Дел отдала серому все, что оставалось в ее флягах. Я проверил свои — в одной еще плескалась вода.
   — Глотни.
   — Я не хочу.
   — Ты зря упрямишься, — я улыбнулся ей. — Это тебя не унизит. Я предлагаю тебе воду не из-за того, что ты женщина. Просто ты с Севера, ты не так приспособлена к Югу, как я, — я подождал, а она плотнее сжала губы.
   — Выпей, баска.
   Дел выпила, и я сразу заметил, что она снова ожила. Я не услышал от нее ни одной жалобы, она даже не спросила сколько ехать до следующего колодца. Я уважал сильных духом людей, тем более если таким человеком оказалась женщина.
   Она вернула мне флягу.
   — Ты?
   Я собирался сказать ей, что привык к жаре и могу проехать еще пару миль без воды, но прикусил язык. Такого она не заслужила. Я сделал пару глотков и снова привесил флягу к седлу.
   Уже привычно я показал на Юг.
   — Я знаю один оазис. Воды до него хватит. Там наполним фляги и поедем вперед до следующего колодца. Если он тоже отравлен, вернемся.
   — Вернемся? — она повернула голову и посмотрела на меня. — Ты хочешь сказать, не поедем в Джулу?
   — Именно это я и хотел сказать.
   Она мотнула головой.
   — Я не поверну.
   — Придется, — спокойно сказал я. — Если ты поедешь в Джулу, не зная точно, где искать воду, навсегда останешься в Пендже, — я кивнул. — Я провожу тебя до оазиса, баска. Там решим.
   — ТЫ ничего не решаешь, — отрезала она.
   — Дел…
   — Я не могу повернуть. Неужели ты не понимаешь? Я должна найти брата.
   Я вздохнул и заговорил, стараясь скрыть раздражение.
   — Баска, если ты пойдешь в пустыню без воды, через сутки отправишься в другой мир к своей семье и брату уже не поможешь.
   Выбившиеся пряди волос падали ей на лицо, нос и щеки покраснели, а в ярко-голубых глазах светилось упрямство. Она уставилась на меня, и я понял, как чувствует себя лошадь на базаре, когда придирчивый покупатель проверяет ее ход, ноги, сердце. Это был взгляд танцора меча, выискивавшего брешь в обороне противника, чтобы через секунду поразить его насмерть.
   Я заметил, как напряглись мышцы на ее лице.
   — У тебя нет семьи, иначе бы… Тебе не нужно ни о ком беспокоиться.
   Спорить она не собиралась. В каждом слове Дел была уверена.
   — Да, семьи у меня нет, — согласился я, стараясь ничего не выдать.
   По ее тону я понял, как она меня в этот миг презирала. Сами слова не были оскорбительными, но голос звенел от отвращения.
   — Может быть если бы у тебя была семья, ты бы понял меня, — резко бросила она. Помолчав, Дел отвернулась, вскочила в седло и разобрала повод. — Не суди… не обесценивай… то, чего не можешь понять, Песчаный Тигр. Танцору меча следовало бы знать такие вещи.
   Я быстро схватил повод ее мерина и серый застыл.
   — Баска, поверь, я все понимаю и не обесцениваю то, что ты делаешь, — таких слов от меня ни одна женщина не слышала, — но я знаю, что если женщина под влиянием эмоций начинает делать глупости, лучше ей довериться опытному мужчине.
   — А стоит ли? — уточнила она. Пальцы вцепились в повод. Я уже готов был выслушать грязную Северную ругань, но Дел промолчала. Она молчала достаточно для того, чтобы успокоиться и подумать, а потом тихо вздохнула.
