– Это он. Отпусти меня! Это он.
   Спрашивать, кто это «он», не потребовалось. Таким тоном Оливия говорила только об отце.
   – Откуда ты знаешь?
   Ее глаза побелели от страха.
   – Он уже звонил. Только что.
   – Что он тебе сказал?
   – Ничего. – Измученная, Оливия скорчилась и зажала руками уши. – Ничего, ничего!
   – О'кей, ладно. Посиди здесь. – Ной посадил Оливию на пол и с налитыми кровью глазами шагнул в кабинет. Но когда он взялся за трубку, звонки прекратились.
   – Это был он. – Оливия сумела подняться и дойти до двери. Но ее трясло. – Он ничего не сказал. Просто включил музыку. Музыку, которую слушала моя мать в тот вечер, когда ее убили. Он хочет сказать мне, что ничего не забыл.

Глава 25

   Он сумел получить комнату, но его предупредили, что это только на одну ночь. До конца месяца все номера на базе были забронированы. Оставались два палаточных лагеря, но эта мысль не вызывала у него энтузиазма.
   Впрочем, выбора не было. Если он собирался остаться, то нужно было купить кое-какое туристское снаряжение.
   А остаться он собирался.
   Сначала он хотел снять шикарный люкс в гостинице, куда можно было бы достаточно быстро добраться на машине. Там можно было бы спокойно работать и соблазнять Оливию. Но после случившегося вчера вечером он не мог позволить себе жить далеко отсюда.
   Он решил не спускать с нее глаз. Единственный способ закончить дело – держаться своего и переупрямить ее.
   Лишним доказательством этого стал вчерашний вечер. Она рассказала ему о телефонном звонке, о музыкальной шкатулке. Ее страх был неподдельным; казалось, что их в комнате трое. Но как только Оливия пришла в себя, она снова заупрямилась и шарахнулась от него.
   Он думал, что это частично объясняется ложным стыдом и боязнью показать свою слабость. С другой стороны, таким способом она годами латала бреши в своей обороне. Прятала свои страхи в сундук, запирала и отказывалась говорить о них.
   Оливия вспылила, когда он предложил проводить ее. Она прекрасно знает дорогу, он заблудится на обратном пути, никакой телохранитель ей не нужен. И не надо ее никуда провожать.
   Ной вышел во внутренний дворик и обвел взглядом темно-зеленый летний лес.
   До сих пор ему не доводилось тащить женщину в машину. Никогда не доводилось преодолевать такое сопротивление. Тем более что у обоих не было и мысли о сексе. И он никогда не был так близок к поражению.
   Ной рассеянно потер покрытые синяками ребра.
   Чему он радуется? На его месте другой бы стыдился. И все же он чувствовал, что поступил правильно. Во-первых, благополучно довез ее до дома. Во-вторых, сумел продержать достаточно долго, чтобы отпраздновать свою победу страстным поцелуем.
   Который длился до тех пор, пока она не укусила его.
   О боже, он сходил по ней с ума.
   Одного стремления защитить и успокоить Оливию было достаточно, чтобы начать поиски Сэма Тэннера.
   Он вернулся в номер и позвонил отцу.
   – Как мама?
   – Нормально. Сегодня я отвез ее на работу и заставил дать обещание, что она никуда не пойдет одна. Я буду возить ее на работу и с работы, пока… в общем, пока.
   – Есть какие-нибудь новости о Тэннере?
   – Нет. Он снял со своего банковского счета две тысячи наличными. Снял жилье на неделю и оплатил его. Мы… то есть полиция опросила кое-кого, показывая его фотографию, но ничего не добилась. Я попросил пару приятелей проверить аэропорты и вокзалы, не заказал ли он билет на свое имя. Ничего. Его необходимо найти. Нанять частного сыщика. Самого лучшего из всех, кого ты знаешь. Я могу себе это позволить.
   – Это мое дело. Мне и платить по счету. Я договорился, что ты будешь звонить на базу и оставлять для меня сообщения. Скорее всего, какое-то время я буду жить в палатке, и сотовый телефон не всегда будет при мне. Но на базу буду заходить часто, как смогу.
