Страница:
«Наверное, лихорадочный стук моего сердца слышен сейчас по всему Лондону».
Кэтрин заставила себя успокоиться. Десять долгих лет она жила в ожидании подобной возможности, и теперь нужно отбросить все сомнения.
С гулко бьющимся сердцем она ловко просунула руку под пышную подушку, пытаясь нащупать желанную добычу.
Леди чихнула.
Кэтрин замерла, затаив дыхание. Все ее мечты, все надежды могли рухнуть в одно мгновение. Все вокруг словно исчезло, остались только темнота, запах камфары и возвышающаяся на кровати гора.
«Все пропало! Она сейчас проснется! Я не сумела спасти брата. Я всех предала. Маркус!»
Следующее движение леди Фредерики должно было решить ее судьбу.
Повернувшись на бок, тучная дама снова захрапела.
Испустив вздох облегчения, Кэтрин ожила. Это и в самом деле сумасшествие! Но разве она может повернуть все назад? А если опять произойдет что-нибудь такое… Нет, она даже думать не должна об этом! От ее уверенности и выдержки зависит будущее Джареда.
Чувство ответственности, будто тяжелый плащ, давило на ее слабые плечи. Кэтрин ощутила непреодолимое желание сдаться и убежать.
Но Маркус бы не убежал. Осуществляя задуманное, он проник бы в комнату и быстро покончил с этим делом. Мысль о мужественном, дорогом ей человеке, который сражался за короля и Англию, заставила Кэтрин собраться. Она подумала о том, с каким упорством искал предателя-убийцу Маркус, и тут же ощутила прилив сил. Маркус Данн – герой, и она должна следовать его примеру.
Сосредоточившись, Кэтрин начала шарить под подушкой. Ее пальцы наткнулись на мягкую бархатную сумочку с чем-то твердым внутри. Небольшое усилие – и цель поисков Кэтрин оказалась у нее в руках. Леди Фредерика даже не пошевелилась.
С дрожью восторга Кэтрин припрятала увесистый кошель и засунула под подушку свою визитную карточку – птичье перо. Потом она быстро развернулась и выскользнула из комнаты. Девушка выбралась на террасу именно в тот момент, когда небо озарили первые солнечные лучи.
Как это ни удивительно, обратный путь дался ей куда легче, хотя Кэтрин еще раз пришлось взобраться на конек крыши, чтобы отвязать свои веревки, а вес драгоценностей мешал сохранять равновесие. Скорее всего, девушку просто поддерживала радость успеха. Правда, когда Кэтрин спускалась по стене, ее поврежденная нога неожиданно скользнула, заставив девушку затаить дыхание и проделать весь оставшийся путь с бешено колотящимся сердцем.
Несмотря на все это, Кэтрин продолжала упорно двигаться вперед: ведь сейчас, когда дело уже практически завершено, ее могут поймать уже с ворованными драгоценностями.
Миновав садовые ворота, девушка помчалась к заброшенной конюшне, где оставила свою лошадь. Ее нога, не привыкшая к таким нагрузкам, сильно болела, но Кэтрин не собиралась останавливаться.
Она победила! За спиной девушки словно выросли крылья и, даже не успев еще ничего сообразить, она оказалась в конюшне.
Увидев хозяйку, лошадь тихонько заржала. Ее темную шерсть было почти не различить в полумраке, но яркая полоска на морде влекла к себе, будто огонек маяка. Кэтрин оставила ее в стойле, которым, по всей видимости, давно не пользовались. И вообще, здесь все вокруг было покрыто пылью и пропитано затхлым запахом навоза.
Переложив содержимое бархатной сумочки в кожаный мешок, притороченный к седлу, Кэтрин сменила одежду Джареда на свое серое платье. От всей этой гонки она задыхалась, а ее сердце от возбуждения разрывалось на части. Быстро отхлебнув воды из припасенной фляжки, девушка промочила пересохшее горло и вывела лошадь из конюшни в свет занимающегося утра.
Наступал день ее торжества.
Глава 33
Глава 34
Кэтрин заставила себя успокоиться. Десять долгих лет она жила в ожидании подобной возможности, и теперь нужно отбросить все сомнения.
С гулко бьющимся сердцем она ловко просунула руку под пышную подушку, пытаясь нащупать желанную добычу.
Леди чихнула.
Кэтрин замерла, затаив дыхание. Все ее мечты, все надежды могли рухнуть в одно мгновение. Все вокруг словно исчезло, остались только темнота, запах камфары и возвышающаяся на кровати гора.
«Все пропало! Она сейчас проснется! Я не сумела спасти брата. Я всех предала. Маркус!»
Следующее движение леди Фредерики должно было решить ее судьбу.
Повернувшись на бок, тучная дама снова захрапела.
Испустив вздох облегчения, Кэтрин ожила. Это и в самом деле сумасшествие! Но разве она может повернуть все назад? А если опять произойдет что-нибудь такое… Нет, она даже думать не должна об этом! От ее уверенности и выдержки зависит будущее Джареда.
Чувство ответственности, будто тяжелый плащ, давило на ее слабые плечи. Кэтрин ощутила непреодолимое желание сдаться и убежать.
Но Маркус бы не убежал. Осуществляя задуманное, он проник бы в комнату и быстро покончил с этим делом. Мысль о мужественном, дорогом ей человеке, который сражался за короля и Англию, заставила Кэтрин собраться. Она подумала о том, с каким упорством искал предателя-убийцу Маркус, и тут же ощутила прилив сил. Маркус Данн – герой, и она должна следовать его примеру.
Сосредоточившись, Кэтрин начала шарить под подушкой. Ее пальцы наткнулись на мягкую бархатную сумочку с чем-то твердым внутри. Небольшое усилие – и цель поисков Кэтрин оказалась у нее в руках. Леди Фредерика даже не пошевелилась.
С дрожью восторга Кэтрин припрятала увесистый кошель и засунула под подушку свою визитную карточку – птичье перо. Потом она быстро развернулась и выскользнула из комнаты. Девушка выбралась на террасу именно в тот момент, когда небо озарили первые солнечные лучи.
Как это ни удивительно, обратный путь дался ей куда легче, хотя Кэтрин еще раз пришлось взобраться на конек крыши, чтобы отвязать свои веревки, а вес драгоценностей мешал сохранять равновесие. Скорее всего, девушку просто поддерживала радость успеха. Правда, когда Кэтрин спускалась по стене, ее поврежденная нога неожиданно скользнула, заставив девушку затаить дыхание и проделать весь оставшийся путь с бешено колотящимся сердцем.
Несмотря на все это, Кэтрин продолжала упорно двигаться вперед: ведь сейчас, когда дело уже практически завершено, ее могут поймать уже с ворованными драгоценностями.
Миновав садовые ворота, девушка помчалась к заброшенной конюшне, где оставила свою лошадь. Ее нога, не привыкшая к таким нагрузкам, сильно болела, но Кэтрин не собиралась останавливаться.
