Робертс Нора. Сегодня вечером и всегда (сборник)

   – Джордан, пожалуйста, не надо.
   Кэйси хотела отстраниться, но он повернул ее к себе и медленно, испытующе вглядывался в ее лицо. Большим пальцем смахнул с ее ресниц слезу.
   – Почему ты плачешь?
   – Перестань, Джордан, – и Кэйси покачала головой, чувствуя, что слабеет. – Не могу я позволить себе быть дурой.
   Она уже не справлялась со своими чувствами. А его взгляд стал неотступен и требователен. Почва ускользала из-под ног. Желание, тоска, страх – все разом обрушилось на нее. Стремительно приближалась минута, когда ни о чем думать будет уже невозможно, – она потеряет голову и позволит ему все.
   – Дай мне уйти, – Кэйси изо всех сил старалась взять себя в руки. – С меня хватит.
   – Не дам, – он прижал ее к себе еще сильнее. – Во всяком случае, пока ты не объяснишь мне свое поведение.
   – О боже! Я ничего не хотела говорить. – Кэйси попыталась вырваться. – Я просто разволновалась. Оставь меня в покое, Джордан.
   – Ну уж нет, – и он тряхнул ее за плечи, чтобы привести в чувство, и пристально взглянул ей в лицо. Не отводя глаз, он заговорил медленно и раздельно: – Ты полагаешь, что можешь мне сказать вот такое, а потом взять и просто уйти. Может быть, ты и не хотела мне этого говорить, – сказал он медленно, – но ты сказала. Теперь я хочу знать, в чем дело?
   Слезы у Кэйси высохли. Их осушило отчаяние. Джордан все еще крепко обнимал ее:
   – Не играй со мной. Ничего из этого не выйдет.
   – Джордан, – Кэйси снова обрела некоторую твердость, – чего ты от меня хочешь?
   – Сам не знаю, – сказал он растерянно и ослабил объятия. До него внезапно дошло, в каком она состоянии.
   – Ты влюблена в меня, Кэйси?
   Она попыталась освободиться, но он только покачал головой.
   – Нет, гляди на меня и говори все как есть.
   Кэйси глубоко вздохнула.
   – Я люблю тебя, Джордан. Но это ни к чему тебя не обязывает.
   – Так все просто?
   – Да, все так просто, – согласилась Кэйси и улыбнулась. Ее больше не давило сознание, что надо скрывать свое чувство к нему. – И не хмурься, Джордан. Быть любимым легко. Это любить трудно.
   – Кэйси, – Джордан не знал, что сказать. Она совершенно его выбила из колеи, он и сам теперь не понимает, что чувствует. – Я не знаю, что тебе ответить.
   – Тогда лучше не говори ничего. – «Да, это нелегко нам обоим», – подумала Кэйси и попыталась немного помочь ему. – Джордан, я хочу объяснить тебе, что я чувствую. Но у меня выйдет лучше, если ты не будешь ко мне прикасаться.
   Поколебавшись немного, он отпустил ее и отступил на шаг. Теперь, когда он не был уже так близко, Кэйси успокоилась.
   – Я призналась тебе в любви. Наверное, это ошибка с моей стороны, но что случилось, то случилось. И я хотела бы, чтобы ты воспринял это именно так.
   Кэйси заметила, что он ничего не понял. Да и говорила она, надо признать, весьма невразумительно. Слова прятались друг за друга и решительно не желали выражать ее мысли. Ну как ему объяснить, что сердце рвется к нему, а разум его не приемлет?
   – Всю мою жизнь, – продолжала она, – меня учили, что любовь – это не прихоть, а долг. Пожалуйста, прими все как данность и не задавай мне сейчас больше никаких вопросов.
   – Бог с тобой, какие вопросы?!
   Ему опять захотелось обнять ее, но порыв останавливало выражение, застывшее в глазах Кэйси. Он совсем не хотел, чтобы она страдала. Кроме того, он искренне не понимал, почему она от их отношений ждет самого худшего.
   – Кэйси, тебе ничего от меня не нужно?
