Страница:
Ной засмеялся и вошел в дом вслед за отцом. Он тоже любил и понимал его. И был уверен, что ночью услышит, как отец расхаживает по комнате. Так случалось всегда, когда у Фрэнка были неприятности на работе.
Глава 4
Глава 5
Лес с зелеными тенями и влажными запахами был миром Оливии, которого она почти не покидала. Большей частью она была там одна, но не чувствовала одиночества. Дед учил ее идти по следу и охотиться на оленя или лося с фотоаппаратом в руках. Минутами, сливающимися в часы, бесшумно сидеть в засаде и следить за величественно шагающим рогачом или важенкой с олененком.
Она научилась различать породы деревьев, цветы, мхи и грибы, хотя так и не овладела умением точно зарисовывать их, несмотря на надежды бабушки.
Она целыми днями ловила с бабушкой рыбу и научилась быть терпеливой. Она работала в лесном палаточном лагере, которым руководили уже два поколения Макбрайдов, и научилась быть ответственной.
Ей разрешали бродить по лесам и ручьям, взбираться на высокие холмы. Но ни за что, ни при каких обстоятельствах не позволяли в одиночку выходить за границу леса.
И она хорошо усвоила, что у всякой свободы есть предел.
Она покинула Лос-Анджелес восемь лет назад и ни разу не возвращалась туда. Ее воспоминания о Беверли-Хиллз были смутными и отрывочными: высокие потолки, сверкающее дерево и окруженный цветами бассейн с ярко-голубой водой.
Очутившись в большом доме посреди леса, Оливия на первых порах спрашивала, когда они вернутся туда, где она жила, скоро ли за ней приедет мама и где ее папа. Но каждый раз у бабушки плотно сжимались губы, а глаза становились темными и блестящими.
Поэтому Оливия научилась ждать.
А потом и забывать.
Она росла большой и сильной. Хрупкая маленькая девочка, прятавшаяся в шкафу, стала всего лишь воспоминанием, изредка являвшимся в снах. Она научилась жить настоящим.
Работа в лагере закончилась, и Оливия неторопливо шла к дому. Весь день принадлежал ей – так же как и жалованье, которое бабушка дважды в месяц отвозила в город и клала в банк на ее имя. Что делать? Половить рыбу или съездить на велосипеде к озерам в холмах и позагорать? Нет, скучно. Ее беспокойная натура требовала чего-то большего. Она бы с удовольствием искупалась, хотя сезон уже кончался, но плавать в одиночку бабушка категорически запрещала.
Время от времени Оливия нарушала это железное правило и перед возвращением домой тщательно сушила волосы.
Бабушка всегда волнуется, думала она. Слишком много, слишком часто и по всякому поводу. Стоило Оливии чихнуть, как она бежала к телефону вызывать врача. Хорошо еще, что дедушка ее останавливал. Стоило Оливии задержаться на десять минут, как бабушка выходила на крыльцо и громким голосом начинала ее звать.
Однажды Вэл даже позвонила в Службу спасения, когда Оливия заигралась с детьми в лагере и не успела вернуться до темноты.
При мысли об этом Оливия закатывала глаза. Она бы никогда не заблудилась в лесу. Это был ее дом; она знала здесь каждый изгиб и поворот так же, как комнаты собственного дома. Именно так говорил дедушка, споря с Вэл. После каждого такого спора бабушка на несколько дней затихала, но потом все начиналось сначала.
Из леса, наполненного тенями и мягким зеленым светом, она вышла на поляну, где стоял дом, в котором выросло несколько поколений Макбрайдов.
В доме было три этажа, каждый из которых опоясывала галерея, скрепляя дом в единое целое. Фундамент тонул в цветах, папоротниках и диких рододендронах, которые переходили в разномастный сад, лелеемый дедушкой, как любимое дитя.
В каменных вазонах росли огромные анютины глазки с пурпурными и белыми лепестками; стены нижнего этажа обвивали пышные лозы дикого винограда.
Оливия много времени проводила с дедом в саду. Ее руки были в земле, а голова в облаках.
Она прошла по выложенной камнями дорожке, делая то гигантские, то крошечные шаги, чтобы не наступать на трещины, поднялась по полукруглым ступеням и толкнула входную дверь.
Едва войдя внутрь, она поняла, что в доме пусто. По привычке окликнув бабушку и дедушку, Оливия прошла в гостиную с большими старыми диванами и стенами, выкрашенными в теплый желтый цвет.
Девочка принюхалась, с удовольствием ощутив запах свежего печенья, прошла на кухню и слегка вздохнула, увидев, что оно из овсяной муки.
– Ах, были бы это шоколадные чипсы, – пробормотала она, запуская руку в большой стеклянный кувшин, – я бы съела их целый миллион…
Быстро и жадно проглотив пару штук, она увидела лежавшую на холодильнике записку.
«Ливи, я уехала в город на рынок. Вечером приедут тетя Джейми и дядя Дэвид».
– Ура! – Изо рта Оливии полетели крошки. – Подарки!
В честь такого события она съела третье печенье и тихонько чертыхнулась, прочитав записку до конца.
«Солнышко, посиди дома. Поможешь мне, когда я вернусь. Можешь убрать свою комнату, если не заблудишься в ней. Чур, все печенье не есть! Твоя бабушка».
– Угу… – Оливия с досадой закрыла кувшин крышкой.
Ну вот, теперь придется торчать в доме… Бабушка могла покупать продукты часами. День пропал. Расстроенная, Оливия пошла к черному ходу. В ее комнате не было никакого беспорядка. Там хранились ее сокровища, вот и все. Если она потеряла к ним интерес, это еще не значит, что их надо выбрасывать.
Глава 4
Обычно признание облегчает душу, но в случае с Сэмом Тэннером оно пошло на пользу и его разуму. После подписания заявления о жестоком убийстве в состоянии наркотического опьянения не прошло и часа, как он смог воспользоваться своими гражданскими правами.
Сэм позвонил адвокату, который, как он считал, только осложнил его семейные отношения, и потребовал, чтобы тот приехал. Тэннер плохо себя чувствовал, ударился в панику и поэтому забыл половину того, в чем признался.
Именно этот адвокат, специализировавшийся в области гражданского права, первым заявил, что признание было подписано под давлением, велел клиенту настаивать на праве сохранять молчание и протрубил общий сбор.
Команду возглавил Чарльз Брайтон Смит. Этому старому лису был шестьдесят один год. Он обладал впечатляющей серебряной гривой, пронзительными голубыми глазами и умом, подобным лазеру, с наслаждением брался за дела известных людей и больше всего на свете любил шумные судебные битвы, вызывавшие ажиотаж в средствах массовой информации.
