Робертсон Дженнифер. Золотой ключ. Том 3

   — Мне не грозит опасность. — Рохарио поцеловал Элейне руку и, с усилием оторвав от нее взгляд, вышел в сопровождении Гиаберто.
   Диониса подошла к Элейне и ударила ее по лицу.
   — Мама! — Агустин вскочил на ноги. Элейна повернулась к матери спиной, сделала несколько шагов и села на стул.
   — Вам больше не удастся причинить мне боль.
   — Элейна! — Теперь заговорил Андрее. Его голос был холоден и суров. — Неужели я должен тебе объяснять, почему запрещены браки между до'Веррада и Грихальва?
   Она спокойно посмотрела ему в глаза.
   — Я хорошо понимаю почему, Верховный иллюстратор. Вы напрасно надеетесь на то, что сможете хранить свои секреты вечно. Если жалобы народа никто не услышит, не сомневайтесь. Великого герцога Тайра-Вирте постигнет участь королей Таглиса и Гхийаса?
   Диониса ахнула.
   Андрее побледнел.
   — Не пытайся изменить естественный порядок вещей, ниниа мейа. Мы всегда работали ради поддержания мира.
   — И ради выгоды Грихальва.
   — Почему мы не должны себя защищать? Почему не должны помогать до'Веррада, которые протянули нам руку в тот момент, когда мы сами нуждались в поддержке? Почему именно нас Благословенная Матра наделила Даром?
   Элейна медленно встала. Огонь так ярко полыхал в ее сердце, что, не заговори она сейчас, он сжег бы ее. И хотя Андрее был на голову выше ее, Элейна больше не смотрела на него снизу вверх.
   — Это не Дар, а проклятие! Сколько лет проживет Агустин? Мой красивый брат, обреченный умереть молодым! Как быстро умрете вы все, вы, считающие себя благословенными, и какие страдания вам суждено испытать перед смертью? Вот почему вам необходимо восхвалять свой Дар, считать себя лучше других, хотя ни одному из вас, ныне живущих, так и не удалось создать хоть что-нибудь столь же прекрасное, как полотна Кабрала.
   Она подняла руку, показывая на портрет Мечеллы и юного Ренайо, одетого, как взрослый мужчина: широкополая фетровая шляпа, камзол из серебристой материи и туфли с золотыми пряжками. Он и его мать были написаны с такой любовью!
   — Посмотрите на эту картину и скажите, что я лгу! Вы обратили проклятие на себя и теперь вымираете. Мальчиков рождается все меньше. Дар слабеет. И что у вас остается? Вы предали тех из нас — Кабрала, меня и множество других, — кто тоже владеет Луса до'Орро, только потому, что у нас нет вашего благословения. Но именно мы, когда ваш Дар покинет вас, а до'Веррада потеряют власть или более не захотят брать в любовницы женщин Грихальва, — именно мы позаботимся о сохранении богатств Грихальва, собранных при помощи вашего Дара. Вы должны дорожить нами, а вам это даже в голову не приходит. Вот что станет причиной вашего падения.
   — Я не намерен тебя слушать, — заявил Андрее, но, судя по выражению, промелькнувшему в его в глазах, слова Элейны произвели на него глубокое впечатление. — Пойдем, Диониса.
   Диониса покорно последовала за ним. После того как они ушли, наступило молчание.
   — Мне очень жаль, Агустин, — наконец сказала Элейна. Он мягко улыбнулся.
   — Не надо ни о чем жалеть, Элейна. Ты всегда обладала даром рисовать мир правдиво. Тебе не следует останавливаться теперь. — Он встал, положил бледную руку ей на плечо и прошептал на ухо:
   — Я вернусь и принесу кое-какие флаконы. Чтобы защитить тебя, если смогу. Ты знаешь, что мы должны сделать. Если, конечно, ты мне веришь.
   Отдать ему кровь и слезы. И оказаться во власти, которую имеют его кровь и его руки. Элейна пристально посмотрела ему в глаза: ее маленький Агустин, за которым она ухаживала, когда он кашлял; многочисленные болезни превратили его в очень хрупкий инструмент судьбы. Однако за детской внешностью скрывался мужчина.