   – Ной, если он решил отыграться, то его первой мишенью станешь ты. Он умирает, и терять ему нечего.
   – Я вырос в семье копа. И смогу защитить себя. Позаботься о маме.
   Фрэнк сделал паузу.
   – Я умею позаботиться о том, что принадлежит мне. Будь осторожен, Ной.
   – Ты тоже. – Он дал отбой, а затем начал расхаживать по комнате, пытаясь сформулировать вертевшуюся в голове мысль. Когда это удалось, Ной улыбнулся. Мысль была простая и гениальная. – Я тоже умею заботиться о том, что принадлежит мне, – пробормотал он и пошел искать Оливию, от души надеясь, что та остыла.
 
   Она не остыла. Наоборот, лелеяла свой гнев, как преданная мать лелеет капризного ребенка. И пользовалась этим гневом, чтобы победить удушливый страх, охватывавший ее каждый раз, когда звонил телефон.
   Когда Ной вошел в ее кабинет, она медленно поднялась и прищурилась. И начала стрелять, как снайпер – быстро и с бедра.
   – Живо убирайся из моего кабинета! И с базы тоже! Если ты не послушаешься и через десять минут еще будешь здесь, я вызову копов и обвиню тебя в оскорблении действием!
   – Ты ни за что этого не докажешь, – сказал Ной с беспечностью, которая, как он знал, доводила Оливию до белого каления. – Синяки остались только у меня. Не ругайся, – быстро добавил он и закрыл дверь. – Вокруг юные, впечатлительные существа. У меня есть для тебя дело.
   – Дело для меня? – Она открыла рот, готовая зарычать, но вздрогнула, когда зазвонил телефон.
   Не успела она пошевелиться, как Ной схватил трубку.
   – Натуралистический центр «Риверс-Энд». Кабинет мисс Макбрайд. Это Рауль, ее секретарь. Мне очень жаль, но она на совещании. Будьте добры…
   – Идиот! – прошипела Оливия и вырвала у него трубку. – Оливия Макбрайд слушает.
   Ной пожал плечами и начал слоняться по комнате, ожидая окончания делового разговора. Когда Оливия положила трубку и умолкла, он заглянул в горшок с цветущей африканской фиалкой.
   – Я подумываю провести несколько дней вдали от современной техники, – небрежно заявил он. – Чтобы проверить себя. В общем, человек на лоне природы… – Он оглянулся.
   Оливия по-прежнему стояла, сложив на груди руки. Пламя в ее глазах потухло; теперь они были нарочито бесстрастными.
   – Я бы волновался сильнее, если бы ты не боялась. Это значило бы, что ты набитая дура, – с легкой досадой сказал Ной.
   «Как он сумел все понять за долю секунды?» – подумала она.
   – Я не дамочка с расстроенными нервами. Могу сама позаботиться о себе.
   – Вот и отлично. Поскольку я надеюсь, что в ближайшие дни ты позаботишься обо мне. Хочу заняться пешим туризмом и ночевать в палатке под открытым небом.
   Она недоверчиво рассмеялась.
   – Черта с два!
   – Три дня. Ты и я. – Он поднял палец, предупреждая новый взрыв смеха. – Мы уйдем отсюда. Хотя бы ненадолго. Ты будешь делать то, что умеешь лучше всего. И я тоже. Ты согласилась дать мне интервью, поэтому будем беседовать. Ты любишь эти места, и я хочу, чтобы ты мне их показала. Хочу увидеть их твоими глазами.
   – Для книги.
   – Нет, для себя. Я хочу побыть с тобой наедине.
   Оливия почувствовала, что ее решимость и гнев начинают таять.
   – Я передумала. Мне это неинтересно.
   – Еще бы, – нисколько не обидевшись, он взял руку Оливии и провел по ней пальцем. – Ты злишься, потому что вчера вечером я одолел тебя. Честно говоря, это было… – Он опустил глаза и осекся, увидев синяк на ее предплечье. – Ага, значит, досталось не мне одному. – Ной поднял руку Оливии и поцеловал запястье. – Извини.