   – Нет, – быстро ответила она, словно предугадывала именно этот вопрос. – Я же сказала, что тебя все это ни к чему не обязывает, Джордан. И я действительно так думаю. Я, пожалуй, пойду, поздно уже. Я обещала Элисон, что перед обедом поиграю с ней в теннис.
   И она рванулась к выходу.
   – Кэйси.
   Ей стоило больших усилий обернуться.
   – Да?
   В голове у него было пусто. И он чувствовал себя дурак дураком.
   – Спасибо.
   – Не за что, Джордан.
   И она успела выйти, прежде чем томительно заныло сердце.
 
   Уже совершенно стемнело. Кэйси была у себя и наконец совершенно одна. Из окна комнаты она смотрела, как поднимается луна. Полная, с оранжевым отливом, почему-то в воображении возникали поля, на которых собирают урожай, стога сена и прочие пасторальные картины. «Что же происходит в мире, за пределами этого дома? – подумала она. – Я живу здесь уже так давно, пойманная в ловушку любви, у которой, очевидно, нет будущего. Что же я сделала с собой? Прошел только месяц, но я уже потеряла самое драгоценное в моей жизни: свободу».
   Кэйси обняла себя за плечи и отвернулась, глядя в глубь комнаты. «Даже, когда я уеду отсюда, – продолжала размышлять она, – и буду далеко от него – я не обрету свою свободу снова. Любовь накладывает вечные цепи».
   «А что чувствует Джордан? Что мы скажем друг другу завтра? Смогу ли я вести себя так, как будто все идет по-прежнему, и сыпать шуточками, словно ничего не изменилось?» Она слегка рассмеялась и покачала головой.
   «Нет, все должно остаться незамеченным, – решила Кэйси. – Работа начата, работу надо закончить – разве это не мое главное правило? Я отдала ему свою любовь, не связывая его никакими обязательствами, и должна следовать этим путем».
   «О господи, – подумала Кэйси и еще крепче стиснула свои плечи. – Какая же я трусиха!»
   Прижав руку к виску, она пошла в ванную за аспирином. Хоть голова пройдет. Доставая чашку, она вдруг уловила какой-то сдавленный звук из комнаты Элисон. Кэйси нахмурилась и прислушалась.
   Можно считать, что все спокойно и тихо, но это, несомненно, плач. Кэйси поставила на место пузырек с аспирином и вошла в дверь смежной комнаты. Закутавшись в одеяло, Элисон рыдала в подушку. И Кэйси сразу обо всем забыла.
   – Элисон?!
   Кэйси села на край кровати и дотронулась до растрепанных светлых волос.
   – Что случилось?
   – Мне приснился кошмар.
   Девочка в ужасе прижалась к Кэйси.
   – Такой ужасный кошмарный сон. Повсюду бегали пауки.
   Кэйси обняла ее, и Элисон спрятала лицо у нее на груди.
   – Пауки? – Кэйси крепче прижала к себе девочку и стала поглаживать ее по голове. – Да, это ужасно. И в одиночку с ними не справиться. Почему ты не позвала меня на помощь?
   Элисон слышала, как уверенно и ровно бьется сердце Кэйси у нее под ухом, и понемногу стала успокаиваться.
   – Бабушка говорит, что очень невежливо беспокоить людей, когда они спят.
   Кэйси почувствовала внезапную вспышку ярости. Господи, надо же до такой степени не понимать детей.
   – Но не тогда же, когда тебя мучают кошмары. В такие минуты можно все. Я орала как сумасшедшая, когда мне снились страшные сны.
   – Правда? – и Элисон посмотрела на нее. – У вас тоже были кошмары?
   – Еще какие! Дед говорил, что это расплата за творческое воображение. И поэтому я просто гордилась ими.
   Она отвела волосы от лица Элисон.
   – И еще одно. Ты можешь приходить ко мне, когда захочешь. Мы с тобой друзья.
   Вздохнув, девочка снова положила голову на грудь Кэйси.
   – Пауки были такие большие. И черные.
   – Но теперь они все убежали. Лучше думай о кенгуру. Они гораздо симпатичнее.
   – О кенгуру?