   — Конечно, я тебе верю. Я дам все, что потребуется. Послышался стук в дверь.
   — Агустин!
   Элейне ужасно не хотелось, чтобы он уходил.
   — А что, если они не разрешат тебе навещать меня? — спросила она.
   Они нарисуют ее покорность, но покорность — чему? Она содрогнулась.
   Агустин поцеловал ее в щеку.
   — Мы можем поступить так же, как в Чассериайо. Они не помешают нам общаться. Я тебе обещаю.
   Дверь за ним захлопнулась, и ключ повернулся в замке.

* * *

   На следующий день ей принесли бумагу, ручку и мел, но красок не дали. Пришли Святые Дни, и она в одиночестве ждала, пока закончится Диа Сола. Элейна рисовала ушедших, тех, кого она потеряла. Лейлу, своего друга и кузена Аллерио, Фелиппо, мертворожденного ребенка, младших близнецов — своих братьев, Северина, сыновей Лейлы. Все они умерли, но она их помнила. А вечером — наконец-то — к ней вместе со слугой, приносящим ужин, пришел Агустин. Он был бледен и сердит.
   — Они запретили тебе навещать меня, — угадала она.
   — Это сделал сам Андрее. — Агустин кивнул слуге, тот оставил поднос с ужином на столе и вышел в коридор, чтобы стеречь их, хотя и закрыл за собой дверь на ключ. — Я ненавижу их! Ненавижу за то, что они пытаются управлять мною!
   — Мы нарисуем это, — она показала на угол комнаты, — и ты будешь посылать мне письма.
   — Но ты не сможешь отвечать мне, если только не воспользуешься помощью слуг.
   Она покачала головой.
   — Это слишком рискованно.
   Элейна стала шагать из одного конца комнаты в другой, это помогало ей думать.
   — Ты в состоянии сделать так, чтобы на моем столе возникло письмо. Ты можешь слушать через рисунок. Тогда почему, — она нахмурилась, глядя на прекрасную картину Кабрала: Великая герцогиня Мечелла стояла перед рассыпанными у ее ног белыми ирисами, символизирующими Любовь, — почему я не могу говорить с тобой через написанную кровью картину, если у каждого из нас будет по совершенно одинаковому рисунку?
   — В Фолио об этом ничего не сказано.
   — А может быть, Фолио знает не про все на свете! — воскликнула Элейна, теряя терпение. — Эйха! Неужели все, кто обладает Даром, такие твердолобые? — Она вскинула вверх руки. — Ты можешь меня слышать через одну волшебную картину. А как насчет двух?
   Агустин обдумывал слова сестры: он округлил глаза и начал покусывать пальцы, но вдруг спохватился, опустил голову.
   — Две волшебные картины; в двух местах, соединенные друг с другом. Мне нужно подумать, Элейнита. — Затем он не выдержал и рассмеялся. — Это тебе следовало иметь Дар. Ты бы моментально стала Премиа Сорейа.
   Слуга просунул в дверь голову.
   — Мастер Агустин, я больше не могу ждать…
   — Да, — нетерпеливо отозвался юноша.
   Он быстро поцеловал Элейну и убежал, полностью захваченный мыслями о новом эксперименте.
   Элейна села за стол и подробно нарисовала все четыре угла своей комнаты.
   На следующий день наступил Херба эй Ферро. Снова появился Агустин — на этот раз он принес незаконченный портрет Элейны, сделанный акварельными красками, — и снова слуга остался на страже у двери.
   — Я принес линцет, — сказал Агустин, — и флаконы, в которые нужно собрать твою кровь, слезы и слюну. Ты доверишься мне?
   — Конечно! — Она незаметно протянула ему четыре лучших рисунка своей комнаты. — Вот что я успела сделать.
   Августин прикусил палец. На нем сегодня был серый строгий сюртук и жилет с черной окантовкой, подходящий для Пенитенссии. Сама Элейна была в платье с высокой талией, которое привезла с собой, а ее служанка пришила к нему черные ленточки.