   — У нас на Севере родственные связи очень важны. Они придают родственникам силу, мощь и будущее, как рождение ребенка дает будущее мужчине и женщине. И всем очень тяжело, когда хотя бы одна жизнь теряется
   — мальчика или девочки, младенца или старика — потому что связь разрывается. Каждая жизнь для нас драгоценна и мы скорбим, но проходит время и мы приветствуем рождение и новый человек заменяет умершего, появляется новая жизнь, — соскучившийся мерин затряс головой и пряжки уздечки зазвенели. Не отвлекаясь, Дел успокоила его, похлопав ладонью по шее. — Вся мои родные были убиты, Тигр. Выжили только брат и я. Но Джамайла увезли. Я — дочь Севера, член своей семьи и сделаю все, чтобы вернуть брата домой, — она смотрела на меня решительно, и такая же твердость была в ее голосе, хотя говорила она спокойно. — Я поеду вперед несмотря ни на что.
   Я взглянул на нее, восхитившую меня своей гордостью и женственностью. Но дело было не только в женственности. В ней была такая сила воли, такое стремление достичь своей цели…
   — Тогда поехали, — отрезал я. — Мы здесь без толку паримся и теряем время.
   Дел слабо улыбнулась и больше эту тему не затрагивала.
   Ну что ж, немного повздорили. Маленькая стычка еще не война.

5

   — Смотри! — закричала Дел. — Деревья!
   Я проследил взглядом за ее вытянутой рукой и действительно увидел деревья — высокие тонкие пальмы со свисающими выгоревшими листьями и заостренными, светло-коричневыми стволами.
   — Вода, — удовлетворенно сказал я. — Видишь, листья зеленые и сильные. Если они коричневые и пожухшие, значит воды нет.
   — А ты сомневался? — растерялась она. — Ты привез меня сюда зная, что воды может не быть?
   Она не злилась, просто очень удивилась. Я не улыбнулся.
   — В Пендже никогда не знаешь, где найдешь воду, а где нет. И… Да, я привез тебя сюда зная, что воды может не быть, потому что ты очень старалась произвести на меня впечатление, что тебя не волнует ничего, кроме поисков брата, и тебе это удалось.
   Дел кивнула.
   — Ты думаешь, я дура. Глуповатая, неразумная женщина, — это был не вызов. Она констатировала факт.
   — Тебя так волнует, что я о тебе думаю?
   — Нет, — тут же улыбнулась она, — так же как вряд ли тебя волнует, что я думаю о Песчаном Тигре.
   Она обогнала меня и поскакала к оазису.
   На этот раз вода оказалась чистой и сладкой. Мы попробовали ее сами, потом напоили лошадей и наполнили фляги. Дел не скрывала удивления, что в Пендже можно найти такое сокровище: деревья предлагали спасительную тень, под ними росла трава — холмики бледной зелени соединенные длинными тонкими отростками. Песок здесь был таким же как в пустыне, но вместо тепла хранил прохладу. Всю мою жизнь я не переставал изумляться многообразию Пенджи. Что это был за странный мир. Он манил, он вытягивал из вас соки и дурачил бесконечными превращениями хамелеона. А потом убивал.
   Оазис был большим. Его окружала каменная изгородь, построенная руками человека, чтобы защитить убежище от самумов. Пальмы возвышались над сеткой травы. Растительности было достаточно, чтобы в оазисе могли прожить два небольших племени, а может еще и караван или два одновременно пару недель. Все это время животные могли бы спокойно пастись, не угрожая природе этого уголка. Но задержись они подольше, и оазис мог был уничтожен полностью, а в Пендже нашлось бы немного людей, которые решились бы оставить другого без еды и воды даже ради своих животных. Обычно в подобных местах кочевники устраивали лагерь на неделю или две, а потом шли по пескам к следующему оазису и до прибытия других путешественников природа успевала оправиться. Хотя были случаи, когда оазисы уничтожались полностью бездумными караванщиками.
   Колодец на самом деле был не колодцем, а больше напоминал водоем. Из глубокой трещины в земле били ключи, вокруг них много лет назад люди выложили из камней глубокий круглый бассейн футов семь от края до края. Водоем оказался внутри огромного каменного полукруга — какому-то богу вздумалось сложить эту стену на песке. Внутри этого полукольца росла самая густая поросль — жесткая, жилистая трава, в которой не было и намека на сладкий сок горных трав, но набить желудок можно было и ею.
