задержусь на минуту.
– Ну ладно. Брэди, спасибо, что подвез.
– Нет проблем, Макбрайд, – в тон ей ответил Ной. – Еще увидимся.
Оливия молча поднялась по ступенькам и вошла в дом.
– Надеюсь, вы простите меня за то, что не приглашаю вас войти, – начал Дэвид. – Это дело семейное.
– Понимаю. Вы хотите сказать, что я здесь лишний. Дэвид наклонил голову.
– Вы догадливы, Ной. Думаю, именно поэтому вам удается писать хорошие книги. – Он поставил чемодан Оливии на ступеньки и посмотрел на дом. – Кажется, вам удалось найти с Ливи общий язык.
– Мы начинаем понимать друг друга. – «Не в первый раз, – подумал он. – Точнее, наконец-то». – А вам это не по душе?
– Понятия не имею. – Дэвид развел руками. – Я вас не знаю.
– Мистер Мелберн, у меня сложилось впечатление, что вы были сторонником моей будущей книги.
– Был, – со вздохом признался Дэвид. – Я думал, что прошло достаточно времени и рана зарубцевалась. И считал, что вашему таланту будет по силам описать эту трагедию.
– Весьма польщен. А что заставило вас изменить мнение?
– Я не думал, что это так огорчит Вэл. – Он нахмурился и сунул руки в карманы. – Мою тещу. Я чувствую себя виноватым, потому что именно моя поддержка побудила Джейми помочь вам, а затем заставила Ливи сделать то же самое. Я потерял мать в ранней юности. Может быть, поэтому Вэл мне очень дорога. Я не хочу, чтобы кто бы то ни был причинил ей боль.
«Еще один защитник, – подумал Ной. – Они все помешаны на защите друг друга. Не семья, а благородные заступники».
– Я уже дал Лив слово, что не буду связываться с ее бабушкой и просить у нее интервью. Постараюсь оградить ее от этого.
– Но книга все равно сделает свое дело. – Он поднял руку, не дав Ною ответить. – Я не ожидаю, что вы откажетесь от своего замысла ради того, чтобы не причинять боль людям, которых я люблю. Но хочу вас предупредить. На вашем месте я бы подумал о том, что убийцы никогда не говорят правды. Сэму Тэннеру доверять нельзя, и я больше всего жалею, что он умрет не за решеткой.
– Если вы боитесь, что он солжет мне, и это вызывает у вас столь сильные чувства, вам следовало бы изложить свою точку зрения на происшедшее.
Дэвид засмеялся и покачал головой.
– Ной, лично я с удовольствием посидел бы с вами и поделился своими воспоминаниями. Знаете, я постараюсь успокоить тещу и, если это удастся, поговорю с вами. А сейчас прошу прощения… – Он снова взял чемодан. – Это первый приезд Ливи. Мне хочется подольше побыть с ней.
Оливии понравился дом и все, что они с ним сделали. Было ясно, что его высокие потолки и пастельные тона идеально подходят хозяевам. Но живописный беспорядок и разноцветные стены дома бабушки и дедушки были ей ближе.
Она была рада, что наконец-то приехала к Джейми.
Забравшись под одеяло, Оливия почувствовала, что дорога, переживания, долгий обед и бесконечные разговоры с теткой вконец измотали ее.
И все же перед сном она снова подумала о Ное и словно наяву увидела его стоящим на галерее своего чудесного домика, спиной к морю и лицом к ней.
Оливия быстро поняла, что если южная Калифорния идеально подходит элегантной Джейми, это еще не значит, что она годится для Лив Макбрайд. Эта мысль пришла ей в голову между походом по магазинам, на котором настояла тетя, и посещением изысканного ресторана, название которого она тут же забыла.
Порции были крошечными, наряды официантов ослепительными, а цены такими огромными, что Оливия просто ахнула.