   Элисон явно улыбалась. Это было ясно даже в темноте.
   – Конечно. А ну-ка, укладывайся.
   Когда Элисон наконец устроилась, Кэйси прилегла рядом.
   – Ты хочешь остаться со мной? – едва слышно спросила изумленная Элисон.
   – Да, ненадолго.
   Кэйси прижала к себе девочку, и ей стало тепло.
   – И хочу, чтобы мне тоже приснились кенгуру.
   – Кэйси.
   – М-м-м? – и Кэйси увидела устремленный на нее взгляд серьезных карих глаз.
   – Я тебя люблю.
   «Ну вот так-то, – подумала Кэйси. – Без всяких условий, без всяких требований. Любовь в чистом виде». До сего момента она и не подозревала, как ей нужна такая любовь.
   – Я тоже тебя люблю, Элисон. Закрывай глаза.
   Джордан стоял на пороге и смотрел на спящих. Голова Элисон покоилась на плече Кэйси. Он даже счет времени потерял, стоя вот так и глядя на них. Каждая повернулась лицом к другой, словно они нашли, что искали.
   «И обе они – мои», – подумал Джордан и удивился, почему у него стало так хорошо на душе. Обе они любили его, а он, слепец, ничего не видел. Но теперь, когда он это знает, каков должен быть его следующий шаг? «Любовь – это совсем непросто», – так сказала Кэйси. Он вспомнил, как они глядели на него – Элисон ошеломленно и с надеждой, Кэйси – испуганно, оттого, что проговорилась. Джордан подошел к кровати.
   Наклонившись, он легко и нежно отодвинул Элисон от Кэйси. Девочка шевельнулась во сне и тут же затихла. Джордан осторожно поднял Кэйси на руки. Она что-то пробормотала, обняла его за шею и прижалась головой к его плечу. Была в этом движении такая доверчивость, которая возбуждала гораздо больше, чем любые ухищрения кокетства. Джордан повернулся и уже хотел пронести ее через смежную дверь, когда Кэйси медленно открыла глаза и уставилась на него.
   – Джордан? – она еще не вполне понимала, что происходит, и голос у нее был совсем сонный и хриплый.
   – Кэйси. – Он поцеловал ее в лоб. В одно мгновение Кэйси стряхнула с себя оцепенение. Доверчивость сменилась ненужной тревогой, которая зазвенела в ее голосе.
   – Что ты делаешь?
   – Пытаюсь решить, нести тебя в твою комнату или к себе. – Он медлил на пороге. – Почему ты оказалась в постели Элисон?
   – Потому, что пауки, – вспомнила Кэйси, стараясь привести мысли в порядок.
   – Что, что?
   – Ей привиделся кошмар, – и Кэйси вздохнула. Она всегда просыпалась с трудом. – Но что ты здесь делаешь?
   – Я теперь прихожу проверять, как она спит. Давным-давно надо было так делать.
   Кэйси улыбнулась и коснулась его щеки.
   – А ты хороший человек, Джордан. Раньше я не была в этом уверена.
   Она зевнула и уютно уткнулась в его плечо.
   – Куда угодно, туда и неси, только положи в постель.
   И как-то совершенно естественно она снова задремала.
   – Кэйси! – оказавшись в ее комнате, он с удивлением заметил подушку и простыни на кушетке. – Почему ты не спишь в кровати?
   – Клаустрофобия, – сонно отвечала она, – сетка да еще эти занавески, тесно, душно. Поневоле почудится, что лежишь в гробу.
   – Но ведь все несложно поменять.
   Она теснее прижалась к Джордану. Боже, как она была соблазнительна.
   – Да нет, не стоит. На кушетке очень удобно. Да и слуги уже привыкли к моим выходкам. Стоит ли их разочаровывать?
   Джордан положил ее на кушкетку и сел рядом.
   – От тебя пахнет фиалками. – Он уже искал ее губы. Они были мягкие, теплые, податливые. Он сразу уловил момент, когда она проснулась совершенно.
   – Джордан, – сказала Кэйси совсем другим голосом. Сна явно не было ни в одном глазу. – Джордан, ты захватил меня врасплох.