   В жаркие сезоны ключи били тонкими струйками и воды в бассейне было настолько мало, что она едва смачивала нижние камни. В такое время я подъезжал к источнику с обнаженным мечом. Мне не раз приходилось сталкиваться с людьми, которые до того боялись лишиться воды, что не допускали вторжения в оазис посторонних. Бывали случаи, когда мне приходилось сражаться за один глоток. Однажды я убил человека, чтобы напоить лошадь.
   В это время года ключи наполняли бассейн до краев, вода переливалась через позеленевшие камни, так что Дел и я, расседлав и напоив лошадей, сбросили бурнусы, уселись в тени пальм, прислонившись спинами к кольцу камней, и расслабились, наслаждаясь желанной передышкой. Дел откинула назад голову, подставив лицо солнцу, и закрыла глаза.
   — Юг так непохож на Север. Ты правильно сказал… они разные по виду и по характеру, как мужчина и женщина, — она улыбнулась. — Я люблю Север с его снегом, льдом, буранами. Но в Юге есть свое жестокое очарование.
   Я ухмыльнулся.
   — Большинство людей этого не замечают.
   Дел пожала плечами.
   — Мой отец учил меня смотреть на все места… и всех людей… открыто и с пониманием, учил хотеть понимать нравы других. Не суди сразу, говорил он, пока не узнаешь, что находится под одеждой или кожей. Даже пол не главное, — в ее голосе прозвучала нотка кислого юмора, — хотя судя по Южным законам, это вам трудно понять. В любом случае, я не притворяюсь, что уже поняла Юг, но он начинает мне нравиться.
   Я пришлепнул насекомое, попытавшееся засунуть свой хоботок под кожу моего бедра. Я был почти обнажен, на мне осталась только набедренная повязка, которую носили большинство танцоров мечей — без ощущения физической свободы нельзя войти в круг.
   — Мало найдется людей, которые назвали бы Пенджу приятным местом.
   Дел мотнула головой и светлая коса скользнула по ее плечу как ящерица, взбиравшаяся на камень.
   — Нет, ее не назовешь приятной. Она дика, опасна и зла, как снежные львы в горах Севера. Как и львы, она ходит одна, надеясь на свою уверенность и силу. Снежные львы убивают без сожаления, их не мучает совесть после каждого убийства, — Дел вздохнула. Глаза ее были закрыты, под ними лежали тени от бледно-желтых ресниц. — Жестокость это часть их. Без нее лев не был бы львом.
   Хорошее описание Пенджи. Я посмотрел на Дел — голова запрокинута, лицо подставлено солнечным лучам — и удивился, откуда у совсем молодой девушки столько мудрости. Такие знания можно получить лишь прожив долгую жизнь.
   А потом, глядя на нее, я уже не думал о мудрости. Я думал только о ней. Я встал, подошел к Дел. Она не открыла глаза. Я наклонился, сгреб ее в охапку, поднес к бассейну и опустил в воду.
   Она вынырнула отфыркиваясь, разбрызгивая воду, испуганная и растерянная одновременно. Мокрые пальцы нащупали кромку каменного круга и крепко вцепились в него. Роскошные светлые волосы слиплись от воды.
   Я стоял рядом и молчал. Через несколько секунд с ее лица исчезла ярость, а напряженные плечи расслабились. Она вздохнула и закрыла глаза, наслаждаясь водой.
   — Вымокни как следует, — посоветовал я. — Тебе нужно напитать кожу влагой, прежде чем двинемся в путь.
   Вместо ответа она с головой ушла под воду. Я полюбовался пузырями, а потом повернулся к седлу, чтобы вытащить мясо кумфы из переметной сумы.
   Рычание я услышал до того, как увидел зверя. Я даже представить себе не мог, когда он успел выбраться из своего логова в скалах, но он уже припал к песку и траве, обнажив зубы, и нервно бил себя коротким хвостом. Длинные, чуть изогнутые клыки торчали из пасти и касались мощной нижней челюсти. На ромбовидной голове песчаного цвета горели зеленые глаза.