   – Убери лапы! – Она шлепнула его по руке. – Все верно… Я злюсь, потому что ты видел мою слабость, а я позволила это. Злюсь, потому что ты не оставляешь меня одну и потому что мне нравится быть с тобой даже тогда, когда ты меня раздражаешь.
   – Ну что ж, тогда тебе придется позлиться еще немного. Я никуда не уеду, пока мы обо всем не договоримся. Ливи, пойдем играть в лес.
   – У меня есть работа.
   – Я платежеспособный клиент. Кстати говоря, дай мне список необходимого и того, что можно купить на базе. Так что можешь легко заработать пару тысяч. Соглашайся, Лив. Предложение стоящее.
   – Тебе понадобится разрешение на вход в Заповедник.
   – На какой срок?
   – Хватит и суток. Через двадцать четыре часа ты заплачешь по своему портативному компьютеру.
   – Пари?
   – На сотню долларов.
   – Идет. – Он пожал ей руку.
 
   Ной не ожидал, что составленный ею список будет включать целый гардероб – вплоть до количества пар носков и нижнего белья, которые потребуются в походе. Как будто ему было двенадцать лет и он читал оставленный матерью перечень дел, которые необходимо сделать за день.
   Он приобрел снаряжение, в том числе новый рюкзак, поскольку она указала в перечне, что его старый слишком мал. И хотя они договорились не брать лишнего веса, купил две бутылки вина и сунул их в запасные носки. Ночевка в палатке – это одно. А первобытные инстинкты – совсем другое.
   Когда все было закончено, он сообразил, что понесет на спине килограммов двадцать. И подумал, что километров через десять они покажутся ему пятьюдесятью.
   С некоторым сожалением он отнес сотовый телефон и портативный компьютер в багажник взятой напрокат машины.
   – Я скоро вернусь, ребятки, – пробормотал Ной.
   – Ну что, похоже, я выиграла свою сотню?
   – Это было не хныканье, а нежное прощание.
   Он обернулся и осмотрел Оливию. На ней были просторные поношенные джинсы, майка с эмблемой базы и ветровка, обвязанная вокруг талии. Крепкие ботинки со множеством царапин. Она несла свой рюкзак, как пушинку.
   Насмешливая улыбка очень шла ей.
   – Ты уверен, что готов к испытаниям?
   – Жду не дождусь.
   Она поправила бейсболку и подняла палец.
   – Раз так, на старт.
   Дождя не было, и лес показался Ною более привлекательным и не таким пугающим, как в прошлый раз. Сквозь просветы в хвое пробивались солнечные лучи, заставляя искриться сочные зеленые листья ползучих лоз и хрупкие веточки папоротника.
   Прикосновение воздуха к лицу успокаивало и придавало уверенности в себе.
   Пока мышцы разогревались от ходьбы, Ной молчал и прислушивался к шорохам и звукам, которые можно было назвать музыкой леса.
   Оливия ждала, что он заговорит, будет задавать вопросы или произнесет один из тех импровизированных монологов, на которые он был мастером. Но Ной молчал, и владевшее ею напряжение постепенно исчезало.
   Они миновали мирно журчавший узкий ручей, обогнули заросли папоротника и вышли на длинную тропу с затяжными подъемами и спусками, которая вела к заповеднику.
   Заросли становились все гуще и оплетали тропу. Там, где было можно, Оливия обходила их стороной, иногда продиралась сквозь них, придерживая ветки, чтобы ненароком не хлестнуть Ноя по лицу.
   – Спасибо, – Ной наконец оценил ее заботу.
   – А я уж подумала, что ты онемел.
   – Ты хотела тишины. – Ной протянул руку и погладил ее по шее. – Что, привал?
   – Я останавливаю тебя только тогда, когда ты слишком много болтаешь. Ной усмехнулся.
