– Джордан, – начала она и запнулась, переведя дыхание. Он улыбнулся и ласково погладил ее плечи.
   – Вы очень довольны собой, да? – заметила Кэйси, успокоившись.
   – Если честно, то очень.
   Он отпустил ее и стал опускать парус. Кэйси оперлась на поручни, не предложив помочь.
   – Джордан, я, возможно, произвела на вас ложное впечатление.
   Теперь она заговорила более свободно и беспечно:
   – Я сказала, что не являюсь убежденной старой девой. Но я не ложусь в постель с кем попало.
   Он даже не взглянул на нее:
   – Но я не «кто попало».
   Она откинула назад волосы со лба.
   – Похоже, комплексы вас не мучат?
   – Да, я как-то не замечал. А откуда у тебя это кольцо?
   Кэйси взглянула на руку.
   – Кольцо моей матери. А почему вы спросили?
   – Просто из любопытства.
   Он поднял корзину.
   – Так, давай посмотрим, какими припасами снабдил нас Франсуа?

3

   Дни вечного лета в Палм-Спрингс были зелено-золотистые. Небо оставалось безоблачным, дыхание пустыни сухим и теплым. Для Кэйси эта неизменность казалась безысходной и удушающей. Особенно ее возмущала незыблемая рутина домашнего обихода. Все в особняке Тейлоров совершалось как бы по накатанной колее, слишком уж гладко, без сучка и задоринки. Все было так округло, никаких внезапных поворотов и острых углов. Если что и могло вывести Кэйси из себя, так это как раз совершенная упорядоченность бытия. Условия человеческого существования всегда оставляли желать лучшего. Это Кэйси понимала и готова была принять. Но в тейлоровской резиденции все казалось безукоризненным.
   Они с Джорданом работали ежедневно. Кэйси сознавала, что ее не совсем аккуратный подход к обязанностям иногда вызывал у него досаду. Но по части сведений, которыми она его снабжала, ее работа безупречна. Кэйси великолепно знала свое дело.
   Тейлора она теперь в чем-то понимала лучше. Он был собранным, дисциплинированным писателем и требовательным человеком, не упускающим никаких мелочей. Он был способен извлечь из потока теорий и фактов, которыми она его засыпала, именно то, что ему требовалось. И Кэйси, суровый критик, постепенно научилась уважать его и восхищаться его умом. Но ей было куда проще размышлять о его талантах, чем задумываться над тем, какой он человек и мужчина. Джордан одновременно привлекал ее и отталкивал, сущность его ускользала от понимания, тем самым лишая уверенности в себе. А Кэйси не привыкла быть в себе неуверенной.
   Вдобавок она совершенно не была убеждена, что он ей нравится. Слишком во многом они были противоположны друг другу. Он – прагматик, она – человек воображения. Он сдержан, она импульсивна. Он опирался на интеллект, Кэйси – на чувства. Оба, однако, умели себя обуздывать. Тем больше беспокоило, что она никак не может отказаться от желания нравиться ему.
   Кэйси никогда не считала себя идеалисткой. Тем не менее она всегда точно знала, каковы ее требования к мужчине, который может занять место в ее жизни. Он должен быть сильным, интеллигентным, глубокочувствующим, но при этом она всегда сможет регулировать его чувства, как воду в кране, когда ей заблагорассудится. Они будут понимать друг друга. А тут она была совершенно уверена, что Джордан понимает ее не больше, чем она его. И все же она продолжала думать о нем, наблюдать за ним и удивляться ему. Он не шел у нее из головы. Он мешал ей думать о чем-нибудь еще.
   Но, сидя у него в кабинете над черновиком очередной главы, Кэйси убедилась, что, во всяком случае, в том, что касалось литературы, они прекрасно дополняли друг друга. Он схватывал на лету чувства, которые она старалась передать ему, а потом удачно перемежал их сухими фактами. Это доказывало, что она нужна ему. А быть ему нужной становилось уже необходимостью.
   Кэйси опустила рукопись на колени и взглянула на Тейлора.