Еще не успев прилететь в Лос-Анджелес, он начал собирать бригаду следователей, клерков, экспертов, психологов и всевозможных судейских крючков. Брайтон Смит сознательно допустил утечку информации о номере авиарейса и времени прибытия, заранее принял элегантно-мрачный вид и подготовился к тому, что репортеры набросятся на него, как только он сойдет с трапа.
Его бархатный голос был поставлен, как у оперного певца; на суровом лице застыло выражение сосредоточенности, мудрости и сострадания. Первым делом он решительно заявил:
– Сэм Тэннер невиновен. Он тоже стал жертвой этой трагедии. Он потерял любимую женщину, убитую самым жестоким из возможных способов, а этим ужасом не преминула воспользоваться полиция, которой не терпелось закрыть дело. Мы надеемся исправить эту несправедливость и дать возможность убитому горем Сэму вернуться домой, к дочери.
Он не стал отвечать на вопросы и отказался от комментариев. Предоставил охранникам пробиться сквозь толпу и провести его к ожидавшему лимузину. Оказавшись внутри, адвокат подумал, что телевидение непременно сообщит о его прибытии.
И оказался прав.
Когда закончился выпуск новостей, Вэл Макбрайд выключила телевизор. Все это игра, гневно подумала она. Игра на публику, на прессу, на полицию. Еще одно шоу, чтобы повысить собственный рейтинг, увеличить тираж газет и журналов, увидеть собственные портреты на обложках и экранах.
Они используют ее девочку. Бедную мертвую девочку.
Это невозможно остановить. Джулия сама предпочла жить на глазах публики. И умереть тоже. Сейчас ее использовали адвокаты. Нужно было повлиять на восприятие общественности, извратить его и сделать из убийцы жертву. Мученика. При этом Оливия становилась еще одним средством достижения поставленной цели.
Но этому я могу помешать, сказала себе Вэл.
Она стремительно вышла из комнаты и пошла искать Джейми.
Дом был построен в виде буквы Т. Кабинет Джейми находился в левом крыле. Когда Джейми восемь лет назад приехала в Лос-Анджелес, чтобы стать секретарем сестры, она жила и работала в бунгало Джулии на холмах.
Вэл помнила, как боялась за них обеих, но письма, звонки и частые приезды дочерей были такими бодрыми и веселыми, что она не стала портить девочкам настроение. Сестры прожили вместе два года. А потом Джулия встретилась с Сэмом и вышла за него замуж. Через полгода Джейми обручилась с Дэвидом. Сначала Вэл волновалась за Джейми, но Дэвид оказался сделанным из того же теста, что и ее Роб.
Вэл всегда думала, что ее девочки счастливы, довольны жизнью и замужем за хорошими людьми. Как она могла так ошибиться?
Вэл отогнала эту бесполезную мысль, негромко постучала в дверь и открыла ее.
Комната хранила отпечаток присущего Джейми чувства стиля и стремления к порядку. Однотонные шторы обычно были раздвинуты, давая доступ солнцу и открывая вид на бассейн и сад. Но сейчас дом осаждали папарацци и телевизионщики, поэтому шторы были плотно задернуты, и, несмотря на погожий день, в кабинете горел свет.
«Мы заложники», – подумала Вэл. Дочь коротко улыбнулась ей, продолжая говорить по стоявшему на столе телефону.
Вэл села в кресло напротив и принялась ждать. Сердце забилось с перебоями. Вэл закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. «Надо сосредоточиться на неотложных делах, а не тонуть в пучине горя», – сказала она себе.
– Извини, мама. – Джейми положила трубку и провела руками по волосам. – Столько дел!
– А я тебе не помогаю.
– Очень помогаешь. Не знаю, что бы мы делали без вас с папой. Ливи… я не могу уделить ей сейчас много внимания. Спасибо Дэвиду – он взял на себя большую часть забот.
Джейми встала, подошла к маленькому холодильнику и достала бутылку воды. Организм больше не принимал кофе, который Джейми пила литрами. Голова раскалывалась от постоянной тупой боли, с которой не могло справиться ни одно лекарство.
– Но у него есть своя работа, – продолжила Джейми, наполнив два стакана. – Многие предлагают помочь отвечать на звонки, телеграммы и письма, однако…
– Это дело семейное, – закончила твердо Вэл.
– Да – Джейми протянула матери стакан и присела на край стола. – Люди оставляют цветы у ворот дома Джулии. Пришлось договориться, чтобы букеты забирали и отправляли в больницы. Спасибо, Лукас Мэннинг взял это на себя. Начали приходить письма. Лу, агент Джулии, предлагает помочь сортировать их. Думаю, в ближайшую неделю-две они обрушатся на нас, как лавина.
– Джейми…
– Мы уже получили гору соболезнований от ее коллег. И телефон звонит…
– Джейми, – чуть громче повторила Вэл. – Нам нужно поговорить о том, что будет дальше.
– Предоставь это мне.
– Сядь. – Снова зазвонил телефон, и Вэл покачала головой: – Пусть звонит. Сядь.
– Ладно, – уступила Джейми. Она села и откинула голову.
– Предстоит суд, – начала Вэл, и Джейми тут же выпрямилась.
– Не будем сейчас говорить об этом, мама.
– Нет, будем. Новый адвокат Сэма уже гарцует перед телекамерами. Кое-кто с пеной у рта доказывает, что Сэм не мог этого сделать. Он герой, жертва, трагическая фигура. Многие будут говорить так, пока все не кончится.
– А ты не слушай.
– И не собираюсь. – Голос Вэл стал гневным. – Я не позволю, чтобы это услышала Ливи, чтобы ее травмировали или использовали как вчера, когда она вышла из дома. Джейми, я хочу увезти ее домой. В Вашингтон. И как можно скорее.
– Увезти? – Джейми на мгновение смешалась. – Но ведь ее дом здесь.
– Я знаю, ты любишь ее. Мы все ее любим. – Вэл отставила стакан и взяла дочь за руку. – Послушай меня, Джейми. Малышка не может оставаться здесь, запертая в доме, как в тюрьме. Она не может выйти во двор. Мы не подпускаем девочку даже к окну, боясь, что какой-нибудь фотограф снимет ее. Она не может так жить. И никто из нас тоже.
– Это скоро пройдет.
– Когда? Как? Может быть, со временем шум слегка утихнет, но не сейчас, в преддверии суда. Осенью Оливия не сможет ходить в подготовительный класс или играть с друзьями без телохранителей. Люди будут пялиться на нее, показывать пальцем и шептаться. А кое-кто даже голоса не понизит. Я не хочу, чтобы она столкнулась со всем этим. И думаю, что ты не хочешь тоже.
– О боже, мама… – Джейми встала. У нее разрывалось сердце. – Я хочу воспитывать ее. Мы говорили об этом с Дэвидом.