   – Лив, мне действительно нравится быть с тобой. – Он взял Оливию за руку, и их пальцы переплелись. – И всегда нравилось.
   – Ты сбился с шага.
   – А куда торопиться? – Он рассеянно поднес ее руку к губам. – Я думал, ты возьмешь с собой Ширли.
   – Она редко отходит от деда. Кроме того, в заповедник собак не пускают… Посмотри-ка! – Она резко остановилась, нагнулась и постучала пальцем по оставшемуся на тропе отпечатку внушительной лапы.
   – Это…
   – Медвежий след, – сказала она. – И совсем свежий.
   – Откуда ты знаешь? Так всегда говорят в кино. «След совсем свежий», – ворчливо произнес он. Оливия заразительно рассмеялась.
   – Лив, ты пошутила! – Ной присел на корточки и звучно чмокнул ее. – Поздравляю!
   Она нахмурилась и резко выпрямилась.
   – На маршруте не целуются.
   – В руководствах для туристов это не написано. – Он поднялся и пошел следом. – А как насчет еды? Есть на маршруте можно?
   Оливия это предвидела. Она полезла в карман, вынула оттуда пакетик со смесью для туристов и сунула ему.
   – Ага… Толченая кора и веточки. Вкуснятина. – Однако Ной все же открыл пакетик и протянул горсть смеси Оливии.
   Он взял было ее за руку, но тропа сузилась, и Оливия отпихнула его. И все же за последние десять минут она улыбалась столько, сколько раньше не улыбалась за целый день. То, что они оказались вдвоем в местах, которые она любила, делало свое дело.
   – Лив, у тебя прелестная попка.
   На сей раз она не стала удерживать лозу и довольно улыбнулась, когда услышала шлепок и сдавленное ругательство. Оливия достала фляжку со спиртным и сделала глоток. Она слегка вспотела, но это была вполне нормальная, здоровая реакция. Мышцы слушались, голова была ясной. А компания приятной. Сомневаться в этом не приходилось.
   Она специально выбрала маршрут через ущелье, потому что другие туристы редко пользовались им. Долгие подъемы и спуски отпугивали многих. Но Оливия считала его одним из красивейших и самым подходящим для тех, кто ценит одиночество.
   Они шли через дремучий лес, карабкались по склонам, взбирались на утесы, откуда открывался вид на гладкую серебристую ленту реки. Диких животных здесь было в изобилии.
   Вдали мелькнул огромный лось; енот вперевалку шел к воде полоскаться.
   – Я видел об этом сон, – еле слышно пробормотал остановившийся Ной.
   – О походе?
   – Нет, об этом месте. – Он пытался вспомнить, удержать и сложить ускользающие кусочки подсознательного. – Зеленые дремучие заросли, журчащая вода… И… я ищу тебя. – Он бросил на Оливию взгляд, сила которого всегда казалась ей непреодолимой. – Лив… Я долго искал тебя.
   Когда Ной сделал шаг вперед, у нее лихорадочно забилось сердце.
   – Нам еще идти и идти.
   – Не думаю. – Он бережно провел руками по ее плечам, взял за запястья. – Иди ко мне. На минутку.
   – Я не…
   – Не хочешь целоваться на маршруте, – закончил Ной. – И совершенно напрасно. – Он опустил голову и провел губами по ее губам. Раз, второй… – Ты дрожишь.
   – Нет. – Ее тело таяло, а не дрожало.
   – Значит, это дрожу я сам. Но все равно. Похоже, на этот раз я наконец тебя нашел.
   Она подумала, что Ной прав. И сразу же испугалась этой мысли.
   Она резко отстранилась и молча, пошла дальше.
   Они добрались до широкого и быстрого ручья с прозрачной водой.
   Ной молча сбросил рюкзак.
   – Что, решил сделать привал?
   – Просто хочу немного посидеть здесь. Замечательное место.
   – Значит, сандвич ты не хочешь? Он поднял бровь.
   – Кто это сказал?
   Когда она стала снимать рюкзак, Ной был тут как тут и подхватил его.