   – Это замечательно, Джордан.
   Он перестал печатать, поднял брови, встретил ее взгляд.
   – Вы как будто этим удивлены.
   – Нет, обрадована, – поправила она его. – Во всем этом больше эмоционального волнения и накала, чем я ожидала.
   – Неужели?
   Ее заявление, по-видимому, его заинтересовало, он откинулся на спинку стула и продолжал пристально на нее смотреть.
   Кэйси почувствовала себя неловко. Она видела, что он вполне способен понять, что и как она сейчас ощущает. Но ей было все равно. Она встала и подошла к окну.
   – Но вы должны глубже проникнуть в сущность двух субкультур индейцев прерий. Полуаграрные племена на восточных равнинах жили в деревнях и сочетали в своем укладе особенности и восточных и юго-восточных культурных ареалов. Они состояли в…
   – Кэйси.
   – Что? – она сунула руки в карманы и повернулась к нему.
   – Ты взволнована?
   – Конечно, нет. С какой стати?
   И она поискала взглядом сигареты.
   – Когда ты нервничаешь, то всегда подходишь к окну или, – он помедлил и взял пачку, – ищешь вот это.
   – Я подхожу к окну, чтобы выглянуть наружу, – яростно возразила она, раздраженная его проницательностью, и протянула руку за сигаретами. Но он положил пачку на стол и поднялся.
   – Когда ты нервничаешь, – продолжал он, подходя к Кэйси, – ты с трудом сохраняешь неподвижность. Тебе просто необходимо что-то делать руками, пожимать плечами.
   – Замечательно, Джордан, – ее руки застыли в карманах, будто пойманные врасплох. – Ты что, прошел курс психологии у доктора Родса? А мне казалось, что мы сейчас обсуждаем субкультуры в жизни равнинных индейцев.
   – Нет.
   Он наклонился и дважды накрутил ее локон на палец.
   – Ты забыла. Я спросил, почему ты нервничаешь?
   – Но я вовсе не нервничаю. – Она изо всех сил старалась сохранить неподвижность. – Я вообще никогда не нервничаю.
   Он улыбнулся.
   – Чему вы ухмыляетесь?
   – Да очень интересно приводить тебя в волнение, Кэйси.
   – Послушайте, Джордан…
   – Я еще, пожалуй, никогда не видел, как ты сердишься, – отметил он и погладил ее шею. Кровь у нее застучала в ушах молотком. Джордан ощутил под ладонью биение ее пульса и почувствовал, как желание проснулось в нем с новой силой.
   – Ну вам бы не понравилось, если бы вы увидели, как я злюсь.
   – Совсем в этом не уверен, – тихо проговорил Джордан. Он хотел ее. Стоя рядом, он ощущал ее плоть, жаждущую и чувственную. Ему так хотелось прижать к себе Кэйси так крепко, чтобы почувствовать угловатость ее тела, мягкость ее кожи. Он хотел, чтобы она отдалась ему со свойственной ей горячностью. Он не мог припомнить, желал ли прежде он какую-нибудь женщину так же сильно.
   – Весьма захватывающее зрелище, когда сильный человек теряет над собой контроль, – сказал он, все еще поглаживая ее шею. – А ты очень сильная женщина и одновременно очень мягкая, такое сочетание возбуждает.
   – Но, Джордан, я здесь не для того, чтобы вас возбуждать. – Однако ее тело жаждало его прикосновений. – Я здесь для того, чтобы с вами работать.
   – И то и другое удается тебе очень хорошо. Скажи… – его голос обволакивал всю ее с той же легкостью, как пальцы поглаживали кожу. – Ты думаешь обо мне одна, ночью, в своей спальне?
   – Нет.
   Он опять улыбнулся, и, хотя не сделал попытки притянуть ее поближе, Кэйси почувствовала настойчивое, неудержимое желание. Она не любила сдерживать свои страсти, никогда, – не считала это обязательным.
   – Ты неважно лжешь.
   – Чувство собственного превосходства подводит вас, Джордан.