   — О чем ты думаешь? — встревоженно спросила Элейна, глядя на Агустина.
   Он немного замялся, а потом подошел к мольберту, где стоял ее портрет.
   — Ты самая одаренная из всех нас, Элейна, но никто не пробовал испытать тебя.
   — Я женщина, а значит, не могу иметь Дар.
   — Почему ты так в этом уверена? — В его глазах появилось странное выражение, как будто перед Элейной стоял иной, пугающе незнакомый Агустин. Неужели он стал бы таким, если б не его слабое здоровье? — Ты должна попробовать!
   Матра эй Фильхо! Разве тот факт, что все лучшие художники Грихальва обладают Даром, не является истинным? Почему бы и нет? Она затаила дыхание. Если бы…
   — Разреши мне попробовать, — взмолился он.
   В ответ Элейна стерла со щеки набежавшую слезу и молча кивнула.
   Агустин нагрел ланцет в пламени свечи. Элейна не стала закрывать глаза, а смотрела, как он делает надрез у нее на руке. Лезвие обжигало, но кровь потекла, словно что-то обещая. Кистью Агустин нанес ее свежую кровь на плечо портрета, а потом сильно нажал лезвием, продавив краску до самой бумаги.
   Вскрикнул от боли, прижав руку к своему плечу. Когда он отнял руку, по плечу, под рубашкой стекала тонкая струйка крови.
   Но Элейна не почувствовала ничего. Она медленно опустилась в кресло. Брызнули обжигающие слезы. У нее нет Дара!
   — Проклятие! — выругался Агустин.
   Она подняла глаза и увидела, что он плачет. Не от боли. Именно в этот момент Элейна перестала надеяться на то, что она обладает Даром. Более того — он ей и не нужен. У нее есть Луса, и она последует за ней.
   Кончилось тем, что теперь она утешала Агустина.

* * *

   Утро Диа Фуэга выдалось тихим и зловещим. В комнату Элейны проникал запах дыма. Диониса вошла вместе со слугой, тот принес свежие булочки и чай.
   Как обычно, мать не скрывала раздражения.
   — Кабрал хочет тебя навестить.
   — Присядь, мама! Неужели ты не устаешь от бесконечной ходьбы взад и вперед?
   — Кто бы мог подумать, что у меня будет такая дочь! — Но тут в комнату вошел Кабрал, и она замолчала. — Кабрал! Беатрис!
   Беатрис в безукоризненном утреннем пеньюаре из белого батиста, с орнаментом из золотых солнц ворвалась в комнату, будто сверкающий луч света, будто согревающее пламя.
   — Мама, ты сегодня особенно красива, как, впрочем, и всегда. Если бы у меня была такая же талия, но увы… — Она поцеловала мать и повернулась к Элейне. — Эйха, Элейна! Ты просто ужасно выглядишь. Это никуда не годится. Ты пойдешь со мной. Мы немедленно отправляемся в Палассо Веррада. А уж там я позабочусь о твоем внешнем виде.
   — Что здесь происходит? — потребовала ответа Диониса, но несколько отвлеклась на собственную талию, она машинально стала ее поглаживать. Талия действительно выглядела прекрасно, поскольку Диониса продолжала носить старомодные корсеты.
   — Мама, Эдоард пригласил Элейну на бал Диа Фуэга. Я не могу идти против его желания. А ты? — Она произнесла последние слова с милой улыбкой, за которой стояла железная воля. , — Все мои дети настоящие змеи, их я пригрела на своей груди — воскликнула Диониса, но в ее словах не было прежней уверенности.
   "Она никогда не могла долго сердиться на Беатрис”, — подумала Элейна.
   Беатрис схватила Элейну за руку и потащила к дверям.
   — Тебе ничего не надо брать с собой, дорогая. У меня есть все, что понадобится: платья, туфли, парикмахер. Матра Дольча! Тебе просто необходим парикмахер. Ты определенно потеряла всякое изящество.