– Милая, разве здесь это возможно? Тут слишком много людей, воспоминаний и риска. Дом не защитит ее от этого, каким бы замечательным он ни был. Разве вы с Дэвидом сможете бросить свой дом, свою работу, свой образ жизни, увезти девочку и полностью посвятить себя ей? А мы с твоим отцом сможем это. Сможем уберечь ее от прессы. – Она тяжело вздохнула. – Я собираюсь сама повидаться с адвокатом и немедленно начать дело о передаче опеки. Не желаю, чтобы этот человек когда-нибудь подошел к ней. Джейми, так нужно. Именно этого хотела бы Джулия.
«А как быть мне? – хотелось крикнуть Джейми. – Неужели никому нет дела до моих желаний? Это ведь я избавляла Оливию от кошмаров, успокаивала, баюкала и сидела с ней ночами!»
– Ты уже говорила с папой? – глухим голосом спросила она, отвернувшись к окну.
– Мы обсудили это утром. Он согласен со мной. Джейми, ничего лучшего нам не придумать. Вы с Дэвидом будете приезжать и жить у нас сколько захотите. Она всегда будет и вашей тоже, но не здесь, Джейми. Только не здесь и не сейчас.
Увидев Джейми Мелберн, удивленный Фрэнк вышел из-за стола. Она вошла в комнату, сняла темные очки и стала беспокойно перекладывать их из руки в руку.
– Детектив Брэди, если у вас есть немного времени, я хотела бы поговорить с вами.
– Конечно. Мы можем пройти в буфет. – Он попытался улыбнуться. – Но кофе пить не рекомендую.
– Нет. В последнее время я воздерживаюсь от кофе.
– Может быть, позвать детектива Хармона?
– Не стоит отрывать от работы вас обоих. – Она прошла в тесную соседнюю комнату. – Честно говоря, я и сама не ожидала, что приду сюда. Дело было нелегкое, – добавила она, подойдя к узкому окну. «Наконец-то окно, – подумала Джейми. – Наконец-то можно спокойно выглянуть наружу». – Вокруг все еще вьются репортеры. Их не так много, но, представляете, они даже разбили лагерь у нашего дома. Я с трудом сбежала от одного малого с четвертого канала.
– Никогда не любил этот канал.
Она оперлась руками о подоконник, засмеялась и поняла, что не может остановиться. Этот булькающий звук пробил брешь в окружавшей ее стене. У нее затряслись плечи, и смех перешел в рыдания. Держась за подоконник, Джейми раскачивалась взад и вперед. Фрэнк бережно усадил ее на стул, придвинул коробку с салфетками, взял за руку и начал молча ждать, пока она выплачется.
– Извините. – Она лихорадочно перебирала салфетки. – Я пришла сюда не за этим.
– Миссис Мелберн, не сердитесь на мои слова, но просто для этого пришло время. Чем больше сдерживаешься, тем сильнее бывает приступ.
– Джулия была очень эмоциональна. Все происходившее вызывало в ней бурю чувств. – Она вытерла нос. – Сестра относилась к тому типу женщин, которым слезы к лицу. – Джейми приложила салфетку к распухшим глазам. – Наверно, вы бы возненавидели ее за это. – Она выпрямилась. – Вчера состоялись похороны. Я пытаюсь убедить себя, что все кончено, но постоянно думаю об этом.
Джейми протяжно вздохнула.
– Мои родители хотят увезти Оливию в штат Вашингтон. Хотят взять над ней полную опеку и забрать отсюда. – Джейми взяла салфетку и начала тщательно складывать ее вчетверо. – Зачем я говорю вам это? Я хотела поговорить с Дэвидом, выплакаться ему в жилетку, а вместо этого пошла в гараж и села в машину. Наверно, мне нужно было поговорить с кем-то другим, кто не втянут в это дело, но все же имеет к нему отношение. Никого другого, кроме вас, я не нашла.
– Миссис Мелберн…
– Может быть, теперь, когда я вам исповедалась, вы будете называть меня Джейми? А мне было бы удобнее называть вас Фрэнком.
– О'кей, Джейми. Вы столкнулись с самым худшим на свете, и все навалилось на вас. Это трудно выдержать.
– Вы думаете, моя мать права?
– Я не могу говорить за ваших родных. – Брэди встал, налил воду в бумажный стаканчик и передал его Джейми. – Но я сам отец. Будь я на вашем месте, мне бы хотелось, чтобы ребенок оказался как можно дальше от этой шумихи. Хотя бы временно.
– Да, умом я понимаю это. – Но ее душа этого не выдерживала. – Вчера утром, еще до отпевания, я вывела Оливию на задний двор. Он скрыт деревьями, и там безопасно. Я хотела поговорить с ней, хотела помочь ей понять. Но сегодня утром наша фотография появилась в газете. Я даже не видела репортера. Не желаю, чтобы с ней так поступали!
Она тяжело вздохнула.
– Я хочу видеть Сэма.
Фрэнк снова опустился на стул.
– Не мучайте себя.
– Я все равно увижу его в здании суда. Во время процесса мне придется день за днем смотреть ему в лицо. Я должна увидеть его сейчас, еще до начала. Должна сделать это до того, как отпущу Оливию с родителями.
– Не знаю, согласится ли он. Адвокаты держат его на коротком поводке.
– Согласится. – Она поднялась. – Сэм не сможет побороть себя. Самолюбие не позволит.
Фрэнк уступил. Он знал, что эта женщина сумеет осуществить задуманное и без его помощи.
Она молчала, пока Брэди договаривался с канцелярией и охраной. Молчала, когда они вошли в помещение для посетителей, разделенное длинными стойками и стеклянными перегородками. Фрэнк показал ей на табуретку.
– Мне нужно уйти. В данный момент я не имею права общаться с ним без его адвоката. Я буду снаружи.
– Все будет в порядке. Спасибо.
Она собралась с силами и не вздрогнула даже тогда, когда хрипло прозвучал зуммер. Дверь открылась, и в отсек вошел Сэм.
Ей хотелось, чтобы он был бледным, измученным, седым и помятым. Но Сэм продолжал оставаться сказочно красивым. «Как он может?» – думала Джейми, сжимая в кулаки лежавшие на коленях руки. Его не портили ни резкое освещение, ни выцветшая, мешковатая тюремная одежда. Как ни странно, все это только добавляло ему привлекательности.
Когда Сэм сел и уставился на Джейми полными боли темно-голубыми глазами, ей показалось, что оператор вот-вот даст команду: «Готовы? Мотор!»
Не сводя с него взгляда, Джейми потянулась к трубке телефона. Сэм повторил ее движение по ту сторону стекла. Она услышала, как Тэннер откашлялся.
– Джейми, я так рад, что ты пришла! Я думал, что сойду с ума. Джулия… – Он закрыл глаза. – О господи, Джулия…
– Ты убил ее.
Его глаза словно распахнулись. В них читались ошеломление и боль. «О да, – подумала она, – ты великий актер, Сэм Тэннер».