   Она твердо и решительно уперлась руками в его грудь.
   – Конечно. Я все думал, удастся ли мне это когда-нибудь или нет. – Он прижался губами к ее ладони: – Я намерен воспользоваться моментом, Кэйси.
   Джордан провел пальцем вниз от ее плеча и коснулся груди. Он почувствовал сквозь ткань отвердевший сосок.
   – Сегодня, – прошептал он, – сейчас.
   – Джордан…
   Как все это трудно! Она еле сдерживала себя. Она хотела его, как безумная.
   – Я уже тебе сказала, что все это необязательно.
   – Но ты также сказала мне, всего несколько часов назад, что любишь меня.
   И он снова поцеловал ее. «Боже милостивый, как же я ее хочу», – подумал он. Еще ни одна женщина не заставляла его так болезненно желать. От желания кипела кровь, бунтовала плоть. Может, для нее это и необязательно, но для него она выбора не оставила.
   Кэйси все еще пыталась остановить неизбежное. В глубине души она сама сознавала, что эти ее старания впустую. Да и глупо, сказав «а», не сказать «б».
   – Но я не говорила, что хочу заниматься с тобой любовью! Должен же ты хоть что-то оставить на мое усмотрение, Джордан.
   Нет, она не может этого допустить. Она знала, что, если хоть раз все произойдет, она почувствует себя его женщиной. А это не просто минутное желание ласки, наслаждения. Она хотела если принадлежать кому, то целиком и навсегда.
   Джордан молча смотрел на нее, все еще держа ее за руку. Она снова была беззащитна, так же как тогда рядом с Элисон. Нет, он не хочет ее страданий. Но и оставить ее он тоже не может. Он встал и направился к двери. Кэйси тихо вздохнула. Однако, заперев дверь, он вернулся. Кэйси вскочила: «Нет, это невозможно!»
   – Кэйси, позволь мне сегодня любить тебя. Первый раз в жизни мне необходим другой человек.
   Разве могла она отослать его прочь. Если бы он откровенно соблазнил ее, может быть, ей удалось бы устоять. Но против искренности она была бессильна. Кэйси сама обняла его.
   Он сразу же стал целовать ее так отчаянно, будто это была последняя, а не первая ночь. У них обоих все поплыло перед глазами. Он крепко сжимал ее в объятиях – очень крепко, словно опасался, что она внезапно ускользнет. Но это было напрасно, если Кэйси что-нибудь дарила, то никогда не требовала назад. Он сорвал с ее плеч ночную рубашку, ему не терпелось ощутить под руками ее тело. Какая она тоненькая! Надо быть с ней осторожным, чтобы не переломить надвое. Но его руки не хотели, отказывались быть нежными.
   Кэйси не чувствовала боли от его слишком грубых объятий. Ей передавалось его нетерпение, хотелось быть ему необходимой. Сейчас этого было для нее достаточно. Она потянула его к кровати.
   Ей хотелось ощутить его тяжесть. Ее раздражала одежда, разделявшая их. Ее рот истосковался по его губам. И она всю себя перелила в поцелуй. Он был долгим, самозабвенным и несколько успокоил переполнявшие обоих желания.
   Медленно, уже получая удовольствие, он начал раздевать ее. Джордан больше не чувствовал себя зарвавшимся юнцом. Он хотел теперь пройти все стадии наслаждения. Джордан провел языком по ее шее, и вздох Кэйси, вздох наслаждения он ощутил всем телом. По-прежнему желая, но уже без исступления, он коснулся губами ее груди. Кэйси распахнула халат Джордана, чтобы почувствовать наконец все его бесконечно желанное тело.
   Желание познать ее до конца переполняло его. Сейчас обоим было еще не до нежности. Это придет позже, когда пыл несколько поугаснет и наступит утомление. Он покусывал ее грудь, и ощущение было чудесным. Надоевший халат наконец полетел на пол, и теперь слияние двух тел было полным. Он поласкал языком ее сосок, а затем с роскошной неторопливостью его губы снова проследовали к шее. Первобытная, темная страсть властвовала над ними.