   И они устремились по коридору, а за сестрами трусил Кабрал, словно сторожевой пес, оберегающий отару овец.
   Беатрис без умолку болтала о предстоящем бале, о том, как будет убран банкетный зал, какие изумительные бальные туфельки она нашла и как замечательно они подходят к ее лучшему платью.
   Вскоре они оказались во дворе. Элейна задыхалась от быстрой ходьбы: Беатрис на миг замолчала, чтобы перевести дух. Их ждала карета. Кабрал помог им сесть, закрыл дверцу и просунул голову в окно.
   — Элейнита, ты должна послушать меня, старика. За моими плечами многолетний опыт. Оставайся в Палассо Веррада до тех пор, пока не уляжется шум. А там посмотрим. Можешь не сомневаться, я сделаю все, что в моих силах, чтобы облегчить твое положение. И не думай, будто мой голос не имеет веса в определенных местах, ниниа мейа, хоть я и не обладаю Даром. Потому что у меня есть нечто, чего нет даже у лучших мастеров-иллюстраторов. — Прошептав эти таинственные слова, он закрыл шторки и отступил в сторону.
   Карета двинулась вперед, колеса застучали по гравию. Сквозь шторки Элейна наблюдала, как они выезжают на улицу.
   — А здесь безопасно? — спросила она. — Говорят, в городе неспокойно.
   — Неужели ты ничего не слышишь? — спросила Беатрис. — Нам предоставили почетный эскорт в пятьдесят всадников.
   И в самом деле, теперь Элейна различала цокот копыт и бряцание оружия.
   — Когда ты вернулась из Чассериайо?
   — Десять дней назад. Я жила в Палассо, хотя обычно так не делается. Впрочем, во дворце двадцать комнат для гостей. А путешествовать по Мейа-Суэрте сейчас небезопасно. Мы стараемся не выходить на улицу.
   Прислушиваясь к шуму, доносившемуся сзади, Элейна пришла к выводу, что их сопровождает не почетный эскорт, а целая армия.
   — Мне здесь не нравится, — заявила она.
   — Не волнуйся, — успокоила ее Беатрис. — Мы будем в безопасности, как только окажемся в Палассо Веррада.

Глава 75

   Сарио и раньше приходилось видеть город на грани бунта. Он не раз наблюдал, как беспокойство перерастало в катастрофу. Ему пришлось потратить не один час, чтобы уговорить извозчика из соседней деревушки отвезти принцессу Аласаис вместе с ее слугами в Мейа-Суэрту.
   — В Палассо? Да вы не понимаете, о чем просите. Войска патрулируют улицы, избивают подмастерьев, а по аллеям, где нет солдат, рыщут бандиты. Говорят, эта болезнь, эта чума пришла к нам из Таглиса и Гхийаса.
   — А ты там был и видел все своими глазами? — нетерпеливо спросил Сарио.
   — Я не такой дурак Мне рассказали… — И далее следовал бесконечный список: брат, дядя, сосед, четвертый кузен жены кузнеца.
   Наконец блеск золотых монет сделал свое дело, и Сарио удалось нанять повозку с молодым и потому безрассудным парнем.
   На Диа Фуэга, в День Огня, последний день Пенитенссии, было спокойно, однако внутреннее напряжение нарастало по мере того, как на город спускались сумерки. Да, Сарио все это уже видел. Нужно попасть в Палассо и дать Великому герцогу Ренайо совет, как восстановить порядок, иначе придется расстаться с надеждой занять место Верховного иллюстратора и вернуть былое великолепие искусству Грихальва. Что, если толпа взорвется? Если чернь подожжет Палассо?
   Он содрогнулся, размышляя о Рафейо. Он не может рисковать портретом Сааведры еще раз!
   — Вы заболели? — спросила Аласаис. Ее разбирало скорее любопытство, чем тревога.
   На ней был длинный плащ, скрывающий платье. На светлые волосы она накинула черную кружевную шаль.
   — Холодно, — ответил он.