– Ты не можешь верить этому, Джейми, ты лучше всех на свете знаешь, как мы любили друг друга. Я бы никогда не причинил ей зла. Никогда.
– Последний год ты только и делал, что причинял ей зло. Своей ревностью, своими обвинениями и наркотиками.
– Я пойду лечиться. Я знаю, что виноват. Если бы я послушался ее, если бы только послушался, в тот вечер я был бы там и она бы осталась жива.
– Ты был там в тот вечер, и поэтому она умерла.
– Нет. Нет. – Сэм прижал руку к стеклу, словно мог преодолеть преграду и дотянуться до нее. – Я нашел ее. Джейми, ты должна выслушать меня. Я…
– Нет, не должна. – Она чувствовала, как внутри разливалось спокойствие. – Нет, Сэм, не должна. Это ты должен выслушать меня. Я молюсь каждый день, каждый час, каждую минуту, чтобы ты заплатил за содеянное. Какую бы меру тебе ни определили, этого будет мало. Слишком мало. Сэм, я бы хотела, чтобы ты сидел за решеткой до конца жизни. Только так я смогу справиться с этим.
– Меня выпустят. – У него горело в горле от страха и тошноты. – У копов нет доказательств, им нужна только газетная шумиха. А когда я выйду, то заберу Ливи и начну все сначала.
– Ливи для тебя так же мертва, как и Джулия. Ты никогда ее не увидишь.
– Ты не можешь отнять у меня дочь! – В его глазах сверкнула ненависть. – Я заберу ее и все, что принадлежит мне! Ты всегда завидовала Джулии. Всегда чувствовала себя второй. Ты хотела иметь то же, что она, но тебе это не удастся!
Она молчала, не мешая ему изливать желчь. Его голос отдавался в ушах Джейми уродливым эхом. Она не сводила глаз с его лица и не вздрогнула ни от агрессивного тона Сэма, ни от оскорблений, которыми он ее осыпал.
А когда он выдохся, умолк и сжал кулаки, Джейми спокойно сказала:
– Теперь это твоя жизнь, Сэм. Оглянись вокруг. Стены и решетки. Если тебя когда-нибудь выпустят, ты выйдешь из тюрьмы стариком. Старым, разбитым и сломленным. И в лучшем случае будешь сниматься в рекламных роликах, которые показывают по телевидению поздно ночью. Никто не вспомнит твоего имени. И даже не будет знать, кто ты такой.
Потом она улыбнулась – впервые за все это время, – и в этой улыбке была мстительная злоба.
– В том числе и твоя дочь.
Она положила трубку, не обращая внимания на то, что Сэм колотил в стекло, и безучастно следя за тем, как к нему подошел охранник. Сэм кричал. Она видела, как шевелились его губы, а щеки заливал темный румянец, пока охранник выталкивал его в дверь.
Когда дверь закрылась и лязгнул замок, Джейми шумно выдохнула. И почувствовала, что к ней начинает возвращаться покой.
Едва она вошла, как в холл торопливо спустился Дэвид. Он обнял ее и крепко прижал к себе.
– Дорогая, где ты была? Я не находил себе места!
– Извини. Я сделала нечто, что должна была сделать. – Она отодвинулась и коснулась его щеки. – Я в порядке.
С минуту Дэвид изучал жену, а потом его глаза прояснились.
– Да, вижу. Что случилось?
– Я сделала нечто, что на меня не похоже. – Джейми поцеловала мужа и высвободилась из его объятий. Она все скажет ему. Но не сейчас. – Мне нужно поговорить с Ливи.
– Она наверху. Джейми, мы говорили с твоим отцом. Я знаю, они хотят забрать ее на Север. Увезти отсюда.
Она сжала губы.
– И ты согласен с ними.
– Да, милая, согласен. Извини меня. Здесь будет форменный ад, и один бог знает, сколько это продлится. Думаю, тебе тоже следует уехать.
– Ты знаешь, что я не смогу этого сделать. Я должна присутствовать на суде. Даже если я им не понадоблюсь, – продолжила Джейми прежде, чем он успел ответить, – я должна буду пройти через это. За себя и за Джулию. – Она сжала его плечо. – А теперь дай мне поговорить с Ливи.
Джейми медленно поднималась по лестнице. Как больно, думала она. Каждый шаг давался с трудом. Просто поразительно, сколько боли может выдержать человеческое сердце. Она толкнула дверь комнаты.
Задернутые шторы и свет, включенный и днем. Еще одна тюрьма, подумала Джейми, закрывая за собой дверь.
Ее мать сидела на полу рядом с внучкой и собирала огромный пластмассовый замок. Вэл подняла глаза и посмотрела на Джейми.
– Ну, как у вас тут дела? – Джейми выдавила улыбку и шагнула вперед.
– Дядя Дэвид купил мне замок! – В голосе Оливии слышалась радость. – Тут есть король, королева, принцесса, дракон и все-все-все!
– Чудесный замок! – Благослови тебя бог, Дэвид, подумала Джейми и присела на корточки. – Это королева?
– Угу. Ее зовут Великолепная. Правда, бабушка?
– Правда, детка. А вот король Мудрец и принцесса Очарование.
Пока Оливия играла, Джейми взяла мать за руку.
– Ты не могла бы спуститься вниз и сварить кофе?
– Конечно. – Все поняв, Вэл осторожно высвободила свою руку и вышла из комнаты.
Джейми некоторое время молча следила за девочкой.
– Ливи, ты помнишь лес? – наконец спросила она. – Бабушкин дом, стоящий среди высоких деревьев, ручьев и цветов?
– Я была там совсем маленькой и ничего не помню. Мама говорила, что однажды мы вернемся туда и она покажет мне свои любимые места.
– Ты хотела бы поехать туда, в бабушкин дом?
– В гости?
– Нет. Чтобы жить там. Держу пари, тебе достанется комната, в которой жила твоя мама, когда была маленькой. Это просторный старый дом прямо в лесу. Куда ни глянь, всюду деревья, а когда дует ветер, они вздыхают, дрожат и стонут.
– Он волшебный?
– Да, в каком-то смысле. Небо там очень голубое, а в лесу все зеленое, и земля там мягкая.
– А мама приедет?
– Понимаешь, мама никогда не исчезнет, ее душа всегда будет там. Ты увидишь места, где мы играли, когда были маленькими девочками. Бабушка и дедушка будут очень заботиться о тебе.
– Это очень-очень далеко отсюда?
– Ну, не очень. Я буду приезжать к тебе в гости. – Она посадила Оливию к себе на колени. – Очень часто. Как только смогу. Мы будем гулять в лесу и бродить по ручьям, пока бабушка не позовет нас есть печенье и пить горячий шоколад.
Оливия уткнулась лицом в плечо Джейми.
– А чудовище не найдет меня там?
– Нет. – Руки Джейми напряглись. – Там ты всегда будешь в безопасности. Обещаю.