– Днем нам предстоит визит к стилисту, – сказала Джейми, когда ей принесли салат из овощей и дикого перца. – Марко – гений и сам по себе шедевр искусства. Мы сделаем маникюр и, может быть, парафиновую маску.
– Тетя Джейми… – Оливия потыкала вилкой блюдо, которое в меню называлось «Нуво-клуб» и представляло собой два кусочка хлеба из толченой коры, нарезанные крошечными треугольниками и смешанные с некими таинственными овощами. Складывалось впечатление, что нормальных продуктов в Лос-Анджелесе никто не ест. – Ты пытаешься сделать из меня светскую даму.
– Вовсе нет, – обиделась Джейми. – Просто хочу доставить тебе удовольствие. Нет, все-таки надо было купить то маленькое черное платье…
– «То маленькое черное платье» стоит четыре тысячи долларов, и его не наденешь ни в один поход.
– У каждой уважающей себя женщины должно быть хотя бы одно нарядное вечернее платье. Нет, мы должны вернуться за ним и за теми босоножками из кожи ящерицы, «прадас».
Уверяю тебя, мужчины будут прыгать в окна и падать к твоим ногам.
Оливия покачала головой и засмеялась.
– Я не хочу отвечать за это. Не нужны мне ни платье, ни туфли, ни целый склад других вещей, которые ты уговаривала меня купить!
– О господи, неужели мы с тобой родня?
– Генетика – вещь хитрая.
– Я так рада, что ты наконец приехала. Так рада, что ты больше на меня не сердишься… – На глазах Джейми проступили слезы; она протянула руку и накрыла ладонью кисть Оливии.
– Я и не сердилась на тебя. Вернее, сердилась, но не на тебя. Я жалела, что мы поссорились. – Она повернула ладонь и сжала руку Джейми. – Я злилась на Ноя, но это было бесполезно. Помнишь, как много лет назад ты приехала и мы пошли гулять? Ты была честна со мной. И позволила мне тоже быть честной. Когда мне хотелось поговорить о маме, ты говорила со мной. И отвечала на все мои вопросы.
– Пока ты не перестала их задавать, – пробормотала Джейми.
– Я думала, что должна забыть об этом. Думала, что это возможно. Но кто-то более умный, чем я, велел Ною передать мне: то, от чего ты убегаешь, гонится за тобой и всегда догоняет. Думаю, я готова сменить направление.
– Это будет нелегко.
– О господи, конечно, нелегко. Но я снова буду честной с тобой. Я хочу услышать его рассказ о событиях той ночи. Хочу услышать исповедь Сэма Тэннера.
– Я тоже. Мы любили ее, – сказала Джейми, сжав руку Оливии. – Как мы могли позволить себе заткнуть уши?
– Бабушка…
– Да, она всегда переживала. Но это не значит, что у тебя нет права поступать по-другому.
– Нет, не значит. Думаю, я встречусь с Ноем до своего отъезда.
– Он очень симпатичный. – Улыбка Джейми изменилась; в ней появилось что-то кошачье. – И очень обаятельный.
– Я заметила это. И раздумываю, не переспать ли с ним. Джейми слегка поперхнулась.
– Гм-м… М-да… Слушай, давай уйдем отсюда, купим пиццу и обсудим это любопытное заявление.
– Отлично. – Оливия с облегчением отодвинула тарелку. – А то я умираю с голоду.
Фрэнк сидел на кухне, ждал обеда, пил позволенное ему пиво и чертил в блокноте круги, дуги и спирали, разрабатывая план игры, предстоявшей баскетбольной команде, которую он тренировал.
Он с удовольствием закусил бы пиво картофельными чипсами «Фритос», но несколько дней назад Селия обнаружила его заначку. Фрэнк не мог понять, какого черта ей понадобилось на верхней полке чулана, однако спросить этого не мог, поскольку считалось, что он понятия не имеет о лежащих там сливочном креме и чипсах с луком.
