– Я никогда не забывал тебя. Мысли о тебе не выходили у меня из головы. А потом тебе исполнилось восемнадцать. Ты открыла дверь своей квартиры и остановилась на пороге – высокая, худенькая и обворожительная. Слегка раздосадованная и нетерпеливая. Потом твои глаза прояснились. О господи, я помнил эти глаза всю жизнь! Ты улыбнулась мне, я потерял голову и больше никогда не был прежним. – Он остановился в полуметре от Оливии и заметил, что она дрожит. – Никогда не был прежним.
   – Ты фантазируешь, Ной. У тебя разыгралось воображение.
   – Я много фантазировал о тебе. – Теперь он был спокоен. Потому что видел ее дрожь. – Но это не помогало. И пытался найти тебе замену. Но ни к одной из женщин не испытывал того, что испытывал к тебе. Знаю, я причинил тебе боль. Но тогда я не понимал ни тебя, ни себя. И когда приехал сюда, тоже не понимал этого. Просто знал, что при виде тебя меня бросает в дрожь. Я никогда не мог избавиться от тебя. Ты можешь представить себе, что я испытал, когда понял это?
   Испуганная, Оливия была готова броситься в бегство. Но гордость пересилила.
   – Ной, ты смешиваешь понятия.
   – Нет. – Он протянул руку, коснулся ее лица, а потом взял его в ладони. – Посмотри на меня, Лив. Посмотри. Есть одна вещь, в которой я абсолютно уверен. В том, что люблю тебя без памяти.
   У Оливии перехватило горло от счастья и ужаса.
   – Я не хочу этого.
   – Знаю. – Он нежно прильнул к ее губам. – Ты боишься.
   – Не хочу! – Оливия сжала его запястья. – Я не дам тебе того, что ты ищешь.
   – Ты сама и есть то, что я ищу. Вернее, уже нашел. Теперь нужно понять, чего хочешь и что ищешь ты.
   – Я уже сказала. У меня есть все, чего я хочу.
   – Если бы это было правдой, ты бы меня не боялась. Оливия, я собираюсь жить с тобой. Давно собирался, но сам не догадывался. Будет только справедливо, если я дам тебе время привыкнуть к этой мысли.
   – Я не хочу замуж.
   – Я еще не делал тебе предложения, – возразил Ной. – Но непременно сделаю. А пока скажи мне одну вещь. – Поцелуй был таким, что заставил их воспарить к небесам. – То, что ты чувствуешь ко мне, это всего лишь искра?
   Оливия ощутила прилив тепла и сильное, сладкое томление, от которого подгибались ноги.
   – Я сама не знаю, что чувствую…
   – Хороший ответ. Тогда дай мне любить тебя. – Ной уже вел ее к палатке, сводя с ума руками и губами. – А там посмотрим. Вдруг узнаешь?
   Он был терпеливым, нежным и показал Оливии, что такое любовь мужчины. Когда она пыталась отстраниться, Ной тут же находил новый способ преодолеть ее защиту. Растапливал лед, который не хотел таять. Крал сердце, которое не хотело, чтобы его крали.
   Когда он медленно, плавно и глубоко вошел в Оливию, то увидел ответ в ее глазах.
   – Я люблю тебя, Лив.
   Он зажал ей рот поцелуем, услышал ее прерывистое дыхание и подумал о том, как скоро Оливия тоже произнесет эти слова вслух.

Глава 29

   «Этот человек так беспечен и жизнерадостен, что ему невозможно сопротивляться», – думала Оливия. Для него не имеет никакого значения, что по крыше палатки с утра барабанит дождь, который через час вымочил бы их до нитки, вздумай они выйти в путь.
   Он проснулся счастливый, прислушался к стуку капель и сказал, что сам бог повелевает им остаться в палатке и заняться любовью.
   Поскольку Ной навалился на нее и устроил шуточную борьбу, она не смогла найти убедительных возражений против этого плана. И впервые в жизни засмеялась, отдаваясь мужчине.
   А когда она убедила себя, что хороший секс не должен быть барометром ее чувств, Ной уткнулся ей в шею, велел лежать и сказал, что сам сварит кофе.