   Ной был прав. Это место идеально подходило для того, чтобы посидеть и набраться сил.
   – Ты часто бываешь здесь? – спросил Ной, когда от сандвича остались только крошки.
   – Я привожу сюда группы четыре-пять раз в год.
   – Я говорю не о работе. Часто ли ты приходишь сюда вот так, просто посидеть и немного побездельничать?
   – Никогда. – Она сделала глубокий вдох, откинулась на локти и закрыла глаза. – Во всяком случае, такого не было очень давно.
   Ной заметил, что Оливия расслабилась. Во всяком случае, было заметно, что на душе у нее спокойно. Оставалось только положить ладонь на ее руку и прильнуть губами к губам…
   Но тут Оливия медленно открыла глаза и посмотрела ему в лицо.
   – Ной, ты начинаешь по-настоящему волновать меня. Чего ты хочешь?
   – Кажется, я выражался достаточно прямо. И не могу понять, почему нас обоих так удивляет, что я был неравнодушен к тебе с самого начала. Мне нужно время, чтобы разобраться в этих чувствах. Но сейчас, Лив, я хочу тебя. Больше всего на свете.
   – Ной, а тебя не смущает, что это чувство возникло как следствие убийства? Ты никогда не спрашивал себя об этом?
   – Нет. Но ты наверняка спрашивала.
   – Шесть лет назад этого не было. А теперь есть. Это самое сложное, что было в моей жизни. И определившее мою сущность. Самое личное. Внутри меня и чудовище, и жертва. – Оливия подтянула колени к подбородку и обхватила их руками. До сих пор она не говорила этого никому. Даже родным. Но эта мысль не доставляла ей радости. – Тебе нужно подумать об этом до того, как… что-то произойдет.
   – Лив… – Ной подождал, пока она повернется к нему, взял ее лицо в ладони и крепко прижался губами к губам. – Тебе самой нужно подумать. Потому что это уже происходит. И, на мой взгляд, чертовски быстро.
   Она быстро поднялась на ноги, взволнованная сильнее, чем думала.
   – Секс – дело легкое. Это главная функция человека. Ной встал. В его бездонных темно-зеленых глазах можно было утонуть.
   – Я с величайшим наслаждением докажу тебе, что ты ошибаешься. – А затем его настроение изменилось со скоростью, к которой она так и не смогла привыкнуть. Он дерзко усмехнулся. – Оливия, могу обещать тебе одно: когда я окажусь внутри тебя, ты не скажешь, что секс – это легко.
   Она сочла за благо не спорить. Ей нравилось быть с ним.
   Одного этого было достаточно для беспокойства. Ной заставил ее забыть, что когда-то он уже разбил ей сердце, заставил забыть, что она не хотела подвергать себя новому риску. Другие мужчины, с которыми она имела дело, через неделю-другую начинали раздражать ее. Впрочем, Оливия считала это скорее благом. Если не принимать этого всерьез, ничто не будет грозить ни ее работе, ни уму, ни сердцу.
   И не сделает ее ничьей жертвой.
   Чем выше они забирались, тем светлее становилось вокруг.
   Вскоре они перешли еще один поток, петлявший среди скал и низвергавшийся с высокого утеса.
   – Там. Вон там. – Оливия махнула рукой и полезла в рюкзак за биноклем. – Он ловит рыбу.
   – Кто? – Ной прищурился, посмотрел туда, куда показала Лив, и увидел на каменистом островке посреди реки темную ссутулившуюся фигуру. – Это же… Господи! Это медведь. – Он схватил протянутый Оливией бинокль и начал рассматривать рыболова.
   Оливия же следила за Ноем, лицо которого выражало возбуждение, удивление и восторг одновременно.
   – Искусный рыболов, но за столом вести себя не умеет. – Ной опустил бинокль и хотел передать его Оливии, но заметил, что та не сводит с него глаз. – Что-то не так?
   – Все в порядке. – «Все не так, – подумала она. – И это либо очень плохо, либо очень хорошо». – Надо идти, если мы хотим разбить палатку до темноты.