Но кто скажет, что все обещания сбываются?!
Сэм позвонил адвокату, который, как он считал, только осложнил его семейные отношения, и потребовал, чтобы тот приехал. Тэннер плохо себя чувствовал, ударился в панику и поэтому забыл половину того, в чем признался.
Именно этот адвокат, специализировавшийся в области гражданского права, первым заявил, что признание было подписано под давлением, велел клиенту настаивать на праве сохранять молчание и протрубил общий сбор.
Команду возглавил Чарльз Брайтон Смит. Этому старому лису был шестьдесят один год. Он обладал впечатляющей серебряной гривой, пронзительными голубыми глазами и умом, подобным лазеру, с наслаждением брался за дела известных людей и больше всего на свете любил шумные судебные битвы, вызывавшие ажиотаж в средствах массовой информации.
Еще не успев прилететь в Лос-Анджелес, он начал собирать бригаду следователей, клерков, экспертов, психологов и всевозможных судейских крючков. Брайтон Смит сознательно допустил утечку информации о номере авиарейса и времени прибытия, заранее принял элегантно-мрачный вид и подготовился к тому, что репортеры набросятся на него, как только он сойдет с трапа.
Его бархатный голос был поставлен, как у оперного певца; на суровом лице застыло выражение сосредоточенности, мудрости и сострадания. Первым делом он решительно заявил:
– Сэм Тэннер невиновен. Он тоже стал жертвой этой трагедии. Он потерял любимую женщину, убитую самым жестоким из возможных способов, а этим ужасом не преминула воспользоваться полиция, которой не терпелось закрыть дело. Мы надеемся исправить эту несправедливость и дать возможность убитому горем Сэму вернуться домой, к дочери.
Он не стал отвечать на вопросы и отказался от комментариев. Предоставил охранникам пробиться сквозь толпу и провести его к ожидавшему лимузину. Оказавшись внутри, адвокат подумал, что телевидение непременно сообщит о его прибытии.
И оказался прав.
Когда закончился выпуск новостей, Вэл Макбрайд выключила телевизор. Все это игра, гневно подумала она. Игра на публику, на прессу, на полицию. Еще одно шоу, чтобы повысить собственный рейтинг, увеличить тираж газет и журналов, увидеть собственные портреты на обложках и экранах.
Они используют ее девочку. Бедную мертвую девочку.
Это невозможно остановить. Джулия сама предпочла жить на глазах публики. И умереть тоже. Сейчас ее использовали адвокаты. Нужно было повлиять на восприятие общественности, извратить его и сделать из убийцы жертву. Мученика. При этом Оливия становилась еще одним средством достижения поставленной цели.
Но этому я могу помешать, сказала себе Вэл.
Она стремительно вышла из комнаты и пошла искать Джейми.
Дом был построен в виде буквы Т. Кабинет Джейми находился в левом крыле. Когда Джейми восемь лет назад приехала в Лос-Анджелес, чтобы стать секретарем сестры, она жила и работала в бунгало Джулии на холмах.
Вэл помнила, как боялась за них обеих, но письма, звонки и частые приезды дочерей были такими бодрыми и веселыми, что она не стала портить девочкам настроение. Сестры прожили вместе два года. А потом Джулия встретилась с Сэмом и вышла за него замуж. Через полгода Джейми обручилась с Дэвидом. Сначала Вэл волновалась за Джейми, но Дэвид оказался сделанным из того же теста, что и ее Роб.
Вэл всегда думала, что ее девочки счастливы, довольны жизнью и замужем за хорошими людьми. Как она могла так ошибиться?
Вэл отогнала эту бесполезную мысль, негромко постучала в дверь и открыла ее.
Комната хранила отпечаток присущего Джейми чувства стиля и стремления к порядку. Однотонные шторы обычно были раздвинуты, давая доступ солнцу и открывая вид на бассейн и сад. Но сейчас дом осаждали папарацци и телевизионщики, поэтому шторы были плотно задернуты, и, несмотря на погожий день, в кабинете горел свет.
«Мы заложники», – подумала Вэл. Дочь коротко улыбнулась ей, продолжая говорить по стоявшему на столе телефону.
Вэл села в кресло напротив и принялась ждать. Сердце забилось с перебоями. Вэл закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. «Надо сосредоточиться на неотложных делах, а не тонуть в пучине горя», – сказала она себе.
– Извини, мама. – Джейми положила трубку и провела руками по волосам. – Столько дел!
– А я тебе не помогаю.
– Очень помогаешь. Не знаю, что бы мы делали без вас с папой. Ливи… я не могу уделить ей сейчас много внимания. Спасибо Дэвиду – он взял на себя большую часть забот.
Джейми встала, подошла к маленькому холодильнику и достала бутылку воды. Организм больше не принимал кофе, который Джейми пила литрами. Голова раскалывалась от постоянной тупой боли, с которой не могло справиться ни одно лекарство.
– Но у него есть своя работа, – продолжила Джейми, наполнив два стакана. – Многие предлагают помочь отвечать на звонки, телеграммы и письма, однако…
– Это дело семейное, – закончила твердо Вэл.
– Да – Джейми протянула матери стакан и присела на край стола. – Люди оставляют цветы у ворот дома Джулии. Пришлось договориться, чтобы букеты забирали и отправляли в больницы. Спасибо, Лукас Мэннинг взял это на себя. Начали приходить письма. Лу, агент Джулии, предлагает помочь сортировать их. Думаю, в ближайшую неделю-две они обрушатся на нас, как лавина.
– Джейми…
– Мы уже получили гору соболезнований от ее коллег. И телефон звонит…
– Джейми, – чуть громче повторила Вэл. – Нам нужно поговорить о том, что будет дальше.
– Предоставь это мне.
– Сядь. – Снова зазвонил телефон, и Вэл покачала головой: – Пусть звонит. Сядь.
– Ладно, – уступила Джейми. Она села и откинула голову.
– Предстоит суд, – начала Вэл, и Джейми тут же выпрямилась.
– Не будем сейчас говорить об этом, мама.
– Нет, будем. Новый адвокат Сэма уже гарцует перед телекамерами. Кое-кто с пеной у рта доказывает, что Сэм не мог этого сделать. Он герой, жертва, трагическая фигура. Многие будут говорить так, пока все не кончится.
– А ты не слушай.
– И не собираюсь. – Голос Вэл стал гневным. – Я не позволю, чтобы это услышала Ливи, чтобы ее травмировали или использовали как вчера, когда она вышла из дома. Джейми, я хочу увезти ее домой. В Вашингтон. И как можно скорее.
– Увезти? – Джейми на мгновение смешалась. – Но ведь ее дом здесь.