Она победила! За спиной девушки словно выросли крылья и, даже не успев еще ничего сообразить, она оказалась в конюшне.
Увидев хозяйку, лошадь тихонько заржала. Ее темную шерсть было почти не различить в полумраке, но яркая полоска на морде влекла к себе, будто огонек маяка. Кэтрин оставила ее в стойле, которым, по всей видимости, давно не пользовались. И вообще, здесь все вокруг было покрыто пылью и пропитано затхлым запахом навоза.
Переложив содержимое бархатной сумочки в кожаный мешок, притороченный к седлу, Кэтрин сменила одежду Джареда на свое серое платье. От всей этой гонки она задыхалась, а ее сердце от возбуждения разрывалось на части. Быстро отхлебнув воды из припасенной фляжки, девушка промочила пересохшее горло и вывела лошадь из конюшни в свет занимающегося утра.
Наступал день ее торжества.
Глава 33
В первый раз за долгое-долгое время Маркус с радостью въехал в железные ворота Андерсен-холла. Он пустил лошадь шагом и направился в сторону конюшен. Маркус пребывал в крайней стадии изнеможения. Эйфория по поводу успеха уже прошла, и опустошенность, сопутствующая завершению очередного задания, вступила в свои права.
Маркус размышлял о том, что произошло. О вреде, который он был вынужден нанести. О человеке, которого ему пришлось убить. Дело было даже не в том, что Ренфру не заслуживал смерти, просто зло, совершенное этим человеком, каким-то образом коснулось и Маркуса, окрасив его душу в черный цвет.
По пути домой, во время длинных перегонов, у Маркуса было достаточно времени, чтобы воскресить в своей памяти лики прошлого и понять, что его деяния были темны, как ночь.
Пожалуй, он становится слишком старым для подобных заданий. Больше всего на свете Маркусу хотелось сейчас увидеть Кэт. Ее нежность изливалась на его душу целительным бальзамом. Благодаря ей он обретал новое, свободное дыхание.
Солнечные лучи залили светом зеленую лужайку, раскинувшуюся перед рядом деревьев, которые окружали приют. «Кэт вот-вот проснется, быть может, она уже поднялась», – подумал Маркус, спешиваясь.
Из сарая вышел конюх Тимми.
– Проклятье, я похож на торговца тряпьем в день распродажи, – пробормотал он. Его соломенного цвета шевелюру украшала пыльная коричневая шапка, постоянно сползающая ему на глаза.
Маркус передал ему вожжи:
– Дайте Полли двойную порцию овса. И хорошенько ее вычешите. Она сослужила мне добрую службу.
– Рад, что вы наконец-то вернулись, майор, – в голосе Тимми звучало явное удовлетворение, хотя его тощие плечи горбились, а подбородок упрямо торчал вперед, словно парень намеревался с кем-то свести счеты. – Хотел бы увидеть, какое лицо будет у Девейна, когда вы появитесь.
Маркус замер на месте.
Тимми повел лошадь в стойло.
Маркус вошел следом и сощурился, привыкая к полумраку. Когда он вдыхал запах сена и навоза, его неизменно охватывало ощущение покоя и уюта, но сейчас он не почувствовал ничего, кроме внезапной тошноты в пустом желудке.
– О чем, черт побери, вы толкуете, Тимми?
Тимми хмыкнул и потащил ведро к стойлу Полли.
– Если хотите знать, все это нехорошо.
– Что именно нехорошо? – переспросил Маркус, теряя терпение. Парню лучше сейчас же перестать ломать комедию и обо всем ему рассказать. Пытаясь успокоиться, Маркус оглядел лошадей, которые стояли в стойлах. Его отец страстно увлекался коневодством и нередко обращался к жертвователям с просьбой пополнить конюшню Андерсен-холла. И хотя благовоспитанное общество, скорее всего, не сочло бы ни одну из местных обитательниц образцовым представителем породы, скромная конюшня приюта казалась вполне приличной.
– Нехорошо, когда женщина уносится куда-то на коне посреди ночи, – заявил Тимми, неотрывно глядя на щетку, которой он водил по лошадиному боку.
Сердце Маркуса дрогнуло.
– Какая женщина? – осведомился он, уже прекрасно зная ответ.
Упорно глядя в сторону, парень сосредоточенно вычесывал лошадиный бок.
– Мисс Миллер. – Темп расчесывания ускорился, и Тимми раскраснелся. – И я готов поспорить на лучшее седло – это проделки Девейна.
Маркуса охватил бешеный приступ ревности. Он стиснул зубы.
– Прескотта Девейна?
– Ну да. Этот субчик считает, что нам до него далеко. Он весь такой из себя, со своими новомодными сюртуками…
Стараясь говорить спокойно, Маркус перебил:
– С мисс Миллер ничего не стряслось?
– Мисс Миллер совсем потеряла голову. Она переоделась в мужскую одежду…
– В одежду Девейна? – тревога Маркуса все усиливалась. – Какого черта он здесь делает?
– Ничего хорошего, уж поверьте мне! – провозгласил Тимми, яростно набрасываясь со щеткой на лошадиную холку. Кобыла отпрянула назад, но конюх похлопал ее по шее, и она расслабилась. Вычесывание возобновилось. – Тело директора еще не остыло, а Девейн уже влез в его постель. В постель директора Данна! Боже, храни нас грешных!
Маркус вспыхнул от гнева, словно охапка хвороста:
– Прескотт Девейн поселился в отцовской комнате?
– Они считают его героем, но нас-то не проведешь. – Тимми кружил вокруг кобылы, размахивая щеткой. – Когда мужчина ведет себя галанно, девчонки слишком много о себе воображают.
– Вы хотите сказать – галантно?
– Ну да. – Конюх сплюнул на сено. – Хотя, если честно, я был о мисс Миллер лучшего мнения. – Бросив щетку в ведро, Тимми взялся за гребень. – Могу поклясться, что он нарочно корчит из себя раненого. Еще один старый трюк. Ребячьи уловки. Играет на чувствах! Возьмите хорошую женщину вроде мисс Миллер: с одной стороны – героические поступки, с другой – детские хитрости, и она пропала.
Сердце Маркуса билось в груди так сильно, что он ощутил боль. Кровь стучала в его висках. Молодой человек не помнил, как вышел из конюшни и добрался до здания приюта. Внезапно он обнаружил, что стоит у двери отцовской комнаты, обшитой деревянными панелями. У той самой двери, на которой нарисовал когда-то белую банку.
– О Боже, у тебя волшебные руки. – Это был голос Девейна. – Я никогда не думал, что такая мелочь может причинить столько беспокойства.
Перед глазами Маркуса замелькали круги. Он рывком распахнул дверь, и она с грохотом ударилась о стену. Кэт обернулась, ее глаза округлились от удивления:
– Маркус!