   Самец. Молодой и здоровый. Песчаные тигры не вырастают до огромных размеров, им этого не требуется. Песчаный тигр это просто комок ненависти. У них короткие лапы, куцые хвосты и почти незаметные уши. Огромные глаза перед атакой покрываются поволокой, словно разум зверя бродит где-то в иных мирах, но это только иллюзия. Нежный, обезоруживающий взгляд моментально изменяется в секунду прыжка, который приносит жертве смерть. У любого песчаного тигра, независимо от размера, задние лапы и бедра сильнее чем у взрослой тренированной лошади, а их челюсти запросто перекусывают человеческую руку.
   Одного взгляда на песчаного тигра мне хватило, чтобы утонуть в воспоминаниях. В голове замелькали образы: другая кошка, другой тигр, приготовившийся вырвать мои внутренности или выгрызть мне горло.
   Прошло много, много времени с тех пор, как я видел песчаного тигра. Их осталось мало и это одна из причин, по которой мое имя идеально соответствует моей профессии — песчаного тигра многие считают почти мифическим животным, рожденным древними сказками и легендами. Хотя в нем нет ничего мифического. И не было ничего мифического в звере, застывшем передо мной.
   А вот я мог уйти в мифы.
   Ножны я бросил на землю около седла, там же остался Разящий. Я проклял собственную глупость. Надо же было настолько увлечься водой, чтобы пренебречь собственной безопасностью. Подобная беззаботность могла закончиться и смертью.
   Я застыл, зная, что малейшее движение должно было вызвать немедленную атаку. Тигр прыгнет в любом случае, пошевелюсь я или нет, но провоцировать его не хотелось.
   Аиды, неужели это повторится? Мне хватило одного раза.
   Рука скользнула к ножу, пальцы сомкнулись на рукояти. Ладонь сразу стала влажной. Я почувствовал, как в животе у меня завязываются узлы.
   Боги, не надо…
   Сузившиеся зеленые глаза смотрели с отрешенным, сонным выражением, но я видел, что взгляд начинал меняться…
   …и услышал за спиной плеск воды.
   — Оставайся в воде, Дел.
   Она что-то спросила, но тигр прыгнул и я уже ничего не слышал.
   В одно мгновение я выхватил нож из ножен, выставил его навстречу зверю, но тигр оказался умнее, чем я думал. Вместо того, чтобы прыгнуть мне на горло, раздирая когтями плечи и грудь, он ударил мне в живот и я тут же задохнулся.
   Я почувствовал как напряглись его задние лапы, черные когти впились в песок и я упал на землю под тяжестью зверя. Мой нож прошел сквозь жесткий мех и по рукоять скрылся под шкурой. Я услышал страшный тигриный крик боли и ярости.
   Левой рукой я вцепился коту в горло, стараясь держать его широко раскрытую пасть подальше от моего незащищенного живота. Рука, сжимавшая нож, была мокрой от кошачьей крови. Тигр дышал мне в лицо и я задыхался от вони и запаха гнилого мяса. Зверь рычал и хрипел от напряжения, пытаясь вонзить в меня длинные клыки. Я боролся с такой же силой, втыкая нож глубже, в надежде добраться до жизненно важного органа.
   Одна из мощных задних лап вытянулась и когти содрали кожу с моего бедра. Испуг придал мне силы — у меня уже достаточно шрамов песчаного тигра, чтобы производить впечатление на женщин. Больше мне не нужно.
   Потом я услышал визг самки и понял, что мы с Дел нарвались на пару с котятами. Одинокий песчаный тигр очень неприятное животное, гораздо опаснее столкнуться с самкой и самцом, но самое страшное — встретить самку с котятами.
   У воды осталась Дел.