– Я знаю, ты любишь ее. Мы все ее любим. – Вэл отставила стакан и взяла дочь за руку. – Послушай меня, Джейми. Малышка не может оставаться здесь, запертая в доме, как в тюрьме. Она не может выйти во двор. Мы не подпускаем девочку даже к окну, боясь, что какой-нибудь фотограф снимет ее. Она не может так жить. И никто из нас тоже.
– Это скоро пройдет.
– Когда? Как? Может быть, со временем шум слегка утихнет, но не сейчас, в преддверии суда. Осенью Оливия не сможет ходить в подготовительный класс или играть с друзьями без телохранителей. Люди будут пялиться на нее, показывать пальцем и шептаться. А кое-кто даже голоса не понизит. Я не хочу, чтобы она столкнулась со всем этим. И думаю, что ты не хочешь тоже.
– О боже, мама… – Джейми встала. У нее разрывалось сердце. – Я хочу воспитывать ее. Мы говорили об этом с Дэвидом.
– Милая, разве здесь это возможно? Тут слишком много людей, воспоминаний и риска. Дом не защитит ее от этого, каким бы замечательным он ни был. Разве вы с Дэвидом сможете бросить свой дом, свою работу, свой образ жизни, увезти девочку и полностью посвятить себя ей? А мы с твоим отцом сможем это. Сможем уберечь ее от прессы. – Она тяжело вздохнула. – Я собираюсь сама повидаться с адвокатом и немедленно начать дело о передаче опеки. Не желаю, чтобы этот человек когда-нибудь подошел к ней. Джейми, так нужно. Именно этого хотела бы Джулия.
«А как быть мне? – хотелось крикнуть Джейми. – Неужели никому нет дела до моих желаний? Это ведь я избавляла Оливию от кошмаров, успокаивала, баюкала и сидела с ней ночами!»
– Ты уже говорила с папой? – глухим голосом спросила она, отвернувшись к окну.
– Мы обсудили это утром. Он согласен со мной. Джейми, ничего лучшего нам не придумать. Вы с Дэвидом будете приезжать и жить у нас сколько захотите. Она всегда будет и вашей тоже, но не здесь, Джейми. Только не здесь и не сейчас.
Увидев Джейми Мелберн, удивленный Фрэнк вышел из-за стола. Она вошла в комнату, сняла темные очки и стала беспокойно перекладывать их из руки в руку.
– Детектив Брэди, если у вас есть немного времени, я хотела бы поговорить с вами.
– Конечно. Мы можем пройти в буфет. – Он попытался улыбнуться. – Но кофе пить не рекомендую.
– Нет. В последнее время я воздерживаюсь от кофе.
– Может быть, позвать детектива Хармона?
– Не стоит отрывать от работы вас обоих. – Она прошла в тесную соседнюю комнату. – Честно говоря, я и сама не ожидала, что приду сюда. Дело было нелегкое, – добавила она, подойдя к узкому окну. «Наконец-то окно, – подумала Джейми. – Наконец-то можно спокойно выглянуть наружу». – Вокруг все еще вьются репортеры. Их не так много, но, представляете, они даже разбили лагерь у нашего дома. Я с трудом сбежала от одного малого с четвертого канала.
– Никогда не любил этот канал.
Она оперлась руками о подоконник, засмеялась и поняла, что не может остановиться. Этот булькающий звук пробил брешь в окружавшей ее стене. У нее затряслись плечи, и смех перешел в рыдания. Держась за подоконник, Джейми раскачивалась взад и вперед. Фрэнк бережно усадил ее на стул, придвинул коробку с салфетками, взял за руку и начал молча ждать, пока она выплачется.
– Извините. – Она лихорадочно перебирала салфетки. – Я пришла сюда не за этим.
– Миссис Мелберн, не сердитесь на мои слова, но просто для этого пришло время. Чем больше сдерживаешься, тем сильнее бывает приступ.
– Джулия была очень эмоциональна. Все происходившее вызывало в ней бурю чувств. – Она вытерла нос. – Сестра относилась к тому типу женщин, которым слезы к лицу. – Джейми приложила салфетку к распухшим глазам. – Наверно, вы бы возненавидели ее за это. – Она выпрямилась. – Вчера состоялись похороны. Я пытаюсь убедить себя, что все кончено, но постоянно думаю об этом.
Джейми протяжно вздохнула.
– Мои родители хотят увезти Оливию в штат Вашингтон. Хотят взять над ней полную опеку и забрать отсюда. – Джейми взяла салфетку и начала тщательно складывать ее вчетверо. – Зачем я говорю вам это? Я хотела поговорить с Дэвидом, выплакаться ему в жилетку, а вместо этого пошла в гараж и села в машину. Наверно, мне нужно было поговорить с кем-то другим, кто не втянут в это дело, но все же имеет к нему отношение. Никого другого, кроме вас, я не нашла.
– Миссис Мелберн…
– Может быть, теперь, когда я вам исповедалась, вы будете называть меня Джейми? А мне было бы удобнее называть вас Фрэнком.
– О'кей, Джейми. Вы столкнулись с самым худшим на свете, и все навалилось на вас. Это трудно выдержать.
– Вы думаете, моя мать права?
– Я не могу говорить за ваших родных. – Брэди встал, налил воду в бумажный стаканчик и передал его Джейми. – Но я сам отец. Будь я на вашем месте, мне бы хотелось, чтобы ребенок оказался как можно дальше от этой шумихи. Хотя бы временно.
– Да, умом я понимаю это. – Но ее душа этого не выдерживала. – Вчера утром, еще до отпевания, я вывела Оливию на задний двор. Он скрыт деревьями, и там безопасно. Я хотела поговорить с ней, хотела помочь ей понять. Но сегодня утром наша фотография появилась в газете. Я даже не видела репортера. Не желаю, чтобы с ней так поступали!
Она тяжело вздохнула.
– Я хочу видеть Сэма.
Фрэнк снова опустился на стул.
– Не мучайте себя.
– Я все равно увижу его в здании суда. Во время процесса мне придется день за днем смотреть ему в лицо. Я должна увидеть его сейчас, еще до начала. Должна сделать это до того, как отпущу Оливию с родителями.
– Не знаю, согласится ли он. Адвокаты держат его на коротком поводке.
– Согласится. – Она поднялась. – Сэм не сможет побороть себя. Самолюбие не позволит.
Фрэнк уступил. Он знал, что эта женщина сумеет осуществить задуманное и без его помощи.
Она молчала, пока Брэди договаривался с канцелярией и охраной. Молчала, когда они вошли в помещение для посетителей, разделенное длинными стойками и стеклянными перегородками. Фрэнк показал ей на табуретку.
– Мне нужно уйти. В данный момент я не имею права общаться с ним без его адвоката. Я буду снаружи.
– Все будет в порядке. Спасибо.
Она собралась с силами и не вздрогнула даже тогда, когда хрипло прозвучал зуммер. Дверь открылась, и в отсек вошел Сэм.