   – А я о тебе думаю. – Его пальцы скользнули ей на затылок, поглаживания стали интенсивнее: – И даже слишком.
   – Но я не желаю, чтобы вы обо мне думали. – Голос ее был так слаб, что она испугалась и, мотнув головой, отстранилась от него. – Из этого ничего не выйдет.
   – Но почему?
   – Потому что… – она не находила слов и поэтому испугалась еще больше. С ней еще никогда такого не случалось. – Потому что мы хотим разного. Мне надо больше, чем вы способны мне дать. – Она пригладила волосы и поняла, что надо немедленно бежать. – Хочу сделать перерыв. Мы сможем продолжить работу после ланча.
   Джордан молча смотрел, как она стремглав бросилась из комнаты.
   «Кэйси, конечно, права, – подумал он, хмурясь на захлопнувшуюся дверь. – Все, что она говорит, совершенно разумно. Ну почему я не могу перестать думать о ней?»
   Он снова подошел к столу и уселся за машинку. Она вовсе не должна была ему нравиться. И, откинувшись на спинку стула, Джордан попытался хладнокровно проанализировать, что он чувствует к Кэйси и почему. Что это, просто физическое влечение? Но если так, то почему его тянет к женщине, которая совсем не походит на тех, кого он желал прежде? И почему он думает о ней в самые неподходящие моменты, например, когда бреется или правит стиль какого-нибудь абзаца? Все было бы гораздо проще, если бы его влекло к ней только физически. Для других чувств просто нет места. «Она права, – решил он. – Из этого ничего не выйдет».
   Он опять вернулся к рукописи, напечатал две фразы и, выругавшись, остановился.
   Пробегая через гостиную в свою комнату, Кэйси наткнулась на Элисон. Прямая, как струна, девочка сидела на диване и читала. Она взглянула на Кэйси, и глаза ее просияли.
   – Привет.
   Кэйси все еще не успокоилась. Желание ее переполняло.
   – Удрала с уроков?
   – Но сегодня суббота, – и Элисон неуверенно улыбнулась.
   – О!
   Надо было ослепнуть, чтобы не видеть в глазах девочки желания с кем-нибудь поговорить. Заставив себя забыть о собственных трудностях, Кэйси уселась рядом с Элисон.
   – Что ты читаешь?
   – «Грозовой перевал».
   – Тяжелое чтение, – заметила Кэйси, перелистнув несколько страниц и потеряв ту, на которой остановилась Элисон. – Я в твоем возрасте читала комиксы о Супермене.
   Кэйси улыбнулась и погладила Элисон по голове.
   – Я и сейчас их читаю, иногда, конечно.
   Девочка смотрела на нее с обожанием, словно чего-то ожидая.
   Кэйси наклонилась и поцеловала ее в макушку.
   – Элисон. – И Кэйси окинула взглядом голубой полотняный брючный костюм. – Ты что, очень любишь этот комплект?
   Элисон опустила глаза и промямлила.
   – Не знаю, я…
   – У тебя есть какие-нибудь обноски?
   – Обноски? – повторила Элисон, обкатывая новое слово на языке.
   – Ну, знаешь, старые джинсы с дырой на коленке, с пятном от шоколада?
   – Нет, не думаю.
   – Ладно, неважно.
   Кэйси усмехнулась и отложила книгу в сторону.
   – У тебя столько платьев, что один испорченный наряд не в счет. Пойдем.
   Кэйси встала и потянула Элисон за собой к двери, во внутренний дворик.
   – Куда мы?
   Кэйси взглянула на Элисон.
   – Мы сейчас займем у садовника его старые брюки и будем лепить фигурки из глины. Хочу посмотреть, можешь ли ты испачкаться.
   И они вышли из дома.
   – Фигурки из глины? – изумленно повторила Элисон, когда они обогнули угол и пошли в сад.
   – Ну, ты можешь расценивать это как занятия по искусству, такой образовательный эксперимент, – предложила Кэйси.
   – Не думаю, чтобы Хаверсон отдал вам старые брюки, – предупредила Элисон.