Он свалил вину на Ноя: мол, осталось после него. «Чистейшее вранье», – думал Фрэнк, набрав полную горсть несоленых сухих крендельков. Но выбора не было.
Когда прозвучал звонок, он пошел открывать, оставив пиво и закуску на столе. «Кто-нибудь из мальчишек, – подумал он. – Тренеру негоже встречать воспитанника с бутылкой в руках».
На пороге стояла высокая и стройная молодая женщина, которую он с удовольствием взял бы в команду. Правда, старовата для его лиги, в которой играли дети от двенадцати до шестнадцати. Затем в его мозгу что-то щелкнуло, и он схватил гостью за обе руки.
– Лив. Ливи! Как же ты выросла…
– Не думала, что вы меня узнаете. – Но то, что Фрэнк сделал это, да еще с удовольствием, обрадовало ее. – А я бы вас узнала где угодно. Вы ничуть не изменились.
– Никогда не лги копу, даже отставному. Входи, входи! – Он потянул Оливию за руку. – Жаль, что Селии нет. У нее совещание. – Фрэнк провел ее в гостиную, убрал газету и смахнул со стула журнал. – Садись. Угостить тебя чем-нибудь?
– Нет, спасибо. – Грудь сдавило так, что было трудно дышать. – Я говорила себе, что сначала нужно позвонить. Но не позвонила. Просто пришла, и все.
Фрэнк видел, что она борется с собой.
– И правильно сделала. Я знал, что ты выросла, но по-прежнему видел тебя маленькой девочкой. Даже тогда, когда читал твои письма.
– А я всегда вижу в вас героя. – Она устремилась в его объятия. – Я знала, что мне станет легче. Знала, что, если увижу вас, все будет хорошо.
– Что случилось, Ливи?
– Много всего. Я не хотела думать об этом, но…
– Это из-за книги Ноя?
– Частично. А частично из-за него самого. Он ваш сын, – со вздохом сказала Оливия и закончила фразу: – Я не хотела думать об этом, говорила себе, что этого не будет, и все же поверила Ною, что так нужно. Мне будет трудно, но я справлюсь. Поговорю с ним. Но в свое время и по-своему.
– Ты можешь доверять ему. Я не понимаю его работу, но понимаю Ноя.
Оливия растерянно покачала головой.
– Вы не понимаете его работу? Как это? Он прекрасно пишет.
Фрэнк, в свою очередь сбитый с толку, присел на ручку кресла и уставился на Оливию.
– Не верю своим ушам. Разве так может говорить свидетель убийства?
– И дочь убийцы, – закончила она. – Именно поэтому я так и говорю. Я прочитала первую книгу Ноя, как только она вышла в свет. Разве можно было сопротивляться искушению, увидев на обложке его имя? – Потом Оливия спрятала книгу подальше в своей комнате, как будто чего-то стыдилась. – Я не ожидала, что мне понравится. – «Вернее, не хотела этого, – подумала она. – Хотела прочитать и осудить его». – Я до сих пор все еще не могу сказать, что мне это нравится, но понимаю то, что он делает. Берет самое злобное, самое ужасное, самое непростительное из преступлений. И честно изображает его именно таким.
Она помахала рукой, досадуя на собственное косноязычие и неумение объяснить.
– Когда вы слышите об убийстве по телевизору или читаете о нем в газете, то говорите «ах, это ужасно», а потом забываете. А Ной изображает его так живо, так реально, что после этого невозможно лечь и уснуть. Он берет каждого, кто имел отношение к этому делу, залезает ему в душу и описывает самые тайные и мучительные чувства этого человека. – Именно это и пугало ее больше всего. Умение Ноя срывать все покровы с человеческой души. – И тем самым прославляет работу, которой изо дня в день, из года в год занимался его отец. Вы – его идеал добра и справедливости.
«А мой отец – воплощение зла и порока», – подумала она.
– Ливи… – с трудом произнес Фрэнк. – Ты пристыдила меня. Оказывается, я был слепым.