Она стояла возле постели, на краешке которой восседал Прескотт Девейн. Постель была не заправлена. Одежда Девейна валялась на полу.
– Эй! – окликнул Девейн, будто Маркус нарушил границу.
Взгляд Маркуса упал на кальсоны Прескотта, которые едва прикрывали его икры. Вид голых ног соперника стал последней каплей, переполнившей чашу терпения Маркуса. Ринувшись к Девейну, он схватил мерзавца за плечи, приподнял и швырнул на пол.
Девейн упал, выставив вперед забинтованные руки, и взвыл, как раненая собака. Затем он откатился в сторону, куда быстрее, чем можно было ожидать от человека с каким-либо недугом.
Схватив Маркуса за руку, Кэт закричала:
– Маркус, прекрати!
«Она пытается защитить этого подонка», – внутри Маркуса что-то оборвалось. Утратив контроль над собой, он оттолкнул ее в сторону. Кэт отлетела прямо к кровати, но, слава богу, не ударилась об нее.
Палящая, нестерпимая боль сжигала сердце Маркуса. Его глаза горели, во рту появился привкус горечи. Если бы он не был таким крепким человеком, то, наверное, не вынес бы этих мук.
В комнату ворвался доктор Уиннер:
– Что, черт побери, здесь происходит?
За ним прибежала миссис Нейгел и тотчас же бросилась к Девейну.
– Что с тобой случилось? – Она обняла стонущего парня. – Ты что, не видишь – Прескотт ранен!
Кэт встала перед Девейном, закрыв его своей спиной.
– Отойди, – бросил Маркус.
Но вместо того чтобы повиноваться, Кэт кинулась вперед и, обхватив Маркуса за шею, повисла на нем, словно пытаясь остановить. Она была такой храброй, его маленькая львица. Впрочем, уже не его. Уже нет. Его предали. Снова.
– Остановись и посмотри на меня, Маркус, – молила Кэтрин приглушенным голосом, уткнувшись в его куртку. Девушка висела на его шее, почти не касаясь пола ногами. Она защищала своего любовника. Маркус замер, ощутив холод. Ужасный холод. Он перестал сопротивляться, он больше не мог – боль была слишком сильна.
– Посмотри на меня, Маркус, – привстав на цыпочки, Кэт обхватила его лицо ладонями, пытаясь заглянуть ему прямо в глаза.
– Пожалуйста. Посмотри на меня.
Эти сияющие серые глаза! Он так и не смог понять, какого они в точности цвета. Дымчатые? Нет. Штормовые? Холодные, ледяные, грозовые? Нет. Он прекрасно понимал, что, несмотря на свое вероломство, она никогда не была холодной, его огненная, страстная Кэт.
Нет, она никогда больше не будет ему принадлежать. Участь Маркуса – зима, темная одинокая, с мертвящим морозом, а Кэт – золотоволосая, благоуханная весна, которая дразнит его своей обманчивой близостью, но ни за что с ним не останется.
– Все в порядке, Маркус, – уговаривала она. – Я здесь.
Никакого порядка не было. И никогда не будет. Это невозможно. Маркус почувствовал, что холод равнодушия окутывает его словно саван. Что ж, вечный покой и бесчувствие лучше, чем эта… агония. Страдание изнуряло Маркуса, его колени дрожали. Но по военной привычке он только еще сильнее напряг мускулы и, игнорируя боль, занял оборонительную позицию.
– Что, черт побери, на него нашло? – спросил доктор Уиннер, пока они с миссис Нейгел помогали Девейну подняться.
– Почему ты набросился на бедного Девейна? – накинулась на молодого Данна миссис Нейгел.
«Они все против меня», – понял Маркус. Они и прежде были против него. Он одинок. Он – волк, ведь именно так его и назвал Там. Возможно, сержант прав. И Маркус обречен на скитания. Он умрет одиноким и разочарованным.
– Прескотт, ты можешь стоять? – спросила, глянув через плечо, Кэтрин.
– Да.
– Помогите ему выйти, – скомандовала она. – И закройте дверь.
– Но… – запротестовал Прескотт.
Миссис Нейгел нахмурилась:
– Но, Кэтрин…
– Пожалуйста, выйдите! Он меня не тронет.
– Ты уверена…
– Уйдите!
Троица с явным облегчением двинулась к двери, все еще кидая на Маркуса опасливые взгляды.
– Закройте дверь, – потребовала Кэтрин. Дверь захлопнулась с глухим стуком.
Сердце Кэтрин бьется вплотную к его груди, осознал Маркус. Быстрое, горячее. Но ему не суждено одолеть сковавший его холод. Кажется, он уже никогда не согреется.
Медленно разомкнув руки, Кэт выпустила его из объятий. Обеспокоенно поглядывая на него и ни на секунду не отворачиваясь, она отступила. «Неужели она думает, что после всего пережитого, я способен намеренно причинить ей вред?»
Подойдя к креслу, Кэт наклонилась и взяла скамейку для ног, после чего подошла к молодому человеку и поставила скамеечку вплотную к нему. Она была так близко, что Маркус с трудом подавил желание коснуться ее золотистых волос, вместо этого он сжал руку в кулак.
Тем временем Кэт встала на скамеечку, использовав ее вместо подставки. Ее прекрасные серые глаза оказались вровень с глазами Маркуса. Вздернутый нос почти коснулся его носа, нежные, розовые губы приблизились вплотную, и Маркус ощутил ее нежное дыхание. Ему вспомнилось то волшебное утро, которое они пережили совсем недавно. Его скованное льдом сердце дрогнуло.
Между бровями Кэтрин залегла складка, а губы озабоченно сжались. Она тяжело вздохнула, обдав его запахом мяты.
– Как Там? – спросила она, к немалому удивлению Маркуса. – С ним все в порядке?
– Ему придется прикладывать лед к своим ляжкам, – машинально ответил Маркус.
Губы Кэтрин дрогнули, а морщинка между ее бровями разгладилась.
– А кроме некоторых частей тела… как он в целом?
Маркус пожал плечами:
– С ним все хорошо.
– А что с Ренфру?
– Он мертв. – Сейчас Маркус тоже чувствовал себя мертвым. Кровь вытекла из него, оставив безжизненный труп.
– Он совершил серьезное преступление?
– Очень.
– Мне так жаль, Маркус. – Глаза Кэтрин стали печальными. Она ласково погладила его по щеке. – Наверное, это было ужасно. Ужасно, что тебе приходится всем этим заниматься.
В душе Маркуса против его воли что-то шевельнулось. Она все понимает. Внезапно ему захотелось прижаться щекой к ее ладони.
– А ты как? – мягко спросила она.
Маркус вздрогнул, удивляясь тому, что они все еще разговаривают.
– Так себе.
Покачав головой, Кэт вздохнула, а потом потянулась к Маркусу и убрала прядь волос, упавшую на его лоб. «Интересно, куда девалась его шапка?»