   – Неужели? – Кэйси усмехнулась, предвкушая предстоящий разговор, и направилась прямо к садовнику. – Посмотрим.
   – Добрый день, мисс.
   Хаверсон дотронулся до кепи и перестал обрывать сухие листья и мелкую завязь с плодовых деревьев.
   – Здравствуйте, мистер Хаверсон, – и Кэйси одарила садовника ослепительной улыбкой. – Хотела выразить свое восхищение вашим садом. Особенно азалии хороши. Вот эта, например. – И она коснулась цветка цилиндрической формы. – Скажите, вы используете дубовые листья как удобрение?
   Через четверть часа Кэйси уже получила старые брюки и деловито смешивала глину с водой за кустами рододендрона.
   – Откуда вы все знаете? – спросила Элисон.
   – Что все?
   – Ну как вы смогли так много узнать о цветах, ведь вы же антрополог.
   – А ты думаешь, что слесарь разбирается только в трубах и засорившихся раковинах?
   Она откровенно забавлялась сосредоточенным выражением лица Элисон.
   – Образование, знаешь ли, чудесная вещь. Оно дает возможность узнать обо всем, что хочется.
   Кэйси подвернула брюки и села на корточки.
   – Ну, что будем лепить?
   Элисон быстро присела рядом и коснулась пальцем глины.
   – Но я же не знаю как.
   Кэйси рассмеялась.
   – Это ведь не серная кислота, миленькая, смелее, – и глубоко запустила руки в глину. – Кто знает, может, и Микеланджело начинал с того же? Попробую слепить бюст Джордана.
   Кэйси вздохнула, жалея, что не может не думать о нем.
   – У него замечательное лицо, тебе не кажется?
   – Да, наверное, но он уже почти старый, – и Элисон все еще осторожно взялась сооружать из глины пирамиду.
   – О, – сморщилась Кэйси, – ведь он всего на несколько лет старше меня, а я еще так недавно вышла из юношеского возраста.
   – Но вы, Кэйси, не старая, – и Элисон посмотрела на нее снизу вверх. И внезапно взгляд ее стал напряженным.
   – Вы недостаточно старая, чтобы быть моей мамой, правда?
   Они знали друг друга всего лишь нескольео дней, а Кэйси ее уже любила – она отдала девочке свое сердце безвозвратно. Кто знает, что будет потом? Но здесь и сейчас другое дело, здесь она была нужна.
   – Нет, Элисон, для этого я недостаточно старая.
   Кэйси говорила мягко, с пониманием, и, когда Элисон опустила взгляд, она подняла ее подбородок кончиком пальца.
   – Но я достаточно взрослая, чтобы стать твоим другом. И мне друг тоже не помешал бы.
   – Правда?
   Этот ребенок просто молит о любви, о том, чтобы с ней обращались ласково. Кэйси вновь рассердилась на Джордана. И обхватила Элисон ладонями за щеки.
   – Правда.
   Элисон улыбнулась сначала робко, а потом улыбка словно расцвела на ее лице.
   – Покажете, как вылепить собаку? – и девочка решительно погрузила руки в глину.
   Через час они возвратились домой, весело пересмеиваясь. Каждая несла в руках грязную обувь. На душе у Кэйси было гораздо легче, чем во все предыдущие дни. «Она нужна мне не меньше, чем я ей», – подумала Кэйси, взглянув на Элисон. Рассмеявшись, она остановилась. Элисон остановилась тоже и повернула к Кэйси счастливое перепачканное лицо.
   – Ты прекрасна, – Кэйси наклонилась и поцеловала девочку в нос. – Однако бабушка может с этим утверждением не согласиться, так что тебе лучше побыстрее подняться наверх и влезть в ванну.
   – Но она сейчас на заседании комитета, – и Элисон хихикнула; у Кэйси щека была тоже грязная. – Она все время где-нибудь заседает.
   – Ну, тогда мы не будем беспокоить ее понапрасну, – Кэйси взяла Элисон за руку и направилась к дому. – Разумеется, ты не должна лгать бабушке. Если она спросит, лепила ли ты из глины разные фигурки там, за рододендронами, тебе придется сознаться.