   Ее руки скользили по напряженным мышцам его груди, впивались в плечи, опускались вниз к бедрам, помогая ему вонзиться глубже, глубже, еще глубже. Она утопала в ощущении его близости. Он был всем тем, о чем она мечтала, прикосновение его губ к ее телу вызывали невыразимое, безумное наслаждение. Ей вновь захотелось ощутить вкус его поцелуя.
   – Поцелуй меня, – прошептала она в изнеможении.
   Буря неумолимо надвигалась. Кэйси чувствовала ее неизбежность. Ее грозное и великолепное приближение обещал поцелуй. Тело Кэйси ожило, оно трепетало, оно отдавалось, оно требовало. Рука Джордана легла ей на бедро, медленно скользя туда, где нежная кожа наиболее чувствительна. Пальцы ее готовы были разорвать его за то, что он так медлил. Тело Кэйси полыхало от неутоленного желания. Она уже содрогалась от предвкушения, но Джордан все оттягивал и оттягивал блаженный миг.
   Джордан хотел видеть, как Кэйси потеряет самообладание. Его собственное было на исходе, но слишком быстрое завершение Джордана не устраивало. Он хотел еще и еще прикасаться к ней, ощущать ее кожу своими ладонями, слышать, как она со стоном произносит его имя. Все это доводило его почти до безумия. Кровь стучала в ушах, словно молотом, но он все еще медлил, губами скользя по ее бедру, языком прокладывая дорожку по животу. Он слышал, как она дышит – коротко и прерывисто. Она всецело в его власти, и ему необходимо было это знать.
   Когда он снова поцеловал ее в губы, Кэйси уже была вне себя. А он чувствовал себя властелином. Только его ключ подходил к дверям, открывавшим им обоим путь к вершине. Но когда она вдруг завладела этим ключом, Джордан почувствовал, что трон его зашатался. Нет, это он был ее рабом. И он подчинился.

* * *

   Кэйси свернулась около него клубочком, все еще пребывая в блаженстве. Но ни о чем не жалела. Она любила. Она знала только, что нашла мужчину, которого ждала всю жизнь. И хотела им обладать столько времени, сколько он сам того пожелает. «Завтра пусть само о себе позаботится, а сегодня ночью у нее есть все, что только можно пожелать».
   Джордан лежал тихо. Было темно. Истома охватила все его тело. Он даже не представлял, какой же пытке подвергал себя последние несколько недель. Но его душа…
   «Да, такого, как сейчас, не было никогда, – размышлял он, несколько ошеломленный этим открытием. – Но я не могу ей сказать об этом. Она никогда не поверит». Он закрыл глаза, стараясь собраться с мыслями. Но Кэйси лежала рядом, такая теплая и мягкая, рука ее доверчиво покоилась на его груди. «Господи милостивый, ведь я только сейчас имел ее, и уже снова хочу, будто мы расставались не меньше чем на месяц. Она, как наркотик». Джордан не прочь был бы рассердиться, ему не нравилось такое положение вещей. Он, безусловно, не привык находиться в зависимости от чего-нибудь или кого-нибудь, но не мог справиться с мучительным желанием ею обладать. Она вздохнула, повернула голову и взглянула на него.
   – Джордан?
   – Да? – и его рука непроизвольно заскользила по ее телу, которое притягивало его как магнит.
   – Я совершенно забыла про москитную сетку. Правда, странно?
   Он разглядел сияние улыбки в ее блестящих глазах. И разом исчезли все сомнения. Сопротивляться было невозможно.
   – Лекарство от клаустрофобии?
   – Пожалуй, и весьма действенное.
   Кэйси вдруг оказалась сверху и, прижавшись к нему, заявила:
   – Ученые, знаешь ли, любят проверять свои теории на практике. Как насчет того, чтобы предоставить свое тело для эксперимента.
   – Сколько угодно!
   И он поцеловал ее в губы.

6

   «Кочевые племена индейцев жили почти исключительно охотой на буйволов. Они не занимались сельским хозяйством и – очень мало – рыболовством».