– Вы увидите Ноя. Я боюсь говорить с ним. – Она прижала руку к груди. – Но не хочу, чтобы он знал об этом. Мне нужно быть с ним на равных. А это возможно только на моей территории. Завтра я возвращаюсь домой, так что ему придется снова приехать в Вашингтон. – Она снова улыбнулась, на сей раз более уверенно. – И еще одно, о чем я хотела вас попросить… Может быть, вы с миссис Брэди приедете к нам этим летом отдохнуть на пару недель? Мы многое перестроили. Я бы с удовольствием показала вам свой центр, и…
Она вдруг замолчала и прикрыла рот обеими руками, ошеломленная тем, что слова полились рекой, набегая одно на другое в стремлении скрыть правду.
– Ливи…
– Нет, все в порядке. Подождите минутку… – Она подошла к окну и сквозь штору посмотрела на улицу. – Он должен выйти на свободу через несколько недель. Вот я и подумала, что если вы будете там, хотя бы несколько дней после его… то все будет хорошо. Я не позволяла себе думать об этом, но срок приближается. Осталось всего несколько недель.
Оливия повернулась к Фрэнку, собираясь продолжить свою покаянную речь, но выражение его лица, плотно сжатые губы и хмуро сдвинутые брови заставили ее забыть обо всем.
– Что такое, Фрэнк?
– Насчет его освобождения. Мне сообщили об этом только сегодня утром. У меня остались кое-какие связи, и, когда появляются новости, касающиеся Тэннера, мне звонят. Так вот… Учитывая его состояние здоровья, хорошее поведение, переполненность тюрьмы, близость окончания срока и прочее… – Фрэнк поднял руку и бессильно уронил ее.
– Они выпускают его раньше, да? Когда?
Оливия не сводила с него огромных испуганных глаз. Именно так смотрел на Брэди ребенок, спрятавшийся в шкафу. Но на этот раз Фрэнку было нечем смягчить удар.
– Две недели назад, – сказал он ей.
После третьего звонка он обеими руками схватил трубку телефона, сдуру принесенного в кабинет, сжал ее так, словно хотел задушить звонившего, и рявкнул:
– Что надо?
– Только попрощаться. «Попрощаться…»
– Лив… Подожди, не вешай трубку, черт побери! Ты два дня не отвечала на мои звонки, а теперь застала меня в неподходящий момент.
– Я была занята. Вижу, что и ты тоже. Поэтому…
– О'кей, о'кей, извини. Это было грубо. Я подонок. Сию минуту надеваю на себя власяницу. Ты получила мои сообщения? – «Которых было, наверное, десять тысяч», – подумал он.
– Ой… – Вид дома заставил ее улыбнуться. Улыбка была по-детски естественной. – У нас есть фотографии дома, но вблизи все выглядит по-другому.
– Одна из шикарных вилл, предназначенных для молодоженов.
Она засмеялась и заерзала на месте, увидев бегущих по двору собак.
– Вот они! Ах, как жаль, что я не взяла с собой Ширли!
– А почему не взяла?
– Я боялась, что она испачкает шерстью и обслюнявит твою роскошную машину. Да и дедушка скучал бы без нее.
Как только Ной остановился, она выскочила и бросилась к собакам.
Беззащитной девочки с испуганными глазами, стоявшей у ворот дома ее детства, больше не существовало. Во всяком случае, она не хотела представать в таком виде перед дядей, вышедшим на крыльцо.
Оливия радостно вскрикнула и устремилась в его распростертые объятия.
«Он хорошо сохранился», – думал Ной, сравнивая внешность человека, обнимавшего Оливию, с фотографиями двадцатилетней давности. Дэвид сохранил отличную фигуру. Либо он открыл источник молодости, либо пользовался услугами отличного хирурга-косметолога.
Морщины на его лице были скорее мимическими, чем старческими; на висках пробивалось серебро. Одет Мелберн был весьма непринужденно: на нем были широкие желтые брюки и рубашка цвета киви.