   Мне удалось перекатиться и прижать тигра к земле. Для него позиция оказалась непривычной и он забился сильнее, но я вонзил нож глубже и наконец услышал ужасающий визг кошки в смертельной агонии. Удовольствия мне это не доставило, да и никогда не доставляло, но на самобичевание времени не было. Я вскочил на ноги и повернулся, чтобы броситься на самку…
   …но перед ней уже стояла Дел, сжимая двумя руками Северный меч.
   Свет сбегал по радужным рунам к острию клинка. Она стояла перед тигрицей как живая скульптура, чуть согнув ноги для равновесия. Вода стекала по рукам и ногам, мокрые волосы прилипли к спине, зубы были оскалены в вызове таком же диком, как у кошки. Если бы я не видел, как поднималась и опускалась ее грудь, я подумал бы, что Дел превратилась в статую.
   Я полюбовался ею и шагнул вперед.
   — Нет! — закричала Дел. — Она моя!
   — Не будь дурой! — рявкнул я. — Самка гораздо опаснее самца.
   — Это точно, — согласилась она и через секунду взглянув на Дел, я понял значение ее улыбки.
   Самка, которую обычно трудно разозлить, выскочила из черной дыры в поросших мхом камнях. Не такая крупная как самец, но гораздо более злобная. Где-то в скалах остались ее котята и она готова была драться до смерти, лишь бы обеспечить им безопасность. Она могла обрушится на Дел как самум на пушинку.
   Кошка оттолкнулась от песка и прыгнула. Задние ноги снова согнулись, чтобы в конце прыжка вцепиться в Дел. Я не стал терять время, раздумывая, смогу ли сделать это, а просто сделал. Я кинулся вперед, не уступая в скорости кошке, и ударил ее плечом в грудь, пока она была в воздухе.
   Я услышал как выругалась Дел и понял, что она остановила удар, когда меч был в дюйме от моей головы. Кошка упала на землю, кашляя и хрипя от недостатка воздуха, но зарычала, когда я склонился над ней. Левой рукой я схватил ее под челюстью, отрывая голову кошки от песка, а правой с ножом провел по ее горлу.
   Бедро болело. Я присел рядом со съежившейся кошкой, посмотрел на ногу и понял, что мне здорово досталось от самца. Будут новые шрамы. Потом я поднял голову и увидел, что лицо Дел горело ярче чем солнце.
   — Она была моей! — кричала Дел. — Моей!
   Я вздохнул, проводя предплечьем по потному лбу.
   — Давай не будем спорить. Она мертва. И никаких счетов.
   — Но ты убил ее, а она была моей. Ты украл мой удар.
   Я посмотрел на нее повнимательнее. Она побелела от гнева, а пальцы судорожно сжимали меч. На секунду я даже подумал, что сейчас она опустит беспощадный клинок, нанося мне неотвратимый удар.
   — Дел…
   Она выдала длинную фразу на Северном языке, слова в которой я не понял, но общий смысл уловил. Девочка вспомнила самые грязные выражения из всех, когда-либо подслушанных мною, а я считал себя знатоком в этом вопросе. Я выслушал все молча, позволив ей выплеснуть свой гнев, потом вскочил на ноги и шагнул к ней. Острие меча уткнулось мне в грудь.
   Я тут же поежился. Лезвие было холодным. Холодным даже в пылающем жаре Южного солнца. Смерть снова указала пальцем на мою душу и постучала.
   Тигр, ты там?
   Я отшатнулся.
   — Эта кошка могла убить тебя, — резко бросил я, разозлившись скорее на свой испуг, чем на нее. — Не веди себя как дура, Дел.
   — Дура? — выпалила она. — Это ты дурак, танцор меча! Разве мужчина крадет удар у другого мужчины? Разве мужчина запрещает другому мужчине убивать? Разве мужчина защищает другого мужчину, когда тот готов к бою и может справиться с ситуацией сам?
   — Ты ничего не забыла? — поинтересовался я. — Ты не мужчина, Дел. Хотя пытаешься его изображать.
   — Я это я, — она перешла на крик. — Я просто Дел! И мой пол ни на что не влияет.
   — Аиды, женщина, не веди себя так, будто у тебя песок в голове, — посоветовал я и прошел мимо нее к воде.