   Они быстро проехали по пустым улицам, но, когда повозка приблизилась к длинным авенидос, ведущим к Палассо Веррада, навстречу стало попадаться все больше и больше людей. Они несли статуи, изображавшие Зависть, Гнев, Бесплодие, и другие, — но не к храму, как полагалось по традиции. Толпа направлялась к сокало перед Палассо Веррада. Люди вели себя тихо, но напоминали хищника, преследующего свою жертву. С боковых улиц и аллей появлялись все новые участники манифестации.
   Сарио достал альбом для зарисовок. Всякий раз когда повозка останавливалась, он прикасался карандашом к языку и быстрыми штрихами изображал экипаж, возчика, себя и принцессу Аласаис, бормоча при этом под нос:
   — Дайте дорогу нашей повозке. Расступитесь. Уходите прочь. Они выехали на площадь и увидели ворота Палассо, вздымающиеся над толпой в свете океана факелов. Гротескные скелеты, огромные статуи, символизирующие грехи и горести, плыли над головами людей в жуткой тишине. Бесчисленные светильники озаряли монументальную лестницу главного входа в Палассо — казалось, это сошедшие с небес звезды. Издалека доносились звуки музыки, рокот гитар и грохот тысяч ладоней — начался бал Диа Фуэга. Сарио услышал возмущенные голоса:
   — Мы голодаем, а они танцуют.
   — А что с Парламентом?
   — Они слишком заняты праздниками, чтобы думать о наших проблемах!
   — Мы для них не более чем скот, который они разводят, а потом убивают, когда им это понадобится.
   — Двигай вперед, — приказал Сарио возчику, — нам нужно пробиться к воротам.
   — Но, маэссо, толпа…
   — .раздвинется, чтобы пропустить нас.
   Так оно и произошло; люди толкали друг друга и удивленно смотрели вслед повозке.
   Когда они добрались до ворот, Сарио соскочил на землю и схватился за прутья решетки. Стражники — по меньшей мере двадцать человек — равнодушно взирали на него.
   — Я должен поговорить с вашим капитаном. Быстрее, болван! Я иллюстратор из рода Грихальва. — Он зажал в руке свой Золотой Ключ, скрывая его от толпы, которая отступила шагов на пять назад.
   К ним стремительно подошел капитан.
   — Чего вы хотите? Мы не можем открыть ворота. Сарио наклонился вперед и заговорил так, чтобы его мог слышать только капитан:
   — Я спас принцессу Аласаис де Гхийас. Ее отец и мать убиты. С помощью взяток мне удалось вывезти ее из Гхийаса.
   — Если это правда — эйха! Но если нет и я открою ворота… У них за спиной люди запели псалом: “Матра всем дарует свое благословение”. Но в голосах слышался гнев, и Сарио почувствовал, что толпа набирает силу, как надвигающаяся буря. “День Огня”. Сарио вспомнил о Рафейо, о спрятанной в повозке картине, написанной кровью, его кровью, — и содрогнулся.
   — Помоги ей подойти к воротам, — сказал он одному из гхийасских солдат.
   Тот выполнил его приказание и подвел Аласаис к воротам; пока капитан разглядывал принцессу, Сарио вытащил из кармана маленький нож, которым точил карандаши. Тотчас надрезал кожу на пальце и размазал кровь по бумаге, а сверху несколькими короткими штрихами нарисовал капитана.
   — Ты впустишь нас немедленно, — прошептал Сарио.
   — Быстро! — приказал капитан своим людям. — Откройте ворота!
   Одна створка медленно отворилась. Они не мешкая проехали внутрь, повозка покатила к широкой лестнице, и, хотя толпа по другую сторону решетки забурлила, Сарио даже не обернулся. Капитан остался на своем посту — вероятно, он не имел права его покинуть.
   — Подождите здесь, — приказал Сарио возчику и слугам из Гхийаса, когда они остановились возле нижних ступеней. — Никому не разрешайте прикасаться к повозке, трогать сундуки или открывать их. Я скоро вернусь. Идемте со мной, ваше высочество.