   Элисон откинула со лба выбившуюся прядь волос и заправила ее за ухо:
   – Но она никогда ни о чем таком не спросит.
   – Ну, это упрощает дело, – и Кэйси толкнула дверь, ведущую во внутренний дворик. – А мне понравилась твоя собака. Уверена, что у тебя есть способности.
   Когда они шли через парчовую гостиную, Кэйси стала искать в карманах спичку. Эта комната так и била по нервам.
   – А мне больше понравился бюст. Он точь-в-точь – дядя Джордан!
   – Да, пожалуй, вышел недурно.
   Кэйси остановилась у подножия лестницы, чтобы поискать спички в заднем кармане брюк.
   – Знаешь, у меня никогда нет спичек, когда они нужны. Интересно почему? – и, заметив ошеломленный вид Элисон, она взглянула вверх.
   – О, привет, Джордан, – добродушно улыбнулась Кэйси, – не найдется огонька?
   Он медленно спускался по лестнице, глядя то на девочку, то на ее спутницу. Полотняные брюки Элисон были все заляпаны грязью. Волосы растрепались и местами были тоже забрызганы жидкой глиной. А необыкновенно веселые глаза глядели на него с совершенно перепачканного лица. Кисти рук были ровного коричневого цвета. И все то же самое относилось к Кэйси. Он перебрал в голове с десяток вероятных разумных объяснений и отбросил их. Если он что и уяснил себе за эти дни, так это то, что никогда не надо искать разумных обоснований для поступков Кэйси.
   – Чем вы, черт побери, занимались?
   – Мы занимались сравнительным анализом достоинств произведений искусства, – ответила она беспечно. – В образовательных целях. Очень полезно.
   И Кэйси сжала руку Элисон.
   – Иди, малышка, прими ванну.
   Элисон быстро взглянула на дядю, потом на Кэйси и, взбежав по лестнице, быстро скрылась из виду.
   – Сравнительным анализом произведений искусства? – рассеянно повторил Джордан, глядя вслед племяннице. И, нахмурившись, снова обернулся к Кэйси.
   – Надо сказать, вид у вас такой, словно вы валялись в глине.
   – Джордан! – произнесла она укоризненно. – Мы занимались лепкой, и у Элисон очень хорошо получалось.
   – Лепили из глины? Но у нас нет подходящей глины.
   – А мы сами немного приготовили. Это очень легко, взять воды…
   – Господи помилуй, Кэйси! Да знаю я, как приготовить такое месиво.
   – Ну конечно, знаете, Джордан. – Тон у нее был увещевающий и спокойный, однако глаза смеялись. – Вы же человек интеллигентный.
   Он почувствовал, что его терпение вот-вот лопнет.
   – Может быть, вы не будете отклоняться от темы?
   – А какая у нас тема?
   И она одарила его наивной улыбкой, которая превратилась почти в ухмылку, когда он тяжело задышал от злости.
   – Мы говорили о глине, Кэйси. О глине.
   – Но я здесь не большой специалист. Да вы же сами заявили, что знаете, как она делается.
   Он выругался.
   – Кэйси, а вы не думаете, что взрослая женщина не должна вести себя так по-детски – возиться полдня в грязи да еще и утащить с собой одиннадцатилетнюю девочку.
   «Оказывается, ты знаешь, сколько ей лет», – подумала Кэйси и посмотрела на него долгим взглядом.
   – Ну, Джордан, это зависит от обстоятельств.
   – От каких?
   – Ну, например, оттого, кого вы видите в своей племяннице: одиннадцатилетнюю девочку или сорокалетнюю карлицу.
   – О чем вы, черт побери? Даже для вас это уж слишком.
   – Девочка ведет себя так, словно ей сорок, а вы слишком заняты самим собой, Джорданом Тейлором, чтобы это заметить. Она читает «Грозовой перевал» и играет этюды Брамса. Она опрятно одета и тиха, жить вам не мешает, – чего же еще и желать!