   Оливия свернулась калачиком в теплой, уютной палатке и разомлела. Она с детства никому не позволяла баловать себя. Приучилась думать, что, если она не позаботится о себе сама, лично не присмотрит за всеми деталями и не будет двигаться в заранее намеченном направлении, это будет означать, что ее жизнью управляет кто-то другой.
   Как в свое время делала ее мать. И, возможно, отец, призналась она себе, закрыв глаза. Любовь была либо слабостью, либо оружием, а она убедила себя, что никогда не будет испытывать это чувство ни к кому, кроме своих родных.
   Ной вернулся в палатку с двумя дымящимися чашками. Его выгоревшие на солнце волосы были мокрыми от дождя, ноги босыми, а наспех натянутые джинсы расстегнутыми. Оливию захлестнула волна любви.
 
   – У меня хорошие новости, – проговорил Ной. – Погода улучшается. – Оливия подняла бровь и посмотрела на крышу палатки, по которой равномерно стучал дождь. – Максимум через час будет ясно, – стоял на своем Ной. – Если я прав, ты будешь готовить завтрак, греясь на солнышке. Если нет, то я приготовлю его под дождем.
   – Идет.
   – А как насчет свидания по возвращении?
   – То есть?
   – Ну, свидания. Поездка на моей машине, обед, кино и так далее…
   – Я думала, ты спешишь вернуться в Лос-Анджелес.
   – Я могу работать где угодно. А ты здесь. Как у него все просто…
   – Мне приходится тянуться за тобой. А ты все время стремишься вперед.
   Он пригладил ее растрепавшиеся волосы.
   – Это так трудно?
   – Да, но не так, как мне казалось. Не так, как должна было быть. – Она тяжело вздохнула, собираясь с силами. – Я забочусь о тебе. А это нелегко. Я не привыкла.
   Он наклонился, поцеловал ее в лоб и сказал:
   – Привыкай.
 
   Тем временем Сэм Тэннер выглянул из окна снятого коттеджа и уставился в полумрак.
   Он никогда не понимал, почему Джулию влекло сюда, в это дождливое и холодное место, затерявшееся в дремучих лесах.
   Она была создана для света. Для огней рампы, сияния элегантных люстр, жарких лучей прожекторов…
   Но какая-то невидимая нить то и дело тянула ее сюда. Теперь он понимал, что всеми силами пытался оборвать эту нить. Пользовался любым предлогом, чтобы не ездить с ней и не отпускать одну. После рождения Оливии они были здесь лишь дважды.
   Он не обращал внимания на ее тягу к дому, не желая, чтобы кто-нибудь или что-нибудь было для Джулии дороже его.
   Боясь забыть об этом, Сэм включил купленный диктофон и записал свои мысли. Он собирался еще раз повидаться с Ноем, но не был уверен, что успеет это сделать. Головные боли возвращались регулярно и накатывались на него, как грохочущий товарный поезд.
   Похоже, врачи отпустили ему слишком большой срок. Если так, от него останется запись.
   Так что книга выйдет в любом случае.
   У него было все необходимое. На кухне хранился запас продуктов, купленных в курортном магазине. Иногда ему не хватало сил добраться до столовой. Кассет и батареек было достаточно, чтобы продолжать рассказ до тех пор, пока он не увидится с Ноем.
   «Где его черти носят? – гневно подумал Сэм. – Время уходит!» Ему был нужен собеседник. Он изнывал от одиночества.
   Череп снова раскалывался от боли. Тэннер вынул несколько пузырьков, купленных частично по рецепту, частично с рук – хотя последнее было немалым риском. Нужно унять боль. Он не сможет думать и делать свое дело, если позволит боли одержать верх.
   А дел хватало. Причем с избытком.
   «Оливия, – мрачно подумал Сэм. – Нужно заплатить долг».
   Он поставил пузырьки на стол. Рядом со сверкающим длинным ножом и «смит-вессоном» тридцать восьмого калибра.
 
   Ной мог радоваться: его предсказание сбылось. Но еще больше он обрадовался, когда наконец спустился на равнину и оказался в лесу. Можно было помечтать о горячем душе, тихом номере и возможности побыть несколько часов наедине с компьютером и телефоном.