– Добро пожаловать, путешественница! – Он засмеялся и взял в ладони ее лицо. – Дай-ка посмотреть на тебя. Красавица, впрочем, как всегда.
– Я соскучилась.
– А мы еще больше. – Он поцеловал ее, обнял за плечи и повернулся к Ною. Взгляд и тон Дэвида были весьма прохладными; сомневаться в этом не приходилось. – Спасибо, что привезли мою девочку.
– Не за что.
– Дядя Дэвид, это Ной Брэди.
– Я уже догадался.
– Мне нужно достать вещи из багажника.
– Сейчас достану. – Ной открыл багажник и вынул оттуда один-единственный чемодан.
– И это все? – удивился Дэвид.
– Я всего на пару дней.
– Думаю, Джейми с удовольствием приоденет тебя.
– Да ну вас, франтов…
Он подмигнул и взял у Ноя чемодан.
– Джейми висит на телефоне. Ливи, входи скорее. Роза не находит себе места. Бродит внизу – все ждет тебя.
– А ты не пойдешь со мной?
– Задержусь на минуту.
– Ну ладно. Брэди, спасибо, что подвез.
– Нет проблем, Макбрайд, – в тон ей ответил Ной. – Еще увидимся.
Оливия молча поднялась по ступенькам и вошла в дом.
– Надеюсь, вы простите меня за то, что не приглашаю вас войти, – начал Дэвид. – Это дело семейное.
– Понимаю. Вы хотите сказать, что я здесь лишний. Дэвид наклонил голову.
– Вы догадливы, Ной. Думаю, именно поэтому вам удается писать хорошие книги. – Он поставил чемодан Оливии на ступеньки и посмотрел на дом. – Кажется, вам удалось найти с Ливи общий язык.
– Мы начинаем понимать друг друга. – «Не в первый раз, – подумал он. – Точнее, наконец-то». – А вам это не по душе?
– Понятия не имею. – Дэвид развел руками. – Я вас не знаю.
– Мистер Мелберн, у меня сложилось впечатление, что вы были сторонником моей будущей книги.
– Был, – со вздохом признался Дэвид. – Я думал, что прошло достаточно времени и рана зарубцевалась. И считал, что вашему таланту будет по силам описать эту трагедию.
– Весьма польщен. А что заставило вас изменить мнение?
– Я не думал, что это так огорчит Вэл. – Он нахмурился и сунул руки в карманы. – Мою тещу. Я чувствую себя виноватым, потому что именно моя поддержка побудила Джейми помочь вам, а затем заставила Ливи сделать то же самое. Я потерял мать в ранней юности. Может быть, поэтому Вэл мне очень дорога. Я не хочу, чтобы кто бы то ни был причинил ей боль.
«Еще один защитник, – подумал Ной. – Они все помешаны на защите друг друга. Не семья, а благородные заступники».
– Я уже дал Лив слово, что не буду связываться с ее бабушкой и просить у нее интервью. Постараюсь оградить ее от этого.
– Но книга все равно сделает свое дело. – Он поднял руку, не дав Ною ответить. – Я не ожидаю, что вы откажетесь от своего замысла ради того, чтобы не причинять боль людям, которых я люблю. Но хочу вас предупредить. На вашем месте я бы подумал о том, что убийцы никогда не говорят правды. Сэму Тэннеру доверять нельзя, и я больше всего жалею, что он умрет не за решеткой.
– Если вы боитесь, что он солжет мне, и это вызывает у вас столь сильные чувства, вам следовало бы изложить свою точку зрения на происшедшее.
Дэвид засмеялся и покачал головой.
– Ной, лично я с удовольствием посидел бы с вами и поделился своими воспоминаниями. Знаете, я постараюсь успокоить тещу и, если это удастся, поговорю с вами. А сейчас прошу прощения… – Он снова взял чемодан. – Это первый приезд Ливи. Мне хочется подольше побыть с ней.