   Кэйси зевнула и откинулась на спину стула.
   – Извини, но я поздно заснула вчера ночью, – сообщила она Джордану, но это и так было ему известно.
   Ее беспечность была абсолютно непритворной. Кэйси сегодня было легко. Она призналась, что любит, она подчинилась велению страсти и отнюдь ни о чем не жалела. Напряжение, в котором она жила все это время, было следствием борьбы со своими инстинктами и попыткой скрыть правду.
   – Интересно, Джордан, могу я изменить своим принципам и позвонить, чтобы принесли еще кофе?
   И она снова зевнула.
   Он смотрел, как она долго, роскошно потягивается.
   – Не любишь ты слуг, да?
   – Ну что ты, – и Кэйси уперлась локтями в колени. – Я просто не люблю, чтобы мне прислуживали. И кофе я бы лучше сварила сама, но Франсуа не любит, когда кто-нибудь слоняется у него в кухне.
   – А почему тебя собственно не устраивает такое облегчение быта?
   – Джордан, я не могу философствовать после того, как спала всего три часа. – И она опять зевнула. – Между прочим, какого цвета глаза у Миллисент?
   – Какое, черт возьми, это имеет значение?
   – Видишь ли, люди редко замечают тех, кто их обслуживает. В колледже мне приходилось этим заниматься…
   – Ты была официанткой?
   – А тебя это удивляет?
   – Я просто убит, – и Джордан усмехнулся, – не могу вообразить, как ты балансируешь с подносами и принимаешь заказы.
   – Между прочим, я была потрясающая официантка.
   Кэйси нахмурилась.
   – Что-то я хотела тебя спросить?
   – Да?
   – А вот! Как ты ухитряешься быть таким задиристым, хотя спал не больше, чем я?
   Джордан, улыбаясь, подошел к Кэйси.
   – Потому что, сидя здесь и прислушиваясь к потоку информации об индейцах арапахо и прочих равнинных племенах, я думал совсем о другом. О том, что мне снова хочется лежать с тобой и заниматься любовью. А это, согласись, возбуждает.
   Не согласиться с этим было трудно. Если она и была слегка разочарована, то лишь тем, что не удалось сегодня утром проснуться рядом с ним, но ведь нужно было думать и об Элисон. «Прошлая ночь, – подумала она, наслаждаясь его поцелуем, – была слишком коротка. А будущая наступит еще очень нескоро».
   – Не очень-то мы много наработаем, трудясь таким образом, – проворчала Кэйси.
   – А мы и не станем стараться.
   Джордан снял с нее очки и положил их на стол.
   – Пойдем.
   – Куда?
   – Наверх, – он уже тащил ее к двери.
   – Джордан, – Кэйси рассмеялась, пытаясь задержать его, – ведь только одиннадцать часов утра.
   – Нет, без десяти, – уточнил он, взглянув на часы, когда они уже шли через гостиную.
   – Джордан, ты ведешь себя несерьезно.
   – Скажешь мне об этом через полчаса.
   Он подталкивал ее вверх по лестнице.
   – Элисон в школе, мать на заседании одного из ее знаменитых комитетов, а я хочу быть с тобой. – Он открыл дверь своей комнаты. – В моей постели.
   Кэйси очутилась в кольце его рук. Такому упорному натиску сопротивляться было невозможно. Голова шла у нее кругом. Он жадно припал к ее рту.
   – Джордан, – Кэйси перевела дыхание, когда он стал целовать ее шею, – мы вряд ли одни.
   – Я никого вокруг не вижу, – пробормотал Джордан, подбираясь губами к ее уху.
   Она застонала, едва удерживая равновесие.
   – В это время в доме полно слуг.
   Он притянул ее к себе, коротко, крепко поцеловал и отпустил. Кэйси почувствовала, как под ногами качнулся пол.
   Всего два шага и Джордан был уже у телефона. Он поднял трубку и нажал кнопку, продолжая пожирать Кэйси глазами.
   – Джон, отпусти всех слуг. Я даю им день отдыха. Да, всему штату. И немедленно. Будь любезен.
   Джордан сидя положил трубку на место.