   – Ты проиграла мне два пари, – напомнил он Оливии. – Дождь кончился, и я не плакал по своему компьютеру.
   – Нет, плакал. Только в уме.
   – Это не считается. Так что плати. Впрочем, нет… Предлагаю сделку. Взамен ты найдешь мне место, где я смогу немного поработать.
   – Постараюсь что-нибудь придумать.
   – А как насчет горячего душа и возможности переодеться? – Увидев взгляд Оливии, Ной улыбнулся. – Если ты возражаешь, то я записался в очередь на номер. Пока же мне придется жить в лагере и пользоваться общественным душем. А я очень стеснительный.
   Оливия фыркнула, и довольный Ной взял ее за руку.
   – Но тебя я не стесняюсь. Ты можешь принять душ вместе со мной. В нашей семье очень серьезно относятся к охране здоровья.
   Она нахмурилась, но только для виду.
   – Мы можем зайти в дом, – сказала она, посмотрев на часы. – В это время бабушка обычно проводит экскурсию для детей, а потом отправляется на рынок. Брэди, у тебя есть час на то, чтобы помыться и уйти. Я не хочу ее расстраивать.
   – Не проблема. – Ной пообещал себе, что не позволит этого. – Лив, но в конце концов ей придется встретиться со мной. В худшем случае, на нашей свадьбе.
   – Ха-ха. – Она вырвала руку.
   – Предлагаю еще одно пари. Я очарую ее за час.
   – Не хочу.
   – Я знаю, почему ты не соглашаешься. Боишься, что она перейдет на мою сторону и скажет тебе, что только слепая дура может не упасть к моим ногам.
   – Что-то ты слишком разошелся. Держи себя в руках.
   – Ты уже убедилась, что это я умею. Сама призналась.
   Сначала Ной увидел вспышки, лишь блики, прорывавшиеся сквозь деревья. Мазки и пятна красного, голубого и желтого, а затем яркие солнечные зайчики, отражавшиеся от стекол.
   Выйдя на поляну, он остановился как вкопанный и схватил Оливию за руку.
   Когда прежде он подвозил ее, стояла кромешная тьма. Он не видел ничего, кроме огромного темного силуэта дома и полуосвещенного окна.
   Сейчас перед ним стоял дом из сказки. Резная крыша, крепкое старое дерево, камень и цветы у цоколя.
   Два кресла-качалки на крыльце, горшки с чудесными цветами и широкие окна, сквозь которые в дом заглядывал лес.
   – Это само совершенство.
   Удивленная и обрадованная, Оливия всмотрелась в его лицо и убедилась, что он говорит искренне.
   – Тут выросло несколько поколений Макбрайдов, – промолвила она.
   – Неудивительно.
   – Что неудивительно?
   – Что это твой дом. Он словно создан для тебя. Он, а не дом на Беверли-Хиллз. Тот никогда не стал бы твоим.
   – Я никогда не узнаю этого.
   Он повернулся и посмотрел ей в глаза.
   – Уже знаешь.
   Будь на месте Ноя кто-нибудь другой, она бы поспорила. Если бы вообще стала говорить об этом.
   – Да, знаю. Но откуда об этом знаешь ты?
   – Потому что думаю о тебе двадцать лет.
   – Этого не может быть.
   – Не должно. Но когда я переношусь на двадцать лет назад, ты уже там.
   У Оливии сжалось сердце. Ей пришлось отвернуться, чтобы справиться с волнением.
   – О боже, что ты со мной делаешь… – Когда руки Ноя легли на ее плечи и привлекли к себе, она покачала головой. – Нет, не сейчас.
   – Всегда, – тихо сказал Ной и нежно поцеловал ее в губы.
   Руки Оливии поднялись сами собой и обвили его шею, а тело прижалось к телу. Это еще не была капитуляция. Всего лишь временное перемирие.
   В душе Ноя бушевала буря. Его губы становились все более жадными.
   – Говори, – потребовал он. Ему отчаянно хотелось услышать подтверждение того, о чем говорили ее губы.