   – Ты выбрала место заранее?
   – Да. Оно тебе понравится. Сейчас мы спустимся по течению. И будем идти около часа. Ты ведь хотел в заповедник, – напомнила она. – Вот тебе заповедник.
   Когда они добрались до места, Ной понял, что Оливия была права, по крайней мере, в одном. Место действительно понравилось.
   – Я поднимусь повыше и постараюсь что-нибудь поймать на обед. – Она вытащила из рюкзака складную удочку.
   – Прекрасно.
   – Если повезет, вечером мы поедим не хуже медведя. Если же нет, придется довольствоваться сухим пайком. – Сумеешь разбить палатку, пока я буду ловить рыбу?
   – Конечно. Ты пойдешь на охоту, а я обеспечу все остальное. Я положительно отношусь к перемене ролей.
   – Если захочешь погулять, то не удаляйся от реки. Или возьми компас. Но если ты заблудишься…
   – Не заблужусь. Я не идиот.
   – Если заблудишься, – повторила она, – то сядь и жди, пока я тебя найду. – Ной выглядел настолько обиженным, что она потрепала его по щеке. – До сих пор для горожанина ты держался молодцом.
   Он посмотрел вслед Оливии и поклялся, что ночью будет держаться еще лучше.

Глава 26

   Палатка не соответствовала инструкции, и Ной решил, что она бракованная. На ее разбивку у него ушло втрое больше времени, чем понадобилось бы Оливии. Но он решил не раскрывать этот маленький секрет.
   К тому времени, когда он решил, что палатка стоит правильно, Оливия отсутствовала больше часа. На случай, если ей повезет меньше медведя, он изучил возможности другого меню. Пачки сухофруктов, пакеты с растворимым супом и яичным порошком убедили его, что если они и не будут обедать, как короли, то с голоду не умрут.
   Поскольку список дел был исчерпан, а изучать окрестности после трудного похода у Ноя желания не было, он сел и начал набрасывать заметки.
   Он думал об Оливии, о том, что она сделала со своей жизнью, о целях, которые она перед собой ставила, о том, чего она достигла и чего, по его мнению, лишила себя. Причины, уходившие корнями в детство, заставляли ее расти в одном направлении и тормозили развитие во всех остальных.
   Была бы она более непринужденной и общительной, если бы не смерть матери? Меньше ли стремилась бы настоять на своем, если бы оставалась разбалованной, изнеженной дочерью звезды Голливуда?
   Сколько мужчин было бы в ее жизни? Удивлялась бы она хоть чему-нибудь? Направила бы всю свою энергию и ум на то, чтобы сделать карьеру в кино, или предпочла бы вернуться туда, где прошло детство матери, и выбрала самоизоляцию?
   Думая о ней, Ной положил блокнот на колено и рассеянно смотрел прямо перед собой.
   Она бы непременно вернулась сюда, размышлял Ной. Может быть, эти места не стали бы для нее всем на свете, но ее постоянно тянуло бы сюда. Так же, как тянуло ее мать.
   Родовая память, думал он. Корни, которые врастают в сердце еще до того, как мы становимся достаточно взрослыми, чтобы понять это. Она бы нуждалась в этих местах, в их запахах и звуках. Так же, как нуждалась сейчас. И не только потому, что это было ее работой и помогало обрести душевное равновесие. Здесь она могла найти свою мать, ее детство, ее привязанности. Здесь она могла в чистоте хранить свою память о матери.
   Клекот орла отвлек его от мыслей. Ной поднял голову и проследил за полетом птицы. Оливия тоже расправила здесь крылья, решил Ной. Но понимала ли она, что по-прежнему прячется от своих страхов в шкафу и сидит в темноте?
   Он записывал свои мысли, слыша, как вокруг прибывает и убывает жизнь. А когда мыслей больше не осталось, Ной растянулся на берегу ручья и погрузился в мечты.