Ей хотелось, чтобы он был бледным, измученным, седым и помятым. Но Сэм продолжал оставаться сказочно красивым. «Как он может?» – думала Джейми, сжимая в кулаки лежавшие на коленях руки. Его не портили ни резкое освещение, ни выцветшая, мешковатая тюремная одежда. Как ни странно, все это только добавляло ему привлекательности.
Когда Сэм сел и уставился на Джейми полными боли темно-голубыми глазами, ей показалось, что оператор вот-вот даст команду: «Готовы? Мотор!»
Не сводя с него взгляда, Джейми потянулась к трубке телефона. Сэм повторил ее движение по ту сторону стекла. Она услышала, как Тэннер откашлялся.
– Джейми, я так рад, что ты пришла! Я думал, что сойду с ума. Джулия… – Он закрыл глаза. – О господи, Джулия…
– Ты убил ее.
Его глаза словно распахнулись. В них читались ошеломление и боль. «О да, – подумала она, – ты великий актер, Сэм Тэннер».
– Ты не можешь верить этому, Джейми, ты лучше всех на свете знаешь, как мы любили друг друга. Я бы никогда не причинил ей зла. Никогда.
– Последний год ты только и делал, что причинял ей зло. Своей ревностью, своими обвинениями и наркотиками.
– Я пойду лечиться. Я знаю, что виноват. Если бы я послушался ее, если бы только послушался, в тот вечер я был бы там и она бы осталась жива.
– Ты был там в тот вечер, и поэтому она умерла.
– Нет. Нет. – Сэм прижал руку к стеклу, словно мог преодолеть преграду и дотянуться до нее. – Я нашел ее. Джейми, ты должна выслушать меня. Я…
– Нет, не должна. – Она чувствовала, как внутри разливалось спокойствие. – Нет, Сэм, не должна. Это ты должен выслушать меня. Я молюсь каждый день, каждый час, каждую минуту, чтобы ты заплатил за содеянное. Какую бы меру тебе ни определили, этого будет мало. Слишком мало. Сэм, я бы хотела, чтобы ты сидел за решеткой до конца жизни. Только так я смогу справиться с этим.
– Меня выпустят. – У него горело в горле от страха и тошноты. – У копов нет доказательств, им нужна только газетная шумиха. А когда я выйду, то заберу Ливи и начну все сначала.
– Ливи для тебя так же мертва, как и Джулия. Ты никогда ее не увидишь.
– Ты не можешь отнять у меня дочь! – В его глазах сверкнула ненависть. – Я заберу ее и все, что принадлежит мне! Ты всегда завидовала Джулии. Всегда чувствовала себя второй. Ты хотела иметь то же, что она, но тебе это не удастся!
Она молчала, не мешая ему изливать желчь. Его голос отдавался в ушах Джейми уродливым эхом. Она не сводила глаз с его лица и не вздрогнула ни от агрессивного тона Сэма, ни от оскорблений, которыми он ее осыпал.
А когда он выдохся, умолк и сжал кулаки, Джейми спокойно сказала:
– Теперь это твоя жизнь, Сэм. Оглянись вокруг. Стены и решетки. Если тебя когда-нибудь выпустят, ты выйдешь из тюрьмы стариком. Старым, разбитым и сломленным. И в лучшем случае будешь сниматься в рекламных роликах, которые показывают по телевидению поздно ночью. Никто не вспомнит твоего имени. И даже не будет знать, кто ты такой.
Потом она улыбнулась – впервые за все это время, – и в этой улыбке была мстительная злоба.
– В том числе и твоя дочь.
Она положила трубку, не обращая внимания на то, что Сэм колотил в стекло, и безучастно следя за тем, как к нему подошел охранник. Сэм кричал. Она видела, как шевелились его губы, а щеки заливал темный румянец, пока охранник выталкивал его в дверь.
Когда дверь закрылась и лязгнул замок, Джейми шумно выдохнула. И почувствовала, что к ней начинает возвращаться покой.
Едва она вошла, как в холл торопливо спустился Дэвид. Он обнял ее и крепко прижал к себе.
– Дорогая, где ты была? Я не находил себе места!
– Извини. Я сделала нечто, что должна была сделать. – Она отодвинулась и коснулась его щеки. – Я в порядке.
С минуту Дэвид изучал жену, а потом его глаза прояснились.
– Да, вижу. Что случилось?
– Я сделала нечто, что на меня не похоже. – Джейми поцеловала мужа и высвободилась из его объятий. Она все скажет ему. Но не сейчас. – Мне нужно поговорить с Ливи.
– Она наверху. Джейми, мы говорили с твоим отцом. Я знаю, они хотят забрать ее на Север. Увезти отсюда.
Она сжала губы.
– И ты согласен с ними.
– Да, милая, согласен. Извини меня. Здесь будет форменный ад, и один бог знает, сколько это продлится. Думаю, тебе тоже следует уехать.
– Ты знаешь, что я не смогу этого сделать. Я должна присутствовать на суде. Даже если я им не понадоблюсь, – продолжила Джейми прежде, чем он успел ответить, – я должна буду пройти через это. За себя и за Джулию. – Она сжала его плечо. – А теперь дай мне поговорить с Ливи.
Джейми медленно поднималась по лестнице. Как больно, думала она. Каждый шаг давался с трудом. Просто поразительно, сколько боли может выдержать человеческое сердце. Она толкнула дверь комнаты.
Задернутые шторы и свет, включенный и днем. Еще одна тюрьма, подумала Джейми, закрывая за собой дверь.
Ее мать сидела на полу рядом с внучкой и собирала огромный пластмассовый замок. Вэл подняла глаза и посмотрела на Джейми.
– Ну, как у вас тут дела? – Джейми выдавила улыбку и шагнула вперед.
– Дядя Дэвид купил мне замок! – В голосе Оливии слышалась радость. – Тут есть король, королева, принцесса, дракон и все-все-все!
– Чудесный замок! – Благослови тебя бог, Дэвид, подумала Джейми и присела на корточки. – Это королева?
– Угу. Ее зовут Великолепная. Правда, бабушка?
– Правда, детка. А вот король Мудрец и принцесса Очарование.
Пока Оливия играла, Джейми взяла мать за руку.
– Ты не могла бы спуститься вниз и сварить кофе?
– Конечно. – Все поняв, Вэл осторожно высвободила свою руку и вышла из комнаты.
Джейми некоторое время молча следила за девочкой.
– Ливи, ты помнишь лес? – наконец спросила она. – Бабушкин дом, стоящий среди высоких деревьев, ручьев и цветов?
– Я была там совсем маленькой и ничего не помню. Мама говорила, что однажды мы вернемся туда и она покажет мне свои любимые места.
– Ты хотела бы поехать туда, в бабушкин дом?
– В гости?
– Нет. Чтобы жить там. Держу пари, тебе достанется комната, в которой жила твоя мама, когда была маленькой. Это просторный старый дом прямо в лесу. Куда ни глянь, всюду деревья, а когда дует ветер, они вздыхают, дрожат и стонут.