 
   Оливия молчала, разрываясь между страхом и радостью, и опомнилась только тогда, когда услышала на проселке звук мотора.
   – Кто-то едет.
   Ной продолжал держать ее за плечи и смотреть в глаза.
   – Ты любишь меня. Скажи это.
   – Я… Это бабушка. О боже, что я наделала?
   Грузовичок уже выезжал из-за поворота. «Слишком поздно просить его уйти», – поняла Оливия. Да и блеск, появившийся в глазах Ноя, говорил, что прятаться он не намерен. Она отвернулась и собралась с силами.
   – Я возьму это на себя.
   – Нет. – Ной крепко сжал ее руку. – Мы займемся этим вместе.
   Пока они шли к грузовику, Вэл продолжала сидеть в кабине, вцепившись в руль. Она увидела виноватое лицо Оливии и отвернулась.
   – Бабушка…
   – Я вижу, ты вернулась.
   – Да, только что. Я думала, ты с детьми.
   – Их взяла Джени. – Вэл душил гнев, и слова сорвались с губ сами собой. – Думали прошмыгнуть в дом и уйти, пока меня нет?
   Опешившая, Оливия замигала, и тут вперед вышел Ной. Снова прикрыл ее собой, как тогда, от пумы.
   – Я попросил Оливию позволить мне принять душ и переодеться, пока не освободится номер на базе. Миссис Макбрайд, я Ной Брэди.
   – Я знаю, кто вы. Это дом Ливи, – отрезала Вэл. – Если она разрешила вам войти и помыться, это ее право. Но мне вам сказать нечего. Отойдите в сторону, – велела она. – Мне нужно выгрузить продукты.
   Она взялась за руль и, не поглядев на обоих, поехала к черному ходу.
   – Я нарушила слово, – пробормотала Оливия.
   – Ничего ты не нарушила.
   Когда Оливия увидела, что Ной пошел вслед за грузовиком, у нее перехватило дыхание.
   – Что ты делаешь? Куда ты идешь?
   – Помочь твоей бабушке выгружать продукты.
   – О, ради бога! – Она вцепилась в его руку. – Перестань! Разве ты не видишь, как я ее обидела?
   – Вижу. Но вижу и то, как она обидела тебя. – В голосе Ноя звучала стальная решимость. Он отстранил руку Оливии. – Я не отступаю. И вам обеим придется привыкнуть к этому.
   Он подошел к черному ходу и, не дав Вэл открыть рта, взял у нее из рук сумку. Потом залез в кузов и достал вторую.
   – Я отнесу.
   Ной поставил сумки на заднее крыльцо и вошел на кухню.
   – Извини! – Оливия устремилась к Вэл. – Бабушка, извини! Я не… Я скажу, чтобы он ушел.
   – Ты уже сделала выбор. – Напрягшаяся Вэл потянулась за следующей сумкой.
   – Я не подумала… Извини. – У Оливии дрожали губы; приближалась истерика. – Я виновата. Я заставлю его уйти.
   – Едва ли, – пытаясь сдержать гнев, ответил вернувшийся Ной. Он подошел к грузовичку и взял две оставшиеся сумки. – Это не легче, чем заставить что-то сделать тебя. Миссис Макбрайд, если вам нужно на ком-то выместить досаду, выместите ее на мне.
   – Ной, может быть, ты пойдешь?
   – И оставлю тебя виноватой и несчастной? – Ной посмотрел на нее долгим и спокойным взглядом, который заставил Вэл прищуриться. – Я думал, ты меня знаешь. Мне жаль, что мы не договорились о книге, – продолжил он, повернувшись к Вэл. – И жаль, что мое присутствие здесь так огорчает вас. Но факт остается фактом. Я собираюсь написать книгу и жениться на Оливии. Надеюсь, что мы придем к соглашению и в том и в другом случае, потому что она любит вас. И настолько благодарна вам за то, что вы для нее сделали, что, если ей придется выбирать между вашим спокойствием и собственным счастьем, она выберет вас.
   – Это нечестно… – начала Оливия, но Вэл подняла руку и заставила ее замолчать.