 
   Оливия поймала трех больших форелей. На двух первых у нее ушел час, однако, зная аппетит Ноя, Оливия решила подождать, пока на крючок попадется третья. Заодно она набрала полную бейсболку черники, наелась сама и всю обратную дорогу ощущала во рту сладкий вкус ягод.
   Пребывание в одиночестве успокоило ее нервы, взбудораженные присутствием Ноя. «Это моя проблема», – напомнила себе Оливия. Она не привыкла к такой близости с мужчиной, на которой настаивал Ной Брэди. И была готова к этой близости не больше, чем в восемнадцать лет.
   Все было бы гораздо проще, если бы речь шла только о сексе. Но он так искусно смешивал интимные отношения с дружескими, что она отвечала ему еще до того, как успела подумать.
   А думать было необходимо. От этого зависела ее жизнь.
   «Да, он нравится мне, – думала она. – Он обаятелен. Настолько обаятелен, что я забываю, как он умен и проницателен. Как темнеют его глаза, видящие меня насквозь». А она не хотела, чтобы мужчина видел ее насквозь. Предпочитала тех, которые скользят по поверхности, принимают ее такой, какая она есть, и не лезут к ней в душу. Впрочем, если бы это лишало ее душевного покоя, она бы смирилась. Беспокойство лучше, чем боль. Лучше быть одной, чем чахнуть от горя.
   Оливия думала, что теперь они с Ноем на равных. В конце концов, она находится у себя дома, а это немалое преимущество. Она поговорит с ним о своем детстве, о том, что запомнила и пережила. Это будет нелегко, но она уже сделала выбор.
   Тот самый выбор, внезапно поняла Оливия, который она не могла сделать, когда Ной приехал к ней в колледж. Тогда она была слишком юной, слишком уязвимой. Он мог бы ее уговорить, потому что она была влюблена в него, но это стало бы для нее катастрофой.
   Хотя в глубине души она всегда хотела рассказать это. Вспомнить мать так, чтобы это оставило какой-то осязаемый след. Теперь она была готова к этому. Наконец ей представилась такая возможность, и она радовалась, что могла поговорить с человеком, который был этого достоин. С человеком, который хорошо понимал, как это важно.
   Она увидела задремавшего на берегу Ноя и улыбнулась. Придется как следует потрясти его, чтобы он очнулся. Оливия обвела глазами стоянку и поняла, что он и тут не ударил в грязь лицом. Она вынула леску, нанизала рыбу на кукан и опустила в реку. А потом села рядом с Ноем и уставилась на воду.
   Он ощущал ее присутствие. Оливия снова стала частью его сна, в котором он шел по лесу, озаренному нежным зеленым светом. Ной зашевелился и потянулся к ней. Чтобы прикоснуться. Чтобы обнять.
   Она инстинктивно отпрянула. Хотела возразить, но, когда Ной открыл чарующие зеленые глаза, протест замер на ее губах. Выражение этих глаз заставило ее затаить дыхание. Он сел и взял ее лицо в ладони. Так, словно имел на это право. Словно это право было у него всегда.
   – Слушай, я не…
   Он только покачал головой; не сводя с Оливии глаз, привлек ее к себе и прижался к горячим, мягким, податливым губам.
   Она дрожала – не то от негодования, не то от страха. Но Ной не обращал внимания ни на то, ни на другое. На этот раз она возьмет то, что он должен дать ей. Он наконец понял, что это чувство жило у него внутри много лет и было предназначено только ей одной.
   Поцелуй становился все крепче. Руки Ноя оторвались от ее щек и скользнули по волосам и плечам. Он положил Оливию навзничь и лег на нее.
   Вспыхнувший в ней жгучий голод боролся со страхом. Оливия уперлась руками в плечи Ноя, хотя ее тело изгибалось дугой, отвечая желанием на желание.
   – Я не могу дать тебе то, что ты хочешь. Во мне этого нет.
   Неужели она не видела того, что видел он? Не чувствовала того, что чувствовал он? Губы Ноя странствовали по лицу Оливии, пока она извивалась под ним.