   — Это у тебя песок в голове, — с горечью крикнула она. — Ты дурак, если думаешь, что я беспомощная, хрупкая и нежная.
   Я решил не обращать на нее внимания. Бедро горело, возбуждение от боя улетучивалось, желудок вспомнил, что мы не успели поесть. Я вздохнул. Ярость не разрешает никакие споры, даже в круге. ОСОБЕННО в круге. Так что я снял сандалии, перешагнул через кольцо камней и погрузился в воду с головой.
   Когда я вынырнул, схватившись рукой за камни, Дел лезла на скалу к логову тигров. Я тут же вылетел из воды, зарычав от ярости, и, оставляя за собой мокрую дорожку, кинулся по песку к камням. Но когда я до них добрался, Дел уже спускалась вниз. Она соскочила с камней, откинула на спину мокрую косу и грустно посмотрела на меня. В руках она держала двух котят.
   Малыши попискивали, пытались рычать и беспомощно шлепали лапами по ее рукам — когти у котят прорезались через мембраны только в три месяца. Возможно поэтому первые три месяца тигриной жизни их родители были так злы и агрессивны. Котята не имеют природной защиты гораздо дольше, чем другие жители пустыни. У этих малышей еще не выпали молочные зубы, значит они еще не перестали сосать мать.
   Я выругался. На песок с меня стекала вода.
   — Ты хочешь оставить их себе?
   — Они умрут без помощи.
   — Я им помогу.
   Я присел на корточки, не обращая внимания на боль в бедре, и поднял одного котенка за шкирку. Не могу отрицать, в два месяца они были милашками, глупыми как кумфа.
   — Лучше будет, если я убью их сейчас.
   Дел отшатнулась.
   — Ты не осмелишься!
   — Баска, они беспомощны, — сказал я. — Ради спасения в валхайле, Дел, это песчаные тигры. Не нужно, чтобы они жили в этом оазисе, или начнут погибать люди.
   — Люди сами о себе позаботятся. А котята нет.
   Я снова вздохнул и позволил котенку схватить меня за палец. Пока малыши не могли защищаться, зубы у них были тупыми, а когти скрывались под мембранами, но уже через месяц они должны были вооружиться клыками и когтями и начать убивать все, что движется.
   Котенок вцепился в мой палец. Боли не было. Низкое урчание и отдаленно не напоминало крик ярости, который издал его отец.
   Дел сунула котенка мне в руки и что-то промурлыкала второму зверьку.
   — Это же малыши, Тигр. Им нужно дать шанс выжить.
   Я хмуро покосился на нее, а котенок продолжал грызть мой палец пока не заснул у меня на руках. Дел была права, я не осмелился их убить. Жестокий старина Тигр, профессиональный танцор меча.
   Я дотащил котенка до своего бурнуса, осторожно уложил его на ткань, посмотрел как он спит и выругался.
   — В аиды, что ты будешь с ними делать?
   Дел щекотала кончиком косы нос второго котенка. Он удивленно моргал и тихо попискивал.
   — Мы повезем их с собой.
   — Через Пенджу? — недоверчиво переспросил я. — Аиды, баска, я знаю, что женщины всегда хотят кого-то нянчить, но пойми, что нам повезет если мы сами отсюда выберемся. Зачем еще обременять себя парой песчаных тигрят.
   — У нас нет выбора, — она спокойно встретила мой взгляд. — Ты убил их родителей, ты перерезал связь. Теперь ты в долгу перед ними.
   — Аиды! — выругался я. — Будь я проклят, за то, что связался с сумасшедшей женщиной с Севера с ее сумасшедшими Северными принципами. И вообще… слушай, кажется ТЫ хотела убить самку, так что не надо делать из меня злодея.
   Глаза под бледными, выгоревшими бровями горели сверхъестественным голубым огнем.
   — Ты такой, какой ты есть, танцор меча.
   Я вздохнул, признавая свое поражение.