Оливии понравился дом и все, что они с ним сделали. Было ясно, что его высокие потолки и пастельные тона идеально подходят хозяевам. Но живописный беспорядок и разноцветные стены дома бабушки и дедушки были ей ближе.
Она была рада, что наконец-то приехала к Джейми.
Забравшись под одеяло, Оливия почувствовала, что дорога, переживания, долгий обед и бесконечные разговоры с теткой вконец измотали ее.
И все же перед сном она снова подумала о Ное и словно наяву увидела его стоящим на галерее своего чудесного домика, спиной к морю и лицом к ней.
Оливия быстро поняла, что если южная Калифорния идеально подходит элегантной Джейми, это еще не значит, что она годится для Лив Макбрайд. Эта мысль пришла ей в голову между походом по магазинам, на котором настояла тетя, и посещением изысканного ресторана, название которого она тут же забыла.
Порции были крошечными, наряды официантов ослепительными, а цены такими огромными, что Оливия просто ахнула.
– Днем нам предстоит визит к стилисту, – сказала Джейми, когда ей принесли салат из овощей и дикого перца. – Марко – гений и сам по себе шедевр искусства. Мы сделаем маникюр и, может быть, парафиновую маску.
– Тетя Джейми… – Оливия потыкала вилкой блюдо, которое в меню называлось «Нуво-клуб» и представляло собой два кусочка хлеба из толченой коры, нарезанные крошечными треугольниками и смешанные с некими таинственными овощами. Складывалось впечатление, что нормальных продуктов в Лос-Анджелесе никто не ест. – Ты пытаешься сделать из меня светскую даму.
– Вовсе нет, – обиделась Джейми. – Просто хочу доставить тебе удовольствие. Нет, все-таки надо было купить то маленькое черное платье…
– «То маленькое черное платье» стоит четыре тысячи долларов, и его не наденешь ни в один поход.
– У каждой уважающей себя женщины должно быть хотя бы одно нарядное вечернее платье. Нет, мы должны вернуться за ним и за теми босоножками из кожи ящерицы, «прадас».
Уверяю тебя, мужчины будут прыгать в окна и падать к твоим ногам.
Оливия покачала головой и засмеялась.
– Я не хочу отвечать за это. Не нужны мне ни платье, ни туфли, ни целый склад других вещей, которые ты уговаривала меня купить!
– О господи, неужели мы с тобой родня?
– Генетика – вещь хитрая.
– Я так рада, что ты наконец приехала. Так рада, что ты больше на меня не сердишься… – На глазах Джейми проступили слезы; она протянула руку и накрыла ладонью кисть Оливии.
– Я и не сердилась на тебя. Вернее, сердилась, но не на тебя. Я жалела, что мы поссорились. – Она повернула ладонь и сжала руку Джейми. – Я злилась на Ноя, но это было бесполезно. Помнишь, как много лет назад ты приехала и мы пошли гулять? Ты была честна со мной. И позволила мне тоже быть честной. Когда мне хотелось поговорить о маме, ты говорила со мной. И отвечала на все мои вопросы.
– Пока ты не перестала их задавать, – пробормотала Джейми.
– Я думала, что должна забыть об этом. Думала, что это возможно. Но кто-то более умный, чем я, велел Ною передать мне: то, от чего ты убегаешь, гонится за тобой и всегда догоняет. Думаю, я готова сменить направление.
– Это будет нелегко.
– О господи, конечно, нелегко. Но я снова буду честной с тобой. Я хочу услышать его рассказ о событиях той ночи. Хочу услышать исповедь Сэма Тэннера.
– Я тоже. Мы любили ее, – сказала Джейми, сжав руку Оливии. – Как мы могли позволить себе заткнуть уши?
– Бабушка…
– Да, она всегда переживала. Но это не значит, что у тебя нет права поступать по-другому.
– Нет, не значит. Думаю, я встречусь с Ноем до своего отъезда.