– Какие мягкие волосы, – прошептала она. – Когда я была маленькая, то часто гадала, такие ли они мягкие, как кажутся. Они мягкие.
Она нежно провела рукой по его лбу, по вискам. Маркус застыл, он не желал наслаждаться ее прикосновениями. Он вообще ничего не хотел.
– Ты ведь знаешь, – проговорила она, – пока мы росли, я всегда пряталась, когда ты появлялся.
Ласковые пальцы перебирали его волосы.
– Я тебя боялась.
– Я никогда бы тебя не обидел, – хрипло сказал он.
– Меня пугало не это. – Взгляд Кэтрин стал рассеянным, но пальцы, касающиеся лица и ласкающие его, ни на минуту не останавливались, даря такое наслаждение, что Маркусу хотелось закрыть глаза. Однако он хотел видеть ее, когда она сообщит ему новости. Он был уверен, что Кэтрин не изменит себе, она будет добра к нему, а он запомнит, какими были ее лицо и голос в тот день, когда она разбила его сердце на тысячу кусочков.
– Я боялась тех чувств, которые испытывала в твоем присутствии. – Ее пальцы гладили подбородок Маркуса, немного облегчая его боль.
Он судорожно сглотнул:
– И какие чувства тебя терзали?
Кэтрин свела брови и посмотрела в сторону. Ее пальцы приостановились, и Маркус ощутил разочарование.
– Волнение. Тревога. Казалось, что под моей кожей начинают бегать муравьи.
– Муравьи? Странное сравнение.
Глаза Кэтрин, нежные и внимательные, встретились с его глазами.
– И еще – тепло. – Она положила свою ладонь ему на плечо. – Сначала теплели щеки. – Кэтрин коснулась щетины на его щеках. – Потом жар поднимался к волосам. – Она погладила волосы Маркуса. – А потом вся моя голова становилась такой горячей, словно я слишком близко подошла к раскаленной печке. – Ее розовые губы сложились в мечтательную улыбку. – Вот таким ты был для меня, Маркус. Ярким, опасным… возбуждающим… огнем. – Их взгляды снова встретились, и сердце Маркуса дрогнуло. – И ничем иным.
Маркус собрал все свои силы. Сейчас она сообщит ему, что огонь погас. Он долго зачаровывал ее, но пламени больше нет. У Кэтрин – новая любовь. И другой мужчина воспламеняет ее сердце. Теперь ее страсть изливается на Девейна.
– А теперь все изменилось, – тихо и хрипловато проговорила она. – Теперь это пламя разгорелось во мне самой. Жаркое, всепоглощающее пламя. – Ее пальцы скользнули по воротнику Маркуса и легли ему на грудь, под рубашку. Он ощутил, как рука Кэтрин прижалась к тому месту, где билось его сердце. Казалось, оно лежит у нее на ладони. – И это пламя никогда не потухнет, – продолжала она. – Оно то горит ровным светом, то разгорается и сверкает. Оно всегда во мне.
Маркус недоуменно прищурился. Все это совершенно не походило на прощальную речь. Правда, он никогда не слышал подобных речей от Кэт, но ему всегда казалось, что прощание должно происходить несколько иным образом…
Ее рука ласково, успокоительно скользила по груди Маркуса, и он не знал, что теперь и думать.
– И, – ее губы приблизились к его рту, дразня его ароматным дыханием, – теперь для тебя пылают не только мои щеки.
Маркус ощутил робкий проблеск надежды. Но ведь Кэт отдала сердце Девейну. Он не желает возвращаться к тому, что прошло. Он ее не хочет. И никогда не захочет. Предательство ничем не искупить…
Кэт нежно коснулась его подбородка, затем шеи, потеребила мочку уха.
– Я уже не убегаю от тебя, будто испуганный кролик, – прошептала она, и ее дыхание защекотала его шею. – Я хочу тебя и не стесняюсь этого, Маркус. Я больше не боюсь тех чувств, которые ты во мне пробуждаешь.
Внезапно Маркус ощутил искру надежды и, сам того не желая, произнес:
– Но Девейн…
– Мне не нужен Прескотт. – Она на мгновение прикусила нижнюю губу острыми зубками и прошептала: – Я хочу гореть в твоем огне.
Лед, сковавший сердце Маркуса, треснул.
– Но я видел, как ты…
– У меня нет никого, кроме тебя, Маркус. Для меня ты – единственный в мире мужчина, и никто не займет твое место.
Боль, стиснувшая его грудь, ослабла, и он начал свободно дышать. О, как он хотел ей поверить!
– Я никогда не предам тебя, Маркус. – Кэтрин прижалась к его лицу своей нежной щекой. – И никто до сих пор не прикоснулся ко мне. Я всегда ждала только тебя.
Маркус почувствовал как желание накрывает его с головой.
Губы Кэтрин притягивали его – полураскрытые, влажные, влекущие. И Маркус приник к ним со страстью, порожденной отчаянием: «Я больше не одинокий волк», – мелькнуло у него в голове. – У меня есть подруга». Ощущая касания ее игривого, искушающего язычка, он тянулся к ней, как пчела к сладчайшему нектару. Пальцы Кэтрин, теплые и возбуждающие, скользили по его груди. Она была весной, которая растопила лед, копившийся в нем годами. Она подарила ему надежду, когда он считал, что для него уже все потеряно.
Немного отстранившись, Кэтрин обвила руками шею Маркуса и вновь прижалась к нему.
– Хорошо, что ты вернулся ко мне, Маркус, – бормотала она. – Я так рада, что ты дома.
Маркус размышлял о том, что произошло. О вреде, который он был вынужден нанести. О человеке, которого ему пришлось убить. Дело было даже не в том, что Ренфру не заслуживал смерти, просто зло, совершенное этим человеком, каким-то образом коснулось и Маркуса, окрасив его душу в черный цвет.
По пути домой, во время длинных перегонов, у Маркуса было достаточно времени, чтобы воскресить в своей памяти лики прошлого и понять, что его деяния были темны, как ночь.
Пожалуй, он становится слишком старым для подобных заданий. Больше всего на свете Маркусу хотелось сейчас увидеть Кэт. Ее нежность изливалась на его душу целительным бальзамом. Благодаря ей он обретал новое, свободное дыхание.
Солнечные лучи залили светом зеленую лужайку, раскинувшуюся перед рядом деревьев, которые окружали приют. «Кэт вот-вот проснется, быть может, она уже поднялась», – подумал Маркус, спешиваясь.
Из сарая вышел конюх Тимми.
– Проклятье, я похож на торговца тряпьем в день распродажи, – пробормотал он. Его соломенного цвета шевелюру украшала пыльная коричневая шапка, постоянно сползающая ему на глаза.
Маркус передал ему вожжи:
– Дайте Полли двойную порцию овса. И хорошенько ее вычешите. Она сослужила мне добрую службу.