   Ее душевная рана могла вскрыться и истечь кровью. Но глаза Вэл не потеряли зоркости. Она предпочла бы увидеть в лице Ноя жестокость и беспощадность, эгоизм, слегка замаскированный хорошими манерами.
   Но видела только гнев, который не стал меньше с тех пор, как она набросилась на Оливию. И ту же силу, которую когда-то видела в лице его отца.
   – В этом доме о книге не может быть никаких разговоров. Ной кивнул:
   – Понятно.
   – В этих сумках скоропортящиеся продукты, – сказала Вэл и отвернулась. – Их нужно разгрузить.
   – Дай мне… – заикнулась Оливия, но зашипела с досады, когда Ной просто прошел мимо и направился за бабушкой.
   Выбора не было. Она сбросила рюкзак, оставила его на крыльце и устремилась следом.
   Когда Оливия вошла на кухню, Вэл, уже успевшая выгрузить продукты, посмотрела на дверь. Несчастные глаза внучки заставили ее почувствовать стыд.
   – Вы могли бы снять рюкзак, – сказала она Ною. – Думаю, вам опостылело тащить его.
   – Если я признаюсь в этом, Лив поднимет меня на смех. Ей хочется считать меня изнеженным горожанином, который не может отличить запад от востока.
   – Ты и не можешь, – смущенно пробормотала Оливия.
   – Это была проверка, – улыбнулся Ной.
   – А вы не такой? – спросила Вэл. Даже слепой заметил бы, что эти двое влюблены друг в друга. – Не изнеженный горожанин?
   – Нет, мэм, не такой. Честно говоря, я влюбился, и не только в Лив – хотя это именно так, – но в Вашингтон. По крайней мере, в эту часть штата. Я уже присмотрел несколько мест, где мы могли бы построить дом, но Лив говорит, что у нас будут трудности, потому что это территория национального парка.
   – Не слушай его, – пролепетала Оливия, когда к ней вернулся дар речи. – Это не…
   – Прожить несколько дней на базе или в лагере – это одно, а поселиться здесь – совсем другое, – прервала ее Вэл.
   – Не думаю. – Ной непринужденно прислонился к буфету. – Но кое в чем я очень сговорчив. Тут она счастлива. Тут ее дом. Как только я увидел его, то понял, что ей захочется отпраздновать свадьбу в этом дворе, между цветами и лесом. Это очень в ее духе, правда?
   – Ох, перестань! – выпалила Оливия.
   – Я говорю не с тобой, – мягко ответил Ной и любезно улыбнулся Вэл. – Она от меня без ума, но еще не привыкла к этой мысли.
   Вэл едва не улыбнулась. Сначала у нее сжалось сердце, но тут она увидела пылающие щеки своей девочки и успокоилась.
   – Вы очень умный молодой человек, не так ли?
   – Хотелось бы надеяться.
   Вэл слегка вздохнула и аккуратно сложила опустевшую коричневую сумку.
   – Можете сходить за своими вещами и занять комнату для гостей.
   – Спасибо, мэм. Рюкзак я оставлю здесь. – Он повернулся, взял не успевшую опомниться Оливию за подбородок и жарко поцеловал. – Я скоро.
   – Я… – За Ноем захлопнулась дверь, и Оливия развела руками. – Не надо было этого делать. Он прекрасно пожил бы в лагере. Тебе будет неудобно, если он останется здесь.
   Вэл подошла к буфету и сунула в него сумки.
   – Ты любишь его?
   – Я… это просто… – Она беспомощно умолкла. Вэл обернулась и посмотрела на нее.
   – Ты любишь его, Ливи?
   Оливия только кивнула, и из ее глаз потекли слезы.
   – А если бы я сказала, что не хочу его видеть и не хочу, чтобы между вами было что-нибудь общее? И что ты обязана считаться с моим мнением?
   – Но…
   – Я не буду знать покоя, если этот человек войдет в твою жизнь.
   Оливия побелела от боли. Казалось, в ее сердце вонзился наконечник копья. Эта женщина дала ей приют. Открыла ей свои объятия и свое сердце… Она уцепилась за край буфета, чтобы не упасть.
   – Я пойду… пойду скажу ему, чтобы он уехал.