– Он очень симпатичный. – Улыбка Джейми изменилась; в ней появилось что-то кошачье. – И очень обаятельный.
– Я заметила это. И раздумываю, не переспать ли с ним. Джейми слегка поперхнулась.
– Гм-м… М-да… Слушай, давай уйдем отсюда, купим пиццу и обсудим это любопытное заявление.
– Отлично. – Оливия с облегчением отодвинула тарелку. – А то я умираю с голоду.
Фрэнк сидел на кухне, ждал обеда, пил позволенное ему пиво и чертил в блокноте круги, дуги и спирали, разрабатывая план игры, предстоявшей баскетбольной команде, которую он тренировал.
Он с удовольствием закусил бы пиво картофельными чипсами «Фритос», но несколько дней назад Селия обнаружила его заначку. Фрэнк не мог понять, какого черта ей понадобилось на верхней полке чулана, однако спросить этого не мог, поскольку считалось, что он понятия не имеет о лежащих там сливочном креме и чипсах с луком.
Он свалил вину на Ноя: мол, осталось после него. «Чистейшее вранье», – думал Фрэнк, набрав полную горсть несоленых сухих крендельков. Но выбора не было.
Когда прозвучал звонок, он пошел открывать, оставив пиво и закуску на столе. «Кто-нибудь из мальчишек, – подумал он. – Тренеру негоже встречать воспитанника с бутылкой в руках».
На пороге стояла высокая и стройная молодая женщина, которую он с удовольствием взял бы в команду. Правда, старовата для его лиги, в которой играли дети от двенадцати до шестнадцати. Затем в его мозгу что-то щелкнуло, и он схватил гостью за обе руки.
– Лив. Ливи! Как же ты выросла…
– Не думала, что вы меня узнаете. – Но то, что Фрэнк сделал это, да еще с удовольствием, обрадовало ее. – А я бы вас узнала где угодно. Вы ничуть не изменились.
– Никогда не лги копу, даже отставному. Входи, входи! – Он потянул Оливию за руку. – Жаль, что Селии нет. У нее совещание. – Фрэнк провел ее в гостиную, убрал газету и смахнул со стула журнал. – Садись. Угостить тебя чем-нибудь?
– Нет, спасибо. – Грудь сдавило так, что было трудно дышать. – Я говорила себе, что сначала нужно позвонить. Но не позвонила. Просто пришла, и все.
Фрэнк видел, что она борется с собой.
– И правильно сделала. Я знал, что ты выросла, но по-прежнему видел тебя маленькой девочкой. Даже тогда, когда читал твои письма.
– А я всегда вижу в вас героя. – Она устремилась в его объятия. – Я знала, что мне станет легче. Знала, что, если увижу вас, все будет хорошо.
– Что случилось, Ливи?
– Много всего. Я не хотела думать об этом, но…
– Это из-за книги Ноя?
– Частично. А частично из-за него самого. Он ваш сын, – со вздохом сказала Оливия и закончила фразу: – Я не хотела думать об этом, говорила себе, что этого не будет, и все же поверила Ною, что так нужно. Мне будет трудно, но я справлюсь. Поговорю с ним. Но в свое время и по-своему.
– Ты можешь доверять ему. Я не понимаю его работу, но понимаю Ноя.
Оливия растерянно покачала головой.
– Вы не понимаете его работу? Как это? Он прекрасно пишет.
Фрэнк, в свою очередь сбитый с толку, присел на ручку кресла и уставился на Оливию.
– Не верю своим ушам. Разве так может говорить свидетель убийства?
– И дочь убийцы, – закончила она. – Именно поэтому я так и говорю. Я прочитала первую книгу Ноя, как только она вышла в свет. Разве можно было сопротивляться искушению, увидев на обложке его имя? – Потом Оливия спрятала книгу подальше в своей комнате, как будто чего-то стыдилась. – Я не ожидала, что мне понравится. – «Вернее, не хотела этого, – подумала она. – Хотела прочитать и осудить его». – Я до сих пор все еще не могу сказать, что мне это нравится, но понимаю то, что он делает. Берет самое злобное, самое ужасное, самое непростительное из преступлений. И честно изображает его именно таким.