– Рад, что вы наконец-то вернулись, майор, – в голосе Тимми звучало явное удовлетворение, хотя его тощие плечи горбились, а подбородок упрямо торчал вперед, словно парень намеревался с кем-то свести счеты. – Хотел бы увидеть, какое лицо будет у Девейна, когда вы появитесь.
Маркус замер на месте.
Тимми повел лошадь в стойло.
Маркус вошел следом и сощурился, привыкая к полумраку. Когда он вдыхал запах сена и навоза, его неизменно охватывало ощущение покоя и уюта, но сейчас он не почувствовал ничего, кроме внезапной тошноты в пустом желудке.
– О чем, черт побери, вы толкуете, Тимми?
Тимми хмыкнул и потащил ведро к стойлу Полли.
– Если хотите знать, все это нехорошо.
– Что именно нехорошо? – переспросил Маркус, теряя терпение. Парню лучше сейчас же перестать ломать комедию и обо всем ему рассказать. Пытаясь успокоиться, Маркус оглядел лошадей, которые стояли в стойлах. Его отец страстно увлекался коневодством и нередко обращался к жертвователям с просьбой пополнить конюшню Андерсен-холла. И хотя благовоспитанное общество, скорее всего, не сочло бы ни одну из местных обитательниц образцовым представителем породы, скромная конюшня приюта казалась вполне приличной.
– Нехорошо, когда женщина уносится куда-то на коне посреди ночи, – заявил Тимми, неотрывно глядя на щетку, которой он водил по лошадиному боку.
Сердце Маркуса дрогнуло.
– Какая женщина? – осведомился он, уже прекрасно зная ответ.
Упорно глядя в сторону, парень сосредоточенно вычесывал лошадиный бок.
– Мисс Миллер. – Темп расчесывания ускорился, и Тимми раскраснелся. – И я готов поспорить на лучшее седло – это проделки Девейна.
Маркуса охватил бешеный приступ ревности. Он стиснул зубы.
– Прескотта Девейна?
– Ну да. Этот субчик считает, что нам до него далеко. Он весь такой из себя, со своими новомодными сюртуками…
Стараясь говорить спокойно, Маркус перебил:
– С мисс Миллер ничего не стряслось?
– Мисс Миллер совсем потеряла голову. Она переоделась в мужскую одежду…
– В одежду Девейна? – тревога Маркуса все усиливалась. – Какого черта он здесь делает?
– Ничего хорошего, уж поверьте мне! – провозгласил Тимми, яростно набрасываясь со щеткой на лошадиную холку. Кобыла отпрянула назад, но конюх похлопал ее по шее, и она расслабилась. Вычесывание возобновилось. – Тело директора еще не остыло, а Девейн уже влез в его постель. В постель директора Данна! Боже, храни нас грешных!
Маркус вспыхнул от гнева, словно охапка хвороста:
– Прескотт Девейн поселился в отцовской комнате?
– Они считают его героем, но нас-то не проведешь. – Тимми кружил вокруг кобылы, размахивая щеткой. – Когда мужчина ведет себя галанно, девчонки слишком много о себе воображают.
– Вы хотите сказать – галантно?
– Ну да. – Конюх сплюнул на сено. – Хотя, если честно, я был о мисс Миллер лучшего мнения. – Бросив щетку в ведро, Тимми взялся за гребень. – Могу поклясться, что он нарочно корчит из себя раненого. Еще один старый трюк. Ребячьи уловки. Играет на чувствах! Возьмите хорошую женщину вроде мисс Миллер: с одной стороны – героические поступки, с другой – детские хитрости, и она пропала.
Сердце Маркуса билось в груди так сильно, что он ощутил боль. Кровь стучала в его висках. Молодой человек не помнил, как вышел из конюшни и добрался до здания приюта. Внезапно он обнаружил, что стоит у двери отцовской комнаты, обшитой деревянными панелями. У той самой двери, на которой нарисовал когда-то белую банку.
– О Боже, у тебя волшебные руки. – Это был голос Девейна. – Я никогда не думал, что такая мелочь может причинить столько беспокойства.
Перед глазами Маркуса замелькали круги. Он рывком распахнул дверь, и она с грохотом ударилась о стену. Кэт обернулась, ее глаза округлились от удивления:
– Маркус!
Она стояла возле постели, на краешке которой восседал Прескотт Девейн. Постель была не заправлена. Одежда Девейна валялась на полу.
– Эй! – окликнул Девейн, будто Маркус нарушил границу.
Взгляд Маркуса упал на кальсоны Прескотта, которые едва прикрывали его икры. Вид голых ног соперника стал последней каплей, переполнившей чашу терпения Маркуса. Ринувшись к Девейну, он схватил мерзавца за плечи, приподнял и швырнул на пол.
Девейн упал, выставив вперед забинтованные руки, и взвыл, как раненая собака. Затем он откатился в сторону, куда быстрее, чем можно было ожидать от человека с каким-либо недугом.
Схватив Маркуса за руку, Кэт закричала:
– Маркус, прекрати!
«Она пытается защитить этого подонка», – внутри Маркуса что-то оборвалось. Утратив контроль над собой, он оттолкнул ее в сторону. Кэт отлетела прямо к кровати, но, слава богу, не ударилась об нее.
Палящая, нестерпимая боль сжигала сердце Маркуса. Его глаза горели, во рту появился привкус горечи. Если бы он не был таким крепким человеком, то, наверное, не вынес бы этих мук.
В комнату ворвался доктор Уиннер:
– Что, черт побери, здесь происходит?
За ним прибежала миссис Нейгел и тотчас же бросилась к Девейну.
– Что с тобой случилось? – Она обняла стонущего парня. – Ты что, не видишь – Прескотт ранен!
Кэт встала перед Девейном, закрыв его своей спиной.
– Отойди, – бросил Маркус.
Но вместо того чтобы повиноваться, Кэт кинулась вперед и, обхватив Маркуса за шею, повисла на нем, словно пытаясь остановить. Она была такой храброй, его маленькая львица. Впрочем, уже не его. Уже нет. Его предали. Снова.
– Остановись и посмотри на меня, Маркус, – молила Кэтрин приглушенным голосом, уткнувшись в его куртку. Девушка висела на его шее, почти не касаясь пола ногами. Она защищала своего любовника. Маркус замер, ощутив холод. Ужасный холод. Он перестал сопротивляться, он больше не мог – боль была слишком сильна.
– Посмотри на меня, Маркус, – привстав на цыпочки, Кэт обхватила его лицо ладонями, пытаясь заглянуть ему прямо в глаза.
– Пожалуйста. Посмотри на меня.
Эти сияющие серые глаза! Он так и не смог понять, какого они в точности цвета. Дымчатые? Нет. Штормовые? Холодные, ледяные, грозовые? Нет. Он прекрасно понимал, что, несмотря на свое вероломство, она никогда не была холодной, его огненная, страстная Кэт.