   – Минуту. Осадите немного назад.
   – Осадить назад! – Кэйси всегда легко поддавалась гневу. Она в нетерпеливой злости дернула себя за волосы. – Да поймите, она ведь еще маленькая девочка. Ей нужны вы, нужен хоть кто-нибудь. Вы когда с ней разговаривали последний раз?
   – Не будьте смешны. Я разговариваю с ней ежедневно.
   – Вы говорите с ней так на ходу: «Здравствуй, дорогая, спокойной ночи, дорогая». И то не всякий раз, – яростно отпарировала Кэйси. – А это огромная разница.
   – Вы что же, хотите сказать, что я пренебрегаю ее воспитанием?
   – Я ничего не хочу сказать. Я вам говорю, прямо сейчас. А если вы не хотите слышать, то нечего было и спрашивать.
   – Но она никогда ни на что не жаловалась.
   – Ах ты, господи! – и Кэйси как волчок завертелась на месте. – Ну как такой умный человек может делать такие редкостно глупые заявления! Или вы настолько бесчувственны?
   – Поосторожнее в выражениях, Кэйси, – предупредил он.
   – Если вам не нравится слышать, что вы дурак, тогда не ведите себя по-дурацки.
   Ей теперь было уже все равно, злится он или нет. Она прислушивалась сейчас только к собственному чувству справедливости.
   – Неужели вы думаете, что иметь кров, еду, уход для нее достаточно? Элисон ведь не любимая собака или кошка, хотя даже им, представьте себе, требуется ласка. Она же умирает от недостатка любви прямо у вас на глазах. А теперь, если позволите, пойду смою грязь.
   Джордан схватил ее руку, прежде чем она успела пройти мимо. Развернув ее к себе, он втолкнул ее в ванную комнату. Она молча открыла кран и начала отскребать грязь. Джордан стоял у нее за спиной и, злясь на себя, перебирал в уме ее слова. Кэйси мысленно ругала себя, что за дурацкая, в самом деле, привычка – взрываться по любому поводу.
   Она вовсе не хотела злиться и говорить лишнее. Конечно, она собиралась побеседовать с ним относительно Элисон, но дипломатично и спокойно. Она же сама всегда считала, что чем громче кричишь, тем хуже тебя слышат. Она постоянно твердила себе, что, имея дело с Джорданом Тейлором, надо держать в узде эмоции. Но вот вам, пожалуйста, – результат ее мудрых решений. Кэйси взяла полотенце, которое ей протянул Джордан, и тщательно вытерла руки.
   – Джордан, я прошу меня извинить.
   Он не отрывал от нее пристального взгляда.
   – За что именно?
   – Разумеется, за то, что я на вас накричала.
   Он медленно кивнул.
   – Значит, за форму, но не за содержание, – уточнил он, и Кэйси вздохнула. Как с ним трудно.
   – Да, вы правы. Я часто бываю бестактной.
   Он обратил внимание на то, как она судорожно вытирает руки. «Ей не по себе, – отметил он, – но сдаваться она не собирается». И невольно восхитился.
   – А почему бы вам не начать снова, но без крика?
   – Хорошо, попробую, – и Кэйси помедлила, пытаясь обдумать, как высказать все заново, убедительно и спокойно.
   – В вечер моего приезда Элисон пришла представиться. Заметьте: представиться, а не познакомиться. Я увидела безупречно обихоженную девочку с блестящими волосами и прекрасными манерами. И застывшим взглядом.
   При этом воспоминании Кэйси снова ощутила взрыв сочувствия и жалости.
   – А я не могу примириться со скукой, Джордан, тем более если скучает ребенок, который только начал жить. У меня просто сердце заныло, глядя на нее.
   Она снова говорила страстно, но это была страсть другого рода. На этот раз в ней не было гнева. Кэйси словно умоляла его взглянуть на происходящее ее глазами. Джордан подумал, что она вряд ли даже сознает, как сильно сочувствует девочке. И сейчас она думает только об Элисон. Такое горячее участие тронуло Джордана. Этого он тоже от Кэйси не ожидал.