Она помахала рукой, досадуя на собственное косноязычие и неумение объяснить.
– Когда вы слышите об убийстве по телевизору или читаете о нем в газете, то говорите «ах, это ужасно», а потом забываете. А Ной изображает его так живо, так реально, что после этого невозможно лечь и уснуть. Он берет каждого, кто имел отношение к этому делу, залезает ему в душу и описывает самые тайные и мучительные чувства этого человека. – Именно это и пугало ее больше всего. Умение Ноя срывать все покровы с человеческой души. – И тем самым прославляет работу, которой изо дня в день, из года в год занимался его отец. Вы – его идеал добра и справедливости.
«А мой отец – воплощение зла и порока», – подумала она.
– Ливи… – с трудом произнес Фрэнк. – Ты пристыдила меня. Оказывается, я был слепым.
– Вы увидите Ноя. Я боюсь говорить с ним. – Она прижала руку к груди. – Но не хочу, чтобы он знал об этом. Мне нужно быть с ним на равных. А это возможно только на моей территории. Завтра я возвращаюсь домой, так что ему придется снова приехать в Вашингтон. – Она снова улыбнулась, на сей раз более уверенно. – И еще одно, о чем я хотела вас попросить… Может быть, вы с миссис Брэди приедете к нам этим летом отдохнуть на пару недель? Мы многое перестроили. Я бы с удовольствием показала вам свой центр, и…
Она вдруг замолчала и прикрыла рот обеими руками, ошеломленная тем, что слова полились рекой, набегая одно на другое в стремлении скрыть правду.
– Ливи…
– Нет, все в порядке. Подождите минутку… – Она подошла к окну и сквозь штору посмотрела на улицу. – Он должен выйти на свободу через несколько недель. Вот я и подумала, что если вы будете там, хотя бы несколько дней после его… то все будет хорошо. Я не позволяла себе думать об этом, но срок приближается. Осталось всего несколько недель.
Оливия повернулась к Фрэнку, собираясь продолжить свою покаянную речь, но выражение его лица, плотно сжатые губы и хмуро сдвинутые брови заставили ее забыть обо всем.
– Что такое, Фрэнк?
– Насчет его освобождения. Мне сообщили об этом только сегодня утром. У меня остались кое-какие связи, и, когда появляются новости, касающиеся Тэннера, мне звонят. Так вот… Учитывая его состояние здоровья, хорошее поведение, переполненность тюрьмы, близость окончания срока и прочее… – Фрэнк поднял руку и бессильно уронил ее.
– Они выпускают его раньше, да? Когда?
Оливия не сводила с него огромных испуганных глаз. Именно так смотрел на Брэди ребенок, спрятавшийся в шкафу. Но на этот раз Фрэнку было нечем смягчить удар.
– Две недели назад, – сказал он ей.
* * *
Зазвонил телефон, и Ной, с головой ушедший в работу, зло чертыхнулся. Не обращая внимания на второй звонок, он посмотрел на последнюю написанную им строчку и попытался восстановить потерянный ритм.После третьего звонка он обеими руками схватил трубку телефона, сдуру принесенного в кабинет, сжал ее так, словно хотел задушить звонившего, и рявкнул:
– Что надо?
– Только попрощаться. «Попрощаться…»
– Лив… Подожди, не вешай трубку, черт побери! Ты два дня не отвечала на мои звонки, а теперь застала меня в неподходящий момент.
– Я была занята. Вижу, что и ты тоже. Поэтому…
– О'кей, о'кей, извини. Это было грубо. Я подонок. Сию минуту надеваю на себя власяницу. Ты получила мои сообщения? – «Которых было, наверное, десять тысяч», – подумал он.