– Он волшебный?
– Да, в каком-то смысле. Небо там очень голубое, а в лесу все зеленое, и земля там мягкая.
– А мама приедет?
– Понимаешь, мама никогда не исчезнет, ее душа всегда будет там. Ты увидишь места, где мы играли, когда были маленькими девочками. Бабушка и дедушка будут очень заботиться о тебе.
– Это очень-очень далеко отсюда?
– Ну, не очень. Я буду приезжать к тебе в гости. – Она посадила Оливию к себе на колени. – Очень часто. Как только смогу. Мы будем гулять в лесу и бродить по ручьям, пока бабушка не позовет нас есть печенье и пить горячий шоколад.
Оливия уткнулась лицом в плечо Джейми.
– А чудовище не найдет меня там?
– Нет. – Руки Джейми напряглись. – Там ты всегда будешь в безопасности. Обещаю.
Но кто скажет, что все обещания сбываются?!
Глава 5
Лес Олимпик, 1987
Оливии шел тринадцатый год. В то лето она была высокой неуклюжей девочкой с копной непослушных волос цвета меда, с янтарными глазами под тяжелыми веками и поразительно темными бровями. Она давно перестала считать себя принцессой, живущей в заколдованном замке, и теперь увлекалась другими вещами – от ветеринарии до лесоводства. В последнее время ей хотелось стать лесничим.Лес с зелеными тенями и влажными запахами был миром Оливии, которого она почти не покидала. Большей частью она была там одна, но не чувствовала одиночества. Дед учил ее идти по следу и охотиться на оленя или лося с фотоаппаратом в руках. Минутами, сливающимися в часы, бесшумно сидеть в засаде и следить за величественно шагающим рогачом или важенкой с олененком.
Она научилась различать породы деревьев, цветы, мхи и грибы, хотя так и не овладела умением точно зарисовывать их, несмотря на надежды бабушки.
Она целыми днями ловила с бабушкой рыбу и научилась быть терпеливой. Она работала в лесном палаточном лагере, которым руководили уже два поколения Макбрайдов, и научилась быть ответственной.
Ей разрешали бродить по лесам и ручьям, взбираться на высокие холмы. Но ни за что, ни при каких обстоятельствах не позволяли в одиночку выходить за границу леса.
И она хорошо усвоила, что у всякой свободы есть предел.
Она покинула Лос-Анджелес восемь лет назад и ни разу не возвращалась туда. Ее воспоминания о Беверли-Хиллз были смутными и отрывочными: высокие потолки, сверкающее дерево и окруженный цветами бассейн с ярко-голубой водой.
Очутившись в большом доме посреди леса, Оливия на первых порах спрашивала, когда они вернутся туда, где она жила, скоро ли за ней приедет мама и где ее папа. Но каждый раз у бабушки плотно сжимались губы, а глаза становились темными и блестящими.
Поэтому Оливия научилась ждать.
А потом и забывать.
Она росла большой и сильной. Хрупкая маленькая девочка, прятавшаяся в шкафу, стала всего лишь воспоминанием, изредка являвшимся в снах. Она научилась жить настоящим.
Работа в лагере закончилась, и Оливия неторопливо шла к дому. Весь день принадлежал ей – так же как и жалованье, которое бабушка дважды в месяц отвозила в город и клала в банк на ее имя. Что делать? Половить рыбу или съездить на велосипеде к озерам в холмах и позагорать? Нет, скучно. Ее беспокойная натура требовала чего-то большего. Она бы с удовольствием искупалась, хотя сезон уже кончался, но плавать в одиночку бабушка категорически запрещала.
Время от времени Оливия нарушала это железное правило и перед возвращением домой тщательно сушила волосы.
Бабушка всегда волнуется, думала она. Слишком много, слишком часто и по всякому поводу. Стоило Оливии чихнуть, как она бежала к телефону вызывать врача. Хорошо еще, что дедушка ее останавливал. Стоило Оливии задержаться на десять минут, как бабушка выходила на крыльцо и громким голосом начинала ее звать.
Однажды Вэл даже позвонила в Службу спасения, когда Оливия заигралась с детьми в лагере и не успела вернуться до темноты.
При мысли об этом Оливия закатывала глаза. Она бы никогда не заблудилась в лесу. Это был ее дом; она знала здесь каждый изгиб и поворот так же, как комнаты собственного дома. Именно так говорил дедушка, споря с Вэл. После каждого такого спора бабушка на несколько дней затихала, но потом все начиналось сначала.
Из леса, наполненного тенями и мягким зеленым светом, она вышла на поляну, где стоял дом, в котором выросло несколько поколений Макбрайдов.
В доме было три этажа, каждый из которых опоясывала галерея, скрепляя дом в единое целое. Фундамент тонул в цветах, папоротниках и диких рододендронах, которые переходили в разномастный сад, лелеемый дедушкой, как любимое дитя.
В каменных вазонах росли огромные анютины глазки с пурпурными и белыми лепестками; стены нижнего этажа обвивали пышные лозы дикого винограда.
Оливия много времени проводила с дедом в саду. Ее руки были в земле, а голова в облаках.
Она прошла по выложенной камнями дорожке, делая то гигантские, то крошечные шаги, чтобы не наступать на трещины, поднялась по полукруглым ступеням и толкнула входную дверь.
Едва войдя внутрь, она поняла, что в доме пусто. По привычке окликнув бабушку и дедушку, Оливия прошла в гостиную с большими старыми диванами и стенами, выкрашенными в теплый желтый цвет.
Девочка принюхалась, с удовольствием ощутив запах свежего печенья, прошла на кухню и слегка вздохнула, увидев, что оно из овсяной муки.
– Ах, были бы это шоколадные чипсы, – пробормотала она, запуская руку в большой стеклянный кувшин, – я бы съела их целый миллион…
Быстро и жадно проглотив пару штук, она увидела лежавшую на холодильнике записку.
«Ливи, я уехала в город на рынок. Вечером приедут тетя Джейми и дядя Дэвид».
– Ура! – Изо рта Оливии полетели крошки. – Подарки!
В честь такого события она съела третье печенье и тихонько чертыхнулась, прочитав записку до конца.
«Солнышко, посиди дома. Поможешь мне, когда я вернусь. Можешь убрать свою комнату, если не заблудишься в ней. Чур, все печенье не есть! Твоя бабушка».
– Угу… – Оливия с досадой закрыла кувшин крышкой.
Ну вот, теперь придется торчать в доме… Бабушка могла покупать продукты часами. День пропал. Расстроенная, Оливия пошла к черному ходу. В ее комнате не было никакого беспорядка. Там хранились ее сокровища, вот и все. Если она потеряла к ним интерес, это еще не значит, что их надо выбрасывать.