   – Пятнадцать человек будут мне очень благодарны.
   – Шестнадцать, – поправила его Кэйси. – Спасибо, Джордан.
   Он стремительно подошел к ней.
   – За что?
   – Ты понял, что мне необходимо быть с тобой и только с тобой. Чтобы действительно не было никого вокруг. Это важно для меня.
   Он коснулся ее щеки. Кэйси становилась для него необходимой, и это понимал он. В высшей степени необходимой.
   – Ну теперь уж тебе точно придется самой варить кофе, – проговорил он.
   – Какой кофе? – Кэйси стала расстегивать его рубашку. – Сказать тебе, что я вообще думаю о кофе?
   – Только не сейчас.
   Желание становилось все сильнее. Кэйси не спеша расстегивала вторую пуговицу.
   – Пожалуй, ты соскучишься, пока я покончу с этим, – заметила она, переходя к третьей.
   – Этого просто не может быть. Разве можно скучать с тобой.
   Ее пальцы замерли.
   – Спасибо, Джордан. Как хорошо ты это сказал!
   Джордан, подражая ей, стал методично расстегивать пуговицы ее рубашки.
   – Конечно, если бы я сказал, что ты самая щедрая, самая искренняя из всех, кого я знал, ты бы немедленно переменила тему.
   По всему ее телу разлилась теплая волна и отуманила сознание. Кэйси не знала, что ему ответить. Она приходила в ужас от мысли, что может поступить как-то не так и испортить драгоценный момент. Она открыла для себя истину, что если любишь, то очень трудно сдерживать свои эмоции. Но выходит это гораздо необходимее, чем в обычных обстоятельствах.
   – Да, наверное, я сказала бы что-нибудь вроде: где ты покупаешь свои рубашки? Ткань просто чудесная.
   – Кэйси. – Она взглянула ему в глаза. – Ты прекрасна.
   Кэйси рассмеялась и сразу почувствовала себя свободнее.
   – Нет, прекрасной меня назвать нельзя.
   – Когда ты улыбаешься, в уголке рта, справа, у тебя появляется ямочка. А когда ты возбуждена, твои глаза темнеют и затуманиваются так, что совсем исчезают золотые искорки.
   Пульс у нее зачастил, в ушах застучало, жар желания затмевал сознание.
   – О, Джордан!
   Он спустил рубашку с ее плеч и провел ладонями по ее груди вниз к талии, к вздрагивающим бедрам.
   Она трепетала от его прикосновений. И это было потрясение. Он ведь только слегка до нее дотронулся, а все ее тело уже пульсирует и жаждет. Он приобрел слишком большую власть над ней во всех отношениях – над сердцем, телом и умом. Кэйси возмутилась всем своим существом. Она отдала ему свою любовь, но полностью сдаться на его милость – увольте! Он должен хотеть ее так же сильно, как она сама желает его. Кэйси расстегнула последнюю пуговицу на его рубашке.
   – Я хочу тебя, Джордан, – прошептала она и медленно провела ладонями по его телу вверх – по плоскому животу до курчавой поросли на груди. Она чувствовала, как под ее прикосновением напрягаются мускулы. Сняв с него рубашку, она прижалась губами к его плечу.
   – Ты заставляешь меня страдать. – Она провела пальцем по его щеке. – Ты заставляешь желать тебя.
   Она расстегнула его слаксы, не переставая целовать его шею, проводя губами вниз до плеча. Он хрипло застонал от удовольствия. Она потянула его на пол.
   Страсть бывает разной на вкус. Кожа у него была горячая и влажная там, где она целовала его. Она чувствовала, как под ее языком гулко стучит его сердце. Это мечта, греза. Тело ее было словно околдовано, но мыслила она достаточно ясно. Она хотела знать о нем все, что ему нравится, что его возбуждает. Она послушно следовала инстинкту и позволяла своим рукам бродить, где им вздумается, и это приводило ее в экстаз. Она остро чувствовала его желание, и это вызывало в ней ответное необычайно сильное возбуждение. В этот момент – поняла она – Джордан так же беззащитен перед страстью, как она сама.