Нет, она никогда больше не будет ему принадлежать. Участь Маркуса – зима, темная одинокая, с мертвящим морозом, а Кэт – золотоволосая, благоуханная весна, которая дразнит его своей обманчивой близостью, но ни за что с ним не останется.
– Все в порядке, Маркус, – уговаривала она. – Я здесь.
Никакого порядка не было. И никогда не будет. Это невозможно. Маркус почувствовал, что холод равнодушия окутывает его словно саван. Что ж, вечный покой и бесчувствие лучше, чем эта… агония. Страдание изнуряло Маркуса, его колени дрожали. Но по военной привычке он только еще сильнее напряг мускулы и, игнорируя боль, занял оборонительную позицию.
– Что, черт побери, на него нашло? – спросил доктор Уиннер, пока они с миссис Нейгел помогали Девейну подняться.
– Почему ты набросился на бедного Девейна? – накинулась на молодого Данна миссис Нейгел.
«Они все против меня», – понял Маркус. Они и прежде были против него. Он одинок. Он – волк, ведь именно так его и назвал Там. Возможно, сержант прав. И Маркус обречен на скитания. Он умрет одиноким и разочарованным.
– Прескотт, ты можешь стоять? – спросила, глянув через плечо, Кэтрин.
– Да.
– Помогите ему выйти, – скомандовала она. – И закройте дверь.
– Но… – запротестовал Прескотт.
Миссис Нейгел нахмурилась:
– Но, Кэтрин…
– Пожалуйста, выйдите! Он меня не тронет.
– Ты уверена…
– Уйдите!
Троица с явным облегчением двинулась к двери, все еще кидая на Маркуса опасливые взгляды.
– Закройте дверь, – потребовала Кэтрин. Дверь захлопнулась с глухим стуком.
Сердце Кэтрин бьется вплотную к его груди, осознал Маркус. Быстрое, горячее. Но ему не суждено одолеть сковавший его холод. Кажется, он уже никогда не согреется.
Медленно разомкнув руки, Кэт выпустила его из объятий. Обеспокоенно поглядывая на него и ни на секунду не отворачиваясь, она отступила. «Неужели она думает, что после всего пережитого, я способен намеренно причинить ей вред?»
Подойдя к креслу, Кэт наклонилась и взяла скамейку для ног, после чего подошла к молодому человеку и поставила скамеечку вплотную к нему. Она была так близко, что Маркус с трудом подавил желание коснуться ее золотистых волос, вместо этого он сжал руку в кулак.
Тем временем Кэт встала на скамеечку, использовав ее вместо подставки. Ее прекрасные серые глаза оказались вровень с глазами Маркуса. Вздернутый нос почти коснулся его носа, нежные, розовые губы приблизились вплотную, и Маркус ощутил ее нежное дыхание. Ему вспомнилось то волшебное утро, которое они пережили совсем недавно. Его скованное льдом сердце дрогнуло.
Между бровями Кэтрин залегла складка, а губы озабоченно сжались. Она тяжело вздохнула, обдав его запахом мяты.
– Как Там? – спросила она, к немалому удивлению Маркуса. – С ним все в порядке?
– Ему придется прикладывать лед к своим ляжкам, – машинально ответил Маркус.
Губы Кэтрин дрогнули, а морщинка между ее бровями разгладилась.
– А кроме некоторых частей тела… как он в целом?
Маркус пожал плечами:
– С ним все хорошо.
– А что с Ренфру?
– Он мертв. – Сейчас Маркус тоже чувствовал себя мертвым. Кровь вытекла из него, оставив безжизненный труп.
– Он совершил серьезное преступление?
– Очень.
– Мне так жаль, Маркус. – Глаза Кэтрин стали печальными. Она ласково погладила его по щеке. – Наверное, это было ужасно. Ужасно, что тебе приходится всем этим заниматься.
В душе Маркуса против его воли что-то шевельнулось. Она все понимает. Внезапно ему захотелось прижаться щекой к ее ладони.
– А ты как? – мягко спросила она.
Маркус вздрогнул, удивляясь тому, что они все еще разговаривают.
– Так себе.
Покачав головой, Кэт вздохнула, а потом потянулась к Маркусу и убрала прядь волос, упавшую на его лоб. «Интересно, куда девалась его шапка?»
– Какие мягкие волосы, – прошептала она. – Когда я была маленькая, то часто гадала, такие ли они мягкие, как кажутся. Они мягкие.
Она нежно провела рукой по его лбу, по вискам. Маркус застыл, он не желал наслаждаться ее прикосновениями. Он вообще ничего не хотел.
– Ты ведь знаешь, – проговорила она, – пока мы росли, я всегда пряталась, когда ты появлялся.
Ласковые пальцы перебирали его волосы.
– Я тебя боялась.
– Я никогда бы тебя не обидел, – хрипло сказал он.
– Меня пугало не это. – Взгляд Кэтрин стал рассеянным, но пальцы, касающиеся лица и ласкающие его, ни на минуту не останавливались, даря такое наслаждение, что Маркусу хотелось закрыть глаза. Однако он хотел видеть ее, когда она сообщит ему новости. Он был уверен, что Кэтрин не изменит себе, она будет добра к нему, а он запомнит, какими были ее лицо и голос в тот день, когда она разбила его сердце на тысячу кусочков.
– Я боялась тех чувств, которые испытывала в твоем присутствии. – Ее пальцы гладили подбородок Маркуса, немного облегчая его боль.
Он судорожно сглотнул:
– И какие чувства тебя терзали?
Кэтрин свела брови и посмотрела в сторону. Ее пальцы приостановились, и Маркус ощутил разочарование.
– Волнение. Тревога. Казалось, что под моей кожей начинают бегать муравьи.
– Муравьи? Странное сравнение.
Глаза Кэтрин, нежные и внимательные, встретились с его глазами.
– И еще – тепло. – Она положила свою ладонь ему на плечо. – Сначала теплели щеки. – Кэтрин коснулась щетины на его щеках. – Потом жар поднимался к волосам. – Она погладила волосы Маркуса. – А потом вся моя голова становилась такой горячей, словно я слишком близко подошла к раскаленной печке. – Ее розовые губы сложились в мечтательную улыбку. – Вот таким ты был для меня, Маркус. Ярким, опасным… возбуждающим… огнем. – Их взгляды снова встретились, и сердце Маркуса дрогнуло. – И ничем иным.
Маркус собрал все свои силы. Сейчас она сообщит ему, что огонь погас. Он долго зачаровывал ее, но пламени больше нет. У Кэтрин – новая любовь. И другой мужчина воспламеняет ее сердце. Теперь ее страсть изливается на Девейна.