   — Ладно, сейчас мне нужно поспать. Обсудим все, когда проснусь.
   Дел тут же прекратила дразнить котенка.
   — Но ты же говорил, что мы только наберем воды и передохнем и тут же…
   — Точно. Но теперь я не могу никуда ехать, пока не посплю, — она удивленно смотрела на меня. — Баска, когти песчаного тигра отравлены. Тигру достаточно лишь зацепить жертву, а потом он может спокойно дожидаться, пока яд парализует ее… чтобы киска могла насладиться свежим мясом, — я показал на свое бедро. В бассейне вода смыла кровь, но теперь горячие капли снова медленно стекали по ноге. — След неглубокий, но лучше мне поспать. Так что если ты не возражаешь… — я едва не застонал, когда опускался на бурнус рядом с котенком. Котенок вздохнул во сне, и уже через секунду я погрузился в забытье.

6

   Круг. Тонкая линия, прочерченная в песке. Темная на светлом. Маленький круг, ограниченный неглубокой ложбинкой на шелке горящего песка. Было очень тихо, но я слышал отчаянный крик круга, жаждущего крови. Я чувствовал ее запах.
   Я молча выскользнул из бурнуса и он опустился к моим ногам. Мягкий шелк скользил с шипящим шепотом. Легкая ткань ненадолго поднялась волной, а потом растеклась ярко-коричневым пятном по песку. Как темная бронза на слоновой кости.
   Я развязал сандалии, скинул их и ногой отбросил в сторону. Привычно расстегнул перевязь и бросил ее на сандалии: горка гибких кожаных ремней, потемневших с годами от пота. Но еще до того, как перевязь успела опуститься на песок, я вытащил из ножен меч.
   Разящий, чье имя уже вошло в легенды. Голубая сталь, золотая рукоять. Блеск меча слепил глаза.
   Я подошел к краю круга. Я ждал. Песок под ногами стал горячим, но из этого тепла я и черпал свою силу. Для меня, рожденного и выросшего в пустыне, Южное солнце было источником энергии.
   Мой противник повернулся ко мне лицом. Как и я, она сбросила сандалии и бурнус и осталась только в короткой тунике из мягкой кожи, расшитой по краям голубыми руническими узорами. Как и я, она держала меч. Жемчужно-розовый клинок, в котором под тонким слоем металла извивались чужие, враждебные тени.
   Я смотрел на меч. Он не успел коснуться меня, поскольку танец еще не начался, но я уже чувствовал дыхание смерти. Холодное, такое холодное, тянувшееся к моей душе. И под опаляющими лучами солнца я поежился.
   Дел запела. Запела Северную песнь.
   Сознание вернулось одним толчком и я понял, что действительно поежился, потому что Дел положила свою прохладную и мягкую ладонь на мой лоб.
   Ее лицо склонилось над моим. Прекрасное, молодое, непреклонное. Почти безупречное по своей красоте, под нежностью которого скрывались твердость металла и обжигающая острота стали.
   — Жар спал, — сказала она и убрала руку.
   Через секунду я перекатился на бок и приподнялся на локте.
   — Сколько?
   Она отошла в сторону и присела у стены камней. Руки отдыхали на бедрах.
   — Всю ночь. Ты бредил. Я промыла рану.
   Я посмотрел в ее искренние глаза и снова встретил взгляд равного мне противника, готового войти в круг. За ее левым плечом, в ножнах спокойно висел Северный меч. Блеск изрезанного узорами серебра, казавшегося снежно-белым под яркими солнечными лучами, резал глаза. Я вспомнил свой сон и задумался, что же мог наговорить в бреду.
   Но спросить почему-то не решился.
   Она снова надела алый бурнус и распустила волосы. Кожа на носу стала еще краснее и в ближайшее время должна была потрескаться и облупиться. Светлые-светлые волосы и голубые-голубые глаза подчеркивали разницу между Севером и Югом, хотя я понимал, что главное отличие было не внешним, а внутренним. Мы воспитывались в разных мирах и поэтому мыслили по-разному.