   Взяв Аласаис за руку, он начал подниматься по лестнице. Только теперь Сарио посмел оглянуться и посмотреть на сокало, где над толпой, в зловещей тишине, высились жутковатые статуи, озаряемые колеблющимся светом тысяч факелов. Скоро статуи будут публично сожжены. Король Иво из Гхийаса попытался утихомирить толпу. За что и поплатился жизнью.
   — Ты должна спешить, — сказал он Аласаис, хотя принцесса даже не запыхалась, а из его груди вырывалось хриплое дыхание.
   Повсюду стояли солдаты, охраняя громадные двери, ведущие в Палассо. Они наблюдали за широкими галереями, аркообразными коридорами и узкими проходами во внутренние покои дворца, но Чиева до'Орро открывал любые двери. Теперь музыка звучала громче, все хлопали в ладоши, ноги танцующих стучали о пол — гости веселились. Мороннос! Они развлекаются, ни на что не обращая внимания, а за воротами Палассо зреет катастрофа. Точно так же вела себя знать в Гхийасе.
   Золоченые двери, ведущие в тронный зал, были распахнуты. Здесь властвовал танец, столь же темпераментный и яростный, как нарастающий гнев толпы. Остановившись у входа, Сарио оглядел огромный зал, убранный серебряными и черными лентами, повсюду виднелись стилизованные черепа, символизирующие поминовение мертвых. С куполообразного потолка свисали черные фигурки, изукрашенные серебряными нитями. Сарио смутно припомнил, как, будучи ребенком, он преклонял колени на жестком каменном полу, все пели молитвы об усопших и жгли амулеты в знак расставания с прежними бедами. А теперь эти моренное поют и танцуют!
   Танец закончился. Когда придворные начали расходиться по местам, Сарио вывел Аласаис в центр зала. Она удивленно смотрела на яркий свет и роскошные наряды гостей.
   — Не забывай, кто ты такая, — прошептал Сарио ей на ухо. Великий герцог Ренайо взошел на помост. Следом за ним — хрупкая, очень молодая женщина со светлыми волосами, одетая в белое платье с красным поясом. Ее лицо несколько портила излишняя бледность. Неподалеку устроился наследник — сильный, красивый молодой человек. Арриго? Нет, внук Арриго. Он совсем не похож на Арриго. Подле наследника Сарио увидел красивую девушку — несомненно, это его любовница из рода Грихальва. Сарио направился к помосту.
   — Сними плащ.
   Аласаис сбросила с плеч накидку как раз в тот момент, когда их заметил Великий герцог. Черный плащ соскользнул на пол — все замолчали и повернулись к вновь прибывшим.
   — Ваша светлость. — Сарио поклонился. — Я Сарио Грихальва, итипераррио, прибыл из Гхийаса. Слухи оказались правдивыми. Король Иво и королева Айрин мертвы.
   Послышались вздохи, и гости одновременно, но негромко заговорили.
   Через мгновение шум стих — Ренайо поднял руку, чтобы успокоить придворных.
   — Однако не все погибло, мне удалось кое-кого спасти и привезти сюда, под вашу защиту, — продолжал Сарио.
   — Кузен, я прошу у вас убежища! — Аласаис упала на колени и схватила руками край вечернего костюма Ренайо.
   Сарио не учил ее этому жесту, но, как и всякий шедевр, Аласаис обладала качествами, о которых ее создатель догадывался далеко не всегда.
   Великий герцог автоматически взял ее за руку, на которой красовалось фамильное кольцо Гхийаса, и помог подняться. Ренайо заметил кольцо и узнал принцессу.
   Все стояли, онемев от удивления. Пока Великий герцог приходил в себя, а дон Эдоард, шагнув вперед, взял изящную ручку Аласаис в свою, Сарио быстро просчитал возможные варианты дальнейшего развития событий.
   Нужно заняться новыми заклинаниями. Написать несколько портретов. У него нет ни времени, ни сил, чтобы убеждать их словами. Он должен применить свой Дар с максимальной пользой.
   Иначе зачем Матра ниспослала ему этот Дар?