– А теперь все изменилось, – тихо и хрипловато проговорила она. – Теперь это пламя разгорелось во мне самой. Жаркое, всепоглощающее пламя. – Ее пальцы скользнули по воротнику Маркуса и легли ему на грудь, под рубашку. Он ощутил, как рука Кэтрин прижалась к тому месту, где билось его сердце. Казалось, оно лежит у нее на ладони. – И это пламя никогда не потухнет, – продолжала она. – Оно то горит ровным светом, то разгорается и сверкает. Оно всегда во мне.
Маркус недоуменно прищурился. Все это совершенно не походило на прощальную речь. Правда, он никогда не слышал подобных речей от Кэт, но ему всегда казалось, что прощание должно происходить несколько иным образом…
Ее рука ласково, успокоительно скользила по груди Маркуса, и он не знал, что теперь и думать.
– И, – ее губы приблизились к его рту, дразня его ароматным дыханием, – теперь для тебя пылают не только мои щеки.
Маркус ощутил робкий проблеск надежды. Но ведь Кэт отдала сердце Девейну. Он не желает возвращаться к тому, что прошло. Он ее не хочет. И никогда не захочет. Предательство ничем не искупить…
Кэт нежно коснулась его подбородка, затем шеи, потеребила мочку уха.
– Я уже не убегаю от тебя, будто испуганный кролик, – прошептала она, и ее дыхание защекотала его шею. – Я хочу тебя и не стесняюсь этого, Маркус. Я больше не боюсь тех чувств, которые ты во мне пробуждаешь.
Внезапно Маркус ощутил искру надежды и, сам того не желая, произнес:
– Но Девейн…
– Мне не нужен Прескотт. – Она на мгновение прикусила нижнюю губу острыми зубками и прошептала: – Я хочу гореть в твоем огне.
Лед, сковавший сердце Маркуса, треснул.
– Но я видел, как ты…
– У меня нет никого, кроме тебя, Маркус. Для меня ты – единственный в мире мужчина, и никто не займет твое место.
Боль, стиснувшая его грудь, ослабла, и он начал свободно дышать. О, как он хотел ей поверить!
– Я никогда не предам тебя, Маркус. – Кэтрин прижалась к его лицу своей нежной щекой. – И никто до сих пор не прикоснулся ко мне. Я всегда ждала только тебя.
Маркус почувствовал как желание накрывает его с головой.
Губы Кэтрин притягивали его – полураскрытые, влажные, влекущие. И Маркус приник к ним со страстью, порожденной отчаянием: «Я больше не одинокий волк», – мелькнуло у него в голове. – У меня есть подруга». Ощущая касания ее игривого, искушающего язычка, он тянулся к ней, как пчела к сладчайшему нектару. Пальцы Кэтрин, теплые и возбуждающие, скользили по его груди. Она была весной, которая растопила лед, копившийся в нем годами. Она подарила ему надежду, когда он считал, что для него уже все потеряно.
Немного отстранившись, Кэтрин обвила руками шею Маркуса и вновь прижалась к нему.
– Хорошо, что ты вернулся ко мне, Маркус, – бормотала она. – Я так рада, что ты дома.
Глава 34
– Я вхожу, – донеслось из-за двери. Она распахнулась, и на пороге появился доктор Уиннер. Его пухлый рот превратился в букву «о», а брови взлетели вверх, почти до самых редеющих волос.
Кэтрин попыталась высвободиться из объятий Маркуса, но он не отпустил ее, продолжая прижимать к себе. Она посмотрела на доктора из-за плеча Маркуса и прокашлялась.
– О, доктор Уиннер! – Ее щеки пылали, хотя она смутилась отнюдь не так сильно, как следовало бы. Ведь она, незамужняя женщина, целовала мужчину, который определенно не был ее мужем.
Последняя мысль отдалась в сердце Кэтрин болью, но она отбросила ее. Сегодня он принадлежит ей, и она не должна думать о завтрашнем дне.
– Мне нужна настойка опия для Эви. – Уиннер прошествовал мимо них и взял с ночного столика пузырек с лекарством.
Кэтрин точно знала: в соседней комнате имелись сразу три бутылочки со снотворным. Она воздала должное заботливости Уиннера, хотя и пожалела, что о Маркусе судят столь предвзято. Если бы им было известно, какие ужасы он пережил! Если бы они только поняли, сколько в нем на самом деле нежности!
– Эви? – переспросил Маркус. – С ней что-то случилось?
Доктор Уиннер махнул рукой.
– Расскажи ему, Кэтрин. – Он вышел из комнаты, аккуратно затворив за собой дверь.
В глубине синих глаз Маркуса сгустилась тревога:
– Так что же произошло с Эви?
Кэтрин вздохнула. Маркус вновь стал самим собой, и ей тоже нужно было возвращаться к реальности.
– Несчастный случай. Она играла в кухне, и огонь перекинулся на ее платье.
– Она сильно пострадала? – его голос сорвался.
Вспомнив пугающе багровые ожоги и крики Эви, Кэтрин содрогнулась.
– Доктор говорит, что выздоровление будет медленным, но в конце концов она полностью поправится. Все могло быть… – она покачала головой, – намного страшнее. Прескотт сбил пламя руками. Благодарение богу, на нем были перчатки.
Когда до Маркуса дошел смысл сказанного, его лицо вытянулось. Он отпустил Кэтрин и, ошеломленный, почти упал на кровать.
– Боже Всемогущий, а я швырнул его на пол! – Он застонал и спрятал лицо в ладонях.
Кэт ласково потрепала его черные волосы.
– Ты был не в себе…
– Мне очень неприятно тебя спрашивать об этом, но я должен знать, чем вы занимались, когда я вошел?
– Я массировала спину Прескотта. У него забинтованы руки, и он не может даже почесаться.
– О! – Маркус убрал от лица ладони. По его глазам было видно, как он себя презирает. Он потряс головой. – Я такой дурак. Мне нет прощения. Придется принести кучу извинений. – Он снова помотал головой. – Девейну. И Уиннеру. И, Боже мой, миссис Нейгел. Они считают меня чудовищем…
Кэтрин уселась рядом с ним.
– Маркус, а что ты подумал? – начала она, стараясь говорить как можно ровнее и спокойнее. – Почему ты набросился на Прескотта?
Он сжал ее руку в своих ладонях.
– Я думал, что ты бросила меня ради него. Когда я услышал, что он перебрался в комнату моего отца и спит в его постели…
– Кто тебе об этом сказал?
– Тимми.
Кэтрин передернуло.
– Этот парень обожает обливать людей грязью и смотреть, что потом будет!
– Он нес какую-то чушь про тебя и про одежду Девейна…
Щеки Кэтрин покраснели. Значит, Тимми успел заметить, что она вносила в приют сумку с драгоценностями, замотанную в мужскую одежду. Правда, это были вещи Джареда, а не Девейна.
Ей не хотелось упоминать о своих ночных приключениях. Маркус сейчас слишком возбужден, да и она еще не решила, стоит ли рассказывать ему абсолютно все, без утайки.