   – Продолжайте, – сказал он, когда Кэйси запнулась, – выскажитесь до конца.
   – Да, в сущности, это все меня не касается, – и Кэйси снова стала вытирать руки. – Вы имеете все основания заявить мне об этом, но я не перестану чувствовать то же самое. Я знаю, что такое потерять родителей – это ощущение отверженности и ужасное душевное смятение. Обязательно нужен кто-то, кто примирил бы тебя с потерей и заполнил в душе непонятную пугающую пустоту. Ничто так не сокрушает, как утрата тех людей, которых ты любишь и от которых зависишь.
   И Кэйси глубоко вздохнула. Она рассказала ему больше, чем собиралась, но остановиться уже не могла.
   – Это не забывается ни через день, ни через неделю.
   – Я это знаю, Кэйси. Ее отец был моим братом.
   Она поискала взглядом глаза Джордана и увидела в них нечто неожиданное. Он тоже мог глубоко любить. И Кэйси сразу забыла об осторожности. И протянула руку, чтобы коснуться его руки.
   – Она в вас нуждается, Джордан. Ведь это любовь ребенка, она импульсивна и не ставит никаких условий. Дети просто ее отдают. Эта любовь чиста, и, вырастая, мы теряем способность так любить. Элисон неистово жаждет снова кого-нибудь полюбить. Под ее смирением и послушанием скрывается отчаяние.
   Он посмотрел на ее руку, лежащую на его руке, перевернул ее ладонью вверх и задумчиво стал изучать.
   – А у тебя есть какие-нибудь условия?
   Взгляд Кэйси был честен и открыт, как прежде.
   – Разумеется, если речь идет о моих чувствах.
   Джордан, немного нахмурившись, сосредоточенно и внимательно рассматривал ее.
   – Тебе действительно не безразлична Элисон, да?
   – Представьте себе! – немного вызывающе ответила Кэйси.
   – А почему?
   Кэйси, смешавшись, недоуменно взглянула на Джордана.
   – То есть как почему? – повторила она. – Она же ребенок, человеческое беззащитное существо. А разве можно иначе?
   – Она дочь моего брата, – тихо повторил он, – но тебе кажется, что я недостаточно о ней забочусь.
   Расчувствовавшись, она положила руки ему на плечи:
   – Нет. Недостаточное внимание или совершенное отсутствие заботы – абсолютно разные вещи.
   Ее простой жест тронул его.
   – Ты всегда так легко прощаешь?
   Выражение его глаз она восприняла словно удар молнии. Джордан снова и очень близко подбирается к самому тайнику ее души. А если он окажется там, то ей уже никогда от него не освободиться.
   – Не надо меня канонизировать, Джордан, – сказала она как можно беспечнее, – из меня выйдет отвратительная святая.
   – Ты ощущаешь неловкость, когда тебе говорят комплименты?
   Она хотела убрать руки с его плеч, но он прижал их ладонями.
   – Конечно, я люблю комплименты, – возразила она, – скажите мне, что я чрезвычайно умна, и я раздуюсь от радости как мыльный пузырь.
   – Ах, ты вот о чем. Ну, а если бы я сказал, что ты очень сердечный, очень добрый человек, которому я с трудом могу противостоять, такой комплимент ты отвергла бы?
   – Не надо, Джордан. – Он подошел к ней очень близко. Закрытая дверь надежно отгораживала их от остального дома. – Я очень ранима.
   – Да, – и он странно поглядел на нее. – Очередной сюрприз.
   Джордан слегка коснулся ее губ, словно желая попробовать их на вкус. Она судорожно вцепилась в его плечи и почти сразу ощутила знакомую уже слабость и сдалась. Во второй раз за день Кэйси чувствовала любовное томление сокрушающей силы. Она снова потеряла сердце, она просто физически ощущала эту потерю, и ощущение было не из приятных. «Он нанесет тебе рану» – услышала она где-то в глубине сознания, но было уже поздно.