   – Ох… Ох, Ливи… – Вэл упала на стул, закрыла лицо руками и заплакала.
   – Не надо! Не плачь. Я отошлю его. Он больше не вернется. – Оливия опустилась на колени и обняла Вэл за талию. – Я больше с ним не увижусь.
   – Он был прав. – Вэл вытерла глаза и обхватила руками бледное лицо внучки. – Я хотела сказать, что он лжет, но он был прав. Из-за меня ты отвернулась бы от него и от собственного сердца. Я хотела, чтобы он оказался эгоистом, но эгоисткой оказалась я сама.
   – Нет. Никогда.
   – Я прятала тебя, Ливи. – Вэл дрожащей рукой погладила Оливию по голове. – Сначала для твоей и моей пользы. Но когда прошло время, стало ясно, что я прячу тебя для себя. Я потеряла Джулию и поклялась, что с тобой ничего не случится.
   – Ты заботилась обо мне.
   – Да, заботилась. – Продолжавшая плакать Вэл поцеловала Оливию в лоб. – Ливи, я любила тебя и нуждалась в тебе. Отчаянно нуждалась. И поэтому никогда не позволю тебе уйти.
   – Не плачь, ба. – При виде ее слез у Оливии разрывалось сердце.
   – Я должна повернуться лицом к жизни. Мы обе должны, Ливи. До сих пор я никому не позволяла этого. Когда твой дед пытался поговорить со мной об этом, хотел заставить меня понять, я отворачивалась. Еще несколько дней назад я не стала бы слушать его. Знала, что он прав, но не слушала. А сейчас посторонний человек заставил меня сделать это.
   – Всем, что у меня есть, всем, что составляет мою сущность, я обязана тебе.
   – Это не долг, – резко сказала Вэл, сердясь на себя. – Мне стыдно, что я заставила тебя так думать. Стыдно, что я отвернулась от тебя, когда ты решила помочь ему написать книгу. Я должна была понять, что тебе это необходимо, но сознательно отвернулась и заставила тебя страдать. Отгородилась от тебя стеной, но была слишком горда и слишком боялась снести ее.
   – Я должна знать, почему это случилось.
   – А я никогда не позволяла этого. Ни тебе, ни кому-нибудь из нас. – Вэл притянула к себе Оливию и прижалась щекой к ее макушке. – Я все еще не знаю, справлюсь ли. Но твердо знаю одно: я хочу, чтобы ты была счастлива. Не только спокойна. Одного спокойствия человеку мало.
   Вэл взяла себя в руки, откинулась на спинку стула и вытерла слезы.
   – Будет лучше, если твой молодой человек останется здесь.
   – Я не хочу, чтобы он огорчал тебя.
   Вэл сделала отчаянное усилие и заставила себя улыбнуться.
   – Пусть поживет у нас. Я присмотрюсь к нему и решу, достоин ли он тебя. Если пойму, что нет, то позабочусь, чтобы твой дед как следует выпорол его.
   Оливия подняла глаза.
   – Он говорит, что очарует тебя меньше чем за час.
   – Ну что ж, посмотрим. – Вэл поднялась, достала платок и высморкалась. – Чтобы очаровать меня, красивого лица мало. Я сама буду делать выводы. – После таких переживаний у нее слегка кружилась голова.
   – Думаю, мне лучше сходить наверх и посмотреть, в порядке ли комната для гостей.
   – Я сама сделаю это. И заодно отнесу рюкзак. – Оливия прикинула его вес. – Мне надо сбегать в центр. Посмотрю, как там дела, и вернусь.
   – Можешь не торопиться. Дай мне поговорить с твоим молодым человеком. До сих пор ты никого не приводила в дом. Наверно, не хотела меня расстраивать.
   – Он скользкий как угорь.
   – Ничего, я тоже не лыком шита.
   – Ба, я тебя ужасно люблю.
   – Да, знаю. Ступай. Мне нужно привести себя в порядок. Поговорим позже, Ливи, – пробормотала она, когда Оливия пошла к лестнице. – Мы давно не разговаривали, правда?