– Так, значит, ты не испытываешь к Девейну никаких чувств? – осведомился Маркус с плохо скрываемым волнением.
Кэтрин замялась.
– Прескотт мне очень дорог, но он и я… – она тряхнула головой, – мы не подходим друг другу.
Прекрасно понимая, что он может сейчас все испортить, Маркус, собравшись с духом, заговорил о том, что его волновало:
– Я думаю, что он любит тебя.
Кэтрин погрузилась в долгие размышления.
– Нет, это не так. Мы… просто товарищи. – Она пожала плечами. – Пойми меня правильно, я люблю его, но нам лучше оставаться друзьями.
– Мне нужно перекинуться с тобой парой слов, Кэт, когда ты выйдешь, – прозвучал за дверью требовательный голос Прескотта.
Очевидно, Уиннер сообщил ему, что она целовала Маркуса. Почему-то девушка вдруг почувствовала себя виноватой. «Пусть Прескотт и не испытывает ко мне безумной любви, – поняла Кэт, – но он симпатизировал мне и, так или иначе, будет сильно уязвлен».
Маркус посмотрел на дверь.
– Ты по-прежнему уверена, что он тебя не любит?
– Он просто беспокоится обо мне. Мы переживаем друг за друга. – Откинув прядь его иссиня-черных волос, она поцеловала Маркуса в щеку, с удовольствием ощутив аромат сандалового дерева. Вздохнув, она поднялась. Жаль, что их примирение прервали так быстро.
Маркус тоже встал.
– Я должен принести ему свои извинения и поблагодарить за Эви и за заботу о тебе… Он хороший парень.
Кэтрин попыталась высвободиться из объятий Маркуса, но он не отпустил ее, продолжая прижимать к себе. Она посмотрела на доктора из-за плеча Маркуса и прокашлялась.
– О, доктор Уиннер! – Ее щеки пылали, хотя она смутилась отнюдь не так сильно, как следовало бы. Ведь она, незамужняя женщина, целовала мужчину, который определенно не был ее мужем.
Последняя мысль отдалась в сердце Кэтрин болью, но она отбросила ее. Сегодня он принадлежит ей, и она не должна думать о завтрашнем дне.
– Мне нужна настойка опия для Эви. – Уиннер прошествовал мимо них и взял с ночного столика пузырек с лекарством.
Кэтрин точно знала: в соседней комнате имелись сразу три бутылочки со снотворным. Она воздала должное заботливости Уиннера, хотя и пожалела, что о Маркусе судят столь предвзято. Если бы им было известно, какие ужасы он пережил! Если бы они только поняли, сколько в нем на самом деле нежности!
– Эви? – переспросил Маркус. – С ней что-то случилось?
Доктор Уиннер махнул рукой.
– Расскажи ему, Кэтрин. – Он вышел из комнаты, аккуратно затворив за собой дверь.
В глубине синих глаз Маркуса сгустилась тревога:
– Так что же произошло с Эви?
Кэтрин вздохнула. Маркус вновь стал самим собой, и ей тоже нужно было возвращаться к реальности.
– Несчастный случай. Она играла в кухне, и огонь перекинулся на ее платье.
– Она сильно пострадала? – его голос сорвался.
Вспомнив пугающе багровые ожоги и крики Эви, Кэтрин содрогнулась.
– Доктор говорит, что выздоровление будет медленным, но в конце концов она полностью поправится. Все могло быть… – она покачала головой, – намного страшнее. Прескотт сбил пламя руками. Благодарение богу, на нем были перчатки.
Когда до Маркуса дошел смысл сказанного, его лицо вытянулось. Он отпустил Кэтрин и, ошеломленный, почти упал на кровать.
– Боже Всемогущий, а я швырнул его на пол! – Он застонал и спрятал лицо в ладонях.
Кэт ласково потрепала его черные волосы.
– Ты был не в себе…
– Мне очень неприятно тебя спрашивать об этом, но я должен знать, чем вы занимались, когда я вошел?
– Я массировала спину Прескотта. У него забинтованы руки, и он не может даже почесаться.
– О! – Маркус убрал от лица ладони. По его глазам было видно, как он себя презирает. Он потряс головой. – Я такой дурак. Мне нет прощения. Придется принести кучу извинений. – Он снова помотал головой. – Девейну. И Уиннеру. И, Боже мой, миссис Нейгел. Они считают меня чудовищем…
Кэтрин уселась рядом с ним.
– Маркус, а что ты подумал? – начала она, стараясь говорить как можно ровнее и спокойнее. – Почему ты набросился на Прескотта?
Он сжал ее руку в своих ладонях.
– Я думал, что ты бросила меня ради него. Когда я услышал, что он перебрался в комнату моего отца и спит в его постели…
– Кто тебе об этом сказал?
– Тимми.
Кэтрин передернуло.
– Этот парень обожает обливать людей грязью и смотреть, что потом будет!
– Он нес какую-то чушь про тебя и про одежду Девейна…
Щеки Кэтрин покраснели. Значит, Тимми успел заметить, что она вносила в приют сумку с драгоценностями, замотанную в мужскую одежду. Правда, это были вещи Джареда, а не Девейна.
Ей не хотелось упоминать о своих ночных приключениях. Маркус сейчас слишком возбужден, да и она еще не решила, стоит ли рассказывать ему абсолютно все, без утайки.
– Так, значит, ты не испытываешь к Девейну никаких чувств? – осведомился Маркус с плохо скрываемым волнением.
Кэтрин замялась.
– Прескотт мне очень дорог, но он и я… – она тряхнула головой, – мы не подходим друг другу.
Прекрасно понимая, что он может сейчас все испортить, Маркус, собравшись с духом, заговорил о том, что его волновало:
– Я думаю, что он любит тебя.
Кэтрин погрузилась в долгие размышления.
– Нет, это не так. Мы… просто товарищи. – Она пожала плечами. – Пойми меня правильно, я люблю его, но нам лучше оставаться друзьями.
– Мне нужно перекинуться с тобой парой слов, Кэт, когда ты выйдешь, – прозвучал за дверью требовательный голос Прескотта.
Очевидно, Уиннер сообщил ему, что она целовала Маркуса. Почему-то девушка вдруг почувствовала себя виноватой. «Пусть Прескотт и не испытывает ко мне безумной любви, – поняла Кэт, – но он симпатизировал мне и, так или иначе, будет сильно уязвлен».
Маркус посмотрел на дверь.
– Ты по-прежнему уверена, что он тебя не любит?
– Он просто беспокоится обо мне. Мы переживаем друг за друга. – Откинув прядь его иссиня-черных волос, она поцеловала Маркуса в щеку, с удовольствием ощутив аромат сандалового дерева. Вздохнув, она поднялась. Жаль, что их примирение прервали так быстро.
Маркус тоже встал.
– Я должен принести ему свои извинения и поблагодарить за Эви и за заботу о тебе… Он хороший парень.