Глава 76

   Элейна рано покинула бал и нашла убежище в тишине пустой Галиерры. Возле белых с золотом входных дверей горели яркие лампы. Элейна сняла одну из них и отправилась в крыло, где висели портреты, изображавшие до'Веррада. На подставках по всей длине бесконечного зала стояли тускло горевшие светильники, которых хватало лишь на то, чтобы показать, где находятся стены и окна. А сами картины напоминали образы, неожиданно всплывающие в памяти.
   Какое диковинное ощущение. Вот она стоит здесь совершенно одна, в полнейшем безмолвии. Элейна бывала тут только с группой учеников из Палассо Грихальва, которых приводили посмотреть на работы старых мастеров и кое-какие скопировать. Галиерра всегда купалась в солнечном свете, ее наполнял взволнованный шепот посетителей, завороженных великими шедеврами, и учителей, рассказывающих приглушенными голосами об этом “Договоре”, “Бракосочетании”, “Рождении” или о той “Смерти” — развешанных по стенам картинах, вместивших гордую историю рода до'Веррада. А он все эти годы был связан с семейством Грихальва, помогавшим до'Веррада пройти по дорою, которая привела их к власти. С помощью запретной магии.
   Откуда-то издалека, из коридоров, доносилась музыка. Элейна устремилась вперед, в темные, погрузившиеся в черные тени залы. Вокруг нее плясал круг света, словно живое существо, она шла, время от времени поднимая лампу, чтобы взглянуть то на одну, то на другую картину.
   Вот знаменитый “Договор в Диеттро-Марейа” Риобаро Грихальвы, который так умно предсказал будущее бракосочетание Бенетто I и наследницы Розиры делла Марей, в результате чего Бенетто первым из рода до'Веррада присвоил себе титул Великого герцога.
   А здесь — “Летнее бракосочетание” Тасиони Грихальвы, на котором изображена дочь до'Веррада, Элейна не помнила ее имени; впрочем, Тасиони явно больше занимал потрясающий, роскошный сад, чем невеста с мрачным лицом и ее перепуганный насмерть жених.
   Неподражаемая “Луна Миррафлорес” Северина Грихальвы. Здесь он увековечил свою жену, бабушку Элейны, Лейлу — юная девушка стоит, сложив ладони, из которых сыплются алые лепестки роз.
   Призраки ее предков, представители рода Грихальва, казалось, стоят у нее за спиной и шепчут:
   "Обрати внимание на краски, которыми Бенидитто писал свои картины, он смешивал их так искусно, что возникает ощущение, будто они сделаны вчера.
   А с каким поразительным мастерством Адальберто расположил шаль на самом краешке кресла, словно девушка машинально сбросила се и подбежала к окну — посмотреть, не ее ли возлюбленный поет серенаду этим утром… Тебе хочется протянуть руку и поймать шаль, прежде чем она соскользнет на пол!
   Рассмотри все хорошенько, цветы, которые с такой изумительной точностью изобразил Дионисо, ведь цветы — это один из языков, на котором мы, Грихальва, говорим в наших картинах; видишь, их расположение закрепляет именно этот “Договор”, усиливает его действие”.
   И еще: условия “Договора” неразрывно связывают стороны, потому что Дионисо, живший во времена бабушки Лейлы, смешал с красками свою кровь. Кто из иллюстраторов обладал настоящим Даром? Какая из картин излучает волшебство мастерства, а в какой содержатся истинные колдовские чары?
   Имели ли невесты наследников рода до'Веррада право выбора? Или, может быть, бракосочетания — даже запечатленное Андрее “Бракосочетание Ренайо II и Хоанны из Фризмарка” — стали результатом волшебства, вошли в жизнь и обрели дыхание благодаря крови художников из рода Грихальва? Картины, созданные на протяжении бесконечных прошедших лет и развешанные по стенам полутемной Галиерры, почему-то начали казаться Элейне пугающими и мрачными. Так процветала Тайра-Вирте. Так мальчики из семейства Грихальва становились мужчинами и умирали, не дожив до старости.