   Оливия взлетела по лестнице и зашагала по коридору. Она влюбилась, но это никому не повредило. Совсем наоборот. Брешь, которая последние месяцы разделяла их с бабушкой, затянулась.
   Будущее казалось огромным, чудесным миром с неограниченными возможностями. Счастливая, Оливия настежь распахнула дверь своей спальни. И радость, наполнявшая ее душу, тут же испарилась.
   На подушке, в изголовье ее кровати, лежала в потоке света одинокая белая роза.

Глава 30

   Она не могла дышать. Голова кружилась. Она рухнула на колени.
   Отчаянно хотелось уползти. В шкаф, в темноту.
   Оливия боролась с паникой. Она прижала руку к рубашке, опустила глаза и поразилась тому, что на ладони не видно крови.
   Чудовище было здесь.
   «В доме. Он был в доме». Мысль об этом заставила ее подняться. Но ватные ноги подвели Оливию. Она споткнулась о брошенный рюкзак и по инерции упала на кровать; при этом ее пальцы оказались всего лишь в нескольких сантиметрах от черенка девственно-белой розы.
   Она быстро отдернула руку, как будто цветок был ядовитой змеей и мог укусить ее.
   «Он приходил в дом, – снова подумала она. – А на кухне была бабушка. Одна». Дрожащая рука потянулась к висевшему на поясе ножу и со свистом выхватила его из кожаных ножен. Оливия молча пошла к двери.
   Она больше не беспомощный ребенок и может защитить тех, кого любит.
   «Конечно, сейчас его здесь нет. Он давно ушел». Оливия пыталась убедить себя с помощью логики, но все еще ощущала вкус страха.
   Она выскользнула в коридор, прижалась спиной к стене, напрягла слух и сжала в ладони горячую рукоять ножа. Она осторожно двигалась от комнаты к комнате, как будто шла по следу оленя. Пристально осматривала каждую, пытаясь заметить малейшее изменение, уловить чужой запах. Возле двери на чердак у нее подогнулись колени.
   «А вдруг он прячется там, где заперта память? Вдруг знает, что все драгоценные воспоминания о матери тщательно хранятся за этой дверью?»
   Она представила себе, что поднимается по ступеням. Старое дерево предательски поскрипывает под ее ногами. И видит его, стоящего над сундуком с откинутой крышкой. В душном, спертом воздухе распространяется запах матери.
   В его руке окровавленные ножницы, с отцовского лица смотрят безумные глаза чудовища.
   Когда дрожащие пальцы Оливии коснулись круглой ручки, она почти желала, чтобы так было. Она бы подняла нож и вонзила его в чудовище. Так же, как когда-то оно вонзило концы ножниц в спину ее матери. И прикончила бы его.
   Но ее ладонь бессильно лежала на ручке, лоб прижался к филенке. В первый раз она хотела заплакать и не могла.
   Услышав на проселке звук автомобильного мотора, она задвинула засов и заставила себя добраться до окна.
   Приступ страха, охвативший ее при виде незнакомой машины, сменился облегчением, когда она увидела выбравшегося наружу Ноя. Она схватилась за подоконник и обвела взглядом деревья, отбрасывавшие длинные тени.
   «А вдруг он там? А вдруг следит?»
   Оливия подумала о бабушке. Нет, нет, она не будет ее пугать. Она справится с собой. Она спрятала нож, но для страховки не стала застегивать ножны.
   Затем снова прислонилась к стене и сделала несколько медленных вдохов и выдохов. Услышав на лестнице шаги Ноя, она вернулась в коридор.
   – Похоже, она начинает менять гнев на милость. Спросила, люблю ли я свиные отбивные.
   – Поздравляю. – Надо же, какой твердый у нее голос. Какой спокойный… Она протянула руку и взяла у него чемоданчик с портативным компьютером. – Комната для гостей здесь. Там есть отдельная ванная.
   – Спасибо. – Он вошел следом, осмотрелся и поставил сумки на кровать. – Тут намного симпатичнее, чем в лагерной палатке. Кстати, как ты думаешь, кто здесь?
   – Здесь?
   Услышав ее срывающийся голос, Ной прищурился.
   – Лив, что случилось?